Текст книги "Русская Атлантида
Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское в истории и русской государственности. Факты, мифы и размышления"

Автор книги: Геннадий Кудий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Польские и литовские источники поименно называют 611, а русские летописи – 370 пленных из числа знатных воевод, бояр и детей боярских, захваченных в войне 1514 года. Судьба остальных тысяч пленных, которые оказались в частных руках, в этих источниках не освещается, но указывается, что учет этих пленных не велся из-за большого их количества. Правда, следует иметь в виду, что рядовых пленных в те времена в концлагерях не содержали. В литовско-русских войнах они тогда рассматривались обычно как важный источник пополнения доходов пленивших их дворян или горожан. После боя уничтожались только немощные и опасные с точки зрения дальнейшего поведения пленные. Остальных угоняли и расселяли на новом месте почти наравне с собственными крестьянами, а ремесленников заставляли заниматься привычным для них делом, особо не выделяя из общей категории этого сословия. Разве что стать мастерами цехов им первоначально было сложнее.

В общем, гибель левофлангового конного отряда московской армии сомнений не вызывает, но вряд ли он состоял из 30 тысяч человек. Остальное московское войско, преимущественно конное, после удара польских латников, скорее всего, рассеялось, понеся потери. О тяжести поражения может свидетельствовать то, что из 11 больших воевод в плен попали 6 – Иван Челяднин, Михаил и Дмитрий Булгаковы, Иван Пронский, Дмитрий Китаев и мурза Сивиндук. 2 были убиты – Иван Тёмка-Ростовский и Андрей Оболенский-Пенинский, и только 3 спаслись – Григорий Челядин-Давыдов, Никита Оболенский и Андрей Булгаков-Голица.

Остатки московского войска после Оршанской битвы бежали к Смоленску, а польско-литовская армия начала возвращение ранее захваченных московитами городов и территорий – Друцка, Дубровны, Кричева, Мстиславля и других. Получив от смоленского епископа известие о намерении горожан сдать Смоленск, гетман Острожский подошел к городу с 6-тысячным корпусом. Однако московские воеводы, оставленные для обороны города, схватили планировавших сдачу горожан и повесили их на городских стенах вместе с подарками Василия III по случаю сдачи ему города еще до подхода корпуса Острожского. Пролитовских доброжелателей в городе более не существовало, а его оборона была организована грамотно. Возвратить город под власть великого литовского князя не удалось.

Оршанская битва имела несомненный тактический успех для Великого княжества Литовского, однако в стратегическом плане ее значение было ограниченным. Смоленск вернуть не удалось, а Василий III перешел к обороне только на несколько месяцев. 28 января 1515 года псковский наместник Сабуров молниеносным набегом захватил Рославль. Князья Горбатый и Курбский неудачно ходили к Мстиславлю, а Годунов к Белой и Витебску. Весной 1515 года московские войска сожгли Браслов и Друю. В ответ отряды ВКЛ во главе с киевскими воеводами А. Немировичем и Е. Дашкевичем при поддержке крымских татар разорили Северскую землю. В том же году московские воеводы совершили рейд к Витебску и Полоцку, но у последнего их войска были разбиты. Чуть позже Гоштольд совершил успешный набег на Великие Луки. В 1516 году войска ВКЛ предприняли неудачный поход на Гомель, а в 1517 году Острожский из Полоцка совершил поход на Псков, Опочку, Воронеч, Красный и Велью, но и этот рейд был отбит.

Боевые действия возобновились в 1518–1520 годах рейдами московских отрядов в окрестности Вильно, Витебска, Минска, Слуцка и Могилева, но уже в 1521 году у каждого из противников появились другие внешнеполитические проблемы: Великое княжество Литовское и Русское вступило в войну с Ливонским орденом, а Великое княжество Московское подверглось массированным набегам крымских татар. В этих условиях стороны пошли на переговоры и 14 сентября 1522 года подписали в Москве перемирие на пять лет, по которому смоленские земли оставались за Великим княжеством Московским, но оно отказывалось от притязаний к ВКЛ на Киев, Полоцк и Витебск, а также от своего требования о возвращении пленных.

Литовское посольство в Москве.

При очевидных военных успехах армии Великого княжества Литовского основная цель кампании – возвращение Смоленска – не была достигнута. Этот город вместе с рядом других территорий (всего 23 кв. км) остался в составе Московского государства. В то же время дипломатия Ягеллонов сумела разрушить созданный Василием III союз с императором Священной Римской империи Максимилианом I Габсбургом и Ливонской конфедерацией. В 1515 году на Венском конгрессе Ягеллоны и Габсбурги пришли к полному согласию, а Ливонская конфедерация попала под влияние Великого княжества Литовского. Главное же было в том, что в Европе начал складываться негативный образ Московского государства. Это важнейший стратегический итог сражения под Оршей.

Вместе с тем надо признать, что и сегодня победа под Оршей активно используется в целях антироссийской пропаганды рядом политических деятелей в Беларуси, Польше и Литве, так как она является крупнейшей из всех побед над войсками Московского государства в ходе всех московско-литовских войн. Также существует мнение, что в этой битве впервые использовался бело-красно-белый флаг – национальное знамя Беларуси времен БНР и первых лет независимости после распада СССР. Трудно оспорить и тот факт, что победа под Оршей на несколько десятилетий приостановила московскую экспансию на литовско-русские земли, а некоторым образом даже предопределила итоги пятой московско-литовской войны 1534–1537 годов (Стародубской).

Стародубская война 1534–1537 годов

Великий князь Московский и всея Руси Василий III скончался 3 декабря 1533 года. Последней его волей была передача престола сыну, а «жене Олене» с боярским советом умирающий приказал «держать государство под сыном» до его возмужания. Вопрос состоял лишь в том, что его сыну, будущему первому русскому царю Иоанну (Ивану) IV Грозному, тогда шел всего четвертый год. То есть опасность очередной престолонаследной смуты сохранялась большая, хотя всего через 8 дней после смерти Василия III бояре сумели избавиться от другого основного претендента на трон – князя Юрия Дмитровского.

Первый двадцатилетний брак Василия III с Соломонией Сабуровой, выбранной из полутора тысяч дворянских и боярских дочерей-невест, был бесплоден. Винить в этом только Соломонию нет достаточных оснований. Известный оппонент Ивана Грозного князь Андрей Курбский писал, что Василий III долго искал знахарок и колдунов, которые помогли бы ему приобрести мужскую силу. В конце концов, великому князю с помощью митрополита Даниила и покорной части духовенства удалось спровадить законную жену в монастырь против ее воли и жениться на юной обворожительной княжне Елене Васильевне Глинской, дочери князя Василия Львовича из литовского рода Глинских и его жены Анны Якшич. Этот союз не сулил князю никаких выгод, но Елена умела нравиться. Василий был столь увлечен молодой женой, что не побоялся нарушить обычай старины, «возложив братву на браду» – (то есть бреясь). Через четыре года после свадьбы, 25 августа 1530 года, в селе Коломенском под Москвой у Елены и Василия родился наследник, будущий царь всея Руси Иван IV.

По легенде, Глинские происходили от татарского хана Мамая, дети которого бежали в Великое княжество Литовское и получили в удел город Глинск, отчего и стали называться Глинскими. Документально князья Глинские впервые упоминаются в 1437 году. Князь Михаил Глинский, дядя Елены, был дипломированным врачом и рыцарем Священной Римской империи. Одно время он даже участвовал в управлении делами Великого княжества Литовского и поднял там мятеж. Мятеж подавили, а Глинским пришлось бежать. Так красавица Елена оказалась в Московском государстве.

Опекунский совет управлял страной меньше года, после чего его власть начала рушиться. 3 августа 1534 года князь Семён Бельский и опытный военачальник окольничий Иван Ляцкий оставили Серпухов и отъехали на службу к литовскому князю. За недовольство фаворитом Елены Глинской Овчиной-Телепневым-Оболенским 5 августа был арестован дядя и опекун малолетнего Ивана – Михаил Глинский, вскоре умерший в тюрьме. Были также схвачены брат Семёна Бельского Иван и князь Иван Воротынский с детьми. В этом же месяце арестовали еще одного члена опекунского совета – Михаила Воронцова. Тем самым Елена Глинская фактически совершила государственный переворот, отстранила от власти назначенных последней волей ее мужа опекунов (регентов) и сделалась правительницей Великого княжества Московского, став второй после великой княгини Ольги женщиной – правительницей русского государства.

Чуть раньше определенные властные перестановки произошли и в Великом княжестве Литовском. 18 октября 1529 года его великим князем был избран последний из Ягеллонов малолетний Жигимонд II Август, ставший в 1548 году также королем Польши под именем Сигизмунд II, а в 1569 году и главой федеративного государства Речь Посполитая. До 1548 года Польшей и ВКЛ правил Сигизмунд I Старый.

75. Елена Глинская (1508–1538).

Сигизмунд II Август (1520–1572).

Будучи не только очень красивой, но не менее умной, талантливой, энергичной и деятельной женщиной, за пять лет своего регентства Елена Глинская успела сделать для Московского государства столько, сколько не каждый мужчина-правитель успевает свершить за десятилетия. Попутно ей удалось раскрыть несколько боярских заговоров против себя и на некоторое время удержать власть в своих руках, хотя это и потребовало от нее неоднократного пренебрежения нравственными нормами.

Подобно княгине Ольге, основавшей в X веке немало поселений, Елена Глинская отдала приказ о построении городов на границе с ВКЛ, о восстановлении Устюга и Ярославля, а в Москве по ее указанию строитель Петр Малый Фрязин в 1535 году начал строительство Китайгородской стены и других укреплений. Глинская попыталась изменить систему местного управления, что предвосхитило будущие реформы Ивана IV. Однако важнейшим деянием ее регентства стала денежная реформа, начавшаяся в том же 1535 году. На территории Московской Руси фактически была введена единая валюта – серебряная монета весом 0,68 г и ее одна четвертая часть – полушка, что стало очень весомым шагом в деле стабилизации финансов и экономики страны. По всему Московскому государству стали чеканить деньги с изображением всадника с копьем, отчего новые монеты назвали «копейками». В богатую Московию потянулись эмигранты из других стран; только из ВКЛ, например, выехало порядка 300 семей.

Правительство Елены Глинской беспрерывно вело запутанные интриги международного характера, пытаясь одержать верх в соперничестве с казанскими и крымскими ханами, которые еще полвека назад чувствовали себя господами на русских землях. Елена Васильевна сама вела переговоры и по совету с верными боярами принимала решения. В 1537 году, благодаря ее дальновидным замыслам, Московское государство заключило договор со Швецией о свободной торговле и благожелательном нейтралитете. В общем, перед Еленой Глинской открывались широкие перспективы. Она была молода, честолюбива, полна замыслов… но вместе с тем как женщина не московских, а скорее европейских нравов и воспитания не пользовалась симпатией ни у бояр, ни у народа. 4 апреля 1538 года Елена Глинская скоропостижно скончалась. Многие современники полагали, что ее отравили князья Шуйские. Данные исследования останков Елены Васильевны указывают, что предположительной причиной смерти было отравление ядом (ртутью), но проверенных данных об этом нет, и факт отравления сегодня не признан историками как бесспорный. Елену Глинскую похоронили в Вознесенском женском монастыре Кремля. Реконструкция внешности правительницы, проведенная в советское время, высветила ее прибалтийский типаж. Лицо княгини отличалось мягкими чертами. Она была довольно высокого для женщин того времени роста – около 165 см и гармонично сложена. В захоронении сохранились остатки волос Елены Глинской – рыжего, как красная медь, цвета.

Одним словом, начав в 1534 году пятую (Стародубскую) литовско-московскую войну, правящие круги ВКЛ обманулись в своих расчетах на внутренние смуты и бессилие Московского государства, руководимого женщиной. Войну Великое княжество Литовское не проиграло, но и выигрыш был незначителен. Это была, в общем-то, короткая и не самая интенсивная по накалу боевых действий война между двумя великими княжествами, но даже на ее примере видно, каким страданиям и разорениям подвергалось «дружественное» православное население обоих государств.

Решение о начале войны литовский сейм принял в феврале 1534 года, после чего Сигизмунд I потребовал от Москвы вернуться к границам, установленным Вечным миром 1508 года, но его ультиматум отвергли. Военные действия начались в августе того же года, когда войска ВКЛ (А. Немирович) развернули наступление на Северщину. В сентябре, после первой неудачной атаки на Стародуб, они разбили московские рати под Радогощем и захватили город, но не смогли взять Почеп и Чернигов. Другая армия ВКЛ (И. Вишневецкий) в середине сентября осадила Смоленск, но успеха не имела, а приближение московских войск вынудило ее отойти к Могилеву.

Воспользовавшись роспуском 1 октября 1534 года ополчения ВКЛ, московские воеводы Д.С. Воронцов и Д.Ф. Череда-Палецкий совершили опустошительный набег на территорию княжества, дойдя до Долгинова и Витебска. Еще больший ущерб землям ВКЛ нанесло наступление московских ратей под Смоленском (М.В. Горбатый, Кислый), Опочкой (Б.И. Горбатый) и Стародубом (Ф.В. Овчина-Телепнев) в начале февраля 1535 года. Трудности с набором армии заставили литвинов обратиться за помощью к полякам, которые отправили на помощь ВКЛ воинские отряды под командованием Я. Тарновского.

Стремясь предупредить польско-литовское наступление на западном направлении, московские воеводы осадили Мстиславль, но взять его не смогли. На северо-западном театре военных действий в районе озера Себеж тем временем была построена крепость Ивангород (будущий Себеж), но Сигизмунд I в июле 1535 года нанес удар не там, а на юго-западе. 16 июля литовско-польские войска взяли Гомель, а 30 июля осадили Стародуб. Из-за набега крымских татар на Рязанщину (август 1535 года) московское командование не имело возможности оказать помощь крепости, и Стародуб был взят штурмом с использованием мин, которые в русско-литовских войнах использовались впервые. Минными работами под стенами города руководил «Ербурд с товарыщи». Произведенный 29 августа взрыв разрушил 4 прясла стены и стрельницу, что послужило сигналом к началу штурма. Защитники крепости упорно сопротивлялись, а московский наместник князь Ф.В. Овчина-Оболенский дважды выбивал «литву» и жолнеров из города, но во второй раз они «утесниша его к телегам» взяли в плен. Стародуб горел; хотя кое-где защитники еще продолжали борьбу. В конечном счете город был уничтожен до основания, а победители взяли большой «полон». Летописцы рисуют ужасающую сцену устроенной там резни: «Подсадных людей и пищальников и чернь сажали улицами да обнажали да секли». Согласно Евреиновской летописи, пленных детей боярских казнили целый день, «и много трупов мертвых… лежаше до тысечи». Один из польских сановников писал в декабре 1535 года советнику императора К. Шепперу, что перед шатром Тарновского было казнено 1400 «бояр».

От разоренного Стародуба литовско-польская армия двинулась к Почепу, жители которого еще до ее-приближения сожгли свой город и бежали к Брянску, так же поступили и белевские князья со своим городом. Армия ВКЛ заняла Почеп и Радогощ. По существу вся Северщина оказалась в ее руках, но удержать завоеванные земли литвины не смогли. Король тщетно требовал от панов-рады позаботиться о восстановлении укреплений Стародуба, Почепа и Радогоща, пока армия находилась в Северской земле. Сделано это не было, а польские наемники вскоре заявили об окончании срока найма (для его продления денег в казне не было) и отправились домой, делая по пути «остановки» в господарских владениях Литовско-Русского княжества. Вслед за ними отступило и собственное войско ВКЛ, которое тоже было распущено. Лишь в пограничных крепостях Великого княжества Литовского (Полоцке, Орше, Рогачеве и др.) были оставлены на зиму отряды наемников – всего, по некоторым данным, 3 тысячи человек. Единственным приобретением ВКЛ в этой кампании, которое удалось сохранить, был Гомель.

Потеряв надежду на достижение решительного перелома в войне, в сентябре 1535 года Сигизмунд I начал переговоры с Москвой. С февраля 1536 года дипломатическая переписка велась уже непосредственно между литовской радой и московскими боярами, хотя до окончания войны было еще далеко. В военных действиях наступила пауза – они теперь больше напоминали серию налетов и пограничных стычек. 27 февраля 1536 года киевский воевода А. Немирович и полоцкий воевода Я. Глебович, например, подступили с «великим нарядом» и 20-тысячным якобы войском к Себежу. Численность литовского отряда здесь сильно преувеличена. Ближе к истине следует считать данные, сообщенные в марте из Вильни прусскому князю Альбрехту, согласно которым на Себеж наступало примерно 1200 человек. Артиллерийский обстрел города не дал результата, а себежские воеводы И.М. Засекин и А.Ф. Тушин сделали вылазку и отбили набег.

В рамках укрепления западной границы Московского государства в январе 1536 года был построен земляной город Заволочье в Ржевском уезде, включая Покровскую церковь и другие гражданские строения. 10 апреля началось восстановление Стародуба. За три месяца были возведены земляные укрепления, церкви, оставлен гарнизон. 19 апреля было велено поставить город Велиж в Торопедком уезде, а в июле он уже был «докончен».

Столь активная градостроительная деятельность на восточных рубежах Великого княжества Московского потребовала от правительства ВКЛ принятия ответных мер. Они обсуждались на апрельском вальном сейме в Вильне, после чего появились «военные листы», подписанные Сигизмундом I 24 апреля 1536 года. Согласно им все подданные ВКЛ призывались на службу и должны были собраться на Друцких полях к Петрову дню (29 июня). За промедление король грозил лишением жизни и имения.

Тем временем новые московские крепости стали плацдармами для очередных походов в ВКЛ. Так, в июле 1536 года состоялся поход князя И.В. Горенского из Стародуба под Любеч, который «острог взял и посад пожег, спалил села и захватили „полон“ – настолько большой, что из-за него „под иные городы не пошли“ и вернулись „все целы и здравы“». Аналогичный поход предпринял из Велижа князь И.И. Барбашин: воеводы сожгли посад Витебска, повоевали села и с великим «пленом» «вышли… из Литовские земли все здравы». Весной 1536 года состоялся поход из Новгорода рати во главе с князем Б.И. Горбатым. Неясно, однако, куда он направлялся и был ли успешен.

В варшавском архиве Радзивиллов сохранилась «память» князю Михаилу Юрьевичу Оболенскому – подробная инструкция похода из Рославля на Кричев. Вместе с рославльским воеводой Григорием Григорьевичем Колычевым князь должен был подойти к Кричеву «на утреней зори безвестно» и попытаться взять острог, а если это не удастся, то идти «на Крычовские места на целые воевати, чтобы им как дал Бог тамошних мест гораздо повоевати». О финале этой истории говорится в корреспонденции, получаемой из Вильни Альбрехтом Прусским. В частности, в письме от 4 августа 1536 года упоминается о том, что под Кричевом было разбито 1300 человек «московитов», а 50 из них взято в плен, включая князей Оболенского, Колычева и некого третьего воеводу. Спустя 10 дней в одном из писем говорилось уже о 80 плененных «московитах». 28 августа Альбрехту сообщали, что в Вильню были доставлены воеводы Оболенский и Колычев «вместе с другими пленниками… захваченными у крепости Кричев». Наконец, в списке пленных, находившихся в Литве в октябре 1538 года, Петр и Григорий Колычевы называются в числе «новоприведенных з украиных замков», а у имени князя Михаила Оболенского стоит пометка: «пойман под Крычовом». Собственно этим и объясняется, почему данная из Москвы инструкция («память») Оболенскому оказалась в архиве Радзивиллов. Дело в том, что еще в июле 1536 года гетман Юрий Радзивилл с войском был отправлен к московским рубежам, поэтому пленные воеводы были доставлены именно к нему. Какова на этот раз была численность литовского войска, даже предположительно сказать трудно. Но вряд ли она была значительной.

Военные действия в 1536 г.

14 сентября 1536 года король Сигизмунд I писал, в частности, гетману Радзивиллу следующее: «Который поветы давно з домов своих на службу нашу приехали, тыи вжо далей трывати не могуть; а иншии без ведома твоее милости з войска прочь ся розъеждчають; а иншии теж послушеньства к твоей милости не мають». Другими словами, ополчение «поветов» литовских в этот год было собрано, но, видимо, в разное время. При этом дисциплина в войске была столь низкой, что даже гетман оказался бессилен против дезертирства, неповиновения и т. п. Войско ВКЛ не предпринимало серьезных наступательных операций, в основном ограничиваясь обороной своих рубежей. Правда, 27 сентября 1536 года литвины под командованием князя А. Немировича вновь пытались захватить Себеж, но были отбиты с большим уроном. Таким образом, от войны серьезно устали обе стороны, да и разорение театра военных действий, надо полагать, было велико. Кроме того, угроза нападения со стороны крымских и казанских татар мешала московским войскам перейти в общее наступление.

Еще 3 июля 1536 года в письме князю И.Ф. Овчине-Оболенскому Юрий Радзивилл от имени панов-рады предложил прекратить военные действия, на что в августе московское правительство ответило согласием. Активные боевые действия фактически прекратились. В августе в Москве побывал королевский посланник Н.Я. Техоновский, а 3 сентября к королю с обратной миссией выехал Т.К. Хлуденев. В начале сентября гетман Радзивилл испросил согласия короля на роспуск войска, но получил отказ, хотя уже в середине октября король сообщал, что гетман «водле росказанья нашого войско нашо… роспустил». Оставалось урегулировать конфликт дипломатическим путем.

Одним из главных камней преткновения был вопрос о месте проведения мирных переговоров: в Москве или Литве. Заботясь о престиже великого князя, бояре наотрез отказывались вести переговоры в Литве или на границе. Наконец, вернувшийся 11 ноября из Литвы Тимофей Хлуденев привез от короля ответ, из которого явствовало, что Сигизмунд для заключения мира шлет к великому князю «великих послов» – полоцкого воеводу Яна Глебовича, витебского воеводу Матвея Яновича и писаря Венцеслава. Полномочия послов на заключение «вечного мира» были зафиксированы в особой грамоте, которую король 17 октября 1536 года скрепил своей подписью и печатью.

«Великие послы» прибыли в Москву 12 января 1537 года, а через несколько дней начались переговоры. По традиции стороны начали их с «высоких речей» и взаимонеприемлемых требований: послы требовали уступки Новгорода и Пскова, предлагали заключить мир на условиях докончания Василия II с Казимиром (1449), а бояре «припоминали» Киев, Полоцк, Витебск, называя их вотчиной великих князей; за основу мирного договора они предлагали принять перемирную грамоту Василия III с Сигизмундом, о чем литовская сторона и слышать не хотела, и т. п. Когда после многих «спорных речей» выяснилось окончательно, что без отдачи Смоленска мира послы заключить не могут, встал вопрос о перемирии. Бояре в присутствии великого князя совещались: «пригоже ли с королем взяти перемирье на время?» – и решили заключить перемирие «для иных сторон недружних: Крым неведом… а казанские люди измену учинили», поэтому нужно «с королем перемирье взяти, на колко лет пригоже, чтоб с теми сторонами поуправитись».

Условия перемирия также вызвали долгие споры: послы требовали уступки северских городов (Стародуба, Почепа, Радогоща и др.) и новопостроенных московских крепостей – Заволочья, Себежа и Велижа, а бояре, не соглашаясь на это, настаивали в свою очередь на возвращении Гомеля и размене пленными. Наконец, 30 января стороны договорились о компромиссе: Гомель отходил к ВКЛ, а Себеж и Заволочье – к Москве (о Велиже речи не было, поскольку он был построен на московской территории). После этого еще две недели длился «торг» о волостях к Себежу и Заволочью; дело дошло даже до «отпуска» послов к королю ни с чем, но все же переговоры возобновились. 16 февраля боярин М.Ю. Захарьин «с товарищи» уладили с послами последние спорные вопросы; в тот же день началось составление перемирных грамот, а 18 февраля великий князь целовал на них крест и велел к одному экземпляру привесить свою печать. По условиям перемирия Гомельская волость возвращалась ВКЛ, но Себеж и Заволочье остались за Московским государством. В русско-литовских отношениях открылась мирная полоса.

Стародубская война завершила серию русско-литовских войн конца XV – первой трети XVI века. Вместе с тем в ней проявилось немало новых черт, заметно отличающих ее от предыдущих вооруженных конфликтов двух соседних держав. Во-первых, впервые за много лет инициатива начала войны принадлежала ВКЛ: это была попытка реванша, правда неудавшаяся. Московское государство же впервые отказалось от широких завоевательных планов: походы в ВКЛ зимой и летом 1535 года представляли собой своего рода карательные экспедиции, имевшие целью устрашить противника и побудить его прекратить войну. За исключением недолгой осады Мстиславля в 1535 году и неудачного набега на Кричев в 1536 году сколько-нибудь серьезных попыток захватить и удержать какие-либо города Великого княжества Литовского московскими воеводами вообще не предпринималось. Зато весьма эффективно решалась другая задача – укрепление западного рубежа путем строительства приграничных крепостей.

Во-вторых, хотя литвины по-прежнему считали вопрос о Смоленске главным препятствием для заключения прочного мира, война 1534–1537 годов отнюдь не стала очередным этапом борьбы за Смоленск: она выросла из пограничных конфликтов 20-х – начала 30-х годов, и тогда же определились районы будущих боевых действий: полоцкий рубеж и Северщина.

В-третьих, война выявила растущую слабость военной организации Великого княжества Литовского и усиление его зависимости в оборонной сфере от соседней Польши. Система земского ополчения ВКЛ пришла в упадок, его боеспособность резко снизилась, а для найма жолнеров катастрофически не хватало средств. По существу всеми успехами в летней кампании 1535 года литовцы были обязаны польским солдатам и их предводителю – гетману Яну Тарновскому. Но и эти успехи они не сумели закрепить; не удержали бы и Гомель, если бы местные бояре не перешли на сторону короля.

Военная организация Московского государства, основанная на поместной системе, наоборот, обнаружила в этой войне определенные преимущества перед литовской. Как в отношении дисциплины и единоначалия (руководство воеводами из Москвы подчас превращалось даже в мелочную опеку, как видно из процитированной выше инструкции князю М.Ю. Оболенскому перед походом на Кричев), так и в плане мобилизационных возможностей. Зимой 1535 года Москва выставила более чем стотысячное войско, что в 4–5 раз превышало максимальную в то время численность литовского ополчения. Однако это потребовало от Московского государства чрезвычайного напряжения сил: по словам участника зимнего похода В.И. Хрущева, «перед тым за князя великого Василья не бывало, абы люди владычни, манастырские сытничие и конюхи у войско ходили – теперь тым всим у войско пойти казано».

«Ничейный» исход войны также не должен заслонять тот факт, что она потребовала от обоих воюющих государств концентрации больших средств и сил, заняла центральное место во внешней политике Московскго государства и ВКЛ в те годы, отодвинув другие проблемы на второй план. Отношения с иными государствами (особенно с Крымом и Молдавией) были тесно увязаны с ходом московско-литовского вооруженного конфликта.

Наконец, следует подчеркнуть компромиссный характер перемирия 1537 года: впервые за полувековой период русско-литовских войн ни одна из противоборствующих сторон не приобрела решающих выгод. Соглашение 1537 года зафиксировало определенное равновесие: ВКЛ оказалось не в состоянии вернуть утраченные территории, а Москва временно прекратила попытки новых захватов принадлежавших Великому княжеству Литовскому славянских земель. Устойчивость этого равновесия была подтверждена впоследствии неоднократным продлением перемирия вплоть до начала Ливонской войны 1558–1583 годов, да и после нее литовско-московская граница, установленная в 1537 году, существенно не изменилась.