Текст книги "Русская Атлантида
Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское в истории и русской государственности. Факты, мифы и размышления"
Автор книги: Геннадий Кудий
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
На польско-литовском фронте ситуация тоже складывалась непросто. В войне со Швецией московское войско было ослаблено, а Речь Посполитая получила время, сумела собраться с силами и перейти в контрнаступление. Этот феномен, безусловно, требует отдельного исследования, так как, казалось бы, полностью разгромленная и разоренная страна за невероятно короткий срок не только сумела встать на ноги, но и отбросить своих грозных противников в лице Швеции и Московского царства почти на исходные позиции, Такое не бывает случайным, и объяснение здесь может быть только одно – жизненные силы шляхетской республики тогда еще оказались значительными. В немалой степени потому, что не только шведские войска в Польше, но и московские войска на православных землях ВКЛ чем дальше, тем больше вели себя как завоеватели. Вот почему присягнувшая на первых порах в верности московскому царю православная шляхта Великого княжества Литовского достаточно быстро дала обратный ход. А оснований для этого хватало. Кстати, не только в Беларуси, но и на Украине и в Литве также.
Ведь если беспристрастно посмотреть на «освободительный поход тишайшего» царя Алексея Михайловича против ВКЛ 1654–1667 годов, то придется признать, что таковым он не был. Многочисленные факты и цифры, приведенные немалым количеством белорусских, украинских, польских и некоторых российских историков, убедительно доказывают завоевательные цели этой войны и весьма печальные ее последствия для будущего белорусских и украинских земель. Так, белорусский этнос, например, в ходе названной войны понес чудовищные потери – более половины населения! Для ВКЛ бедствия того времени сравнимы с последствиями Тридцатилетней войны в Германии, опустошившей ее земли в середине XVII века. Проехавший по белорусскому Понемонью в конце 1655 года ковенский земский судья Стэфан Медекша писал, что тут везде «трупов на дорогах полно, деревни, местечки, избы сожжены, бедную хатку трудно найти целой».
Минский повет, согласно отчетам самих же московских воевод, уже в 1656 году был «весь пуст и выжжен», а крестьяне разбегались кто куда, чтобы не умереть с голоду. В Койданово (современный Дзержинск) в то время было «мещан и крестьян… только дымов со двести… и те все пограблены, разорены до остатку», а жители жаловались, что умирают от голода. Шкловский повет в 1658 году был настолько опустошен, а «села и деревни позжены», что войско царского воеводы Долгорукого, получившего приказ стоять на Шкловщине, вынуждено было отходить к Смоленску, чтобы хоть как-то прокормиться. Та же картина наблюдалась на Друйщине, где похозяйничали казаки, равно как почти во всей восточной и центральной Беларуси, населенной преимущественно православными, которых их «восточные братья-освободители» на практике повсеместно превращали в своих крепостных. Западным землям Беларуси и собственно литовским землям повезло немного больше, поскольку по целому ряду объективных и субъективных причин от «восточных братьев» они пострадали несколько меньше.
В общем, «защищало» войско московского царя своих единоверцев от гонений со стороны «латинян» и «униатов», как со времен оных утверждает официальная российская историография, своеобразно. Более того, именно православные крестьяне и мещане восточных земель ВКЛ первыми поднялись на борьбу с захватчиками. Во всех здешних поветах появились многочисленные партизанские отряды, нападавшие на гарнизоны царских войск и на казаков гетмана Хмельницкого, уничтожавшие фуражиров и обозы противника, перерезавшие важнейшие коммуникации. Их действия нередко поддерживало местное православное духовенство. Некоторое время «шиши» (так называли партизан ВКЛ в московских донесениях) являлись единственным противником оккупационных войск, поскольку армия Речи Посполитой была разбита, а позже вела борьбу на два фронта – с севера наступали шведы. Так, 18 ноября 1654 года отряд Якима Потапова, имевший в своем составе 15 шляхтичей и более 300 крестьян, отважился даже деблокировать осажденный Мстиславль. Таким образом, первые партизаны Речи Посполитой появились отнюдь не в Польше, равно как и воевали они не против шведов.
Казак-артиллерист.
Бой московских копейщиков с гусарами.
Позиция православной шляхты в Полоцкой, Витебской и Могилёвской землях была несколько иной. Изначально эти шляхтичи активно присягали православному царю, надеясь на его покровительство и защиту. Но когда и им стало ясно, что их новый московский сюзерен рассматривает восточные земли ВКЛ лишь в качестве дойной коровы, а его воеводы не считаются с шляхетскими правами, шляхта этих областей тоже отвернулась от новоявленного государя. Осенью 1658 года воевода Юрий Долгорукий писал царю: «Вся присяжная шляхта всех поветов изменили, и к ним, к гетманам Павлу Сапеге и Гонсевскому пристали и твоих ратных людей везде побивали, и в полон имали, и конские стада отгоняли».
Вскоре в Беларуси сложилась ситуация, когда московские войска и казаки относительно безопасно чувствовали себя лишь в крупных городах и замках со значительными гарнизонами, тогда как на остальной территории «хозяевами» были партизаны (прямо-таки аналог фашистской оккупации 1941–1944 гг.). Осенью 1658 года в северных и восточных землях ВКЛ партизанские отряды развернули полномасштабные боевые действия с московскими войсками. Карательные походы 1659-1660-х годов Лобанова-Ростовского (Мстиславль, Старый Быхов), А. Барятинского (Рославль) и Ивана Хованского (Брест) проводились с целью вернуть «под государеву руку» изменившие города. Нарушение крестоцелования и клятвы на Евангелии в те времена действительно было одним из самых тяжких грехов – тому, кто «великому государю крест целовал, а потом изменил», полагалась смертная казнь. И такие казни последовали. Наглядным примером может служить участь Бреста. После взятия города войсками Ивана Хованского его жители были почти полностью истреблены, а их тела брошены в ров без погребения, ибо «измена» (брестчане перебили московский гарнизон и отказались признать свою «вину») повлекла за собой не только беспощадное истребление горожан, но и презрительное отношение к их трупам, известное в этнографии как похороны «заложных покойников».
Подобные действия, однако, только подливали масла в огонь, и когда в контрнаступление перешли правительственные войска Великого княжества Литовского и Короны польской, то к ним сразу и в массовом порядке стали присоединяться бывшие партизаны. Например, ранним утром 1 февраля 1661 года могилевчане, которые всего лишь пять лет назад плечом к плечу с царскими ратниками обороняли свой город от войск Януша Радзивилла, теперь под руководством бурмистра Леонозича разгромили местный стрелецкий гарнизон, а пленных отправили в Варшаву. Это событие так потрясло царское правительство, что патриарх Никон предал всех могилевчан анафеме. Весной 1662 года на территории Речицкого повета к пяти королевским хоругвям присоединились шесть хоругвей «шишей и уездных мужиков». И таких примеров было множество. Другими словами, московские оккупационные войска в ВКЛ достаточно быстро столкнулись с сопротивлением, объединившим все слои общества (шляхту, крестьян, горожан) независимо от их конфессиональной принадлежности.
На Украине ситуация была иной, но тоже взрывоопасной для царских войск. Поскольку запорожское казачество формально оставалось в союзе с Москвой, то после заключения Гадячского договора это гарантировало конфликт гетмана Выговского с царем Алексеем Михайловичем. Оппозицию гетману в основном составили промосковски настроенная казацкая старшина и простые казаки с Левобережья Днепра. Летом 1659 года Выговский вместе с союзниками – татарами и поляками – разбил царскую конницу (7 тысяч сабель) в битве под Конотопом. Но среди запорожского казачества уже набирала силу Руина (гражданская война). Против Выговского вспыхивают восстания. К сентябрю 1659 года, то есть через два месяца после успешной для него Конотопской битвы, присягу русскому царю принесли казацкие полковники: киевский Иван Екимович, переяславский Тимофей Цецюра, черниговский Аникей Силин, – с казацкими полками и населением этих городов. Армия Трубецкого торжественно вошла в Нежин, где русскому царю присягнули мещане и казаки нежинского полка под командованием Василия Золотаренко. Выговский вынужден был сложить гетманские клейноды в пользу сына Богдана Хмельницкого Юрия. Гадячский договор так и остался на бумаге. Тем не менее, ввязавшись в войну со Швецией и поведя себя на оккупированных землях Беларуси и Украины очень жестко, Московское государство упустило шанс ускорить завершение войны с Речью Посполитой, которая продолжалась еще до 1667 года, а присоединение Беларуси и Правобережной Украины было отложено до второй половины XVIII столетия.
Кампания 1660 года стала началом неудачного для Московского царства развития событий в войне, хотя на западном направлении этот год начался большим успехом. Как уже отмечалось, завершая зимний поход 1659–1660 годов, армия князя И.А. Хованского 3 января внезапным штурмом захватила Брест. Московским войскам удалось вытеснить противника почти со всей территории Великого княжества Литовского, а сам Хованский с 20 марта занялся осадой Ляховичей – одной из последних крепостей, удерживаемых литвинами. После взятия Ляховичей и подхода подкреплений (полки С. Змеева и С. Хованского) он намеревался осуществить поход на Варшаву. Однако события повернулись иначе.
Стефан Чарнецкий в битве.
В феврале 1660 года умер король Карл X Густав, и уже в мае новое шведское правительство подписало в Оливе мир с Речью Посполитой. Согласно ему Польско-Литовское государство вышло из войны почти без территориальных потерь, оно лишь формально отказывалось от Лифляндии в пользу Швеции. Но этот мир сразу кардинально изменил соотношение сил на фронте борьбы против Московского государства, куда были направлены многочисленные и опытные польско-литовские резервы. В начале июня объединенная польско-литовская армия во главе со Стефаном Чарнецким и Павлом Сапегой перешла в контрнаступление, а уже 28 июня в битве на Полонке она нанесла сокрушительное поражение армиям И. Хованского и С. Змеева, которые фактически перестали существовать. После этого остальные московские войска, действовавшие на территории Великого княжества Литовского, перешли к обороне, засев в крупнейших крепостях (Вильня, Брест, Гродно, Ковно, Борисов).
Развивая успех, польско-литовская армия, усиленная присоединением жмудской дивизии под командованием Михала Паца и активно поддерживаемая местной шляхтой и населением, быстро заняла западную и центральную часть Великого княжества Литовского. Пытаясь остановить польско-литовское наступление, московское правительство направило в Литву новую армию под командованием Ю.А. Долгорукого. В ходе битвы на Басе, проходившей с 24 августа по 10 сентября 1660 года, ему удалось приостановить наступление противника. При этом попытка московских воевод нанести удар в тыл польско-литовских войск силами частично восстановленной армии И.А. Хованского привела к половинчатому результату – в сражении на Черее победу одержали московские войска, а у Толочина – польско-литовские части. В результате к концу года московская армия, да и то относительно, контролировала только восточную часть Великого княжества Литовского и ряд крепостей в других районах (Вильно, Гродно, Борисов).
На Украине ситуация складывалась не лучше. В сентябре 1660 года большое московское войско воеводы Василия Шереметева при поддержке казаков Юрия Хмельницкого предприняло очередное наступление на Львов, но оно не удалось, так как своим высокомерием и откровенным презрением к казакам Шереметев раздражал казацкую старшину и гетмана. Воевода самоуверенно заявлял, что с таким войском, какое дал ему царь, можно будет обратить в пепел всю Польшу, а самого короля доставить в Москву в оковах. Войско у него действительно было большим – 27 тысяч человек, да еще примерно 15 тысяч человек насчитывалось в 11 казачьих полках, подчинявшихся непосредственно Шереметеву. Но казаки уже не очень-то горели желанием проливать свою кровь вместе с «москалями», да и жалованье им платили обесценивавшимися на глазах московскими медными копейками, которые в следующем году стали причиной широко известного Медного бунта в Москве. Поэтому вскоре войско Шереметева было наголову разбито польско-крымскими силами в сражениях у Любара и Чуднова.
Разгром случился во многом потому, что поляки узнали о раздорах в неприятельском лагере и коронный гетман Станислав Потоцкий предложил Юрию Хмельницкому вернуться под власть короля.
Тот согласился, и 27 октября в Чудове между гетманом Украины и Польшей был заключен новый мирный договор, фактически повторявший Гадячский, но без упоминания Великого княжества Русского, что ограничивало автономию Украины в составе Речи Посполитой. Шереметев капитулировал на условиях вывода московских войск из Киева, Переяслава-Хмельницкого и Чернигова. Однако воевода Юрий Барятинский, возглавлявший оборону Киева, отказался выполнять условия капитуляции и оставлять город, сказав знаменитую фразу: «Я повинуюсь указам царского величества, а не Шереметева: много в Москве Шереметевых!» В Переяславе народ во главе с наказным гетманом Якимом Сомко – дядей Юрия Хмельницкого тоже поклялся «умирать за великого государя-царя, за церкви Божии и за веру православную, а городов малороссийских врагам не сдавать, против неприятелей стоять и ответ держать».
Польские войска штурмовать Киев не решились. К тому же в них тоже начались волнения, связанные с невыплатой жалованья и нехваткой продовольствия, добыть которое в донельзя разоренной Украине было очень непросто. Шереметев оказался в плену татар и пробыл там 22 года. Левобережная Украина вновь подверглась набегам союзных полякам татар, с которыми казаки вынуждены были постоянно бороться. Московские отряды остались на левом берегу Днепра, но после чудновской катастрофы и вплоть до самого конца войны они ограничивались лишь обороной.
В этот период основные военные действия развернулись на северном театре, т. е. в Великом княжестве Литовском, где московские армии тоже теряли одну позицию за другой. Сюда не доходили татары, да и казаки появлялись не часто, однако под влиянием притеснений со стороны московских воевод шляхта ВКЛ окончательно приняла сторону Яна Казимира. Летом 1661 года был осажден московский гарнизон в Вильне. Осенью 1661 года польско-литовские силы разбили московскую армию в сражении при Клушниках. Зимой 1662 года был потерян Могилёв, а летом – Борисов и Полоцк. В ноябре, после полуторагодовой осады, была окончательно освобождена Вильня (за это время московский гарнизон отбил пять приступов и сдался, когда в живых осталось всего 78 защитников крепости). За Москвой временно оставалась только территория в районе Витебска, но вскоре пришлось оставить и ее. Большое влияние на неудачи московского войска оказали внутриполитические волнения в стране – экономический кризис, Медный бунт, Башкирское восстание.
В 1663 году Юрий Хмельницкий отрекся от гетманства, после чего Левобережье и Правобережье Днепра стали выбирать отдельных гетманов. Осенью того же года началась последняя крупная операция русско-польской войны за Беларусь и Украину – поход Яна-Казимира в союзе с крымскими татарами и правобережными казаками в Левобережную Малороссию. Главный удар наносила коронная польская армия, которая вместе с казаками правобережного гетмана Павла Тетери и крымскими татарами, захватив восточные земли Украины, должна была наступать на Москву. Вспомогательный удар наносила армия ВКЛ го главе с Михаилом Пацем. Он должен был взять Смоленск и соединиться с королем в районе Брянска. В ходе тяжелых боев, продвигаясь на север вдоль реки Десны, польские отряды захватили Вороньков, Борисполь, Гоголев, Остер, Кременчуг, Лохвицу, Лубны, Ромны, Прилуки и ряд других небольших городов. При этом королевская армия обходила крупные крепости с многочисленными московскими гарнизонами (Киев, Переяслав, Чернигов, Нежин). Гадяч тоже устоял, но в осаде продолжал оставаться Глухов.
Для отражения наступления войск Яна Казимира в условиях зимы Москве пришлось срочно мобилизовать войска, до того распущенные по домам. Полк Белгородского разряда во главе с князем Григорием Ромодановским направился к Батурину и, соединившись с казаками гетмана Ивана Брюховецкого, выдвинулся к Глухову. Войско Севского разряда под началом Петра Васильевича Шереметева выступило туда же из Путивля. Армия Большого (Царского) разряда под командованием князя Якова Черкасского, собранная в Калуге, должна была отразить наступление войск Великого княжества Литовского и затем действовать против королевской армии.
1 февраля 1664 года король снял осаду Глухова и, утратив надежды на успех, выступил к Севску, где соединился с литовской армией. Через несколько дней поступили сведения, что царские войска надвигаются на польско-литовскую армию со всех сторон, солдаты которой были уже сильно утомлены и среди них начались болезни. Находясь в лагере под Севском, король направил к Карачеву отряд польско-литовской конницы князя Александра Полубинского, но его разбили части воеводы князя Ивана Прозоровского. Одновременно из Болхова к Карачеву и Брянску выступили главные силы под командованием князя Черкасского. В составе армии князя Черкасского находились самые боеспособные «генеральские» полки солдатского строя Томаса Далейля, Вильяма Друммонда и Николая Баумана. Синхронно с этими действиями новгородский полк князя Ивана Хованского, вторгся в Великое княжество Литовское с целью отвлечь внимание армии Михаила Паца.
Узнав о приближении войск князей Черкасского и Ромодановского, король отступил к Новгороду-Северскому и остановился на берегу Десны. Против армии Ромодановского была направлена польская дивизия Стефана Чарнецкого, но, потерпев поражение в сражении под Воронежем 18 февраля, она вновь отошла в королевский лагерь. На военном совете польско-литовское командование приняло решение об отступлении.
Отступая под натиском армии князя Ромодановского, при переправе через Десну Ян Казимир потерпел тяжелое поражение от московских войск у Пироговки. 27 февраля у Сосницы коронные войска во главе с Чарнецким отделились от армии короля и ушли на Правобережье Украины. Войско ВКЛ, с которым остался сам король, двинулись к Могилеву. Передовые отряды князей Юрия Барятинского и Ивана Прозоровского в марте 1664 года нагнали отходящую литовскую армию под Мглином. В состоявшемся арьергардном бою пехотный полк прусского аристократа Христиана Людвига фон Калькштейна был полностью уничтожен, а сам полковник попал в плен. Армия короля бросила всю свою артиллерию, а ее отступление стало походить на паническое бегство. «Отступление это длилось две недели, и мы думали, что погибнем все. Сам король спасся с большим трудом. Наступил такой большой голод, что в течение двух дней я видел, как не было хлеба на столе у короля. Было потеряно 40 тысяч коней, вся кавалерия и весь обоз и без преувеличения три четверти армии. В истории истекших веков нет ничего, что можно было бы сравнить с состоянием такого разгрома», – вспоминал служивший у короля герцог Грамон. В начале 1664 года московско-казацкие войска перешли в контрнаступление и вошли на территорию Правобережной Малороссии, которая вскоре была очищена от войск противника. Тем самым был фактически закреплен раздел Украины между Московским царством и Речью Посполитой.
Последний этап войны Алексея Михайловича за Беларусь и Украину характеризовался истощением сторон, их материальных и людских ресурсов. Как на северном, так и на южном театре военных действий происходили лишь небольшие стычки и бои местного значения. Какой-либо существенной роли они не играли, может быть за исключением локального поражения польских отрядов от московско-казацких войск под Корсунью и Белой Церковью. Фактическое прекращение активных боевых действий заставило стороны пойти на переговоры о мире, которые начались в 1666 году и завершились 20 января 1667 года подписанием перемирия в деревне Андрусово, близ Смоленска, сроком на 13,5 года. По этому перемирию к Московскому государству отходил Смоленск, а также Дорогобуж, Белая, Невель, Красный, Велиж, Северская земля с Черниговом и Стародубом, то есть земли, вошедшие в состав Речи Посполитой в ходе Смуты. Кроме того, Польша признала за Москвой право на Левобережную Украину. Киев на два года тоже переходил к Москве, а Запорожская Сечь под совместное управление обоих государств.
Польский панцирный кавалерист.
Потери Речи Посполитой.
3 августа 1678 года Андрусовское перемирие было продлено еще на 13 лет, а в 1686 году на смену ему пришел мирный договор («Вечный мир»). Согласно этому договору Московское государство за определенную денежную сумму (146 тысяч рублей компенсации) закрепило за собой Киев с пригородами, а Речь Посполитая отказалась от протектората над Запорожской Сечью. Больше Речь Посполитая и Московское государство (Россия) официально не воевали. Москва стала участником антитурецкой коалиции в составе Речи Посполитой, Священной Римской империи и Венеции и обязалась организовать военный поход против Крымского ханства. Заключение «Вечного мира» с Речью Посполитой было большим успехом московской дипломатии, ознаменовало перелом в русско-польских отношениях, сыграло значительную роль в борьбе народов Восточной Европы с турецко-татарской агрессией, а также облегчило в дальнейшем борьбу России со Швецией за выход к Балтийскому морю.
Войны с Москвой и Швецией, которые вела Речь Посполитая в 1654–1667 и 1655–1660 годах, значительно ослабили ее позиции в Восточной Европе. После своего «золотого века» это государство впало в серьезный экономический и политический кризис, который в итоге и стал причиной его разделов в 1772, 1793 и 1795 годах. Более всего пострадали восточные земли Польско-Литовского государства. Например, численность населения титульной нации Великого княжества Литовского – белорусов уменьшилась с 2 миллионов 950 тысяч человек до 1 миллиона 350 тысяч, а некоторые приграничные с Московским царством поветы потеряли до 2/3 от довоенного населения. Предвоенную численность населения Беларусь восстановила только к 1772 году, т. е. более чем через 100 лет.
О причинах столь огромных людских потерь Великого княжества Литовского в ходе войны 1654–1667 годов, особенно его исторического ядра и основных владений – Беларуси, частично говорилось выше. Для краткости можно лишь отметить, что эти потери состояли из собственно погибших и умерщвленных в ходе военных действий, высокой смертности от эпидемий и голода, так или иначе связанных с войной, и эмиграции (насильственной или добровольно-вынужденной) в поисках лучшей доли. Ряд историков, например, утверждают, что до 300 тысяч белорусов (литвинов) за время войны было пленено, депортировано в Московское государство и расселено там. Подтвердить либо отвергнуть эти данные сегодня сложно, тем не менее попытаемся немного разобраться в сути вопроса.
Как представляется, перемещение жителей Великого княжества Литовского в Московское государство частью было добровольным, а частью невольным. Полоцкая шляхта, присягнувшая и воевавшая за царя (в печально известной битве под Полонкой она составляла около 20 % численности войск Ивана Хованского), после отхода из Литвы наделялась поместьями, причем неплохими, в Поволжье, по рекам Утке и Майне. В общем, опасаясь репрессий за свои симпатии к московскому царю (за «крестоцелование»), шляхта и крестьяне восточных поветов переселялись в Московское государство в основном добровольно. Среди них был не только ставший впоследствии известным Симеон Полоцкий (Петровский-Ситнианович), но и ряд других видных деятелей, причем не только белорусско-литовского происхождения. Двоюродный брат мемуариста и участника многих сражений той войны Яна X. Пасека Петр Казимир не пожелал уехать в Польшу и остался в подданстве царя. О том, что ни за что не вернется на родину и останется у царя, писал Е. Храповицкий, брат еще одного мемуариста Яна Антония, витебского воеводы.
Ища спокойной жизни вдали от войн, добровольно переселялись в московские земли и крестьяне. Так, в мае 1657 года боярин Б.И. Морозов призвал на свои опустошенные эпидемией чумы земли «белорусцев крестьян и ссуду им дал». Всего боярин переселил в 29 сел и деревень Московского и Звенигородского уездов 1150 православных из ВКЛ. Добровольный выход белорусов продолжался и после войны. К примеру, в переписных книгах дворцовых сел Можайского уезда за 1670-е годы часто встречаются «выходцы» (т. е. свободно вышедшие) из Оршанского и Витебского поветов. Кстати, отток населения Мстиславского, Витебского, Полоцкого (на которые приходится наибольший процент запустений по инвентарям 1667 года) и других поветов шел не только на восток, но и на запад – некоторая его часть выходила на земли Короны польской или даже переселялась в шведские владения. Таких переселенцев там называли «эгзулянтами» (т. е. изгнанниками).
Особое место среди переселенных белорусов занимали ремесленники и мастера. Поскольку во время эпидемии чумы 1654 года в Москве умерло большинство специалистов каменных, золотых и оружейных дел, то Алексей Михайлович приказал переселить из присягнувших ему областей ВКЛ искусных ремесленников, наделив их дворами и жалованьем в Москве и других городах. В 1660-1670-х годах, например, в Золотой, Серебряной, Мастеровой и Оружейной палатах Москвы трудились порядка 80 белорусских мастеров, не считая подмастерьев. Несколько десятков человек находилось в ведении Приказа Каменных дел – строили церкви и дома. Одним словом, переселение части мастеров и ремесленников из ВКЛ в Московское государство оказало значительное влияние на русскую культуру XVII столетия.
При этом правительство Алексея Михайловича отдавало себе отчет в том, что скопом перевозить из занятых земель население не следует, так они запустеют и перестанут кормить размещенных там московских ратников. Еще в начале войны царь запретил перевозить крестьян из Смоленского, Дорогобужского и Бельского уездов. А вот из областей, где позиции московских войск были шаткими (например, Мстиславский повет, который, в отличие от Полоцкого, Витебского и др., сопротивлялся ожесточенно), было велено жителей «пропущать к Москве». Тем не менее проект переселения из ВКЛ 300 000 человек, видимо, был далек от реализации.
Теперь несколько слов о захваченных силой и переселенных насильственно. Отношение к пленным зависело от многих факторов: при каких обстоятельствах попали в плен (с оружием в руках или без), какого происхождения (шляхтич, крестьянин, бобыль), вероисповедания (иудей, католик/униат, православный). Военнопленным полякам и литовцам часто предлагалась «государева служба». К примеру, «Роспись литовским людем, кто где взят в языцех и сколько из них крещены и сколько к Москве и в город посланы прошлаго 162 году и нынешняго 163 году» (в Московском государстве до 1700 года использовалось летоисчисление «от Сотворения Мира», разнящееся от современного на 5508 лет за период январь – август и на 5509 лет – за сентябрь – декабрь, так как Новый год начинался тогда 1 сентября, но при записи года тысячи иногда опускались). Следовательно, 162/163 годы соответствуют 7162/7163 годам.
Всего «роспись» охватывает период с 13 июня 1654 года по 9 января 1655 года и включает подробные данные на 610 человек, захваченных с оружием в руках. Большинство из них согласились служить московскому государю. Часть была записана в «стрелецкую службу» и послана в дальние гарнизоны на Терек, Казань и Астрахань, но были и такие, которых тут же освободили, например: «30 человек белорусов смолян оставлены в Дорогобуже, а велено их привести к вере и взять по них поручные записи, что им житии в деревнях на старых своих жеребьях». Около 13 % пленных отказались служить царю и на момент составления «росписи» содержались в тюрьме («а кормити их велено из государевых из хлебных запасов»). Такие же меры (помилование и привлечение на службу) к пленным солдатам применялись и в 1656–1658 годах.
Кроме того, московское правительство не скупилось и на вербовку целых отрядов своих противников. Из другой росписи, например, следует, что «Выезжей шляхте Лисовского полку» платили следующим образом: «Полковник Карус Лисовской 1 ч. (человек) 80 рублёв, ротмистром 2 ч. по 40 руб., итого 80 рублёв, порутчиком 3 ч., хорунжим 3 ч. по 30 рублёв, итого 180 рублёв, обоего начальным людем 9 ч. 340 рублёв. Рядовым 165 ч. по 20 рублёв, и того 3300 рублёв. Обоего того полку начальным людем и шляхте 174 ч. 3640 рублёв…». Далее по списку идет полоцкая шляхта во главе с хорунжим Казимиром Корсаком, который, кстати говоря, получил 100 рублей, что по тем временам было весьма внушительной суммой, намного превышающей жалованье полковников «нового строя».
По переписным книгам русских городов – Клина, Старицы, Боровска, Вологды, Можайска и др., которые были написаны спустя 10 лет после Андрусовского перемирия, довольно часто упоминаются «белорусцы» – «сироты» и малолетние, очевидно лишенные родителей либо некогда оставленные в местах ожесточенных боевых действий, а впоследствии подобранные ратниками. Например: «Горского повету крестьянская дочь Манка Павлова, жила де она в Польше за Обуховичем, а взял де ее в Польше Иван Андреев сын Цвиленев в первых годех и крестил ее у себя во дворе». «Звали его Казмерком, а ныне в крещении Фетка… польского полону… а в походе взяли его в малом возрасте и привезли его в село Исады малолетняго, и жил он у Луки Ляпунова в доме его, стерег животное стадо». В целом же к переселенным крестьянам, холопам и бобылям «православной веры» относились так же, как и к своим. Здесь действовали точно такие же механизмы – и в «воле», и в «крепости», и в «холопстве».
Но продажа пленных литвинов на рынках тоже имела место. «Живым товаром», как правило, становились «изменники» – жители поветов, нарушивших присягу царю. Как ни жестоко это звучит, но вследствие «измены» тогдашнее московское право ставило их вне закона (даже убийство боярина считалось меньшим злом): убить, продать или оставить у себя «на дворе» такого пленника-клятвопреступника – оставлялось на усмотрение ратника-владельца. Но продажа не приветствовалась правительством в том случае, если владелец продавал «полоняника» басурманам, хотя это правило, видимо, легко обходили.
Разумеется, все эти бедствия белорусского и литовского народов по большому счету были порождены войной, носившей со стороны Москвы, если отбросить идеологическую шелуху об «освобождении православных братьев», захватнический характер. Но и делать из московских войск «исчадие ада» тоже не стоит – в целом они действовали исходя из тогдашних представлений о добре и зле. Другое дело, что и ангелами во плоти, как долго их рисовала царская и советская историография, они тоже небыли.