Текст книги "Бермудский Треугольник (СИ)"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Подарок

Надежда встретила друзей радушно. Герман вручил ей шампанское и роскошный торт «Прага», а Веничка, поцеловав руку, преподнёс три гвоздички в целлофане, повязанном шёлковой лентой.

– Ой, мальчики, какие вы молодцы! – защебетала Надя, приглашая их в гостиную.

– С наступающим! – хором пропели визитёры, после чего облачились в разношенные тапочки сорок пятого размера.

– Ого, Веничка, а супруг-то у неё бойцом был! – поделился своими впечатлениями Поскотин, зябко ёжась и косясь на вешалку, прибитую на уровне вытянутой руки.

– Да-а-а… уж! – неуверенно согласился товарищ.

В гостиной было светло и уютно. Большой восточный ковёр на стене находился в полной гармонии с небогатым мебельным гарнитуром напротив, однако несколько подавлял своим великолепием истёртый палас на полу. Заметив интерес гостей к символам домашнего уюта, Надежда поспешила с комментариями: «По весне урвала. Полдня в очереди стояла, спасибо, впереди какой-то старушке плохо стало. Так мне последний с витрины сняли. Ну как, нравится?» «Шикарный!» – в один голос отозвались молодые люди, после чего Мочалин поспешил за хозяйкой в кухню, а его друг продолжил изучение интерьера гостиной. Его взгляд упал на отдельно стоящий сервант, украшенный горкой столовой посуды под гжель и хрустальным набором вперемешку с деревянной россыпью под хохлому. Там же, рядом с наклеенным на картон Хемингуэем, покоился портрет сурового мужчины в массивной самодельной раме. Справа от него, гордо раскинув крылья, возвышался орёл из флуоресцентной пластмассы, а слева – пустой флакон из-под одеколона в форме «Олимпийского Мишки». Венчала экспозицию шеренга пустых алюминиевых банок «Кока-Колы», пива «Золотое кольцо» и ещё каких-то экзотических напитков. На створках серванта красовались переводная картинка с изображением «Супермена» в синем плаще и дюжина красных сердечек с надписями «I Love You!».

– Шикарно! – на всякий случай вновь произнёс гость, заметив возвращавшуюся хозяйку, и немного погодя более уверенно добавил, – Миленько тут у вас…

– Я так рада, что вам у нас нравится, – откликнулась счастливая Надежда, беря за руку смущённого Германа. – А это подарок от меня! – вдруг радостно пискнула она, лёгким усилием оборачивая его в сторону окна.

Поскотин вздрогнул. В глубине гостиной, небрежно облокотившись о подлокотник старого кресла, сидела женщина в ярко-оранжевых колготках, до предела короткой юбке и мохеровой розовой кофточке, которую украшал значок с изображением утёнка «Дональда Дака». Её поза напоминала дворовую кошку, греющуюся под солнцем на мусорном баке. Худыми обнажёнными по локоть руками она обнимала большого плюшевого мишку с оторванным глазом.

– Здрасьте! – испуганно поздоровался Герман со своим «подарком».

– Салют! – ответила худосочная дива, отбрасывая копну вьющихся волос.

– У вас красивые волосы, – брякнул гость первое, что пришло ему на ум.

– И это всё? – капризно вытянув губы, жеманно протянула незнакомка.

– Да нет… всё, как бы, нравится, – неуверенно ответил он, и, окончательно смутившись, представился, – Герман. Можно просто Гера.

– Натали? – ответила девушка, меняя местами скрещённые ноги, обутые в са?бо. Её кавалер сглотнул слюну и неуверенно попросился в туалет.

– Да Бога ради! – небрежно бросила Натали, освобождая из своих объятий искалеченного мишку.

Только тут растерявшийся Поскотин заметил, что у его «подарка», вроде как, отсутствует грудь. То есть, она, конечно, была, но эти еле заметные выпуклости могли с лёгкостью вместиться в ладонь первоклассника. Сделав это малообнадеживающее открытие, он неловко развернулся и, шлёпая тапками, вышел в коридор. Найдя дверь с латунным барельефом писающего мальчика, обладатель «подарка» поспешил за ней скрыться. Оглядывая стены туалета, гость обнаружил на них богатую экспозицию этикеток от вин и дорогих сигарет. Молодой человек долго стоял в протокольной позе, не смея осквернить торжественную тишину семейного вернисажа. Выждав положенное по регламенту время, он решительно вышел и нос к носу столкнулся с Мочалиным, несущим дымящееся блюдо в гостиную.

– Ну, как подарок? – подмигивая другу, поинтересовался Веничка.

– Да пошёл ты со своим подарком!..

– Что опять не так? Ольга с Надеждой специально для тебя подбирали. Всё, как просил. Даже грудь – по твоим стандартам. К тому же миниатюрная – в пупок дышать будет!

– Вот ты их за меня и благодари! – исполненный сарказма, сказал Герман и, не дожидаясь ответа, злобно зашипел, – Веня, гад, немедленно уноси подарок, пока я…

– Опять не угодил! – прервал его друг, притворно вздыхая, и, не дожидаясь новых обвинений, направился в комнату, где, водрузив блюдо на стол, по-хозяйски включил магнитофон с записями лучших песен уходящего года.

Оправившийся от шока Поскотин уже чувствовал себя вполне уверенно. Он сделал комплимент хозяйке, погладил большую пушистую кошку, лежащую на кресле с вышитой ажурной накидкой, после чего небрежно присел рядом со своим «подарком». Девушка, покачивая тонкими ножками, глядела в чёрно-белый телевизор, на экране которого скакали индийские актёры, тряся бёдрами и порывисто вскидывая вверх руки под льющуюся из магнитофона песню Софии Ротару.

– Нравится? – галантно поинтересовался ухажёр.

– Обожаю!

– Кого? Ротару?

– Нет, Митхуна Чакроборти!

– Я тоже! – соврал Герман, не желая прерывать светскую беседу.

– А вы смотрели его «Мелодию любви»?

– Как же, конечно! – радостно поддержал пустую болтовню «почитатель» Болливуда и для убедительности добавил, – Давайте включим звук, сейчас будет моя любимая сцена!

Старый телевизор захрипел, наливаясь звуком, и гофрированный голос главного героя зашёлся в страстном диалоге:

– Мама, сегодня у меня знаменательный день, благослови меня! – сообщил дребезжащий динамик, озвучивая чернявого субъекта, протягивающего руки к старухе, утопающей в индийском наряде.

– Пой, Джимми, пой, как учил тебя отец, – душой! – со слезами на глазах заломив руки прошипела старуха.

Герман тяжело, но искренне вздыхает. Натали с блестящими он слёз глазами поворачивается к нему, отчего её оранжевые колготы подёргиваются многочисленными складками. Её кавалера вот-вот стошнит. На помощь приходит суетящийся рядом друг.

– Говорят, Баббар Субхаш собирается снять вторую часть «Танцора диско».

– Не может быть! – в унисон взрывается парочка у телевизора.

– Да! А что вы хотели?! Весь прогрессивный мир ждёт продолжения. В новой картине героиня с шестью детьми уходит от Джимми к другому.

– Какой ужас! – кричит Натали, картинно вскидывая руки.

– Ребята, к столу-у-у! – зовёт гостей радушная хозяйка, прерывая общение знатоков индийского кинематографа.

Однако не успели гости встать с кресел, как в комнату влетела симпатичная черноволосая женщина, а за нею в проёме с букетом гвоздик появился неуклюжий бородатый блондин в очках.

– Ой, Альбиночка, какие вы умнички!.. О-о-о, и тортик! Я так люблю «Ленинградский»! Ерофеюшка, проходи… Ты с гитарой?.. А где Оля с Мишей?.. Уже идут?! Ой, я так рада, так рада!

Пользуясь замешательством, Поскотин усаживается в дальнем углу стола в надежде избавиться от девицы в сморщенных колготках.

– Герочка, что же ты стесняешься, садись с Наташенькой, она у нас не кусается! – пропела хозяйка, замечая его перемещение.

«Лучше бы укусила!» – подумал в сердцах расстроенный гость, возвращаясь к «подарку».

Перспективы карьерного роста

Вдруг – новый взрыв эмоций и в гостиную входят Ольга с высоким статным мужчиной. У Германа почему-то ёкает в груди и начинает тоскливо сосать под ложечкой. Его состояние не ускользает от внимания Наташи.

– Ништяк, да?!

– Что? – кривится Поскотин, не выносящий вульгарных слов.

– Не что, а кто! Ольга, говорю, клёвая женщина!

– М-м-м…

– Не прикидывайся! По ней все мужики сохнут!

– Ну, я, положим – «не все»… – пожимая плечами, отвечает Герман, – и по чём тут, собственно, сохнуть?

– У тебя что, сдвиг по фазе?! Да она у любой бабы мужика отвадит! И своего Мишку у прежней увела! А теперь, посмотри, какая пара!

– Достойная…

– Досто-о-ойная, – передразнивает Наталья. – Не то слово. Идеальная! Друг другу как ключик к замочку подходят.

– Да-а-а, с моей отмычкой там делать нечего…

– Я уж вся обзавидовалась! – продолжила Натали, не обращая внимания на ремарки кавалера. – И оба с гонором. Мишенька – тот, как кремень! А Ольга… Ольга – вулкан!

Словно подтверждая её слова «вулкан» взрывается.

– Ращупкина, сучка, ты что оделась как проститутка?!! – вскипает и хрипит Ольга. Женщина испепеляющим взглядом смотрит на «подарок».

– Я… я…

– Баранка от руля! Надька, дай этой дуре своё платье, а то ей трусы прикрыть нечем!

Герман – в трансе! Веник вежливо ржёт. Михаил разрезает ленточки торта «Птичье молоко» и вручает его хозяйке. Посрамлённая Натали скрывается в спальной. Вскоре она выходит в длинном не по росту сарафане и стираной кофточке. Пока любительница индийских фильмов переодевалась, Поскотин успел познакомиться с Альбиной, её мужем Ерофеем и Михаилом. Если Ерофей долго тряс его руку, изрекая из-под бороды дежурные вежливости, то статный Михаил протянул свою крепкую ладонь и лишь позволил за неё подержаться.

– Ну, вот и славненько! Все познакомились! – «крякнула» Ольга, усаживаясь на середину стола. – Миша, а ты что ко мне мостишься? Давно не виделись? Пусти на своё место Германа, а сам – иди к Ращупкиной, пока она всех гостей не распугала!

Величественный Михаил, скрипя рассохшимся стулом, присаживается по левую руку от Германа. Поскотин в жутком замешательстве с надеждой глядит на друга, который, сидя напротив, благодушно обсасывает маслину. Уловив его встревоженный взгляд, Мочалин ласково подмигивает и, первым поднимает бокал. Когда у «Предводителя обезьян» бывало хорошее настроение, он мог без умолку нести околесицу до первых признаков мозгового паралича у своих слушателей. В этот вечер его настроение было отменным. Пока он рассыпался в комплиментах хозяйке, гостям и всему этому дому, его друг, как породистый пёс – парное мясо – вдыхал исходящий от соседки аромат «Пани Валевской». Он украдкой наблюдал за её подвижной мимикой, уверенными движения за столом; вслушивался в шуршание её накрахмаленной плиссированной юбки и вообще чувствовал себя бродягой, случайно зашедшим на чужую свадьбу.

– Короче, Вениамин, за кого пьём? – прервала распалившегося тамаду Ольга. – И, не дожидаясь ответа, резко поднялась. – Надюша, милая, за тебя! Дай тебе Бог огромного счастья и покладистого мужа!

Красавец Михаил ритмичными движениями челюсти перемалывал тощую курицу, запивая дичь красным вином. «Да-а-а, – мысленно восхитился своим соседом опечаленный Герман, – породистый мужик, нечего сказать! Такого разве что кувалдой можно успокоить!» Внезапно Ольгин муж отставил птицу, вытер губы и взглянул на него.

– Ты с которой тут будешь?

– Не понял, – ошалело выкатив глаза, ответил Поскотин.

– Которая здесь твоя?

– Наверное, эта… Ращупкина, а что?

– Не повезло! Брось её, брось, говорю, пока до греха не довела. Хочешь, познакомлю тебя с Вероникой. Та, хотя и резковата, но если в душу пустит – твоя соловьями запоёт.

– Спасибо на добром слове. Только эта Вероника на прошлой неделе за один час всю мою душу на изнанку вывернула!

Михаил рассмеялся и, похлопав Германа по плечу, доверительно сообщил:

– Нравишься ты мне. Зря Ольга на тебя напраслину возводит, будто никчёмный ты, да и работа у тебя не из престижных.

Сосед горестно вздохнул, пытаясь увильнуть от содержательного разговора.

– Так где, говоришь, работаешь? – снова навис над ним породистый Михаил.

– Там! – неопределённо махнул рукой Поскотин.

– Ясно. В «ящике», значит. Ну, стало быть, при хорошем окладе.

Герман сокрушённо развёл руками.

– Что, и у вас не платят? Куда страна катится, если и на оборонку денег не хватает?.. А должность какая?

– Мэ-Нэ-Эс.

– Да как ты только выживаешь?! Сейчас любой дворник больше получает!.. Может, диссертацию пишешь, или сразу в руководство метишь?

– Пишу помаленьку…

– Э-э-эх! До чего народ непрактичный пошёл! А, может, к нам на завод пойдёшь? В механике что-нибудь понимаешь?

Герман, которому стало до слёз жалко себя, неопределённо покрутил головой.

– Милый ты мой, – совсем расчувствовался Михаил, – что же ты с собой делаешь?! Хоть усыновляй тебя! Пойми, для таких, как ты, и Ращупкина за королеву сойдёт… Нельзя, друг, расслабляться, честное слово! Возьми себя в руки, соберись с мыслями, выбери цель и вперёд!.. – Михаил выразительно вытер губы и продолжил, – Возьмём, к примеру, меня. В институте из троек не вылазил, а сейчас – ведущий инженер крупного завода!

Поскотин с искренней завистью посмотрел на него.

– И не надо… не надо мне завидовать, – словно прочтя его мысли, продолжил сосед. – Время ты, конечно, упустил, но ничего, пойдёшь к нам в ОРС. Начнёшь с учётчика, потом дорастешь до товароведа, а там, глядишь, и женщины к тебе потянутся! Пойми, друг, нынче им всякие там учёные ни к чему. Будешь при деньгах – любая замуж пойдёт. Да, кстати, сколько ты сейчас получаешь? Рублей сто двадцать?

– Больше. Сто тридцать пять и премиальные.

– Не густо… Даже для холостяка… Коммунист?

– Кто, я? Да нет, не берут таких…

– Верно, интеллигенции дорога в партию заказана. Но, пойми, без этого сегодня карьеру не сделать! Надо непременно вступать! В таком случае придётся начать с литейного цеха. Поработаешь годика полтора, а когда в кандидаты примут, можно и в ОРС переходить. Доступно?

– Угу.

– Тогда запиши мой телефон.

– Спасибо, не надо, я его знаю!

Герман до боли прикусил язык, ощущая кислый вкус провала, но его сосед даже ухом не повёл. Растроганный собственным благородством, Михаил ни мало не отреагировал на ошибку нового друга и даже снисходительно потряс его за плечо.

– Ну, всё, я должен идти, – решительно заявил он, встав из-за стола, – сегодня по «ящику» игра «Спартака» и «ЦСКА». Пропускать никак нельзя, да и пиво в холодильнике дожидается. Если хочешь, можешь составить компанию.

– Спасибо, я бы с удовольствием, да мне ещё в библиотеку.

– Брось, пустое это дело! Расслабься, книжки – не пиво, от времени не портятся. Да что я тебя уговариваю! Поступай, как хочешь. А пока посиди ещё часок с девочками!.. Эй, Ольга, пригляди тут за моим новым другом, обласкай, как можешь. Совсем человек потерялся.

Растроганный Герман пошёл провожать благодетеля, на ходу строя планы карьерного роста на заводе. И лишь закрыв за ним дверь, он позволил себе выйти из роли.

Возвращаясь к друзьям, он вдруг подумал, – какие адовы муки испытывают артисты, каждый день перевоплощаясь в разных героев. «Не всякий разведчик способен на это», – размышлял он, направляясь на кухню и доставая на ходу сигареты. Подобно артисту ему захотелось уйти на антракт и перевести дух. На кухне было темно. Ароматы окурков в соусе «Бешамель» забивали запах потравы для тараканов и, сливаясь с морозным воздухом, льющимся из открытой форточки, рождали ощущение домашнего уюта. На полу в окружении куриных костей пировал хозяйский кот, вспыхивая жёлтыми огоньками глаз, отражающих свет от мозаики окон соседнего дома. От первой затяжки болгарская сигарета с лёгким потрескиванием вспыхнула искрами, пахну?ла ароматом сорных трав, и через минуту принесла успокоение душе уставшего «артиста».

Слияние миров

Герман ощущал, что, если вовремя не остановить своё вторжение в чужой мир, это обернётся неизбежным слиянием с ним. «Пора уходить!» – подумал он, затягиваясь фильтром. На его надсадный кашель в кухню вошла Ольга. Представитель чужого мира выждала, пока он справится с дыханием и вытрет слёзы, после чего впилась в него глазами и неожиданно напала:

– Кто тебя просил лезть в мою семью?! Зачем ты втирался в доверие к мужу?!

Поскотин безмолвствовал, с интересом, будто впервые, разглядывая агрессивную женщину.

– Что молчишь?! Чего ты добиваешься?!

– Ничего, – спокойно ответил молодой человек, доставая вторую сигарету.

Ему, наконец, удалось обрести чувство безразличия ко всему, что в данный момент его окружало. Он с лёгкой улыбкой посмотрел на Ольгу, потом погладил кота, который, подняв хвост и трясясь всем телом, тёрся о его ногу.

– Герман!!!

– Да?

– Это ты?.. Я опять тебя не чувствую…

– Я…

Ольга вдруг сникла, опустила глаза, затем вновь их подняла и коснулась его руки.

– Не уходи… Слышишь?

Герман молчал. Новый мир, круша барьер напускного безразличия, уже вторгался в его собственный. Он судорожно ловил сладковатый аромат её волос, чуть терпкий, подправленный духами запах взволнованного тела и вдруг начал понимать, что отныне всё это может принадлежать ему!

– Хорошо, – с трудом отстраняясь от собственных мыслей, произнёс он, – я останусь… Пойдём дружить дальше… Хотя в дружбу мужчин и женщин я не верю. Это заразная болезнь, а не дружба.

– Согласна… Будем считать, что мы прихворнули. Пройдёт. Всё проходит… болезнь тоже!

Последние слова она произнесла, приблизив своё лицо к нему, так что молодой человек ощутил её дыхание, от которого его ещё недавно трезвый рассудок начал увядать. Ольга внезапно отстранилась, последний раз коснулась пальцами его руки и ушла в комнату, в которой Ерофей в окружении поклонниц настраивал гитару.

«Ботиночки дырявые, от сырости дрожу и пальцами корявыми узоры вывожу!» – зашёлся личный бард Альбины.

– Ой, Клячкин! – завопила забытая всеми Наталья, – я его обожаю!

Герман, опасаясь второго пришествия этого примитивного создания, поспешил присоединиться к клубу самодеятельной песни. Он никогда не любил бардов, ещё в институте сторонился массовых туристических слётов, на которых прыщавые очкарики со своими неряшливыми подружками, взявшись за руки, камлали у костра под дребезжание разбитых гитар. Многочисленные фанаты самодеятельной песни казались ему сектой неудачников, поклонявшихся какому-то плешивому богу тоски и уныния. Их объединяло отсутствие юмора и непоколебимая вера в торжество добродетели.

– Какая забавная песня, не правда ли? – обратилась к нему жена Ерофея.

– Я в бардах ничего не понимаю, – сознался Герман. – Я, если так можно выразиться, испорчен классической музыкой.

– Боже, как я вас понимаю! – воскликнула Альбина. – Вы себе не представляете, я, как дурочка, два года упражнялась на рояле!

– А я, целых десять – на скрипке.

– Что вы мне говорите?! Не может быть! Ерофеюшка, солнышко моё, а ну, быстро оставь гитарочку и послушай сюда! Ты не поверишь! Наш друг играет на скрипке! Надюша, голубушка, у нас не найдётся какой-нибудь скрипочки?!

– Не надо никакой самодеятельности! – решительно возразил Поскотин, опасаясь, что в доме воспитателя детского сада может отыскаться какая-нибудь «завалящая скрипочка». – Давайте лучше танцевать!

«Белый танец! Белый танец!» – развила его идею несчастная Натали? в последней надежде обрести благосклонность мужчин. Она даже побежала выключать верхний свет, но этот опрометчивый шаг стоил ей потери партнёра. В наступившей полутьме наперерез хрупкой девушке выдвинулась Альбина. Она по-хозяйски прильнула к Поскотину и, забросив ему на плечи свои тяжёлые руки, повела бёдрами. Вихляя ими с педантичностью метронома, женщина поволокла упирающегося майора в темноту комнаты. Проплывая мимо вяло переступающих на одном месте Ольги и Ерофея, Герман отчаянно строил гримасы, подавая сигналы бедствия. Встречные пары отвечали улыбками сочувствия, как это обычно делают прохожие, глядя на упирающегося ребёнка, которого мама пытается затащить в магазин готового платья. Альбина, угрожающе потея, быстро добилась от своего партнёра покорности. Он даже согласился на предложение встретить Новый Год в её квартире, куда расчётливая женщина уже позвала Ольгу.

Вежливый Поскотин по очереди танцевал со всеми дамами, и дважды – с готовой расплакаться Натали?. Наконец, он позволил себе пригласить Ольгу. Больше он её не отпускал. Молодые люди неожиданно для самих себя как-то по-детски потянулись друг к другу, будто одноклассники, впервые ощутившие зов пробуждающейся плоти. Они весело щебетали, легко и задорно танцевали, наперебой произносили тосты, шутили и от души смеялись. Вскоре парочка ощутила перемену в настроении своих друзей. Герман и Ольга, взявшись за руки и тяжело дыша после очередного быстрого танца, стояли напротив дивана, на котором сидели испуганные гости. Хозяйка, прижав ладони к губам, с ужасом смотрела на подругу.

– Ольга! Что с тобой? – не отнимая рук от лица, в полной тишине произнесла Надежда. – А как же Миша?

Радостное свечение, исходившее от молодых, погасло. Так случается у влюблённых подростков, которые, задержавшись на вечернем сеансе, встречают у дома перепуганных родителей. Руки разжались. Герман отступил в тень серванта, а Ольга устало опустилась на диван.

– Ничего не случилось, Надюша… Ничего. Просто вспомнила молодость… Всё нормально…

– Надеюсь, – с оттенком недоверия ответила подруга.

Неловкость длилась недолго. В комнату вошла средних лет женщина в верхней зимней одежде. «Надежда, почему дверь не заперта?» – спросила она, поздоровавшись с компанией. Хозяйка квартиры, бросившись к матери, быстро защебетала, помогая ей снять пальто и усаживая за стол. Немного поворчав, её мать присела к столу. Вскоре подали чай. Эмоции постепенно приходили в норму, и молодёжь стала откланиваться. Поскотин, договорившись с Мочалиным пересечься на остановке, вызвался проводить Ольгу.

Улица встретила их искрящимися сугробами и вечерними звуками московской окраины. Герман и Ольга бесцельно бродили по тропинкам, заглядывали в запорошенные снегом школьные дворы и, дурачась, толкали друг друга. Их поведение ничем не отличалось от любовных игр десятков других пар, гуляющих в эту зимнюю ночь по «намоленным» вечными чувствами тропинкам. Итогом их недолгого блуждания стал единственный поцелуй, который они подарили друг другу в надежде никогда его не повторять. Двое, мужчина и женщина, стояли совершенно ошарашенные собственным поступком, словно предчувствуя неминуемую расплату за разгорающийся на холодном ветру огонь запоздалой любви.

На остановке Поскотина ожидал околевающий от холода Вениамин, который не замедлил высказать ему свои претензии и за опоздание, и за адюльтер, и даже за несвоевременный приход Надиной мамы, которая, вовремя уловив в глазах оставшихся вдвоём молодых людей греховные помыслы, решила заночевать у своей дочери. Германа покоробило непривычное слово «адюльтер». Обмениваясь колкими «любезностями», друзья запрыгнули в подошедший троллейбус и, подъезжая к остановке со стоящим вдалеке служебным автобусом, разругались окончательно. Смешавшись с сослуживцами, они демонстративно зашли в салон через разные двери. Веник сел впереди со старостой группы Сашей Намёткиным и тут же принялся обсуждать с ним отмену военного положения в Польше, а его друг молча занял место на заднем сиденье рядом с Петей Царёвым. Бывший комсомольский вожак, оправившийся от страхов за свою карьеру после инцидента на сборах, читал статью закрытого ТАССовского сборника об испытаниях самого большого в мире самолёта «Руслан». Дочитав до середины, Царёв не выдержал и, тряся в руках брошюрой, обрушил на соседа бурю восторженных эмоций.

– Ты представляешь, старик, 170 тонн берёт на борт! Какая махина! – орал он на ухо соседу, пытаясь перекричать шум двигателя львовского автобуса. – Это же вес нашего стратегического бомбардировщика Ту-160! В него могут войти десять автобусов, битком набитых разведчиками, или… или три динозавра с детёнышами!

Герман, которому романтическое похмелье мешало вступать в полемику, решил отделаться вежливым уточнением, в котором он довел количество динозавров до четырёх.

– Ты так считаешь? – серьёзно переспросил Петя, повернувшись к нему всем корпусом и теребя фельдфебельские усы.

– Разве только без детёнышей, но тогда ещё пару птеродактилей влезет…

Пётр, наконец, осознал, что его сосед не расположен к общению и попытался развить его шутливое замечание.

– Кстати, птеродактили, как доказала наука, летать не могли!

– То есть как так?! – заглотил наживку собеседник. – Я в энциклопедии читал…

– Мало ли что и где напишут. Помнишь, лет двадцать назад писали, будто мы сейчас должны жить при Коммунизме… Улавливаешь? – Царёв сделал паузу, наблюдая, как его сослуживец расстаётся с тяготившими его мыслями. – У нас в Рижском институте гражданской авиации один доцент рассчитал подъёмную силу птеродактиля. Оказалось, что он такой же летун, как я – балерина!

Поскотин, взглянув на тучную фигуру соседа, рассмеялся, после чего с радостью отдался общению с товарищем. Они ещё веселились, когда двери автобуса с шипением открылись и будущие разведчики высыпали на площадку перед КПП. Подавая пропуск вооружённому охраннику, Герман ощутил, как лёгкая снежинка припала к его лицу и тут же растаяла, скатившись холодной каплей на губы. Он вдруг отчётливо ощутил вкус недавнего поцелуя. Ощущение, которое, словно широкая метла – осенние листья, смахнуло на обочину всю шелуху из древних рептилий, достижений отечественной авиации и даже карьеры. Он был влюблён. Влюблён безнадёжно и глупо, как это бывает только раз в жизни.