Текст книги "Бермудский Треугольник (СИ)"

Автор книги: Геннадий Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Инструктаж

Близились первые «боевые» выходы в город под контролем сотрудников наружного наблюдения. Слушатели готовились к выезду на «Виллу» – так назывался секретный объект, где целую неделю жили на казарменном положении слушатели развединститута, проходившие городские занятия. Герман в который раз перекраивал маршруты, стараясь оптимизировать их для эффективного выявления слежки и отрыва от неё. Всем слушателям предстояло пройти пять маршрутов, заложить два тайника и встретиться с условным агентом. Роль агентов исполняли бывшие сотрудники разведки, вышедшие на пенсию. Учебные агенты по какой-то причине именовались на институтском сленге «приватами».

В последнюю неделю перед началом городских занятий куратор отделения, полковник Геворкян готовился принимать зачёты по закладкам и контейнерам, в которых должны были храниться шифры, тайнопись, микроплёнки и прочая шпионская мелочь, изучение которой уже успело набить оскомину первокурсникам.

«Место для тайника выбирается, исходя из следующих критериев, – с интонациями простуженного медиума излагал основы древнего ремесла бывший резидент в Афинах, вышагивая между рядами столов перед изнывающими от тоски слушателями, – доступность, скрытность и обыденность. Ваше появление в районе закладки тайника должно быть безупречно аргументировано и не вызывать подозрений. На короткое время вы обязаны выпасть из поля зрения любых возможных наблюдателей и при этом иметь как минимум два отработанных маршрута для отхода в случае выявления опасности. Перед тайниковой операцией необходимо убедиться в том, что за вами отсутствует наблюдение со стороны противника». Герман машинально конспектировал рекомендации бывалого разведчика, оставаясь погружённым в тончайших сферах, где полновластно хозяйничали пернатые амуры. «Контейнер не должен привлекать внимания, – продолжал Геворкян, – и не представлять интереса для окружающих. – Полковник на минуту остановился. – Хотелось бы привести конкретный пример ошибочного выбора предмета для изготовления контейнера. – Слушатели с облегчением отложили ручки и откинулись на спинки стульев. – Один из ваших нынешних преподавателей в годы разведывательной юности решил проводить тайниковые операции в сельской местности на востоке Франции, если не ошибаюсь – в Бургундии. В качестве легендированного места посещения он избрал винный погреб одного фермерского хозяйства, в который наведывался за покупкой „Божоле“ – молодого вина для нужд нашего посольства. При подъезде к ферме разведчик на машине нырял в ложбину, тем самым скрываясь от посторонних взглядов, проводил тайниковую операцию и, завершив её, вновь превращался в обычного советского дипломата. В качестве контейнера он избрал небольшой гранитный камень, вот посмотрите на его фотографию, товарищи… Итак, гранитный камень, который… который… Товарищ Терентьев, что вы там пишете?» «Я не пишу, товарищ полковник, я зарисовываю». «Кого?» «Камень, товарищ полковник!» Пожилой армянин несколько раз недовольно погонял верхней губой седую щетину своих усов, после чего, в раздражении повернулся спиной к художнику и продолжил: «Означенный камень уже несколько лет пылился на обочине дороги. Сотрудники оперативно-технического подразделения просверлили в нём полость и вслед за тем изготовили для него камуфлированное запорное устройство. После первой же закладки секретных материалов контейнер исчез. В резидентуре было объявлено чрезвычайное положение. Наш агент получил указание срочно покинуть Францию. Оперработник и приданные ему силы были брошены на поиск секретного изделия. Разведработа в стране была парализована. Камень нашли спустя семь месяцев. За это время посольство запаслось молодым вином на многие годы вперёд, а доход фермерского хозяйства утроился. И тогда мало кому могло прийти в голову, что весь этот тревожный период секретное изделие использовалось в качестве гнёта для изготовления козьего сыра». Полковник Геворкян добродушно поглядел на своих воспитанников, но, заметив Терентьева, тянувшего руку, насупился.

– Товарищ Терентьев, что-то хотите спросить?

– Так точно, товарищ полковник!

– Слушаю вас.

– Удалось ли силами резидентуры вернуть контейнер на место?

– Куда?

– На дорогу.

«Тьфу ты, деревня! – не выдержал сидевший „на галёрке“ пограничник Скоблинцев, – и откуда столько гниломудрости у наших отличников? И к бабке не ходи, закончит он свою никчёмную жизнь пулеизлиянием в мозг!» Свой эмоциональный заряд бескомпромиссный борец с успеваемостью, словно в воронку, выплеснул в ухо соседу с таким расчётом, чтобы брызги его словесного яда долетели и до Поскотина, который, нацепив маску прилежания, уже буквально сгорал в невидимых всполохах любовных фантазий.

Призвав к тишине и окинув взглядом класс, полковник Геворкян подвёл итог занятиям: «Надеюсь вы поняли, что изготовленный вами контейнер для тайниковой операции, как минимум должен вызывать омерзение у всякого, кто на него взглянет, и чтобы самый изощрённый ум не смог найти для него практического применения! Идея понятна?» Выслушав нестройное «понятно…» преподаватель всё же счёл возможным добавить: «Для уверенности в эффективности изготовленного вами контейнера, каждому рекомендую вложить в него месячный оклад и оставить его в тайнике хотя бы дня на три…»

Дятел и поруганный классик

Через несколько дней старый разведчик пожалел, что дал слушателям рекомендации, выходящие за рамки учебной программы. Вазген Григорьевич сидел в своём кабинете и принимал зачёты по контейнерам для тайников, изготовленным слушателями его отделения. У дверей собрались будущая элита спецслужб со своими специзделиями. Добрая их треть была закамуфлирована под разного рода экскременты. Наиболее правдоподобно выглядел контейнер у юного Алика Налимова. Он бережно держал в руках небольшую спиралью закрученную пирамидку, до мельчайших деталей напоминающую свежеприготовленную субстанцию, которой профессионально интересоваться могут разве что ассенизаторы.

– Какая мерзость! – не выдержал Веничка Мочалин, разглядывая коричневую кучку в руках молодого товарища.

– Мэйд ин Ю-Эс-Эй, Вениамин Вениаминович, – с гордостью отрапортовал лейтенант Налимов. – Используется для проведения народного праздника Хэллоуин. А вы попробуйте надавить!..

– Фу, Алик, она ж ещё воняет!

– А как же! Стопроцентная имитация. Зато никому не придёт в голову взять мой контейнер в руки. А у вас, Вениамин Вениаминович, что имеется.

– Что имеется – что имеется… Да то же…, только собачье! Ты бы лучше посмотрел, что приготовил Дамир Малофеев.

В это время рядом проходил капитан Терентьев, жонглируя тремя «яблоками» конского навоза.

– Где планируешь закладывать? – весело поинтересовался у него Мочалин.

– На Ленинском проспекте!

– Ну, Бог в помощь! Давненько я там лошадей не видывал!

Внезапно дружеский обмен мнениями прервался на полуслове. Дверь в кабинет с шумом распахнулась, и в коридор вылетел староста группы капитан Намёткин, сбив Терентьева с его незамысловатыми контейнерами.

– Ну, что, принял?! – бросились к нему остальные.

– Забраковал! – упавшим голосом произнёс он.

– Покажи, что не так!

Намёткин бережно развернул большой носовой платок, в котором лежала дохлая птица.

– Дятел! – в изумлении воскликнул подбежавший Герман, – а как в него документы прятать?

«Элементарно!» – парировал заваливший зачёт слушатель. Капитан с усилием свернул на бок голову птице, у которой вдруг разверзся непомерно большой для пернатых анус с торчащим из него мятым червонецем. «Я этот контейнер знакомому таксидермисту заказывал. Для проверки надёжности на три дня в „Ботсаду“ у моста через Лихоборку оставлял. Ни то что прохожие, даже коты носы воротили. А этот Вазген… Не функционально, не функционально! – передразнил он руководителя, – посмотрим, что полковник скажет Дамиру. У того вообще бомба!»

В этот момент Дамир Малофеев демонстрировал своё изделие полковнику Геворкяну.

– Это что? – в изумлении подняв брови, спросил Вазген Григорьевич чадолюбивого таджика, открывшего перед ним баночку из-под детской присыпки.

– Тампон… Женский гигиенический, со следами…

– Про следы не надо… не слепой…

– Это ещё не всё, – продолжил Дамир. С этими словами он ловко разделил тампон на две половины, в одной из которых находилась гильза от охотничьего патрона двенадцатого калибра. – Абсолютно герметично, товарищ полковник!

– Да, но где… где эту дрянь можно оставить?.. В каком районе вы проводите тайниковую операцию?

– У роддома. Моя жена скоро ложится туда на сохранение… Там у забора весь двор этим усыпан, – предупредительно улыбнулся Дамир. – Шестой у нас… Файзуллой назовём, в честь Дзержинского.

– Причём тут Джержинский?

– По-таджикски Феликс – Файзулла! Можно сказать, Феликс Дамирович Малофеев. Разведчиком будет, иншалла!

– Зачёт! – приходя в себя, обессилено пробормотал полковник. – Следующий!

Следующим был Поскотин с ржавой консервной банкой, заполненной засохшим столярным клеем. Герман ловко вывернул дно, демонстрируя рабочую полость, после чего молча выставил своё изделие на стол преподавателю!

– Великолепно! – порывисто воскликнул Геворкян. – Порадовал, честное слово, порадовал, а то меня уже наизнанку выворачивает от шпионских реквизитов твоих друзей. Ты знаешь, Герман Николаевич, что там на Западе уже давно приметили, как кто из посольства начнёт скупать бутафорское дерьмо, – можно брать! Без вариантов – сотрудник КГБ. Да, кстати, кто там ещё из твоих пришёл ну… без этого…, зови скорей, чтоб я до обеда аппетит не испортил!

Однако слушатель даже не успел забрать свой контейнер, как дверь без стука отворилась и в кабинет прошествовал секретарь парткома. Вместе с полковником Фикусовым в помещение ворвался свежий воздух леса, запутавшийся в полах его дорогого драпового пальто. «Вазген, бросай своих золотарей, едем обедать в ресторан. Мне орден Дружбы народов вручили. Задним числом, за операцию в Джакарте». «Поздравляю, Владимир Александрович! – живо откликнулся Геворкян, крепко обнимая новоиспечённого кавалера. – Чтоб не последняя! И – многие ле?та!»

Всё время, что ветераны душили друг друга в объятиях, Поскотин стоял навытяжку по стойке «смирно». Он с возрастающим вниманием вглядывался сзади в статную фигуру партийного руководителя, даже не столько в фигуру, сколько в каракулевую папаху, её венчавшую. «Не может быть! – с суеверным ужасом думал Герман, – Мой „пирожок“! Вот и залом, на два пальца выше отворота…» Не выдержав, он крадучись подошёл к полковнику и задрал голову.

– Герман Николаевич, перестаньте паясничать, что вы себе позволяете?! – воскликнул Геворкян, высвобождаясь из объятий секретаря парткома.

– Мех афганский! – отпрянув в сторону, ответил слушатель. – Такой у нас в провинции Джелалабад выделывали. Каракульча называется… Шьют на заказ для Политбюро.

– Верно говоришь, майор! – повернувшись к нему всем корпусом, подтвердил догадку полковник Фикусов. – Каракульча, настоящая афганская каракульча. Случайно в «Военторге» из-под прилавка за триста рублей приобрёл.

Герману стало дурно. «Какой же я болван! – думал он. – Да за свой „пирожок“ я мог бы три Ольги прикупить: две из бронзы и одну – из чугуна!» Однако его мысли перебил командирский голос секретаря парткома.

– Да, Вазген, ты слышал, что учудил мой «слуша?к» из партнабора?.. Тайник у Ленина устроил.

– В мавзолее?

– Нет же… засунул в него капсулу…

– В Ленина?

– О чём ты говоришь!..

– Мой тоже дятлу в задницу воткнул…

– Вазген, шутки у вас национальные…, ну, прямо скажем…

– Какие шутки, Володя! Рассверлил дятлу очко и…

– Прекрати! Ты меня послушай… Мой взял том полного собрания сочинения классика, измазал в грязи и вырезал внутри дырку. А страницы склеил. Так и принёс на зачёт. Всё равно, говорит, его никто у нас не читает, а в утильсырьё сдать побоятся.

– Мда-а-а, – протянул полковник Геворкян, – ничего святого не осталось. Догорает костёр революции… Чем дальше страну греть будем?..

Дом с белыми занавесками на окнах

Накануне выезда на «Виллу» Герман тепло попрощался с женой, гулко пробежал вниз по ступеням к двери подъезда, потом на цыпочках вернулся и позвонил в соседнюю дверь. Его уже ждали. Ольга бросилась ему на шею и запечатала поцелуем губы. Сзади стояли смущённые Миша и Лида. Они лишь недавно были посвящены в тайны любовных отношений соседа-инженера и воспитательницы детского сада. «Это стоит обмыть!» – неуверенно предложил хозяин квартиры и тут же пригласил всех к столу. Лида была менее радушна. Она косилась на Ольгу и, улучив момент, шёпотом высказала жильцу своё мнение: «А твоя натурально не хуже будет!»

Конспиративность свидания придала вечеру дополнительную интригу, которая быстро растворялась в алкоголе и дружном скандировании «Горько!» Любовники целовались, наперебой рассказывали историю своего знакомства, искренне аплодировали артистам домашнего театра, исполнявшим сценки из комедий Мольера и вскоре, радостные и утомлённые уединились в гостиной.

В четыре утра Поскотин проснулся на полу. Рядом, раскинув руки, ничком спала Ольга. «Боже мой! – в отчаянии вскричал герой-любовник, – Я проспал автобус на „Виллу“!» Ситуация усугублялась тем, что он не знал ни адреса, ни даже места, где расположена эта сверхсекретная «Вилла». Старшекурсники рассказывали, будто бы – где-то в районе «Речного вокзала». Поскотин был в отчаянии. «Давай спать, – пропела разбуженная Ольга, – утро вечера мудренее», но возбуждённый разведчик уже метался по комнате в поисках разбросанной по всем углам одежды.

Тихонько скрипнув дверью, он вышел на улицу. В отстоявшейся тишине ночи пахло весной. Ни души. Панельные стены одноликих многоэтажек надёжно скрадывали звуки, рождаемые их дремлющими обитателями. В уютных квартирах спального района скрипели панцирные кровати, дребезжали пружины старых диванов, сопели, храпели и стонали жители индустриальной столицы в то время как одинокий разведчик стоял в тишине посредине проезжей части дороги в надежде поймать запоздалое такси. Ни одной машины! Ни пешехода, ни даже дворового пса. Всё вымерло. Трудовой народ отдыхал и лишь где-то вдалеке ухал пресс оборонного завода и слышались гудки маневровых электровозов. Завывая, как истребитель на взлёте, промчался горбатый «Запорожец», далеко объезжая одинокого путника.

Через полчаса Поскотину удалось поймать такси, возвращавшееся со свадьбы.

– Шеф, помоги! – приветствовал водителя изрядно продрогший путник. – До Речного вокзала подбросишь?

– А там куда?

– Не знаю… – забравшийся в салон пассажир надсадно ворочал мозгами в надежде на спасительное озарение. – Здание должно быть… жёлтого кирпича… – начал выстраивать аналогии со своим Институтом одинокий разведчик.

– Адрес какой?

– Забыл!

– Этажей сколько?

– Не много… три-четыре… Да, ещё занавески…

– Какие?

– Белые, простые, как в медучреждениях… Но не больница…

Герман вдруг не к месту засмеялся. Он отчётливо осознал, что ВСЕ окна на объектах КГБ были завешены белой тканью, не шторами, а именно занавесками.

– Случаем, не морг? – перебил его мысль водитель, заводя мотор. – Там тоже шторки белые…

– Нет, туда ещё рано.

– Так, может, это то место, куда мужиков с дипломатами и в галстуках каждую неделю автобусами завозят?

Пассажир не знал, как ответить. Он неопределённо промычал, что должно было означать, дескать «вполне возможно».

– Из чекистов, что ли?

– Кто?

– Ну, не я же!

Молодой человек замер и оторопело уставился на улыбающегося шофёра.

– Что гляделки устроил? Я вашего брата через день развожу. Нажрутся до поросячьего визга, а потом не могут домашний адрес назвать. Боевой у вас народ! Да и ты, я смотрю, не промах. На, мускатный орех, пожуй, а то в салоне уже дышать нечем.

Пассажир покорно взял семя тропического плода и молча принялся его грызть. Вскоре машина остановилась у трёхэтажного здания жёлтого кирпича с зарешеченными окнами и белыми занавесками на них. Расплатившись, Поскотин позвонил в ворота. Лязгнула щеколда и в освещённом проёме появился зевающий по всей диагонали своего военного рта прапорщик в пограничной форме. Попрепиравшись минуту, запоздавший разведчик, наконец, проник на секретный объект.

Утром временные обитатели жёлтого дома потянулись в столовую. Завтрак на особо секретном объекте был по-монастырски скуден: яичница, кефир и чай с булочкой.

– Хорошо, что здесь хотя бы «рыбный день» не ввели, – приветствовал Герман Шурика Дятлова, который, склонившись к витрине, внимательно изучал выставленные перед ним тарелки с глазуньей.

– Так и загнуться недолго, – задумчиво произнёс товарищ, брезгливо ставя одну из них на поднос. – Питаемся, как Робинзон, одними яйцами. При таком ассортименте я бы и от холодного минтая не отказался.

– Бррр! – мгновенно отреагировал его друг. – Рыба минтай столь же безвкусна, сколь пресна наша с тобою жизнь.

– Не скажи! К нашей реальности только хорошего гарнира не хватает… Да, кстати, – продолжил он, усаживаясь за столом, – ты слышал, нашего Балимукху хотят госпитализировать? – продолжил он общение уже сидя за столом.

– Заболел? – осведомился Поскотин, густо посыпая оранжевые желтки молотым перцем и яростно зевая.

– Хуже… Многочисленные бытовые травмы…

– Упал?

– Нет. Трусы наизнанку одел.

– С кем не бывает…

– Да, но трусы были женскими!

– Отомстила…

– Кто?

– Надежда его жене отомстила – своего любовника домой в заказном конверте отправила!

– Дьявол бы побрал этих баб с их чёрным юмором! – давясь смехом, заметил Дятлов. – У меня б на такое ума не хватило.

Вскоре к друзьям присоединилась жертва чёрного юмора. Мочалин был угрюм и серьёзен. Своим тяжёлым взглядом он безжалостно гасил бесовские искры, вспыхивающие в глазах компаньонов по «Бермудам», готовых забросать его каверзными вопросами. Наконец Герман не выдержал.

– Ты что такой печальный, будто у Лыковых в тайге гостил? – невинно поинтересовался он.

– Будто не знаешь?

– Опять кокотницей?

– Нет, – ответил Вениамин. – Эту я пионерам на металлолом сдал. Ходят, бездельники, по квартирам: «Дяденька у вас лишних железок не найдётся?..»

– Чем же тебя в таком случае огрели?

– Вафельницей…

– Ты посмотри! – притворно всполошился Поскотин, – а я перед самым отъездом своей такую же подарил.

Посудачив за чаем о скверностях женского характера и, выразив сочувствие раненому разведчику, слушатели разбрелись по комнатам готовиться к первому выходу на «боевой маршрут». Герман с отвращением облачался в шпионскую амуницию. В замызганный брезентовый чехол он аккуратно вложил портативный проволочный магнитофон, закрепив секретное устройство потрёпанными резиновыми лямками, пропустил через небрежно пришитые штрипки на рукаве пиджака провод с манипулятором, и, наконец, со вздохом облегчения прикрепил микрофон к галстуку. «Раз-два-три… Проверка!» – дважды повторил он, наблюдая за световым индикатором, после чего стал укреплять под мышкой не менее ветхий «щекотунчик» – радиосканер с вибрационным индикатором для обнаружения радиообмена сотрудников наружного наблюдения. В завершении процедуры брючные карманы были заполнены огрызками карандашей и двумя стопками малоформатных картонных листов. «Попробуем», – протянул Поскотин, пытаясь, засунув руку в карман, на ощупь написать ошмётком карандаша простейшую фразу – «Веник – дурак!». «Не каллиграфично, но – читаемо» – удовлетворённо резюмировал он, разглядывая написанное вслепую. Это был старый «школьный» приём: слушатели, не надеясь на память, скрытно фиксировали приметы выявленных сотрудников наружного наблюдения для дальнейшего использования записей в своих отчётах.

На маршруте

Солнце, словно набираясь сил перед летними выступлениями, ещё разминалось за сталинскими высотками, когда Герман уже стоял напротив Туполевской шарашки. Нервно поглядывая на часы, он с нетерпением ждал конца восхождения минутной стрелки. «Пора!» – прозвучал мысленный сигнал и в ту же секунду под мышкой застрекотал «щекотунчик». Разведчик нервно захихикал. «След взяли, канальи!». Стараясь не спешить, он расхлябанной походкой направился в сторону горбатого моста. «Мама, смотри, – опять белый араб спускается!» – радостно завопил знакомый мальчуган, прижимаясь к матери, которая с некоторым испугом уступала место на мосту насупившемуся разведчику. «И чем я ему так приглянулся?» – мелькнула мысль, но в этот момент вновь заработал «щекотунчик». «Хи-хи-хи!» – мелким бесом зашёлся «белый араб», обходя мамашу с ребёнком. Уже приближаясь к первому проверочному месту, Герман услышал дробный топот перепуганной семьи. Делая предусмотренный маршрутом разворот на сто восемьдесят градусов, он уже никого не увидел. «Странно, где же слежка?» – недоумевал разведчик, продолжая движение. Радиосканер молчал. В очередной раз «щекотунчик» порадовал Поскотина у самого входа в «Тишинский рынок». Стоически превозмогая приступы щекотки, Герман проследовал к «блошиным» рядам. Обойдя линию филателистов и примкнувших к ним нумизматов, он сделал «проверочный» поворот на линию коллекционеров спичечных этикеток и старинных открыток. Есть! Вот они! Со стороны входа между рядами суетливо пробирались спортивного телосложения граждане с вызывающе поднятыми воротниками и чекистским оскалом на незапоминающихся лицах. Загнанный разведчик решительно схватился за огрызок карандаша и, не вынимая руку из кармана, начал лихорадочно записывать. «Первый – куртка серая, брюки серые, ботинки чёрные, грязные… Второй – пальто серое, брюки серые, „луноходы“ серые… Третий – куртка серая, батник серый… Едрёна вошь! Да что это за приметы! Какие-то серые мыши, а не оперативники! Ах, да, у третьего – лыжная шапочка… серая» Между тем сканер непрерывно возбуждал вибратор, отчего разведчик был готов в любую минуту впасть в истерику.

Делая очередной разворот, Герман с ужасом обнаружил чуть ли не два десятка сотрудников наружного наблюдения, одновременно перемещавшихся по всем рядам. «Что так много? Со всей Москвы что ли наскребали? Неужели захват? Но это не предусмотрено планом! Проверяют на реакцию в экстремальной ситуации? Вполне возможно». Испытывая нечто, похожее на гордость, загнанный в угол слушатель развединститута, постарался максимально расслабиться. Вихляя бёдрами и насвистывая Триумфальный марш из оперы «Аида», он углубился в развалы фотографического хлама. В воздухе пахло напряжением, замешанном на терпком запахе коллективного испуга. Среди продавцов было заметно оживление. Одни часто наклонялись, пряча товар, другие – напротив – массово выставляя нечто, имеющее отрицательную стоимость. «Какая грубая работа! – воскликнул про себя Герман, – И это сотрудники КГБ!» Между тем один из преследователей приближался к нему. Не имея желания конфузить коллегу, Поскотин нарочито беззаботно повернулся к прилавку, уставленному гармошками павильонных камер и объективов в латунной оправе. «А скажи-ка милейший, – обратился он к хозяину раритетного великолепия, – сколько ты просишь за этот чудный цейсовский астигмат?» «Милейший» молчал. Покупатель поднял глаза. Напротив через прилавок стояло нечто настолько жалкое и вызывающе беззащитное, что Герман осёкся. «Нечто», теребя в побитых артритом руках женскую меховую муфту, потело и с безумным ужасом смотрело через его плечо. Поскотин обернулся. На него сверху вниз взирал оперативник в серой куртке и серой вязаной шапочке. «Быть скандалу!» – мелькнуло в голове и рука машинально нажала манипулятор магнитофона. – «Если на „Вилле“ будут разборки – предъявлю в качестве доказательства».

– Грубо работаешь, коллега! – с достоинством начал диалог смелый разведчик.

– А ты кто такой? – опешил верзила.

– Майор Поскотин!

Верзила молчал, не зная как ему поступить.

– Какого хрена ваша группа нарушила план и замысел операции?! – не унимался майор. – Кто дал вам санкцию на контакт с объектом?!

– Никто…, – сглотнув слюну, ответил оперативник.

– То-то! – торжествующе подытожил «объект». – Немедленно дай команду своим покинуть место проведения операции и перестроиться для продолжения работы за объектом.

Терзаемый сомнениями, оперативник попытался прояснить ситуацию.

– Простите, а вы с какого отдела?

– Я подчиняюсь непосредственно генералу Зайцеву! – перешёл в наступление суровый майор, – И если вы немедленно не вернётесь на исходные позиции, я направлю рапорт по инстанции!

После столь воинственных заявлений верзила счёл за лучшее расстаться с приближённым руководства. Уходя, он прильнул к рации и что-то заговорил. У Германа синхронно ожил «щекотунчик». Перемещающиеся между рядов сотрудники внезапно замерли на месте, прильнув к своим радиостанциям и спустя минуту потянулись к выходу.

– Так-то лучше! – удовлетворённо резюмировал разведчик и вновь обернулся к продавцу. – Так сколько просишь за объектив, любезный?

Ещё не пришедший в себя лоточник услужливо протянул медное великолепие с бликующими стёклами.

– Двойной! – произнёс он своё первое слово.

– Что двойной?

– Двойной анастигмат!

– Поня-а-а-атна… – стараясь сохранить достоинство профессионала, протянул обескураженный покупатель, вертя в руках бесполезный для него предмет. – А складные карданные камеры есть?

Продавец молча достал из-под прилавка чёрную дерматиновую коробочку, нажал на верхнюю кнопку, после чего на свет, блестя анодированными деталями, словно паровоз из туннеля, выкатилась великолепно сохранившаяся фотокамера с гофрированным мехом.

– Ух, ты! – не выдержал прилива восторга Герман. – Работает?

– Как часы Генри Мозера!

У молодого человека, ещё недавно обменявшего семейную реликвию на голую женщину, ёкнуло в груди.

– Сколько?

– Подарок!

– ?

– Мой папа тоже был чекистом… Знал Дзержинского, Яшу Агранова… И не надо, молодой человек, изображать недоумение. У всех чекистов на челе присутствует лёгкий налёт поруганного интеллекта – с грустью произнёс продавец, сдобрив влагой миндалины своих больших на выкате глаз. – Думаю, папенька был бы рад, узнав в чьи руки я передаю его «Фотокор». Вы смелый и благородный юноша, – продолжил он, прикасаясь батистовым кружевным платком к уголкам глаз. – Только настоящий чекист мог пресечь беспредел легавой своры… Чуть ли не каждую неделю шмонают…

– Это не милиция… – начал было выгораживать своих коллег Поскотин, но, вовремя спохватившись, осёкся. Мало того, себя расшифровал перед всем базаром, так ещё… – Это хулиганы! – выпалил он первое, что ему пришло на ум.

– Хулиганы, хулиганы, – поддакнул сын чекиста, передавая камеру в руки благодетеля. – Просто беспредельщики! Только на вас, соколов Андропова, надежда и осталась!

Андроповский сокол и одновременно представитель «последней надежды» зарделся и скромно потупился.

– Иконки, камешки, металл интересуют? – не изменяя тональности, осведомился щедрый даритель. – Спешите, уважаемый! Не сегодня-завтра рынок прикроют.

Ошеломлённый Герман отпрянул и, машинально схватив камеру, поспешил к выходу, бросив на прощание «Передавайте привет папе!»

– Непременно!.. Как только встретимся! – услышал он за спиной скорбный голос, – Расстреляли папеньку… До войны ещё…

Удачливый покупатель ускорил шаг… На выходе он бросил озадаченный взгляд на толпу оперативников, что-то бурно обсуждавших недалеко от проезжей части. Завидев майора КГБ, все, как по команде, повернули к нему головы, а четверо сотрудников отделились от основной группы и последовали за разведчиком. «Дилетанты!» – в сердцах сплюнул разведчик, ускоряя движение. Наружное наблюдение выявлено, можно и в отрыв уходить! Он запрыгнул на подножку отправлявшегося троллейбуса и через три остановки сошёл с него. Миновав проходными дворами жилой квартал, разведчик влетел в распахнутые двери ЖЭКа и пройдя его заплесневелыми коридорами, вышел чёрным ходом во двор. Слежки не было.

Возвращаясь в метро до «Речного вокзала», уставший разведчик с опаской рассматривал старую советскую камеру, которой он намеревался запечатлеть сказочные красоты Афганистана. Его не отпускали мистические предчувствия, что однажды в её хромированных деталях он увидит отражение лица прежнего владельца, расстрелянного его коллегами.