Текст книги "Вызов (СИ)"

Автор книги: Гайя Антонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

   В нашей семье не умели разговаривать нормально, только орали.

   – Что?!

   – А ниче, что к нам седня Вика придет?

   – Ниче, – недовольный тон Лоры не оставлял никаких сомнений в том, как она относится к этой Вике.

   – С девушкой своей познакомлю, – сказал Лука.

   – Класс...

   Он увлек меня за собой, дабы дать послушать свой новый трек. Лука писал клубняк, который меня никогда не волновал. Однако послушать музыку брата – святое.

   Прослушав совершенно безликий, на мой вкус, трек, я сумела сбежать назад к Лоре. Натерев все же сыр, я помогла ей почистить картошку и нарезать два салата. У мачехи выходило куда лучше и быстрее, конечно, она вообще порхала по кухне.

   – Вроде все, – она сняла фартук, дожаривая отбивные. – Я пойду хоть причешусь, ладно?

   – Конечно! Я послежу за отбивными.

   Я достала из стенки в гостиной старые альбомы, в которые фотографии надо было вклеивать, принесла их на кухню.

   Вот я в возрасте пяти месяцев, если верить подписи под фото. Ээто писала мамина рука – незнакомый почерк, который я больше нигде, кроме как в этом альбоме, не видела. А вот мне годик – я в оборчатом синем платье сижу у нее на руках. Моя мать – она была светловолосой, почти блондинкой, и очень много улыбалась. Она всегда улыбалась, на всех фото. Папа говорил, что она была самой жизнерадостной из всех, кого он знал. Папа... Валерий. Нет, все же папа. У мамы лицо немного тяжеловатое, твердый подбородок такой, мужской, можно сказать. Папа говорил, что она была волевая и сильная, напористая... И что я похожа на нее в этом. У мамы курносый нос, больше похожий на клювик птицы, маленький такой, смешная кудрявая челка. И острые скулы. И глаза как у Ксены – зеленые, с прихотливо и капризно изогнутыми бровями.

   Я тщательно пересмотрела все фото мамы, не забывая переворачивать отбивные. Вот она с какими-то девушками – судя по всему, ее одногруппницы. Мама закончила восемь классов и техникум по специальности "Бухгалтер". Уже когда я родилась, мама была на втором курсе университета им. Каразина, она училась на какой-то экономической специальности. Видимо, с ней девушки из Каразина. Я перебрала немногочисленные фотографии, сделанные после моего рождения и до смерти мамы. Смешно, пожалуй, пытаться найти на них своего биологического отца. Из мужчин на фото только папа и его брат, мой дядя Толя. Вот фото с моей регистрации и крещения, вот фото на ступенях роддома – папа забирает нас с мамой с цветами и родственниками. Мама улыбается так гордо, будто не ребенка недавно родила, а изобрела лекарство от рака. Нет, пожалуй, я не такая. У нее харизма была – за версту чувствуешь. Так, а вот фото какого-то застолья... Семья дяди, беременная мама... Выпивший папа – по нему сразу видно это. Далее фото со свадьбы – мама уже с приличным животиком. Я вздохнула. Интересно, а если моим отцом правда был вампир, то он мог внушить Валерию, что Анна беременна от него. А если она была вампиром... Значит, ее обратили, когда она была беременна. Нет, не то – фотографии все, сделанные после моего рождения, были сняты в светлое время. Значит, все же отец. Я ощутила тяжесть, легшую на плечи. Люся, Лука, Сева, Витя... И папа. Они все не моя родня. Горько, как же горько это осознавать...

   – Фотки смотришь? – я не слышала, как Лора подошла ко мне.

   – Ага, вот, решила вспомнить.

   – Красивая у тебя мать была.

   – И есть, – я поглядела на нее и погладила руку, которой она оперлась о мое плечо.

   Лора улыбнулась мне тепло и потрепала по затылку.

   – Ты ж моя зайка?..

   Этот вопрос не требовал ответа. В двери кто-то позвонил и вошел, и мачеха унеслась в прихожую.

   – А мои пупсики пришли! – заголосила радостно она.

   Значит, Антон с женой и детьми пришел. Я выключила огонь под сковородой с отбивными, сложила альбомы на подоконник и вышла в прихожую тоже.

   В общем, после процедуры визгов, объятий, поцелуев, всяких там "Как ты похудел" Антону, "Обалденное платье" его жене, пришла Юля с мужем и детьми, и все поехало по новой. Сразу же подоспела Люся с парнем и Вика, девушка Луки. После них в дом вошли папа и Виктор. Одежду сносили в кабинет папы и бросали на диван. Обувь была по всей прихожей. Трое детей носились по дому, четвертый ребенок – 15-летний – угрюмо слушал музыку, усевшись в углу гостиной под елкой.

   Я, опомнившись, принесла из машины подарки, которые накануне вечером купила в ближайшем ТЦ. Надеюсь, я ни о ком не забыла.

   Все смешалось в доме Антонинов. Наконец, я загнала детей за стол, так как их родители были заняты активной болтовней друг с другом и братьями и сестрами. Папа сел возле меня, когда я, усадив 4-летнюю Марину, дочь Юлии, на соседний стул, заталкивала кончик полотняной салфетки ей за воротничок платья.

   – Гайя, – я повернулась и попала в его объятия.

   Мой папа довольно высок, но детишки переросли его. Он темноволос, голубоглаз и у него привлекательное лицо, которое несколько портила его постоянная меланхоличность. Все остальные в этом доме всегда горели и порой взрывались, но только не он.

   От папы пахло так же знакомо, как и от Лоры. Сигары, ментол – папа заядлый курильщик. И запах конфет почему-то. Я часто задавалась в детстве вопросом – почему от папы так вкусно пахнет?

   – Ты как доехала? – спросил он, ласково улыбаясь.

   – Хорошо, спасибо. Скучно только в дороге.

   – А как настроение?

   – Отлично! Я так давно тут не была, что теперь просто готова всех затискать до смерти.

   Папа засмеялся своим тихим добрым смехом. Все-таки, как консервирует человека любовь к истории – он выглядит столь молодо и все так же смеется... И тут меня пронзила внезапная догадка. Я вгляделась в лицо своего папы – то есть, не своего. Но почему же тогда я так на него похожа?

   – Пап, ты что ел, – спросила я у него, – у тебя на зубах что-то...

   Он провел языком по зубам.

   – А ну-ка, покажи, – потребовала я.

   Он послушно оскалился. Мне показалось, или у него такие длинные клыки?

   – Ой... – я растерялась, глядя ему в глаза. – Пап, вроде чисто.

   – Я ел шоколадку, – сказал он. – Ты как вообще? Книга продвигается?

   Если он вампир, то все остальные мои братья и сестры – тоже дампиры.

   А потом я задумалась. Нет, все же он не вампир. Я помню, что он был моложе. А у вампиров дети так часто не рождаются. Словом, ложная тревога. Хотя что-то грызло меня, может, желание, чтобы все-таки он оказался моим отцом?..

   – Гайя. Гайя...

   Я очнулась. Папа смотрел на меня внимательно.

   – Ты витаешь где-то, детка.

   – Ой, прости. Книжку заканчиваю, надоела мне эта тематика вампирская...

   – Девочка растет? – папа засмеялся.

   Зычный голос Ларисы призвал нас к столу. Она внесла огромное блюдо с горячей картошкой. Ужин начался.

   За столом сидели папа с Лорой, Антон и его жена Эмилия, в девичестве Адвокатова – еврейка, дочь депутата Рады, как я уже упоминала. Их семья не любила, когда им напоминали об их национальности, поэтому Эма с радостью сменила свою фамилию на фамилию Антона – Бусыгина. Их дети – 12-летний Жорик и 11 летняя Стелла. Мужа Юлии зовут Вячеславом Поруцким, их 15-летнего сына – Тимофеем, а дочь, как я уже говорила, Мариной. Кроме того, там были Лука с Викой – худощавой, крашеной в блонд девушкой. Люся тоже была с парнем – симпатичным, на мой вкус, Максимом. Виктор был один и ничуть не страдал от этого. Не хватало только Северуса.

   О нем и зашел разговор, во время которого я отчаянно мигала Юле и Антону, чтоб не проговорились о том, что мы дали ему деньги. Люся сидела ниже травы, ведь и она сидела в папиной машине во время аварии. Судя по всему, родители этого не знали. Северус не сказал им.

   Досыта обругав Севу, Лора начала расспрашивать невестку и зятя об их родителях. Антон тем временем разливал спиртное. Потом Виктор рассказал Максу, мне и Люсе неприличный анекдот, за что был наказан ударом полотенца Лоры по спине. Лука начал защищать его, в общем, начались полушутливые перебранки, которыми обычно славились наши застолья и после которых голова была просто квадратной.

   Мы сидели где-то час, я слушала рассказы племянницы Стеллы о том, как ей надоела школа и она скорее хочет в университет, учиться на журналиста, как и я. Я кивала, ощущая какое-то смутное беспокойство. Оно усиливалось с каждой минутой. Что-то было не так. Я извинилась, встала и прошла в кухню, чтобы выпить воды. В кухне работал телевизор, и я, неспеша попивая минералку, успела посмотреть кусочек праздничной службы в Михайловском соборе. В дверь позвонили.

   – О, это Северус, наверное, пришел, – это Лора.

   Конечно, Северус... Кто-то из моей родни – позже я увидела там Витю – подошел к двери. И открыл ее.

   – Привет. Я друг Гайи. Могу я войти?

   Я услышала голос Маны. Витя, видимо, заколебался, не зная, что сказать незнакомцу. И лишь поэтому я успела выскочить из кухни с истошным воплем: "Нет!"

   Глава 3

  Ненавижу людей, которые меня любят. И они меня ненавидят!

   Futurama

  Самая сильная ненависть – порождение самой сильной любви.

   Т. Фуллер.

  В повисшей тишине все уставились на меня. Я выдавила некое подобие улыбки:

   – Это ко мне, я сейчас...

   И я пулей метнулась к выходу, чтобы никто из моей гостеприимной родни не успел позвать Ману в дом.

   Я захлопнула за собой дверь, оказавшись лицом к лицу с вампиром. Он внимательно смотрел мне в глаза и молчал. Как всегда, на нем было пальто, в этот раз черное. Интересно, а летом он тоже пальто носит, чтобы прятать свое оружие?

   – Я тоже рад тебя видеть.

   Ледяной голос напомнил мне о тех не столь далеких временах, когда я намеревалась устроить этому вампиру запоздалую встречу с Творцом.

   – Что ты здесь делаешь, Мана?

   – Это ты что здесь делаешь? – он опешил от моей наглости. – Я русским языком велел тебе не высовывать носа из дома.

   – Я давно не виделась со своей семьей, ты не появлялся. И мне нужно было кое-что проверить здесь.

   Мана прищурился, глядя мне в глаза.

   – Я тебя сейчас стукну, – зло сообщил мне он.

   Я испуганно отпрянула, но он поймал мою руку. Я поняла, что мое безотчетное беспокойство было вызвано приближением Маны к дому моих родителей. Я тебя стукну... Волна старого страха и совершенно новой боли окатила меня. Зря поверила ему. Зря расслабилась и сочла себя такой особенной, что Мана попридержит ради меня свой бешеный нрав, снискавший вампиру славу психа даже среди кровососущей братии.

   Неожиданно в лице Маны что-то изменилось. Он на миг растерялся, выпустил мою руку.

   – Прости, я... почувствовал тебя.

   Потирая запястье, я настороженно глядела на Ману.

   – Хорошо, конечно, что ты меня чувствуешь, но с каждой такой вспышкой гнева твой кредит доверия будет таять, – честно предупредила я.

   – И что тогда будет, а? – с издевкой спросил он, улыбаясь. – Ты меня убьешь? Стоп, ведь это мы уже проходили.

   С минуту мы стояли, глядя друг на друга. Честно говоря, я была немало раздосадована его поведением и словами. Он же весь лучился злостью и ехидством.

   – Я пришел к тебе, тебя нема, – сказал он. – Пiдманула, пiдвела... Собирайся, мы едем в Киев.

   – Нет.

   – Тогда впусти меня.

   – Нет.

   Он так посмотрел на меня, что я поторопилась добавить:

   – Я не стану подвергать свою семью такому риску, разрешая тебе войти.

   В следующий миг я поняла, что жить мне осталось всего ничего. Глаза Маны не просто горели – они испепеляли. Вдруг подумалось, что с моей семьей он бы неплохо поладил.

   – Я сейчас просто беру тебя на руки и уношу прямо в этих милых розовых тапочках. Идет?

   Я задумалась. Было холодно. Надо что-то решать, иначе замерзну.

   – Мана. Я не могу впустить тебя в дом своей семьи. Ты и сам должен понимать это.

   – Значит, ты прогоняешь меня и не доверяешь мне. Дела... А пару дней назад... – он умолк.

   Мне стало стыдно.

   – Прости...

   – Приглашение можно отменить, – нехотя сообщил Мана, перебивая меня.

   – Да?! И как же?

   – Я должен сам отказаться от него.

   – И ты сделаешь это?

   – Да.

   Значит, имея возможность попросту увезти меня отсюда, вампир все же решил пойти на компромисс? Что ж, я делаю успехи в воспитании...

   Я открыла дверь дома и вошла в прихожую.

   – Папа, тут пришел мой друг, Мана, можно ему войти?

   – Конечно, – раздался несколько удивленный голос папы.

   Мана радостно заулыбался, шагнул внутрь и шепнул мне, коснувшись губами моего уха:

   – Я тебя обманул.

   Я онемела от его наглости и его прикосновения. Он разулся, пока я пыталась справиться с эмоциями, снял пальто. Под ним у Маны был свитер цвета кофе с молоком, с V-вырезом, под свитером – белая рубашечка. Еще был кожаный шнурок с гематитом на шее и джинсы. Мана явно собирался сегодня познакомиться с моими дорогими родственниками, осенило меня. Никакого оружия, никаких дорогих пижонских рубашек и штанов, больше подходящих для образа законченного мерзавца. Волк в овечьей шкуре, ага. И, тем не менее, мысль об этом согрела меня настолько, что я отмерла.

   – Я все же грохну тебя когда-нибудь, – прошептала я Мане, задержав его в прихожей.

   Он ухмыльнулся, он был доволен собой.

   – Знакомьтесь, – я вошла в гостиную, где все с любопытством уставились на парня, из-за которого я с воплями пронеслась по дому. – Это Мана. Мана, это мой папа...

   Я быстро поименно перечислила всех, горячо надеясь, что вампир сразу забудет имена и как-нибудь оконфузится.

   – Садитесь, садитесь, – Лора жестом указала Вите на стул, стоящий у елки.

   Мой младший брат мигом приволок его к столу и поставил возле меня.

   – Подвинься, Марусь, – сказал он Марине.

   – Нет, – девочка вцепилась в стол руками.

   – Ставь сюда, – папа подвинулся.

   Лора быстро организовала для гостя тарелку и приборы. Я злорадно посмотрела на вампира: интересно, как он будет отмазываться от настойчивых предложений попробовать заливное или салат?

   – А давно вы с Гайей знакомы? – задала любезно вопрос Лора.

   Я внутренне ликовала. О, эти допросы моей мачехи мало кто переживал без потерь и полной деморализации. Сейчас ты получишь по первое число, милый Мана...

   – Нет, с месяц примерно.

   – А где вы познакомились? – спросила Юля. Она с очевидным интересом пялилась на него.

   – В моем клубе, – не моргнув глазом, соврал Мана. И убил этим многих зайцев, которые наперебой начали расспрашивать его о клубе, родителях, роде занятий, образовании, возрасте.

   Мана врал как по-писаному. Видимо, сказывалась долгая практика. Весть о том, что он сирота, вознесла его в глазах моих родных еще выше.

   – А еще Мана состоит в одной организации, которая называется Орден триариев, – сообщила я папе и торжествуще уставилась на Ману.

   Тот одарил меня снисходительной улыбкой.

   – Ну да, триарии мы для обывателя, а для знающих людей – Армис Тутерис. Название по строке...

   – Из Горация, – перебил Ману папа. Его глаза загорелись, и он начал цитировать на латыни.

   К моей досаде, Мана покивал и закончил цитирование вместе с моим папой.

   – Неожиданно, неожиданно, – папа с уважением смотрел на гостя. – Не думал, что современная молодежь интересуется таким.

   Я прыснула. Знал бы ты, папа, что эта "молодежь" старше тебя в шесть раз... На меня посмотрели все, пришлось прикинуться подавившейся.

   – Мы занимаемся исторической реконструкцией, изучаем оружие разных эпох, фехтование и так далее. Конечно, особенное внимание уделяется эпохе расцвета Рима...

   Буквально за какой-то час Мана очаровал всю мою семейку. Он так красиво улыбался, хохотал заразительно над шутками моих братьев, мило общался с девушками, с великой почтительностью – с моими родителями, выслушивал так внимательно детей, что я почти забыла, что из себя представляет на самом деле этот обаятельный парень. Вспомнив, по какой статье он привлекался в свое время, я ощутила рвотный позыв. Извинившись, я снова встала из-за стола и вышла в кухню. Следом за мной пошла Лора.

   – Время для пирога, – обрадовала она семью.

   Я расслышала вопли молящих о пощаде, боящихся лопнуть от переедания. Мачеха всегда так – затрамбует в тебя все, что приготовила, и попробуй только пикнуть, что не хочешь есть. Я не без злорадства вспомнила, как щедро Лора наложила снеди на тарелку Маны, да еще и постоянно заставляла накладывать еще. Кое-кому придется долго блевать в туалете...

   – Где ты откопала этого молодчика? – из размышлений меня выдернул голос Ларисы.

   Она стояла рядом со мной, пьющей воду из стакана, и разрезала пирог на столешнице у раковины. И, судя по ее недовольно поджатым губам, Мана совсем не понравился ей.

   – Ты что же, не продала душу дьяволу? – словив изумленный взгляд мачехи, я поспешила пояснить:

   – Ну, по-моему, от него все без ума. Кроме тебя.

   – Мана... Что это за имя такое? – тихо и сердито спросила Лора. – Кто он по национальности?

   – Он в Сербии родился, но давно живет...

   – Серб?! – Лариса в ужасе прижала нож к груди и уставилась на меня с предосуждением. – Мусульманин?!

   – Да нет, – я растерялась. Мана, вроде, говорил, что носил крестик, обеты священник у него принимал. Хотя вампиры, кажется, в богов не верят. – Да нет, он атеист, по-моему...

   Лариса была в ужасе. Для нее атеист хуже, чем иноверец.

   – Господи, и что ты в нем нашла?..

   Я улыбнулась:

   – А что, совсем нечего?

   Лариса едва заметно вздрогнула, растерянно улыбнулась. О, конечно, он ей очень понравился. Но так, как не должен был.

   – Он... опасный. Я гляжу на него и чувствую... вижу женщин, что ползли за ним в слезах, прося не уходить. А он всегда уходил, – Лора положила нож и умоляюще горячо зашептала:

   – Гаечка, я заклинаю тебя – не пускай его в сердце. Да, он бесспорно самый... самый обаятельный мужчина из всех, кого я встречала. И очень красивый. Но, Гайя, прошу: любить его не надо. Все, что угодно, только не полюби его.

   И она взяла поднос и вышла из кухни. Ее веселый голос перекрыл шум разговоров в гостиной:

   – Пирог с мясом!

   Я сделала глубокий вдох, выдохнула, пытаясь прогнать эту печаль, вызванную словами мачехи. Досадно, но она права. Я и сама понимала все. И нет – я не собиралась любить его. Не собиралась. Не собиралась и не буду, не буду... Я опустила голову и с яростью потерла виски пальцами.

   Мана стоял передо мной. Я очнулась, увидев его бежевый свитер. И смотрел на меня вампир так, будто знал все мои мысли. Он неодобрительно зыркнул на телевизор. Там по-прежнему правилось в церкви.

   – Мана, я... Я тут подумала – а, может, мой папа Валерий – вампир, а? – задала я этот идиотский вопрос с одной лишь целью – заставить его отвлечься от моих чувств.

   Его разомкнутые губы дрогнули, а глаза изумленно расширились.

   – Нет, Гайя, нет. Он человек.

   – А притвориться нельзя?

   – Ну, разве что он очень старый и искусный вампир.

   – Видишь...

   – Гайя, ты могла просто прикоснуться к нему серебром. Браслетом своим. Или разуть глаза и увидеть, что на шее твоего отца висит серебряный крестик, – Мана ухмыльнулся. Он любит, когда я лажаю.

   – Мы с ним похожи. И я подумала, а что если...

   – Нет. Мне жаль, но он человек.

   В гостиной оживленно общались, надеюсь, моя семья не услышит то, о чем говорим мы с Маной. Он положил руку на мое бедро, погладил его.

   – Хочешь, я тебе покажу мою маму? – спросила я у Маны, желая отвлечь его от щупанья моей филейной части.

   – Хочу, еще как.

   Альбомы я положила на подоконник, возле горшка с аспарагусом. Указав Мане на стул, я присела. Он скользнул на место подле меня и бесцеремонно раскрыл первый альбом.

   – Эй, я буду показывать... – возмутилась я.

   – Это она, да? – Мана не дал мне закрыть альбом, в котором были фото, сделанные после моего рождения. Он положил ладонь на мою руку, мешая.

   Он склонился к большой портретной фотографии моей мамы, внимательно изучая ее лицо.

   – Как ее звали?

   – Анна.

   – Анна Антонин... А девичья фамилия?

   – Вроде бы Степнова.

   Я вскочила.

   – Секундочку, Мана.

   Я через ванную вышла к лестнице на второй этаж, чтобы не привлекать внимания семьи, дефилируя через гостиную. В кабинете папы в сейфе лежали все наши документы. Конечно, сейф был закрыт. Черт!.. Хотя с нашим Севой я бы не только сейф, но и серебро столовое попрятала бы.

   – Гайя? – я вздрогнула, услышав настороженный голос отца. – Что ты тут делаешь?

   Я обернулась к папе:

   – Пытаюсь документы достать из сейфа. Можешь открыть?

   – Какие именно документы тебя интересуют, Гайя? – папа приблизился.

   – Я хотела взглянуть на ваше с мамой свидетельство о браке, ну, просто забыла ее девичью фамилию.

   Я не могла понять, почему с такой подозрительностью изучает мое лицо этот всегда беспечный и рассеянный человек.

   – Ее девичья фамилия была Степнова, – сказал мне он.

   – А можно мне все-таки взглянуть, пап? – как можно жалобнее и мягче попросила я.

   – Ты мне ничего не хочешь сказать? – вдруг спросил он.

   И это было так дико: папа никогда не любил лезть в душу, принуждать к ответу, избегал серьезных разговоров.

   – Ну... Не знаю даже. Что странного в том, что меня интересует такая мелочь? Важная для меня лично мелочь.

   Папа вздохнул, кусая губы. Он думал. Наконец, я не выдержала:

   – Ох, па, почему у меня такое чувство, что это ты мне что-то должен сказать?

   Он махнул рукой.

   – Дай-ка, – он подошел к сейфу, набрал необходимую кодовую комбинацию.

   Папа долго искал то, что я просила.

   – Увы, – он потер лоб, – и не знаю даже, где оно...

   Я без слов отняла у него пачку бумажек. Я уже не доверяла ему.

   – Гайя...

   Я подняла на него глаза. Папа скрестил руки на груди. Его лицо не выражало никаких явных эмоций, пожалуй, оно было немного усталым.

   – Скажи, для тебя так важно знать это?

   – Да.

   – Хорошо. На самом деле я взял ее фамилию. Тебя никогда не удивляло, что в нашем доме не было книг моего отца? Я не хотел, чтобы мои дети знали... У нас с ним разные фамилии.

   Мои дети... Кроме меня это никого не волнует.

   – Да как же... Вы ведь почти не общались... – я была потрясена.

   Папа сел на стул, обитый темно-красным бархатом.

   – Не общались. Я отринул славную фамилию Степновых...

   – Но как я могла даже не услышать ничего об этом за все годы?!

   – Ну, мои приятели и коллеги предпочитали не касаться этой темы. Лора тоже.

   Я припоминала постепенно. В самом деле, родители папы никогда не были гостями в нашем доме. Мы изредка навещали их – крайне редко. Помнится, дедушку Павла я побаивалась, хотя он не обращал на меня внимания почти, а бабушку Викторию интересовали лишь младшие – Сева и Виктор. Потом... когда я поступила в университет, я перестала их навещать вообще. Они умерли, когда я училась еще, с разницей в год. Я не грустила слишком по этому поводу.

   Папа отвел глаза в сторону, словно не желая встречаться взглядом со мной. И я решила – либо сейчас, либо...

   – На каком месяце была мама, когда вы познакомились? – накинула я петлю папе на шею.

   – На втором, третьем... – и он затянул ее туго.

   И в следующий миг уже с ужасом взирал на меня. Я присела напротив, склонила голову и в ожидании внимательно посмотрела на папу. Прошла, казалось, целая вечность,прежде чем он заговорил. И голос его звучал надтреснуто как-то:

   – Я... я знал, что этот день настанет.

   Боже, слезы навернулись на глаза от этих слов. Я понимала, что вот именно сейчас я теряю семью. Можно было притворяться еще долго, но я лишь оттягивала неизбежное.

   – Анечка мне встретилась на ужине у Володи Стеценко. Его жена, Даша, была дружна с Аней. Да мама твоя такая была веселая и смешливая, неудивительно... Ну, я к ней подошел, чтобы познакомиться. Она мне очень понравилась. Я представился, она же свое имя заставила угадывать, а потом представилась Анной Антонин. Я возьми и скажи: "Выходите за меня, прекрасная с легендарным именем!" Она смеялась... Я рассказал, что Древним Римом увлекаюсь, я бы рассказал ей все-все о себе. Но тут пришел ее спутник и...

   Я встрепенулась:

   – Какой спутник?

   Папа закусил губу. Он вдруг постарел лет на десять.

   – Это был твой отец.

   Десятки вопросов просились с языка, но страх сделать больно отцу... Господь всемилостивый, я запуталась! Я лишь тронула руку мужчины, сидящего напротив, заглядывая ему в глаза.

   – Каким он был? Как его звали?

   Папа задумчиво потер лоб, потом висок, пытаясь вспомнить.

   – Знаешь, я помню, что он был чуть постарше нас с Аней, лет тридцать пять, может. Иностранец. Говорил по-русски хорошо, но с акцентом итальянским. А что говорил – странно, Гаечка, – папа вздохнул, – но вспоминается с трудом.

   Я разочарованно подумала о том, что, конечно, стремясь себя обезопасить, тот человек... вампир воздействовал на разум моего бедного папы.

   – Имени не знаю. Он не представлялся, а Анечка никогда не говорила со мной об этом мужчине.

   – Итальянский, говоришь?

   – Да, но едва заметный, – папа откинулся на стуле и выпустил мою руку. Мне или казалось, или он испытывал облегчение. Наверное, эта тайна давила на него. – Сама понимаешь, я узнаю итальянца из тысяч иностранцев. Он хорошо знал наш язык.

   Я подалась вперед, ожидая еще.

   – Да мне и нечего тебе рассказать, доченька, – рассеянно произнес он, вспоминая. – Тогда на вечере у Стеценко он просто увел ее. Позднее, может, месяц спустя, Анечка приехала прямо ко мне домой без предупреждения и рассказала, что оказалась в сложной ситуации. Она беременна, но отец ребенка не хочет на ней жениться, не любит ее. Плакала. Просила взять замуж, приняв ее фамилию, ведь она так понравилась мне. В самом деле, я хотел носить фамилию Пия и Адриана. Хотя, конечно... Да хоть бы и Коммода... – я качнула головой. Папа верно понял меня, спохватился и продолжил:

   – Я согласился, мы расписались в самые кратчайшие сроки. И тогда я увидел твоего отца во второй раз. Аня ждала его, я заметил. Она все время срывалась к двери по первому звонку, не давая мне открыть. И когда он пришел, Аня так невежливо не разрешила ему войти и мне запретила. Однако он был спокоен, и, в конце-концов, она пригласила его.

   – А как он выглядел?

   – Да не помню уже... Помню лишь, что я гордился, что, выбирая между нами, она остановилась на мне. Однако твой... отец, – папе было трудно называть другого мужчину моим отцом, – был не против. Он похвалил решение Ани, сказал, что ему все равно нужно покидать Украину по причинам, ей известным. А мне он сказал, что в моих интересах заботиться о его ребенке лучше, чем о своих. Я сказал, что я человек слова и, взяв беременную девушку, тем самым признаю дитя своим. Ему это понравилось. Но он сказал, что все же когда-то появится в жизни своего ребенка. И я... не смел ему возражать.

   Когда Аня умерла, я увидел его в последний раз. Он дал мне деньги – много денег, велел найти жену. Помню его слова: "Только нормальную, понял? Не такую, какой Анютка была". Он прав был, Аня любила тебя и была старательной матерью, но чужого ребенка просто выжила бы. Такая она была. И я нашел Лору. Она совестливая... не как Аня. Девочку-сироту больше своих детей жалела.

   Он умолк.

   – Он не сказал, когда собирается, блин, появиться в моей жизни? – ох, как мне хотелось заплакать, затопать, завыть, сбросить эту невыносимую ношу со своих оказавшихся слишком хрупкими плечей.

   – Гайя... Я смутно помню встречи с ним, и это странно. Но факт есть факт...

   – Так он видел меня? И я его видела?

   – Мы встречались на нейтральной территории, дома с тобой в это время сидела няня.

   – И он не хотел меня повидать?

   – Он не высказал такого желания.

   Я не знала, что мне делать с этим знанием, которого я так желала. Итак, ему было плевать на девочку-дампира, пока та не вырастет в безопасности у этих добрых идиотов. Потом ее можно будет взять и методом селекции получить дампира в квадрате. Нет слов. Странно лишь, что любезный мой папашка-итальяшка до сих пор не проявился. Девочке, как-никак, двадцать шестой годок пошел, яйцеклетки созревают и все такое...

   – Он был опасен. Я так понял, что он какой-то криминальный авторитет. Анечка упоминала, что пять лет ездила по Украине не по своей воле. Почти уверен, что она ездила за ним. Он скрывался от кого-то.

   Я прикрыла лицо рукой.

   – Да, пап, – каждое слово давалось мне с трудом. – Это так. Он нехороший человек. И мне придется перестать с вами общаться в скором времени. Хоть мы и не родня, но подвергать вас опасности я не хочу и не буду.

   Я встала. Ни к чему более продолжать этот разговор, потому что лгать в ответ на вопросы папы о том, откуда я знаю, что мой биологический отец – нехороший, сил не было. Папа вскочил и удержал меня за плечи.

   – Что ты, глупая, – он обнял меня и прижал к себе, – ты всегда будешь моей дочерью. И дочерью Ани, которую я любил еще долго после ее смерти.

   Я изо всех сил постаралась не заплакать. Обнимая худощавое тела своего... теперь уже чужого папы, я знала: порог этого дома я постараюсь больше не переступить.

   – Лора знает, что я не твоя дочь?

   – Нет.

   Я вздохнула. Не представляю, что мне делать со всем этим дерьмом, которое беспрестанно валится на мою голову?..

   – Идем, мы бросили там всех...

   Я видела, что он хочет сказать что-то, но решительно оторвалась от него и вышла из кабинета быстрым шагом.

   И не успела я сделать два глубоких вздоха и изобразить подобие улыбки на лице, как в гостиной меня ожидал еще один большущий кусок той пахучей субстанции, о которой я упоминала выше.

   Юля плакала, плакала и Лариса. Дети забились кто куда. Виктор, Люся, Эма, Слава, Вика и Максим сидели как мыши. Мана прижимал одной рукой к стене Северуса, невесть откуда взявшегося, а Лука пытался оттащить от них Антона.

   – Что тут такое?! – вскрикнула я, подлетая к мальчикам, ведущим свои разборки прямо у входа в гостиную.

   Честно говоря, что-то худшее было сложно представить. Мана почему-то сцепился с Северусом, на него налетел Антон, а Лука всех их разнимает. Б...дь, кошмарный сон! А меня не было минут десять!

   – Если ты, парень, еще раз такое матери скажешь, – услышала я тяжелый голос Маны, – я тебе нос сломаю.

   Северус был пьян, вывалян в каком-то мелу и едва стоял на ногах.

   – Ладно, Лук, – Антон сделал жест, что успокоился, – пусти. Не хочу об это... чмо руки марать. Мне стыдно, что ты мой брат, Северус...

   Я, пораженная, не обратила даже внимания на то, что при этих словах Антона Лариса и Юля заплакали сильнее, и к ним присоединились Люся и Стелла. Маришка удивленно и испуганно притаилась рядом с Викой, которая тоже была немало напугана.

   – Мана, что тут... – начала я, кладя руку на плечо вампира.