Текст книги "Вызов (СИ)"

Автор книги: Гайя Антонин

Гайя Антонин
Вызов

Глава 1

Киев – вечный город. Это – Северный Рим.

Оноре де Бальзак

 
   И кровь поет во мне...И в зыбком полусне
   Те звуки с красками сливаются во мне.
   И близость нового и тайного чего-то,
   Как пропасть горная на склоне поворота,
   Меня баюкает и вкрадчиво зовет,
   Туманом огненным окутан небосвод.
   Мой разум чувствует, что мне при виде крови,
   Весь мир откроется и все в нем будет внове.
   Смеются маки мне, пронзенные лучом...
   Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!
   К. Бальмонт
 

 
  He was a leader, malicious and violent,
  His fame is covered with blood.
   «The King» Accept
 

 
  Не делай тот самый последний шаг.
  Не дай мне повод тебя погубить!
  Привычно подумай, что я – твой ВРАГ.
  Опомнись! Не вздумай меня полюбить!
 
 
  Я вовсе не тот, кем ты грезишь во сне.
  Мой Мир так далек от твоей высоты.
  Мне проще все сжечь. Так привычнее мне.
  Прошу! Отойди от последней черты.
 
 
  Мне легче разбить, чем поверить в твой Мир.
  Мне легче тебя, как куклу, сломать.
  С чего ты решила, что именно ТЫ,
  Сможешь меня научить мечтать?!!
   Lady Fiona
 

  После разборки на последнем этаже офисного здания, расположенного в какой-то жопе, после значимой для меня беседы с Маной на берегу Днепра мы, наконец, смогли добраться до моей норы.

   Я не помню точно, как уснула, помню лишь, что мы с Маной пили (я вино, он – коньяк) и смотрели телевизор. Я не говорила с ним, он был поглощен происходящим на экране, словом, вскоре я выключилась.

   Проснулась в своей постели одетой.

   Мана все так же сидел перед телевизором, но уже на полу.

   – Я не думала, что ты так любишь телевидение, – сказала я, зевая и останавливаясь в дверном проеме зала.

   Вампир глянул на меня мельком.

   – Обожаю. Классная штука. Еще больше люблю ходить в кино, особенно в 3D.

   – Наверное, многие вампы, обращенные до 20-ого века, любят всякие современные штучки, – улыбнулась я.

   – Многие. Правда, некоторые так и не научились смотреть телевизор...

   – Как это?

   – Ну так. Смотришь на экран и не понимаешь, что это там происходит.

   – Господи, о чем ты?.. Как можно не понимать?

   – Я сначала тоже не мог увидеть ничего. Какая-то мудацкая херня, не понимаю, что это за ящик с мельтешением, только раздражение вызывает. А другие сидят и пялятся. И в один прекрасный день у меня в мозгу просто что-то стало на свои места – и я начал понимать. Ну, отдельные сцены и кадры смысл обрели, и целое стало понятным. Не знаю, как объяснить лучше.

   – Я поняла. Надо же, какие вы интересные.

   – Как зверушки в зоопарке.

   – Что ты, гораздо интереснее.

   Я приблизилась к Мане и легонько потрогала его волосы. Они потеряли свою прилизанность, но были жесткими от геля. Терпеть не могу, когда парни пользуются средствами для укладки.

   – Не в обиду.

   – Расслабься.

   В ванной я привела себя в порядок, потом переоделась в домашние джинсы и футболку. Налила себе чая. На часах было 11 утра.

   После я села за компьютер.

   – Мне надо поработать, – сказала я Мане.

   Он выключил телевизор и расположился на диване, потянулся к бутылке коньяка, извлеченной им ранее из моего бара.

   – Я взял, не против?

   – Угощайся, я его все равно не пью. И девочки мои не пьют.

   Отвернувшись к компьютеру, я включила монитор. Послышался звук наливаемого в стакан коньяка.

   – А курить тут можно?

   – Да, пожалуйста. Я сама курю в комнате. Шторы уже желтые все. Пепельница на столике, как видишь.

   – Ты такая милая, – щелкнула зажигалка.

   – О... С чего комплимент?

   – Сидишь себе, мило отвечаешь, трусики из джинсов соблазнительно торчат, позвоночник выпирает. Прям Лолита.

   Я ощутила горячую краску, заливавшую лицо. Моментально поправив и трусы, и футболку, я с укоризной глянула на Ману.

   – Я работаю, а ты отвлекаешь.

   Вампир, зажав в углу рта сигарету, отпил из стакана.

   – Брутальненько, – оценила я.

   Мана затянулся, не касаясь сигареты руками, выпустил дым. Прищурился, развалился поудобнее, босой и в полурасстегнутой черной рубашке. Ну, и в брюках, конечно. Из такой плотной матовой ткани. Он нравился мне таким. Очень интересно узнавать его с разных сторон.

   – Я тот еще брутальщик.

   Я вспомнила, как он затушил в стакане сигарету и выпил потом то, что в нем оставалось. Бррр... Хотя вампирам ведь все равно.

   Я вернулась к монитору и открыла нужные вордовские документы, придвинула к себе блокнот и ручку.

   – А ты любишь брутальных?

   – А то. Я и сама не барышня кисейная.

   Мана замолк, он что-то листал, видимо, взял журнал со столика. Он молчал минут двадцать, я даже забыла о его присутствии. Потом вампир спросил, и я вздрогнула от звука его голоса:

   – Нет журналов вроде "Хастлер" или еще порнушки какой-нибудь?

   – "Плейбой" на окне.

   – "Плейбой"... – передразнил он недовольно и снова притих.

   Я печатала, перенося записи из блокнота в блокнот на компьютере. Скользнув взглядом по старой заметке, сделанной еще до написания первой книги "Бьется – не бьется?", я захотела спросить у Маны, бьется ли у вампиров сердце. Что я и сделала.

   – Конечно, бьется. А вот тебе еще одна бомба – мы дышим.

   – Хороший прикол, заценила. То, что дышите, понятно, разговаривать же вам как-то надо. А сердце какую функцию выполняет?

   – Подкачивает кровь, как ни странно. Изредка. А еще без сердца мы были бы импотентами.

   – Как?.. – я уставилась на Ману.

   Он склонил голову, глядя на меня с улыбкой:

   – Приток крови к члену.

   Я отвернулась, покраснев.

   – В самом деле, как я не додумалась...

   Через какое-то время молчания я решила спросить у Маны еще кое-что.

   – Эээ...

   Я подняла голову от ноутбука, собираясь высказаться, даже рот приоткрыла, но мысль вылетела из головы.

   – Что такое?

   – Блин, хотела что-то спросить, но забыла...

   – Загугли, – с улыбкой подсказал Мана.

   Он все потягивал коньяк. Я сказала: "О!" и открыла "Гугл". Потом до меня дошло, и я обратила на вампира испепеляющий взгляд.

   – Что? – со смешком спросил он. – Мы тут сидим час, а ты уже 20 раз открывала поисковик.

   – Почему бы тебе не следить за чем-нибудь другим?

   Мана с удобством оперся плечом о мои бархатные подушечки. Давно надо убрать их к чертовой матери, не вписываются в минималистский стиль квартиры, но жалко, ибо мачеха дарила.

   – Не могу. Мне было приказано не спускать с тебя глаз.

   – На-ка, – я принесла ему из кухни ноутбук, – почитай или поиграй.

   – Ты не хочешь прийти ко мне, сюда? – он похлопал по дивану, приглашая.

   Я отвернулась, чтобы он не увидел моего лица.

   – Я занята.

   – Пишешь?

   – Пишу.

   – А что пишешь?

   Надо же, теперь он решил завалить меня вопросами.

   – Книжку.

   – Какую?

   – Про любовь и вампиров.

   – Оригинально...

   Я против воли хрюкнула. Забавный он.

   – Дай почитать.

   Я бросила ему книжку, снятую с полки.

   – Гайя Антонин, – прочел он. – "Седьмая дочь". А почему именно седьмая дочь?

   – Потому что седьмой ребенок одного пола в семье, по поверьям, становился вампиром.

   – Когда? Сразу после рождения, что ли?

   – Я полагаю, он имел такой шанс после смерти. В этой книге героиня воскресает после того, как ее убили.

   – Потрясающе.

   – И мстит убийцам.

   – Оригинально...

   Я резко развернулась к Мане. Он улыбался во весь рот.

   – Ты это специально?..

   – Да. Это смешно.

   – Ты можешь посидеть молча полчаса? Мне нужно закончить главу сегодня же.

   Мана раскрыл книгу и начал читать. Он действительно примолк. Я строчила ничего не значащие слова для того, чтоб догнать объем текста до пятисот тысяч знаков. Было муторно и скучно, но куда больше я не хотела смотреть на Ману. "Ты не хочешь прийти ко мне?" Хочу, еще как хочу. Поэтому и распространяюсь тут уже второй час на тему того, как появились вампиры, по сути, пересказывая содержание "Выбора", первой книги цикла.

   Сначала все было неплохо, но потом Мана начал вести себя очень и очень скверно. Он смеялся, хмыкал и один раз прихрюкнул. Не помню, чтоб я там что-то столь веселое писала.

   Когда он хохотнул в очередной раз, я не выдержала. Снова развернулась к нему.

   – Мана.

   – Да? Ты меня отвлекаешь.

   – Ты мне можешь объяснить, что такого смешного ты там нашел?

   – Как?! Это очень смешная книга. К примеру, – Мана вернулся на пару страниц назад. – " – Тебе лучше остановиться, – сказал Деррин... бла-бла-бла... вынимая двуручник из ножен, висящих за спиной", – он внимательно посмотрел на меня.

   Уж не знаю, почему, но я покраснела.

   – Раз – двуручник весит до фига, впопыхах заводя руку за голову, можно под его весом получить растяжение. Два – банально порезаться можно. Три – у тебя рук не хватит, чтобы его вытянуть из ножен. И за спиной такие мечи не носят.

   Конечно, мне хотелось придумать причину, по которой двуручный меч все же можно носить за спиной. Но что-то не получалось.

   – А ты где свою саблю носишь? – спросила я.

   – Под мышкой, – спокойно ответил Мана, листая книгу в поисках других моих ляпов.

   – Под мышкой?

   – Ну да. Лезвие меньше метра длиной, легко доставать, легко носить. Вот, еще: "С заряженным арбалетом она просидела в кустах до наступления глубокой полуночи, и лишь затем...". Гайя, арбалеты никогда не заряжали про запас. У них быстро растягивается тетива, считай, оружие в негодности. Так... еще момент: "Чертовски неприятная вещь, скажу я тебе". Я так понял, они поклоняются какому-то богу-воину, которого ты содрала с Христа?

   – Исамену Хайрему, – ответила я.

   – Ладно. И откуда у них черти в таком случае? Рая и ада, я так понял, тут нет.

   – Да я там о загробной жизни вообще не написала.

   – Ну ничего, – успокоил меня Мана не без ехидства в голосе, – напишешь, что они попали из другого мира, делов-то...

   И он погрузился в чтение. Я вернулась к монитору с улыбкой на губах.

   – И юмор такой тут...

   – Петросянский? – предположила я.

   – Точно.

   – Мана, поверь, я все это давно знаю, – я опять повернулась к нему. – Мне в Интернет-сообществах таких люлей выписывали – мама, не горюй. Вот только когда это там делали всякие эдорасы, мне было совершенно пофиг. А когда ты критикуешь – стыдно как-то...

   Мана задумался. Потом бросил книгу на столик у дивана.

   – Ладно, хватит. Эта книга ужасна. Прости, но тебя, наверное, читают только припевочки в возрасте до 16 лет.

   Он налил себе еще коньяка. Лицо у него было каверзное. Я вздохнула и достала из стола стопку листов.

   – Вот, возьми.

   – А что это?

   – Названия нет, но моим братьям и папе понравилось, а сестрам и маме – нет. Думаю, тебе тоже по вкусу придется.

   Пока Мана читал, я успела закончить главу и приняться за следующую. Наконец, вампир спросил:

   – Незаконченное, да?

   – Ага.

   – Жаль. Стоящая вещь. Ладно, признаю – писать ты все же умеешь.

   – Слава Богу, жизнь снова обрела краски...

   – Ты прикольно описывала детство и юность этого парня. Так сурово, сермяжно, но цепляюще. Все эти мелочи типа боли в первый раз – ну, что не только девушкам больно бывает, страдания без секса, дружба здоровская – откуда нахваталась?

   – Так у меня куча братьев. Сева после первого раза не к Антону, ну, самому нашему старшему, прибежал, а ко мне.

   – Неудивительно. Ты же мать Тереза, честное слово. То вампира лечишь-опекаешь, то девчонку какую-то в больницу возила...

   – Ты откуда знаешь?

   – Я следил за тобой, когда время было.

   Я хотела спросить о том происшествии вечером, когда, пьяная, шла домой, но я и так знала, что это был Мана.

   – Спасибо тебе. А кто были те люди, что хотели на меня напасть вечером возле арки?

   Мана изумленно вскинул на меня глаза, но быстро понял, что я знаю, и улыбнулся:

   – Фэнеловы парни.

   – Что ты с ними сделал?

   – Ну, двоих стукнул головами о стену. Одного ударил в затылок. Четвертого пришлось убить. После этого случая Фэнел всерьез обеспокоился...

   Я вздрогнула.

   – Не парься. Тебя ждала менее милосердная участь, если бы твое пьяное тело доставили нашему общему другу Фэнелу Диаконеску.

   – Что это за фишка такая, кстати? – я задала мучивший меня вопрос. – Ну, дампир я. И Саша дампиром была. И что теперь?

   – Да то, что разные вампирские группировки с усердием ищут дампиров, чтобы создать сверхсильное существо.

   – Смысл?

   – Не доходит, что ли?

   – Ну, создадут они этого сверхсильного, конечно, здорово такого под рукой иметь, но он же один.

   – А если его еще и вампиром сделать?

   – И все равно. Что толку от одного такого?

   – Ты, похоже, не понимаешь всей мощи такого создания. Саша, едва обратившись, Кимуру швырнула метров на пять. А ему почти тысяча лет. Да еще если учесть, что Саша – не чистый дампир, а ребенок дампира и человека.

   – Как же вы это вычислили?

   – Она поддается влиянию других вампиров – обычно вы не поддаетесь. Причем этот дефект с ней остался и после обращения в каком-то смысле, – Мана вздохнул. – Да и вообще она дефектной получилась. Бедная девочка...

   – Тебе жаль ее?

   – А тебе – нет?

   – Но ты же вампир. Сам сказал, что не живешь нашими мерками и эмоциями.

   – Ну ладно, мне жаль, что вместо выгоды мы получили, возможно, бесконтрольную и очень сильную психопатку.

   – Так-то лучше. Но скажи – а хоть кто-то уже создал дампира от дампира?

   Мана покачал головой. Я рассмеялась.

   – По крайней мере, у меня нет таких сведений. И ты же понимаешь, что годятся лишь дампиры женского пола, так как только мужчина-вампир может зачать ребенка. Таким образом из и так небольшого числа дампиров половина отпадает. И еще попробуй найди вас! Вы же в кланы и септы, как мы, не собираетесь. Большинство из вас и не знает, что ваши папашки – кровососы. Да что там – большинство и не видело их ни разу в глаза, папашек, я имею в виду. Как правило, многие вампиры даже не знают, что у них есть дети.

   – Может, и у тебя есть.

   Мана поглядел на меня выразительно.

   – Я всегда старался следить за этим. Нет у меня никаких дампиров. Эта охота началась лет сто назад. С тех пор я особенно аккуратен. Не желаю обрекать возможную девочку на участь, подобную твоей.

   Я расстрогалась. Надо же, какой он, оказывается, милый. А вот по поводу моей участи – ох, нехорошие предчувствия теснят мне грудь...

   – А... – я замялась, не зная, как задать неудобный вопрос. – А при жизни у тебя были дети?

   Мана опустил глаза в стакан и, медленно поднеся его к губам, так же неторопливо отпил.

   – Да.

   – О, – я кивнула, было неловко. Мана снова замкнулся. – Не хочешь говорить?

   – Может, позже.

   Я кивнула, потянулась, чтобы скрыть неловкость. Потом спросила:

   – А с чего вообще началась охота на дампиров?

   Мана повертел в ладонях стакан.

   – Исследователь из наших добрался до одного из самых старых вампиров, известных нам.

   – А сколько ему лет?

   – Да что-то около пяти тысяч.

   – Ого!

   – Хм, – Мана улыбнулся, – он живет в Индии отшельником, в пещере какой-то, чтит заветы Будды и носит одну набедренную повязку. Короче, рассказывал он исследователю этому – Батистену, я знал его, – рассказывал всякие байки и предания. А потом возьми и расскажи легенду о ребенке вампира и дампира, мол, неуязвимый, сверхсильный и страшный вампир из такого получится. Я сразу могу сказать, что зафиксирован случай, когда дампир действительно родила ребенка от вампира, но он был уродом и не прожил долго. В другом случае дампир убила родившегося ребенка и покончила с собой.

   Я прижала ладонь к губам, сдерживая вскрик. Мана невесело улыбнулся.

   – Так вот, Батистен донес эти сведения до нас. Хотя обещал Матассе не рассказывать никому. Матасса – этот старейший, отшельник...

   – Да, я поняла.

   – Спустя несколько лет Батистен поехал в новую поездку с другими исследователями, они зашли к Матассе и проговорились о том, что все ищут дампиров, чтобы сварганить то самое совершенное оружие. Матасса убил Батистена в ярости, остальные сбежали. В том же году Форум Старейших напомнил всем, почему, собственно, Матасса стал отшельником...

   – Почему?

   – Вампиры и люди много лет назад заключили что-то вроде пакта о ненападении. Нам не с руки ссориться с облеченными властью людьми, напряжно это и невыгодно.

   – То есть, правительство знает о вас?

   – Да, почти всюду. Мы стараемся никого особо не убивать и так далее, делиться прибылью, а они закрывают глаза на наше существование.

   – О как...

   – Так вот, у Матассы была дурная привычка – патологическая тяга к убийству. Он вырезал полностью небольшие населенные пункты. Форум Старейших давно пытался его прищучить, да он и сам раскаивался всегда. Ну, и много лет назад он удалился в ту пещеру, ни с кем не общался вовсе. После смерти Батистена Форум приказал оставить Матассу в покое и не преследовать дампиров, мол, это чушь. Когда-то были попытки создать дампира в квадрате, мол, ничем толковым не закончившиеся.

   Я лишь вздохнула. Непросто как все...

   – Конечно, дампиров все ищут и по сей день, пытаясь проверить легенду, но все держится в секрете и от Старейших, и друг от друга.

   – По-моему, это гиблое дело.

   – Ну да, может. Среди дампиров нередко бывают люди с отклонениями, а шанс получить ненормального ребенка от дампира и вампира очень велик.

   – У меня нет отклонений.

   – Ну, и у Саши не было, пока она была человеком. Удачные дампиры лучше обычных людей – сила, реакция, здоровье, память.

   – Удачные дампиры, – проворчала я, вставая. – Сраные вы селекционеры, драть вас конем.

   Мана хмыкнул.

   – Черт, как же я вас ненавижу, – сообщила я. – Как можно так поступать с живыми людьми?

   – А что? Нам не привыкать.

   – Ты говорил о девушке, покончившей с собой и убившей своего ребенка. Кто она была и что ее толкнуло на это?

   – Не знаю, может, она была религиозна. Были девушки, кончавшие с собой из религиозных помыслов. Вампиры – нечисть, все такое... – Мана сел, опустив босые ступни на пол. – А я знал одну... Хотя ладно.

   Я в ожидании глядела на него.

   – Начал – продолжай.

   – К чему тебе это? В твоем положении меньше знаешь – крепче спишь.

   – Правду мне надо, правду.

   – Нет.

   – Черт, Мана, я не собираюсь кончать с собой. Это не мое. Жить – по-любому лучше.

   – Конечно, – он встал и приблизился ко мне, – даже думать не смей о том, чтобы умереть. Разве только для вечной жизни.

   – Я не хочу быть вампиром.

   – Возможно, не будет другого выбора.

   – Выбор есть всегда.

   – Вот Соленна так же говорила.

   – Та дампирка, которую ты знал?

   – Ага. Она была такая... красивая, порочная и холодная. И крутая. Она не хотела стать вампиром и не хотела, чтобы ее использовали как инкубатор. Предпочла смерть.

   Я бы предпочла свалить подальше от этих е...нашек, но промолчала об этом.

   – И мне было очень жаль ее.

   – Так хороша была?

   – Это тоже. Дампиры ведь так притягательны для нас, – Мана, улыбаясь, отпил еще коньяка, провел рукой по моим волосам. – Вы пахнете вкусно, редко люди так сказочно пахнут.

   Вампир прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

   – Я пьянею от тебя, – услышала я над ухом.

   – А я думаю – от полулитра коньяка.

   – Мне нравится, когда ты пытаешься язвить, а сердце у тебя начинает сильно колотиться.

   Мое сердце и правда начинало трепыхаться, когда Мана оказывался так близко. Ничего не могу поделать с собой. Я его хочу.

   – Глянь-ка, уже пять часов, а я даже не завтракала! – пришлось фальшиво изумиться, чтобы был повод ускользнуть от Маны.

   Я ушла на кухню, уже оттуда спросив:

   – А ты будешь что-то... из обычной еды?

   – Нет. Я это перерос триста лет назад.

   Я хмыкнула, ставя в микроволновку тарелку с тарталетками, заполненными жульеном.

   – Совсем большой мальчик, – пробормотала я, доставая из холодильника пластиковый контейнер с нарезанным, но не заправленным салатом из креветок с огурцом. Конечно, он стоит уже с вечера тридцатого декабря, но не пропадать же еде.

   Когда я повернулась к столу, то увидела в дверном проеме Ману со стаканом и бутылкой в руках.

   – Но лет так десять назад я побывал в "МакДональдс", – сообщил он мне, – все наши хвалили, и я зашел туда. Это самая вкусная в мире еда.

   – Прости, бургеров у меня нет, да и глютамата натрия тоже.

   Он ухмыльнулся, опираясь о дверь плечом. Я заправила салат, перемешала его, достала из тренькнувшей микроволновки тарелку, открыла оливки и пересыпала их из банки в блюдце.

   – Мы можем посмотреть что-нибудь по ящику...

   – У меня есть лучшая идея, – Мана поставил на стол свои неизменные в этот день атрибуты и метнулся – ох, как же это слово подходит вампирам – в зал.

   Я не успела присесть на стул, как он вернулся, поставил на стол мой подсвечник на три свечи, зажег их своей Zippo, выключил свет, взял с подоконника горшок с цветущей мелкой розочкой, поставил возле подсвечника.

   – Прости, не догадался купить цветы, пока ты спала, – несмотря на то, что он якобы извинялся, его тон был обычным – с ехидцей.

   – Да я...

   Пока я пыталась что-то сказать, он выудил из холодильника начатую бутылку вина, налил мне в бокал, который мирно сох вторые сутки возле раковины. После чего сел на стул напротив меня и сказал:

   – Ну вот. Ужин при свечах. Это лучше, чем смотреть ящик.

  – О, ты ценишь что-то выше ТВ?

   Мана налил себе коньяка.

   – Да, но немногое. До дна.

   Мы чокнулись.

   – За тебя, – вежливо, как и положено хорошим девушкам, сказала я.

   – За тебя, – ответил он.

   – Забавно...

   – Что?

   – Последний раз я так сидела с Ваней, – я улыбнулась, – только тогда он ел, а я лишь пила. И при свете, конечно.

   Мана закурил сигарету. Метнулся за пепельницей.

   – Он рассказывал, как ты его нашла. Это заставило меня усомниться в твоих умственных способностях еще больше.

   – А что такого?..

   – Полезть в драку с тремя отморозками – это что?

   – Ну... Это...

   – Что угодно, кроме признака мозговой активности.

   – Я знала, что он сильный...

   – Да, но он не знал, понимаешь?

   Я умолкла.

   – И я вижу, что ты к нему испытываешь чувства...

   Я хотела возмутиться, но передумала. Есть смысл держаться на одном уровне крутости с этим вампиром.

   – Пусть подрастет, тогда посмотрим, – как можно безразличнее сказала я.

   – Я не имел в виду что-то сексуальное.

   – Ох, Мана, с тобой не угадаешь. Конечно, испытываю, он мне достался дорогой ценой, если можно так сказать.

   – Говоришь как о собственном ребенке.

   – Ну, если во мне и впрямь течет вампирская кровь, то это понятно. Вы вон всех вообще родней кличете. Отец мой, дитя мое... И липнете друг к другу. Цыганский табор какой-то.

   Мана серьезно заметил:

   – Ты еще ничего не поняла. Но поймешь.

   – К слову о детях. Ты обещал мне ответы на вопросы. Можешь приступать. Я спрашивала о том, были ли у тебя дети при жизни.

   Лицо моего оппонента застыло, и я с запозданием подумала о том, что Господь меня явно умом обидел. Я забыла, что несмотря на всю свою закалку и жесткость, вампиры тоже способны испытывать боль.

   – Прости. Я... наверное, не могу требовать...

   – Ну почему же? – он неторопливо раздавил в пепельнице окурок. – Я расскажу тебе все, что хочешь.

   – И о том, как ты стал вампиром?

   – Да.

   Было видно, что ему и это неприятно, но я не собиралась обращать на это особого внимания сейчас.

   – Итак, как ты стал вампиром, Мана Депрерадович?

   Он наполнил мой бокал с поистине философской вдумчивостью. Закурил еще одну сигарету. И начал.

   Манойло Депрерадович родился в 1673 году в небольшой деревне на севере Сербии. Север принадлежал Австро-Венгерской Империи, остальная часть страны – Оттоманской. Родители Маны, Невена и Олеко, были крестьянами, бежавшими от притеснения турок под власть австрияков. У них были еще два сына, которые погибли в военных стычках двух империй, и какие-то дети, которых Господь прибрал к себе малышами.

   – Я жил с родителями лет до 10-ти, потом какой-то состоятельный австриец – не помню его имени, собрал в нашей деревне с десяток таких же мальчишек, как и я, и отправил в военную школу недалеко от Вены. Мол, сербы должны служить своим хозяевам. За годы моей учебы я лишь дважды видел родителей.

   Когда Мане стукнуло 18 лет, его взял на службу австрийский князь Данкмар Эрнст де Коллоредо Франц фон Вальдштейн.

   – Он давно ко мне приглядывался. Не могу сказать, что я блистал среди других, но выделялся все же. Граф пару раз беседовал со мной, хвалил за усердие и набожность...

   При этих словах я подавилась.

   – А что странного? – Мана улыбнулся невесело. – Я истово верил. А незадолго до смерти даже дал обеты воздержания, нестяжания... и так далее, – Мана вздохнул, взъерошил волосы руками. Я видела, что ему нелегко вспоминать об этом. – Надо же, прошло столько лет, а у меня все еще что-то... Ладно.

   Князь сделал юного воина своим телохранителем, по крайней мере, он всюду таскал с собой смазливого парня с глазами тигра, как он изволил выражаться. На первую свою войну Мана попал в том же 18-летнем возрасте.

   – Я улетал просто, улетал на поле боя. Я никогда не получал такого кайфа от жизни. Теперь я понимаю, что у меня какое-то отклонение серьезное, а тогда считал, что строю себе лестницу в небо, разваливая саблей до пояса врагов Империи.

   Тогда же он получил первое ранение.

   – Вот, – Мана расстегнул две последние пуговицы на рубашке и приблизился, и я увидела белый шрам на ребрах слева. Я потрогала его пальчиком, попутно окинув взглядом его крепкую фигуру с хорошо развитыми косыми и грудными мышцами. – Он у меня один, к сожалению, остальные ранения были пустяковыми, и больше ничего не осталось на память.

   Я притворно горячо закивала головой, стараясь скрыть смущение от вида его тела. Мана сел на свое место.

   – Франц тогда воевал под началом принца Евгения Савойского, – спокойно повел он дальше свой рассказ. – И вместе с ним мы прошли долгий путь. Для меня принц Ойген до сих пор остается человеком номер один, он тот, на кого стоит равняться. Мы не общались, естественно, я только пялился на него с благоговением...

   – Трудно представить Ману Депрерадовича, пялящегося на кого-то с благоговением.

   – А он стоил того, поверь. Один раз я принес ему письмо от Франца, а принц спросил, как меня зовут. А потом, спустя какое-то время, после битвы назвал меня по имени и сказал, что я отлично сражался. Это был самый лучший день в моей жизни.

   Он рассказывал, а я видела в нем некий след того мальчика, которым он был. Этот мальчик так и не исчез окончательно.

   – Как-то так оно и шло. Принц одерживал победы, терпел незначительные поражения, а с ним и мы. Много всякого было... Только война. Всю свою смертную жизнь я отдал войне.

   В 1697 году мы напали на турков при Зенте. Это на территории Сербии. И это была одна из самых значительных побед наших – да что там, самая. Нас было полста тыщ, турков – на тридцать тысяч больше. Мы напали, когда они вброд переходили Тису. Из наших мы потеряли 500 человек, ранены еще тысячи две были. Турки потеряли только утонувшими десять тысяч, в целом же мы положили тогда в три раза больше. Остальные бежали, причем так бестолково, что побросали все. Мы взяли их орудия, казну и государственную печать. Кроме того был захвачен гарем Мустафы. Сам султан бежал.

   Мана прервался, потер переносицу пальцами. Было заметно, что он подходит к скользкой теме.

   – Ну, и вот я на поле боя, кто помчался за турками, кто куда, а я был недалеко от Франца, который с остальными суетился возле добычи. И вот смотрю на пейзаж, на разбитые повозки – мы же их при продвижении захватили, помнишь? И вижу, как наши парни вовсю развлекаются с турчанками. Зрелище не для слабонервных. Я не слабонервный, но было неприятно, я уже хотел уйти, но среди женщин, вытащенных из кибиток, я увидел одну... С нее стащили покрывало, она кричала. И я поехал туда, лишь услышав ее французскую речь, отогнал солдат и увез ее оттуда. Собственно, делать мне с ней было нечего, поэтому я сдал эту женщину Францу.

   Она назвалась Сабриной Д`Агассо, рассказала, что была дочерью знатного лангедокского дворянина-винодела, что плыла пять лет назад на корабле с отцом из Марселя в Геную, когда их захватили турки. Отца убили, а ее подарил позднее некий паша своему султану, Мустафе II.

   – Франц подпал под ее очарование сразу же, – сказал Мана, – ей даже не надо было внушать ему ничего. Как ты поняла, она была вампиром.

   Франц не мог нарадоваться на свою прелесть, привез ее с собой в Вену, разодел, увешал золотом и камнями. Легенда о дочери реально существовавшего Д`Агассо пошла гулять по столице. Как узнал Мана позднее, данный дворянин-торговец с дочерью плыл на том же корабле, что и Сабрина, так что ее ложь могла просуществовать довольно долго.

   Мана жил в одной комнате с садовником князя, молодым парнем, своим ровесником. Тот засыпал всегда раньше, а Мана еще читал какое-то время.

   – И вот, где-то через два месяца по прибытии в Вену – князь восстанавливал своих бойцов, наслаждался обществом Сабрины и выходами в свет... Через два месяца она впервые пришла ко мне.

   Мана сказал это таким зловещим тоном, что по спине пробежал мороз.

   – Я смутно помню первое время, – вампир обвел глазами потолок. – По прошествии стольких лет все как в тумане, а тогда было еще хуже. Я ничего не понимал. А она приходила именно как приходят вампиры в старых книгах, – он усмехнулся. – Ночью, внушив мне, что это сон, пила мою кровь, занималась со мной любовью и уходила. Она зачаровала и моего соседа. Вскоре мы с ним начали обмениваться мыслями о том, что происходит что-то странное. И лишь пришли к согласию о том, что надо действовать вместе, как Эрнест – мой сосед – умер. Я знал, почему и от чего он умер. Он мешал Сабрине уединяться со мной.

   Мана еще раз взъерошил волосы. Он был взволнован воспоминаниями.

   – Ну, и примерно тогда я начал верить, что Сабрина – вампир. Я не мог ничего сделать, сказать. Я чувствовал ее власть подсознательно... Это странное чувство, не могу описать. Радуйся, что у тебя иммунитет к воздействиям вампирским, Гайя. Словом, я начал бороться с ней. Заранее скажу, что проиграл всухую, – он усмехнулся. – Хотя нет, один раз я все же размочил счет, когда она обожглась о мое новое серебряное распятие.

   Мана запасся омелой, увешал комнату чесноком, малевал пентаграммы и круги у кровати, в изголовье прибил деревянный крест, рассыпал у дверей просо. Он был столичным образованным и умным молодым человеком, но темные крестьянские суеверия его предков довлели над ним.

   – Я слабел с каждым днем. Вскоре я понял, что мне осталось совсем немного, – между бровей Маны пролегла глубокая складка. – Я хотел спрятаться от нее, уйти в монастырь, замаливать свои страшные грехи, за которые на меня пала такая кара. Я ходил каждый день в церковь, молился и просил помощи у священника. Он принял мои обеты – я полагал, что Бог меня защитит. Или что на том свете у него я обрету покой. И я все больше мечтал о том, чтобы умереть. Но случилось все иначе.