Текст книги "Альтернативная история"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Ким Ньюман,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Йен (Иен) Уотсон,Кен Маклеод,Джеймс Морроу,Юджин Бирн,Йен Уэйтс,Том Шиппи,Сьюзетт Элджин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

Призывные крики за стеной известили его, что советники собрались и готовы войти. Альфред поспешно бросил на амулет – будь то фаллос или святой знак – последний взгляд, запихнул его в кошель на поясе и забыл о нем. Он коснулся креста, висевшего на серебряной цепочке вокруг шеи. Крест истинного Христа, да пребудет с ним Его сила. Полотняная занавесь его убежища откинулась.

Он сумрачно глядел на семерых вошедших, которые медленно, с неуместной важностью рассаживались на разнородных сиденьях, которые ему удалось собрать. Лишь один из советников имел бесспорное право находиться здесь. Еще без двоих гораздо лучше было бы обойтись. Но приходилось иметь дело и с этими.

– Я назову присутствующих ради тех, кто прежде не был знаком, – начал он. – Первым следует назвать альдермена Этельнота.

Остальные вежливо кивнули краснолицему тяжеловесному мужчине, сидевшему к Альфреду ближе других: единственному из ярлов, еще продолжавшему войну, защищая бивуак в качестве подданного Альфреда.

– Далее, среди нас посланец альдермена Одды. – (Од-да был правителем графства Девон.) – Витборд, что тебе известно о враге?

Молодой и весь покрытый шрамами человек говорил коротко и твердо:

– Я слышал, что Убби в Бристоле собирает флот. С ним знамя Ворона. Мой повелитель Одда собрал ополчение графства, тысячу человек, и стережет побережье.

Это была новость, причем дурная. Убби принадлежал к внушавшим ужас сыновьям Рагнара. Двое других разошлись: Хальфдан отступил к северу, а Сигурд Змеиный Глаз, по слухам, грабил Ирландию. И – благодарение Богу! – некоторое время никто не слышал об Иваре Бескостном. Дурное известие… Альфред надеялся, что ему придется иметь дело только со сравнительно слабым королем Гутрумом. Однако, если Убби снаряжает флот, Рагнарсоны еще представляют большую опасность.

– Дорсет и Хэмпшир у нас представляет Осберт.

Эти слова встретили угрюмым молчанием. Присутствие Осберта напомнило всем, что настоящие альдермены этих двух графств не смогли или не пожелали явиться. Каждый знал, что альдермен Хэмпшира бежал за море, а Дорсета – малодушно перешел на сторону Гутрума, и ему нельзя было доверить сведений о местонахождении короля. Едва ли не с облегчением Альфред обратился к троим присутствующим церковникам:

– Епископ Даниэль здесь в своем праве, говоря от имени Церкви…

– А также от имени моего лорда, архиепископа Кентербери.

– Кроме того, я попросил присоединиться к нам епископа Сеолреда ради его мудрости и опыта.

Все взоры обратились к старику, очевидно, слабому здоровьем, сидевшему у самой двери. Он был епископом Лейчестера, далекого от границ Уэссекса. Но Лейчестер теперь принадлежал викингам, и епископ бежал к королю Уэссекса, у которого рассчитывал найти защиту. Вероятно, он уже сожалел об этом. «Все же, – думал Альфред, – он может заставить думать самоуверенного болвана Даниэля и его кентерберийского лорда».

– Наконец, мой капеллан Эдберт присутствует, чтобы записывать все решения, к которым мы придем. И Вульфзиг, капитан моей стражи.

Альфред посмотрел на горстку сторонников, спрятав под маской суровости черное отчаяние:

– Благородные, вот что я должен сказать вам. Будет сражение. Я созываю ополчение Уэссекса ко дню Вознесения. Сбор назначен у Эгбертова камня, к востоку от Селву-да. Каждый мужчина Уэссекса должен быть там или навсегда отказаться от прав на землю и родство.

Ему ответили степенными кивками. Каждый христианин, даже неграмотный, знал, на какой день приходится Пасха. А она была десять дней назад. Еще через тридцать настанет Вознесение. Эгбертов камень тоже знали все. И он располагался достаточно далеко от викингского Чиппенгема, чтобы собрать там ополчение.

– Епископ Даниэль, я полагаюсь на то, что это известие будет передано всем священникам твоей епархии и архиепархии твоего лорда, чтобы о нем узнали все христиане во всех приходах.

– Как я могу, мой лорд? У меня нет сотни конных гонцов.

– Так напиши сотню писем и отправь всадников в объезд.

Эдберт виновато прокашлялся:

– Мой король, не все священники умеют читать. Они воистину достойные и благочестивые люди, но…

– Они достаточно бойко читают и пишут, когда речь идет о дележе земель по хартии!

Рык Вульфзига подхватили все миряне.

Альфред резким движением заставил их замолчать.

– Разошли послания, епископ Даниэль. Вопрос о том, может ли быть священником тот, кто не знает грамоты, мы обсудим в другой раз. День сбора назначен, и я буду там, даже если никто в целом Уэссексе не последует за мной. Но я верю в преданность моих подданных. У нас будет армия, чтобы сразиться с язычниками. Что мне нужно узнать, так это как я могу быть уверен в победе на сей раз?

Повисло долгое и тягостное молчание, большинство присутствовавших уставились в пол. Альдермен Этельнот медленно качал головой из стороны в сторону. Никто не усомнился бы в его храбрости, но он повидал слишком много проигранных сражений. Только епископ Даниэль высоко держал голову. Наконец, нетерпеливо нахмурившись, он заговорил:

– Не слуге Господа давать советы в мирских делах, когда миряне молчат. Но разве не ясно, что исход битвы в руках Божьих? Если мы сделаем свое дело, Он сделает свое, избавив нас, как избавил Моисея и народ Израиля от фараона и народ Вифлеема – от ассириян. Будем надеяться на Бога и собирать ополчение, не полагаясь на скудные силы смертных.

– Сколько раз мы уже надеялись на Бога! – заметил Этельнот. – И нам это ни разу не помогло. Кроме как в Эшдауне. Да и тогда не помогло бы, дождись король конца мессы.

– Значит, победа эта – плод греха! – Епископ привстал на полотняной скамеечке и обвел окружающих горящим взором. – За грехи этой страны подвергаемся мы нынешним страданиям! Не думал я заговаривать об этом, но ты вынуждаешь меня. Грех и сейчас здесь, с нами!

– О ком ты говоришь? – спросил Вульфзиг.

– О высшем, о короле. Опровергни мои слова, повелитель, если посмеешь. Но не ты ли снова и снова ущемлял права моего истинного господина – архиепископа? Не ты ли отягощал его служителей требованием дани, податей на мосты и крепости? Когда же аббаты справедливо и достойно ссылались на хартии, дарованные навеки их предшественникам, разве ты не передал землю другим и не послал отнять имущество Церкви силой? Где твое почтение к Церкви? И разве пытался ты искупить преступление своего брата, женившегося на вдове отца вопреки законам Церкви и слову самого Святого Отца? А благородный аббат Вульфред…

– Довольно! – прервал его Альфред. – Что до кровосмесительного брака моего брата, это между ним и Богом. Ты прогневил меня своими обвинениями. Не было никакого насилия, кроме как там, где на моих посланцев нападали. Вульфред сам навлек на себя беду. А что до податей на мосты и крепости, это деньги на войну с язычниками! Разве это не достойное применение для богатств Церкви? Я знаю, что хартия освобождает церковные земли от подобных тягот, но они были написаны, когда еще ни один язычник не ступал на землю Англии. Не лучше ли отдать деньги мне, чем грабителям Гутрума?

– Мирские дела меня не касаются, – буркнул Даниэль.

– Так ли? Тогда почему мои люди должны защищать тебя от викингов?

– Потому что их долг – хранить владения, врученные тебе Господом, – если ты желаешь заслужить жизнь вечную.

– А в чем твой долг?

– Мой долг – заботиться, чтобы ни в чем не были урезаны и не умалялись права Церкви, какой бы Ирод или Пилат…

– Господа, господа! – Это вмешался епископ Сеолред, голосом столь слабым и болезненным, что все с тревогой к нему обернулись. – Молю вас, лорд епископ, подумайте, что может случиться. Вы не видели набегов викингов, а я видел! После этих ужасов у Церкви, как и у прочих бедняков Господа, не остается никаких прав. Они забили моего исповедника бычьими костями. Этот возлюбленный храбрец обменялся со мной одеянием и умер вместо меня. А меня изгнали таким, как вы можете видеть. – Он положил на колено распухшую руку с отрубленным большим пальцем. – Они сказали, что мне не писать больше лживых слов. Молю вас, господа, придите к согласию.

– Я не могу отступиться от прав моего лорда архиепископа, – ответил Даниэль.

Альфред уже несколько минут вслушивался в нарастающий шум в лагере за стенами. В нем не было тревоги, скорее радостное волнение. Полотняный занавес приподняли, и в проеме возникла тяжелая фигура Тоббы, с золотым кольцом, блестящим на шее, – сам король выделил ему эту долю трофеев три дня назад.

– Гонец, повелитель! Из Рима, от папы.

– Знамение! – воскликнул Эдберт. – Знамение Божье! Как голубка вернулась к Ною с оливковой ветвью в клюве, так снизойдет мир среди наших неурядиц.

Вошедший юноша не походил на голубку. Его оливковое лицо осунулось от усталости, добротная одежда покрылась дорожной пылью и пятнами грязи. Он недоуменно оглядывался при виде людей в грубой одежде и жалкой обстановки:

– Прошу прощения, джентльмены, лорды? Я ищу короля англичан Альфредо. Некто весьма верный сказал мне искать здесь…

Он не мог скрыть замешательства. Альфред сдержал гнев и спокойно произнес:

– Я – он.

Молодой человек оглянулся, явно выискивая чистый клочок земли, чтобы преклонить на нем колени, но нашел одну грязь и, подавив вздох, опустился на колени, протягивая грамоту. Это был пергаментный свиток с тяжелой восковой печатью на шнурке. Когда Альфред развернул его, между тщательно выведенными лиловыми чернилами строками сверкнул золотой лист. Король держал свиток в руках, не зная, что и думать. Не спасение ли в нем? Ему вспомнились мраморные дворцы и великая мощь. Он сам дважды бывал в Риме и видел величие Святого престола. Но то было много лет назад, до того как его жизнь свелась к дождям и крови, дням в седле, ночам в советах и переговорах. Теперь же Святой престол явился к нему. Он передал грамоту Эдберту:

– Прочти всем.

Эдберт с благоговением принял свиток и заговорил почтительно приглушенным голосом:

– Он написан на латыни, мой лорд, разрисован писцами и… подписан самим Его Святейшеством. Здесь сказано: «Альфреду, королю английскому. Знай, мой лорд, что мы уведомлены о твоих скитаниях… —нет, „испытаниях“ – …и как ты погружен в дела мира сего, каждодневно претерпеваешь трудности, подобно нам. И мы оплакиваем не только наши, но и твои печали, соболезнуем, сочувствуем… —нет, „сострадаем“ – …увы, вместе с тобой».

Осберт сердито пробормотал:

– Что, в Риме тоже викинги? – и отвернулся от свирепого взгляда епископа Даниэля.

Эдберт продолжил читать:

– «Однако при всех наших совместных страданиях мы наставляем и предостерегаем тебя не поступать подобно глупым мирянам, заботясь лишь о бедах нынешних времен. Помни, что Блаженный Господь не пошлет тебе искушений и испытаний выше твоих сил, но даст тебе силы вынести все испытания, коим подвергает тебя в своей мудрости. Превыше всего тебе следует всем сердцем стремиться защитить священников, мужчин и женщин, принадлежащих Церкви».

– А мы что делаем? – проворчал Этельнот.

– «Но знай, о король, что мы слышали от нашего почтеннейшего и святого брата, архиепископа народа английского, что правит в Кентербери, как ты в своем безумии попираешь его права и привилегии отца тех, кто вверен его заботам. Между тем из всех грехов грех алчности, жадности – величайший и наиболее отвратительный среди правителей и защитников народа христианского, самый мерзкий и опасный для души.

А потому мы настоятельно советуем, наставляем и приказываем тебе сим письмом от нашего апостольского достоинства, дабы ты отныне прекратил и покинул всякое насилие против Церкви и возвратил ее правителям все привилегии и права, в особенности в деле мирного, беспрепятственного и бесподатного владения церковными землями, дарованными им твоими предками, как мы слышали, весьма богобоязненными королями английского народа, и даже твоими современниками, такими, как благочестивый и достойный джентльмен…» —писец написал имя Булкредо, мой лорд, но он, должно быть, подразумевал…

– Он подразумевал трусливого ублюдка Бургреда! – прорычал покрытый шрамами Витборд.

– Действительно, должно быть… «Бургред, коий ныне проживает при нашем Святом престоле в мире и почете. Итак, мы повелеваем тебе оказывать почет твоим священникам, епископам и архиепископу, если ты желаешь нашей дружбы в этой жизни и спасения в жизни будущей».

– Это истина, Господня истина! – выкрикнул Даниэль. – Провозглашенная с престола Господа на земле. То самое, о чем я говорил до прихода посланника! Если мы исполним наш духовный долг, временные трудности рассеются. Слушай Его Святейшество, мой король! Возврати права Церкви! Когда ты сделаешь это, длань Господня уничтожит и рассеет викингов.

Гнев омрачил лицо Альфреда, но, прежде чем он заговорил, Эдберт поспешно продолжил:

– Здесь еще параграф… – Он горестно взглянул в лицо своему повелителю.

– Что же в нем сказано?

– В нем сказано:

«Мы слышали с великим неудовольствием, что наших прежних приказов ослушались. Что вопреки мнению апостольского престола клирики Англии не отказались от мирских одеяний и не одеваются по римскому обычаю в туники, скромно доходящие до лодыжек».И дальше он говорит, что, если мы откажемся от этого мерзкого обычая и станем одеваться, как он, Бог возлюбит нас и наши горести растают как снег.

Краснолицый Этельнот разразился лающим хохотом:

– Так вот от чего все наши беды! Если священнички прикроют коленки, Гутрум ужаснется и сбежит в свою Данию. – Он сплюнул в лужу на полу.

Посланник папы отшатнулся: ему было не уследить за быстрой речью, но юноша чувствовал, что что-то не так.

– Тебе не понять духовных дел, лорд альдермен. – Даниэль, представитель архиепископа Кентерберийского, решительно натянул перчатки для верховой езды и выразительно оглядел свое длиннополое одеяние и короткую тунику Эдберта, выпущенную поверх штанов. – Мы просили о послании, которое бы направило нас, и оно пришло. Нам должно принять совет и наставления нашего отца во Господе. Я полагаю это решенным. Есть еще одно дело, мой король, само по себе незначительное, но я увижу в нем знак твоих благих намерений и искренности. Человек, который сообщил о посланце, с золотым кольцом на шее, – это раб, бежавший из одного из моих поместий. Я узнал его. Мне должны его вернуть.

– Тоббу? – рявкнул Вульфзиг. – Ты его не получишь! Может, он и простолюдин и, вероятно, был рабом, но теперь он наш соратник. А золотое кольцо ему дал сам король!

– Довольно об этом, – сказал Альфред. – Я выкуплю его у тебя.

– Так не пойдет. Я должен получить его самого. В последнее время у нас много беглых…

– Мне это известно, как и то, что они бегут к викингам! – рявкнул Альфред, наконец выйдя из терпения. – Этот человек бежал к своему королю, чтобы драться с врагами Англии. Ты не можешь…

– Я должен его получить, – уперся Даниэль. – И сделаю его примером для других. Закон гласит, что, если раб не может возместить убытки хозяину, он должен заплатить своей шкурой. А поскольку он не может выплатить Церкви своей цены…

– Его золотое кольцо стоит десятка рабов!

– Но поскольку оно – его собственность, а он – моя собственность, оно тоже принадлежит мне. Кроме того, он совершил святотатство, лишив Церковь ее имущества.

– И что ты намерен сделать?

– Наказание за ограбление Церкви – порка, и я его выпорю. Не насмерть. Мои люди очень опытны. Но в будущем всякий, кто увидит его спину, будет знать, что у Церкви длинные руки. Его следует доставить в мою палатку до восхода солнца. И заметь, король, – Даниэль обернулся от двери, – если ты будешь настаивать на том, чтобы оставить его, и на иных своих заблуждениях, твои послания не станут передавать. Ты явишься к Эгбертову камню и найдешь его голым, как нужник в женском монастыре.

Он отвернулся и отбросил полотняный занавес. Все молчали, глядя на Альфреда. Он отвел глаза, встал, взял свой длинный меч и широким шагом вышел. Вульфзиг слишком долго поднимался и не успел преградить ему путь.

– Мой король, позволь мне пойти с тобой? – проревел он. – Стража!

Оставшийся внутри Осберт шепнул, обращаясь к Этельноту и остальным:

– Что он делает? Неужели поступит как тот ублюдок Бургред? Это конец! Если так, нам пора заключать мир с Гутрумом…

– Не знаю, – ответил альдермен, – но, если этот глупец-епископ вместе со своим папой вынудят его сдаться, Англии конец, отныне и навсегда.

Альфред прошел весь лагерь, где никто не решился его задержать или окликнуть, и вошел под мокрые, роняющие капли ветви леса. Он свернул вдоль русла разлившейся реки Тон. Нельзя сказать, что он шел наугад. Уже не первую неделю в нем росла мысль, что настанет время, когда придется скрыться от людей и множества лиц, ждущих от него совета или приказа, даже от безмолвного укора жены и кашляющих испуганных детей, держащихся за ее юбку.

Он знал, куда идет, – к углежогам. Их хижины были разбросаны по всему лесу, откуда они выходили, только чтобы продать свой товар, а затем немедленно возвращались в чащу. Даже в мирное время посланцы короля не слишком их беспокоили. Поговаривали, что они исполняют странные обряды и говорят между собой на древнем языке. Альфред запомнил расположение лагеря угольщиков, на который наткнулся во время охоты, когда он и его люди еще добывали пропитание охотой, а не просто собирали дань с местных крестьян. Прямо к нему он и направлялся в зимних сумерках.

К тому времени, как он дошел до первых хижин, уже стемнело. Рослый человек, стоявший в дверях, подозрительно оглядел его и поднял топор.

– Я хочу остаться здесь. Я заплачу за ночлег.

Его приняли без суеты, даже не признав, стоило только показать серебряные пенни и длинный меч на поясе – защиту от ночных убийц. Мужчина с удивлением оглядел деньги в руке короля, словно дивясь столь тонким вещицам. Но серебро было настоящим, и этого хватило. Его, конечно, приняли за одного из беглых танов, покинувших королевские войска, но еще не готового вернуться домой или ко двору викингов с ходатайством об амнистии.

Вечером следующего дня король сидел в теплой уютной темноте, подсвеченной лишь мерцанием горящих углей. Он остался в хижине один: немногочисленные женщины и мужчины, населявшие лагерь, занимались своим непростым ремеслом. Хозяйка поставила на угли сковороду с сырыми лепешками и, непривычно выговаривая слова, велела ему последить и перевернуть их, когда зажарятся. Он сидел, вслушиваясь в треск дров и принюхиваясь к вкусному запаху дыма и теплого хлеба. Эта минута была вне времени; все, что давило на него, пришло в равновесие и исчезло из памяти.

Что бы ни случилось теперь, уютно и лениво размышлял Альфред, событие будет решающим. Продолжать войну? Или сдаться и отправиться в Рим? Он не знал ответа. Внутри его, там, где раньше пылал огонь, поселилась немота. Он равнодушно поднял глаза, когда дверь тихонько скрипнула и в нее просунулись тяжелые плечи и голова угрюмого Тоббы. При нем больше не было золотого кольца, но викингский топор висел на поясе. Пригибаясь под низкой крышей, Тобба прошел к огню и сел на корточки напротив короля. Некоторое время оба молчали.

– Как ты меня нашел? – спросил наконец Альфред.

– Поспрашивал местных. У меня много друзей в лесу. Тихий народ. С незнакомыми не разговаривают.

Они еще помолчали. Тобба рассеянно протянул руку и принялся толстыми пальцами переворачивать лепешки, падавшие на горячую сковороду с тихим шипением пара.

– У меня новости, – заговорил он.

– Какие?

– Наутро после твоего ухода прибыл гонец от альдермена Одды. Убби Рагнарсон напал на него. Провел свой флот по проливу, высадился, выгнал Одду и его присных. Принял их за крестьян, у них ведь были только дубинки и вилы. Загнал их в лес на холмах, в тупик, и решил, что дело сделано. Ошибся. В полночь под проливным дождем Одда со своими прорвался. Дубинки и вилы в темноте – хорошее оружие. Убби и множество его людей убили, захватили знамя Ворона.

В Альфреде, несмотря на овладевшее им отупение, шевельнулся ленивый интерес. Однако он продолжал молчать и только вздыхал, уставившись на огонь. Тобба решил его расшевелить:

– Знамя Ворона, знаешь ли, и вправду хлопает крыльями, когда викингов ждет победа, и опускает их, суля им поражение. – Он ухмыльнулся. – Гонец говорит, что на обратной стороне знамени есть штука, чтобы все это устраивать. Одда послал его тебе в знак почтения. Может, ты сумеешь использовать его в следующей битве.

– Если будет следующая битва, – нехотя процедил король.

– Насчет этого у меня есть мысль. – Тобба, вдруг засмущавшись, перевернул еще несколько лепешек. – Если тебе не в обиду слушать простолюдина, да что там, раба…

Альфред мрачно покачал головой:

– Тебе не быть рабом, Тобба. Если я уйду, ты уйдешь вместе со мной. На это меня хватит. Я не выдам тебя Даниэлю и его палачам!

– Нет, лорд. Я думаю, тебе надо меня вернуть – не то послание не разойдется и у тебя не будет армии. Это только начало: я бежал раз, сбегу снова. И тогда смогу кое-что сделать.

Крестьянин говорил несколько минут тихим голосом, неуклюже складывая слова от непривычки выражать свои мысли. Однако он ни разу не запнулся. Наконец двое мужчин взглянули друг на друга, каждый на свой лад потрясенный сказанным.

– Думаю, может получиться, – заговорил Альфред. – Но ты знаешь, что он хочет сделать, прежде чем ты сбежишь?

– Немногим хуже того, что мне приходилось терпеть всю жизнь.

Альфред еще минуту думал.

– Знаешь, Тобба, ты мог бы просто бежать к викингам. Принести им мою голову. И они сделали бы тебя ярлом любого графства. Почему ты на моей стороне?

Тобба понурил голову:

– Слова не идут на язык… Я всю жизнь был рабом, но мой отец не был. И может, мои дети не будут. Если, конечно, они у меня появятся. – Он заговорил сбивчиво, чуть слышно. – Не знаю, почему им надо расти, говоря по-датски. Мой отец не говорил, и дед не говорил. Только это меня и заботит.

Дверь снова скрипнула, и вошла жена углежога. Она подозрительно принюхивалась:

– Вы двое забыли мои лепешки? Если сожгли, не будет вам обеда!

Тобба поднял голову и усмехнулся:

– Не бойся, хозяйка! Хороши твои лепешки. Нам и в бурю приходилось стряпать. Вот… – Он ловко подхватил лепешку и забросил ее, целиком, горячую, в широкую пасть. – За пригляд, – объявил он, сдувая крошки. – Скажу тебе, во всей Англии не пекли таких отличных лепешек.

Мрачное войско собиралось у Эгбертова камня. И еще меньшее, чем Альфред возглавлял прежде. До того как все разбежались, пришло известие, что викинги собираются в Эддингтоне. Альфред решился атаковать, пока шансы не стали еще хуже.

Викинги вышли из лагеря в лесу, едва рассвело, и собрались на поле у опушки. Их берсеркеры – самые свирепые бойцы – выкрикивали проклятия врагам, разжигая в себе боевое безумие. Но английские воины стояли твердо, хотя дождь промочил насквозь их кольчуги и капал с кромок шлемов. Они шевельнулись и изготовили оружие, когда в сыром воздухе разнесся звук рогов.

– Они атакуют, – сказал Вульфзиг, стоявший по правую руку от короля.

– Стоять твердо! – выкрикнул Альфред, перекрыв топот бегущих ног и первый лязг металла о металл, когда ряды сошлись.

Англичане дрались славно, разрубая липовые щиты своих врагов и прикрываясь своими. Раненые, падая на колени, продолжали бой, нанося удары снизу под доспехи пиратов. А позади боевых рядов почти безоружные смерды поднимали тяжеленные булыжники и швыряли их через головы соратников в атакующих. Крики боли и ярости раздавались, когда камень разбивал шлем, ломал ключицу и падал наземь, дробя ступни. Альфред сделал выпад мечом и почувствовал, как тот вошел в плоть. И сразу же заметил, что его ряды по центру подаются назад.

– Пора! – крикнул он Вульфзигу. – Давай сигнал!

Передний ряд врагов содрогнулся и едва ли не попятился, когда множество рук с готовностью воздели вверх захваченное в плен знамя Ворона – рядом с золотой колесницей Уэссекса. Блестящие черные крылья не хлопали, воодушевляя викингов. Ворон понурил голову, бессильно свесил крылья, а из его глаз катились кровавые слезы.

Но ряд удержался, продолжал отбиваться и снова перешел в наступление. А за передовыми шли берсеркеры – с пеной на губах, в ярости грызущие края своих щитов. Перед их совместной атакой никто не мог устоять.

В этот миг Альфред увидел то, чего еще не заметил противник, и громко крикнул. За спинами врагов из-за деревьев высыпала пестрая орда в звериных шкурах, размахивавшая дубинами, поленьями, палаточными шестами, железными кочергами и вилами. Они накатились на викингов сзади огромной сокрушительной волной, сбивая с ног и уничтожая. Первый и единственный раз в жизни Альфред увидел, как ярость на лицах язычников-берсеркеров сменилась изумлением и явным, откровенным страхом.

Сражение закончилось за минуту. Викинги, теснимые спереди и сзади, сломали ряды, обратились в бегство и были разбиты. Альфреду пришлось пробивать дорогу в гуще своих людей и пляшущих союзников-полулюдей, чтобы, прикрыв упавшего Гутрума своим щитом, спасти ему жизнь.

Та ночь стала ночью торжества. Альфред, великодушный победитель, посадил короля побежденных викингов Гутрума рядом с собой. Тот большей частью молчал и пил много меда и эля.

– Мы вас побили, знаешь ли, – наконец проворчал Гутрум.

Пир подошел к той минуте, когда все высказано и люди могут говорить свободно. Окружавшие короля соратники – Этельнот, епископ Сеолред, альдермен Одда и ярл викингов – уже не слушали вождей, занятые своими разговорами.

Альфред склонился над столом и отодвинул от викинга чашу с вином:

– Если ты хочешь сменить пир на бой, я готов. Дай вспомнить: из твоего войска осталось в живых три или четыре двудесятка людей. А как только другие узнают, что сдача им ничем не грозит, они все сложат оружие. Когда ты хочешь начать сражение?

– Ладно-ладно. – Гутрум снова придвинул чашу к себе и кисло усмехнулся. Он провел в Англии тринадцать лет и давно обходился без переводчиков. – Ты победил, признаю. Я говорю только, что в сражении – в настоящем сражении – мы бы вас разбили. Твой центр подавался, и я видел, как ты стоял посреди и пытался собрать воинов. Прорвав твои ряды, я собирался послать в прорыв сотню берсеркеров. Они до тебя добрались бы – мы слишком часто позволяли тебе уйти.

– Быть может. – Одержав победу, Альфред мог позволить себе великодушие.

И все же, вопреки опыту проигранных битв, он полагал, что Гутрум не прав. Да, ядро ветеранов-викингов подмяло его ряды в центре, но английские таны хорошо держались, понятия не имея о том, что не будет поддержки с тыла. Ряды прогнулись, но не сломались. Да и так ли важно, кто мог бы победить? Он до сих пор упивался минутой, когда оборванное и плохо вооруженное войско ударило в тыл викингам.

– Как ты их собрал? – тихо, доверительно спросил Гутрум.

– Простая мысль, подсказанная простолюдином. Твои воины ленивы, и каждый держит хотя бы одного раба-англичанина, чтобы тот стряпал и чистил одежду, а то и двоих, чтобы кормить коня и разбирать добычу. Тебе легко было заполучить слуг, потому что им было от чего бежать. Я всего лишь передал им весть через человека, в котором они признали своего и которому доверились. Это он догадался собрать их. А я подсказал, как это сделать.

– Я знаю, кто это сделал: тот, что появился несколько дней назад. Меня позвали взглянуть на его спину – очень искусная работа, даже меня поразила. Но какое известие могло объединить этих тварей?

– Мое обещание. Я дал слово, что каждый беглец из твоего лагеря получит прощение, свободу и два бычьих хода земли за голову каждого викинга.

– Бычий ход? Это то, что мы зовем акром, если не больше. Надо думать, что так можно прожить. Я понимаю мудрость твоего обещания. Но где ты возьмешь землю? – Он вновь понизил голос и искоса огляделся. – Или ты просто солгал? Насколько мне известно, у тебя нет ни земель, ни сокровищ. Тебе нечего дать. Уж точно не хватит на всех, кто сегодня сражался. Сколько тебе понадобится? Четыре тысячи акров? Если ты думаешь обещать им мои земли, клянусь, им придется драться за каждый дюйм!

Альфред мрачно усмехнулся:

– Я возьму земли Церкви. У меня нет другого выхода. Я не могу непрестанно сражаться и с викингами, и с Церковью. Так что я побил первых и взываю к милости второй. И твердо верю, что земли, уступленные моими предками, были даны лишь во временное владение, а я вправе потребовать их назад. Возможно, мне придется повысить подати, чтобы снабдить их пропитанием, но, по крайней мере, я могу рассчитывать на их верность в будущем.

– На верность рабов – возможно. Но что скажут епископы и священники? Что скажет папа? Он подвергнет отлучению всю твою страну.

Для язычника и пирата Гутрум был недурно осведомлен. Возможно, настало время сделать предложение.

– Об этом я и хотел с тобой потолковать. Думаю, мне легче будет уладить дело с папой, если я смогу объяснить ему, что, отобрав немного земли у нескольких священников, я привел к Христу целый народ. А нам, как ты знаешь, невозможно жить впредь на одном острове, не исповедуя одной веры. В этот раз я клялся на святых мощах, а ты – на кольце Тора. Но почему бы нам в будущем не приносить общую клятву? Вот что я предлагаю: прими крещение со своими людьми. Я стану твоим восприемником и крестным отцом. А крестный отец клянется поддерживать своих духовных чад в любых будущих столкновениях.

При последних словах Альфред послал Гутруму твердый взгляд. Он знал, как трудно будет викингу вновь утвердиться после сокрушительного поражения. Ему понадобятся союзники.

Викинг рассмеялся. Он потянулся через стол и вдруг похлопал по ременному браслету на правом запястье Альфреда, задев амулет викинга, который тот всегда носил при себе:

– Почему ты его носишь, король? Я знаю, где ты его взял. Как только Рани пропал, я понял, что это твоих рук дело. Никто другой не управился бы с ним. Позволь, я отвечу тебе предложением на предложение. Ты уже приобрел в лице Церкви злобного врага: чернорясые никогда не простят тебя, что бы ты ни делал. Они высокомерны и воображают, будто им одним дана мудрость и лишь они знают, куда отправится человек после смерти. Но мы не так глупы! Ни человеку, ни богу не дано знать всей правды. Я говорю: пусть боги состязаются между собой, и посмотрим, кто лучше помогает своим почитателям. Дай людям свободный выбор – между богами, вознаграждающими отважных и дерзких, и богом слабых и робких. Дай им выбор между жрецами, которые ничего не требуют, и священниками, которые навечно посылают в ад невинных младенцев, если их отцы не могут заплатить за крещение. Между богами, наказывающими грешников, и богом, который говорит, что все грешны и потому нет награды добродетельному.

Он вдруг понизил голос в воцарившемся внимательном молчании.