Текст книги "Альтернативная история"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Ким Ньюман,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Йен (Иен) Уотсон,Кен Маклеод,Джеймс Морроу,Юджин Бирн,Йен Уэйтс,Том Шиппи,Сьюзетт Элджин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

Он повернулся и шагнул к громоздившейся на полу конструкции из дерева и металла. Машина была примерно по колено высотой и такой же ширины – более или менее кубическое сооружение из меди и железа, простое и ничем не украшенное. Верхнюю поверхность покрывала латунная плита, в которую были вделаны деревянные бруски с цифрами или символами, вырезанными на каждой грани. На обращенной к Императору стороне сосредоточился набор латунных клавиш на шарнирах, три ряда по пятнадцать; полированный металл был весь в потеках масла и смазки.

– Я назвал ее Аналитической Машиной. Она приводится в движение при помощи простого мотора и содержит ряд переключателей, каждый из которых может ставиться в положение «включено» или «выключено» при помощи зубчатых передач. Если приписать каждому из двух положений двоичное значение, мы сможем при помощи машины представить любое мыслимое число – нужно лишь иметь в распоряжении необходимое количество переключателей. Если ввести также пять математических операций и учесть способность немедленно выдавать результат… – тут Непер показал на ряды брусков, венчавших устройство, – то полностью функционирующая Аналитическая Машина теоретически способна быстро решить любое уравнение, которое мы в нее введем. Человек, обладающий самыми поверхностными навыками считывания и ввода чисел, сможет выдавать результаты быстрее и точнее, нежели целая команда квалифицированных вычислителей со счетами. Это, конечно, всего лишь пробный образец, способный обрабатывать только ограниченное количество разрядов, однако при надлежащем финансировании, уверен, мы сумеем построить машину, свободную от подобных ограничений…

У Цуя грохотало в ушах, однако он сохранял перед лицом Императора молчание и спокойствие.

– Позвольте?.. – произнес Непер, подняв бровь и глядя то на Императора, то на свое изобретение.

Император поерзал едва заметно, и тогда вперед выступил церемониймейстер.

– Вам разрешено продемонстрировать свое устройство, – провозгласил он, чуть-чуть наклонив голову, но не сводя при этом цепкого взгляда с лица Непера.

Непер нервно вытер руки о тонкую ткань штанов, присел и схватился за деревянную рукоятку в задней части машины. Он налег на нее – на бледном лице отразилось напряжение – и провернул примерно дюжину раз со скрипом, лязгом и скрежетом, от которого у Цуя заныли зубы. Наконец, когда старший вычислитель решил, что больше не вынесет этой пытки, машина заплевалась, закашляла, задрожала и пробудилась к жизни. Из углов металлического куба поднялись струйки едкого дыма, а из-под одной из сторон на лакированный пол медленно закапало в растекающуюся лужицу масло.

Непер облизнул губы, бочком двинулся к переду устройства и положил пальцы на ряды латунных клавиш.

– Начну с простой операции, – объявил он. – Кто-нибудь, задайте два числа.

Ответить никто не отважился – все не сводили глаз с лязгавшей на полу машины, боясь, как бы она не наделала им вреда.

– Вот вы, сударь, – сказал Непер, указывая на Цуя. – Не могли бы вы задать мне два числа для эксперимента?

– Один и два, – просто ответил Цуй, уставясь в пол.

Окинув зал последним взглядом в надежде на какой-нибудь другой ответ, Непер нажал по очереди на четыре клавиши.

– Сейчас я дал машине указание вычислить сумму двух заданных чисел, – объяснил он, приостановившись, чтобы обреченно вздохнуть. – Теперь, когда я нажму последнюю клавишу, операция немедленно совершится и результат будет показан наверху.

Ради вящей театральности Непер занес руку и картинным жестом нажал клавишу. Машина задымилась и зажужжала пуще прежнего – и наконец самый правый из брусков, венчавших устройство, протрещал в последний раз, повернувшись на латунной оси, и повернулся вверх той гранью, где было вырезано «3».

– Вот видите? – сказал Непер. – Получен ответ, который не потребовал никакого участия человека, если не считать первоначального ввода данных.

– Я видывал лошадей, – тихо ответил Император, – решавших и более сложные задачи, выстукивая ответы копытом по мостовой.

– Быть может, ваше величество, – заметил церемониймейстер, делая шаг вперед, – следует провести демонстрацию более сложных вычислений? Старший вычислитель Цуй… – Церемониймейстер поманил Цуя, и тот подался к машине, стиснув переплетенные пальцы.

Тут церемониймейстер щелкнул пальцами, и из темного угла в середину зала выскользнул мальчик-прислужник с табуретом в одной руке и счетами в другой. Поставив табурет в нескольких шагах от инструмента чужеземного дьявола, мальчик протянул счеты Цую и с низким поклоном скользнул обратно в темноту.

– С дозволения вашего величества, я бы предложил провести несколько вычислений, – сказал церемониймейстер, – и пусть их выполняют и посланник Непер со своей машиной, и наш старший вычислитель со счетами. Несомненно, тот из них, кто даст более точный и быстрый ответ, скажет нам больше, чем любая демонстрация.

Император поиграл бровями еле заметно, что подразумевало кивок.

– Начнем же, – произнес церемониймейстер.

Цуй уселся на табурет. Счеты у него на коленях были гладкими и прохладными, костяшки – он проверил – скользили по прутьям легко, без помех. Наклонив деревянную раму, он поставил костяшки в начальное положение, а затем пальцы его зависли над правым рядом, готовые приступить к решению.

* * *

Руководил испытаниями церемониймейстер: он диктовал числа и действия, сверяясь с листком бумаги, который достал из рукава. Было очевидно, что он заранее предвидел поединок человека с машиной, хотя было бы, конечно, неуместно предположить, что он специально устроил, чтобы все сложилось так, а не иначе.

Первой задачей был простой пример на сложение: требовалось просуммировать два шестизначных числа. Цуй получил ответ, когда машина Непера все еще плевалась и жужжала, – ему понадобилось менее трети того времени, что потратила машина на вычисление и показ точного ответа на брусках.

Второй задачей было умножение – и Цуй снова закончил первым. Однако на сей раз промежуток между тем, как Цуй объявил свой ответ, а Непер – свой, сократился, и у машины ушло всего лишь примерно вдвое больше времени.

Третья задача оказалась на деление: четырехзначное число нужно было разделить на шестизначное. Цуй, с колотящимся сердцем, выкрикнул свой ответ лишь за миг до Непера. Церемониймейстер присудил победу старшему вычислителю даже после того, как Непер возразил, что непреднамеренно настроил машину на вычисление до второго десятичного знака и, следовательно, его результат точнее.

Четвертым и последним заданием было найти квадратный корень из шестизначного числа. На сей раз Непер, памятуя о прежней оплошности, после объявления задачи крикнул, что вычисления следует проделать до второго десятичного знака. Церемониймейстер, поглядев на обоих участников, решительно кивнул и согласился на это условие. Цуй, который уже вовсю погрузился в вычисления, ощутил ледяной спазм ужаса. При нахождении квадратного корня добавление каждого знака после запятой экспоненциально увеличивало время, необходимое для вычислений, а он даже без этого не был уверен, что успеет решить задачу первым.

Цуй усердно считал, пальцы его сновали по костяшкам, мышцы свело так, что он не мог дышать. Ему казалось, что он вот-вот получит ответ, что несколько секунд спустя его назовут победителем. И тогда страшную лязгающую машину чужеземного посягателя объявят жульнической и должности старшего вычислителя и существованию самой Имперской счетной палаты больше ничто не будет угрожать.

– Готово! – крикнул Непер и отступил в сторону от Аналитической Машины, чтобы собравшиеся могли взглянуть на ответ.

В глазах его горел безумный огонь, и он смотрел прямо на Императора без страха и смущения, словно бы ожидая чего-то вроде рукоплесканий.

Цуй застыл, оцепенел. Пересмотрев свои вычисления, он понял, что даже близко не подошел к ответу, что ему потребовались бы минуты даже для грубой оценки. Он поднял голову, увидел цифры на первых нескольких брусках машины и понял, что ответ Непера верен.

– Итак, решено, – провозгласил церемониймейстер, шагнув к Цую. – Проведено четыре испытания, и наши привычные методы побеждали чаще, нежели проигрывали, а посланник Непер получил возможность победить лишь тогда, когда условия задачи были изменены им, причем уже после начала вычислений. Устройство Непера признано бесполезным.

– Но… – начал Непер, едва не решившись возразить.

Увидев суровое выражение лица церемониймейстера и поглядев на дворцовых стражей, выстроившихся по стенам зала, чужеземец сдался. Он согласился, что его машину следует испытать несколькими задачами, и верх одержит тот, кто быстрее даст ответ в большинстве случаев, и теперь ему придется смириться с результатами. Начав спорить, он мог потерять лицо в лучшем случае и что-нибудь посерьезнее – в худшем.

Цуй, утратив дар речи, нетвердо поднялся на ноги и вернул счеты прислужнику, снова выскользнувшему из темного угла. Поклонившись Императору, он попятился к выходу; лицо его пылало от самообвинений.

– Император просит уделить ему еще секунду, – объявил Император, пересев немного вперед и выказав тем самым нечто вроде интереса. – Британец, сколько времени и трудов потребовалось бы тебе, чтобы усовершенствовать устройство, как ты обещал? Сколько твоих соотечественников обучены обращению с этим устройством и способны помочь тебе в работе над ним?

Непер, который уже начал с унылым видом отключать свою машину, поднялся на ноги. Он потер нижнюю губу измазанным в масле пальцем и ответил:

– Устранить нынешние ограничения – дело нескольких месяцев, ваше величество. Быть может, года. Однако мне потребуется приблизительно столько же времени на обучение штата, так как в настоящее время лишь я один понимаю все тонкости обращения с машиной.

Император дважды кивнул – ему было несвойственно столь откровенно выражать свои чувства.

– Оставьте меня! – приказал он, и все повиновались.

* * *

В приемной, пока Непер руководил целой командой прислужников и евнухов, которые разбирали и раскладывали его изобретение по ящикам, церемониймейстер взял Цуя под локоть.

– Одну минуту, старший вычислитель, – вполголоса проговорил церемониймейстер и увлек Цуя в нишу, подальше от посторонних ушей.

– Благодарю вас, о старший церемониймейстер, – произнес Цуй приглушенно, – за то, что позволили мне оказать эту ничтожную услугу нашему повелителю Императору.

– Все мы служим ему как можем, – отвечал церемониймейстер. – Однако не забывайте, что если Император и вспомнит о вашей услуге – это лишь уравновесит его неудовольствие из-за вашего опоздания.

– Приношу свои извинения за подобную оплошность, – отозвался Цуй. – Однако разве не странно, если задуматься, что вы послали за мной в Счетную палату именно в тот час, когда, как вам прекрасно известно, я свободен от обязанностей и наверняка нахожусь где-то в другом месте? Неужели никто из моих подмастерьев не мог бы послужить мне подходящей заменой, выслушать рассказ чужеземца и оказать все требуемые услуги?

– Возможно, – сказал церемониймейстер, прищурясь. – Возможно, я позабыл, что вас в этот час не застать в Счетной палате, и, возможно, мне не пришло в голову, что кто-нибудь из ваших способных учеников вполне подошел бы для наших целей. Однако, возможно, – тут церемониймейстер поднял палец, – было бы лучше всего, чтобы все то, что вы видели и слышали, видел и слышал именно работник Счетной палаты, находящийся на высшей руководящей должности. Я всегда полагался на ваше, о старший вычислитель, умение находить решения любых задач, даже тех, которые в глазах иных людей решения не имеют. Добавлю – даже тех задач, которые в глазах иных людей и вовсе не задачи.

Цуй кивнул.

– Да, – сказал он, – однако среди многих сотен тех, кто работает под моим началом, найдутся и другие, обладающие этой способностью почти в той же степени. – Он умолк, а затем добавил: – Их сотни.

– Мм… – протянул церемониймейстер. – В таком случае неужели вам не кажется, что это британское изобретение не отвечает требованиям Императора и, следовательно, многие сотни способных служащих не будут смещены со своих должностей, где они приносят так много пользы?

Цуй решил не упоминать о том, что требования выдвинуты вовсе не Императором, а самим церемониймейстером. Все видели, что Император, напротив, с необычайной пытливостью относится к изобретению Непера и стремится вникнуть во все подробности его работы, а значит, усилия церемониймейстера ничуть не поколебали его любопытства и вопрос о полезности Аналитической Машины отнюдь не настолько закрыт, как надеялся Цуй.

– Совершенно с вами согласен, – ответил Цуй и сурово поджал губы. – Благодарю вас за любезную заботу и весьма рад нашей беседе.

Церемониймейстер кивнул и, поплотнее запахнув свои одеяния, скользнул обратно в приемную и дальше, а Цуй остался один.

* * *

Следующее утро снова застало Цуя в Саду Орнаментов – он стоял с закрытыми глазами у северного пруда с рыбками-счетами.

Заслышав шелест шагов по дорожке, он вздрогнул и, открыв глаза, увидел рядом императорского инспектора Бая. Инспектор больше ничем не выдал своего присутствия.

– Утро складывается благоприятно, о старший вычислитель, – произнес Бай; на сей раз это было утверждение, а не вопрос.

– О да, инспектор, – отвечал Цуй, глядя в воды пруда. Они были илистые и серые, однако хищные рыбы лишь едва виднелись под поверхностью. – Я бы сказал, что благоприятно.

– Пожалуй, это даже удивительно, – продолжал Бай, – после всех треволнений давешнего вечера.

Инспектор достал из рукава сверток из вощеной бумаги, в котором, как всегда, был хлеб с мясом, и, развернув бумагу, принялся бросать в пруд кусочки вяленой свинины.

– Каких треволнений? – с невинным видом спросил Цуй.

– Гмм… – хмыкнул инспектор, уставившись на воду, тихую и неподвижную, не считая кругов, которые расходились по воде от тех мест, куда падали кусочки мяса. – Сдается мне, сегодня рыбки не голодны, – негромко и рассеянно заметил он, а затем поднял голову и посмотрел Цую в глаза. – Да, треволнений, – сказал он. – По всей видимости, вчера вечером на пути от тронного зала к главным воротам пропал некий гость Запретного города, чужеземный изобретатель, после того как был удостоен сладостной аудиенции у Императора. Изобретенное им устройство, которое он носил с собой, нашли – обломки его были разбросаны в Главном Саду: представляется, что ящик с машиной сбросили с балкона верхнего этажа, однако как это произошло – по несчастливой случайности или злому умыслу, – мы определить не в силах. Император потребовал, чтобы мое управление обратило на происшествие самое пристальное внимание, так как, похоже, он предполагал дать гостю какое-то поручение. То, что гостя так и не нашли и поручение, вероятно, останется неисполненным, не улучшило настроения нашего повелителя, равного небу, да царствует он десять тысяч лет.

Цуй кивнул, изобразив подобающую смесь любопытства и озабоченности.

– Что же касается самого гостя, он, как я уже говорил, видимо, просто исчез, – добавил Бай и пожал плечами. – Полагаю, вы присутствовали вчера при аудиенции чужеземного гостя, так ведь? Не случилось ли вам видеть его после того, как он покинул тронный зал?

Цуй покачал головой и совершенно искренне ответил, что нет.

Бояться старшему вычислителю было нечего. Он же не сделал ничего дурного – его участие в деле началось с нескольких тщательно продуманных слов, брошенных самым догадливым подмастерьям после поспешного возвращения в Счетную палату, а окончилось клочком бумаги, который доставил ему один из младших учеников. На этом клочке бумаги, не помеченном ни печатью, ни чьим-либо личным иероглифом, стоял один-единственный знак, означавший «завершение», однако предполагавший и «удовлетворение».

С самого детства делом Цуя было находить задачи и предлагать ответы. То, какое применение найдут этим ответам чужие руки, его не интересовало.

– Гмм… – снова хмыкнул инспектор и, глянув в воды пруда, по-прежнему спокойные, покачал головой. – Представляется, сегодня рыбки-счеты совсем не интересуются моим угощением. Должно быть, их уже успели покормить.

– Должно быть, – согласился Цуй.

Инспектор сокрушенно вздохнул, бросил в северный пруд остатки мяса, а затем скрошил хлеб в южный пруд, где ленивые рыбки начали свой неторопливый балет и принялись лакомиться.

– Что ж, моего внимания требует императорская служба, – сказал инспектор Бай, отряхивая руки, – поэтому я, пожалуй, пойду. Полагаю, завтра мы увидимся.

Цуй кивнул:

– Конечно. Я не собираюсь никуда отлучаться.

Инспектор кивнул – на что Цуй ответил легким поклоном – и оставил старшего вычислителя в саду одного.

Цуй заглянул в пруд и увидел, что ил на темном дне начал оседать и стали видны рыбки-счеты, сомкнувшие строй и тем самым дающие ответ на некий незаданный вопрос. Старший вычислитель закрыл глаза и в тишине представил себе, как бесчисленное множество людей неутомимо щелкает бесчисленными счетами. Размышляя о бесконечности, Цуй улыбался.

перевод А. Бродоцкой

Гарри Тертлдав
ОСТРОВА В ОКЕАНЕ

152 год хиджры

(769 год от Рождества Христова)

Стражи болгарской границы, завидев подъезжающих с юга всадников, наложили стрелы на тетиву. Джелал ад-Дин ас-Стамбули, глава арабского посольства, поднял правую руку, показав пустую ладонь.

– Во имя Аллаха, милостивого и милосердного, я и мои люди пришли с миром! – выкрикнул он по-арабски и, чтобы страж вернее понял, повторил то же на греческом.

Предосторожность окупилась. Стражи опустили луки. На греческом, далеко не столь совершенном, как у Джелал ад-Дина, один из них спросил:

– Зачем ты пришел с миром, белобородый?

Джелал ад-Дин погладил бороду. Он и без стража знал, что она седа. Не много осталось в живых из тех, кто вправе был именовать себя ас-Стамбули – константинопольцем. Больше полувека минуло с тех пор, как войска Сулеймана и Масламы захватили Константинополь и положили конец Римской империи. Тогда борода Джелал ад-Дина еще не поседела. Тогда у него едва пробивался первый пух на подбородке.

Он снова заговорил на греческом:

– Мой повелитель халиф Абд ар-Рахман [57]57
  В современном русском произношении – Абдуррахман.


[Закрыть]год назад спрашивал, желает ли хан Телерих узнать больше об исламе, о покорности единому Богу. Минувшей весной Телерих прислал весть, что желает. Наше посольство отправлено, чтобы наставить его.

Болгарин, говоривший с ним, перешел на родной шипящий язык, переводя, как догадывался Джелал ад-Дин, сказанное своим товарищам. Они отвечали, иные без всякой радости. Довольны собственным язычеством, угадал Джелал ад-Дин, – рады вечно гореть в аду. Он никому не желал такой судьбы, даже болгарам.

Страж, знавший греческий, подтвердил его догадки словами:

– Зачем нам нужен твой бог? Нам пока хватает своих богов, духов и теней.

Джелал ад-Дин пожал плечами:

– Ваш хан хочет услышать больше об Аллахе и исламе. Поэтому мы здесь. – Он мог бы многое добавить, но сознательно ограничился доступным солдату объяснением.

– Телерих захотел – Телерих получил, – согласился воин и снова заговорил с соотечественниками, после долгих переговоров представив двоих: – Это Искур. Это Омуртаг. Они отведут вас в Плиску, к Телериху. Искур, он немного говорит по-гречески – не так хорошо, как я.

– И вашу речь малость знаю, – с запинкой добавил по-арабски Искур, удивив Джелал ад-Дина и, очевидно, болгарина, который до сих пор вел переговоры. Предложенный проводник глянул на солнце – оставалось два часа до заката. – Мы едем, – объявил он и без лишних слов тронул коня.

Болгарин по имени Омуртаг последовал за ним. Следом, не столь поспешно, двинулся Джелал ад-Дин со спутниками. К тому времени, когда в густеющих сумерках Искур объявил привал, горы, очертившие северную сторону горизонта, казались заметно ближе.

– Эти мелкие болгарские коньки уродливы, как мулы, но они не знают устали, – заметил Дауд ибн Зубайр, ветеран многих стычек на границах земель халифа и Болгарии. Он погладил гриву своей изящной арабской кобылицы.

– Увы, мои старые кости не столь выносливы, – с облегчением простонал Джелал ад-Дин, сползая с седла своего мерина, выбранного за мягкую поступь. Прежде он любил горячих жеребцов, но теперь понимал, что, если упадет с седла, разобьется как стекло.

Болгары углубились в заросли, отправившись на охоту. Дауд занялся многотрудным делом по разведению огня. Еще двое арабов, Малик ибн Анас и Салман аль-Табари, встали на страже, один с луком, другой с копьем. Искур и Омуртаг появились в свете костра с куропатками и кроликами. Джелал ад-Дин достал из сумы черствую пресную лепешку. «Пировать не придется, – подумал он, – но бывало и хуже».

У Искура нашелся и мех с вином. Он предложил его арабам и усмехнулся в ответ на их отказ:

– Больше останется мне и Омуртагу.

Вдвоем болгары осушили мех и вскоре захрапели у огня.

Дауд ибн Зубайр оскалился, глядя за них.

– Не знаю, что у них вместо мозгов, но и то они готовы пропить! – фыркнул он. – Где им понять Аллаха и Его пророка.

– Мы, арабы, тоже были винопийцами, пока пророк не запретил нам, – сказал Джелал ад-Дин. – Но я опасаюсь, что страсть болгар к подобным напиткам помешает хану Телериху обратиться к нашей вере.

Дауд склонил голову перед старшим:

– Воистину, лишь затем ты и ведешь нас, почтенный. Ты, как сокол, не спускаешь глаз с добычи.

– И, как сокол, засыпаю к вечеру, – зевнул Джелал. – Мне, старому соколу, сон теперь нужнее, чем в былые годы.

– Годы принесли тебе мудрость. – Дауд ибн Зубайр помедлил, словно в нерешительности, затем вдруг спросил: – Правда ли, почтенный, что ты встречался с человеком, знавшим пророка?

– Правда, – с гордостью ответил Джелал ад-Дин. – Это произошло в Антиохии, когда армии Сулеймана шли на штурм греческого Константинополя. Дед хозяина гостиницы, где я остановился, был мединец, много старше, чем я теперь, ведь он служил халифу Ибн аль-Валиду, когда наши брали город. А еще прежде, в юности, он сопровождал Мухаммеда, когда пророк с триумфом вернулся из Медины в Мекку.

– Аллах акбар! – выдохнул Дауд. – Велик Господь! Тем больше чести мне быть рядом с тобой. Скажи мне, выпало ли тебе счастье услышать от старца хадис – предание о пророке, которое ты мог бы пересказать мне в поучение?

– Да, – сказал Джелал ад-Дин. – Я помню, словно это случилось вчера, как старец рассказывал о путешествии в Святой город. Абу Бакр, еще не халиф конечно, потому что Мухаммед был тогда жив, принялся бить погонщика, упустившего верблюда. Пророк улыбнулся и сказал: «Смотрите, что делает этот паломник!» Абу Бакр устыдился, хотя пророк и не приказывал ему перестать.

Дауд низко поклонился:

– Я твой должник.

Он несколько раз повторил рассказ, пока Джелал ад-Дин не кивнул в знак того, что спутник выучил его в совершенстве. По стародавнему обычаю, Дауд начал так:

– Я получил этот хадис от Джалал ад-Дина ас-Стамбу-ли, который слышал его от… как звали того старика, господин мой?..

– Его звали Абд аль-Кадир.

– Который слышал его от Абд аль-Кадира, получившего его от пророка. Подумать только – всего двое между пророком и мной! – Дауд снова поклонился.

Джелал ад-Дин ответил на поклон и зевнул:

– Умоляю простить меня. Воистину, мне нужен сон.

– Усни же, и да хранит тебя Аллах до утра.

Джелал ад-Дин завернулся в одеяло:

– И тебя, сын Зубайра.

– Недурная работа, – сказал неделей позже Дауд, указывая на земляной вал высотой в рост шести человек, окружавший столицу Телериха, Плиску.

– Детская игрушка в сравнении со стенами Константинополя, – возразил Джелал ад-Дин. – Там были двойные стены, каждая вдвое выше этой, из гладкого камня, с глубокими рвами спереди и между стенами, и казалось, все греки мира столпились на тех стенах, защищая их.

Вспоминая через полвека ужасный день штурма, он дивился, как ему удалось уцелеть.

– Я родился в Константинополе, – мягко напомнил ему Дауд.

– Ну конечно. – Джелал покачал головой, коря себя за то, что позволил прошлому затмить настоящее. Такое водится за стариками, но кому хочется вспоминать, что он стар?

Дауд оглянулся, проверяя, не услышит ли Искур, и понизил голос:

– Для диких язычников это недурная работа, и смотри какой охват, – должно быть, Плиска больше, чем я думал.

– Нет. – Джелал ад-Дин вспомнил разговор с прошлым послом к Телериху. – Сам город крошечный. Вал служит больше для обозначения границы ханского пастбища.

– Пастбища? Только-то? – Дауд расхохотался, запрокинув голову. – Мне чудится, будто меня перенесли в странный, незнакомый мир, где все не таково, каким представляется.

– У меня такое же чувство с тех пор, как мы прошли горный перевал, – серьезно ответил Джелал ад-Дин.

Дауд взглянул на него с любопытством. Тот попытался объяснить:

– Ты родом из Константинополя. Я появился на свет недалеко от Дамаска, где и теперь живу. Между этими городами долгий путь, больше, чем от Константинополя до Плиски.

Дауд кивнул.

– И все же это путь через единообразие, – продолжил Джелал ад-Дин. – Мало различий в погоде, в посевах, в народе. Да, в Константинополе и по сей день больше греков, больше христиан, потому что мы правим в нем не так долго, как в Дамаске, но это различие в степени, а не в роде.

– Все так. – Дауд опять кивнул. – Между тем как здесь…

– Да, здесь. – В голосе Джелал ад-Дина явственно прозвучала ирония. – Оливы здесь не растут, солнце пробивается сквозь туман, пеленающий его, как новорожденного младенца, и я бы обрадовался даже грекам, случись возможность хорошо побеседовать. Это другой, не наш мир, и он мне не слишком по душе.

– Все же мы надеемся обручить его с нашим в исламе, – заметил Дауд. – Так оно и будет, так и будет. Покорность воле Божьей объединяет людей.

Теперь уже Джелал ад-Дин проверил, не слышит ли их Искур. Кочевник выехал вперед. Джелал ад-Дин договорил:

– Даже болгар.

Дауд хихикнул.

Искур выкрикнул что-то, обращаясь к стражникам, развалившимся у деревянных ворот в земляном валу Плиски. Те закричали в ответ. Искур заорал еще громче. Стражники неуклюже поднялись и отворили ворота. И вытаращили глаза, увидев спутников Искура.

Джелал ад-Дин сурово приветствовал их, проезжая в ворота, – и не только с целью приструнить бездельников. Он указал вперед, на каменную стену самой Плиски:

– Видишь?

– Вижу, – согласился Дауд. Сторона квадратной стены составляла не больше полумили. – В наших землях это была бы крепость, а не столица.

Ворота в каменной стене оказались открыты. Джелал ад-Дин закашлялся, въезжая в город вслед за Искуром и Омуртагом. Плиска воняла, как – и даже более чем – большой город. Джелал ад-Дин пожал плечами. Он знал, что со временем перестанет замечать зловоние.

Недалеко за воротами стояло большое здание из резного дерева.

– Это дворец Телериха! – объявил Искур.

Перед дворцом стояли низкорослые степные лошадки, подобные конькам Искура и Омуртага, а с ними, как с интересом отметил Джелал ад-Дин, несколько настоящих коней и мулов со сбруей, непохожей на арабскую.

– Чьи это? – спросил он, указав на них.

– Не знаю, – ответил Искур.

Он сложил руки трубой и заорал в сторону дворца. Вопли, заметил Джелал ад-Дин, кажется, для болгар обычный способ решения любой проблемы. Вскоре открылась дверь, которой арабы прежде не заметили за сложным переплетением резьбы.

Едва увидев, что кто-то выходит из дворца, Искур и Омуртаг поворотили коней и поскакали обратно, даже не оглянувшись на послов, которых привели в Плиску. Подойдя, человек с минуту разглядывал прибывших.

– Чем могу служить вам, господа? – спросил он на арабском, столь свободном, что Джелал ад-Дин выпрямился в седле и насторожился.

– Мы – посланцы халифа Абд ар-Рахмана, явились в ваш прекрасный город, – Джелал ад-Дин при нужде не стеснялся преувеличений, – по велению вашего хана, чтобы объяснить ему, чем славен ислам. Я имею честь обращаться… – Он сделал вопросительную паузу.

– Я Драгомир, дворецкий могучего хана Телериха. Сойдите с коней и будьте гостями. – Драгомир снова поклонился.

Ему, по мнению Джелал ад-Дина, было лет под сорок, он был крепкого и правильного сложения, светлокож, с окладистой каштановой бородой на довольно широком лице и серыми, совершенно непроницаемыми глазами – полезное для дворецкого свойство.

Джелал ад-Дин со спутниками с удовольствием спешились. Словно по волшебству появились мальчики, чтобы отвести арабских скакунов к коновязи перед дворцом и занести внутрь седельные сумы. Джелал ад-Дин кивнул на других рослых коней и мула.

– Скажи мне, чьи они? – обратился он к Драгомиру.

Светлые глаза под тяжелыми веками метнулись к коновязи и снова к лицу Джелал ад-Дина.

– Это, – объяснил Драгомир, – кони посланников папы римского, явившиеся по велению моего хана поведать ему, чем славно христианство. Они приехали сегодня утром.

В тот вечер Дауд ударил кулаком в стену выделенной четверым арабам комнаты.

– Лучше им остаться язычниками, чем обратиться в христиан! – воскликнул он.

Его пыл объяснялся не только тем, что Телерих пригласил в Плиску и христиан, словно собирался продать свои владения той вере, что предложит большую цену. Его злость подогревалась голодом. На вечернем пире угощали свининой (Телерих на нем не присутствовал – по какому-то языческому обычаю, хану полагалось есть в одиночестве).

– Это не так, – сдержанно возразил Джелал ад-Дин.

– Почему же? – Дауд пристально посмотрел на старшего.

– Будучи христианами, они станут зиммиями – людьми Писания, а это дает им надежду на рай. Если же они не откажутся от языческих обрядов, их души наверняка достанутся шайтану.

– Их душам, языческим или христианским, самое место у шайтана, – съязвил Дауд, – но христианская Болгария в союзе с Римом, а то и с франками преградит истинной вере путь на север и может стать острием копья, вновь направленного на Константинополь.

– Ты говоришь истину, – вздохнул Джелал ад-Дин. – Однако же истинна и истинная вера, а истина, несомненно, возобладает над ложью христиан.

– Да будет так, – тяжело произнес Дауд. – Но разве здешние земли не были уже христианскими, пока болгары не отбили их у Константинополя? Все греческие земли следовали их вере. Не сомневаюсь, что в этих местах и сейчас еще остались христиане, что может склонить Телериха к их вере.

Спор прервал стук. Дауд взялся за нож, а свободной рукой открыл дверь. Но за ней не оказалось врага. Там стояли четыре девушки. Глаза и волосы первых двух были как у Драгомира – непривычно светлыми, на взгляд Джелал ад-Дина. Другие две оказались смуглыми, даже темнее арабов, причем одна – с раскосыми глазами. Но все четыре были хороши собой. Они улыбнулись и скользнули внутрь.

– Телерих не христианин, – сказал Джелал ад-Дин, улыбаясь одной из светлокожих девиц. – Христиане не держат наложниц.