Текст книги "Альтернативная история"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Ким Ньюман,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Йен (Иен) Уотсон,Кен Маклеод,Джеймс Морроу,Юджин Бирн,Йен Уэйтс,Том Шиппи,Сьюзетт Элджин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)

Шофер облизнул пересохшие губы.

– Прошу прощения, сэр. Я не понимаю, о чем вы говорите, – произнес он наконец.

– Как мне найти ее комнату?

Большой рослый человек, казалось, попал в ловушку, словно мелкий зверек.

– Мистер Мэнверинг, прошу вас… у меня могут быть проблемы.

– Где находится ее комната?

Кто-то из гостей обернулся и сердито шикнул на них.

– Я не понимаю, о чем вы, – ответил Ганс.

– Ради бога, Ганс, ведь вы поднимали наверх ее вещи. Я видел вас!

– Нет, сэр.

На мгновение ему показалось, что гостиная начала вращаться, подобно детской карусели. За баром была открытая дверь. Шофер отступил назад.

– Сэр, прошу вас… – начал он.

Там находилось складское помещение. На полках стройными рядами стояли бутылки с вином, чуть ниже располагались кувшины с маслинами, яйца, грецкие орехи. Мэнверинг закрыл за собой дверь, стараясь справиться с охватившей его бурей чувств и во всем разобраться.

– Сэр, – обратился к нему Ганс, – зачем вы спрашиваете меня о том, что мне неизвестно? Я не знаю мисс Хантер. Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Где находится ее комната? – воскликнул Мэнверинг. – Я требую, чтобы вы немедленно мне ответили!

– Но я не знаю, сэр!

– Вы привезли меня вчера из Лондона. Этого вы отрицать не можете?

– Нет, сэр.

– Вы привезли нас вдвоем с мисс Хантер?

– Нет, сэр!

– Да будьте вы прокляты, где она?!

Лицо шофера покрылось легкой испариной. После долгого молчания он опять заговорил:

– Мистер Мэнверинг, прошу вас, выслушайте меня. Вы должны понять. Я не могу вам ничем помочь. – Он судорожно сглотнул и продолжил: – Я привез вас из Лондона. Простите. Я привез вас… одного.

Дверь гостиной качнулась и захлопнулась за Мэнверингом. Он спешил в свою комнату, срываясь с быстрого шага на бег. С грохотом закрыв за собой дверь, он прислонился к стене, пытаясь восстановить дыхание. Через некоторое время головокружение прошло и дышать стало легче. Он медленно открыл глаза. В камине ровным пламенем горел огонь; книга Гесслера по-прежнему стояла на полке. Ничего не изменилось.

Мэнверинг скрупулезно принялся исследовать каждый метр своей комнаты. Он передвинул мебель, заглянул за шкаф и кровать, закатал ковер в рулон и тщательно простучал каждую доску пола, достал из чемодана фонарик и изучил едва ли не каждый сантиметр внутри платяного шкафа, медленно провел рукой по стенам, простукивая возможные пустоты. Наконец он встал на стул и внимательно осмотрел все верхнее освещение.

Ничего!

Не остановившись на этом, он предпринял вторую попытку. Завершая повторный осмотр комнаты, Мэнверинг вдруг замер, пристально вглядываясь в едва заметную щель на полу между досками. Он подошел к чемодану и достал небольшую отвертку, спрятанную в кобуре пистолета. Прошло несколько напряженных минут, и Мэнверинг уже сидел на полу, внимательно разглядывая что-то лежащее у него на ладони. Он провел рукой по лицу и аккуратно положил свою находку на прикроватную тумбочку. На ровной поверхности лежала, поблескивая в отсветах огня, маленькая сережка, одна из тех, что были на ней накануне вечером. Время шло, а он по-прежнему сидел на полу, обхватив голову руками и тяжело дыша.

Недолгий зимний день угасал, уступая место незаметно сгущавшимся сумеркам. Мэнверинг включил настольную лампу, снял абажур, рассеивавший яркий свет, и поставил ее в середине комнаты. Теперь он обратил все свое внимание на стены и медленно, сантиметр за сантиметром, рассматривал их, простукивал и нажимал на отдельные участки. Внезапно, стукнув по квадратной панели около камина, он услышал звук иного рода, будто в том месте имелась пустота.

Мэнверинг поднес лампу ближе к стене и заметил едва видимую трещинку толщиной не больше пары миллиметров. Аккуратно вставив туда острие отвертки, он повернул ее раз-другой. Раздался щелчок, и в стене открылась небольшая дверца, замаскированная штукатуркой.

Мужчина заглянул внутрь образовавшегося пространства и, потрясенный своей находкой, достал миниатюрное записывающее устройство. Какое-то время он неподвижно стоял, сжимая в руке странный предмет, как вдруг вскинул руку вверх и со всего размаху швырнул свою находку о мраморную панель камина. Он с остервенением давил и топтал ее ногами, пока миниатюрный диктофон не превратился в груду крошечных обломков.

Мерное гудение превратилось в нестерпимый рев, охвативший все пространство большого дома. Вертолет медленно снижался, освещая все вокруг яркими огнями и поднимая снизу снежные клубы. Подойдя к окну, Мэнверинг внимательно наблюдал за происходящим. Дети рассаживались в вертолете, прижимая к себе шарфы и перчатки, чемоданы и коробки с новыми игрушками. Убрали лестницы, плотно закрыли дверь. Вновь закружились клубы снега; вертолет тяжело поднялся в воздух, взяв курс на Уилтон.

Вскоре должен был начаться прием.

В ночном сумраке сверкало огромное здание, освещенное яркими огнями. На снег причудливыми узорами ложились мелькавшие в окнах тени приглашенных. Комнаты наполнились всевозможными звуками: тяжелая поступь и легкие шаги гостей, в нетерпеливом ожидании переходивших из зала в зал; звон бокалов и столового серебра; резкие окрики и приказы поторапливаться. Официанты спешно передвигаются между кухней и Зеленой гостиной, где должен быть накрыт ужин. На столах появляются разнообразные, великолепно украшенные блюда. Павлины, жаренные до золотистой корочки, хвастливо раскинув веерами золотисто-зеленые хвосты, стоят в ореоле мерцающих огней, держа в клювах фитили свечей. Министр поднимается из-за стола, в гостиной слышен смех и один за другим звучат провозглашаемые тосты: «За пять тысяч танков!», «За десять тысяч боевых самолетов», «За сто тысяч винтовок!» Две Империи празднуют и угощают своих гостей по-царски.

Приближался кульминационный момент празднества. В зал внесли фаршированную голову кабана, от которой поднимались едва видимые завитки пара; в отблеске свечей поблескивали клыки; в пасти был зажат апельсин – символ солнца. Вслед за этим в гостиную вошли музыканты и шуты, сжимая в руках фонари и чаши для подаяния. Рождественский гимн, которым сопровождалось их шествие, торжественный и старинный, был, безусловно, древнее, чем Две Империи, чем Рейх и даже чем сама Великобритания.

При жизни он грабил бедных людей, трудом и потом добывающих свой хлеб, что приводило добрую богиню Цереру в отчаяние и печаль…

Гул голосов нарастал; звенели, поблескивая, монеты в чашах поющих; в бокалах плескалось вино. Больше, еще больше вина… Вино льется рекой. Передают вазы с фруктами и подносы с конфетами; пряные пироги, имбирные пряники, марципаны. Подан сигнал, и в гостиную вносят бренди и сигары.

Дамы поднимаются из-за столов и покидают комнату. Весело болтая и смеясь, они проходят по длинным коридорам дома, а одетые в униформу слуги освещают им путь, двигаясь впереди с фонарями в руках. В Главном зале дам ждут сопровождающие. Молодые люди все как один высокие и светловолосые, безупречно выглядящие в парадной форме. Из Галереи музыкантов доносятся первые звуки музыки, и вот уже над лужайками, кружась и порхая, разносятся волнующие пассажи вальса.

В Зеленой гостиной, наполненной клубами сигарного дыма, вновь распахиваются настежь двери. Слуги вносят в коробах большие, празднично украшенные подарочные мешки, замысловато перевязанные алыми атласными лентами. Министр поднимается из-за стола, призывая собравшихся к тишине:

– Друзья! Мои дорогие друзья! Друзья Двух Империй! В этот вечер мы не можем позволить себе экономить! Лучшие подарки сегодня для вас! Вы достойны самого лучшего, и оно сегодня здесь и для вас! Друзья мои, наслаждайтесь общением друг с другом и прекрасной атмосферой моего дома! Счастливого Рождества!

Он стремительно отступил в тень и вышел из комнаты. В гостиной наступила тишина. Гости замерли в ожидании. Как вдруг медленно и таинственно огромная груда подарков пришла в движение. Подарочная бумага начала с треском разрываться и, шурша, падать на пол. Сначала появилась одна рука, потом нога. Все затаили дыхание… Наконец одна из девушек медленно поднялась во весь рост и встряхнула золотистыми волосами, и ее обнаженное тело мерцало в отблесках свечей.

Сидящие за столом неистово взревели.

До Мэнверинга долетели едва различимые отголоски далеких звуков. Он в нерешительности ступил на первую ступеньку широкой лестницы, но, моментально стряхнув с себя оцепенение, продолжил путь. Он повернул направо, затем налево, спешно преодолел один пролет ступеней, ведущих вниз, прошел мимо кухонь и комнаты для слуг, откуда раздавались громкие звуки музыки, дошел до конца коридора и распахнул входную дверь. Резкий порыв ночного ветра ударил ему в лицо.

Он пересек внутренний двор и открыл еще одну дверь. Новое помещение было очень хорошо освещено; в воздухе витал едва различимый застарелый запах животных. Мэнверинг на секунду остановился, вытирая лицо; несмотря на то что на нем была только тонкая рубашка, ему не было холодно, наоборот, он вспотел.

Он двинулся дальше, твердо ступая по небольшому коридору, в конце которого по обе стороны располагались клетки с собаками. Животные подняли оглушительный лай, бросаясь на железные прутья клеток, когда он проходил мимо, но Мэнверинг не обратил на них ни малейшего внимания.

Коридор вывел его в небольшую квадратную комнату, с низкими бетонными потолками. С одной стороны там был сделан небольшой спуск. Внизу стоял припаркованный черный фургон без окон.

В противоположном конце комнаты он заметил дверь, из-под которой пробивалась узкая полоска света. Он подошел ближе и резко постучал:

– Мистер…

Дверь открылась. Человек, появившийся на пороге и теперь внимательно разглядывавший своего позднего гостя, был старый, с морщинистым лицом, чем-то похожий на упитанного Санта-Клауса. Поняв, кто перед ним стоит, он резко отпрянул назад, пытаясь захлопнуть дверь, но Мэнверинг крепко схватил его за руку.

– Я должен поговорить с вами, – обратился он к хозяину собак.

– Кто вы? Я вас не знаю! Чего вы хотите?

Мэнверинг угрожающе навис над ним:

– Фургон. Сегодня утром вы уезжали куда-то на фургоне. Что в нем было?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Он резко вывернулся, отступил назад, но зацепился ногой за высокий уступ порога и едва не упал. Попробовал скрыться внутри комнаты, но Мэнверинг вновь крепко схватил его:

– Что там было?

– Я не буду с вами разговаривать! Уходите немедленно!

Сильный удар по лицу едва не свалил его с ног. Мэнверинг ударил еще раз, рывком развернул главного охотника лицом к фургону и с силой толкнул вперед:

– Открывай! – Голос звучал резко и громко, ограниченный малым пространством комнаты.

– Кто здесь? Что случилось?

Маленький человечек захныкал, отирая рот рукавом.

Мэнверинг выпрямился, тяжело дыша. К ним приближался капитан в военной форме – холодный цепкий взгляд, пристально изучающий Мэнверинга, руки сцеплены на поясе.

– Кто вы?

– Проклятие! Вы прекрасно знаете, кто я! – воскликнул Мэнверинг. – И отлично говорите по-английски! Ничтожество! Вы такой же англичанин, как и я!

Военный зло посмотрел на Мэнверинга и произнес:

– Вы не имеете права здесь находиться. Я должен вас арестовать. Кроме того, вы не должны разговаривать с этим господином!

– Что находится в этом фургоне?

– Вы сошли с ума? Фургон не ваша забота. Уходите! Немедленно!

– Откройте его!

Второй военный в замешательстве пожал плечами и отступил в сторону.

– Откройте!

Главный охотник некоторое время возился с большой связкой ключей. Наконец дверцы фургона были открыты. Мэнверинг медленно шагнул вперед и заглянул внутрь.

Автомобиль был совершенно пуст.

– Итак, вы увидели, что хотели, – раздался голос капитана. – Ваша просьба выполнена. А теперь уходите.

Мэнверинг окинул взглядом небольшое помещение. Недалеко располагалась еще одна дверь, утопленная в стене. Она закрывалась особым поворотным механизмом, подобным тому, каким закрывают банковские хранилища.

– Что находится за этой дверью?

– Вы зашли слишком далеко, – отрывисто произнес капитан. – Я приказываю вам немедленно удалиться!

– Я вам не подчиняюсь!

– Вернитесь в свою комнату!

– Нет, я отказываюсь выполнять ваше распоряжение!

Капитан расстегнул кобуру, крепившуюся на поясе, достал вальтер, взвел курок и нацелился на Мэнверинга.

– Тогда я буду стрелять, – произнес он.

Мэнверинг прошел мимо него, окинув ледяным взглядом, полным презрения. Лай собак смолк, как только за ним захлопнулась тяжелая дверь.

«Первые семена пали на благодатную почву восприятия происходящего представителями среднего класса; и именно в этой среде они дали свои ростки, что привело к развитию и процветанию. Великобританию часто называют „нацией торговцев“, но теперь наступило время, когда кассы закрыты, а ставни по-прежнему распахнуты. Все произошло очень быстро, незначимый символ социальной и национальной разобщенности превратился в руководителя военных действий; и вот уже обнесены колючей проволокой первые лагеря с арестованными…»

Мэнверинг дочитал страницу до конца, вырвал листок из книги, скомкал его и бросил в огонь, после чего продолжил чтение. На каминной доске рядом с ним стояли наполовину пустая бутылка виски и стакан. Он машинально поднес его к губам и немного отпил. Зажег сигарету. Через несколько минут еще одна вырванная страница последовала за предыдущими.

Размеренно тикали часы. Горящая бумага едва слышно шуршала, поглощаемая пламенем огня. Причудливые тени скользили, исчезая, по белому потолку комнаты.

Внезапно Мэнверинг прекратил читать и прислушался, отложил разорванную книгу в сторону и потер уставшие глаза. В комнате и в коридоре было по-прежнему тихо.

«Непобедимой силе мы должны противопоставить хитрость; против неизмеримого зла выступят вера и высшее решение. В войне, которую мы ведем, ставки очень высоки: человеческое достоинство, свобода духа, бессмертие человечества. Многие из нас уже погибли в этой войне; несомненно, многие еще отдадут свои жизни. Но за ними будут стоять другие, и их будет бессчетное множество. Мы не остановимся, мы будем стремиться вперед, пока не сотрем все гнетущее нас с лица земли».

«А пока мы должны принять к себе новые сердца. Каждый удар теперь – это удар на пути к свободе. Во Франции, в Бельгии, Финляндии, Польше, России – во всех этих странах силы Двух Империй противостоят друг другу. Жадность, ревность, взаимное недоверие – враги, подтачивающие их силы изнутри. И Империи прекрасно это знают. И от осознания этого, впервые за все время их существования, страх…»

Последняя страница съежилась, уступая власти огня, и превратилась в пепел. Мэнверинг откинулся на спинку кресла и замер, глядя в никуда. Наконец он зашевелился и взглянул на часы. Было уже полпервого ночи, а за ним до сих пор не пришли.

Бутылка опустела. Он отставил ее в сторону и откупорил новую, наполнил стакан золотистой жидкостью, прислушиваясь к завораживающему тиканью часов.

Мэнверинг прошел в другой конец комнаты и достал из чемодана люгер; вместе с ним он взял специальный шомпол, кусок ткани и масло для смазки. Некоторое время он сидел, отрешенно глядя на оружие в своих руках. После чего вынул магазин с патронами, отодвинул назад затвор, отсоединил верхнюю и нижнюю части пистолета, разложил все подготовленные детали перед собой. Его разум, утомленный переживаниями и открытиями долгого дня, казалось, пытался сыграть с ним злую шутку. В мыслях он ускользал из этой комнаты и блуждал где-то в прошлом, вспоминая разрозненные события и эпизоды из жизни, порой никак не связанные между собой. И, словно незримым фоном его мысленных перемещений, непрерывно звучали печальные слова старинного гимна. Он пытался отстраниться от этого, убежать, но это оказалось невозможно.

При жизни он грабил бедных людей, трудом и потом добывающих свой хлеб, что приводило добрую богиню Цереру в отчаяние и печаль…

Он аккуратно чистил каждую деталь пистолета, промывал их водой и смазочным маслом, вытирал и опять смазывал. Закончив чистить оружие, он вновь собрал его и тщательно проверил, как оно работает, насколько лучше теперь ходят механизмы, только что промазанные специальной смазкой, провел откат ствола и затвора, прочувствовал силу отдачи, заполнил обойму патронами и вставил ее на место, взвел курок, поставил пистолет на предохранитель.

Он принес портфель и аккуратно положил туда пистолет, удерживая его за верхнюю часть, а также заполнил запасную обойму и убрал в коробку дополнительные патроны. Захлопнул верхнюю часть портфеля и поставил его рядом с кроватью. Больше делать было нечего. Он откинулся на спинку кресла и вновь наполнил стакан.

В трудах он страдал за бедных людей, что были ограблены…

Прошло время, и огонь в камине окончательно угас.

Когда он проснулся, в комнате было темно. Мэнверинг поднялся с кресла, как вдруг почувствовал, что пол под ним немного качается, – видимо, виски вчера было больше чем нужно. Дотянувшись до выключателя, он зажег свет и посмотрел на часы: стрелки показывали ровно восемь.

Он ощутил легкую досаду и чувство вины за то, что так долго спал.

В ванной комнате он разделся и встал под горячий душ. Обжигающие струи воды помогли ему постепенно прийти в себя. Вытираясь, он посмотрел вниз и впервые задумался о том, каким удивительным творением природы было человеческое тело: мужское и женское – такие разные, но идеально сочетающиеся.

Он оделся и побрился, механически заканчивая приводить себя в порядок, вспомнил, что собирался вчера делать, но для чего – так и не смог восстановить в памяти. Казалось, будто его сознание умерло.

На дне бутылки плескалось еще немного виски. Он вылил остатки и через силу выпил. Обжигающая жидкость скользнула вниз, а его передернуло, будто от холода. В голове промелькнула мысль: «Как в первый день в новой школе».

Он зажег сигарету. И вдруг его рот наполнился горькой слюной. Мэнверинг поспешил в ванную, где его тут же вырвало раз-другой – до тех пор, пока желудок не был пуст.

Грудь нестерпимо болела. Он прополоскал рот и еще раз умылся, вернулся в спальню, откинулся в кресле и несколько минут сидел так – недвижно и с закрытыми глазами. Через какое-то время внутренняя дрожь и тошнота прошли, но он продолжал бездумно сидеть, прислушиваясь к тиканью часов. И лишь один раз его губы дернулись, когда он пробормотал в полузабытьи: «Они ничем не лучше нас».

Ровно в девять он вышел из комнаты и спустился в столовую. Он чувствовал, что не сможет полноценно позавтракать, поэтому ограничился одним тостом и выпил немного кофе, взял пачку сигарет и вернулся к себе в комнату. В десять часов он должен был встречаться с министром.

Мэнверинг еще раз проверил портфель и, поддавшись необъяснимому порыву, положил туда пару специальных автомобильных перчаток. Он вновь расположился в кресле, неотрывно глядя на груду пепла в камине, где накануне сжег книгу Гесслера. Какая-то часть его сознания отчаянно желала, чтобы стрелки часов замерли и не двигались. Без пяти десять он поднялся, взял портфель и вышел в коридор. На мгновение задержался у дверей комнаты, оглядываясь вокруг, и подумал: «Пока ничего еще не произошло. Я до сих пор жив». В городе по-прежнему находилась его квартира, куда можно было вернуться, – его офис: огромные окна, телефоны, служебный стол цвета хаки.

Он быстро шел по залитым солнцем коридорам к кабинету министра.

Комната, в которой его ждал министр, была широкая и просторная. В камине потрескивал огонь; рядом на низком столике возвышались стаканы и графин. Над камином, как положено, висел портрет фюрера. На противоположной стене – портрет Эдуарда VIII. Большие окна, обрамляя сказочные виды заснеженных бескрайних просторов, будто превращали их в удивительные картины. Далеко на горизонте, где небо сливается с землей, чернел лес.

– Доброе утро, Ричард, – начал министр. – Присаживайся, прошу тебя. Думаю, я не задержу тебя надолго.

Мэнверинг сел, положив портфель на колени.

Этим утром ему все казалось каким-то странным. Он внимательно рассматривал министра, как будто видел его впервые. У него был тот самый типаж, увидев который люди сразу считают человека истинным англичанином: тонкий, небольшой нос; высокие, четко очерченные скулы; светлые и коротко постриженные волосы придавали его внешности что-то мальчишеское; искренний открытый взгляд красивых глаз, окаймленных бахромой густых черных ресниц. Мэнверинг подумал, что министр похож на арийца не больше, чем какой-нибудь игрушечный мишка – беспощадный плюшевый медвежонок.

Министр пролистывал бумаги.

– Произошло несколько важных событий, – заговорил он. – Наиболее трудная ситуация сложилась в Глазго. Пятьдесят первая бронетанковая дивизия стоит наготове. Пока эти новости не были афишированы.

Голова Мэнверинга была неимоверно тяжелой и гудела, словно пустой котел, отчего каждое произнесенное слово отдавалось гулким эхом и причиняло нестерпимую боль.

– Где мисс Хантер? – спросил он.

Министр молчал. Бесцветные глаза пристально изучали собеседника. Наконец он продолжил говорить:

– Боюсь, мне придется просить тебя сократить время твоего пребывания здесь. В Лондоне состоится важная встреча. Я улетаю завтра, возможно, послезавтра. И конечно, хотел бы, чтобы ты меня сопровождал.

– Где мисс Хантер?

Министр положил руки на гладкую поверхность стола и начал их пристально изучать.

– Ричард, – наконец вновь заговорил он, – существуют особые аспекты становления и развития Двух Империй, которые нигде не упоминаются, но и не обсуждаются. Ты, как никто другой, должен об этом знать. Я на многое закрывал глаза в отношении тебя, но всему существует предел.

« Он редко трудился, чем гневил Цереру, что доставляло бедным трудолюбивым людям радость…»

Мэнверинг откинул верхнюю часть портфеля и поднялся со стула. Он передвинул рычажок вперед, снимая пистолет с предохранителя, и нацелил оружие на министра.

В комнате повисла гнетущая тишина. В камине потрескивал огонь, отбрасывая искры. Министр улыбнулся:

– Какое интересное оружие, Ричард! Откуда оно у тебя?

Мэнверинг молчал.

Министр медленно положил руки на подлокотники кресла и слегка откинулся назад.

– Конечно, это военно-морская модель, – продолжил он. – И она довольно старая. На ней, случайно, нет Эрфуртской печати? Тогда ее ценность возросла бы в несколько раз. – И он снова улыбнулся. – Если ствол пистолета в хорошем состоянии, – сказал министр, – я куплю его. Для своей коллекции.

Рука Мэнверинга начала непроизвольно трястись, но он перехватил запястье левой рукой, пытаясь унять дрожь.

Министр тяжело вздохнул:

– Ричард, ты можешь быть настойчивым и решительным. Это очень хорошие качества. Но самое главное – не переборщить! – Он покачал головой. – Неужели ты думал, что я не узнаю о твоем намерении прийти и убить меня? Мой дорогой друг, ты через многое прошел. Ты устал! Поверь мне, я прекрасно понимаю, что тебе пришлось испытать и как ты себя сейчас чувствуешь.

– Вы убили ее, – произнес Мэнверинг.

Министр раскинул руки в стороны:

– Чем? Пистолетом? Или ножом? Неужели я действительно похож на человека, способного так поступить?

От этих слов стало нестерпимо тяжело в груди, тело пронзила леденящая боль. Но их необходимо было сказать.

Брови министра удивленно взметнулись вверх, и он разразился неудержимым смехом. Насмеявшись, он произнес:

– Наконец-то я все понял, но не могу в это поверить. Итак, ты запугивал нашего бедного главного охотника, который, конечно, не заслужил такого к себе отношения. И серьезно рассердил капитана, что очень недальновидно с твоей стороны. И все из-за какой-то фантазии, которую ты вбил себе в голову. Ричард, неужели ты действительно веришь в это? Может, ты веришь и в Штруввельпетера? – Он наклонился немного вперед и продолжил: – Прошла Охота. И был убит… олень. У нас была прекрасная возможность поохотиться. Что касается твоей маленькой Охотницы… Ричард, ее больше нет. И никогда не было! Она всего лишь плод твоего воображения. Лучше о ней забыть.

– Мы любили друг друга, – ответил Мэнверинг.

Министр покачал головой:

– Ричард, ты начинаешь меня утомлять своими разговорами. Мы оба – взрослые люди и прекрасно знаем цену этим словам. Любовь… подобна соломе, вспыхнувшей на ветру; она словно пламя свечи, трепещущее в ненастную ночь. Все эти слова бессмысленны. Просто смешны. – Он соединил руки в замок, потирая ладони, и продолжил: – Когда все закончится, мне бы хотелось, чтобы ты уехал. На месяц, может, на шесть недель. На новом автомобиле. Когда ты вернешься, тогда и посмотрим. Ты можешь позволить себе купить любую спутницу, если тебе так необходима женская компания. Любое сокровище. Я никогда не задумывался, что ты так далек от нас. Тебе следует больше рассказывать о себе. Ричард, я все понимаю. Но все не настолько ужасно, как кажется.

Мэнверинг не отрываясь смотрел на него.

– Давай сделаем вот что, – продолжил министр. – Мы предоставим тебе очень хорошую квартиру, и твоя избранница всегда будет рядом с тобой. А если вдруг ты от нее устанешь, сможешь купить себе другую. Зачастую они плохо выполняют свою работу, но цена вполне доступна. А сейчас присаживайся, успокойся и убери свой пистолет. Ты так глупо выглядишь, стоя там, нахмурившись и бросая на меня сердитые взгляды.

В тот момент Мэнверингу показалось, что вся его жизнь и опыт непомерным грузом обрушились ему на плечи. Он медленно опустил пистолет. «В конце концов, – подумал он, – они оказались не правы. Они выбрали не того человека». А вслух произнес:

– Полагаю, сейчас у меня только один выход – застрелиться?

– Нет-нет, – возразил министр. – Ты так ничего и не понял. – Он усмехнулся. – Ричард, капитан мог бы арестовать тебя вчера вечером. Но я не позволил ему так поступить. Все это только между нами. Я даю слово!

Мэнверинг почувствовал, как силы покидают его. Сгорбившись, он сидел на стуле, едва удерживая в руке пистолет, ставший внезапно невероятно тяжелым.

– Ричард, почему ты так мрачен? – продолжил министр. – Ведь это невероятно! Ты нашел в себе силы и мужество прийти сюда! Я восхищен! – Он понизил голос и добавил: – Неужели ты не хочешь узнать, почему я позволил тебе войти в мой кабинет с такой опасной игрушкой в руках? Тебе даже неинтересно?

Мэнверинг молчал.

– Оглянись вокруг, Ричард. Посмотри, что происходит в мире. Мне нужны люди, готовые служить мне. Нужны сейчас более, чем когда-либо. Настоящие мужчины, которые не боятся умереть. Дайте мне дюжину таких людей… остальное ты знаешь. Я смог бы править миром. Но сначала я должен получить власть над ними. Над моими людьми. Теперь ты видишь? Ты понимаешь меня?

Мэнверинг подумал: «Он вновь хочет контролировать меня. Но он всегда держал меня под контролем. Моя жизнь полностью принадлежит ему».

Казалось, что кабинет начал вращаться перед глазами.

Министр продолжил говорить, голос его звучал спокойно и ровно:

– Что касается этого забавного небольшого заговора, так называемого Фронта Свободы… Даже в этом деле ты показал себя с лучшей стороны. Тебе было очень трудно, я знаю, потому что наблюдал за тобой. Поверь, мое сердце переполняли сочувствие и симпатия к тебе. Я видел, как ты сжег книгу. Сам, по доброй воле. Я восхищен!

Мэнверинг вскинул голову, устремляя на него взгляд, полный холодной ярости.

Министр покачал головой и добавил:

– Настоящее записывающее устройство оказалось лучше любого скрытого. Ты слишком быстро успокоился, обнаружив спрятанный в стене диктофон. Ведь в комнате был еще и телевизор. Мне очень жаль, что пришлось пойти на такое. Я приношу свои искренние извинения. Но это было необходимо.

В голове у Мэнверинга тихо зазвучали слова протяжной рождественской песни.

Министр вновь вздохнул и продолжил:

– Я все еще не убедил тебя, Ричард? У меня есть кое-что, и я думаю, ты должен это увидеть. Могу ли я открыть ящик стола?

Мэнверинг молчал. Министр медленно выдвинул один из ящиков своего стола и что-то из него достал. Мгновением позже на гладкую поверхность стола легла телеграмма.

– «Адресат: мисс Д. Дж. Хантер», – прочитал министр. – Сообщение состоит из одного слова: «АКТИВИРОВАТЬ».

По силе и звучности пение достигло своего апогея.

– И вот это, – добавил министр, поднимая со стола медальон на тонкой золотой цепочке. На небольшом круглом диске витиевато переплетались символы Фронта Свободы. «Всего лишь несдержанность в проявлении чувств или желание умереть. В любом случае опасная и самая нежелательная особенность характера».

Он швырнул медальон на стол и произнес:

– Она находилась здесь, несомненно, под наблюдением. В течение нескольких лет мы не упускали ее из виду и знали о ней все. Для них ты был «кротом». Понимаешь всю нелепость сложившейся ситуации? Они действительно думали, что ты настолько ревнив, что решишься на убийство своего министра. Вот о чем они писали в своей маленькой глупой книжонке, говоря об искусной хитрости и коварстве. Ричард, если бы я захотел, у меня могло быть пятьдесят белокурых красавиц. Даже сотня. Неужели мне так нужна была бы именно твоя спутница? – Он закрыл ящик стола и поднялся с кресла. – А теперь отдай мне оружие. Тебе оно больше не понадобится.

Министр протянул руку вперед, как вдруг словно невидимая сила отбросила его назад. Очки упали и разбились, покрыв поверхность стола каскадом мелких стеклянных брызг. Графин раскололся, а его содержимое темным пятном растеклось по гладкой деревянной столешнице.

В воздухе застыло неясное голубоватое облачко. Мэнверинг подошел к столу и посмотрел вниз. Его взгляд выхватил темные пятна крови на ставшем бесформенном теле министра; глаза «плюшевого медвежонка» по-прежнему были открыты и устремлены на него. Хриплое дыхание вырвалось из груди, сотрясая тело в последний раз, и сердце министра остановилось. Последней мыслью, мелькнувшей в затуманенном болью сознании, стало: «Я так и не выслушал отчет».

Дверь в кабинет распахнулась. Мэнверинг обернулся и увидел застывшего на пороге секретаря, который мгновенно скрылся, едва взглянув на устрашающего вида мужчину. Дверь с грохотом закрылась.

Подхватив одной рукой портфель, Мэнверинг стремительно покинул бывший кабинет министра. В коридоре послышался звук удаляющихся шагов. Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. На первом этаже огромного дома раздавались неясные крики.

Мэнверинг аккуратно переступил через красный шнур, преграждающий ему путь, и устремился к лестнице, находившейся в противоположной от основной части дома стороне. Миновав два лестничных пролета, он в замешательстве остановился перед возвышающейся массивной решетчатой дверью. Снизу раздался грохот. Мэнверинг оглянулся. Кто-то закрыл аварийные выходы; теперь покинуть дом незамеченным стало просто невозможно.