Текст книги "Альтернативная история"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Ким Ньюман,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Йен (Иен) Уотсон,Кен Маклеод,Джеймс Морроу,Юджин Бирн,Йен Уэйтс,Том Шиппи,Сьюзетт Элджин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

Кит Робертс
КАНУН РОЖДЕСТВА

1

Большой автомобиль медленно двигался, осторожно прокладывая себе путь среди узких улочек. Здесь, вдали от небольшого ярмарочного городка Уилтон, снег толстым пушистым одеялом укрывал землю. Деревья и кусты, чьи силуэты вырисовывались в свете фар, были покрыты тяжелыми снежными шапками. «Мерседес» немного качнуло из стороны в сторону. Мэнверинг услышал, как шофер чертыхнулся в сердцах, удерживая руль. Громкая связь была включена.

На специальном экране, встроенном в спинку сиденья, высвечивались данные о техническом состоянии автомобиля: давление масла, температура, обороты двигателя, скорость движения. Свет от экрана мягкими бликами отражался на лице его спутницы. Она беспокойно повела плечами; светлые пряди волос качнулись в такт ее движению. Он слегка развернулся в ее сторону.

На ней была изящная короткая клетчатая юбка, а на ногах – теплые сапоги. Ноги, приковывающие к себе взгляд, были превосходны.

Он щелкнул выключателем, и светящийся экран погас.

– Осталось недолго, – произнес он. Его мучил вопрос, знает ли она о том, что громкая связь включена? – В первый раз?

В темноте она едва заметно кивнула и сказала:

– Я была поражена.

Резиденция в Уилтоне протяженностью более пяти миль располагалась за городом, живописно окаймляя горную вершину. Автомобиль медленно двигался вдоль высоких стен, надежно скрывающих здания. Мэнверинг отметил, что со времени его последнего визита усилена охрана внешних стен резиденции: на определенном расстоянии друг от друга возвышаются смотровые башни, а сами стены сверху опутаны колючей проволокой.

У подъездных ворот возвышались два новых каменных охранных поста. Подъехав ближе, автомобиль остановился. Снегопад, стихший за время их поездки из Лондона, вновь разошелся; в свете фар было отчетливо видно, как огромные снежные хлопья кружат в воздухе. Ветер доносил ясно различимые отзвуки отдаваемых приказов.

Вперед выступил один из охранников и, склонившись, легко постучал по стеклу автомобиля. Мэнверинг нажал кнопку, стекло медленно поехало вниз. Он заметил специальную повязку на рукаве, с символикой ГФП, и расстегнутую кобуру с откинутым верхом.

– Добрый вечер, капитан, – произнес Мэнверинг.

– Добрый вечер, господин. Ваш паспорт.

Холодный порывистый ветер дул в лицо Мэнверингу.

Он протянул охраннику удостоверение личности и специальный допуск секретности.

– Ричард Мэнверинг. Правая рука полномочного посланника. Госпожа Хантер, из моего отдела, – произнес он.

Охранник приблизил фонарь к документам, на мгновение ослепив Мэнверинга ярким светом, после чего переместил его в сторону, внимательно изучая девушку. Она сидела, напряженно выпрямив спину и устремив взгляд вперед. Позади начальника охраны Мэнверинг заметил еще двух солдат в стальных касках, крепко сжимавших в руках оружие. Впереди непрерывно щелкали дворники.

Охранник отступил назад и сказал:

– На этой неделе истекает срок действия вашего паспорта. Переоформите документы.

– Премного благодарен, капитан, – ответил Мэнверинг. – Веселого Рождества!

Офицер сдержанно кивнул, доставая прикрепленную на поясе рацию. Мгновение – и ворота медленно распахнулись. Автомобиль двинулся вперед.

– Ублюдок… – пробормотал Мэнверинг.

– Здесь всегда так? – спросила она.

– Повсюду усилены меры безопасности, – ответил он.

Она накинула пальто на плечи и добавила:

– Честно говоря, меня это немного пугает.

– Просто министр заботится о своих гостях.

Резиденция Уилтон, расположенная в низовье гористой местности, была окружена со всех сторон высокими деревьями. Автомобиль осторожно двигался вперед, преодолевая крутые повороты дороги. Движение затрудняли едва видимые в темноте, низко нависающие ветви деревьев. Ветер стонал, проносясь над плотно закрытым люком. Казалось, что автомобиль устремляется в непроглядную тьму туннеля, полного кружащихся снежных хлопьев. Она вздрогнула.

– Скоро будем на месте, – произнес он.

В свете фар виднелись бескрайние снежные просторы. Только почти полностью занесенные снегом столбы указывали правильный путь. Еще один крутой поворот – и впереди показался дом. Свет фар скользнул по фасаду здания, выхватывая из темноты возвышающиеся зубчатые башни и отражаясь в бесчисленных окнах. Едва ли кто-то из непосвященных, любуясь на искусно выложенные из старого камня стены здания, мог предположить, что его остов отлит из железобетона. Автомобиль повернул направо, с хрустом проехал по посыпанной гравием дорожке и остановился. Экран, встроенный в спинку сиденья, замерцал и вспыхнул неоновым светом.

– Спасибо, Ганс. Отличная поездка, – сказал Мэнверинг.

– Благодарю, сэр, – ответил Ганс.

Девушка тряхнула волосами, свободно ниспадавшими на плечи, и подняла свою сумочку. Открывая ей дверцу машины, он спросил:

– Все хорошо, Диана?

Она пожала плечами и ответила:

– Да. Иногда мне в голову приходят глупые мысли. – И, на мгновение сжав его руку, добавила: – Я рада, что ты здесь. Мне будет на кого положиться.

Мэнверинг откинулся на кровати и устремил взгляд на потолок. Внутри, как и снаружи, резиденция Уилтон являла собой торжество искусства над природой. Здесь, в тюдоровском крыле, где разместилось большинство гостей, стены и потолки были отделаны фактурной штукатуркой в обрамлении тяжелых дубовых балок. Он повернул голову в сторону. В углу комнаты возвышался камин, отделанный желтым камнем; на каминной полке виднелся искусно вырезанный знак свастики, по обеим сторонам которого располагались лев и орел – символы Двух Империй. За кованой решеткой разгорался огонь; бревна весело потрескивали в камине, отбрасывая на потолок отсветы затейливых орнаментов, по комнате волнами расходилось тепло. На книжной полке, закрепленной рядом с кроватью, теснились обязательные для прочтения книги: официальная биография вождя, «Взлет Третьего рейха» У. Ширера, монументальное произведение Каммингса «Черчилль: испытание падением». Было несколько романов К. Бучана, произведения Р. Киплинга, У. Шекспира и Полное собрание сочинений О. Уайльда. На прикроватном столике возвышалась кипа журналов: «Connoisseur», «The Field», «Der Spiegel», «Paris Match». В комнате также был умывальник, рядом с которым на вешалке висели темно-синие полотенца. В углу – двери, ведущие в ванную и гардеробную, где слуга уже успел аккуратно развесить его одежду.

Он погасил окурок сигареты и тут же прикурил новую. Сел на кровать и плеснул в стакан немного виски. С улицы доносились обрывки фраз и вспышки смеха. Он услышал звуки пистолетных выстрелов и грохот автоматов. Мэнверинг медленно подошел к окну и поднял шторы. Шел снег, белоснежные хлопья, неторопливо кружась, покидали бескрайние просторы черного неба, но ямы для сжигания, расположенные около главного здания, были ярко освещены. Он замер, наблюдая в окно, как несколько человек двинулись вперед, сбиваясь в кучу, после чего опустил шторы. Шагнул к камину и, сгорбившись, сел в кресло, устремляя взор на пылающие языки пламени. Мэнверинг вспомнил поездку через Лондон: безвольно повисшие и трепещущие на ветру флаги Уайтхолла; медленное, прерывистое движение транспорта по дорогам; легкие танки, выстроенные вдоль внешней стороны парка Святого Джеймса. Дорога из Кенсингтона переполнена, крики толпы и несмолкающие гудки автомобилей; обширный фасад Харродса казался грозным и зловещим на фоне мрачного черного неба. Мэнверинг нахмурился, вспомнив телефонный звонок, поступивший до его отъезда из министерства.

Его имя было Косович. Он представлял «Time International», по крайней мере так заявил. Мэнверинг дважды отказывался с ним беседовать, но Косович оказался очень настойчив. Наконец Мэнверинг отдал распоряжение секретарю соединить его с репортером.

В речи Косовича явственно слышался американский акцент.

– Мистер Мэнверинг, – начал репортер, – мне бы хотелось лично пообщаться с вашим министром и взять у него интервью.

– Боюсь, это совершенно невозможно. Хочу заметить, что наша с вами беседа тоже не должна была состояться.

– Как мне следует вас понимать, сэр? Это предупреждение или угроза?

Аккуратно подбирая слова, Мэнверинг произнес:

– Вы меня неправильно поняли. Я только хотел отметить, что существуют более правильные пути получения информации.

– Да, – согласился Косович. – Мистер Мэнверинг, насколько правдивы слухи о том, что Инициативные группы будут переброшены в Москву?

– Заместитель фюрера Гесс сделал заявление относительно данной ситуации. Я думаю, вы уже ознакомились с его копией.

В телефонной трубке раздался голос Косовича:

– Да, копия документа у меня перед глазами. Мистер Мэнверинг, чего вы хотите добиться? Еще одной Варшавы?

Помедлив, Мэнверинг ответил:

– Боюсь, я не могу прокомментировать данную ситуацию, господин Косович. Заместитель фюрера выступил против применения военной силы. Военные группы были приведены в состояние боевой готовности. На данный момент это все. Они выступят только в случае необходимости рассредоточения солдат. Пока такой необходимости не возникло.

Косович попытался зайти с другой стороны:

– Вы упомянули в разговоре заместителя фюрера, сэр. Мне стало известно о второй попытке бомбардировок два дня назад. Как вы можете это прокомментировать?

Мэнверинг стиснул телефонную трубку.

– Боюсь, вы дезинформированы, – медленно произнес он. – Нам ничего не известно об этом инциденте.

Некоторое время из трубки не доносилось ни звука, после чего Косович задал следующий вопрос:

– Можно ли считать ваше заявление официальным?

– Наш разговор не является официальной беседой. В любом случае я не уполномочен делать заявления.

– Да, иные пути получения информации действительно существуют. Мистер Мэнверинг, спасибо за то, что уделили мне время.

– До свидания, – ответил Мэнверинг, положил трубку на рычаг и медленно сел, не отрывая взгляда от телефона.

За окнами министерства шел снег, порывы ветры подхватывали белые хлопья и кружили их в диком танце, увлекая в темноту ночи. Мэнверинг поднес к губам чашку и понял, что чай совершенно остыл.

В камине потрескивали дрова, языки пламени лизали сухое дерево. Он налил себе еще немного виски и вернулся на место. Перед отъездом в Уилтон он обедал с Уинсби-Уокером. Этот человек занимался сбором разнообразной информации, но он ничего не мог сказать о корреспонденте по имени Косович. Мэнверинг подумал: «Мне следовало бы узнать о нем через службу безопасности». Но тогда служба безопасности начнет проверять и его самого.

Он взглянул на часы. На улице стало гораздо тише. Мэнверинг усилием воли заставил себе подумать о другом. Однако новые мысли тоже не принесли желанного успокоения. Прошлое Рождество он провел с матерью, но больше этого никогда не будет. Он припомнил другие праздники Рождества – те, что были много лет назад. Несмышленому ребенку это время казалось нескончаемым весельем со множеством игрушек и сладостей. Он, словно наяву, ощутил запах сосны, коснулся шероховатой поверхности веток, увидел в полумраке свет, льющийся от расставленных по комнате свечей. Вспомнил книги, которые читал при свете фонаря, и твердые углы набитой наволочки, лежавшей на кровати в ногах. Тогда он был абсолютно счастлив. Не сразу, а намного позднее пришло осознание того, что чего-то не хватает. А вместе с ним и одиночество. Мелькнула мысль: «Она хотела видеть меня устроенным в жизни и уверенным в завтрашнем дне. А это не так уж и много».

От виски он становился слишком сентиментальным. Осушив стакан, Мэнверинг прошел в ванную комнату, разделся и встал под душ в надежде, что бодрящие струи воды унесут прочь усталость и сомнения. Тщательно вытираясь махровым полотенцем, он подумал: «Ричард Мэнверинг, личный помощник министра Великобритании». А вслух произнес:

– Кто-то должен помнить о возмездии.

Одевшись, он нанес на лицо пену и начал бриться. В голове теснились мысли: «Иногда бывает, что в тридцать пять приходит осознание, что ровно половина жизненного пути осталась позади». Он припомнил далекие дни, проведенные с Дианой, когда на короткий миг ему показалось, что между ними возникло что-то необъяснимо-волшебное. Теперь между ними уже ничего не могло быть. Из-за Джеймса. Конечно, Джеймс был всегда.

Мэнверинг аккуратно вытер лицо полотенцем и нанес лосьон после бритья. Все это он делал механически; мысли, неподвластные силе разума, ускользали прочь и вновь возвращались к тому злополучному телефонному звонку. Одно было совершенно ясно: где-то произошла утечка информации. Кто-то каким-то образом сумел обеспечить Косовича засекреченными данными, очень важной и хорошо охраняемой информацией. По-видимому, этот же человек предоставил данные о проводимых ранее операциях. Мэнверинг нахмурился, пытаясь не упустить суть проблемы. Одна-единственная страна противостояла Двум Империям невероятно огромными скрытыми силами. В эту страну переместился центр семитского национализма. И Косович был американцем.

Он подумал: «Свобода, сво-о-обода. Иудейская демократия». Вновь нахмурившись, он в раздумье потер лоб рукой.

Предупреждение поступило с Фронта Свободы. Пусть и косвенно, но связались именно с ним. Теперь он стал соучастником. Эта мысль, еще не до конца сформированная и непроизнесенная, на протяжении всего дня не давала ему покоя, медленно ворочаясь в закоулках сознания.

Мэнверинг безуспешно пытался понять, что им от него может быть нужно. Были пущены слухи, опасные слухи, – о происхождении никогда не станет известно. Или возможность узнать появится в самом конце, когда уже будет сделано все, что от него требовалось. Неведомые враги были неутомимы, беспощадны и коварны. Он не поспешил в службу безопасности с криками о помощи при первых намеках на опасность, но это обязательно было бы учтено. Каждый шаг в сторону и попытка обмануть брались на заметку.

Каждое подергивание наживки на крючке…

Он что-то проворчал едва слышно, разозлившись на самого себя. В основе их уверенности и силы – его страх. Застегивая рубашку, он вспомнил охранников у ворот, колючую проволоку, пущенную поверх заграждения, охранные посты. Не так много на свете подобных мест, но здесь с ним точно не могло случиться ничего непредвиденного. На несколько дней можно было забыть обо всем, что произошло. Вслух Мэнверинг произнес: «Так или иначе, моя значимость преувеличена. Я не настолько важен для них». На душе у него стало немного спокойнее.

Мэнверинг выключил свет и вернулся в комнату, дверь в ванную бесшумно закрылась за ним. Он подошел к кровати и замер, внимательно изучая книжную полку. Между томами Ширера и Черчилля появилась третья, тоненькая книга. Он осторожно прикоснулся к корешку книги, взял ее с полки, прочитал имя автора – Гесслер – и название – «На пути к гуманизму». Чуть ниже названия, словно часть лотарингского креста, были изображены сплетенные буквы «ФС» – Фронт Свободы.

Десять минут назад книги здесь не было.

Мэнверинг распахнул дверь настежь – в коридоре было пусто. Откуда-то издалека, видимо из отдаленных комнат большого дома, доносилась музыка, Тиль Уленшпигель.Больше никаких посторонних звуков поблизости. Он захлопнул дверь и дважды повернул в замке ключ. Вернулся к книжной полке и заметил, что дверца шкафа слегка приоткрыта.

Его портфель по-прежнему лежал на прикроватном столике. Мэнверинг подошел к нему и достал свой люгер. Ощутив тяжесть оружия в руке, он немного успокоился и почувствовал себя увереннее. Вставил обойму на место, снял пистолет с предохранителя и взвел курок. Медленно приблизившись к шкафу, он со всей силы распахнул дверцу ногой.

Внутри было пусто.

Шумно выдохнув, он нажал кнопку, достал обойму с патронами и положил пистолет на кровать. И вновь пристально посмотрел на книжную полку. «Должно быть, я ошибся», – подумал он.

Мэнверинг осторожно взял книгу с полки. С момента выхода первой публикации Гесслер был запрещен во всех областях Двух Империй. Мэнверинг никогда не видел даже копию книги. Он присел на край кровати и открыл наугад первую попавшуюся страницу.

«Доктрина об арийских сопрародителях, которую так яростно поддержали представители среднего класса Великобритании, в основе своей имела поверхностную доказательную базу, объединившую множество теорий и в конечном счете отсылающую нас к Розенбергу. В каком-то смысле ответ был дан Черчиллем, но Чемберлен и страна обратились к Гесс…»

«Кёльнское соглашение, согласно которому на первый взгляд евреям, проживающим в Великобритании, обещают обеспечить полную безопасность, на самом деле представляет собой негласное разрешение кампаний запугивания и вымогательства, подобных тем, что уже были предприняты ранее, в особенности королем Джоном. Сравнение довольно неуместно; представителям английской буржуазии, стремящимся дать происходящему разумное объяснение, открылось много неоспоримых прецедентов. Истинным Знамением Времени был всплеск интереса к романам сэра Вальтера Скотта. К 1942 году предмет был изучен с обеих сторон, и звезда Давида стала привычным зрелищем на улицах большинства британских городов».

На мгновение раздался протяжный стон ветра, в оконных рамах задрожали стекла. Мэнверинг оглянулся, память услужливо вернула загнанную в дальний угол мысль о крючке. Он пролистал несколько страниц.

«В 1940 году экспедиционные войска Великобритании были уничтожены, ее союзники остались в стороне или были повержены, остров действительно остался один. Пролетариат, сбитый с толку плохим руководством, ослабленный всепоглощающей депрессией, фактически остался без права голоса. Представители аристократии, подобно прусским юнкерам, могущественным аристократам-землевладельцам, сдержанно приняли то, на что больше нельзя было не обращать внимания; тогда, как после путча в Уайтхолле, кабинет министров был низведен до статуса Исполнительного совета…»

Стук в дверь заставил его почувствовать непреодолимое чувство вины от содеянного. Отбросив книгу далеко в сторону, он спросил:

– Кто там?

– Ричард, это я. Разве ты еще не готов? – ответил голос из-за двери.

– Минутку, – произнес он.

Еще раз взглянув на книгу, он поставил ее назад, на книжную полку, и подумал: «Этого, по крайней мере, они не ожидают». Положил люгер снова в портфель и защелкнул его. Только после этого он подошел к двери.

На ней было черное кружевное платье. По обнаженным плечам струились пряди волос, расчесанных до блеска. Оцепенев, он несколько мгновений смотрел на нее, пока не произнес:

– Проходи, пожалуйста.

– Порой у меня возникают сомнения… У тебя все хорошо?

– Да, конечно.

– Ты смотришь так, словно увидел призрака.

Он улыбнулся и сказал:

– Ты застала меня врасплох. Арийки очень симпатичны.

Она усмехнулась в ответ:

– Ты должен знать, что во мне течет ирландская, английская и скандинавская кровь.

– Это не важно.

– Порой я тоже так думаю.

– Что-нибудь выпьешь?

– Немного. Иначе мы опоздаем.

– Сегодня не официальная встреча, – сказал он и отвернулся, пытаясь справиться с галстуком.

Она не спеша потягивала свой напиток, носком туфельки чертя на ковре замысловатые узоры.

– Полагаю, ты много раз был на подобных приемах? – спросила Диана.

– Пару раз, не более.

– Ричард, они…

– Что – они?

– Я не знаю. Ты не можешь не видеть очевидного.

– Все будет в порядке, – ответил он. – Все эти приемы похожи друг на друга.

– С тобой действительно все в порядке?

– Абсолютно.

– Какие вы все-таки неловкие! Позволь мне, – сказала она и легко справилась с непокорным галстуком, завязав аккуратный узел. Ее взгляд на мгновение остановился на его лице – внимательный и изучающий. – Вот так. Думаю, просто необходимо, чтобы кто-нибудь о тебе заботился, – сказала она.

– Как Джеймс? – осторожно спросил он.

Она долго не отводила пристального взгляда и наконец произнесла:

– Не знаю. Он сейчас в Найроби. Мы не виделись несколько месяцев.

– Как ни странно, но я немного нервничаю.

– Почему?

– Сегодня я сопровождаю очаровательную блондинку.

Она запрокинула голову и весело рассмеялась:

– Тогда тебе просто необходимо выпить.

Он налил себе виски и поднял стакан:

– Будем здоровы!

Теперь ему казалось, будто книга прожигает насквозь его спину.

– Хочу заметить, что ты выглядишь уверенным в себе.

Он задумался: «Этой ночью все встанет на свои места. Не могу подобрать слово». И он вспомнил о Тиле Уленшпигеле.

– Честно говоря, нам лучше спуститься, – произнесла она.

В Главном зале мерцали огни, отражаясь от гладкого полированного пола и настенных панелей, обитых темной тканью. В ближнем углу комнаты возвышался невероятных размеров натопленный камин. Немного в стороне, под балконом для музыкантов, длинными рядами тянулись накрытые столы. Официальный был прием или нет, но на столах сверкали бокалы и столовое серебро. Горели свечи, возвышаясь в центре венков из пушистых темно-зеленых ветвей. Рядом с каждым местом лежала скрученная темно-красная льняная салфетка.

В центре зала, касаясь верхушкой кессона – искусно декорированного углубления в потолке, – возвышалась восхитительная рождественская ель. Ее ветви были украшены яблоками, корзинками со сладостями, красными бумажными розами, а у подножия громоздились коробки с подарками в ярко-полосатой оберточной бумаге. Вокруг ели, разделившись на небольшие группы, стояли люди, весело смеялись и разговаривали. Ричард увидел Мюллера, министра обороны. Его спутницей сегодня была поразительной красоты блондинка. Около них стоял высокий человек с моноклем, отвечающий за безопасность. В стороне расположилась группа офицеров ГСП в темных аккуратных костюмах; за ними были видны человек шесть связных. Мэнверинг заметил Ганса, который стоял, склонив голову набок, и согласно кивал в такт словам собеседника, улыбаясь каким-то его репликам, и подумал, как уже бывало раньше, что шофер похож на большого породистого быка.

Диана остановилась в дверях и взяла Мэнверинга под руку. Но министр уже заметил их появление и, пробираясь через толпу, направился к ним с бокалом в руке. На нем были черные узкие брюки и темно-синий джемпер. Выглядел он счастливым и расслабленным.

– Ричард, – обратился он к вновь пришедшим, – и моя дорогая мисс Хантер, мы уже и не надеялись увидеть вас. В конце концов, Ганс Трапп среди нас. А пока угощайтесь, выпейте чего-нибудь. И проходите-проходите, пожалуйста, присоединяйтесь к моим друзьям. Вот сюда, здесь теплее.

– Кто такой Ганс Трапп? – спросила девушка.

– Скоро ты обо всем узнаешь, – ответил Мэнверинг.

Прошло немного времени, и министр объявил:

– Дамы и господа, прошу всех садиться за столы.

Еда и вино были превосходными. К тому моменту, как подали бренди, Ричард почувствовал, что общается легко и непринужденно, а воспоминания о книге Гесслера надежно спрятаны в самых дальних уголках памяти. Традиционные тосты – за короля и за фюрера, за провинции, за Две Империи – были уже подняты. Министр хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине.

– Друзья мои, – начал он, – сегодняшний вечер, – особенное время, когда мы можем открыто общаться со всеми. Сегодня сочельник, канун Рождества. Осмелюсь предположить, что этот вечер очень много значит для большинства из нас. Но не будем забывать, что прежде всего дети считают эту ночь волшебной. Ваши дети, которые пришли сюда с вами, чтобы принять участие во встрече совершенно особого Рождества. Он замолчал. – Их уже позвали из рождественского вертепа, – продолжил он, – и вскоре они будут среди нас. Позвольте мне показать вам их.

Он кивнул; после чего слуги вывезли вперед большой и богато украшенный короб. Отдернули в сторону занавес, и притихшие гости увидели серую гладь огромного телевизионного экрана. В тот же момент яркие лампы, освещавшие зал, начали постепенно тускнеть. Диана повернула к Мэнверингу нахмуренное лицо; он нежно коснулся ее руки и покачал головой.

Главный зал почти полностью погрузился во тьму, освещаемый только приглушенным светом, исходящим от камина. Свечи незаметно угасали, окруженные зеленью венков; пламя отбрасывало на стены причудливые тени. В наступившей тишине гул ветра, кружившего вокруг главного здания, слышался еще более отчетливо. Теперь уже огни были погашены во всем доме.

– Некоторые из вас, – сказал министр, – оказались здесь впервые. Я объясню вам, что сейчас произойдет. Накануне Рождества все домовые и призраки выходят из своих укрытий. Демон Ганс Трапп покидает свое пристанище и может находиться повсюду. Его лицо черно и ужасно. Он закутан в медвежьи шкуры. Против него выступает Посланец Света, Дух Рождества. Кто-то называет ее королевой Люсией, кто-то – Младенцем Христом. А теперь посмотрите сюда.

Экран засветился.

Она медленно двигалась вперед, словно лунатик, – стройная и одетая в белое одеяние. Пепельные волосы рассыпались по плечам, на голове сверкала диадема из горящих тонких свечей. Позади нее шли Звездные Мальчики с волшебными палочками в руках, одетые в блестящие, переливающиеся одежды, а за ними двигалась небольшая группа детей самых разных возрастов – от малышей до девятидесятилетних. Они крепко держали друг друга за руки и нерешительно двигались вперед, стараясь ставить ноги в одну линию, подобно кошкам, и временами бросали испуганные взгляды по сторонам, рассматривая причудливые тени на стенах, отбрасываемые пламенем свечей.

– Они находятся в кромешной темноте и в томительном ожидании, – едва слышно произнес министр. – Няни оставили их одних. Даже если они будут кричать, их никто не услышит, поэтому они хранят молчание. И она зовет их к себе одного за другим. Они видят ее нежное сияние, льющееся из-под двери, должны подняться и последовать за ней. Здесь, где мы сидим, тепло и безопасно. Под елью их ждут подарки; чтобы добраться до них, детям нужно всего лишь преодолеть толщу темноты, окутывающую их.

Ракурс изображения изменился. Теперь они смотрели на процессию как бы сверху. Королева Люсия твердо ступала вперед. Тени, отбрасываемые пламенем свечей в ее диадеме, плясали по стенам, мерцая и отражаясь на гладких панелях.

– Сейчас они находятся в Длинной галерее, – сказал министр. – Практически над нами. Они не должны спотыкаться и останавливаться, им ни в коем случае нельзя оглядываться назад. Где-то поблизости скрывается Ганс Трапп. И только Младенец Христос может защитить их от Ганса. Посмотрите, как тесно они столпились позади нее в ореоле света!

Внезапно раздался громкий плач, подобный волчьему вою. Казалось, звук идет от светящегося экрана, но вместе с тем будто эхом отражается от стен Главного зала. Младенец Христос повернулся к детям, простирая руки вверх; единый крик распался на множество разноголосых всхлипов, переходя в невнятное бормотание, и вскоре стих. Вместо этого издалека послышались тяжелые равномерные удары, напоминающие бой барабанов.

Диана отрывисто произнесла:

– Мне кажется, в этом нет ничего веселого и забавного.

Мэнверинг ответил:

– И не должно быть. Ш-ш-ш…

Министр спокойно объяснил:

– Арийские дети с самых ранних лет должны познать темноту, которая их окружает, научиться бояться и преодолевать свой страх. Они должны научиться быть сильными – слабые духом не смогли бы выстроить Две Империи, просто не выстояли бы. Здесь нет места слабости! Ваши дети это уже поняли. Дом невероятно большой и полностью погружен во тьму. Но дети преодолеют все трудности и выйдут к свету. Они добьются успеха и станут победителями, как это когда-то произошло с Двумя Империями. По неотъемлемому праву рождения.

Ракурс изображения вновь изменился, и зрители увидели широкую лестницу. Появились идущие в первых рядах небольшой процессии, и колонна начала свой медленный спуск.

– А где наш друг Ганс? – произнес министр. – Ах…

Диана судорожно вцепилась в руку Мэнверинга. На большом экране появилось ужасающее черное лицо; чудище зарычало, пытаясь схватить камеру, но вдруг резко развернулось и огромными прыжками бросилось в сторону лестницы.

Дети пронзительно закричали, сбиваясь в кучу; на лестнице творилось что-то невообразимое, воздух наполнился диким шумом и грохотом. Страшные фигуры скакали и прыгали вокруг детей, протягивая к ним руки и пытаясь схватить. Они пробирались в толпу ребятишек, разъединяя их на группки. Мэнверинг видел: дети настолько растеряны и напуганы, что не знают, что делать дальше. Крики и плач достигли накала, когда вдруг Младенец Христос повернулся к детям и вновь простер руки к небу. Гоблины и прочие чудовища отступили в тень, рыча и скалясь, а процессия медленно продолжила свой путь.

Министр сказал:

– Они уже почти пришли. Это замечательные дети, достойные своей расы. Подготовьте рождественскую ель!

Слуги поспешили вперед с тонкими свечками в руках, чтобы зажечь праздничные огни. Рождественская ель выступила из мрака, озаренная светом, черно-зеленая и величественная. Мэнверинг впервые задумался, каким мрачным темным явлением она была, несмотря на то что сверкала и переливалась сотнями огоньков.

Массивные двери в дальнем конце зала распахнулись, и в комнату неудержимым потоком ворвалась толпа детей. Заплаканные и всхлипывающие, многие потирающие ушибленные коленки, все они, прежде чем ринуться к рождественской елке, остановились и поклонились в знак благодарности удивительному человеку, который провел их через тьму к свету. Когда сняли сверкающую корону и погасили венчавшие ее тонкие свечи, королева Люсия превратилась в обыкновенную маленькую девочку, такую же как и остальные дети, – худенькую, босую, в легком белом платье.

Министр поднялся с места, довольно усмехаясь.

– А теперь, – сказал он, – музыка и всем еще немного вина. Ганс Трапп мертв. Друзья мои и, конечно же, дети, веселого Рождества!

– Прошу меня извинить, – сказала Диана.

Мэнверинг развернулся к ней:

– Все в порядке?

– Да, просто мне хотелось бы развеяться после увиденного.

Он провожал ее заинтересованным взглядом, пока она не скрылась из глаз.

Заговорил министр, взяв его под руку:

– Превосходно, Ричард. Все идет просто замечательно, вы согласны?

– Да, сэр, все прекрасно, – ответил Ричард.

– Так-так. Хайди, Эрна и… Фредерик. Ты ведь Фредерик? Что там у вас? О, превосходно…

Он отвел Мэнверинга в сторону, по-прежнему крепко держа его за локоть. Со всех сторон раздавались радостные возгласы и детские крики: кто-то нашел сани, спрятанные за елью. Наконец министр обратился к нему:

– Посмотрите на них, Ричард. Какие они сейчас счастливые! Я хотел бы, чтобы у меня были дети… мои собственные дети. Иногда мне кажется, я отдал слишком много… Но надежда все еще есть. Я моложе вас, Ричард, вы это понимаете? Вот оно – время молодости!

– Я желаю вам всего самого наилучшего, – ответил Мэнверинг.

– Ричард, вам следует научиться хотя бы иногда отступать от правил. Отдохните немного, вы придаете слишком много значения званиям и высоким должностям. Вы мой друг. Я доверяю вам и ценю вас превыше всех. Понимаете? Сможете ли вы оправдать мои ожидания?