Текст книги "Альтернативная история"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Ким Ньюман,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Йен (Иен) Уотсон,Кен Маклеод,Джеймс Морроу,Юджин Бирн,Йен Уэйтс,Том Шиппи,Сьюзетт Элджин
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)
Тем не менее, даже если я не являюсь законным потомком божественного Юлия, я происхожу из достойной древней семьи и ожидал, что обычная официантка примет это в расчет, прежде чем отказать мне.
Но она не приняла. Когда я проснулся на следующий день – один, – Сэм уже покинул гостиницу, хотя корабль до Александрии отходил только поздно вечером. Я не видел его весь день. Надо сказать, что я его и не искал, потому что проснулся с легким чувством стыда. Почему так получилось, что взрослый человек, известный автор более сорока бестселлеров (или, во всяком случае, неплохо продающихся романов) ждет от кого-то идей?
Я передал свой багаж рабу, выписался из гостиницы и поехал на метро в Римскую библиотеку. Ведь Рим не только столица империи, а еще и научная столица. Огромные старые телескопы на холмах вокруг города сейчас не используются, так как городские огни затмевают небо, да и все оптические телескопы давно размещены в космосе. И все же именно здесь Галилей открыл первую планету за пределами Солнечной системы, а Тичус сделал свою знаменитую спектрограмму последней сверхновой в нашей галактике, через пару десятков лет после первого полета в космос. Традиция живет и поныне – в Риме по-прежнему заседает научная коллегия.
Вот почему мне всегда нравилась Римская библиотека. Оттуда есть прямой доступ к архивам коллегии, причем бесплатный. Я взял пропуск, разложил на предоставленном мне столике стило и таблички и начал просматривать файлы. Где-то должна быть спрятана идея научно-приключенческого романа, равного которому еще не видел свет…
Может, она где-то и пряталась, но я ее не нашел. Обычно мне помогали толковые библиотекари, хотя сегодня я заметил много новичков, в основном иберийцев. Многие из них попали в рабство после прошлогоднего восстания в Лузитании. Одно время на рынке оказалось столько иберийцев, что цена начала падать. Я бы прикупил парочку в качестве вложения, потому что спад долго не продержится – восстания случаются редко, а спрос на рабов постоянен. Но на тот момент у меня было туго с финансами, и к тому же рабов надо кормить. Да и если судить по работникам Римской библиотеки, иберийцы не стоили потраченных на них денег.
Я сдался. На улице прояснилось, меня манило желание прогуляться по городу, и я направился к Остийскому монорельсу.
В Риме, как обычно, кипела жизнь: в Колизее шла коррида, а в Большом цирке – гонки. По узким улочкам толпами бродили туристы. Вокруг Пантеона кружили длинные храмовые процессии, но издалека я не мог рассмотреть, что за богов там сегодня славили. Я не люблю толпу. Особенно римскую, потому что в Риме еще больше чужеземцев, чем в Лондоне: африканцы, индусы, голландцы, северяне – жители любых стран рвутся посетить столицу Империи. А Рим с готовностью устраивает для них зрелища.
Я остановился рядом с одним из них – сменой караула у Золотого дворца. Конечно, цезаря с женой там не было: они отправились в одно из бесконечных официальных турне по колониям или, на крайний случай, почтили своим присутствием открытие какого-нибудь супермаркета. Тем не менее стоящее передо мной алгонкинское [75]75
Алгонкины– группа индейских племен Северной Америки.
[Закрыть]семейство с восторгом наблюдало за марширующими легионерами. Я немного понимал по-черокски и попытался узнать у алгонкинов, откуда они, но языки имели мало общего, а глава семейства знал его еще хуже меня, так что мы улыбнулись друг другу и разошлись.
Как только легионеры закончили парадные построения, я направился к поезду. В глубине души я понимал, что следует волноваться о своем финансовом положении. Дарованные мне тридцать дней неумолимо утекали, но я не беспокоился. Меня поддерживала непреклонная вера в лучшее. Вера в то, что мой добрый друг Флавиус Самуэлюс думает над проблемой каким-то уголком своего обширного мозга, даже если остальная его часть занята чем-то другим.
Мне даже в голову не приходило, что возможности Сэма не безграничны. Или его занимают другие дела, более неотложные, чем моя книга, на которую у него просто нет времени.
Я не видел Сэма, когда садился на корабль, и не обнаружил его в нашей каюте. Даже когда зарычали пропеллеры и судно соскользнуло в воды Тирренского моря, он не появился. Я задремал, хотя начинал беспокоиться, что Сэм опоздал к отплытию, но посреди ночи проснулся от шума, когда он, спотыкаясь, входил в каюту.
– Я был на мостике, – ответил он на мое невнятное бормотание. – Спи дальше. Утром поговорим.
Утром я поначалу решил, что ночной разговор мне приснился, поскольку Сэма снова не оказалось в каюте. Но его постель была разобрана, и, когда стюард принес утреннюю порцию вина, он подтвердил, что гражданин Флавиус Самуэлюс находится на борту судна. Причем в каюте капитана, хотя стюард не знал, что он там делает.
Я провел утро на палубе, наслаждаясь солнцем. Катер уже убрал подводные крылья. Ночью мы миновали Сицилийский пролив, и в открытых водах Средиземного моря капитан приказал опустить опоры и выдвинуть гребные винты. Мы скользили по воде со скоростью около сотни миль в час, но катер двигался ровно и гладко. Направляющие лопасти уходили под воду футов на двадцать, так что не вызывали волн и судно шло практически без качки.
Я лежал на спине и, прищурившись, смотрел в теплое южное небо, где над горизонтом поднимался трехкрылый авиалайнер. Он постепенно обогнал нас и скрылся из виду за носом корабля. Самолет летел немного быстрее, зато мы плыли с комфортом, притом что его пассажирам пришлось заплатить за перелет в два раза больше.
Я полностью открыл глаза, когда почувствовал, что надо мной кто-то стоит. И быстро сел, поскольку это оказался Сэм. Он явно не выспался и одной рукой придерживал от ветра широкополую шляпу.
– Где ты был? – спросил я.
– Ты не смотрел новости?
Я отрицательно покачал головой.
– Передачи от Олимпийцев прекратились.
Я распахнул глаза, потому что новости оказались неожиданными и неприятными. Тем не менее Сэм не выглядел расстроенным. Скорее, недовольным. Может, немного озабоченным, но не настолько потрясенным, как я.
– Возможно, ничего страшного не случилось, – заявил он. – Они могли попасть в зону солнечных помех. Солнце сейчас находится в созвездии Стрельца, так что как раз должно оказаться между нами. Мы и так уже несколько дней получали много помех при трансляции.
– Значит, передачи скоро возобновятся? – робко предположил я.
Сэм пожал плечами, взмахом руки подозвал стюарда и заказал ему один из любимых иудеями горячих напитков. Когда он заговорил, то уже не возвращался к Олимпийцам:
– Мне кажется, ты не понял, что я пытался тебе вчера сказать. Попробую объяснить. Помнишь уроки истории? Как Форниус Велло покорил племена майя и подчинил Риму Западные континенты шесть или семь сотен лет назад? А теперь представь себе, что у него ничего не вышло.
– Но он это сделал, Сэм.
– Я знаю, что сделал, – терпеливо возразил Сэм. – Я говорю «представь». Представь, что легионы потерпели поражение в битве при Тихультапеке.
Я рассмеялся, потому что не сомневался, что он шутит:
– Легионы потерпели поражение? Но легионы никогда не проигрывали!
– Неправда. – Сэм неодобрительно посмотрел на меня. Он терпеть не мог, когда другие путали факты. – Вспомни Варус.
– О боги, Сэм! Те события давно мхом поросли. Когда это было – две тысячи лет назад? Во времена Августа Цезаря? В любом случае та битва оказалась лишь временным поражением. Император Друз подавил восстание. Да еще и завоевал для Империи Галлию. Его походы стали одними из первых успехов по ту сторону Альп. В наши дни галлы ничем не отличались от римлян, особенно когда дело доходило до любви к вину.
Сэм покачал головой:
– Представь себе, что Форниус Велло потерпел временное поражение.
Я постарался вникнуть в его мысль, но она далась мне нелегко.
– И какая разница? Рано или поздно легионы все равно завоевали бы континент. Наши войска всегда побеждают.
– Не спорю, – спокойно ответил он. – Но если бы они не сделали этого тогда, часть истории пошла бы другим путем. Не было бы массовых переездов на Запад, чтобы заселить пустые континенты. Ханьцы и индусы не оказались бы окружены с обеих сторон и могли бы сохранить статус независимых государств. Получился бы другой мир. Понимаешь, к чему я клоню? Что я имел в виду под альтернативным миром? История, которая могла случиться, но не случилась.
Я пытался соблюдать вежливость.
– Сэм, – произнес я, – ты только что описал разницу между научно-приключенческим романом и фантастикой. Я не пишу фантастику. К тому же, – мне не хотелось обижать Сэма, – я все равно не думаю, что мир изменился бы так сильно, чтобы дать мне сюжет для книги.
Какое-то время он смотрел сквозь меня, затем повернулся к морю.
– Знаешь, что странно? – без перехода спросил он. – Марсианские колонии тоже не получают сообщений. А их Солнце не загораживает.
– И что это значит? – нахмурился я.
– Хотел бы я знать, – покачал головой Сэм.
Глава 3
Старая Александрия
Фаросский маяк сиял в лучах закатного солнца. Мы входили в порт Александрии – корабль снова выпустил подводные крылья, но шел на маленькой скорости, и прилив качал нас из стороны в сторону. Но стоило зайти в гавань, как волны улеглись.
Сэм провел остаток дня в каюте капитана, на связи с научной коллегией, но все же вышел на палубу, когда мы причаливали. Он заметил, как я приглядываюсь к бюро проката на берегу и покачал головой:
– Не беспокойся, Юлий. Слуги моей племянницы позаботятся о твоем багаже. Мы остановимся у нее.
Хорошие новости. Отели в Александрии почти такие же дорогие, как в Риме. Я поблагодарил Сэма, но он меня даже не слушал. Передал наши сумки носильщику из поместья племянницы – небольшого роста арабу, который оказался гораздо сильнее, чем выглядел, – и исчез в здании Египетского сената, где должна была состояться конференция.
Я поймал мотоцикл с коляской и дал водителю адрес племянницы Сэма.
Не важно, что считают сами египтяне, но Александрия всего лишь маленький грязный город. У чоктов столица и то побольше, а у киевлян – чище. И знаменитая Александрийская библиотека – не более чем шутка. После того как мой предок (по крайней мере, я считаю его таковым) Юлий Цезарь сжег ее дотла, египтяне отстроили все заново. Но она настолько старомодна, что там нет ничего, кроме книг.
Дом племянницы Сэма стоял в обшарпанном квартале этого обшарпанного города, всего в нескольких улицах от гавани. Туда доносился скрежет портовых лебедок, но их заглушал уличный шум, насыщенный грохотом грузовиков и проклятиями водителей, которые пытались подрезать друг друга на узких поворотах. Дом оказался просторнее, чем я ожидал. Но, по крайней мере снаружи, о нем сказать было нечего. Стены покрывал не мрамор, а дешевая египетская штукатурка, а по соседству стояли бараки с рабами напрокат.
Я напомнил себе, что хотя бы за постой с нас ничего не возьмут, и стукнул ногой в дверь, громко позвав дворецкого.
Но открыл мне вовсе не дворецкий. Передо мной стояла племянница Сэма, и ее внешность стала приятным сюрпризом. Почти с меня ростом и такая же светловолосая. К тому же она оказалась молода и хороша собой.
– Должно быть, вы Юлий, – произнесла она. – Я Рашель, племянница гражданина Флавиуса Самуэлюса Бен Самуэлюса. Добро пожаловать в мой дом!
Я поцеловал ей руку. Мне нравится этот киевский обычай, особенно при встрече с незнакомыми девушками, которых я надеюсь узнать поближе.
– Ты не похожа на иудейку, – сказал я.
– А вы не похожи на писаку научных романов, – ответила девушка. Ее голос звучал чуть теплее слов, но не намного. – Дяди Сэма пока нет, и я боюсь, что меня ждет неотложная работа. Базилий покажет вам комнаты и принесет напитки, чтобы освежиться с дороги.
Обычно я произвожу на молодых женщин более приятное впечатление. Хотя надо признать, что обычно я и тщательнее работаю над ним. Рашель просто застала меня врасплох. Я ожидал, что племянница Сэма будет более-менее похожа на него, разве что без лысины и морщин. Как я ошибался!
Насчет дома, кстати, тоже. Он был большим, около дюжины комнат, не считая помещений для слуг и атриума с крышей из отражающей пленки, которая защищала от жары и палящего солнца.
Знаменитое египетское солнце стояло в зените, когда Базилий, дворецкий Рашель, проводил меня в мою комнату. Она оказалась приятной, свежей и светлой, но Базилий предложил мне выйти во дворик и принес вина и фруктов. Я присел на удобную скамью у фонтана. Сквозь пленку солнце не слепило глаза и не обжигало, а всего лишь приятно грело. Свежие фрукты тоже радовали: ананасы из Ливана, апельсины из Иудеи, яблоки из дальних стран вроде Галлии. Единственное, что меня не устраивало, – Рашель заперлась в своих комнатах и лишила меня возможности представить себя в лучшем свете. Тем не менее она не забыла о моем удобстве и оставила слугам соответствующие указания. Базилий хлопнул в ладоши, и слуга принес стило и таблички – на случай, если я захочу поработать. Я удивился, поскольку и сам Базилий, и второй слуга оказались африканцами, – они обычно обходили стороной политические волнения и неурядицы с эдилами, так что рабов среди них было не много.
Фонтан был выполнен в виде статуи Купидона. При других обстоятельствах я счел бы это хорошим знаком, но сейчас он ничего не значил. Нос Купидона облупился, да и сам фонтан выглядел намного старше Рашель. Я решил было посидеть там, пока девушка не выглянет во дворик, но, когда спросил о ней Базилия, тот наградил меня деликатным и в то же время укоризненным взглядом.
– Гражданка Рашель занята работой весь день, гражданин Юлий, – сообщил он.
– Да? И чем же она занимается?
– Гражданка Рашель – одна из видных историков нашего времени. Она часто работает до позднего вечера. Я подам ужин вам и ее дяде в удобное для вас время.
Он выглядел довольно услужливым.
– Благодарю, Базилий, – откликнулся я. – Я, наверное, прогуляюсь пару часов. – Но когда он уже повернулся, чтобы вежливо меня оставить, я не удержался от любопытства и окликнул его: – Ты не похож на опасного преступника. Могу я поинтересоваться, за что ты попал в рабство?
– О, я не сделал ничего плохого, гражданин Юлий, – заверил он. – Обычные долги.
* * *
Я довольно легко нашел дорогу к Египетскому сенату. Рядом с ним было оживленное движение, поскольку здание являлось еще и одной из достопримечательностей Александрии.
Заседания там сейчас не велись, что неудивительно. Если подумать, зачем вообще египтянам сенат? Они уже несколько столетий не принимали самостоятельных решений.
Тем не менее сенат подготовился к конгрессу. В нишах храма нашлось место по меньшей мере для полусотни статуй. Там стояли обычные для Египта изображения Амона-Ра и Юпитера, но к приему гостей рядом с ними установили фигуры Ахурамазды, Иеговы, Фрейи, Кецалькоатля и еще дюжины богов, которых я не знал. Их украшали свежие подношения из цветов и фруктов, – видимо, туристы или астрономы не желали оставлять восстановление связи с Олимпийцами на произвол судьбы. Безусловно, большинство ученых являлось агностиками. Я бы даже сказал, что большинство образованных людей являются агностиками. Разве не так? Но даже агностик в трудной ситуации не поленится поднести какому-нибудь божеству кусочек фрукта – на случай, если он все же ошибается.
Снаружи сената розничные торговцы уже устанавливали свои прилавки и стенды, хотя первое заседание открывалось лишь на следующий день. Я купил фиников и побрел дальше, поедая фрукты и изучая мраморные фрески дворца. Они изображали колышущиеся под ветром поля кукурузы, пшеницы и картофеля, которые двести лет назад сделали Египет житницей всей Империи. Никаких упоминаний об Олимпийцах я не нашел. Египтяне вообще не особенно интересуются космосом, предпочитают вспоминать свое славное (как они считают) прошлое. Так что смысла созывать конференцию по Олимпийцам в Александрии не было никакого. Разве только затем, чтобы не тащиться в какой-нибудь северный город в конце декабря.
Огромный зал внутри оказался пустым, только рабы поправляли подушки на скамьях и плевательницы для гостей. Выставочные комнаты наполнял шум – там рабочие устанавливали стенды. Чтобы их не тревожили незваные посетители, свет в ложах для гостей не включали, и там царила темнота.
Мне повезло, что комната для прессы оказалась открыта. Там всегда можно найти бесплатный бокал вина, к тому же я хотел узнать, где все участники. От отвечающего за прием прессы раба толком ничего добиться не удалось.
– Сейчас где-то проходит закрытое совещания, больше я ничего не знаю. Еще по дворцу бродят журналисты и ищут, у кого бы взять интервью.
Когда я расписывался в журнале, он заглянул мне через плечо и добавил:
– А, так вы писатель научной фантастики? Может, кто-нибудь из журналистов захочет с вами поговорить.
Не самое лестное приглашение в моей жизни. И все же я не стал отказываться. Маркус и так при любой возможности донимает меня просьбами выступить перед публикой, так как считает, что это помогает продажам, а на данный момент лучше быть у него на хорошем счету.
Однако журналист не особо мне обрадовался. В подвале сената выделили несколько студий, и, когда я нашел ту, куда меня направил раб, журналист поправлял перед зеркалом прическу. Двое операторов развалились перед телевизором и смотрели комедийный сериал. Когда я представился, журналист оторвался от своего отражения и наградил меня подозрительным взглядом.
– Вы не настоящий астроном, – сообщил он.
Я пожал плечами. Отрицать это было бы глупо.
– И все же, – проворчал он, – лучше найти хоть какой-то сюжет для вечерних новостей. Ладно. Садитесь вон туда и сделайте вид, что знаете, о чем говорите.
Затем он принялся давать указания операторам.
Странное дело… Я успел заметить, что операторы носят золотые амулеты гражданина, а журналист нет. Тем не менее он отдавал им приказы. Мне такое положение дел не нравилось: я не одобрял, когда крупные коммерческие фирмы давали рабам в подчинение свободных граждан. Плохая привычка. Частные учителя, профессора в колледжах – одно дело; рабы могут исполнять эти обязанности не хуже граждан, и обычно их труд гораздо дешевле. Но здесь наблюдалось явное противоречие. У раба должен быть хозяин. В противном случае, как можно называть его рабом? А если позволить рабу стать хозяином, даже в обычной студии телевещания, ирония будет подрывать устои общества.
К тому же они создают нечестную конкуренцию. Свободные граждане нуждаются в занятых ими должностях. В моей профессии нечто похожее случилось несколько лет назад. Появилось двое-трое рабов, которые писали приключенческие романы, но остальные писатели объединились и положили этому конец. Особенно после того, как Маркус купил одну из рабынь и назначил ее редактором отдела. Ни один свободный писатель не хотел с ней работать. В конце концов Маркусу пришлось отправить ее в рекламу, и там она уже никому не мешала.
Поэтому я начал интервью в дурном настроении, и первый вопрос только усилил раздражение. Репортер сразу взял быка за рога:
– Работая над своими романами, вы стараетесь придерживаться научной действительности? Например, вам известно, что Олимпийцы перестали выходить на связь?
Я зло уставился на него, не обращая внимания на камеру:
– А о чем, по-вашему, пишутся научно-приключенческие романы? Как раз о научной действительности. И Олимпийцы не «перестали» выходить на связь, как вы выразились. Наверняка у них случились технические неполадки, возможно вызванные помехами нашего Солнца. Как я писал в своей последней книге, «Боги радио», электромагнитные импульсы подвержены…
Репортер оборвал меня на полуслове:
– Прошло уже… – он бросил взгляд на часы, – двадцать девять часов с момента последней трансляции. Это не похоже на обычные «технические неполадки».
– У них нет никаких причин прекращать с нами связь. Мы уже доказали, что являемся цивилизованной расой, поскольку обладаем развитыми технологиями и больше не ведем войн. Это Олимпийцам объяснили еще в первый год. Как я писал в своей книге «Боги радио»…
Он бросил на меня страдающий взгляд, затем повернулся и подмигнул в камеру.
– Если писатель хочет поболтать о своих книгах, его не остановишь, – сострил он. – Но похоже, что он не хочет воспользоваться своим богатым воображением, пока ему не заплатят. Я прошу выдвинуть несколько гипотез, почему Олимпийцы больше не хотят с нами разговаривать, а он упорно продолжает рекламировать свою писанину.
Будто существуют другие причины давать интервью!
– Послушай-ка, – резко произнес я, – если ты не можешь соблюдать вежливость, когда беседуешь с гражданином, я не собираюсь продолжать разговор.
– Как хотите, – холодно ответил он, затем повернулся к операторам. – Стоп камеры! Пошли обратно в студию. Пустая трата времени.
Мы расстались со взаимной неприязнью, но меня еще глодало подозрение, что Маркус убил бы меня, если бы знал.
За ужином я встретился наконец с Сэмом, но утешений от него не дождался.
– Он, конечно, неприятный человек, – заявил Сэм, – но проблема в том, что, боюсь, он прав.
– Они действительно прекратили нам отвечать?
Сэм пожал плечами:
– Мы больше не находимся на линии Солнца, так что причина не в помехах. Черт! Я очень надеялся на контакт.
– Мне жаль, что так вышло, дядя Сэм, – с сочувствием произнесла Рашель.
К ужину она переоделась в простую белую хламиду без украшений, по виду – из китайского шелка. Одеяние чудесно ей шло. Мне показалось, что под хламидой ничего нет, за исключением хорошо сложенного тела.
– Мне тоже жаль, – проворчал Сэм.
Тем не менее тревога не испортила ему аппетит. Он приступил к первому блюду, чему-то вроде куриного супа с плавающими в нем клецками, и я последовал его примеру. Нам подали истинную домашнюю кухню – никаких куропаток, запеченных в зайце, запеченном в кабане, – но хорошо приготовленную и отлично поданную дворецким Базилием.
– И все же, – Сэм собрал клецкой остатки супа, – я кое-что придумал.
– Почему Олимпийцы замолчали? – спросил я в надежде, что он поделится своим откровением.
– Нет! Насчет твоей книги, Юлий. Моя идея об альтернативном мире. Если ты не хочешь писать о другом будущем, тогда напиши о другом настоящем.
Я даже не успел его ни о чем спросить, поскольку меня опередила Рашель.
– Есть только одно настоящее, Сэм, – мягко напомнила она.
Про себя я полностью с ней согласился. Прекрасно сказано!
Сэм застонал.
– Хотя бы ты не начинала, дорогая, – пожаловался он. – Я говорю о новом жанре приключенческих романов.
– Я не читаю романы, – извинилась Рашель, хотя ее тон и не говорил о раскаянии.
Сэм не обратил на нее внимания.
– Ты же историк? – продолжал он. Девушка даже не потрудилась ответить. И так было очевидно, что она посвятила жизнь работе. – Так вот представь, что история пошла другим путем.
Он со счастливой улыбкой переводил взгляд с племянницы на меня, будто сказанное им имело какой-то смысл. Мы не сумели изобразить ответную радость.
– Но она пошла именно таким, – указала Рашель на пробел в его логике.
– Я сказал, представь! Мы живем не в единственном возможном настоящем, просто так получилось, что ход истории привел к нему! А ведь, кроме него, существовали предпосылки для развития миллионов различных настоящих. Взгляни на ключевые события в прошлом, которые могли пойти иначе. Допустим, Анниус Публиус не открыл бы Западные континенты в тысяча восемьсот двадцатом году от основания Города. Или Цезарь Публиус Терминус не утвердил бы развитие космической программы в две тысячи сто двадцать втором. Неужели вы не понимаете, что я хочу сказать? В каком мире мы бы сейчас жили, не случись все эти события?
Рашель открыла было рот, но ее спас дворецкий. Он появился в дверях и уставился на нее умоляющим взглядом.
Девушка извинилась и ушла посмотреть, зачем она понадобилась на кухне. Я остался наедине с Сэмом.
– Я не собираюсь писать такое, Сэм, – заявил я ему. – И никогда не встречал человека, который бы такое написал.
– О чем я и говорю! Это будет совершенно новый жанр приключенческих романов. Подумай! Разве ты не хочешь стать первооткрывателем?
– Первооткрыватели получают мало, – основываясь на многолетнем жизненном опыте, заявил я. Сэм состроил недовольную гримасу. – Сам напиши такую книгу.
На смену раздражению пришло мрачное выражение.
– Я бы с удовольствием. Но пока не прояснятся дела с Олимпийцами, у меня нет времени на книги. Нет, Юлий, придется тебе заняться ее написанием.
Вернулась Рашель; она выглядела очень довольной. За ней следовал Базилий с огромным серебряным подносом со вторым блюдом.
Сэм сразу повеселел. Да и я тоже. Нас собирались угостить жареным козленком. Я догадался, что Рашель позвали на кухню, чтобы она собственноручно украсила крохотные рожки цветочной гирляндой. Служанка внесла кувшин с вином и заново наполнила наши кубки. Так что мы оказались слишком заняты, чтобы продолжать беседу и ограничились лишь похвалами кулинарному мастерству.
Затем Сэм бросил взгляд на часы.
– Чудесный ужин, Рашель, – поблагодарил он племянницу. – Но мне надо бежать. Так что насчет моей просьбы?
– Какой просьбы? – спросила она.
– Помочь бедняге Юлию выбрать поворотные исторические моменты для романа.
Оказывается, Сэм вовсе не слышал моих возражений. Мне не пришлось отнекиваться – встревоженная Рашель меня опередила.
– Я ничего не знаю о тех периодах, – извиняющимся тоном сказала она. – Публиус Терминус и так далее. Я специализируюсь на раннем историческом периоде после правления Августа, когда власть вернулась к сенату.
– Отлично. – Сэм явно наслаждался собой. – Период как период, ничем не хуже других. Подумай, как могла бы развиваться история, если бы какая-то мелочь сложилась по-другому. Допустим, Август не женился бы на леди Ливии и не усыновил ее сына Друза, чтобы тот наследовал ему. – Он повернулся ко мне в ожидании, что я заражусь его вдохновением. – Наверняка ты найдешь возможность для развития сюжета, Юлий! Знаешь, что я тебе скажу? Вечер только начинается: пригласи Рашель на танцы или еще куда-нибудь. Выпьете, поговорите. Разве не так? Молодежь должна веселиться.
Я не мог возразить – это было самое разумное, что предложил Сэм за последние несколько дней. По крайней мере, я так считал, а Рашель была воспитанной девушкой и не стала спорить с дядей. Поскольку я плохо знал город, позволил ей выбрать место для прогулки. Она стала называть места, и я понял, что Рашель пытается деликатно пощадить мой кошелек. Такого я не мог допустить. В любом случае проведенный с ней вечер наверняка обойдется дешевле, чем гостиничный номер с питанием, и уж точно будет насыщенным.
Мы выбрали местечко рядом с гаванью, на волнорезе. Ночной клуб располагался на верхнем этаже гостиницы, построенной в стиле древних пирамид. Верхушка медленно поворачивалась, и мы по очереди смотрели на огни ночной Александрии, стоящие в порту корабли, а затем на открытое море, где спокойные волны отражали звездный свет.
Я уже приготовился забыть о безумной идее с альтернативными мирами, но Рашель оказалась очень обязательной девушкой. После первого танца она заявила:
– Кажется, я смогу тебе помочь. Во время правления Друза кое-что случилось…
– Нам обязательно об этом говорить? – Я заново наполнил ее бокал.
– Но дядя Сэм так велел. Я думала, ты собираешься начать новое направление в литературе.
– Нет, это твой дядя собирается его начать. Понимаешь, существует некоторая проблема. Никто не спорит, что редакторы все время умоляют дать им что-то новенькое. Но если ты достаточно глуп и действительно попытаешься принести им это новенькое, они его не поймут. Когда они просят нового, имеют в виду книгу в старом добром «новом» жанре.
– Я думаю, – заявила Рашель с уверенностью оракула, но с меньшей путаницей, – что, когда у дяди появляется идея, обычно она себя оправдывает.
Мне не хотелось с ней спорить. Тем более что в большинстве случаев я мог подписаться под ее словами. Поэтому я молча слушал.
– Видишь ли, – продолжала она, – я специализируюсь на передаче власти в период ранней римской истории. Сейчас я изучаю иудейскую диаспору после правления Друза. Ты же знаешь, что тогда произошло?
Я смутно помнил по урокам истории:
– Это был год иудейского восстания?
Рашель кивнула. Она чудесно выглядела, когда кивала, – светлые волосы разлетались, а глаза блестели.
– Для иудеев он стал годом великой трагедии, но ее можно было избежать. Если бы прокуратор Тиберий остался в живых, ничего бы не случилось.
Я кашлянул, чтобы прервать ее.
– Не уверен, что знаю, кто такой Тиберий, – извиняющимся тоном признался я.
– Он был прокуратором Иудеи, причем хорошим правителем, честным и справедливым. Брат императора Друза, [76]76
Друз Клавдий Нерони Тиберий Клавдий– сыновья Ливии Друзиллы и Тиберия Клавдия Нерона. Позже Ливия вышла замуж за императора Октавиана Августа, который усыновил ее детей и сделал своим наследником Тиберия.
[Закрыть]о котором говорил дядя, – сына Ливии, усыновленного наследника Цезаря Октавиана Августа. Друз восстановил власть сената после того, как Август правил фактически единолично. Так вот, Тиберий был лучшим правителем за всю историю Иудеи, а Друз – лучшим императором. Тиберий умер за год до восстания; говорят, он съел испорченный инжир, хотя его могла отравить супруга – Юлия-старшая, дочь императора Августа от первой жены…
Я в панике замахал руками.
– Столько имен, я начинаю путаться, – пришлось признаться мне.
– Главное запомнить, кто такой Тиберий. Останься он в живых, восстания, скорее всего, не произошло бы. Следовательно, и диаспора бы не возникла.
– Понятно. Еще потанцуем?
Рашель нахмурилась, но потом улыбнулась:
– Возможно, это не слишком занимательный предмет, разве что для самих иудеев. Хорошо, давай потанцуем.
И танец оказался замечательной идеей. Он дал шанс убедиться в том, что глаза, уши и нос так настойчиво мне твердили: передо мной в высшей степени привлекательная молодая женщина. Перед поездкой в клуб Рашель переоделась, но, к счастью, новое платье оказалось не менее мягким и облегающим, чем то, в котором она была за ужином, и я с удовольствием касался ее рук и спины.
– Прости, если выгляжу глупо, – прошептал я. – Я мало знаю о древней истории. Первая тысяча лет после основания Рима для меня пробел.
Рашель не стала уточнять, что она-то знает ее прекрасно, и просто двигалась в такт музыке. Вдруг она выпрямилась и заявила:
– Я придумала еще кое-что. Давай вернемся за столик.
Но не смогла сдержаться и принялась рассказывать еще на площадке, пока мы пробирались между танцующими:
– Давай возьмем твоего предка Юлия Цезаря. Он завоевал Египет и покорил Александрию. Но представь, что египтяне отбили нападение! Ведь у них действительно почти получилось выстоять.
Теперь я слушал ее внимательно. Значит, она заинтересовалась мною, раз спрашивала Сэма о моей родословной.
– Юлий не мог проиграть, – возразил я. – Он не проиграл ни одной войны! В любом случае…