Текст книги "За мгновение до мечты (СИ)"
Автор книги: Галина Мишарина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
– Всегда?
– Сейчас, – не поднимая глаз, отозвался Бьёрн. На губах играла улыбка.
Мне захотелось коснуться его руки, но вот уж этому отношения с Эмилем не научили меня совсем. Поэтому я просто склонилась ниже, чувствуя, что ещё немного, и ощущу запах его волос. Погладить бы осеннюю шевелюру, запустить пальцы в рыжеватую гущину, провести по колючей щеке. А, может, он и не был колючим? Я не могла больше молчать.
– Ты не похож на местных ребят.
– Знаю, – ухмыльнулся Бьёрн. – Но совершенно не стесняюсь своей непохожести. Путешествия научили меня не обращать внимания на пустяки вроде общепринятых норм. Моим родителям подобная прическа не слишком нравится, они считают, что длинные волосы у мужчины – это признак неряшливости, лени и неспособности повзрослеть. То есть если ты брит и стрижен – у тебя больше ума, такта и воспитания. И как бы не учитывается, что я не хожу с грязной башкой и нечесаным, главное, что не удосужился соответствовать стандартам качества.
– А мне нравится! Тебе так хорошо, слегка растрепанным и обросшим.
Он поднял глаза и улыбнулся.
– Тебе так тоже хорошо, Таиса, однако, ошибусь ли я, сказав, что ты редко ходишь с распущенными волосами?
– Не ошибешься. С косами привычнее и удобнее. Хотя, помнится, прежде я распускала их, думая, что привлеку внимание своего человека.
– Значит, ты веришь в родство душ? В смысле, что мужчина и женщина могут быть созданы друг для друга и прочее?
– Верю. А ты?
Он пожал плечами и снова занялся мотоциклом.
– Даже не знаю. Я люблю всё анализировать, а чувства разве разложишь по полочкам?
– Нет, наверное. Хотя многие пытаются. А семья, Бьёрн?
– Тебе, конечно, интересно узнать что-то обо мне. Понимаю. Ну, всё просто: младший сын, разгильдяй и недотепа, сплошное недоразумение. Не захотел быть тем, кем должен был стать. Лет в двадцать я вообще мечтал о сказке, потому и пошел в летную школу, что родители восприняли без особого восторга. – Он едва слышно вздохнул. – Когда открыл для себя небо – я потерял семью. Путешествия, они такие. Разлука что угодно разрушит, тем более столь некрепкие отношения, какие были у меня с родными. Ну, вот. Теперь твой друг будет резво бегать.
Он поднялся, вытер руки и предложил мне сесть.
– Хочешь, чтобы я повела?
– Ага. Никогда не ездил позади девушки.
Когда Бьёрн убрал инструменты и что-то ещё взял из корабля, я уже ждала его со шлемом в руках. Он без всякого смущения обхватил меня покрепче, прижался, большой и теплый, и я ухватилась за руль, надеясь сосредоточиться на дороге. Назад мы ехали так же весело, но не так быстро, а на повороте к городу меня всё-таки занесло, и мы чуть не рухнули в канаву.
Прибрежные поселения Голубых песков были похожи одно на другое: невысокие каменные дома, плавучие закусочные, много зелени и доброжелательные люди. (Я уже рассказала Бьёрну, что район получил такое название, потому что здесь и впрямь можно было найти длинные и пустынные голубые пляжи – невиданной красоты, с песком, который использовали для изготовления особой глины). Мне не хотелось, чтобы знакомые начали приставать с расспросами, но несколько удивленных взглядов я словила. Да и скроешь ли от людей пришельца? Конечно, они знали, что Бьёрн нездешний. И не только глаза его выдавали, но и манера вести себя, осанка, сама походка.
Я вновь вспомнила Эмиля – он никогда не был галантным. Лишний раз не открыл бы дверь, не позаботился согреть, что-то подать. Бьёрн оказался полной его противоположностью. Он уделял внимание мелочам, но делал это легко и непринужденно, явно не задумываясь над своими действиями. Бывают люди, которые всегда хотят что-то получить взамен. Именно таков был Эмиль. Мой гость ничего не просил кроме ответного внимания, и я, довольная, с радостью его оказывала.
Нам понадобилась пара часов, чтобы обойти городок. Я старательно избегала улиц, где жили знакомые, в том числе ту, на которой работал Эмиль. Но судьба решила иначе, и мы с бывшим парнем всё-таки встретились – в кафе на берегу, которое он никогда прежде не посещал.
Эмиль, конечно, был с новой избранницей, и поначалу сделал вид, что меня не узнал. Наверное, такой вариант нас обоих устраивал, но его подруга что-то просекла и сказала громче, чем следовало:
– А это не та, о которой ты рассказывал? Ну, лохудра деревенская…
Мне сразу стало и смешно, и неуютно, тем более что Бьёрн обернулся, а затем поглядел на меня вопросительно. Однако я потянула его к дальнему столику, не желая вступать в бессмысленные беседы. Ещё услышала, как Эмиль ответил что-то вроде «Да, она, но какая разница?», и плюхнулась на стул прежде, чем Бьёрн шагнул помочь.
– Он, – угадал мужчина. – Бывший. – Он поглядел на Эмиля без особого интереса, с высокомерием, достойным древнего царя. – Ну, как я и говорил, по роже сразу видно, что…
– Тс! – воскликнула я, закрывая ему ладонью рот, и Бьёрн тотчас этим воспользовался. Улыбаясь, он сжал мои пальцы, поднес к губам и принялся легонько, щекотно целовать. И самое приятное, что это не было представлением, устроенным для Эмиля, а самой настоящей, желанной нам обоим лаской.
– Если ты просишь, я оставлю рассуждения при себе, – хмыкнул он. – Просто забавно каждый раз видеть, как ты вспыхиваешь. Что же дальше-то будет?
Я улыбнулась. Нашел о чем спросить, тем более в такой момент! Всё, что дальше, представлялось мне сном, и не хотелось обдумывать заранее, чтобы не испортить сладость предвкушения. Я верила, что течение времени вынесет нас обоих к чудесным берегам.
Глава 3
Они не подрались, и это не могло не радовать. Я ужасно боялась мужских драк, особенно после того, как довелось разнимать брата и его лучшего друга. Тогда одного забрали в полицию, а другого – в больницу…
Эмиль постоянно пялился в нашу сторону, а Бьёрн так вообще перестал обращать на влюбленных внимания. Его интересовали две вещи: я и еда. Всё остальное он игнорировал, и мне предстояло научиться уживаться с этим холодным равнодушием, которое не нравилось окружающим. Прежде всего, потому, что у нас не привыкли к подобному. В городе все и всюду совали свои носы, и это было нормой. Никаких обид, когда твоя личная жизнь становилась достоянием общественности… А тут – Бьёрн, который запросто мог больно укусить. Он-то своих тайн выдавать не собирался, и я радовалась, что рядом с ним так спокойно и безопасно.
Наевшись, мы покинули кафе и посетили старую набережную, которая давно уже требовала реставрации. Ограда кое-где обвалилась, цветные прежде плитки бугрились, а на лавки было страшно садиться – то ли гвоздь вопьется, то ли рухнешь вместе с прогнившими досками на землю.
Однако я любила это место. В пору детства мы много времени проводили под кронами ив, забирались на старые деревья, что склоняли ветви над водой, и оттуда всякий раз кто-то падал в реку – конечно, не случайно. Это было любимой игрой всех ребят: жить на деревьях, представляя, что мир затоплен и теперь все дома выглядят именно так. Мы приносили с собой бутерброды, сок и яйца, создавали «кланы» и «семьи», а, бывало, прятали на верхушках конфеты и яблоки, и тогда другая команда, называемая «воришками», должна была их находить и похищать. Чудесное, светлое время…
Бьёрн молчал. Старых ив осталось едва ли десяток, остальные погибли. Вода у берега была чистой, но неглубокой, поэтому пляж не пользовался популярностью. Да и гуляли здесь в основном пожилые люди и мамы с детьми. Не то что несколько лет назад, когда берег был другой, и завозили песок, ставили зонтики и лежаки.
– Домой? – спросила я через несколько минут.
– Домой, – отозвался мужчина. В его глазах трепетало едва различимое светлое пламя – спокойное и мирное.
Час ушел на то, чтобы добраться до усадьбы, где мы отдохнули в тени дубов, на специально застеленной мягким покрывалом скамье. И снова я говорила, а он слушал, но теперь это не беспокоило.
– Хочешь, сыграем во что-нибудь? – предложила я, когда стало прохладнее. – Карты, шахматы… То есть если ты умеешь.
– Насчет карточных игр ничего обещать не могу, не любитель. А вот нарды или шашки – с радостью.
– О! Шашки – моя любимая! Я постоянно проигрывала брату и убиралась в его комнате.
– На желания играли?
– Только на обязанности по дому.
Бьёрн рассмеялся.
– Ну, убираться я не мастак, зато коварен в желаниях. Решишься?
– Учти, я тоже могу что-нибудь этакое загадать – мало не покажется!
– Сначала выиграй.
– А ты смотри, не продуй!
Мы рассмеялись, и через несколько минут уже сидели на веранде со старой шахматной доской.
– По две партии в день на желания, остальное – просто так? – предложила я.
– Думаешь, времени не хватит со мной расплатиться?
– Вроде того. Я, конечно, не новичок, но и ты наверняка здорово играешь.
– Хм, – отозвался он. – Ладно. Два желания в день. Давай пробную партию для начала, – и стал раскладывать кружочки.
В общем, пробных получилось целых пять, а когда мы немного друг к другу присмотрелись, решили, что пора загадывать желания. Бьёрн играл хорошо, я четыре раза продула и добилась-таки одной ничьей. И вот настал решающий матч.
Мы оба не привыкли надолго задумываться над каждым ходом, просчитывали шаги быстро, а потому уже через несколько минут стало ясно: я снова проиграю. Бьёрн, как и Антон, не поддавался, а вот Эмиль, «добрая» душа, частенько делал вид, что тупит. Я улыбнулась своим мыслям. Бедный мой бывший парень, когда-то казавшийся идеалом! Теперь я, засранка, находила в нем всё новые отталкивающие черты, вместо изюминок – тухлинки, сладкое заменяя горьким. Да, с ним я много плакала, считая себя никчемной. Куда это годилось?
– Таиса, ты витаешь в облаках. Сосредоточься.
Я вернулась к игре, но ничего предпринять не смогла – подарила Бьёрну первое желание.
– Отлично. Ещё?
– А желание? – смущенно спросила я.
– Будет. Давай играть, мне понравилось!
И мы, увлекшись, так и просидели за шашками допоздна. После решили, что нужно попробовать шахматы, затем другие игры, которым пришлось Бьёрна учить. Он пообещал рассказать о тех, в которые играли у них, и я задумалась, какие вечера встречал мужчина на иных планетах. Он поведал о себе крайне мало, о своих путешествиях – почти ничего. Была ли эта скрытность следствием прошлых ошибок?
Солнце уже не припекало, и мы решили погулять по саду. То и дело вокруг падали яблоки, покачивались, налитые солнцем, желтые груши, а хитрые птицы утаскивали с верхушек самые спелые и сладкие чёрные вишни. Снова придется рано встать, чтобы начать варить компот, делать повидло, перебирать, сушить и резать… заготавливать плоды жизни. Создавать пищу такую же сильную и вкусную, какой была для деревьев земля и воды небесные.
Мы с Бьёрном молча друг другу улыбались. Наверное, в такие мгновения люди учатся чувствовать одинаково, внимать энергиям, которые ещё не названы. Возможно, и слова становятся не столь необходимы именно потому, что сердца звучат в одном ритме. Над нашими головами промчалась стайка зеленых лесных птичек. Они весело щебетали, но, кажется, торопились укрыться в чаще.
– Знаешь, неудивительно, что ты привязана к своему поместью, – вдруг сказал Бьёрн. – Я побыл всего ничего, и мне уже здесь нравится!
– Хотя ты городской человек.
– Именно. Но что-то в округе не слишком много подобных усадеб.
– Начинать с нуля очень сложно. На этой земле не мной сад заложен, не мной будет завершен. Всё, что ты видишь вокруг, рождено любовью и временем, растилось без напора – ни удобрений, ни специальных навыков у моих предков не было. Эта усадьба – продолжение каждого из них, и, надеюсь, в ней есть частица меня. Колыбель памяти, так бы я сказала. Её нужно беречь, ухаживать, то есть просто-напросто любить каждый уголок. Даже небо хочет любви.
– Ты говоришь о доме как о ребенке.
– Я и чувствую так. Понимаешь, дело не только в бабушке, которая оставила его мне, но и во внутреннем чувстве правильности.
– Даже древний дуб можно пересадить.
– Старые деревья не пересаживают, Бьёрн. Ты никогда не сможешь выкопать все их корешки, не повредив ни единого, не перенесешь на новое место память о дождях и вкусе земли.
– Ты меня не поняла, – улыбнулся он. – Я говорю о желуде, Таиса, который будет помнить всё, но при этом создаст новую жизнь из прошлого прежней. Никто не выдернет твои корни, если ты носишь в кармане хотя бы одно семечко с родной земли.
Я удивленно на него уставилась.
– А… Да. Это верно. Ты так не говорил прежде. Что случилось?
– Внезапное вдохновение, – пожал плечами мужчина и тотчас хмыкнул: – Понравилось мое красноречие? Прости, поэму в твою честь всё равно не осилю.
Мы рассмеялись.
– А я и не прошу стихов, это меня скорее смутит, чем обрадует. Да и не могу представить тебя, стоящего в позе оратора и декламирующего что-то поэтическое.
– Каким же можешь?
– Например, на моем мотоцикле. А лучше на каком-нибудь покрасивее… И на корабле, на фоне звездного неба.
Бьёрн внезапно обнял меня за плечи и прижал к себе.
– Романтик ты до мозга костей, Тая.
– Да, – прошептала я и робко обняла его в ответ. – Мне кажется, ты чуточку тоже.
– Заразился от тебя, – отозвался он тихо, и тут хлынул отменно теплый, радостный ливень. Солнце хитрым глазом смотрело из-за туч, и радуга не замедлила показаться – огромная, яркая, через все небеса до самых гор.
– Купаться! – обрадовалась я, поднимая голову и глядя на уже мокрого, слегка растерянного Бьёрна.
– Хм…
– Идем же! – и потянула его к ближайшему озеру.
Бьёрн последовал за мной, и я чувствовала, как податливо его сильное тело. Когда хотел, он умел быть гибким. Попробовала бы тянуть насильно – не сдвинула бы с места.
Мы остановились на песке и принялись раздеваться.
– Таиса, а я желание придумал, – вдруг сообщил он, убирая со лба мокрые пряди.
– Да?
– Давай голышом купаться!
Я выронила майку. Стоило предугадать, что Бьёрн выдумает нечто подобное, но мне почему-то не было страшно.
– Я… Эм… Может, хотя бы низ оставить?
– Хорошо, – тотчас согласился он. – Ты оставляй, а я всё сниму.
– Нет, – решительно заявила я. – Не пойдет. В конце концов, это честное желание! Только отвернись, пожалуйста.
Бьёрн вместо этого нырнул, и я быстренько стащила остатки одежды. Вода показалась нежной, как кипяченое молоко. Его что-то долго не было, и я поплыла наугад – туда, где последний раз видела темную голову. Будучи в отличной форме, как он её поддерживал? Я вот плавала и бегала по лесу, этого вполне хватало. Может, на корабле был какой-нибудь уголок для тренировок? Кажется, что-то такое я там видела…
Я взвизгнула: мужчина появился внезапно, взял меня за пояс и подкинул вверх. Когда я, смеясь и отхрюкиваясь от воды, всплыла, Бьёрн стоял поблизости. Он медленно двинулся навстречу, и мне расхотелось улыбаться. Мужчина был совсем в другом настроении – ни веселости, ни задора. В нем проснулось то самое, звериное, что властвует над нами, когда телом руководят инстинкты.
Я отшагнула, провалилась в яму и ойкнула, но Бьёрн успел поймать меня и не отпустил. Конечно, сбежать было гораздо легче – предложить поплавать, сказать, что я пока к такому не готова, выдумать ещё сотни отговорок, чтобы оправдать свою нерешительность. Но я знала: нельзя. Мне хотелось всего, что обещали его глаза, и новый, пряно-острый вкус столь опасной близости питал и растил долгожданные перемены.
– Я только обниму, – тихо сказал мужчина. – Не бойся.
Я закрыла глаза и почувствовала, как он прижался ко мне сперва грудью, потом животом и бедрами. Глупо о таком, наверное, думать, но я рассудить, что с Бьёрном, когда мы окажемся близки, придется нелегко. А всё потому, что Эмиль был худощав везде, включая то самое место… Мой гость – отнюдь. Я даже успела испугаться, не решит ли он прямо сейчас воспользоваться ситуацией, и приготовилась к боли, которую уже испытала однажды.
Но Бьёрн не торопился, и было хорошо доверчиво отдаться в его руки, почувствовать на себе радужные, впитавшие солнце капли. Я прогнала лишние мысли, глубоко вдохнула влажный запах мира и склонила голову к широкому плечу. Ладони мужчины скользнули по моей спине, губы оказались возле уха, а потом тронули шею. Нет, то были непростые объятья. Бьёрн по-настоящему, пусть и не в губы, целовал меня, ласкал плечи, руки, почти касался скрытой под водой груди, но пальцы в последний миг ускользали в сторону. Он был словно камень – прохладный и твердый, а губы, наоборот, мягкие, горячие. Нарочно или нет, он действовал постепенно, то слегка приподнимая меня и почти целуя в губы, то отстраняя и заглядывая в глаза, чтобы прочитать «да». Я чувствовала, чего он хочет, и готова была здесь и сейчас стать частью него – обхватить ногами, пустить глубже, пусть это будет сначала неприятно… Тут-то появился и ещё один страх – а что, если больно будет всегда?..
– Ты не могла бы немного откинуться? – тихо попросил он.
Я неуверенно отстранилась, и Бьёрн показал, чего хочет, заставляя меня прогнуться в пояснице и затылком коснуться воды. Теперь-то он видел всё, что прежде было сокрыто, и я зажмурилась, напряженно ожидая, что мужчина станет делать.
– Ничего такого, чтобы тебе не понравилось, – отозвался он. – Просто полежи. Хочу, чтобы ты расслабилась.
Я честно попыталась не думать о том, что валяюсь перед ним голая, но покраснела всё равно. Было хорошо, и даже этот стыдливый страх питал приятной силой. Бьёрн поддерживал меня, заходя всё глубже, а потом принялся медленно, нежно поглаживать вдоль позвоночника. Затем пальцы его коснулись живота, без колебаний, ласково и легко тронули грудь, и меня словно выключило. Я парила в прохладе, тонула в тепло-солнечной влажности, ощущая прикосновения каждой клеточкой, отзываясь на них и не понимая времени. Наверное, впервые за всю жизнь я действительно отпустила мысли и перестала рассуждать о происходящем.
Так пришел вкус настоящего, и мне не хотелось променять его на прежние свои горькие, кислые или пересоленные обиды.
Из воды Бьёрн вынес меня на руках. Дождь усилился, солнце скрылось, и стало прохладно. Он опустился на колени, чтобы я могла собрать вдрызг мокрую одежду, и резво пошел к дому.
– В гости никто не придет?
– Ты к тому, что нас могут увидеть?
– Да. Я-то не стесняюсь, пусть смотрят. А вот тебя хорошо бы прикрыть.
– Я тоже не стесняюсь.
– Зато я не хочу, чтобы кто-то на тебя пялился, – проворчал Бьёрн, и снова меня охватило нежное чувство, которое мог вызвать только он. Дрожало внутри нечто, похожее на натянутую струну, и было страшно, что она оборвется.
– Я могу прижаться.
– Давай, хотя ты и так клубочком свернулась.
Я чувствовала, как он дышит, и совсем не мерзла. Только когда мы поднялись на крыльцо, поняла, как сильно похолодало. У Бьёрна были грязные ноги, я же отделалась только песком. Он поставил меня на пол, взял за руки и заглянул в глаза, словно о чем-то хотел спросить, но не произнес ни слова. Несколько мгновений длился безмолвный разговор под шум дождя, и мне казалось, что я расту, словно трава. В летних сумерках загорелое лицо Бьёрна было загадочным, полным довольства и странно застывшим. Он разглядывал меня, не мигая, и хотелось попросить его сказать важное, необходимое, произнести вслух некую клятву, чтобы мы навсегда остались в прекрасном. Однако я знала, что если признание и прозвучит – то, в первую очередь, от меня.
– Теплая ванная?
Он улыбнулся и отнял одну руку, чтобы провести ладонью по моим волосам.
– С радостью. Пойдешь со мной?
Да, именно этого и хотелось моему сердцу. Тело настаивало на том же, желая ещё и лечь вместе в постель после принятия душа… А разум, загнанный в угол, робко предлагал опомниться.
– Просто погреться? – прошептала я.
– Именно. Мое первое желание исполнено, но вдруг и второе, не выигранное, придется тебе по душе?
Я кивнула. Что бы там ни произошло, будет ещё лучше, чем сейчас. Мы промыли под дождем пятки и прошли к голубой двери. Я любила понежиться в широкой ванной, хотя делала это нечасто, предпочитая душ. Но его всегда принимала в одиночестве…
Теперь, при свете, я могла хорошо разглядеть Бьёрна. Где бы он ни летал, солнца там точно хватало – загар был ещё лучше моего. Почему-то, обнаженный, он казался мне выше, и я то и дело утыкалась взглядом в широкую, почти безволосую грудь. Теперь мы оба пахли песком и дождем, и было приятно суетиться над ванной, чувствуя на себе изучающий взгляд гостя. Я мало что успела у него увидеть, но Бьёрн-то времени даром не терял. Как глянет – словно теплой волной окатывает! А когда я повернулась к нему спиной, он легонько прижался сзади, давая почувствовать весь свой жар, всю свою влекущую силу.
Вода в дом приходила из скважины, и была замечательной на вкус. Да и купаться в ней было хорошо – никакой городской желтизны и посторонних запахов. Бьёрн помог мне забраться, и я тотчас уселась, прижимая колени к груди. Усмехаясь, мужчина ловко забрался рядом и погладил меня по пальцам.
– Таиса, ты будто к страшному зверю в логово пришла! Я нежно кусаюсь, милая, и больно не будет.
Я опустила голову и принялась изучать родинку на своём колене.
– Не думай, что я недоволен, – продолжил он. – Мне нравится. Ты могла бы подвинуться ближе?
Я так и сделала, и наши пальцы соприкоснулись, но Бьёрну нужно было больше. Он развел ноги, притянул меня к себе и заставил запрокинуть голову. Поцелует. Боже мой, всё коту под хвост! Ну не умела я целоваться, чтобы мужчине нравилось! Я зажмурилась, но он только невинно тронул мой лоб.
– Сегодня день объятий, Таиса. Вот завтра я снова выиграю, и будет день поцелуев.
Я рассмеялась, радуясь, что позор откладывается.
– Тебе никто не говорил, что ты слишком самоуверен?
– Постоянно. Тебя это не раздражает?
– Нет.
– Значит, ты единственная. Все рано или поздно начинают беситься, уча меня жизни, но зачатки недовольства я распознаю сразу. – Он потянул меня ещё ближе, и я, ощутив между ног незнакомую твердость, замерла, боясь, что от слов он запросто перейдет к делу. Мало ли что там за день? Бьёрн был мужчиной, который следует за желаниями, и хотя я никогда не одобряла подобные порывы, его характер приняла сразу.
– Сейчас поглажу твою спинку – и ты снова расслабишься, как на озере. Знаешь, как приятно чувствовать доверие?
– Я доверяю тебе, Бьёрн.
Он улыбнулся и принялся нежно водить пальцами от ягодиц до шеи, иногда легонько сжимая, щекотя, словно играя на коже как на музыкальном инструменте. Мне сразу стало легче дышать, сознание затуманилось и размякло. Через минуту я ответила тем, что сама начала гладить его спину, и тотчас почувствовала неровность на лопатке.
– Это шрам?
– В спину ударили. Мечом. Планеты и их обитатели не всегда готовы накормить вареньем.
– У меня тоже есть шрам, только на пояснице. Как только дети умудряются падать? Свалилась с горки на железяку, раскроила кожу… Бр! Крови было море, хотя я сама почти ничего не помню, знаю только, что хирург никак не мог успокоить меня, чтобы рану зашить: я крутилась, разглядывая кабинет, и задавала уйму вопросов. Кажется, даже спросила, женат ли он и как зовут его жену – это был молодой симпатичный мужчина.
– Значит, ты была бойкой девочкой?
– Ещё как! Даже дралась с мальчишками! Но лет после десяти всё прошло. Стала чаще сюда приезжать, нашла другие развлечения, полюбила тишину.
– И ягоды с грибами собирать, – хмыкнул мужчина. – Ты ещё бываешь хулиганкой?
– Когда сержусь – да. Но нужно очень постараться, чтобы меня довести.
– Нет, я немного не о том, – хмыкнул он, лаская мою шею. – Могла бы ты совершить что-то безумное? Например… Ну, с парашютом прыгнуть?
– Могла и хотела, но так ничего подобного и не сделала. Мои подруги не домоседки, но им хватало вечеринок в городе и пикников на природе. Да и мне тоже, если быть честной.
– А хочешь, мы с тобой куда-нибудь отправимся? – вдруг предложил он. – В пределах вашего мира, я имею в виду.
– О, с удовольствием! – восторженно отозвалась я. – С огромной радостью! Я была бы тебе очень благодарна…
– Отлично, – довольно проворчал Бьёрн, словно я сказала что-то для него действительно приятное. – По-моему, несмотря на волшебство твоего маленького уюта, пора бы поглядеть на мир с высоты птичьего полета.
Это было обещание, от которого я пришла в тихий, но устойчивый восторг. Мы лежали в ванной ещё около двадцати минут, и постепенно оба согрелись и разомлели. Бьёрн не делал попыток пристать, я не настаивала. Лениво посапывая, желания прятались под лоскутным одеялом, повторяли «потом» и советовали не торопиться.
Прекрасен вечер, что проводишь зимой у огня, где есть лишь золотое пламя, тьма цвета густого ультрамарина и теплые шерстяные носки в снежинку. Прекрасно встречать осень, что приносит цветные листья и прикатывает к порогу темно-красные яблоки, похожие на ветреное закатное солнце. И прекрасны летние дождливые сумерки, когда сидишь на крыльце с чашкой ягодно-цветочного чая, смотришь, как умывается сад, как горят вдалеке огни солнечных фонарей.
Казалось, будто пришедший из-за гор туман плетет серебряные нити, и в этой огромной паутине разместился единственный живой мир – наша усадьба, где центр всего – дом, а само средоточие жизни – мы сами. Ждали только жуков, им был нипочем дождь. Бьёрн, одетый только в старые джинсы, устроился ниже на ступеньках, а руки по-хозяйски положил мне на бедро. Он бы положил и голову, но постоянно вертел ею, задавая то смешные, то серьезные вопросы.
– Сегодня не прилетят, – заключил нетерпеливый гость после десятиминутного ожидания. – Зря тащили свечи.
– А ты глаза закрой и сиди молча, – приказала я, и он весело хмыкнул. – Думаешь, я этих жуков для красоты слога придумала?
– Они, наверное, меня боятся…
– Тихо, говорю!
Но тотчас сама хрюкнула. Как можно быть серьезной, если он постоянно подкалывает? Бьёрна хватило на две минуты.
– Можно прямо здесь спать, – сказал он, обхватил мое бедро и кладя на него лохматую, ещё не просохшую голову. – Не на ступенях, конечно, а возле перил. Я бы завернулся с тобой в одеяло, надышался свежестью, дрых бы, как убитый.
Что бы я ни говорила о стеснении, а после всего произошедшего его осталось совсем мало. Осторожно, бережно я тронула мокрые кудри, распутала на прядки, погладила. Бьёрн кончиками пальцев провел по моей ноге, задирая длинную юбку повыше, так, чтобы колючей щекой устроиться на голой коже.
– Я не люблю дождь. Точнее, не слишком любил его, пока ты не показала, какой он бывает.
– Я лишь позвала тебя в этот мир, первый шаг ты сделал сам.
– Магия, а? – усмехнулся он, показывая на туман. – Это красиво. Второй день я с тобой, а уходить не хочется.
– И не уходи, – тихо отозвалась я.
Неужели самое важное мы скажем друг другу сейчас? Но нет, Бьёрн только непонятно вздохнул и прикрыл глаза, обхватывая меня сильнее. И снова зазвучала тревожная струна, которую я была не рада услышать. Да, он что-то скрывал, и вряд ли это могло мне понравиться. Но сейчас я хотела жить мгновенно, легко, без боязни ошибиться. И как бы ни звучали струны судьбы, я принимала их музыку.
– Не сейчас, – сказал мужчина. – Сейчас я с тобой.
В его словах была старая, побитая временем и снегами печаль, но ещё надежда – точнее, её далёкое эхо. Могла ли я помочь Бьёрну создать новую мечту? Пока что я не знала, как будет лучше для него, и, что хуже, совсем не думала о собственном благе. Мама часто ругала меня за это: думать о других, делая всё для того, чтобы людям было хорошо, зачастую подавляя собственные мечты – не самый хороший выбор. Однако иначе у меня никак не получалось.
В темноте показался первый жук, за ним подоспели остальные. Они привычно расселись на перилах и принялись сушить крылышки. Бьёрн рассматривал дружелюбных жужел с улыбкой, глаза были полузакрыты.
– Как гирлянды мерцают, – сказал он. – Вот уж точно волшебство.
– Значит, ты поверил.
– Что здесь красивее, чем в городе? Пожалуй. Но согласись, чтобы понять, нужно сравнить.
– Согласна.
Из дома вышел Тёма и сел поблизости, лениво поглядывая на невкусных соседей. Он учился, как и человек, на собственных ошибках: когда-то, будучи молодым, поймал и съел большого светляка. Коту повезло, в единственной в городке ветклинике его откачали. Жужелы эти, несмотря на даруемую магию, были ядовиты.
Я задумчиво теребила пряди Бьёрна и не сразу заметила, что мужчина задремал. Дремали все: старый облезлый кот, старые деревья и сам дом. И только мне было почему-то не до сна. Я думала о грядущем, в который раз сравнивала чувства и не верила своему счастью.
Мой мир наконец-то стал цельным, и никакой его кусочек отдавать не хотелось.
