Текст книги "Властимир"

Автор книги: Галина Романова

– А что же ты?

– А что – я? Со мной ничего не будет. – Буян уже совершенно не владел собой. – Со мной ничего не будет! Я сам так решил. Ты только согласись с тем, что я предлагаю. Пойми, я дело говорю! Нашей земле ведь это надо!

Властимир неожиданно для себя подумал, то Буян прав – его путь был еще не закончен. И это даже хорошо, что Буян сам решил остаться – несмотря на то что новгородец оказался хорошим товарищем, своей неугомонностью и всезнайством он раздражал князя. Даже сейчас он не может вести себя как подобает мужчине. Если бы на его месте был Рат, Властимира бы огорчила потеря. Но Буян… Так и в самом деле будет лучше.

Его размышления были прерваны. Путь был окончен. Пленников подвели к самой богатой открытой повозке. В ней на звериных шкурах и коврах с ярким узором сидел, развалясь, высокий, могучий, немолодой уже воин в цветном халате, накинутом поверх кожаных одежд. Башлык и пояс его были богато расшиты. Перед повозкой на коленях, склонив головы, стояли полуголые рабы, среди которых были и славяне. За повозкой замерло несколько всадников – судя по всему, стража. В ее числе Властимир с удивлением заметил женщин, хотя длина и толщина кос у мужчин и женщин была примерно одинакова.

Вождь надменно посмотрел на стоявших перед ним пленников – спокойного Властимира и дрожавшего Буяна – и махнул рукой. К нему подошел невысокий, похожий на купца человек и, склонившись, выслушал его тихое бормотание. Затем он повернулся к славянам:

– Светлейший и сильнейший вождь всех мадьяр степи Шаркань желает знать, кто вы, откуда и с какой целью осквернили своим присутствием курган нашего бога, повелителя и создателя степи Архмаздра.

Властимир не успел рта раскрыть, как гусляр шагнул вперед и заговорил быстро, глотая слова:

– Великий вождь, мы ни в чем не виноваты – мы просто ехали и решили заночевать. Мы не знали – степь не куплена… А потом мы уехали и решили не мешать. Ваши люди погнались за нами – мы только защищались! Мы ни в чем не виноваты, мы…

Легкий толчок в спину заставил его замолчать.

Толмач стал переводить слова гусляра, но вождь, не, дослушав – похоже, ему было достаточно увидеть выражение лица Буяна, – махнул рукой и что-то сказал. Толмач кивнул и перевел:

– Светлейший и сильнейший вождь Шаркань не хочет знать ваших оправданий. Он хочет знать, кто вы и откуда! Советую не сердить его, – последние слова толмач явно добавил от себя.

– Имя мне – Властимир сын Улеба, я князь города Резани, – спокойно сообщил Властимир. – Мой спутник – гусляр из Новгорода, Буян.

Толмач перевел вождю. Выслушав, Шаркань сокрушенно покачал головой и зацокал языком. Он не сказал ни одного слова, но толмачу этого и не надо было.

– Светлейший и сильнейший вождь не верит чужеземцам, – сказал он. – Вы осквернили нашего бога, нарушили священный ритуал, что оставался неизменным от прадеда отца нашего вождя. Вы могли быть подосланы теми, кто хочет смерти нашему народу, а посему вы должны немедленно назвать свои настоящие имена или доказать, что вы не лжете.

Услышав такое, Властимир вскинул голову и гордо посмотрел на вождя мадьяр.

– Я князь! Считаю, что этого достаточно. Я не собираюсь этого доказывать.

Буян обратил в его сторону полный ужаса взгляд. Толмач весьма красноречиво покачал головой и стал переводить слова князя. Вождь насупил брови – ответ резанца заставил его задуматься. Было видно, что это занятие ему непривычно и он не любит, когда его заставляют это делать.

Буян это понял и отчаянно бросился на выручку князю.

– Вождь, выслушай, – зачастил он, – и сам рассуди. Мы ехали по степи, никого не трогали и ушли с кургана, чтобы не мешать твоим людям. Мы только оборонялись, когда на нас напали, а что убили многих, так то удача, не более. Никто нас не подсылал, сюда по своим делам едем. Мы все немного ошиблись, так давайте мирно разойдемся – степь большая, места всем хватит.

Он замолчал, потому что по знаку недовольного его болтовней хана один из охранников зажал гусляру рот ладонью, а другой сильно ударил его в живот, так что Буян задохнулся.

– Ты будешь говорить? – через толмача обратился к Властимиру вождь Шаркань.

– Я все сказал, – буркнул князь.

Буян в ужасе закрыл глаза. Он боялся, что гордость князя до добра не доведет. Степной же вождь думал иначе. Ему нравился бесстрашный славянин. Шаркань что-то сказал, и толмач перевел:

– Ты горд, резанский князь, – услышали славяне его слова, – но ты глуп – взял себе в попутчики болтуна с душой женщины…

Обиженный Буян вскинул голову. В толпе кто-то засмеялся.

– Тебе мы верим, – продолжал толмач переводить. – Но твой спутник не заслуживает веры – от страха любой говорит не истину, а то, что хочет услышать победитель. Тебе будет сохранена жизнь, но он умрет.

Властимир перевел взгляд на Буяна – тот побледнел от страха. Охранники достали сабли.

– Я гусляр, певец! – вскрикнул Буян, когда ему накинули веревку на шею и потянули в сторону – Хотите спою?

Он нетерпеливо уставился на толмача, ожидая, когда тот переведет его слова вождю. Но толмач не торопился. Шаркань поправил подушки под собой и вдруг изрек на ломаном славянском наречии:

– Пой. Понравишься – сохраню жизнь.

Властимир был удивлен, что вождь знает их язык, но Буян обрадовался. Ему развязали руки. Властимир же пока оставался связанным. Буян принялся растирать затекшие запястья – предстояло выдержать серьезное испытание: своим пением он мог спасти себе жизнь. По знаку Шарканя один из рабов принес мешки новгородца. Вынув гусли, Буян на краткий миг прижал их к сердцу и мысленно обратился к Велесу: «Как отца тебя почитать стану и потомкам своим накажу, коли поможешь…»

Толпа затихла, и в этой тишине гусляр ударил по струнам, и полился его высокий сильный голос:

 
То не облако в лес хоронится,
не туманы полезли с реки —
проскакала по лесу конница:
все русалки да все лешаки.
Сказку слушали, да не до конца —
разбежались, кому невтерпеж…
Старый конь просил добра молодца,
наточившего свой острый нож:
«Не губи меня, добрый молодец,
я тебе еще пригожусь!
Я в жару воды дам колодезной,
с чародеем вмиг подружу.
Не губи меня понапрасну ты —
это наговор, это ложь…»
 

Когда его голос стих, в стане долго стояла точно наколдованная тишина Молчали все – даже лошади притихли, опустив головы. Люди словно ждали, когда вернется эхо голоса гусляра, Сам Властимир был поражен – до этого Буян только что-то напевал себе под нос или насвистывал, но пел только в Ласкове. Князь сам не ожидал, что его так очарует песня гусляра.

Наконец вождь Шаркань пошевелился и встряхнул головой, отгоняя оцепенение.

– Проси, – молвил он на ломаном славянском.

Буян пал на колени.

– Отпусти ты нас! – воскликнул он. – Не простые мы путники, не за золотом в путь отправились. Ждет нас дело, и дело немалое…

Вождь прикрыл один глаз.

– Вы вместе? – обратился он к Властимиру. – Да.

– Хорошо. – Вождь немного помолчал, потом кивком головы указал на князя одному из стоящих позади него людей. Тот вышел вперед и молча освободил резанца.

– Князь пусть едет, – услышали славяне на этот раз через толмача решение Шарканя – Я отпускаю его, а гусляр останется. Петь нам будет.

Два воина встали рядом с гусляром, обнажив сабли.

– Погоди, вождь! – воскликнул Властимир. – Нельзя так! Он свободный человек! Что ж, ты его клеймить, как раба, будешь? Коли так – я тоже остаюсь. Не пойду никуда без Буяна.

Гусляр вздрогнул – он не мог поверить услышанному. Вождь внимательно посмотрел на них обоих и наконец сказал:

– Я понял тебя, князь. Вы осквернили нашего бога, вы преступники. Но мне жаль убивать тебя, Властимир, потому что ты равный мне, и жаль убивать Буяна, потому что он хорошо поет. И вот мое решение! – Он махнул рукой, и толмач послушно отступил в сторону. – Певец останется здесь, пока князь будет выполнять свой долг. Потом он должен вернуться за своим спутником… Я много слышал о славянах, об их честности. Я хочу проверить – так ли верны славяне слову, как говорит о них молва? Если ты, князь из Резани, – он с трудом выговорил название города, – вернешься за ним, я отпущу вас обоих. Но если ты скроешься – он будет принесен в жертву нашему светлому и могучему Архмаздре! Я сказал!

Князь и гусляр переглянулись. Оба понимали, что дело им предстоит нешуточное. Без помощи и подсказки Буяна Властимиру будет трудно, почти невозможно выстоять против Змея. Он наверняка погибнет, а это означает смерть гусляра. Но даже если князь и победит, Шаркань в любой момент может перестать ждать.

– Ничего, – шепнул Буян. – Я что-нибудь придумаю.

– Не надо, – остановил его князь. – Я сделаю все и приеду. Вождь не успеет с тобой расправиться. Положись на меня.

Их разговор был прерван толмачом.

– Светлейший и сильнейший вождь Шаркань просит дорогих гостей в свой шатер, – сказал он. – Скоро начнется пир во славу могучего властелина мира Архмаздры. Он, – толмач кивнул на Буяна, – должен на нем петь.

Их окружили воины и повели к шатрам, которые начали разбивать рабы и женщины по всему стану. Но, к огорчению Властимира, повели их в разные стороны.

Пир во славу Архмаздры в тот вечер кипел во всех шатрах, но самым богатым был в шатре самого Шарканя. Там вовсю шло веселье – звучала музыка, перебродивший кумыс и награбленное в набегах на караваны и города вино лилось рекой, рабы бегом меняли опустевшие блюда на полные, а танцовщицы – среди них были и славянки, что глядели в сторону Властимира робкими оленьими глазами, – в танце еле успевали увертываться от похотливых рук пьяных гостей. Кроме трех старших сыновей вождя с ним пировали два его брата со своими сыновьями, личные советники и лучшие воины. Князя усадили среди них и обслуживали наравне с остальными, но никакого особого внимания не уделяли, если не считать охранника, который все время сидел у князя за спиной.

Буян появился позже. Властимир удивился, не увидев на его ногах цепей, – вождь дал достаточно ясно понять, что гусляр для него почти раб. Ему вручили гусли. Залпом осушив чашу вина, Буян запел.

Он опять пел о том же старом коне, но на сей раз князю показалось, что голос его дрожит. Ни один мадьяр, исключая вождя, не знал языка славян и не понимал смысла слов, поэтому большинство и не очень-то слушало новгородца. Буян же пел, почти не останавливаясь, и ни разу не посмотрел на князя, сидевшего рядом с ним.

А после пира к вождю пришел жрец Архмаздры. Стан уже затихал, отходя ко сну, только в некоторых шатрах еще продолжались разговоры за чашей вина и песни. Шаркань возлежал на подушках, а его новая наложница разминала ему заплывшие жиром плечи – вечерами вождь всегда чувствовал боль в плечах. Когда жрец вошел, девушка вскочила и отошла к полотняной стене, сложив руки на груди и поклонившись – жрец любого мог отправить на алтарь Архмаздры за непочтение к себе.

Шаркань был явно недоволен приходом жреца.

– Что нужно тебе? – хмуро спросил он.

Движением пальца жрец приказал девушке выйти, и та не осмелилась его ослушаться.

– Ты знаешь что, – заговорил жрец, когда они остались одни. – Чужаки. Мне нужна их кровь. Ты знал об этом с самого начала, но почему-то решил сохранить их жизни. Более того, ты даже пообещал отпустить их!

– Только когда один вернется за другим, – ответил Шаркань.

– Он может и не вернуться, – возразил жрец. – Нельзя верить обещанию врага.

– Славяне нам сейчас не враги.

– Враги все, кто оскорбил великого Архмаздру. Бог повелел мне убить этих двоих, ибо они несут смерть нашему народу. Ты же идешь против бога. Берегись, Шаркань!

– Два человека не могут уничтожить весь мир, – махнул рукой вождь. – Такой силы нет ни у кого…

– Есть у славян! – перебил вождя жрец. – Ты не все знаешь про славян, я же через бога кое-что знаю. Славяне – это опасная сила. Она пока спит, но однажды проснется, и тогда… Вождь, я именем наших потомков требую их смерти!

– А я хочу, чтобы они жили! – Шаркань начал гневаться. – Мне нравится голос этого светловолосого новгородца и его песни. И я обещал им жизнь при всем народе. Люди скажут: «Наш вождь не хозяин своему слову – изберем другого, который говорит то, что делает, и не меняет решений». Тогда мне конец. Вряд ли тебе будет так же хорошо при другом вожде. Все знают, с какими богами ты на самом деле общаешься, выдавая этих огромных змей за посланцев Архмаздры! Подумай, жрец!

Жрец промолчал. Вождь говорил правду, но жрец должен был добиться своего.

– И все-таки мне нужны их жизни, – тихо и упрямо промолвил он. – За чужаков тебя никто не осудит, а я вступлюсь за тебя перед народом.

– Князь ел за моим столом, пил из моей чаши, – лениво возразил вождь. – Это значит, что пока он в стане, ему ничто не может грозить… Но он на рассвете покидает нас. Я дам ему в спутники моего сына Керека. Светловолосый певец останется пока у меня…

Жрец поклонился – он услышал и понял именно то, что хотел.

– Я поговорю с могучим Кереком, – промолвил он и, пятясь, покинул шатер хана.

Едва он вышел, из-за полога выглянула девушка-наложница. Увидев, что жреца нет, она приблизилась к Шарканю и встала на колени перед его ложем, предлагая себя.

ГЛАВА 15

Властимиру прислуживали так, словно он был одним из сыновей хана, – почтительно, но без лишней угодливости, что почти убедило его в искренности намерений мадьярского вождя.

Перед самым отъездом к нему пришел один из сыновей хана и назвался Кереком. Властимир видел его вечером по дле вождя. Керек через толмача сообщил князю, что отец послал его сопровождать Властимира и помогать ему в выполнении его дела. Керек даже предложил резанцу самому выбрать слугу, который должен их сопровождать. Присутствие еще одного угра показалось Властимиру подозрительным, но отказ мог выглядеть еще более подозрительным, и он выбрал слугу, цветом волос похожего на славянина. Керек был не очень доволен его выбором, и это послужило для князя знаком, что этот слуга не имеет тайного задания навредить резанцу. Но вообще же молодой сын вождя старался понравиться гостю чем только мог.

Словно в уплату за Буяна вождь сделал Властимиру богатый подарок – двух коней, которых тот сам выбрал в табуне. На каждого коня навьючили мешки с запасами пищи и воды, одежду, шкуры, оружие и посуду. То же было уложено в тороки Керека и слуги, сопровождавшего их…

Молодая жена Керека (пока у него была всего одна жена, но он надеялся в тех местах, куда едет Властимир, приобрести вторую) долго и со слезами прощалась со своим господином у порога его шатра, вынеся полугодовалого сына на последний погляд. Видя с седла, как прощается Керек с женой, Властимир все более убеждался в том, что Шаркань поступил с ним честно – он не стал бы посылать сына убить его, когда у того маленький ребенок и такая юная нежная жена. Ведь Шаркань знает, как могуч резанец и что с ним не так-то просто справиться. Князь вспомнил свою сестру и ее сына Игоря, а потом, неожиданно, Веденею. Он представил ее с сыном на руках – с его сыном – и с трудом смог опять сосредоточиться на настоящем: она далеко, а ему дорога на юг, дальше и дальше от той милой сердцу деревни на берегу озера Ласково.

Они не спеша поехали через стан. Мимо них под охраной двух воинов провели Буяна с гуслями за спиной. Гусляр только мельком бросил взгляд на проезжавших, словно и не узнал князя. Тот почувствовал обиду – ему расхотелось сказать Буяну что-нибудь на прощание. Певец скрылся под пологом шатра самого Шарканя. И вскоре оттуда донесся его голос – Буян опять пел для вождя и его приближенных. Песня была та же самая – видимо, она нравилась кочевым мадьярам, ведь в ней пелось про лошадей. Властимир, понимая, что теперь долго не услышит голоса гусляра, поневоле прислушивался к песне. В ней появились новые слова, которых вчера не было:

 
Должен же меня ты хоть раз понять —
я же друг твой, в конце-то концов!
Или ты меня захотел сменять
на тех двух молодых жеребцов?
 

Властимир невольно оглянулся. Позади него ехали двое его новых попутчиков, и два молодых жеребца, дар Шарканя, шли за ним, нагруженные припасами. Керек и слуга, чьего имени Властимир так и не узнал, ехали молча, даже понурившись, словно поняли слова песни и отнесли их на свой счет…

Новые попутчики оказались людьми малоразговорчивыми. Слуга, возможно, и хотел поговорить, но его сдерживало присутствие Керека, который ехал подле князя, погруженный в свои думы. Он был почти на полголовы выше Власти-мира и немного шире в плечах, хотя резанский князь был совсем не малого роста.

Они ехали строго на юг. Летняя степь начала выгорать – трава сделалась жесткой и пожелтела, исчезли цветы, и только кузнечики и полевые сверчки по-прежнему трещали без умолку да саранча брызгала во все стороны из-под копыт. Один раз взлетела тяжелая дрофа – раньше, чем Властимир сообразил, что это, Керек метким выстрелом из лука подстрелил птицу, а слуга положил ее в дорожный мешок.

Степь тянулась во все стороны ровная и гладкая. Мир делился на две половины – внизу зеленое с желтизной море травы, а сверху синее с белыми облаками море небесное. Теплый ветерок волнами катал травы и обвевал лица всадников. Если бы не он, было бы слишком жарко и душно. За несколько дней путешествия по степи Властимир так и не смог привыкнуть к ней. Ему хотелось скинуть легкий плащ-корзно, подставить тело солнцу – загорелая кожа уже не боялась горячих касаний Ярила, но степняки не снимали одежды, не стал этого делать и князь. Оставалось только терпеть и ждать прохладного вечера.

Проехав верст двадцать, путники остановились на берегу узкой степной речушки, обросшей кустами тальника. Здесь изжарили и съели подстреленную дрофу. Властимиру показалось странным, что они расположились на отдых так, чтобы их можно было увидеть издалека. Он осторожно оглядывался по сторонам, и один раз ему показалось, что кто-то движется за ними на большом расстоянии. Но отсюда увидеть было невозможно – может, это люди, а может, и табу-нок сайгаков или тарпанов. Он от души порадовался, когда они перед закатом остановились на ночевку на опушке небольшой рощицы, словно перенесенной сюда с севера, с берегов Оки или Трубеня, где стоит деревня Ласкова.

Пустив лошадей пастись по сочной, не тронутой степным безжалостным солнцем траве, Властимир, оставив Керека и слугу заниматься костром, углубился в лес. Толстые стволы привычно обрадовали его. Выросший в лесном краю, князь любил простор, но беспредельная ширь чужой степи угнетала его. Этот островок леса, возможно, говорил о том, что степи скоро придет конец и снова пойдут леса. Деревья в роще были знакомые, только выше и стройнее, чем на родине.

Неожиданно из-за кустов вышел Керек. Промолвив что-то неодобрительное, он взял князя за локоть и мягко, но решительно повел обратно на их стоянку. Властимир понял, что его не только сопровождают, но и охраняют. Вот только от чего?

Подозрения до самой ночи не оставляли резанца.

Среди ночи Властимир проснулся от неясного предчувствия. Костер еле теплился, Керек мирно спал неподалеку, слуга возле костра клевал носом. Властимир подошел, сел рядом и толкнул слугу, предлагая сменить его на страже. Тот понял, благодарно кивнул и улегся, натянув на голову кожаную куртку. Князь подбросил в костер веток, заставив его разгореться с новой силой.

В языках пламени ему чудились образы воинов, коней, взмахи мечей, рушащиеся дома. Тишину ночи нарушали только переступавшие стреноженные кони – они фыркали, вздыхали. Их что-то беспокоило – может, чуяли неподалеку диких зверей, может, просто им передавалось тревожное состояние человека.

Опустив голову на сжатые кулаки, Властимир задумался. Голос Буяна со странной силой звучал у него в ушах, словно гусляр стоял рядом:

 
Добрый молодец ножик вынул-то,
песню спел, чтоб идти веселей,
в лес-дремуч пошел, да и сгинул там —
лес не любит предавших друзей…
 

Над головой князя тревожно и сердито зашумели листья. Ночь надвинулась со всех сторон – даже костер сжался под ее тяжкими крылами, не в силах разорвать мрак… Как там говорил Буян? «Свет не от огня – свет от души человеческой».

Властимир встал и, крадучись, осторожно направился к лошадям. Услышав его шаги, кони зафыркали, но Облак узнал хозяина и ткнулся носом ему в ладонь. Он словно спрашивал: «Что решил, князь?»

Верность коня приободрила князя. Тихо, чтобы мадьяры не проснулись, он взял седло, уздечку и оружие. Прихватил в гороках только самое необходимое. Будто понимая, что хочет сделать хозяин, Облак пошел за ним.

Отведя коня подальше на опушку, Властимир оседлал и взнуздал его, вскочил в седло и вытащил плетку-семихвостку. Вспомнилось, как Веденея, вручая ему плеть, наказала: «Коли хочешь ты, чтоб твой конь помчал выше леса стоячего, ниже облака ходячего, ударь его этой плетью промеж ушей. А коли захочешь, чтоб он опять на обычный скок перешел, изловчись и ударь его по глазам». Тогда он только усмехнулся на такие слова, но сейчас, когда там, в угорском стане, на волоске висит жизнь его друга, поверил Веденее.

Он размахнулся, примериваясь, но Облак вдруг осел на задние ноги. И тут сверху хрустнули, обламываясь, ветки, и на спину князю упал человек.

Спрыгнувший с дерева обхватил его ногами и руками, как дикого коня. Жесткие пальцы сомкнулись на горле. Властимир запрокинулся, отдирая руки врага, и они вместе упали, покатившись по земле.

Придавив горло резанца локтем, злодей занес нож. Властимир увидел блеск лезвия и в последний миг перехватил разящую руку. Нож несильно кольнул его в грудь.

Враг хотел занести нож для второго удара, но Властимир уже крепко держал его запястье. Сбросив с себя злодея, князь с удивлением узнал в нем того самого слугу, похожего на славянина. Слуга вскочил и бросился на Властимира с голыми руками. Почти не испытывая сожаления, Властимир всадил в его грудь нож до рукояти и вдруг почувствовал сзади чьи-то шаги.

Стремительно развернувшись, князь толкнул тело слуги назад – и сабля Керека, нацеленная в спину резанца, проткнула слугу, убив его.

Выдернув саблю из трупа, Керек двинулся на князя. У резанца против сабли был только нож – меч остался у седла отбежавшего в сторону Облака, но теперь они были один на один, и князь не ждал нападения сзади.

Керек бросился вперед, занеся оружие для удара, но князь увернулся. Мадьяр колол и рубил, но его сабля только со свистом рассекала воздух – искусный славянский воин был неуловим. Улучив момент, Властимир вырвал саблю у мадьяра, поставил ему подножку и пригвоздил к земле его же оружием.

Оставив умирающего Керека корчиться в траве, Властимир только сейчас ощутил боль от раны, нанесенной ему слугой. Осмотрев порванную на груди рубаху, он присвистнул – нож скользнул по кожаному мешочку, в который Веденея зашила осколок когтя убитого им в Муромских лесах, чудища. Острие ножа лишь оцарапало кожу. Зверь сохранил жизнь убившему его человеку.

Помянув добрым словом девушку, Властимир вскочил в седло. Облак скакал, отчего-то оглядываясь. Тут и Властимир услышал топот копыт. При свете очистившегося от облаков звездного неба он разглядел погоню из более чем десятка всадников. В ночи тускло сверкали обнаженные клинки сабель.

Мадьяры шли за ними по пятам, видимо, со вчерашнего дня и просто ждали удобного случая, чтобы закончить дело или подсобить Кереку, памятуя, что с князем в одиночку справиться трудно. А может, это была небольшая банда разбойников, что двигались сюда наудачу, заприметив огонек костра? Нет, это были мадьяры. Их выдали высокие войлочные шапки.

Мадьяры растягивались цепью, пытаясь взять князя в кольцо. Властимир припал к гриве жеребца, молясь только об одном – чтобы тот не споткнулся. Но степные всадники были все ближе. Их целеустремленность показывала – они пришли сюда за головой князя, а где-то в это время, должно быть, сражается за свою жизнь Буян.

На ходу выдернув меч, Властимир резко развернул Облака навстречу погоне. Двое первых мадьяр не успели приостановить бег своих коней и расстались с жизнью, попав под резанский меч.

Если оставшиеся надеялись, что в одиночку князь против них не выстоит, они ошибались и скоро смогли убедиться в этом. Властимир налетел на них, как разъяренный вепрь. В ночи он смутно различал врагов, но разил без промаха. Обоюдоострый меч резанца отбрасывал их легкие сабли и рубил руки, как рубил, забавляясь в юности сам князь, молодые деревца на скаку.

Он даже не заметил мига, когда пал последний враг, и размахнулся вновь. Меч со свистом описал дугу, не встретив сопротивления, и Властимир понял, что победил.

От косого удара погнулась стрелка на его шлеме, берегущая его нос, ныла рана на левом плече, в остальном же князь вышел из боя невредимым. Отсосав из ранки кровь и прошептав заговор, останавливающий бег руды, Властимир последний раз оглядел место побоища – раненые мадьяры еще шевелились, умоляя добить их, – и поехал прочь. Выехав на открытое место, он снова достал плетку и, размахнувшись, вытянул жеребца по ушам.

Облак завизжал так, что казалось, перебудит всю степь, осел на задние ноги, но в следующую секунду прянул вверх. Властимир только поразился, когда понял, что конь отмахал зз один прыжок чуть ли не версту. Жеребец полетел над степью, лишь изредка касаясь ее копытами.

Ветер свистел у князя в ушах, звезды мелькали искрами небесного костра, степь волнами плыла навстречу, и только в груди, где оставалась царапина от мадьярского ножа, что-то прохватывало всякий раз, как подкованные копыта тяжело ударяли о землю. И скоро, скорее, чем князь успел привыкнуть и насладиться полетом – до сего часа летал он лишь во сне, – он заметил вдали огни.

Это был стан мадьяр. Князь стегнул Облака по глазам. Тот заржал тонко, по-жеребячьи, споткнулся, едва не выронив Властимира, и, к радости седока, пошел почти бесшумным шагом: всадник хотел подобраться к врагу незаметно.

Приближающийся в ночи навстречу стан молчал. Только побрехивали иногда собаки да фыркали пасущиеся кони. Мерцали редкие костры. В их свете были заметны черные силуэты шатров, кибиток и телег.

Властимир спешился и осторожно повел Облака мимо пасущегося табуна. Жеребцы, учуяв чужого, двинулись навстречу. Князь пошел быстрее, удерживая своего горячего коня.

На его счастье, часовые не обратили внимания на шум в табуне – мало ли что происходит среди жеребцов, а волка они и сами отгонят. Привязав Облака к крайней кибитке, Властимир, пригнувшись, пошел, придерживая у пояса меч и в любую минуту готовый метнуть нож, если кто-нибудь заметит его.

Крадучись, то и дело пластаясь по земле за шатрами, Властимир пробирался в центр стана, к шатру Шарканя. Только бы не заблудиться! Он представил, как откидывает полог, входит, шарит руками и обнаруживает, что ошибся. Все мадьяры просыпаются… От этой мысли его прошиб пот.

Он пошел дальше, и на фоне неба перед ним неожиданно вырос огромный шатер с конским хвостом на бунчуке. Ветер слабо колыхал длинные белесые волосы вымпела. Буян должен быть здесь.

У входа, опершись на копье, стоял воин. Властимир обошел, шатер с противоположной стороны, орудуя ножом и руками, сделал щель в полотняной стенке и юркнул внутрь.

Пахло дымом костра, остатками ужина, войлоком и давно не мытыми телами. Как это мадьяры всю жизнь дышат этой вонью? Слышался храп нескольких спящих людей. Властимир пополз, рукой ощупывая дорогу перед собой. Один раз он наткнулся на чью-то ногу. Судя по всему, это была женщина. Властимир пополз дальше. Неужели он ошибся и попал в шатер жен вождя? И тут наткнулся на цепь.

Одним концом цепь была впаяна в тяжелый кусок железа, другой тянулся к спящему человеку. Властимир осторожно коснулся его, боясь разбудить, и едва не закричал, узнав под рукой остроносые сапожки Буяна. Спящий дернулся и проснулся. Гусляр впотьмах не узнал князя. Крик готов был сорваться с его губ, но Властимир бросился к нему и прижал к постели, ладонью зажимая рот.

Буян брыкался, вырывался, старался укусить, готовый дорого продать свою жизнь, но Властимир, склонившись к его уху, успел шепнуть прежде, чем тот заорал на весь шатер:

– Тихо ты! Я это, я!

Гусляр тут же перестал сопротивляться и взглянул на князя. Властимир отпустил его, и Буян сцепил руки у него на шее.

– Ты! Ты вернулся! – прошептал он. – А я уж думал, что ты меня бросил!

Властимир разжал судорожно сведенные руки Буяна.

– Конечно, вернулся, – пробурчал он. – Разве я мог тебя оставить?

– Не ведаю, княже… Ты ведь князь, а я гусляр – ты мог и оставить меня здесь… А я, – вздохнул Буян, – уже успел проститься с жизнью – я знаю, меня хотят убить.

– Теперь пусть они только попробуют, – угрюмо пообещал Властимир. – Теперь я здесь!

– Меня собираются отдать в жертву их богу – я слышал разговор.

– Не отдадут, – шепнул Властимир. – Мы уйдем раньше. Пошли!

Но Буян покачал головой:

– Я не могу идти. Я закован.

Властимир нащупал на теле Буяна железный пояс, к которому замком крепилась цепь, ведущая к неподъемному куску железа.

– Они боятся, что я удеру, – объяснил Буян. – Я даже попытался, но меня поймали… Слушай, княже, что я скажу, – заторопился он, схватив князя за руки. – Пропала моя голова. Иди уж один. Возьми мой оберег. Я скажу, как он вещает… Уходи, спасайся сам!

– Ну уж нет, – строго сказал Властимир. – Погоди, я достану ключи у вождя. Где он тут?

– Не достанешь! – шепнул Буян. – Вождя нет здесь. Ушел он куда-то и ключи с собой унес. А стан большой, до утра искать будешь… Слушай, коли и правда помочь хочешь. Там, за частоколом, слева от костра, мой Воронок стоит, я заметил. Седла с него и тороков так и не сняли. В сумке там пучок трав сушеных. Принеси их.

Властимир только подивился, что на пороге смерти Буян сохранил ясность мысли и додумался, как поступить. Князь поспешил к щели в задней стене.

Снаружи была глухая ночь и полная тишина. Зарево костров не разгоняло мрака, но после кромешной тьмы шатра видно было хорошо. Рядом Властимир увидел копья, поставленные с одной стороны мадьярского лагеря так плотно, что между ними с трудом можно было просунуть руку. За частоколом был привязан единственный конь.

– Воронок! Воронок! – позвал Властимир.

Услышав знакомый голос, жеребец прижался к частоколу. Князь увидел в щели сверкающий глаз – конь пытался разглядеть человека.

Властимир стал по очереди проверять копья, нашел одно шатающееся, как подбитый зуб, и вырвал. Остальные расшатывать и вырывать было уже легче. Сделав себе проход, князь протиснулся туда и оказался по ту сторону частокола.

Воронок и правда был оседлан, и Властимир полез в то-роки. Под пальцами что-то захрустело, и он вытащил пучок трав. Потом бесшумно пробрался обратно и вернулся в шатер.

Буян его ждал, натягивая цепь. Он взял у князя траву и стал ее перебирать на ощупь, изредка поднося к лицу и пробуя. Наконец Буян нашел широкий треугольный лист с резными ломкими краями и ткнул им в замок. Что-то хрустнуло, блеснула искорка, и замок открылся.