Текст книги "Роман Галицкий. Русский король"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)

2

В Вышгороде в высоком княжеском тереме в женской светлице сидели за рукодельем княгиня Анна Юрьевна туровская и её падчерица Предслава Рюриковна.

За окном была тихая ясная зимняя погода, медленно красиво падал снежок, и обе женщины то и дело отрывались от вышивания и останавливали взгляд на окне. Уж давно ушли в поход князья, и в тереме установилась тишина и покой.

Две женщины жили скромно. Поутру просыпались, стояли заутреню, потом оделяли нищих и осматривали хозяйство. До обеда слушали чтение Писания и вышивали. После обеда катались по берегу Днепра по первопутку на санях. Отстояв вечернюю службу, опять сидели в светёлке, слушали басни и рассказы калик. Дни шли за днями.

Накануне приехала из Белгорода молодая княгиня Верхуслава Всеволодовна с дочерью Ефросиньей. Но даже живая и весёлая девочка ненадолго оживила полусонный терем. Обе княгини с удовольствием нянчились с малышкой, но сейчас девочка спала после обеда, и в тереме тоже всё задремало.

– Господи, – вздохнула Анна Юрьевна. – Ох ты, Господи…

– Что с тобой, матушка? – обернулась к ней Предслава. – Недужится?

– Нет, – покачала головой княгиня. – Тревожно мне что-то. Скорее бы наши ворочались из похода.

– Они живы, я чувствую, – убеждённо сказала Предслава. – Кабы стряслась беда, гонец бы уж пришёл.

– А может, гонца послать некому, – молвила Анна Юрьевна.

– Христос с тобой, матушка! – перекрестилась Предслава. – Да нешто сейчас старые времена? Нешто одолеют половцы наших? Вон какая сила на степь пошла.

– Сила-то сила, да кто её ведёт, помыслила ли?

Предслава хотела было что-то возразить, но замолчала. И впрямь, как она могла забыть – ведь отец отправился в поход вместе с Романом волынским! В таком походе может случиться всё, что угодно!

В молчании прошло несколько томительных минут. Потом Предслава не выдержала и встала, подошла к оконцу.

Снаружи всё было белым-бело. Город дремал в послеобеденной истоме. Чернели срубы изб, заборов и теремов, серело окутанное снеговыми облаками небо, вдалеке застыла покрытая льдом река. Редко-редко кто покажется на улице – только издалека доносится крик и смех детворы. Этим снегопад нипочём.

– Скачет кто-то…

На улице показался облепленный снегом всадник. Отчаянно погоняя коня, он спешил к терему.

– От Рюрика! – Анна Юрьевна вскочила и бросилась в сени.

Вскоре перед ними предстал тяжело дышащий дружинник. Снег покрывал его охабень, шапку и сапоги. Ввалившись в сени, он встряхнулся, как пёс, и повалился перед княгинями на колени:

– Матушка-княгиня, беда!

– Они… погибли? – выдавила Анна Юрьевна.

– Все живы, сохрани Господь, – дружинник перекрестился, – но захватил их Роман галицкий, князя Рюрика заковал в железа, бояр его похватал, сыновей под стражей держит… И так повелел сказать, что лишает князя Рюрика княжьего имени.

Анна Юрьевна застыла, сцепив руки на груди. Предслава бросилась к гонцу:

– Кто тебя послал?

– Боярин Славн Борисович… упредить хотел…

– Матушка, – Предслава повернулась к княгине, – надо бежать.

– Куда? – выдавила та.

– Во Вручий! В Туров! Во Владимир, ко Всеволоду! В Чернигов, наконец! Ну матушка!

Анна медленно повернулась и, пошатываясь, пошла в свои покои. Там, как подкошенная, рухнула на колени перед образами и зарыдала.

Предславой же владел страх. Она понимала – уж ежели Роман решился захватить её отца, то этим месть его не ограничится. Он не успокоится, пока не изведёт всех – и особенно её. Княгиня заметалась по дому, выкликая слуг и раздавая приказы.

Обоз был уже почти уложен, и три княгини были уже собраны и готовы к отъезду, но тут на подворье послышались громкие голоса, топот ног и звон оружия. Женщины бросились к дверям, но они распахнулись от пинка, и в палату взошёл знакомый Предславе по Владимиру-Волынскому боярин Вячеслав Толстый.

– Здравы будьте, княгиня Рюрикова и дочери её, – кивнул он степенно. – Послан я за вами по приказу князя Романа галицко-волынского, чтобы взять вас и в Киев отвезти пред его княжьи очи. Мужья ваши тамо вас уже дожидаются.

Верхуслава крепко прижала к себе дочь. Анна Юрьевна без сил рухнула на лавку. Предслава схватилась за голову и заголосила. Она была уверена, что в Киеве её ждёт смерть.

* * *

Роман не стал долго раздумывать. Придя в Киев и дождавшись, пока Вячеслав привезёт из Вышгорода трёх княгинь под стражей, он собрал всех передних мужей, киян и своих волынцев и поставил перед ними Рюрика.

Того привели под охраной, в оковах. Его сыновья Ростислав и Владимир оставались в порубе. Оказавшись в плену, потускнел и подурнел киевский князь, как-то сразу обрюзг и постарел. В глазах застыла злость. Встав посреди думной палаты, Рюрик оглядел бояр и воевод. Волынцы сидели отдельно от киян, и многие из них отводили глаза.

– На судилище меня вызвал, Романко? – дерзко обратился Рюрик к сидевшему на его столе князю. – Гляди, как бы всё не переменилось враз!

– Судить мне тебя ни к чему, – холодно ответил Роман. – Сам ты себя осудил. Я же лишь о судьбе твоей бояр попытать хощу… Введите княгиню!

Молодой дружинник Дмитрий, недавно взятый Романом в число своих милостников, поклонился и отворил маленькую дверку, впуская Анну Юрьевну и Предславу. Обе бросились к Рюрику, повисли на нём, причитая и рыдая. Анна Юрьевна подняла залитое слезами лицо:

– Изверг! Душегубец! Крови нашей захотел?

– Уйми жену свою, Рюрик, – отмахнулся Роман. – А ты, княгиня, не позорься пред мужами. Много зла сотворил мне тесть мой бывший. Дочерь свою мне отдал в жены, чтобы она за моими делами догляд вела и ему доносила. Покуда был я на Волыни, всячески утеснял, вой^ ной на земли мои шёл. Когда в силу вошёл да своей кровью залил Галич, собрался с иными князьями, чтобы отнять у меня мою отчину. А когда я одолел, половцев на Русскую землю привёз, мести желая. Не мне – невинным отомстил. И поныне не угомонился – крамолу куёт. Все вы слыхали противные слива, сказанные им в Триполье. Как хулил он меня, как гнал с Русской земли, аки я тать какой.

– Тать ты и есть! – выкрикнул Рюрик.

– Охолонь, – оборвал Роман. – Злоба тебе глаза выела. Попервости я заступился за тебя перед Всеволодом, но поелику ты не угомонился и, коли оставить тебя в покое, много зла причинишь нашей земле, порешил я примерно наказать тебя. И ныне решаю лишить тебя княжьего достоинства и либо ослепить, либо постричь в монахи. А то вовсе в поруб заточить навеки… Что скажете, бояре? Какой карой мне казнить Рюрика?

– Изверг! – вслед за женой завопил Рюрик и рванулся так, что оковы его зазвенели. – Упырь!

Дружинники накинулись на князя, схватили за локти, оттаскивая прочь. Но тот продолжал кричать и ругаться.

Роман отмахнулся от его криков, кивнул боярам – говорите. Те переглядывались, подначивали друг друга.

И первым встал Мирослав Рогволодович. Всю жизнь прослуживший князю, молодой боярин занял при нём место отца, Рогволода Степаныча, оставленного во Владимире посадником.

– Не брал тебя Рюрик, на чепь не сажал, – рассудительно молвил он, – и хоша вотчину твою воевал, но не лишал тебя стола. Да и ныне твой верх. Посему призываю тебя быть милосердным и прошу крови напрасной не лить, а постричь Рюрика во мнихи.

Роман кивнул ему, как другу. С Мирославом у них всё было заранее обговорено. Осталось ждать, что скажут другие.

Волынские бояре тотчас подхватили предложение Мирослава. Кияне медлили, пока не встрял боярин Чурыня:

– По-христиански сие, по-божески. Много зла совершил князь Рюрик Руси – так пущай замаливает грехи свои. Подумайте, бояре, ведь не прольётся тогда крови, руки наши чисты будут.

– Руки-руки, – заворчали бояре. – Эва, как повернул…

Но решать надо было. Кияне были наслышаны о крутом нраве Романа. Коли порешат они пощадить Рюрика, то не сотворят ли хуже? Озлившись, нарочно казнит Роман бывшего тестя. Да и не в обычае просто так отпускать пленников. Всеволод вон Глеба рязанского в порубе до смерти уморил, а дядьёв своих Ростиславичей ослепил.

– Постриги его, княже, – начали раздаваться голоса. – Постриги…

Многие молчали, а иные высказывались в защиту Рюрика. Но от этих Роман только отмахнулся.

– Решена судьба твоя, княже, – обратился он к Рюрику. – Готовься принять мнихский чин ты сам, жена твоя и дочь. Всё семя твоё за тебя ответ держать будет.

Анна Юрьевна вскрикнула и повисла на муже, теряя сознание. Предслава завизжала. Рюрик с белым лицом, зарычав, вдруг бросился на Романа, но дюжие гридни повисли на его плечах, силой поставили на колени.

– Пёс поганый, – прохрипел, корчась в их руках, киевский князь. – Попомнишь ещё Рюрика! Кровавыми слезами умоешься! Будь проклят ты! Проклят! Проклят!

3

Недолго дали Рюрику побыть с женой и дочерью. В тот же день всех троих отвезли в разные монастыри, дали день переждать и на следующее утро наскоро совершили постриг. Рюрик до последнего изрыгал хулу и проклятия, да такие, что игумен Михайловского монастыря был вынужден наложить на нового монаха епитимью. Анна Юрьевна приняла свою судьбу молча. Она словно окаменела и с того часа, как вывели их на двор и положили в простые сани, до того мига, пока новоиспечённую монахиню не отвели в её келью, не проронила ни слова. Зато Предслава упиралась, визжала и вырывалась так, что её пришлось сперва трём мужикам силком выволакивать из кельи, а потом связать и поставить на колени, заткнув рот тряпицей. Голову ей держали двое отроков, они же после отнесли на руках извивающуюся в путах молодую женщину и, как мешок, бросили в келью.

Роман не пожелал проститься с бывшей женой. Он даже не спросил, в какой её отвезли монастырь. Иные заботы одолели его. Наскоро уладив свои дела и поставив над киянами снова Ингваря Ярославича луцкого, он поспешил в Галич, прихватив с собой обоих сыновей Рюрика, Ростислава и Владимира, и жену Ростиславову, Верхуславу, не пожелавшую разлучиться с мужем. Ни Рюрику, ни его жене ничего о сыновьях не сказали – зачем монахам знать о мирских заботах?

В Галиче его встречал колокольный звон. Не так давно, при конце княжения Владимира Ярославича, водрузили на колокольню Успенского собора колокола, и их праздничный перезвон радостно разносился над Галичем. Толпы народа выбегали приветствовать своего князя. Бояре стояли в воротах своих теремов, кланяясь и улыбаясь, – кто радостно, кто вымученно. Роман ехал впереди, красуясь на вороном коне, – его серый в яблоках любимец остарел и был отправлен этим летом в табуны. Князь улыбался, махал толпе рукой в персящатой рукавице. Ехавший рядом Ростислав Рюрикович сумрачно озирался по сторонам. Его брат Владимир чуть поотстал.

– Не горюй, княже, – улыбнулся ему Роман. – Не пленник ты, а гость мне!

– Над родителями гостя так не издеваются, – ответствовал молодой князь.

– Молоко с губ оботри прежде, чем меня учить, – беззлобно огрызнулся Роман. – У нас с твоим отцом старая вражда. Не я его, так он бы меня заживо извёл. А с тобой мы не ссорились.

Ему хотелось расположить к себе Ростислава, чтобы он стал его помощником и верным подручником в деле объединения Руси. Ещё не поздно было повернуть всё в лучшую сторону. Роман предчувствовал перемены, и его распирала радость от того, что он им причиной.

Но и ещё одна радость томила его, и он, забыв княжье достоинство, едва не вырвался намётом вперёд, когда, въезжая в распахнутые ворота, увидел на крыльце княжьего белокаменного дворца Анну с сыном на руках. Подле стоял верный Андрей, совсем освоившийся со званием дворского, и остававшийся наместником Заслав Сбыгневич. Они поклонились, когда Роман легко взбежал по ступеням и принял из рук жены сына. Данилка подрос, стал тяжёлым. Он не сразу признал отца, захныкал, но потом опомнился и радостно вцепился ему в бороду обеими ручонками.

– Ух ты! – Роман помотал головой, по одному отцепляя от бороды пальчики сына. – Вырос-то как!

– Тебя всё вспоминал, – улыбнулась Анна. – Каждый вечер: «Тятя! Тятя!»

– Тятя, – повторил ребёнок.

– Да, тятька твой, Данил! – Роман удерживал сына одной рукой, а другой привлёк к себе Анну: – А ты ждала ли?

Она ткнулась ему в грудь, прижалась лицом к волчьему меху опашеня:

– Ждала…

– Недолго тебе ждать осталось, Аннушка, – промолвил Роман, целуя жену в макушку. – Ушла Предслава в монастырь. Теперь нам ничто не помешает…

* * *

Свадьбу Романа и Анны справили скромно – как-никак Анна для галичан уже третий год была законной княгиней, родила князю крепыша-сына, да и не принадлежала она к княжьему роду. Но всё-таки на радостях Роман приказал выставить на площадях бочки мёда и вина, а во дворце весь день до глубокой ночи шумел пир, и Митусь распевал хвалебные песни молодой чете. Роман сидел подле Анны на переднем месте и искоса поглядывал на жену. Уже пять лет они вместе, второй год пошёл любимому сыну, придёт время – родятся у них ещё дети, но, как и несколько лет назад, у обоих сладко замирало сердце, когда они думали о том, как останутся вдвоём и раскроют друг другу объятия. И когда молодых наконец проводили в ложницу и Анна встала перед мужем на колени, чтобы разуть его по обычаю, он поднял жену с колен, обнял, прижал к себе, и они долго стояли, не размыкая рук.

* * *

Но недолго стояла в Галиче тишина. Прошёл обильный снегопад, несколько дни бушевали метели, а когда распогодилось, добрались до Галича послы Всеволода Юрьевича. Возглавлял посольство Кузьма Ратшич, ближний Всеволодов человек. С ним были Михайло Борисович и Еремей Глебович.

– Рад я приветствовать послов от брата моего Всеволода Юрьевича владимирского, – со стольца кивнул им Роман. – Здоров ли князь Всеволод? Как здоровье его княгини? Всё ли благополучно в его дому?

– Князь наш здоров, и княгине Всеволодовой лучше, – важно ответил Кузьма. – Но не всё благополучно во Всеволодовом дому. Прознал князь наш, что учинил ты со сватом его Рюриком Ростиславичем и женой его.

– Князь Рюрик от своей гордыни и нрава пострадал, – нахмурился Роман. – Жена же его и дочь всего лишь последовали за ним, потому как одна у них оставалась дорога. А за худые дела Рюрика и не такая кара ждала. Пущай в монастыре грехи свои замаливает. Зело много их у него.

– О том Всеволод наслышан, и не про Рюрикову судьбу послал нас к тебе пытать, – сказал Кузьма. – Но чинишь ты несправедливость тем, что увёз с собой сыновей Рюрика, Ростислава с женой и дочерью и юного Владимира, аки пленных. Нелепие творишь, княже Роман. Отпусти молодых князей, освободи их.

Правду сказать, пока не вымолвил Кузьма просьбу Всеволода, опасался Роман – а ну, как решит владимирский князь принудить его держать ответ за постриг киевского князя. Но, услышав, что на самом деле заботит Всеволода, он успокоился и рассмеялся:

– Ростислав и Владимир не пленники мои, а гости. Живут они у меня свободно, ни в чём им преграды нет, – хлопнул в ладоши и крикнул появившемуся отроку: – Отыщи Ростислава Рюриковича и призови его в мои палаты!

Но Ростислав уже сам шёл к Роману и появился в дверях почти сразу. Лицо его вспыхнуло, когда он увидел Всеволодовых бояр.

– Вот князь Ростислав, сам пришёл, свободно, – повёл рукой Роман.

– Ежели вам охота, могу отпустить я его с вами. Пущай едет, куда похочет, и жену с дочерью с собой заберёт.

Ростислав вытаращил глаза. Он ожидал, что его будут держать в Галиче несколько лет, а тут гордый строптивый галицко-волынский князь сам отпускает его. Неужто Всеволод Юрьич настолько силён, что одно его имя внушает ужас и почтение даже здесь, на окраине Руси?

Что до Романа, то он предугадывал нечто подобное. Ростислава взял с собой именно на случай, если Всеволод решит воевать против него, мстя за Рюрика. Но тот явно не хотел войны, и для радеющего за мир внутри страны Романа это было лучшим исходом.

– Всеволод ещё хочет сказать тебе – вороти Рюриковичам их имение, отдай им Киев, вотчину их отца, – продолжал Кузьма.

Ростислав просиял, но улыбка его получилась тревожная – вдруг заупрямится Роман? Сейчас Киев в его руке, а коли сядет на стол Ростислав, так и отделится Киевщина от огромного куска, собранного Романом под своей рукой. Кто сам решится лишить себя своего состояния?

Но Роман недолго раздумывал. Киев для него уже не был смыслом и целью жизни. Велика важность – золотой стол? Гораздо значимее то, что от него зависит, кто из князей сядет на него.

– Добро, – повернулся он к остолбеневшему от такой покладистости Ростиславу. – Бери сей град и володей им вослед отца твоего. Да ряда не нарушай и роты не преступай служить земле Русской и великому князю.

Ростислав вспыхнул, но радость от столь дорогого подарка заглушила в нём горечь. Пускай, получив Киев из рук Романа по просьбе Всеволода, стал он подручником этих князей, но он всё-таки будет киевским князем! Это было пределом мечтаний молодого князя, и он покинул Галич гордый и вполне довольный судьбой.

4

Со спокойным сердцем вступал Роман Мстиславич в новую пору своей жизни. Галич принадлежал ему, как и Волынь. Киев ходил под его рукой. Бояре были усмирены – многих он казнил, другие разбежались и прозябали на чужбине. Соседи считались с ним. Из Венгрии, Швабии и Силезии слали ему князья и короли дружественные письма, называли своим братом и самодержцем всея Руси.

Но не только радостные вести доходили до него. На другой год, как раз в те дни, когда княгиня Романова Анна донашивала второго сына и спокойствия ради была отослана в загородный терем, приехали в Галич непростые гости. Послал их сам папа Римский Иннокентий со словом к «королю галицкому» Роману.

Возглавлявший посольство легат епископ Григорий был высоким стройным нестарым ещё мужчиной. По всему было видно, что недавно одел он монашескую сутану и ещё не забыл те дни, когда лихо скакал на коне и рубил мечом неверных. И на русских он смотрел так, словно видел перед собой орду сарацин. Его сопровождающие выглядели более дружелюбно.

Роман принял послов миролюбиво. Привезённые ими дары, бегло осмотрев, приказал унести в казну, пробежал глазами верительные грамоты и после этого спросил легата:

– С чем послал тебя папа?

– Великий князь, – тот церемонно, но сухо склонил голову, – Наместник Святого Петра на земле, папа Римский Иннокентий желает тебе много лет здравствовать. Наслышан он о твоих подвигах против неверных половцев и диких ятвяжских язычников. Слава о твоём мече дошла до наших пределов. Ты великий воин и слава о тебе переживёт века. Но ты не знаешь ещё всей своей силы и можешь достичь большего. Сейчас ты всего лишь один из князей Великой Руси, но мог бы стать императором Всея Руси и прозываться самодержцем уже по полной воле. Подумай, Романе! Тебя не просто так зовут самодержцем русским – сие есть тебе предначертание и твоя судьба. Решись сделать этот шаг, стань истинно великим князем – папа Римский обещает тебе помощь и сам увенчает тебя императорской короной. Ты единственный, кто достоин её.

Роман с интересом выслушал папского легата. Речь его понравилась галицко-волынскому князю, ибо в глубине души он сам начинал подумывать о том, чтобы собрать под себя землю. Но уже привык он к тому, что в этом мире ничего не даётся даром, и, дождавшись, пока епископ Григорий завершит речь, спросил:

– А что от меня потребует папа за корону? Легат был смущён прямым вопросом.

– Король Роман, – помявшись, заговорил он, – ты умный человек и сам понимаешь, что просто так папа императорскую корону не даст. Если ты примешь корону, ты примешь и покровительство наместника Святого Петра на земле.

– Значит, я должен отречься от своей веры? Принять латинскую веру?

– Но ты же сам понимаешь, что нельзя быть язычником и подданным Святой Римской католической…

– Слышали, мужи галицкие? – перебил его Роман и окинул насмешливым взором сидевших тут же думцев. – Предлагают нам отречься от нашей веры, ибо православная наша вера, по мнению папы, сие есть тёмное язычество и дикая ересь. Желает папа, чтобы мы по-ихнему обряды церковные правили, как того латинские попы желают, чтоб от веры отцовой отреклись – чтоб князь ваш смог императором Русским называться… Видишь этот меч? – внезапно наклонился он к легату. В руке его сверкнул его меч. До того князь опирался на него, поставив как посох между ног. – Таков ли меч Петров у Папы? Коль имеет такой, то может сам города давать, а я, доколе имею свой у бедра, не хочу города брать ино, нежели отцы наши и деды, и по-иному не хочу множить землю Русскую. А ныне ступай! – Он резко встал, и Григорий отшатнулся, забыв, что недавно ещё рубил сарацин направо и налево десятками. – Ступай-ступай и передай папе, что чужая вера нам ненадобна! Мы – русские! И вера наша одна – православная!

Ни с чем отбыл папский легат, но его приезд много значил. После захвата крестоносцами Константинополя погиб в Византии оплот православной веры, и Русь подняла его на щит. Поперёк горла стояла у Римской католической церкви православная Русь – хотелось папе, чтобы вся земля верила в его Бога, молилась по-латыни, к единообразию и простоте влекла созданный многоликим и сложным мир. А Галиция была ближе всех к католической Европе – за исключением Болгарии, все её соседи были католическими, и со многими странами у Романа были свои дружеские связи.

Лежали в Эрфуртском монастыре его тридцать марок – вклад, отданный монастырю на хранение. После того как умер король Имре, став новым королём венгерским, его младший брат Андраш, тот самый Андрей, заключил с Романом договор о мире. В последнее время слишком часто умирали венгерские короли молодыми, и Андрей послал Роману сказать: «Будем стоять друг за друга, а кто первым умрёт, да второй примет его семью». Внук Ефросиний Мстиславовны, сёстры Романова деда Изяслава Мстиславича Андрей, был галицкому князю троюродным братом, и Роман заключил с молодым венгерским королём ряд, получив в дар угорского иноходца. А вслед за этим такой же договор был заключён и с малопольским королём Лешко Белым.

Но недолго продержался этот мир…