Текст книги "Роман Галицкий. Русский король"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

4

Сломив себя, понимая, что без подмоги ему не взять Галича, не утвердиться на нём крепко, слал Роман гонцов к Рюрику Ростиславичу. А в ответ вместо помощи пришло ему письмо с угрозой. Писал Рюрик, что один не может решить такое дело, а потому предлагает созвать на совет других князей и сообща уговориться, кому прилепее владеть Галичем. Но между строк читалось и другое – беседуя о Галиче, надеялся Рюрик согнать Романа с владимирского стола. Княжеский снем – что может быть удобнее для того, чтобы при всех обвинить строптивого подручника в нарушении ряда, в крамоле и мятеже и заковать в железа. Нет у Романа наследника, успел он со всеми почти перессориться, никто не решится за него вступиться, и опустеет Волынь. Посадит на ней Рюрик кого-нибудь из своих подручников, а Галич отдаст хоть тому же Мстиславу Удалому.

Но сразу учуял ловушку Роман. Даже не стал слать Рюрику ответа. Кликнул воевод, велел поднимать дружину и через несколько дней, обняв на прощание Анну и оставив её на попечение Андрея, ускакал в Польшу.

* * *

Жив был ещё Мешко Старый, ставший несколько лет назад, как и мечтал, великопольским князем. Сыновцев своих малолетних он не обижал, оставил их в Сандомире вместе с верными им людьми. Там, под присмотром Елены Ростиславовны, и взрослели Лешек и Конрад, дожидались дядиной смерти.

Без особой радости, но с добром встретили Романа в Сандомире. Тринадцатилетний Лешек, светловолосый стройный мальчик, сам вышел навстречу. Четыре года не видались они. И Роман тяжелее ощущал на плечах груз прожитых лет, и Елена Ростиславовна как-то поблекла, располнела и подурнела, и даже старый приятель Пакослав хоть и улыбался, встречая Романа, но тоже как-то отчуждённо и устало, словно и впрямь надоела ему жизнь. Подле Пакослава стоял его старший сын, отрок немного старше Лешки – юный Казимир был палати-ном при дворе наследника престола. Взглянув на него, Роман впервые без ревности подумал, что скоро сын будет и у него.

И всё-таки какая-то натянутость ощущалась. Она была во всём – в напыщенных речах первой встречи, в церемонном пире в честь дорогих гостей, в том, как обращались с князем и приехавшими с ним боярами Лешковы слуги. И лишь когда на другой день по приезде заговорил Роман о деле, сразу всё стало ясно.

Прежде, приезжая к малопольскому двору, Роман беседовал с Казимиром или его женой. Лешек им долгое время воспринимался как младенец на руках у кормилицы. А вот теперь этот младенец удивительно прямо, держась руками за подлокотники, сидел на троне. Мать, Елена Ростиславовна, занимала другой трон, поглядывая на сына с тревогой и гордостью. Палатины и можновладцы, как встарь, теснились по обе стороны. Среди них было мало новых лиц, но лишь один бросился в глаза Роману – мужчина средних лет в тёмных одеждах не то монаха, не то учёного книжника сидел на скамеечке за маленьким столом и выжидательно посматривал на собравшихся. В тонких нервных пальцах его подрагивало перо.

– Итак, с чем приехал ты, брат мой Романе Волынский? – важно вскинув голову, стараясь казаться взрослым, промолвил Лешек.

– Приехал я к тебе, Лешек малопольский, как к брату и другу, дабы просить помочи, – ответил Роман. – Помню я, как дружили мы с твоим отцом, как помогал я ему супротив Мешка Старого, как вместе ходили на ятвягов, как получал я за тебя раны в бою. Я клялся тебе быть защитником, покуда молод ты, а ныне пришла пора и мне спросить тебя. Умер недавно галицкий князь Владимир Ярославич, иные бояре меня выкликнули князем, иные заупрямились. И, пользуясь тем, бывший тесть мой Рюрик киевский хочет собрать княжеский снем, дабы не токмо до Галича меня не допустить, но и волынского стола лишить. А посему желаю я, чтоб двинул ты свои полки и помог мне завоевать Галицию.

Говорил он спокойно, словно не просил, а условия ставил, и Лешек вопросительно оглянулся на своих советников. Елена Ростиславовна сидела с каменным лицом – ведь врагом Романа был её брат Рюрик. Пакослав перешёптывался с палатином Николаем, сандомирский воевода Говорек стоял, выпятив живот и нахмурив брови. Епископ Иво перебирал чётки, вполуха слушая бормотание соседей.

– Просить ты пришёл военной помочи, дабы завоевать Галицию? – наконец проскрипел палатин Николай. – Надеешься на наши силы?

– Да, палатин, – кивнул Роман. – Ибо долг платежом красен.

– Долг, – поморщился палатин, – а не запамятовал ли ты, как четыре года назад сражался с Мешком Старым и как не сумел остановить его и защитить права Лешека на престол?

– Я за него раны получил, – возразил Роман.

– Раны – сие лишь случайности. Настоящему палати-ну не пристало замечать пустяковых царапин, – нравоучительно поднял палец Николай и покосился на епископа Иво. Тот важно покивал выбритой головой. – Ты же, Романе, долг свой не исполнил, а посему как же можно тебе просить долги отдавать?

Роман задержал дыхание. Ему нужна была военная помощь, но он понимал, что ежели всем здесь и далее будет командовать Николай, то ничего он не добьётся и не только не добудет Галича, но и распрощается с Волынью. Дадут ему остальные русские князья пять сотен гривен серебром и городок в кормление – вот и весь сказ.

Стараясь казаться спокойным, обратился он непосредственно к Елене:

– Елена Ростиславовна, уговори сына своего. Пущай велит снарядить полки, а там и о долгах поговорим. Галич город богатый, Червонная Русь всем обильна. Не полсотни – сотню гривен серебром заплачу за помощь да с дарами не поскуплюсь.

Часть даров уже была привезена и ещё вчера сложена к ногам молодого князя. Можновладцы и палатины тоже получили свою долю – всем сёстрам по серьгам старался угодить Роман. Елена прислушалась к его речам и наклонилась к сыну, о чём-то быстро зашептала ему на ухо. Мальчик морщился – то ли не соглашался, то ли не понимал, чего от него хотят.

– Ты, – запинаясь, заговорил он, когда Елена замолчала, – просишь, чтобы я для тебя завоевал Галицию?

– Да, князь.

– Стало быть, ты слабее меня, раз моей помощи просишь?

– Мои дружины велики, стоят за меня сыновцы мои Всеволодовичи и князья луцкие, друцкие и пересопницкие, – ответил Роман. – Но коли двинут на Галич полки киевские князья и Ольговичи вкупе, не выстоять мне одному.

– Нет у тебя, видимо, друзей и союзников на Руси, – встрял опять Николай, – раз ты к нам притёк. Ведомо нам, что рассорился ты с правителем киевским Рюриком и великим князем владимирским Всеволодом Большое Гнездо. Так не проще ли тебе, Романе, вовсе от Руси отойти. Ведь ежели пойдут наши войска на Галич и возьмут его для тебя, ты из наших рук должен будешь получить и город и меч…

Елена Ростиславовна опять зашептала сыну на ухо. На сей раз мальчик слушал внимательнее, глаза его поблескивали интересом.

Роман понимал, что это значит. Ляхи завоюют для него Галицию и отдадут её волынскому князю – но не как другу и равному себе, а как вассалу жалует господин земли в кормление и держание. Сколько раз Роман сам жаловал боярам деревеньки и погосты, леса и ловища. Из его рук получили Луцк Ингварь Ярославич, Пересопницу Мстислав Немый и Бельз братья Всеволодовичи. Были они его вассалами, а ныне вассалом предстояло стать ему самому. Опять же верно – по матери-то он лях, а коли согласится меч принять из рук малолетнего Лешки…

Нужен был Роман Лешеку Белому – не меньше, чем военная помощь требовалась самому Роману. Со всех сторон внушали мальчику, что должен он вернуть себе власть в Польше. О том твердила мать и наставники, о том говорили можновладцы и палатины на совете. Мечислав Старый всё хворал, в любой день мог отдать Богу душу, но был у него сын Владислав. Был он старше Лешки, умнее и самостоятельнее. Когда умрёт Мешко, многие присягнут Владиславу Ласконогому, а он, Лешек, останется ни с чем. А вот если за его спиной будет стоять Роман волынский – сильный, решительный и во всём послушный…

– Согласен ли ты, Романе, принять Галицию из наших рук и стать нашим вассалом?

Роман прищурился. Слово не воробей – вылетит и не поймаешь. Но, с другой стороны, вынужденная клятва клятвой не считается. Лешек сам слаб против дяди Мечислава, а ему только дайте встать на берегу Днестра – там он себя покажет!.. И по старому русскому обычаю потихоньку сложив пальцы знаком оберега, Роман медленно кивнул:

– Пусть будет так.

– Винцентий, – Елена повернула голову к сидевшему в углу книжнику, – запиши в свою хронику, что Волынский князь Роман Мстиславич согласился стать вассалом малопольским.

Книжник покивал головой, и его перо заскользило по пергаменту.

Глава 2

1

Соединившись с русскими дружинами, польские полки пошли на Галич. Шли вверх по течению реки Сан сперва польскими просторами, а потом и по Червонной Руси. Как-то сразу стало понятно, что Польша осталась позади, хоть и сходен был говор и подобные же хаты-мазанки стояли в деревнях, и одевались смерды почти одинаково. Но словно сам воздух здесь был иным.

В двух десятках вёрст от города Ярославля навстречу им выехал обоз. Несколько подвод и нарядных возков, сотня всадников верхами. Шёл он, не прячась, и посланный вперёд всадник на хорошем польском наречии велел передать, что сие есть выборные от галицких мужей и спешат они к польскому королю.

Лешки не было в том походе. Вместо него всем заправляли палатин Николай и воевода Говорек. Роман, шедший с ними вместе, недолюбливал их. Обоим он предпочёл бы одного Пакослава, но тот при Лешеке – не водил полков и занимал при дворе должность кастеляна[55]55
  Кастелян – должностное лицо, обладавшее судебной властью.


[Закрыть]. Но именно Николаю Лешек доверил говорить и действовать от его имени, и поэтому к нему привели галицких мужей.

Романа тоже пригласили в шатёр, и он стоял среди других польских воевод, когда через порог важно шагнули галицкие бояре. Впереди, опираясь на посох, шёл дородный Никита Тудорыч. За ним выступали Володислав Кормиличич, бояре Судислав, Зеремей и старый Вышата.

– Здрав будь, господарь, – по-польски сказал Никита, отвешивая поясной поклон. – Прими поклон от всей земли Галицкой. Посланы мы нашим городом со словом ко князю польскому Лешеку.

Николай вскинул острый подбородок.

– Я готов выслушать вас и передам ваши слова королю, – ответил он.

– Прими, палатин, дары земли Галицкой, – Никита отступил, хлопнув в ладоши.

В шатёр вошли отроки. Отдуваясь, поставили перед Николаем окованный железом сундук. Боярин сам отомкнул замок, открыл крышку и извлёк на свет связку соболей. Следом за соболями показалась сабля, отделанная каменьями, медвежья полсть и серебряные и золотые гривны. На самом дне обнаружились золотые церковные сосуды – потиры, кадила и обетные чаши. Ещё одну связку мехов Никита положил лично к ногам Николая.

– А ещё, – добавил он, – привели мы в дар Лешку угорского фаря редкой масти. Выйди, поглянь! – И откинул полог шатра.

Николай с палатинами вышел. Роман последовал за ними.

Фарь действительно был хорош. Его держали под уздцы двое отроков, а он гнул тугую шею, грыз удила и рвался на волю. Николай со знанием дела осмотрел лошадиные стати. Жеребец был всем хорош. Его светло-рыжая шерсть играла на солнце.

– Хорош конь, хорош, – покивал он. – Князю Лешеку понравится ваш дар, галичане.

Он воротился в шатёр, где расторопные слуги уже прибрали дары и расставляли на столах вина и кое-какие яства. Роман уселся за стол, ловя на себе недобрые взгляды бояр. Вышата смотрел на него со страхом, Никита Тудорыч, Володислав Кормиличич и Зеремей – с затаённой ненавистью. Кабы не посольский обычай, они бы наверняка потребовали, чтобы его вышвырнули вон. Роман ощутил внутри волну глухой ненависти.

– Слушаю вас, мужи галицкие, – обратился к послам подобревший Николай. – И смею надеяться, что принесли вы вести добрые, под стать дарам?

– Истинно так, – слово взял Володислав Кормиличич, прижимая руку к сердцу. – Прослышав о том, что идёт войско короля Лешека, собрались мы и приговорили просить, чтобы малопольский король правил нами. Желаем мы, чтобы король Лешек был нашим защитником и спасителем, ибо остались мы без князя и ныне беззащитны от ворогов. Пущай он придёт к нам как господин и освободитель. Пущай из своих рук даст нам князя и заключит с нами ряд – вольности наши оберегая и порядков не меняя. И тогда вся Галичина и Понизье будут вечно с Польшей.

Воевода Николай бросил взгляд на Романа, и тот напрягся. Он вдруг ощутил мысли собравшихся так ясно, словно они высказались вслух. Галичане пришли к ляхам, чтобы упросить их дать им князя – князя-вассала, князя, подчиняющегося Кракову. Ляхи пришли в Галичину затем, чтобы посадить Романа – князя-вассала, князя, подчиняющегося Кракову. Казалось бы, задача решена. Но галичане могут и не согласиться на Волынского князя – слишком известен он в Галиче, да и ведают они, что не будет Роман Мстиславич послушно ходить по воле Кракова.

И он понял, что оказался прав, когда Никиша Тудорыч медленно покачал гривастой головой:

– Уж простите, коли что не так молвлю, мужи ляшские, да только не надобен нам князь Роман. Иного пущай даст Лешка – на иного мы согласные.

– Добже, – палатин Николай наклонил лысеющую голову, – мы помыслим о сём.

– Да просветит Господь разум короля Лешки! – искренне воскликнул Никиша Тудорыч.

А Володислав Кормиличич так взглянул на Романа, что тот снова ощутил в душе горячую волну гнева.

* * *

Ещё раз заверив ляхов, что готовы повиноваться Лешке Белому, как родному отцу, и обещая открыть для его войска Галицкие ворота, посольство отъехало восвояси. Но ещё не сели на коней последние отроки, ещё не тронулся в путь обоз, а Роман уже был у палатина Николая. Тот сидел в шатре, перебирая дары, и едва взглянул на ворвавшегося князя.

– Это чего такое деется? – с порога, запинаясь, начал Роман. – Лешко клялся мне, что я стану галицким князем. А ныне…

– Приняли мы посольство Галиции, услышали его слова, – ровным голосом ответил Николай.

– И что же? Поворотите вспять?

– Почто вспять? – Николай поднял холодные выцветшие глаза на Романа. – Сия земля сама легла нам под ноги. Глупо не пройти по красиво расстеленному ковру.

– Я Лешке обещал сдержать вассальную клятву, – вспомнил Роман. – А Галич требует у Лешки князя. Так почто же… почто колеблешься ты, воевода?

– Думаю, – Николай опустил глаза, поглядел на разложенные дары. – Зело упрямы русские бояре. С князем, яко со смердом, рядиться вздумали.

– Завоюй мне Галицию, Николай, – Роман присел рядом на скамеечку, – а я в долгу не останусь.

Палатин бросил на него косой взгляд: не останешься, дескать, ведаю. Сам-то он давно всё решил и прикидывал лишь, как сделать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Хлопнул наконец в ладоши, приказал вошедшему оруженосцу поднимать войско в поход.

2

Первым под ударами ляшских войск пал город Ярослав. Полки Николая пожгли посады, пороками разломали ворота и, несмотря на сопротивление горожан, взяли Ярослав на копьё. Два дня шёл грабёж и разбой. Ляхи тащили всё, что уцелело в огне пожаров и могло пригодиться в хозяйстве. Гнали скот и простых людей, наваливали на подводы добро.

Дальше пошли на Любачев. Город затворился, ожидая осады, но ляхи были быстрее – палатин Николай отправил к Любачеву тысячу своих конников, и когда до города дошла весть об участи Ярослава, передовые отряды ляхов уже стояли под стенами. Любачевский посадник собрал дружину и ополчение, вышел за стены города и дал ляхам бой, но те обошли любачевское ополчение сбоку и отрезали от городских стен. Лишь нескольким десяткам из почти шести сотен воев удалось воротиться назад. Сам посадник попал в плен и, отказавшись присягнуть Лешке Белому на верность, был изрублен саблями.

Перепуганный Любачев тем не менее приготовился сражаться, но когда подошли основные силы ляхов, сдался и распахнул ворота – чтобы разделить участь Ярослава.

Весть о печальной судьбе Любачева взбудоражила Галич. Оттуда открывалась прямая дорога на стольный град Червонной Руси, Звенигород и Голые Горы. Бояре, чьи владения находились там, перепугались не на шутку.

Заговорило в городе чугунное било, потёк на вече народ. Многим было невдомёк, что случилось.

– Что, никак князя бояре сыскали? – приставал кончанский староста Угоряй к степенно идущему рядом старшине мостников Еремею Тужиличу.

– Может, и так, – кивал мостник.

– А какого, не слыхать?

– У боярина спросить надоть, – рассуждал Еремей Тужилич.

– Уж поскорее бы князь-то пришёл, – встрял в беседу молодой чернявый купец, равняясь с ними. – А то боязно в путь пускаться – никак нападут тати. Без княжьего-то догляда сладу с ними нет. Владимир-то Ярославич, упокой, Господи, его душу, – вовсе за ними не следил!

– Да и за боярами бы глаз да глаз, – проворчал седой, как лунь, купец Ермолай, – сами не хуже татей лютуют. Эвона какие резы берут!

– Что резы! – подхватил нелёгкую беседу какой-то ремесленник. – Надо тебе купить шёлку для шитья идёшь у боярина занимать, а отдаёшь не токмо кунами, но и самим товаром. Приходится цену подымать, чтоб хоть как-то с долгами расплатиться. А кто по такой цене брать станет? Тот же боярин, коему ты должен. Вот ты ему товар снеси, продай, а после те же куны в уплату долга вороти. Боярин-то и мошну набьёт, и скрыню[56]56
  Скрыня – сундук.


[Закрыть], а ты хоть по миру иди!

– Эх, нелегко без братцы! – вздыхали люди.

У вечевой ступени возле Богородичной церкви народу – не протолкнуться. На помосте толпились бояре, возле переминались конники. Дородный боярин Молибог, постукивая посохом, вещал срывающимся голосом:

– Пришла беда, мужи галицкие! Наслал Господь нам за грехи наши лютых ворогов. Идут на нас безбожные ляхи. Города жгут, нивы топчут, людей, аки скот, в полон гонят. Три города пожгли, на четвёртый двинулись. А тамо и до Галича доберутся, размечут его по брёвнышку! Беда, мужи галицкие! Война!

– Эвона! – полез в затылок староста Угоряй. – Война! Никитка, слыхал?

Старший сын Угоряя, Никита, ражий мужик, уж пятнадцать лет как семейный, всё ходил под рукой высохшего к старости отца и мрачно покивал головой.

На вечевой ступени слово взял Володислав Кормиличич.

– Мнили мы, когда шли к ним навстречу, – вещал он, – что отыщем в ляхах защитников. Хотели из их рук получить князя для Галича. Ан они слова свои на ветер пустили. Мы их с добром, а они пришли, яко тати.

– Роман волынский ляхов ведёт на наши головы! – закричал кто-то из бояр. – Погибели он нашей жаждет!

– Никшни тамо! – загомонили другие. – Не таков Роман Мстиславич, чтоб Галич жечь! Княжил он в нём! И ныне княжить хощет!

– Княжить он хощет, – передразнивали крикунов. – На головешках!

– Неужто за нас никто не заступится? – срывающимся от волнения и страха голосом вскричал давешний мастеровой. – А как же Русь? Как другие князья?

– Князьям мы гонцов снарядили, – закивал головой Володислав. – Да токмо пока они обещались дружины прислать, а сами не торопятся что-то. Рюрик киевский молчит, Юрий туровский тож.

– Мстислава торчевского звать надоть, – раскатился тягучий голос боярина Зеремея.

– Сие муж зело смышлёный и на устроение полков хитр. И с Рюриком киевским заодно.

– Торчевский князь у Рюрика в подручных ходит, – развёл руками Володислав. – А Рюрик нам ответа не дал. Тако придётся нам, мужи галицкие, самим помыслить о своей голове.

– Ополчение! Ополчение собирай! – закричали с разных концов вечевой площади.

Володислав Кормиличич повернулся к золотым главам Богородичной церкви и перекрестился.

– Господи, услышь детей твоих, – вдохновлённым голосом заговорил он. – Простри над нами десницу Свою, не оставь нас силой и благодатью Своей! Даруй победу над ворогами!

– Полки! Полки ведите! – волновалась площадь. К вечевой ступени уже проталкивались сотники и десятники.

– Все пойдём! И с сынами и внуками! – шумел народ. Молодой чернявый купец обернулся на степенного,полного показного равнодушия купца Ермолая, на его высокого плечистого сына Могуту и стал проталкиваться поближе к ступени. Никита слегка потормошил Угоряя.

– Благослови, отче, – склонил он голову.

– Ой же ж ты, лихо какое на наши головы! – запричитал кончанский староста. – Матери-то каково будет… Ну, да ладно. Сам я не пойду, а тебя да братьев пускаю, – он перекрестил сына, обнял и троекратно поцеловал. – Ступай собирайся!

И загудел, зашевелился Галич, словно потревоженный улей. По концам и улицам пошли старосты. Старшины кузнецов, шорников, бронников, тульников и кожевенников не покладали рук, выковывая мечи и наконечники для стрел и копий, набирая кольчуги и брони, выделывая стремена и седла. Те, кто хранил броню и оружие дома, доставали их и проверяли, чинили конскую упряжь. В каждом доме заплаканные хозяйки шили мужьям, братьям, сыновьям рубахи, подбивали свиты. Торг в последние дни кипел, как никогда – всё, что могло понадобиться в бою, отрывали с руками.

Бояре тоже не сидели сложа руки. У некоторых под Ярославом и Любачевым были угодья. Оставшись без своих сел, пашен и покосов, они считали убытки и скупились, не покупали ничего нового, а выискивали, как бы обойтись старым. Зато те, чьи владения ещё не подверглись разорению, готовы были пойти на любые расходы, чтобы остановить ляхов.

Боярская дума заседала каждый день. Говорили только об одном – о ляхах и военной помочи. Ждали вестей от соседних князей – к одним только Ольговичам отправили десяток гонцов. У Рюрика Ростиславича уже не хотели сына – просили прислать дружину для защиты Галича. Меж собой, не сговариваясь, бояре порешили, что примут любого князя, кто первый придёт на подмогу.

И помощь пришла. Из Киева подошла небольшая дружина под водительством Давида и Владимира Мстиславичей, братьев Удалого. На словах князья велели передать, что Рюрик Ростиславич стоит за них и Роману Волынскому галицкого стола не желает. Ободрённые галичане собрали полки, и когда ляхи наконец, вдоволь погуляв по Галиции, подошли к стенам стольного города, там их ждало большое войско.