Текст книги "Мстислав Великий"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Глава 4

1

Летом одна тысяча сто одиннадцатого года от Рождества Христова возвращался на родину наследник престола Сигурд Норвежский.

Всего пять лет миновало, как победил король франков Балдуин неверных, освободив Гроб Господень от язычников. Лучшие рыцари Европы почитали за честь сразиться за величайшую святыню христиан. Император Византийской империи, Алексей Комнин, милостиво согласился пропустить через свои земли отряды крестоносцев, ибо не было у Византии сил, чтобы самой одолеть неверных. Истощили её постоянные набеги сперва печенегов, потом половцев, арабов И прочих врагов истинной веры. Ныне воссияла радость для всех христиан – Гроб Господень стал свободен. Язычники обратились в бегство.

Сигурд был там. Юношей, спросясь благословения отца, отбыл он в Палестину вместе с лучшими рыцарями Норвегии, воевал под знаменем Христа, заслужил за отвагу золотые шпоры из рук самого Балдуина. Ныне овеянным славой героем возвращался домой.

Путь его пролегал через Русь. Так было удобнее – купцы извечно ходили «из варяг в греки», во времена отцов немало норвежцев, шведов, датчан под именем варягов служили на Руси, проторёнными дорогами шли и крестоносцы. Так было проще и короче. Кроме того, так захотела королева Маргарет.

С мачехой у пасынка сложились тёплые отношения. Умная, сильная, спокойная женщина не мешала отроку взрослеть, не пыталась переделать его под себя, и Сигурд относился к ней с пониманием и уважением, тем более что отец полюбил дочь шведского короля и сделал своей наперсницей. Сам же Сигурд был побочным сыном и радовался, что благодаря расположению мачехи его положение при дворе упрочилось.

Шли под парусами. Удалось найти купца, который принял на борт всех норвежцев и согласился довезти их до Киева. Далее предстояло пересечь почти всю Русь, чтобы в Новгороде ступить на корабельную палубу норвежского судна.

Русская земля нравилась Сигурду. Было в ней что-то знакомое, привычное. Он большую часть пути восторженно озирался по сторонам, а когда приставали к Киеву, не сходил с борта корабля, разглядывая высокие днепровские берега, встающий на холмах Киев, белокаменные соборы с блестящими на солнце куполами и далёкие леса у самого окоёма.

Русь и Киев очаровали Сигурда, и он старался держаться поближе к одному из русских воинов, что вместе с ним побывали в Иерусалиме и теперь тоже возвращались домой. Русских в рядах крестоносного воинства было немного – больше в войске Балдуина Французского, который ещё помнил своё родство с Русью. Были и одинокие искатели приключений, младшие князья и бояре, со своими небольшими дружинами пришедшие за славой или почётной смертью.

Спутник Сигурда Изяслав был одним из немногих, кто удостоился чести в числе первых узреть освобождённый Гроб Господень. В бою в Иерусалиме он спас жизнь королю Балдуину и возвращался на Русь, щедро одарённый. Он и шестеро его дружинников – в путь пускалось три десятка, но воротиться повезло не всем – ничем не отличались от норвежцев. Такие же загорелые до черноты, с выгоревшими до соломенной желтизны волосами и обветренными щеками, такой же свет в глазах, видевших яркое палестинское небо и смотревших в лицо смерти. Даже доспехи и оружие – и то были похожи. Одно отличало – русские были у себя дома и радовались возвращению на родину, как дети.

   – Светло украшена и дивно прекрасна земля Русская, – говорил Изяслав в ответ на Сигурдовы восторги Киевом и открывающимися далями. – Всем она обильна – и людством, и недрами земными, и Божья благодать на ней. Одно худо – в князьях нет мира. Общий у нас ворог – Степь, – а наши князья, вместо того чтобы совокупно бить по врагу, заняты усобицами. Землю расхищают, невинную кровь льют, города рушат, а то и вовсе иноплеменных на своих же наводят.

Изяслав был из-под Рязани, там была его вотчина, там до сих пор жила родня. Отец его успел послужить и Давиду Святославичу, пока тот владел Рязанью, и Владимиру Мономаху, а братья и дядья кому только не служили. Но сам Изяслав более всего тянулся к Мономаху, так как в его дружине начинал ратный путь.

   – Впрочем, и у вас, в Европе, не всё ладно, – добавил он, покосившись на спутника. – Хоть и немало земли, а кесари и короли никак её не поделят. В Польше вон какая усобица – а ведь родные братья грызутся. В Германии тоже, в Англии...

   – То есть закон бытия, – отвечал Сигурд. – Побеждает сильнейший.

   – У нас, на Руси, иной закон. Побеждает не тот, кто силён, а за кем правда! Наш закон так и зовут – Русской Правдой. Иные князья да и бояре на силу зря надеются – Господь всё видит и воздаёт каждому по делам его.

   – Благодарение Господу, – Сигурд перекрестился, – мы с тобой славно потрудились для Его славы.

   – Для Господней славы старались, не ради себя, – поддержал Изяслав.

Оба помалкивали, согласно обходя мыслью и словом иное, – слишком много рыцарей как с Запада, так и с Руси приходили в Иерусалим за личной славой или стараясь битвой заглушить душевную боль, в сражениях с неверными искали средства от домашних бед и горестей, надеялись умереть. А другие за их спинами терпеливо ждали, чтобы потом без помех набить мошну добром. Немало рыцарей обогатились, грабя завоёванные города. Многие безземельные лорды отправились в Палестину за богатством и в самом деле получили там землю, принялись строить замки. А отстроившись, стали вести себя в чужой земле так, как привыкли дома, – подгребать под свою руку местный люд, объявляя их крепостными и заставляя платить дань. Другие же в самом деле шли ради Господа, ибо, несмотря на богатую добычу, сотни рыцарей, не говоря о простых солдатах, не получили ничего, кроме пары монет за труды. А были и те – кто остался на полях сражений, кто выжил после жестоких ран, но стал калекой, кого взяли в плен. Богатые родственники сумели выкупить некоторых, но большинство навсегда были обречены влачить долю рабов.

И всё-таки цель была достигнута. И, несмотря на то что мир католический смотрел на православных как на хулителей и еретиков, искажающих истинную веру, оба крестоносца – русский и норвежец – испытывали одинаковое чувство гордости за содеянное.

Оба успели посетить Святую Софию в Константинополе, и, ступив на землю Киева, Изяслав первым делом повёл своего спутника в Софию Киевскую. Красота русского храма, совсем юного рядом с византийским, не испытавшего ни разора, ни пожаров, ни грабежей, поразила Сигурда.

   – Истинно ваша страна есть достойная дочь Византии, – сказал он, когда вышел после молебна на воздух. – Такую красоту я видел только в Константинополе.

   – Мы, русские, на своей земле живём, – ответил Изяслав. – Византии мы не подданные, а союзники. У нас своя красота – у них своя. Ты не всё ещё увидел у нас, друг Сигурд, а потому не спеши судить.

   – Мой путь лежит в Новгород, откуда надлежит мне воротиться ко двору отца моего. Друг Изяслав, останься со мной! Будь провожатым!

Изяслав посмотрел на Сигурда. Он был старше его на каких-то двенадцать лет, но смотрел на юношу, едва проводившего двадцатую зиму, как на сына, в котором отказала ему судьба. Может быть, потом, когда он осядет на родине и женится, и у него родится мальчишка с синими глазами и льняными кудряшками.

   – Добро. Будь по-твоему!

До Новгорода большую часть пути проделали верхами, двигаясь вдоль берега Днепра. Для гостей издалека были открыты все пути – Черниговское княжество миновали так же легко, как Киевское. От Смоленска, перейдя Западную Двину, двинулись на север до Ловати, а оттуда до Новгорода рукой было подать.

По Ильменю шли уже на ладьях – князь новгородский Мстислав Владимирич знал о приезде родича и выслал встречающих. К нему недавно прибыл гонец от Маргарет Норвежской – сестра Христины поддерживала связь с Русью, будучи умной и дальновидной соправительницей своего мужа Магнуса Голоногого. У самой Маргарет не было детей, всю любовь она отдала пасынку Сигурду и мечтала повыгоднее устроить его судьбу. Родство с Русью должно было обеспечить сыну Магнуса нужные связи и придать вес.

Христина хорошо знала старшую сестру, тоже не теряя связи с родней. Она сразу поняла, о какой судьбе и каких связях Сигурда идёт речь в посланиях. Старшей дочери Мальфриде было всего тринадцать лет, но и отец, и мать знали, что она давно созрела для брака. А тем более для столь выгодного, как родство с норвежскими королями. Неудивительно поэтому, что Сигурда ждали и встречали как будущего родственника.

2

Дорогого гостя ради Мстислав перебрался на Ярославово дворище, где новгородский князь бывал изредка, короткими наездами, предпочитая Городище в трёх вёрстах к югу. После Ярослава Мудрого князья редко задерживались в бывшем его тереме. Ради гостя всё вымыли сверху донизу, натёрли воском полы, распахнули окна, впуская свежий ветер с Волхова и праздничный лёгкий перезвон колоколов. В чистом небе плескали крыльями голуби, кружа над маковками теремных строений.

Не чуждающийся иноземных обычаев – как-никак внук последнего короля Англии и муж шведской принцессы – и желая сделать приятное супруге, Мстислав принял гостя по обычаям его родины. Умывшись с дороги, переодевшись в лучшее своё платье, в плаще с крестами на плечах, позвякивая шпорами – знак рыцарского достоинства, – придерживая левой рукой рукоять меча, Сигурд в сопровождении трёх своих спутников, двух норвежских рыцарей и Изяслава, предстал перед Мстиславом Новгородским.

Тот сидел на стольце прямой, расправив плечи, вскинув голову, строгий и красивый. Он чем-то напомнил Сигурду отца, которого не видел несколько лет. Тем более что стройная худощавая женщина, сидевшая по левую руку от князя, живо напомнила принцу его мачеху Маргарет – сёстры были очень похожи между собой. На миг Сигурд замер, глядя на богатые одежды и убранство венцов князя и княгини. Потом опомнился, поклонился, прижимая руку к сердцу.

   – Приветствую тебя, кесарь Мстислав Вальдемарссон, владыка Великого Новгорода, с женой твоей Христиной в твоём городе, – произнёс он и скосил глаза вбок, ожидая, когда переведут его речи.

   – И тебе привет, Сигурд Магнусович, – неожиданно на шведском наречии отозвался Мстислав. – Рады мы, что ты навестил нас. Лёгок ли был твой путь?

   – Благодарение Господу, всё прошло благополучно, – ответил Сигурд, поражённый познаниями князя. С Изяславом они общались по-латыни и гречески, другие языки рязанец знал кое-как. Норвежец не думал, что князь Новгорода, ни разу, по слухам, не покидавший Руси, столь чисто и бегло говорит по-шведски.

   – Мы рады это слышать, – кивнул Мстислав и чуть заметно улыбнулся. – Ты служил Господу, сражаясь за Гроб Господень?

   – Да, кесарь. И наш поход завершился удачей. Неверные разбиты, святыня христианская очищена от их скверны.

   – Сие есть богоугодное дело, – Мстислав перекрестился на видневшиеся в окно купола Софии Новгородской. – Сердце всякого христианина радуется при этой вести. И я рад принимать у себя воинов Христовых, пострадавших за святое дело!

Теперь уже перекрестились все.

   – Куда же дальше лежит твой путь, Сигурд Магнусович? – продолжал расспросы Мстислав.

   – Домой, к отцу и матушке, – был ответ.

   – Здорова ли королева Маргарет? – в первый раз подала голос Христина.

Сигурд невольно задержал на ней взгляд. Когда она заговорила, стало ясно отличие сестёр – Маргарет была более живой, энергичной и властной, буря чувств, умело сдерживаемых разумом. Её сестра оказалась тише, смиреннее.

   – Её величество в добром здравии. Надеюсь, что скоро увижусь с нею.

   – Передай ей мои приветы и пожелания долгих лет, – улыбнулась Христина и опустила взор.

Мстислав бросил быстрый взгляд на жену. Христина снова носила под сердцем дитя. Каждого ребёнка, сына или дочь, он встречал с радостью, отыскивая во младенцах черты их матери или себя. Но каждая новая беременность тяжело отзывалась на здоровье Христины. Меньшой сын, Ярополк, родился слабым и непрестанно болел. Мамки и знахарки в один голос говорили, что это из-за болезни матери.

   – Мы рады, что ты посетил нас, – сказал Мстислав, торопясь закончить приём. – И желаем видеть тебя на обеде в твою честь.

Сигурд откланялся, благодаря. Когда он вышел, Мстислав обернулся к жене, взял её руки в свои. Пальцы были безвольными и холодными. Христина сидела прямо, плотно прикрыв глаза. Над верхней губой поблескивали бисеринки пота.

   – Дурно тебе, Христя? – заботливо спросил Мстислав. – Позвать кого?

   – Ничего. – Женщина взглянула на мужа, тихо улыбнулась. – Мне уже лучше.

   – Ты приляг покамест.

   – Полежу. – Христина поднялась, опираясь на руку мужа. – А как на пир идти, ты кликни.

   – Может, побережёшься? Неровен час...

   – Надо, Гаральд, – улыбнулась она. – Сам понимаешь...

Мстислав понимал. Именно там, на пиру, Сигурд должен увидеть свою будущую жену. А мать должна быть подле дочери.

Христина действительно пересилила себя и пришла на пир вместе со старшими детьми – сыном Всеволодом и дочерью Мальфридой. Холопки убрали княгиню в парадные одежды, под румянами и белилами не было заметно её бледности. Светлые глаза Христины горели, розовые губы улыбались, а глаза следили с тревогой и лаской за дочерью. Девочка впервые присутствовала на пиру. И если Всеволоду уже прилично было сидеть наравне со взрослыми мужами, то Мальфрида появилась лишь на минуту. По обычаю, перед началом пира она, в новом платье и украшенном жемчугами венчике, на серебряном подносе поднесла Сигурду чару вина.

Норвежский принц встал. Сидевший справа от него Изяслав успел тихим шёпотом предупредить друга о том, что и как надо делать, и он поклонился подошедшей девушке.

   – Здрав будь, гость дорогой, – раздался тихий голос. – Прими заздравную чару.

Сигурд взял кубок, не отрывая глаз от лица Мальфриды. Она взяла всё лучшее от обоих родителей – была красива, как мать, и ярка, как отец. Большее сходство было меж нею и её братом, Всеволодом, который сидел по левую руку от гостя, возле Мстислав, и пожирал норвежского рыцаря жадным взором – душа отрока трепетала от одной мысли о том, что смог увидеть и какие приключения пережил этот рыцарь.

   – Благодарю, красна девица, – ответил Сигурд.

Мальфрида покраснела под его пристальным взглядом, но дождалась, пока он допьёт вино до капли, и ушла. Сигурд проводил её взглядом.

Снова увидеться они сумели только на другой день. Приглашённый побыть гостем, Сигурд согласился остаться – ему понравилось в Новгороде. Кроме того, на Готском дворе его известили, что король и королева снарядили корабль из Норвегии. Оставалось ждать пути на родину, залечивать одни раны и... получать другие.

Пока не проводили гостя из Норвегии, Мстислав и его семья жили на Ярославовом дворище. Сад здесь был невеликий и запущенный, росший со времён Мудрого. Когда-то тут любила сидеть в тени вишен и яблонь княгиня Ирина-Ингигерда.

Старая яблоня уже не давала плодов, хотя и цвела по привычке. Мальфрида присела на рассохшуюся скамеечку под листвой. Две сенные девушки, приставленные к ней матерью, расположились на траве, достали вышивание. Мальфрида тоже расправила на коленях убрус[8]8
  Убрус – старинный русский женский полотенчатый головной убор, платок, полотенце.


[Закрыть], по которому она училась класть узор жемчугом и золотом. Узор был простой – листья да ветки, – но сейчас не получался даже он. Нитка путалась, жемчужины ложились неровно, стежки были то короткие, то длинные. Девушки тихо пели себе под нос протяжную величальную песню. Не думая, не гадая, они затянули один из свадебных приговоров, и юная княжна замерла под песню.

 
Из-за лесу, лесу тёмного вылетало стадо лебединое,
а другое да гусиное. Отставала лебёдушка прочь
от стада лебединого, приставала да лебёдушка
что ко стаду да к серыих гусей...
 

На эту тихую песню и вышел Сигурд. Он не понимал ни одного слова, просто ему стало скучно бродить одному, и он вдруг показался между полусухими кустами смородины и крыжовника.

Девушки, поющие себе под нос, не заметили принца, а Мальфрида, сидевшая к нему лицом, окаменела, выронив рукоделие. Остановился и сам Сигурд.

Там, на Востоке, жёны и девы были стеснительны, прятали свои лица и даже не могли подумать о том, чтобы дарить ласки «неверным». Хотя что взять с язычников, державших у себя чужую святыню! Сигурд, как и многие рыцари, не уважал своих врагов, и тем более их женщин. До отъезда в Палестину он был слишком молод и не искушён в любви и женских ласках. Только недавно приоткрылся ему этот мир, и Мальфрида встретилась, когда всё было свежо и ярко и запоминалось навек.

Он сделал шаг из-за кустов. Девушки заметили наконец, что они не одни, и враз замолкли, во все глаза глядя на незнакомца. Они сразу поняли, что он из чужеземных гостей.

   – Принцесса Мальфрида, – произнёс Сигурд после долгого молчания, когда просто так стоять стало невыносимо, а повернуться и уйти было ниже рыцарского достоинства. – Рад встрече.

   – И тебе привет, – еле слышно прошептала девушка, заливаясь румянцем. По-шведски, на языке своей матери, она говорила очень чисто. – Всё ли гостю по нраву?

   – Всем доволен, спасибо.

   – Рады услужить гостю.

Она больше не смотрела на него – как при первых звуках его голоса опустила глаза, так и не поднимала. Но дрожащий голосок выдавал с головой охватившее её смятение. Девушки сидели на траве напряжённые, стреляя глазами направо-налево. Радовались в душе, когда представляли, как будут рассказывать об этой встрече своим подружкам!

   – Ты... прибыл издалека? – мучительно-смущённо выдавила Мальфрида.

   – Да. Я был в Палестине. Освобождал от неверных Гроб Господень, – ответил Сигурд и добавил: – Мы сражались с язычниками день и ночь, на суше и на море, в степи и горах. Они нападали на нас целыми полчищами, а мы поражали их, как Самсон филистимлян.

   – Вам было страшно? – На миг ресницы взлетели вверх, открывая глаза.

   – Нет, – приосанился Сигурд. – Мы, Христовы воины, не знаем страха, когда идём в бой за правое дело. Кроме того, сам Папа благословил крестовый поход, и Ангелы Господни стояли за нас.

   – А там... – девушка замялась, – там красиво?

   – Хм, – принц смутился. Сказать по правде, ему, хоть и воспитанному при дворе, было не до красот Палестины. Было стыдно признаться, что большей частью они так уставали, что даже помыслить не могли, чтобы любоваться на закат или слушать пение птиц.

   – Красивее Норвегии нет места в мире, – вывернулся он. – Но на Руси мне тоже очень нравится. Здесь очень красивые девушки.

   – В самом деле? – Мальфрида глянула на него, и Сигурд замолк, глядя девушке в глаза.

3

Из окна терема за дочерью наблюдали её родители. Христина настояла, чтобы Мальфрида не отходила далеко – сердце матери изболелось при мысли: вот-вот придётся расставаться со старшей дочерью. Правда, Маргарет была немногим старше, когда покинула Швецию, да и сама Христина тоже, а на Руси девочек выдавали замуж иногда с двенадцати лет. И всё же одно дело – обычай, а другое – своё дитя. Для матери её сыновья и дочери всегда остаются малышами. Даже когда заводят своих детей.

Христина сидела у окна и пыталась вышивать, но, как и у дочери, руки её дрожал, и дело не шло. Утром она не утерпела и позвала Мальфриду к себе в светёлку, перемолвиться парой слов. Оказалось, на пиру девушка не успела как следует рассмотреть принца и очень удивилась, узнав, что за него её прочат замуж.

За дверью послышались шаги. Христина, всегда угадывавшая мужа по скрипу половиц под ногами, засмотрелась в окно и опомнилась, только когда открылась дверь и Мстислав вошёл в женину горницу. Нетерпеливым жестом он остановил часто кланяющихся мамок и выслал их вон. После чего подошёл к жене, глянул в окно.

   – Стоят.

   – Говорят о чём-то, – молвила Христина, – слов не разобрать.

Нахмурясь, Мстислав рассматривал юную пару под яблоней. Вот Сигурд нагнулся, поднимая оброненный Мальфридой клубок золотых ниток и, отдавая, задержал его в руке так, что пальцы девушки коснулись его пальцев.

   – Как думаешь, он достойный жених для нашей дочери? – спросила Христина.

   – Других сыновей у Магнуса Голоногого нет. Твоя сестра Маргарет на его стороне. Думаю, он станет королём. Королева нахваливала своего пасынка.

   – Я верю словам сестры, – кивнула Христина, – но всё-таки боязно. Мальфрида... она совсем ещё девочка... Не рано ли? Пусть бы ещё пождала...

   – Такого выгодного жениха ещё поискать. – Мстислав, бросив взгляд на озабоченное лицо жены, присел рядом, обнимая её за плечи: – Успокойся, Христя. Мне тоже её жаль терять, но время приспело. У сестры твоей детей-то нет, а нам с Норвегией связь терять негоже. Сам Магнус Голоногий не против этого брака! Да и чего тебе бояться? Мальфрида будет под присмотром своей тётки. А нравом она даром что тиха – коли нужно будет, постоит за себя. Ты ли её не знаешь!

   – Да, – кивнула Христина, – она не то что Елена. Та слова вымолвить не может.

Еленой звалась вторая дочь. Была она моложе Мальфриды на полтора года и жила такой тихоней, что оставалось диву даваться. Полной противоположностью ей была третья дочь – восьмилетняя Ксения, не по годам рассудительная и смелая девочка. Две другие, Добродея и Ингеборг, пока ничем себя не проявили.

   – Уж коли кому быть королевой, так то Мальфриде, – рассуждал Мстислав. – Алёнушка для этого слаба, а Ксеня слишком мала.

   – Что они там? – спросила Христина, прикорнувшая на груди мужа.

Мстислав бросил взгляд в окно.

   – Стоят. Рядом.

   – Одни?

   – Девок не видать.

Вечером Мальфрида на цыпочках вошла в материну ложницу. Христина сидела в одной сорочке на постели, поглаживая ладонью живот. Она уже знала, что родится девочка: шестая дочь. Много детей родила она – пять дочерей, три сына, – и не могла ошибиться.

   – Мамонька! – Девушка с порога бросилась ей в ноги.

   – Мальфрида? – Княгиня наклонилась, обнимая девушку. – Что случилось? Беда какая?

   – Мамонька! – В полутьме лицо дочери казалось бледным, глаза ярко горели. – Ой, мамонька! Ой, родимая!

   – Боишься?

   – Боюсь, мама, – глухо прошептала Мальфрида.

   – Я тоже боялась, – кивнула Христина. – Меня призвал к себе отец и сказал, что я уже взрослая и должна выйти замуж. Он был очень строг и суров, не как твой отец. Я не смела спросить, кто назначен мне в мужья, – просто сказала, что согласна, и ушла к себе. До вечера пролежала без памяти. Потом узнала, что меня повезут на Русь. Я так боялась... пока не увидела твоего отца. И потом – тоже боялась, когда была наша первая ночь.

Притихшая Мальфрида села на пол у ног матери.

   – Ты боялась батюшку? – переспросила она.

   – Да. – Христина положила ладонь на круглящийся помаленьку живот. – Я ведь его совсем не знала. А ты с Сигурдом уже болтала потихоньку в саду...

   – Мы говорили совсем чуть-чуть, – смутилась Мальфрида.

   – Я не сержусь. Он тебе понравился?

   – Да.

   – Я рада. – Наклонившись, Христина поцеловала дочь в макушку.

Успокоившаяся Мальфрида некоторое время ещё сидела, накручивая на палец косу, а потом вскинула на мать заблестевший взгляд:

   – Мама, а как это бывает... ну, первый раз?

   – Сначала немножко больно, но эта сладкая боль.

А если муж тебя любит, то сделает так, что ты сразу про неё забудешь.

   – А батюшка тебя любил? – ревниво допытывалась Мальфрида. – Ты же его до свадьбы не видела!

   – Любил и любит. И тебя твой Сигурд полюбит, если уже не полюбил. И всё у тебя будет хорошо, моя ясная!

Мать ещё раз поцеловала дочь, и та убежала к себе.

Сигурда проводили в Норвегию, но дело на том не кончилось. Перед отплытием норвежский принц накоротке переговорил со Мстиславом – не как наследник престола с князем, а как будущий зять с тестем. И несколько дней спустя после его отплытия Мальфрида получила приглашение от своей тётки королевы Маргарет приехать в гости в Шлезвиг, к тамошнему ярлу[9]9
  Ярлы – у скандинавов в раннем Средневековье родовая знать, иногда правители государства.


[Закрыть] Эйлифу.

С особым чувством собирали Мстислав и Христина дочь в дальнюю дорогу. Девушка простилась с семьёй и Русью, последний раз отстояла обедню в Святой Софии, слушая родную речь и предчувствуя, что больше никогда не вернётся сюда. Так и случилось – летом, когда Мальфрида гостила у ярла Эйлифа, туда же приехал и Сигурд Норвежский. В Шлезвиге сыграли свадьбу. Отдавая руку и сердце принцу из далёкой страны, Мальфрида не могла даже поверить, что память о ней переживёт века. (Имя Мальфриды сохранилось в хрониках и скандинавском фольклоре, есть оно и в документах той эпохи. – Прим. авт.)