Текст книги "Наполеон"
Автор книги: Фредерик Бриттен Остин
Соавторы: Алан Патрик Герберт
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
Глава 12
КАРНАВАЛ
Январь и февраль на острове были периодом безумия. Наполеон готовился к обороне и боялся наёмных убийц. В то же время он устраивал различные торжества, увлекался искусством. Это было время сомнений и окончательных решений.
Второго января для наблюдения за французскими кораблями было направлено судно, и на основании длинного приказа, который Наполеон продиктовал Дрюо, по всему побережью были расставлены наблюдатели. Ещё один корабль был направлен к острову с разведывательной целью: он должен был пройти вблизи французских судов и узнать их названия, но чтобы «не внушить им подозрений», на его палубе разместили грузы – зерно, соль и овощи, предназначенные для продажи.
На следующий день Наполеон продиктовал Бертрану несколько указаний относительно балов и спектаклей, приуроченных к сезону карнавалов, который оканчивался 8 февраля. В воскресенье планировалось открытие Академического театра и бал-маскарад.
В начале января полковник Кемпбелл в очередной раз отправился в Геную. На пути в Дарсе он повстречался с княгиней Полиной, спускавшейся с холма. Она мягко упрекнула его в том, что он так часто уезжает с Эльбы. Она говорила об этом серьёзно и, казалось, была искренна. Это его приятно порадовало, так как Бертран, и Дрюо, и сам император от него заметно отдалились.
Удивительный человек! Каждый день он сообщал всему миру или, по крайней мере, своему дневнику всевозможные нелицеприятные вещи о Наполеоне и тем не менее рассчитывал на его дружбу.
В декабре некоторые газеты на материке опубликовали официальные заявления относительно того, что генерал Келлер едет из Вены на Эльбу. Наполеон спросил Кемпбелла, что бы это значило, тот сослался на свою неосведомлённость. Однако его дневник это опровергает:
«Я отправился в Геную в надежде сделать всё возможное, чтобы австрийский генерал Келлер мог приплыть сюда на военном корабле, приписанном к этому порту. Я также хотел сообщить ему о своих подозрениях относительно Наполеона, порождённых его весьма настораживающей перепиской с Мюратом. Но он не прибыл сюда в течение запланированного периода, и я вернулся на Эльбу».
«Наполеон говорил о тех заявлениях, которые появились в некоторых газетах относительно его переселения на остров Святой Елены либо Святой Лючии. Он верил этим заявлениям и сообщил, что ни за что не согласится уехать с Эльбы и готов с помощью оружия защищаться до самого конца. «Но для этого нужно пробить брешь в моей обороне. Мы будем держать остров на замке!» – заявил Наполеон. Я сказал ему, что не верю всем этим байкам, которые не имеют под собой никакого основания...
Он спросил меня с каким-то подозрительным любопытством, не встречал ли я в море военные корабли Луи XVIII, которые курсировали между Корсикой и Эльбой».
Из всех жителей острова по крайней мере два человека не могли по-настоящему веселиться на карнавале – генерал Дрюо и обворожительная Генриетта Вантини. Правда, эта молоденькая девушка мечтала о богатом Адонисе, на чью роль её избранник никак не мог претендовать. Но прекрасный характер генерала возмещал его относительную зрелость и отсутствие состояния. Наполеон больше не подшучивал над ним. Кемпбелл с беспокойством наблюдал за тем, как разворачивались события. Ведь если Наполеон позволит главнокомандующему жениться на жительнице Эльбы, тогда дальнейшие намерения Наполеона будут как никогда ясны. К сожалению, набожный генерал был предан другой женщине – своей матери, за здоровье которой молился каждое утро и каждый вечер. Ни одного важного поступка он не совершил без её совета и разрешения. И теперь он написал ей о своих намерениях жениться. Эта пожилая женщина, которая жила во Франции, имела весьма туманные представления об Эльбе. В её сознании остров был населён расой, занимающей промежуточное положение между берберскими пиратами и корсиканскими разбойниками. Поэтому она подумала, что её любимый сын решил жениться на какой-то чернокожей с первобытными привычками. Немного помедлив, она ответила ему грустным и суровым письмом. Разумно ли жениться на иностранке, живущей так далеко от родного дома? Она будет очень опечалена, если он сделает это. Генерал, огорчённый, расторгнул помолвку и правдиво изложил причину этого, которая казалась настолько невероятной, что очень немногие в неё поверили. Наполеон, как обычно, укорял его, а полковник Кемпбелл проницательно посмеивался про себя.
На очередном карнавале центральная ложа театра пустовала. Наполеон отсутствовал. Говорили, что возможный убийца сидит в соседней ложе. Три года тому назад император прогнал с должности одного корсиканца с примесью французской крови – гражданского мирового судью, месье Саварана. Этот человек считал, что с ним поступили несправедливо, и хотя Наполеон не являлся более правителем Франции, честь и репутация мирового судьи, согласно его представлениям, оставались всё ещё запятнанными. Он приехал на Эльбу, чтобы добиться аудиенции императора в надежде получить от него извинение. Пон был его другом, и, кроме того, у него были друзья среди других высших чиновников острова. Однако Камбронн и Бертран, настроенные в те дни крайне подозрительно по отношению ко всем, говорили с ним довольно резко, и просьба об аудиенции была отклонена. В ночь открытия театра этот человек сидел в ложе Пона – соседней с ложей Наполеона. Вечером 22-го числа Пон был в спешке вызван в штаб Камбронна и обнаружил «приверженцев Наполеона в состоянии крайней паники». В докладе судьи Погги говорилось, что месье Саваран «намеревается убить императора» и лучшей возможности, чем в театре, ему не найти. Императору посоветовали не ходить в театр, но не были уверены, что он прислушается к их предостережениям. Поэтому Пон захватил с собой оружие и поспешил в театр. Он не верил своим ушам, ведь, по его представлениям, месье Саваран был благородным человеком, не способным на преступление. Однако полковник Малле сунул ему в карман пистолет, а Камбронн добавил от себя ещё корсиканский нож. Месье Саваран вёл себя спокойно, ему очень понравился Аполлон, изображённый на занавесе. Однако он был крайне удивлён тем, что гвардейские офицеры злобно поглядывают в его сторону. Почти все они были вооружены, и месье Саваран был одним из немногих, кто наблюдал за происходящим на сцене. Во время спектакля полковник Малле многозначительно смотрел на Пона, призывая того быть более внимательным, и бедный Пон одной рукой постоянно держался за пистолет. Но император не приехал в театр.
В дальнейшем оказалось, что обвинение было сфабриковано одним негодяем. Наполеон, не зная об этом, предложил мировому судье покинуть остров. Месье Саваран всё-таки добился аудиенции и, узнав, что на него пало подозрение как на возможного убийцу, вышел от Наполеона в самом подавленном настроении, расстроенным до слёз. Он остался жить на Эльбе, и у этой истории был счастливый конец.
– Надеюсь, – сказал однажды Наполеон Пону, – что вы не настолько легковерны, как все эти выдумщики, у которых перед глазами одни коварные тени.
Но не бывает дыма без огня. В саду Сан-Мартино обнаружили одного храбреца с Корсики с кинжалом, который мог предназначаться императору. Но прямых улик против него не было. Поэтому Наполеон выслал его обратно на Корсику, приказав высадить незваного гостя на безлюдном побережье.
Некий одноглазый еврей из Лейпцига так и не появился на острове. Это был торговец книгами, который, как говорили, за огромную сумму денег вызвался ударить Наполеона ножом во время показа книг. Некоторое время на острове крайне опасались одноглазых людей. Ожидалось, что убийца сойдёт на берег в Рио-Марина; поэтому одноглазый мэр Рио-Монтаньи – один из камергеров двора – был выслан из деревни каким-то ревностным служакой и чуть было не арестован.
Вскоре Бертрану было дано распоряжение написать в Вену снова. В письме он сообщил, что император находится в добром здравии, однако не получает никаких известий об императрице и своём сыне, что вызывает у него серьёзное беспокойство.
В Вене продолжалось веселье, и в Портоферрайо не отставали от столицы Австрии. Бал, данный 29-го числа в Мулини, удался – скромный дворец никогда не видывал ничего подобного.
Бал был дан вскоре после того, как утихли слухи о грядущем визите одноглазого еврея. Поэтому многие мужчины на этом костюмированном балу остроумно прикрыли один глаз повязкой. Камбронну показалось, что в этом может таиться опасность, и он внимательно осматривал всех одноглазых танцоров. Затем голосом, не терпящим отказа, он пригласил на Танец княгиню, которою боготворил. Он обхватил её талию и тяжело закружился в вальсе, ликуя от восторга. С него градом лил пот, но Полина, готовая ко всему в эту сумасшедшую ночь, отнеслась к этому спокойно.
– Прекрасная пастушка! – задыхаясь, проговорил генерал.
– Мой милый барашек! – пролепетала она.
Стоящего в одиночестве у стены полковника Кемпбелла мучили приступы ревности. Несомненно, он танцевал не хуже энергичного генерала. Полина, порядком уставшая от своего кавалера, наконец остановилась рядом с полковником и чарующе улыбнулась ему. Весь объятый дрожью, он пригласил её на танец, и они закружились в вальсе. Он держал её перед собой на вытянутых руках, как драгоценную вазу. Танцевал он лучше Камбронна, и мундир был ему к лицу, но в движениях отсутствовала плавность. Она поняла, что он чувствует боль в спине, и, прервав танец, повела его в буфет. Наполеон, сидевший рядом с матерью, усмехнулся.
– Хорошо, что вы опять с нами, – проговорила Полина. – Вы слишком часто ездите в Италию, сэр Нил.
– Вскоре опять поеду.
– О, нет! Какой же вы несносный человек! – Безусловно, это замечание, в котором звучали нотки сожаления и разочарования, было очень кстати.
– Я должен сходить к врачу, так как становлюсь слегка глуховатым.
– Я этого не заметила. Вы поедете во Флоренцию?
– Да, сначала туда, а потом, я думаю, в Лукку – на воды.
– Я там никогда не была, хотя знаю все водные курорты Европы. А когда вы отправляетесь, сэр Нил?
– Вероятно, недели через две.
– Через две недели? – проворковала она. – Я подумаю об этом. Я сама хотела бы подлечиться. После окончания карнавала я буду чувствовать себя разбитой. Я уже сейчас чувствую усталость. – Она вздохнула и взглянула на него тем долгим чарующим взглядом, которому немногие могли противостоять. – Расскажите мне о водах Лукки.
С энергией, присущей людям нездоровым, они углубились в обсуждение достоинств вод Лукки. Полковник вернулся домой вполне счастливым.
День или два спустя группа итальянцев, приехавших на остров, сделала императору предложение высадиться на побережье Италии и возглавить сопротивление, обещая поднять всю страну.
– У вас ничего не получится без Франции. Австрия вас задавит. У вас недостаточно войск, мало оружия и слабые позиции. А у Австрии есть всё. Если вы любите свою страну, успокойте свои сердца и оставьте всё это Франции. Дожидайтесь, когда ситуация там изменится. Ваши планы не принесут Италии ничего, кроме новых цепей, и навеки лишат её самостоятельности. Что касается меня, то я не принимаю более участия в мировой политике. Но если опять выйду на сцену, то сделаю это во имя Франции и при помощи Франции.
Они уехали ни с чем, но Кемпбелл заподозрил Наполеона в подозрительных связях и заключении опасных соглашений с Мюратом.
В начале месяца, когда Кемпбелл был в отъезде, неаполитанский военный корабль бросил якорь на рейде и поднял флаг Эльбы. На палубе матросы троекратно прокричали «Ура!» и «Да здравствует император Наполеон!». Их капитан, находящийся в чине контр-адмирала, подошёл к берегу на шлюпке вместе со своим штабом и вежливо осведомился, может ли он высадиться на берег и выказать должное почтение императору. У Камбронна вид мундиров неаполитанцев пробудил давно сдерживаемую ярость. И он, даже не посовещавшись с императором, обошёлся с адмиралом и его людьми, как со злодеями и разбойниками, пригрозив открыть огонь, если они не снимутся с якоря, и приказал гвардейцам зарядить орудия. Удивлённый адмирал спустил флаг Эльбы и, ожидая, что форты в любую минуту могут дать залп, поднял паруса и вскоре исчез из виду.
Наполеон был сильно расстроен таким негостеприимным поведением, но его мнение относительно Неаполитанского королевства было ничуть не лучше, чем у Камбронна.
Хозяйство острова оставалось основной проблемой. И чтобы удержать его от окончательного развала, Наполеон ввёл жёсткую экономию. Даже своей любимой Полине он не разрешал роскошествовать, о чём свидетельствует его переписка с Бертраном:
«Имею честь предложить для одобрения Вашего Величества указываемую ниже сумму, истраченную на установление восьми жалюзи в салоне княгини Боргезе. Материал для жалюзи был предоставлен княгиней. Стоимость работ равна 62 франкам 30 сантимам.
Гранд-маршал Бертран.
29 января 1815 г.».
«Так как я не давал санкций на эти расходы, они не должны быть включены в бюджет. Платить за это будет княгиня. То же самое касается и других расходов, которые я не одобрил заранее.
Наполеон».
Второго февраля у Кемпбелла была ещё одна беседа с Наполеоном.
«В этот раз он был крайне неразговорчив и сдержан, как будто обдумывал что-то важное.
Он гораздо меньше разъезжает по острову и, кажется, требует от окружающих проявления знаков внимания по отношению к себе. Он никогда не выходит на прогулку, разве что выезжает в экипаже, запряжённом четвёркой лошадей...
Некоторое время тому назад Наполеон приостановил работы по улучшению дорог и отделку работы в своей загородной резиденции. Это, как мне кажется, объясняется недостатком денег...»
Жителям Портоферрайо было недостаточно спектаклей в театре, и они начали поговаривать об опере. Поэтому 3 февраля Наполеон продиктовал длинное и подробное распоряжение, связанное с этим важным делом. Некоторые историки считают, что за двадцать три дня до бегства с острова он не мог интересоваться подобными вещами и что это была часть тщательно разработанного плана по сокрытию своих истинных намерений.
К пятому февраля ремонтные работы на бриге «Инконстант» были завершены, заняв всего три недели.
Наполеон и Полина играли в шахматы, когда Дрюо сообщил ему об этом. Услышав эту хорошую новость, Полина захлопала в ладоши, а Наполеон одобрительно кивнул.
– Что ты наденешь в среду, Полетт? – спросил он, размышляя над очередным ходом. Он имел в виду заключительный день карнавала.
– Я ещё не решила, – ответила Полина. – А ты что посоветуешь?
– Мне не очень-то нравится твоё неаполитанское платье, – проговорил он.
– Почему?
– Потому что оно неаполитанское.
– Ты сказал, что я выглядела в нем очень привлекательно. Так в чём же дело?
– Ты не должна выглядеть слишком привлекательно. Это двор короля Эльбы. Мы останемся здесь надолго и потому не должны шокировать наших почтенных островитян. – Он усмехнулся.
– Наполеон, как с тобой трудно! Ты не любишь чёрного, ты не любишь белого, ты не любишь ничего неаполитанского, ты не любишь... Но, в отличие от тебя, я никогда бы не надела мундир австрийского офицера.
Наполеон сделал ход и посмотрел на неё вопросительно:
– Что на тебя нашло? Что ты имеешь в виду?
Полина выдержала его взгляд.
– Ты знаешь, что я имею в виду, Наполеон. – Она взглянула на доску, сделала ход конём и сказала: – Шах!
Она знала, что он не может обрушить на любимую сестру приступ гнева, но также чувствовала, что зашла слишком далеко, и поэтому стала говорить с ним мягче:
– Я всё время думаю об одном месте, которое называется Орган.
– Орган? Что ты знаешь об Органе, Полетт?
– Мне кое-что о нём рассказали, – промолвила она. – А также о месте под названием Ля Калада.
Другому бы он этого не простил, но перед Полиной только опустил глаза и сделал ход. Затем он мягко сказал:
– Все эти названия, Полетт, и все эти дни мы стараемся стереть из памяти.
Полина положила свою руку поверх его и наклонилась над фигурами. Теперь в блеске её глаз, в её голосе чувствовалась истинная кровь семьи Бонапарт.
– Всё это не так, Наполеон, – прошептала она, – но мы также должны заставить мир забыть об этом. – Стремительным движением она переставила королеву с одной стороны доски на другую и произнесла: – Шах. Я думаю, что это шах и мат.
Наполеон задумался над положением дел на шахматной доске.
– Ты права, Полетт, – сказал он. – Ты выиграла. – Он сжал её маленькую руку и опасливо оглянулся, боясь, что кто-нибудь из камергеров подслушивает. – Однажды, – прошептал он, – мы сделаем так, что мир забудет об этом!
– Да, да! – благодарно вздохнула Полина, чувствуя победу. – А в среду я надену платье, которое тебе нравится.
На следующий день, 5 февраля – быть может, влияние Полины? – Наполеон направил Пону конфиденциальное послание с просьбой подготовить доклад и относительно организации экспедиционной флотилии. Главный управляющий рудников, естественно, был изумлён тем, что он обращался к нему с таким вопросом. Хотя раньше он был моряком и знал достаточно много о мореплавании, но разве это не было делом морских офицеров?
«Экспедиционная флотилия! – в возбуждении пишет Пон. – Это означало: «Я хочу покинуть остров!» Главный управляющий рудников понял это именно таким образом и позволил себе в отчёте следующее смелое изречение:
«И если Небо, более благосклонное на этот раз, подвинет Ваше Величество к новым свершениям, тогда, без сомнения, мы должны высадиться на берег на территории, дружественно настроенной по отношению к нам».
Никакой реакции на его доклад не последовало. Но Пона обрадовало, что он – единственный человек, которого попросили об этом. Никто ничего не знал – ни Бертран, ни даже Дрюо, его главнокомандующий. Наполеон ещё не принял окончательного решения.
Восьмого февраля карнавал приближался к завершению. Вечером состоялись шумные карнавальные похороны короля праздника. Торжественную процессию возглавлял полковник Малле, облачённый в кашмировые ткани, позаимствованные у княгини. Он восседал на белом боевом коне императора. За ним следом ехал капитан Шварц из числа польских копейщиков – напоминающий Дон Кихота очень худой мужчина на тощей лошади. Позади, в самых ярких и разнообразных костюмах, следовали офицеры гвардии и весёлые юноши с Эльбы. В конце процессии осёл тащил похоронные дроги бедного короля карнавала. Императора на торжестве не было. Полина, одетая в длинное красное платье, более подходящее для Тюильри, наблюдала за праздником со ступенек Ратуши.
Рядом с ней стоял Кемпбелл. Он находился в самом приподнятом настроении, так как ему позволили (а ему показалось, что попросили) сопровождать княгиню.
– Я так устала, – со вздохом произнесла княгиня. – До свидания, сэр Нил. До свидания... – Потом, с сияющей улыбкой взмахнув рукой, произнесла: – ...в Лукке? – И удалилась. Полковник был заинтригован, сомневаясь, правильно ли он понял последнюю фразу.
В своих донесениях шпионы сообщали о проходящих торжествах с пристрастием: мол, государство Эльбы прогнило насквозь вместе с его королём. Полина – хуже всех. Налицо мрачная картина всеобщего безделья и порока.
Тринадцатого числа в залив Специя вошла фелука, и на берег сошёл молодой рыбак, представившийся как Пьетро Сен-Эрнест. По стилю речи он не был похож на рыбака, поэтому люди Камбронна тотчас же окружили его. Но вскоре они были вынуждены разойтись. Молодой человек, настоящее имя которого было Флери де Шабулон, являлся другом и восторженным поклонником императора. Ранее он был супрефектом и с почётом удалился со своего поста, когда Наполеон был низложен. Предприняв паломничество на Эльбу, он преследовал только собственные цели. Но перед отъездом у него состоялась встреча с Маретом, герцогом Бассано, от которого он привёз Наполеону тёплое послание. В нескольких словах в послании говорилось следующее: «Возвращайтесь обратно. Бурбоны долго не продержатся. Массы поднимутся против них. Если вы не вернётесь, во главе станет герцог Орлеанский. Люди хотят видеть вас своим правителем. Армия продолжает любить вас и находится в плачевном состоянии. Приезжайте и спасайте Францию». Молодой человек рассказал Наполеону о том, что происходило в стране: о том, что все прикалывают к одежде фиалки как символ весны, подчёркивая этим неприязнь к королевской лилии: в продаже был даже нюхательный табак с запахом фиалок. Много позднее этот молодой человек написал достаточно красочный отчёт о разговорах с императором, от которых тот впоследствии всячески отрекался. Если верить этим мемуарам, он и Марет самолично решили дальнейшую судьбу Европы. Речи юноши принесли великое успокоение мятежной душе Наполеона и подлили масла в огонь сомнений. Молодой человек отплыл с Эльбы 15 февраля.