Текст книги "Наполеон"

Автор книги: Фредерик Бриттен Остин

Соавторы: Алан Патрик Герберт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Глава 12

На рассвете он ездил смотреть, как стрелки перебирались через Курсалью, уровень которой со вчерашнего дня сильно упал. С противоположного берега не донеслось ни выстрела, хотя Колли, конечно, по-прежнему стоял на Ла Бикокке и в Сан-Микеле. Затем он возвратился в штаб-квартиру, располагавшуюся в Лезеньо. В половине восьмого утра обычный крестьянский дом наполнился офицерами и ординарцами. Солнце проглядывало и вновь пряталось за облака, бежавшие по апрельскому небу. Погода определённо улучшалась. Прибыла артиллерия. Гаубичная батарея занимала всю деревенскую улицу. Усталые пушкари чистили стволы орудий. Прискакал и старик Стенжель. Несмотря на жалкий вид его кавалерии, она могла отрезать дорогу на Турин, сделав победу окончательной. Теперь Колли попался в его когти. Сегодня пьемонтцы будут вдребезги разбиты. Им не удрать.

Массена, чуть позади которого должен был следовать Лагарп, предстояло форсировать Танаро и широким обходным манёвром охватить деревню справа. Ожеро, солдаты которого были обеспечены лестницами, должен был снова перейти реку и атаковать Ла Бикокку. Серюрье предстояло двигаться на Сан-Микеле левее, через Торре. Вчерашнее позорное бегство его дивизии станет только «прелюдией к победе». За ночь Бонапарт много написал ему, желая показать свою власть и предлагая на этот раз взять «блистательный реванш». Угрюмый, суровый, иногда слишком методичный вояка – конечно, этот старый генерал приложит все усилия, чтобы смыть мучительный позор; особенно после столь ловкого напоминания о конфузе. Все войска пришли в движение. Теперь Бонапарту не оставалось ничего иного, как ждать первых сообщений.

Вскоре, торопясь, вошёл Бертье – маленький, квадратный, в слишком роскошном мундире – и сообщил то; во что ещё сам не мог поверить:

– Генерал, пьемонтцы снова ушли! И Серюрье, и Ожеро докладывают, что ни в Сан-Микеле, ни на Бикокке нет и признаков врага!

Проклятье! Колли, конечно, был мастером по части отступлений. Как ловко он выскользнул из сдавивших его клещей! Но куда он ушёл? Возможно, на северо-запад, на какие-нибудь позиции возле Карру, прикрывавшего дорогу на Турин. Если он решился бросить Мондови на произвол судьбы, то, значит, полностью или частично очистил его склады. Тогда у французов будет немного времени, чтобы перехватить хотя бы несколько обозов. Он кликнул секретарей и продиктовал приказ Серюрье двигаться прямо на Мондови и заставить крепость сдаться. Другой приказ он отправил Массена: идти вперёд по направлению к Карру в поисках неприятеля и немедленно доложить, как только враг будет обнаружен. До тех пор, пока Бонапарт точно не узнает, где находится Колли, он не будет менять позиции и останется здесь. Досадно. Даже более чем досадно! Он беспокойно метался по комнате: Если бы только у него была быстрая и предприимчивая кавалерия!

Через полчаса галопом прискакал другой штабной офицер и сообщил, что Колли не отступал на Карру. Он вывел свои войска прямо на запад и, по-прежнему прикрывая Мондови, собирался занять позиции на высотах перед ней – последних горных отрогах перед равниной. Как заявил офицер, пьемонтцы ещё не пришли в себя после отступления и только собираются расположиться на этих высотах. Если бы он мог действовать достаточно быстро, то захватил бы их врасплох! Волнение охватило его. За ними! За ними! Серюрье и Ожеро должны как можно скорее двинуться прямо вперёд и начать атаку сразу же, как только встретят врага. Массена должен круто повернуть к Бриалье на левом фланге пьемонтцев.

Он искал на карте командную высоту, с которой мог бы руководить сражением, нашёл её, попросил подать лошадь, созвал адъютантов и эскорт и наспех дал несколько последних инструкций начальнику штаба. Бертье он оставил в Лезеньо.

Галопом он помчался из этой бедной деревушки, перебрался через Курсалью по шаткому мостику, который передовые отряды навели наспех в то утро, и направился вверх через плато Ла Бикокка, на котором ещё тлели бивачные костры противника. Если бы успеть захватить Колли до того, как медлительные пьемонтцы займут оборонительные позиции! Но едва ли это удастся... Далеко впереди слева слышался слабый треск одиночных выстрелов. Затем от деревни Вико, церковь которой вздымалась над этими нагорьями, внезапно донёсся шум боя.

Наконец он достиг своего наблюдательного пункта, находившегося на пересечении двух горных отрогов. Здесь стояла старая молочная ферма – двухэтажный деревянный дом с примыкавшими к нему коровьими стойлами, окружённый высокой стеной. Бонапарт соскочил с лошади, в сопровождении адъютантов вошёл в дом, обитатели которого ёжились от страха, и поспешил на второй этаж. Да, с этого места было видно все поле боя. Перед ним открывалось широкое пространство, занятое невысокими, но крутыми холмами, склоны которых, превращённые в многоступенчатые террасы, были сплошь засажены виноградом. Прямо перед ним на вершине холма подозрительно одиноко высилась крепость Мондови, похожая на корону. Справа от неё раскинулась деревня Бриалья, к которой должен был подойти Массена. Через плато Ла Бикокка маршировала бригада Ожеро. Слева находилась деревня Вико, где одна из бригад Серюрье уже вела ожесточённый бой. К югу от Мондови тянулся гребень – заметно более высокий, чем все остальные. Определив по карте, что он называется Брикетто, Бонапарт понял, что это самое сильное место в обороне пьемонтцев. Там суетились солдаты, поспешно возводившие брустверы.

Среди ближних холмов шло беспорядочное сражение. Французы атаковали в рассыпном строю, и везде им удавалось захватить пьемонтцев врасплох. Некоторые части противника ещё находились в походном строю, другие только формировались и не успели развернуться в боевой порядок. Несколько батальонов, пытавшихся оказать сопротивление, было тут же смято. На само сражение ушло гораздо меньше времени, чем на то, чтобы добраться до поля боя. Он заметил, что деревня Вико была взята. Какая-то батарея – конечно, французская – изрыгала клубы дыма поблизости от большой церкви с огромным барочным куполом – знаменитой Сантуарио, располагавшейся в низине под Вико. Защитники деревни беспорядочно отступали к гребню Брикетто. Очевидно, там Колли собирал остатки своей развалившейся армии, готовясь построить последнюю линию обороны. К Брикетто уже подступали колонны Серюрье.

В подзорную трубу он чётко видел гребень, видел, как пьемонтская пехота бегом занимала позиции на засаженных виноградниками террасах, как пьемонтские батареи быстро поднимались наверх. Бежавшие из Вико толпились среди этих формирующихся отрядов. Он видел, что большинство солдат, не обращая внимания на своих офицеров, отчаянно размахивавших шпагами, продолжали бегство. На всём протяжении поля большая часть пьемонтской армии беспорядочно отступала к Мондови. Крепко держались только те, кто был на Брикетто. Неожиданно гребень холма окутался дымом. До его ушей донёсся грохот орудий и яростный треск ружей. Серюрье начал атаку.

Это наступление разворачивалось у него на глазах. Две колонны Серюрье двигались вперёд необыкновенно чёткими и стройными рядами. Серюрье использовал кое-что из построений старой школы и решил сегодня не полагаться на случай. Колонны начали подниматься с разных концов холма, гоня перед собой остатки пьемонтской пехоты. Атака развивалась медленно. С террас один за другим гремели залпы. Пьемонтские батареи стреляли так часто, что едва успевали перезаряжать орудия. Французские колонны медлили, колебались, и как только пьемонтцы переходили в штыковую атаку, поворачивали и скатывались к подножию холма.

Он смотрел на извилистую линию пехоты Серюрье, окаймлённую дымом выстрелов. Замешательство недопустимо! Каждая потерянная минута означала, что ещё одна часть армии Колли благополучно ускользнёт от них. Он послал к Серюрье офицера с приказом немедленно начинать вторую атаку.

Одновременно он направил приказ Стенжелю, находившемуся со своей кавалерией далеко на севере. Тому следовало перейти реку Эллеро, протекавшую мимо Мондови, обойти крепость, снова форсировать реку и ударить в самый центр беспорядочной массы войск, скопившихся за Брикетто, что вызвало бы среди пьемонтцев ещё большую панику.

Тем временем Серюрье методично собрал всю артиллерию, которую мог найти, и разместил её среди виноградников напротив Брикетто. Его орудия уже били по пьемонтским батареям на гребне. За исключением бригады, занимавшей левый фланг и пытавшейся обойти упрямых защитников гребня, каждый французский батальон, находившийся на этом участке поля, собирался для новой атаки. И снова, окутанные клубами дыма, колонны двинулись наверх. Они достигли вершины, на которой встретили яростное сопротивление. Их начали теснить. Завязался рукопашный бой. И всё же французы потеснили врага и вновь начали подниматься вверх, пока наконец гребень холма не покрылся только голубыми мундирами. Пьемонтцы скатились по противоположному склону.

Из цитадели, возвышавшейся над городом, крепостные орудия открыли яростный огонь по занятому французами склону Брикетто. Несколько пьемонтских полевых орудий было брошено отступающими на самом гребне, но поблизости не нашлось ни одного французского артиллериста, чтобы использовать их. Бонапарт оглянулся на небольшую группу своих адъютантов, находившихся с ним на верхнем этаже дома, и увидел Мармона, который присоединился к нему всего несколько дней назад. Мармон, его старый друг, был артиллерийским офицером. Он кивнул ему, и тот, стремглав бросившись к лошади, поскакал по направлению к Брикетто. Бонапарт только что видел, как французская пехота поднимала и поворачивала лафеты этих пьемонтских пушек и пыталась стрелять. Маленькие облачка дыма вздымались над городскими домами, куда попадали выпущенные ими ядра.

Между гребнем Брикетто, захваченным французами, и холмом, на котором находилась крепость Мондови, лежала равнина, сплошь заполненная толпами отступавших пьемонтцев. Все они бежали к мосту Брео, пересекавшему реку Эллеро под самым склоном холма. Французские колонны разрезали на части эти беспорядочные толпы. Вдали были видны вереницы повозок: Колли эвакуировал склады. Никаких признаков приближения кавалерии Стенжеля не наблюдалось...

Всё закончилось. Это сражение было выиграно легко, но отняло много времени. Кончался третий час дня.

На Брикетто, усеянном мёртвыми и ранеными, устланном разбитыми пушками и сломанными мушкетами – всем, что оставляет после себя ожесточённое сражение, – его нашёл посланец Серюрье. Оказалось, что охваченный паникой город Мондови прислал двух представителей, которым было поручено найти победоносного главнокомандующего и уговорить его пощадить не столько город, сколько особо почитаемую в этой местности церковь Сантуарио в Вико. Один из посланцев добрался до Серюрье, и тот направил своего адъютанта, капитана Рено, с письмом к городским властям и гарнизону крепости с требованием немедленной и безоговорочной капитуляции. Однако Колли, вступивший в этот момент в город вместе с потоком отступающих, арестовал капитана Рено, отказываясь признать его парламентёром. Одновременно Колли приказал закрыть все городские ворота.

Выслушав офицера, Бонапарт нахмурился и заговорил резко и властно. Он не собирался терпеть подобные оскорбления от каких-то пьемонтцев.

– Поезжай в Мондови и потребуй немедленной сдачи... или я предам всех огню и мечу!

Офицер мгновенно исчез. Внизу, в долине, смолкли последние выстрелы. Везде стояла непривычная после столь шумного дня тишина. В подзорную трубу он видел белый платок своего парламентёра, поднявшегося к воротам города и скрывшегося за ними.

Прошёл час. Пушки крепости больше не стреляли, но его парламентёр не появлялся. Далеко слева от Мондови остатки армии Колли устремились за реку Эллеро. (Что могло случиться со Стенжелем и его кавалерией?) Бонапарт по-прежнему видел вражеские войска на бастионах крепости. Потеряв терпение, он выругался. Командующий гарнизоном в Мондови тянул время, зная об обозах, и отступавшие части Колли теперь успевали отвести их. Бонапарт подъехал к батареям, которые Мармон только что привёз на Брикетто, и велел как следует обстрелять город, чтобы вызвать у жителей Мондови панику.

Орудия сняли с передков, развернули и подготовили к стрельбе. Артиллеристы поднесли запалы. Пушки загрохотали, подпрыгивая на лафетах. Ядра с пронзительным воем полетели из стволов по высокой траектории. В Мондови послышались взрывы, за стенами стали подниматься облака пыли, а затем – столбы густого дыма, когда дом загорался от прямого попадания. Он мог представить себе, как устрашённые жители собираются в толпы и требуют сдать город. Равномерно, методично французские батареи посылали свои снаряды в направлении города. Парламентёр по-прежнему не появлялся.

Бонапарту оставалось только ждать. Вокруг него валялись убитые. Между трупами ползали раненые, пытались приподняться, и их стоны сливались в привычный хор с жалобными просьбами воды и помощи. Ухоженные виноградники на террасах были теперь разорены, разворочены, превращены в сплошное месиво. Какая таинственная судьба привела этих несчастных солдат к увечьям и смерти? Наступил их срок. Скоро их забудут, как если бы они никогда не существовали. Человечество быстро вырастит им на смену мириады таких же одинаковых и таких же лишних людей. Значение имели только немногие, обладавшие яркой индивидуальностью. Остальные были стадом ничего не понимающего, погоняемого хозяином скота. И было бы непростительной слабостью испытывать к ним жалость. Он должен закалить себя, держать нервы в повиновении. Не он развязал эту войну, не он нёс за неё ответственность. Он только старался вести её как можно успешнее. Судьба предназначила его для этого.

Он снова направил подзорную трубу на холм Мондови. Ах! Он увидел, как над крепостью спустился пьемонтский флаг и на его месте затрепетало белое полотнище. Он приказал батареям прекратить огонь. Из ворот крепости вышла небольшая процессия: городские власти. Мондови сдался! Была половина седьмого вечера.

Пришпорив лошадь, он направился к ним навстречу, проезжая сквозь толпы своих победоносных войск. Солдаты размахивали шляпами, потрясали мушкетами и радостно приветствовали его, воодушевлённые последней новостью. «Да здравствует генерал Бонапарт! Да здравствует Республика!» Пожалуй, впервые они выкрикивали его имя. Это было приятно. Возможно, они начинали верить в него! Он ответил им, размахивая треуголкой: «Да здравствует Республика!»

Пробившись сквозь горланящую солдатню, к нему галопом подскакал Саличетти.

   – Победа, Бонапарт! Мои поздравления! Наконец-то мы спустились с этих проклятых гор!

Оба перевели лошадей на рысь и поехали бок о бок. Саличетти явно испытывал облегчение.

   – Я уж было начал подумывать, что тебе это окажется не по зубам, – злобно улыбнувшись, сказал он, – и тогда конец всем нашим желаньям, верно? Мне это было бы чертовски обидно. Я предпочитаю Парижу Италию. Золотая страна!

Да, он мог себе представить, как беспокоился Саличетти: если бы Бонапарт потерпел в этих предгорьях поражение, тот в какой-то степени нёс бы за это ответственность. Обязанностью комиссара Директории было следить за тем, как командующие выполняют инструкции правительства; они же оказались здесь вопреки этим инструкциям. Причём он заранее спланировал это неповиновение. Саличетти был достаточно хитёр, чтобы почувствовать, куда дует ветер. Обмена доверительными разговорами, весьма рискованными в этой ситуации, не потребовалось. Саличетти волновало только одно: попасть в Италию и поскорее загрести сокровища. Комиссар и не хотел ничего знать. Если им будет сопутствовать успех, всё будет хорошо. А если не будет – он всегда сможет отпереться. Этот Саличетти был настоящим мерзавцем. Никогда Бонапарт не станет ему доверять.

Они остановились у подножия холма Мондови, чтобы встретить спускающуюся процессию. Бонапарт ясно различал членов городского совета в богатых одеяниях и двух церковных лиц, облачение которых говорило об их высоком сане. Все они явно удивлялись молодости генерала. Он должен был являться для них олицетворением дьявола. Священники, наверно, с радостью окурили бы его кадильницами и окропили бы святой водой...

Мэр города вышел вперёд, опустился на одно колено и, раболепно заикаясь, протянул городские ключи. Бонапарт испытал острое наслаждение. Впервые в жизни ему вручали ключи от города! Но он сохранил достоинство и не улыбнулся даже Саличетти. Молодой триумфатор, великодушный и столь же непреклонный, успокоил дрожавшего от страха мэра. Город будет пощажён и все его жители тоже. По крайней мере до тех пор, пока будут выполняться его приказы.

Ему представили священников. Это были викарий епископа и настоятель кафедрального собора. Они смотрели на него как на дьявола с рогами и хвостом, воплощение атеизма Революции, уничтожающего церковь. Смиренно, робко они просили его позволить свободно отправлять религиозные обряды и признать священное право частной собственности. С той же благосклонностью, говоря на своём родном итальянском языке, он обещал им это. Проявляя милосердие, он чувствовал, что наступил самый прекрасный и патетический момент военной драмы.

Коротким галопом спустился с холма парламентёр и привёз условия военной капитуляции. Сам Колли скрылся, оставив в городе довольно большой гарнизон. Этот гарнизон сдавался безоговорочно – полк пьемонтских гвардейцев, два других полка, множество крепостных артиллеристов и несколько графов в чине полковников – такой-то, такой-то и такой-то. Их перечисление великолепно украсит отчёт для Директории. Поборникам республиканского равенства очень нравилось, когда в списке пленных находилось несколько титулованных особ.

Когда в сумерках к воротам города подходили его оборванные батальоны, которых теперь было легко превратить в отборные войска, оркестр торжественно исполнил «Марсельезу». Саличетти, как представитель французского правительства, ехал рядом с ним. Въезд в захваченный город был поистине триумфальным.

Как только Бонапарт миновал ворота и оказался на узкой улице, которая вела к площади, толпы горожан, размахивавших кто чем мог, приветствовали его. Несомненно, среди пьемонтцев было немало сторонников якобинской революции, видевших во французах своих освободителей, способных полностью изменить их жизнь. Саличетти и Фейпу, находившийся в Генуе, имели много секретных агентов, которые действовали по всей стране и поддерживали с ними связь. Однако большинство шумно приветствовавших его людей было крайне напугано и унижалось перед ним просто из страха. Трусы! Трусы! Почти все люди трусливы. Стоит их припугнуть как следует, и они готовы приветствовать самого чёрта...

На большой площади, окружённой старинными готическими зданиями, был выстроен пьемонтский гарнизон для официального акта сдачи. Его возглавлял седовласый комендант крепости – генерал граф Деллеро ди Кортеранцо. Опытный воин, аристократ, он едва мог скрыть свои страдания, вызванные этим унижением. Держась благородно, что чрезвычайно смутило старого вельможу, который ожидал увидеть перед собой разбойника санкюлота[34]34
  Санкюлоты (букв, «без коротких штанов») – термин времён Революции. Так аристократы называли городскую бедноту, носившую в отличие от дворян не короткие, а длинные штаны. В годы якобинской диктатуры термин стал самоназванием революционеров.


[Закрыть], Бонапарт вернул графу его шпагу.

Время торопило. Бонапарт вошёл в городскую ратушу вместе с важными гражданскими лицами, безудержно льстившими ему. В зале заседаний генерал повернулся к ним лицом.

– Синьоры, я пощадил вас и не отдал город на разграбление, – сказал он и жестом погасил не в меру бурные выражения благодарности. – Но вы должны немедля начать снабжение моей армии всем необходимым. В течение двух часов жители Мондови должны сдать оружие, амуницию, запасы провизии и другое имущество, принадлежащее пьемонтской армии. Любой гражданин, утаивший что-либо из перечисленного, предстанет перед трибуналом и будет обвинён в краже имущества Французской Республики. Вы получите отпечатанные листовки с указом и расклеите их по всему городу. Доброй ночи, синьоры.

Бонапарт стремительно вышел из ратуши, сел на коня и выехал из города в направлении Лезеньо.

Чувство довольства и огромного облегчения, казалось, изменило весь его мир. Он мчался галопом, а за ним скакали весело смеявшиеся офицеры свиты.

Он спустился с этих нищих предгорий! Теперь его солдаты будут сполна обеспечены продовольствием! Армия Колли разбита, от неё не осталось и следа. Теперь надо двигаться к Турину. Если бы можно было так же запугать глупого, старого короля Пьемонта, заставить его прекратить военные действия и подписать мир, он достиг бы исполнения своей мечты. Будет ли Жозефина гордиться своим мужем и хвастаться им в Париже? Ему нужно больше. Она должна приехать к нему, и как можно скорее. Смешно было только рассказывать о ней своим генералам. Но как добиться этого? Жозефина! Жозефина!

Только одна новость омрачала этот великолепный день. Когда Бонапарт приехал в Лезеньо, Бертье сообщил ему, что старик Стенжель убит. Он погиб, ведя один из своих никудышных эскадронов в рукопашный бой с пьемонтской кавалерией. Эта потеря была невосполнима. Стенжель был единственным хорошим кавалерийским офицером на всю армию. Храбрый воин, он также был изумительным мастером разведки. Вчера по прибытии в Лезеньо старый гусар преподнёс блестящий урок того, как кавалерийскому офицеру следует собирать сведения о противнике. Он перехватил на почте несколько писем и перевёл их, допросил почтмейстера, священника и крестьян, разослал лазутчиков, нашёл проводников, исследовал броды, дороги, ущелья, разыскал еду и хорошую питьевую воду. Несмотря на то что штаб находился в деревне уже двадцать четыре часа, никому не пришло в голову сделать всё это. Нелегко будет найти замену этому близорукому, ворчливому старику Стенжелю...

Но зато он спустился в долину! Сегодня вечером у его солдат праздник. Если армия Колли и не полностью уничтожена, то полностью сломлена. Болье, находившийся за много миль отсюда, не в состоянии вмешаться.

Он начал составлять доклад для Директории.

«Я должен сообщить вам о захвате Чевы, о сражении у Мондови и нашем вступлении в этот город...»

Он ничего не сообщит ни о провалившейся атаке на Чеву, цитадель которой не сдалась до сих пор, ни о ещё более ужасном бегстве Серюрье из Сан-Микеле – или сведёт неудачи к ничего не значащему пустяку. Он нарочно спутает даты всех операций с тем, чтобы рассказать этим парижским дуракам красивую сказку.