Текст книги "Наполеон"

Автор книги: Фредерик Бриттен Остин

Соавторы: Алан Патрик Герберт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Глава 6

Бонапарт проснулся от непрерывного дребезжания оконных стёкол. Мысли его быстро пришли в порядок, и он восстановил в памяти драматические события, свершившиеся по его воле.

Ожеро атаковал.

Это его пушки били на подступах к Миллезимо. Или пушки Массена у Дего? Недавно взошедшее солнце окрасило трубу дома напротив в огненно-красный цвет. Хорошее предзнаменование, решил он. Значит, сегодняшний день будет таким же удачным, как и вчерашний. Ещё не было и пяти утра. Он вылез из кровати и позвал ординарца. Тот вошёл с тазиком горячей воды. Наполеон поспешно и неловко побрился – у него никогда не хватало терпения для такого пустякового дела. Затем он торопливо натянул мундир, расчесал и пригладил свисавшие на щёки длинными «собачьими ушами» темно-каштановые волосы. Ординарец передал ему несколько только что прибывших донесений. Запивая горячим кофе кусочек хлеба с маслом, он увлечённо читал эти небрежно заполненные клочки бумаги, набросанные на скорую руку на каком-нибудь седле при свете головешки. Брови генерала нахмурились.

Армию охватила анархия. Об этом кричало каждое донесение. Массена и Лагарп докладывали, что из-за полного отсутствия продовольствия, их люди занялись грабежами, и теперь солдат не собрать никакой силой. Далее Массена писал, что Дего по-прежнему находится в руках австрийцев и что он вынужден остановиться до тех пор, пока Лагарп не придёт к нему на помощь. Днём Массена легко мог бы отогнать их на север, как было приказано; в это время Ожеро, которому приказали провести ночную атаку левее, чем было предписано вначале, разбил бы Провера и открыл дорогу через ущелье Миллезимо к Монтецемоло. Затем он соединился бы с Серюрье, которому также был дан приказ наступать. Значит, успех атаки Ожеро становился делом первостепенной важности.

Разбив Провера, он должен нанести удар по Колли, которому будет одновременно угрожать с фланга Серюрье, отбросить пьемонтцев на позиции, ещё более удалённые от их союзников, прежде чем австрийцы – у которых до сих пор был введён в действие только один корпус – смогут собрать все силы в Акви и напасть на него с севера. Было бы правильным вбить клин между его врагами, как он уже начал делать. Они не должны опомниться, не должны перейти к совместному наступлению силами, значительно превосходящими его собственные. В противном случае он попадёт в клещи и будет раздавлен. Надо вынудить эти клещи широко раскрыться, а затем сломать один из зубов.

Пришло ещё одно донесение. Самое ценное и долгожданное – от Ожеро. Оно было написано на рассвете, и в нем сообщалось, что дивизия выдвигается для атаки на Миллезимо, как было приказано. Значит, он не ошибся: били пушки Ожеро.

Он спустился в комнату, где уже работал Бертье. В течение следующего часа они решали неотложное дело – как раздобыть продовольствие для голодающей армии. Это было жизненно необходимо. Если люди будут продолжать грабить, армия развалится. Она уже разваливалась, распадалась на кучки мародёров, не признающих никакой дисциплины. С другой стороны, не было никакой возможности полностью снабдить её продовольствием. Каждый транспорт, медленно ползущий через горы, приходилось защищать конвоем от вездесущих «барбетов» – членов еретической секты вальденсов[32]32
  Вальденсы – приверженцы ереси, зародившейся в конце XII в. в Лионе (основатель – П. Вальдо), охватившей в основном ремесленников и крестьян; имели дуалистические воззрения на природу сил Добра и Зла и их равенство в борьбе между собой; отрицали основные таинства Католической Церкви и церковную иерархию, призывали к аскетизму. В Италии, где их называли «барбетами» сохранились до XX в.


[Закрыть], прятавшихся в засадах. Всё равно его армия останется голодной, но будет продолжать наступать и сражаться.

Прибыл офицер от Массена.

Генерал настаивал на немедленном разговоре с главнокомандующим и хотел бы встретиться с ним на дороге между Кайро и Дего. Какая досада! Теперь придётся отложить запланированную поездку к Ожеро. Ничего не поделаешь... Бонапарт попросил дать ему лошадь и эскорт.

Гул военных действий не долетал до дороги, по которой он ехал к небольшому городку Кайро, обнесённому древней крепостной стеной, над которой возвышался полуразрушенный замок. Проехав через живописные ворота, охранявшиеся французскими часовыми, он попал на узкую средневековую улочку. Двери домов и магазинов все были распахнуты настежь. Трупы жителей городка валялись прямо на дороге. Было пустынно, и над всем нависала зловещая тишина. В глубине боковой улицы он заметил группку кравшихся солдат, что отстали от своих частей, а также бандитского вида мужчин и женщин – воронья, которое следует за любой армией в поисках еды или чужого добра. Бонапарт поспешил выбраться из этого зловещего места.

Когда он выехал в долину, начинавшуюся за северными воротами города, то увидел банды других дезертиров, в беспорядке бродивших по полям. Клубы дыма поднимались над охваченным огнём крестьянским домом.

Ему то и дело попадались группы оборванных, измождённых солдат, отставших от своих подразделений, чтобы найти съестное. Некоторые тащили за собой плачущих деревенских девушек. И все эти бандиты выкрикивали ему в лицо грубые и оскорбительные ругательства, получившие широкое распространение со времён Революции.

– Эй, Малыш, где еда, которую ты обещал? Где этот хлеб и мясо? Вы-то, чёртовы генералы, небось хорошенько набиваете себе брюхо!

Он сердито приказал им вернуться в свои батальоны; ему ответили откровенным хохотом.

Далеко на западе слышались нерегулярные залпы пушек Ожеро; было ясно, что они не изменили своих позиций. Он сам должен был увидеть, что задерживало наступление, но вначале надо было встретиться с Массена и выяснить, что происходит у него.

Вот и Массена, спешившийся возле одинокого дерева на обочине дороги. Лагарп тоже был здесь. Бонапарт подъехал и спросил, не скрывая неудовольствия:

   – В чём дело, генерал? Почему вы не продвигаетесь вперёд?

У Массена настроение было ничуть не лучше.

   – Потому что у меня не хватает сил, генерал! Я с трудом удерживаю на месте один-единственный полк. Похоже, все забыли, что солдатам надо есть. – Он обвёл рукой возвышенности вокруг Дего и указал на место, которое нельзя было не заметить: над холмами вздымалась похожая на замок или корону скала Роккетта. – Там, за скалой, австрийцы. Полюбуйтесь на их земляные укрепления! Мне они кажутся неприступными. По данным перебежчиков, которых я допросил лично, они очень крепкие и сделаны надёжно. Они говорят, что деревня тоже хорошо укреплена и там большой гарнизон с мощной артиллерией. Моих лазутчиков сильно обстреляли. Я предпочёл бы, чтобы вы сами, генерал, взглянули туда, прежде чем бросать мои небольшие силы в атаку, которая – верьте моему опыту – закончится провалом.

За корректностью фраз скрывалась явная насмешка.

   – Разве Лагарп не поддержит вас?

Лагарп пожал плечами и указал на многочисленных грабителей, рыскавших по полям правее Монтенотте. Некоторые из них даже перебрались вброд через реку, протекавшую параллельно дороге, и теперь мелькали на другом берегу, далеко в долине.

   – Моя дивизия там, генерал, – сказал он. – Во всяком случае, её большая часть. Они двое суток не получали довольствия, и теперь ничто не помешает этим беднягам разыскать для себя съестное. Младшие офицеры так же плохи, как и солдаты. Некоторые из этих беглецов начинают объединяться. Я послал сильные патрули, чтобы вернуть их в строй. Через пару часов я надеюсь быть на позиции и смогу поддержать Массена.

Массена злобно улыбнулся.

   – Когда Лагарп будет готов помочь мне, я атакую эти позиции. Если, конечно, вы не отмените приказ.

Бонапарт слегка задумался. Пушки Ожеро грохотали на прежнем месте: очевидно, ему оказали неожиданно сильное сопротивление. Главнокомандующему не нужны были два сражения одновременно.

   – Очень хорошо, – резко сказал он. – Генерал Лагарп соберёт свою дивизию и, как только будет возможно, приведёт её к вам на помощь. Выдвиньте авангард поближе к Дего и прощупайте позиции противника, но сами не атакуйте. Я собираюсь отправиться к Ожеро. Выясню, что там происходит, и вернусь сюда. Встретимся на Этом месте в час дня.

Бонапарт повернул лошадь и вместе с эскортом поскакал мимо банд дезертиров по дороге в Кайро. Он вновь проехал мимо того места, где шёл грабёж (на пустынной улице стояла и истошно кричала растрёпанная женщина, видно, сошедшая с ума), и погнал лошадь по дороге, ведущей в Каркаре. Затем он свернул на запад, в направлении Миллезимо. Артиллерия всё ещё вела обстрел. Были слышны раскаты выстрелов. Две или три мили дорога была пустынна. Затем он наткнулся на повозки маркитантов, бесполезно простаивавшие в тылу сражавшихся войск. Миновав их, он увидел пехотинцев, с примкнутыми штыками располагавшихся вдоль дороги. Некоторые стояли, опершись на свои мушкеты, другие составили ружья пирамидками у обочины. Он направил лошадь к командиру.

   – Где генерал Ожеро?

Офицер указал на холм, возвышавшийся справа от дороги, и Бонапарт погнал туда лошадь. Пушки грохотали совсем близко. В паузах между залпами раздавались ружейные выстрелы. На высотке размещался Ожеро и весь его штаб.

Подъехав к ним галопом, Бонапарт спрыгнул с лошади.

   – Что происходит, генерал?

Ожеро показал на возвышавшийся в полукилометре крутой холм, увенчанный развалинами старинного замка. Над древними стенами вызывающе развевался пьемонтский флаг. Французская пехота расположилась у основания холма по всей окружности. Скрываясь за невысоким кустарником, припав к земле, цепи стрелков пытались вести прицельный огонь по стенам. Оттуда доносилась ответная пальба.

   – Это Кастелло ди Коссерия, генерал, – сказал Ожеро, сморщив громадный нос.

Он тоже был не в духе. В то утро все были не в духе.

В грубоватых казарменных выражениях он прояснил ситуацию:

   – Этот дурак Провера там, а я даже не знаю, сколько у него людей. Возможно, тысячи две. Сегодня утром мы бросились на Миллезимо и взяли укрепления штурмом. Батальоны Провера в беспорядке драпанули на север. Во время боя всё смешалось. Наконец, оказавшись в окружении, Провера рванул к этим развалинам. Они, как видите, господствуют над дорогой. Его огонь причинил нам дьявольские потери, пока я не увёл большую часть войск в безопасное место.

Бонапарт помрачнел. Что за нелепость – зависеть от такого пустяка! Ему не терпелось как можно скорее выйти за Миллезимо и, соединившись с Серюрье, использовать день для схватки с Колли. Было чуть больше восьми утра.

Он кивком подозвал стоявшего рядом генерала Банеля, командовавшего одной из бригад:

   – Предложите Провера сдаться. Скажите ему, что он полностью окружён и всякое сопротивление бессмысленно.

Банель вскочил на лошадь и помчался выполнять поручение. У подножия крутого зелёного холма он слез с лошади, достал из кармана белый платок и пошёл вверх пешком, держа платок в вытянутой руке и размахивая им. Огонь прекратился. Бонапарт следил за тем, как его парламентёр медленно поднялся к замку и остановился перед стеной. На полуразрушенном бруствере появились два офицера и начали переговоры, растянувшиеся на целую вечность. Наблюдая за противником в подзорную трубу, Бонапарт нетерпеливо ёрзал и бормотал какие-то ругательства. О чём можно было говорить столько времени? Ситуация была совершенно ясной и не требовала никакого обсуждения. Была дорога каждая минута!

Вдруг внутри развалин раздалась дробь барабанов. Парламентёр начал спускаться с холма. Боже, как медленно он двигался! Можно было подумать, что у него целый день в запасе! Наконец он подошёл к своей лошади, сел на неё и поскакал к ним.

   – Они отказываются сдаваться, генерал!

   – Что они сказали?

   – Ваше послание, генерал, я передал лично Провера. Он начал спорить. Пока мы пререкались, в разговор нагло вмешался какой-то офицер. «Знай, что ты имеешь дело с пьемонтскими гренадерами, которые никогда не сдаются!» – заявил этот офицер. Это он приказал бить в барабаны.

Озадаченный Бонапарт крепко задумался.

   – Ты уверен, что видел самого Провера? – Провера был австрийским генералом на службе у Пьемонта и командовал объединёнными австро-пьемонтскими вспомогательными силами.

   – Да, генерал. Старик в конце разговора склонялся к сдаче, но требовал гарантии свободного отступления войск с оружием и обозами. Офицер, который перебил его, был молодым пьемонтским полковником.

Какая разница! В то утро Бонапарт был в чудовищно плохом настроении, и испортил его Массена. Он Не собирался останавливаться перед горсткой людей, засевших в средневековых развалинах. Где-то в глубине, под этим плохо сдерживаемым нетерпением, его расчётливое, вечно бодрствующее «я» советовало не тратить время на это пустяковое препятствие, а просто окружить холм достаточными силами и двигаться дальше. К тому же карабкаться по этим голым склонам было нелёгким делом, тем более под дулами неприятельских ружей и пушек. До сих пор всё складывалось так легко... Он повернулся к повесившему клюв Ожеро.

   – Возьмите мне эту развалюху! Штурм!

Ожеро взглянул на него с удивлением и замешкался – видимо, готовый возразить.

   – Штурм! – повелительно повторил Бонапарт, – Вы собираетесь проторчать здесь целый день?

Ожеро отдал честь.

   – Как прикажете, генерал! – Он повернулся к Банелю, отличному вояке, прослужившему тридцать лет и начинавшему ещё в рядах королевской армий. – Штурм проведёт ваш Восемнадцатый полк, генерал Банель. Идите!

Они оба, оставив высоту, поскакали по направлению к голубым толпам французской пехоты, отдыхавшей на недосягаемом для выстрелов расстоянии. Бонапарт нетерпеливо следил, как полк укреплял ряды и осуществлял различные манёвры для подготовки к наступлению. Тем временем пушки Ожеро, ведя хаотичный обстрел, пытались сокрушить замок, но без особого успеха. Они не могли целить так высоко, чтобы ядра долетали до шпиля, на котором развевался пьемонтский флаг.

Наконец силы для атаки были подготовлены. Под быструю дробь барабанов они двинулись вперёд беспорядочными колоннами, напоминавшими скорее толпу, чем наступающие французские части. Во главе отрядов отчётливо выделялся Банель. Подбадриваемые офицерами, солдаты кричали: «Да здравствует Франция!» Из развалин ударил жёсткий прицельный огонь. Повсюду падали и катились вниз люди. Товарищи переступали через них и продолжали подниматься по склону. Солнце сверкало на штыках. Три колонны приблизились к вершине и сошлись в одной точке. Атака развивалась успешно. Они были всего в двадцати шагах от полуразрушенных стен.

Внезапно замок окутался дымом. Ужасный грохот залпов, следовавших один за другим, донёсся с вершины. В одно мгновение головные части трёх колонн превратились в месиво из опрокинутых, корчащихся в предсмертных судорогах людей. Оставшиеся в живых пробивали себе дорогу сквозь дым. Первая шеренга дрогнула и остановилась под губительным градом ядер, а затем вся масса не выдержала и побежала. Только на флангах несколько человек в голубых мундирах прильнуло к земле и мстительно стреляло вверх. Большинство бросившихся бежать солдат в смятении столпилось внизу. Офицеры, размахивая саблями, что-то приказывали им, но те отказывались снова идти в атаку на эти смертоносные склоны.

Отряды, потерявшие каждого десятого, были вновь выстроены в неровные шеренги и расположились на недосягаемом для выстрелов врага расстоянии.

Ожеро галопом влетел на высоту и обратился к главнокомандующему.

– Вот, мой генерал, – мрачно сказал он, едва сдерживая гнев из-за устроенной Бонапартом бессмысленной бойни. – Штурм отбит. Он дорого нам обошёлся. Банель убит. Кто следующий?

Много времени было потрачено впустую. Шёл одиннадцатый час. Драгоценный день проходил даром. Бонапарт заскрипел зубами. От его рассудительности не осталось и следа. Либо эти развалины немедленно сдадутся, либо их возьмут штурмом, а дерзкая горстка их защитников будет поставлена к стенке. Он достал блокнот и нацарапал официальное обращение к Провера.

«Monsieur, вы окружены со всех сторон. Сопротивление повлечёт за собой бессмысленное кровопролитие. Если через четверть часа вы все не сдадитесь в плен, я не пощажу никого.

Одиннадцать часов утра, тринадцатое апреля.

Бонапарт».

Он вырвал листок и подозвал штабного офицера.

   – Вручите это маркизу де Провера лично!

Он сердито наблюдал, как его посланец спустился с высоты, на которой они находились, и начал, размахивая платком, подниматься по склону холма, заваленного телами; кое-кто из них полз, другие лежали неподвижно. Парламентёр добрался до вершины и некоторое время постоял, разговаривая с офицером, появившимся на полуразрушенной стене. Затем, после раздражающей задержки, посланец вновь начал спуск. Когда он вернулся, на часах было почти двенадцать.

   – Итак? – раздражённо спросил Бонапарт, – Ответ! – Сколько драгоценного времени потеряно из-за этих несчастных развалин!

   – Маркиз де Провера не посылает письменного ответа, генерал. Он говорит, что готов немедленно сдать позицию при условии, что ему будет позволено беспрепятственно вывести свои войска вместе с оружием и обозом и присоединиться к своей армии.

Бонапарт негодующе вскрикнул. Какая наглость!

   – Идите обратно и скажите Провера, что если он сейчас же не сдастся без всяких условий, я перебью их всех до последнего человека!

Опять штаб-офицер отправился в путь. Эти задержки сводили его с ума. Потеряно уже полдня! Он давно бы соединился с Серюрье и навалился на Колли. Его совсем не радовала красота этого живописного пейзажа – ни полуразрушенный замок на вершине, зелёного холма, ни речушка, быстро струившаяся слева по перевалу Миллезимо, ни залитые солнечным светом вершины окружающих гор.

Неожиданно откуда-то далеко справа, от деревни Ченджо, донеслась стрельба. Что это? Неужели Колли решил атаковать с фланга Лагарпа и Массена, расположившихся перед Дего? Его охватила тревога... Именно этого он и боялся. Нужно немедленно отправиться туда и всё увидеть своими глазами.

Он подозвал Ожеро:

– Генерал, действуйте в соответствии с моим ультиматумом Провера. Либо он тотчас же безоговорочно сдаётся, либо вы берёте крепость штурмом и не даёте никому пощады. У вас более чем достаточно сил, чтобы захватить проклятые развалины и сделать это быстро. Я собираюсь взглянуть, что происходит справа. Если я не вернусь – значит, уехал в Каркаре.

Он снова сел в седло и погнал лошадь галопом. Стрельба казалась серьёзной, но прежде чем он достиг Ченджо, всё прекратилось. Встретив генерала Менара, командовавшего бригадами правого фланга, он узнал, что это была всего лишь разведка боем, проведённая Колли, и что её без труда отразили. Он воспринял это с облегчением. С огромным облегчением.

День был в разгаре. Ему нужно было успеть встретиться с Массена на дороге между Кайро и Дего. Он развернул лошадь и поскакал по скверной дороге прямо в Каркаре. Его эскорт, звеня шпорами, нёсся следом. Эта проклятая груда руин в Коссерии! Ожеро скоро захватит её. Тогда можно будет совершить марш-бросок и соединиться с Серюрье. Узкий перевал Миллезимо был уже занят и больше не служил препятствием.

Он добрался до Каркаре, на короткое время остановился в штабе, наскоро перекусил, сообщил Бертье о положении дел на этот час, а затем вновь помчался по дороге из Кайро в Дего. За Кайро он обогнал несколько батальонов Лагарпа. Эти самые дисциплинированные части его армии двигались на север.

Близ Роккетта, на полпути между Кайро и Дего, он увидел ждавшего его Массена. Генерал по-прежнему язвительно спросил его, одержал ли Ожеро свою долгожданную победу, и выразил удивление, что средневековый замок смог стать непреодолимым препятствием даже для главнокомандующего. Сам он готовился провести серьёзную разведку района Дего. Вражеские аванпосты находились прямо за Роккетта. С ним только две тысячи солдат, но Лагарп наконец-то подходит на помощь. Оправдываясь за неудачу атаки, Массена упомянул, что в Дего на одной из высот находится мощный форт. Бонапарт никогда об этом не слышал и не поверил ни единому слову. Всё это сказка! Массена пожал плечами и подозвал капитана Тринадцатого гусарского полка, который только что вернулся из разведки и стоял в ожидании, держа повод своей измождённой клячи.

   – Капитан, вы были в Дето в качестве парламентёра полтора года тому назад. Есть ли в Дего форт?

Капитан – смышлёный с виду молодой человек – красиво вытянулся по стойке «смирно» и с военной прямотой ответил:

   – Да, генерал. Над деревней, на вершине скалы, есть крепость.

Массена злобно улыбнулся:

   – Спасибо, капитан. Вы свободны.

Недолго придётся ехидному Массена торжествовать. Быстрота была необходима, жизненно важна для успеха каждого манёвра в этой пока ещё рискованной кампании.

Он мог позволить себе нанести удар здесь и сейчас, поскольку в любой момент от Ожеро мог прискакать гонец с долгожданным известием о взятии проклятой Коссерии. Он говорил резко и властно.

   – Есть крепость или её нет, не важно. Генерал, пусть ваши люди немедленно начинают наступление. Уже почти два часа. День проходит. Возможно, мы ещё успеем взять Дего приступом.

   – Очень хорошо, генерал. Я сделаю всё, что в моих силах, – сказал Массена и со своей неизменной злобной ухмылкой ускакал отдавать приказы.

Бонапарт решил сам проехать вперёд вместе с авангардом. Отдыхавшие батальоны встряхнулись; голубые мундиры и сверкавшие на солнце штыки заполнили дорогу между Рбккетта и рекой. Впереди шла рота оборванных, грязных пехотинцев. Их собранные в хвостики волосы выбивались из-под побитых дождём бесформенных шляп. Многие шли босиком. Он вместе с ними миновал узкий проход, который австрийцам ничего не стоило перекрыть, хотя они по неясной причине не сделали это. Они вышли на небольшую, окружённую горами холмистую равнину. Сам Дего, прятавшийся в низине, был отсюда не виден.

Вражеские аванпосты немедленно обстреляли их. Массена бросил вперёд отряд стрелков, которые, перебегая от одного укрытия к другому, вели ответный огонь. Неприятель отходил короткими перебежками, и белые мундиры исчезали один за другим.

Основная колонна продолжала продвигаться по почти ровной дороге к Дего и к горам, между которыми бежала река. До деревни оставалось не больше мили, но её по-прежнему не было видно.

Массена ехал впереди. Бонапарт пришпорил коня, чтобы догнать его, и увидел, что от группы Массена отделился штабной офицер и куда-то поскакал. Батальоны, шедшие в авангарде, свернули с дороги направо. Несколько батарей также свернуло и заняло позицию на небольшом возвышении. Другая бригада двинулась налево, к реке.

Массена демонстрировал свои силы, выстраивая их в боевую линию на небольших возвышенностях вдоль дороги, вне досягаемости огня противника. Стрелки продвигались вперёд. Далеко справа другие легковооружённые отряды короткими перебежками перемещались от одного укрытия к другому и обстреливали гребень, тянувшийся между Дего и Роккетта. Поравнявшись с Массена, Бонапарт одобрил расположение его сил. Генерал знал своё ремесло. Было необходимо заставить врага раскрыться и обнаружить свои силы. Артиллерия с позиции на возвышенности произвела несколько выстрелов в направлении Дего.

Одновременно окутался белым дымом и противоположный склон горы. Донёсся грохот артиллерийских залпов, вой летящих пушечных ядер, треск ружейных выстрелов. Враг нерасчётливо выдал расположение и протяжённость своих позиций. Прекрасно. Массена указал в ту сторону.

   – Видите, генерал? – язвительно бросил он.

Позиции были слишком хорошо защищены, чтобы он мог взять их штурмом только своими силами. Но Лагарп был уже на подходе.

   – Вижу, – ответил Бонапарт. – Немного нажмите на них, генерал, но не вступайте в открытый бой.

Штабной офицер Массена галопом ускакал прочь. Вражеские пушки и мушкеты продолжали палить, напрасно пуская дым и создавая шум. Бригада пехоты слева двинулась к реке и тщетно попыталась перейти её вброд; в воду с плеском шлёпались пушечные ядра. Стрелки усилили огонь, а основной корпус красовался на виду, будто готовясь к немедленной атаке.

Время шло. Вражеская канонада, не принося французам никакого вреда, продолжалась уже два часа. Штабным офицерам удалось приблизиться к позициям противника и осмотреть их в подзорные трубы. Неприятельские укрепления не были такими неприступными, какими казались издали, да и численность их защитников не казалась устрашающей.

Подъехал Лагарп. Вся его дивизия наконец подошла и могла выступить в поддержку Массена. Одновременно прибыл офицер от Ожеро, который доложил, что штурм Коссерии захлебнулся в крови. За четверть часа они потеряли сотни людей. Ожеро готовился к новой атаке. У осаждённых кончались боеприпасы, и они бросали вниз камни и куски скал. Чёртовы руины! Перевалило за четыре. До конца светлой части этого апрельского дня оставалось всего несколько часов. Слишком поздно предпринимать здесь что-либо решительное, особенно когда в тылу остаётся невзятая Коссерия. Впрочем, к утру там всё закончится.

Он тщательно изучил мощную оборону противника вокруг Дего. Этот обстрел был попыткой обмануть их. Завтра хватит времени для победы. Они непременно возьмут Дего. Бонапарт повернулся к Массена:

   – Довольно, генерал. Отводите свои войска. Вы наступаете завтра. Возвращайтесь на вчерашние биваки. Мои приказы получите позднее.

Массена улыбнулся в ответ. Бывали мгновения, когда Бонапарту хотелось задушить его за эту холодную, злую, намекающую на превосходство усмешку.

   – Очень хорошо, генерал! Вы все видели сами и убедились, что в моём положении было бы сплошным безумием атаковать сегодня.

Он раздражённо ответил:

   – Да, но сегодняшний день потерян. Завтра вы получите подкрепления. Однако запомните: Дего должен быть взят любой ценой!

Поздно ночью Бонапарт устало снимал с себя одежду, чтобы поспать пару часов. Он был в сильном раздражении. День, этот важный день оказался безвозвратно потерянным. Взять Дего не удалось. Приводило в бешенство то, что его первоначальные приказы были абсолютно правильны. Перебежчики сообщали, что утром в Дего было всего тысяча двести солдат, но затем к ним прибыло подкрепление. Днём там насчитывалось уже четыре-пять тысяч, а завтра будет ещё больше. На другом направлении атаки аванпосты Ожеро по-прежнему находились у Миллезимо. Соединиться с Серюрье не удалось. И Коссерия не была взята. Ожеро доложил, что он предпринял ещё один штурм, который обошёлся также дорого, как и предыдущий. Теперь он вёл переговоры с Провера и вновь отказался от условия свободного выхода из крепости, которое выдвинул маркиз. Ночью Ожеро готовился к новой атаке. У врага почти кончились боеприпасы; кроме того, в крепости не было воды.

Всё это было бы неплохо, но он даром потратил целый день – один из тех бесценных дней, каждый момент которого мог сыграть решающую роль в его судьбе. Он сознавал свою вину. Сегодня он потерял самообладание, поддавшись событиям, а не руководил ими. Атака в Коссерии оказалась дорогостоящей ошибкой. Ему надо было просто изолировать это место и постепенно добить австрийцев. Сейчас бы он уже был на высотах вокруг Чевы, и Колли был бы разбит. Но первое же дерзкое сопротивление его воле заставило Бонапарта прийти в слепую ярость.

Никогда больше он не потеряет самообладания, не останется глухим к доводам рассудка. Если бы Колли так же отреагировал на отчаянное сопротивление французов в Монтеледжино, ситуация могла бы стать очень опасной. Но Колли не использовал эту возможность. Бонапарт видел противника растерянным, нервничающим, боящимся за свои фланги и тылы и неспособным к решительным действиям. Не скоро Колли выпадет второй такой случай. Но Бонапарт и сам сплоховал. Он не использовал свои возможности, оказался недостойным своей судьбы. Эта мысль приводила его в неистовство. Он ненавидел ухмылки Массена. Какой негодяй донёс ему, что в тот день Массена обозвал его идиотом?

Он лёг в постель. Завтра будет новый день. Что делала в это время Жозефина? Жозефина, Жозефина... Возможно, он увидит её во сне.