Текст книги "Наполеон"

Автор книги: Фредерик Бриттен Остин

Соавторы: Алан Патрик Герберт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

   – Добрый день, генерал! – поздоровался Ожеро. – Какая свинская погода. Разве в этой проклятой стране дождь когда-нибудь кончается? – Он разразился потоком ругательств, проклинавших и эту страну, и эту погоду. – Если не прояснится, мы никогда не дождёмся артиллерии, а без неё тут нечего делать.

   – Поддерживаю, – мрачно согласился Серюрье; шрам на его скуле стал ещё более заметным. – Позиции Колли чертовски сильны. Я только что снова осмотрел их. Река разлилась, а те немногие мосты, которые не разрушили пьемонтцы, простреливаются их артиллерией из конца в конец.

Бонапарт нахмурился. Эти старые генералы пытались навязать ему своё мнение, пользуясь его молодостью или, как они выражались в узком кругу, «желторотостью». Он не потерпит этого настроения, этого чрезвычайно опасного в нынешних обстоятельствах уныния. Сейчас жизненно важным было желание победить, которое невольно передавалось от Генералов солдатам. Эта вера не умирала в нем ни на мгновение. Он перестал хмуриться и рассмеялся в лицо возвышавшимся над ним великанам.

   – Вы преувеличиваете трудности, господа! – сказал он. – Позиции Колли не так хороши, как кажутся. Не бывает идеальных позиций. И завтра утром вы возьмёте их штурмом... не дожидаясь артиллерии.

Он достал карту и разложил её на широком подоконнике. Генералы заглядывали через его плечо. Он чувствовал их молчаливое несогласие, вот-вот готовое перейти в открытый спор, и, не дожидаясь этого, принялся знакомить их с диспозицией.

   – Вы, Серюрье, наступаете слева. Одну бригаду вы бросите на мост в Торре, что на левом крыле. Две другие бригады двинете на два моста напротив Сан-Микеле. Как только овладеете Сан-Микеле, подниметесь правее и атакуете врага на плато Ла Бикокка. Вы, Ожеро, со своих позиций наступаете по правому берегу Танаро. Перейдёте реку вброд – дно у Танаро и Курсальи каменистое – и возьмёте штурмом высоты, главенствующие над Ла Бикоккой. Если Серюрье столкнётся с сильным сопротивлением, то возьмёте плато вместо него. Если же вы сами встретите более серьёзный отпор, то Серюрье захватит высоты вместо вас. Мы собираемся разгромить правый фланг и центр врага, взяв их в клещи. На нашем правом крыле Массена форсирует Танаро, обойдёт левый фланг пьемонтцев и отрежет им дорогу на Турин. Могу рассказать вам, как будут развиваться дальнейшие события. Если наша атака окажется достаточно мощной, Колли вновь начнёт отступать. Я хорошо изучил его стиль! Мы выбьем врага с позиций одним броском, выгоним его на равнину и там уничтожим. – Он засмеялся. – Завтра в это же время мы похвастаемся перед Парижем ещё одной победой!

Серюрье нахмурился. Он был мрачнее и угрюмее, чем когда бы то ни было; шрам на его щеке побагровел.

   – Всё будет не так просто, как вы думаете, генерал. Курсалья сильно разлилась. У нас нет артиллерии, чтобы подавить огонь неприятеля.

Ожеро кивнул; его гигантский рост служил серьёзным аргументом в пользу Серюрье.

   – Я согласен, генерал. Чёрт возьми! Такие позиции голыми руками не возьмёшь. Было бы лучше дождаться артиллерии. Любой опытный генерал скажет вам то же самое. Впрочем, отсутствие артиллерии – это полбеды. Я сомневаюсь, что солдаты пойдут вперёд без еды. Вы, должно быть, сами видели – бедные парни голодают. На каждый приказ они отвечают требованием хлеба.

Как всегда, он сразу же ухватил суть возражения и мгновенно вспылил.

   – Где я возьму для них хлеба? Разве вы, опытные генералы, не понимаете, что именно поэтому мы должны наступать, не считаясь с потерями? – Его злила их тупость. У этих людей не было воображения. Внезапно он успокоился и стал совершенно серьёзен. – Мы должны выбраться из этих гор! Нельзя позволить себе задержаться здесь ни на один лишний час! Вы говорите, что армия голодает. Но в такую погоду и по таким дорогам доставить продовольствие невозможно. Каждый день, проведённый здесь, лишь усугубляет положение. За позициями Колли лежит пьемонтская равнина, на которой есть всё, что нам нужно. Если мы достигнем её, то будем спасены. Мы и так потеряли в этих горах слишком много времени. Стоит позволить себе потратить впустую день или даже полдня, как в армии начнётся повальное дезертирство! Мы обязаны пробиться на равнину. Теперь понимаете? – Бонапарт заглянул им в глаза. И вновь его тон стал резким и властным. – Вы наступаете завтра на рассвете. Приказы в письменном виде я пришлю вам из Саличето. Сегодня штаб переедет туда.

Ему не терпелось уехать (ждали тысячи неотложных дел), но генералам хотелось поговорить, проникнуться его уверенностью и, не подвергая сомнению авторитет главнокомандующего, уточнить детали этого двустороннего наступления.

Он не мог тратить на них время. Сухо попрощавшись с недовольными командирами дивизий, он вышел из дома, забрался в седло и под непрекращающимся дождём тронулся в путь. Чего бы это ни стоило, завтра они пойдут в атаку и выбьют пьемонтцев с занимаемых ими высот! Эти тугодумы во всём видели только трудности. Но препятствия и созданы для того, чтобы их преодолевать. Они должны быть преодолёны!

Глава 11

Дождь прекратился, хотя небо оставалось по-прежнему затянутым тучами. В одиннадцатом часу утра он стоял на высотах Сан-Паоло, озирая Курсалью и раскинувшийся на её противоположном берегу Сан-Микеле. Прямо напротив него эта деревня круто поднималась вверх по склону; берег был превращён в террасы с разбитыми на них виноградниками. Реку пересекали два моста. Далеко внизу Серюрье выстраивал войска для атаки. (Серюрье запаздывал: ему стоило большого труда поднять на ноги изголодавшуюся бригаду). Солдаты выстроились в две колонны. Левая должна была двинуться к селению Торре. Правая нацеливалась на два моста перед Сан-Микеле. Однако сначала ей предстояло оттеснить легковооружённые отряды пьемонтцев, загодя выдвинувшиеся на этот берег реки и занявшие на нём плацдарм.

Облачка белого дыма поднялись над противоположным берегом. Стрелки открыли огонь. Выше, над двумя редутами, прикрывавшими Сан-Микеле справа и слева, возникли густые облака дыма и, словно воздушные шары, стали подниматься вверх. Тяжёлый гром канонады эхом отозвался в предгорьях, и ядра со свистом полетели в направлявшуюся к мостам колонну Серюрье. Тут же открыла прицельный огонь и другая батарея, стоявшая в самом Сан-Микеле. Под прикрытием этого огня отступавшие пьемонтцы бежали по мосту и в беспорядке карабкались по склону.

Французы бросились их преследовать. Вражеская канонада тут же усилилась. Батареи Сан-Микеле начали стрелять по мостам картечью. Передовые ряды атакующих были сметены в мгновение ока, а оставшиеся в живых бросились назад. Щепки разлетались от мостов, фонтанами вздымалась кипевшая от пуль река. Ни один француз не смог достичь противоположного берега. Батареи били залпами с необыкновенной точностью (как опытный артиллерист, он с одобрением отметил отличную работу орудийных расчётов).

Переправа по мостам стала невозможной, но Серюрье, твёрдо вознамерившийся форсировать реку, послал группы солдат вверх и вниз по течению в поисках брода. Наблюдая за происходящим с высоты, Бонапарт видел в подзорную трубу, как отважные стрелки постепенно погружались в воду по пояс, по грудь, а затем начинали взмахивать руками и пятиться подальше от опасных глубин; кое-кого течение сносило прочь.

Целый час он следил за этими тщетными попытками перебраться через реку. Прекратив безнадёжное дело, солдаты в голубых мундирах стали в беспорядке толпиться на берегу, а на другой стороне тем временем бухали батареи редутов, и ядра со свистом летели над поверхностью воды.

Он сел на лошадь и поехал вниз. Небольшой эскорт следовал сзади. Атака должна была завершиться успехом! Спуск с холма по тропе отнял много времени и был раздражающе медленным. Наступил полдень, когда он подъехал к войскам, сгрудившимся у большего из двух мостов. Серюрье галопом подскакал к нему. Бывалый командир дивизии был в ярости.

   – Я говорил вам, генерал! – закричал он. – Без поддержки артиллерии это невозможно! Неприятель простреливает оба моста. Река слишком глубока, чтобы перейти её вброд. Бригада Гюйо отброшена от Переправы в Торре – несмотря на то что я отдал ему обе свои лёгкие пушки. Редуты держат нас на прицеле. Нам остаётся только отступить!

Бонапарт разозлился. Серюрье обращался с ним как с мальчишкой. Надо было настоять на своём. Его голос стал резким.

   – Ничего подобного вы не сделаете, генерал! Приведите ваших солдат в порядок! В любой момент мы можем услышать, что Ожеро перешёл реку вброд справа от вас. Когда он пойдёт в атаку на плато, то перетянет часть вражеского огня на себя. Тогда у вас появятся хорошие возможности.

Бонапарт ещё не закончил говорить, когда к нему подбежал офицер.

   – Генерал! Генерал! Бригада Гюйо нашла пешеходный мостик через реку! Солдаты пробираются по нему гуськом, их барабаны бьют атаку! Стрелки уже на другой стороне, они штурмуют большую батарею!

Бонапарт засмеялся в лицо Серюрье.

   – Вот так, генерал! Никогда не надо отчаиваться! Настал ваш час! К мостам!

Серюрье, размахивая шляпой и выкрикивая приказы, галопом поскакал прочь.

Сообщение было верным. Слева за рекой он заметил солдат бригады Гюйо, перестраивавшихся для атаки. Некоторые уже поднимались по террасам в направлении Сан-Микеле; впереди бежали стрелки. Пьемонтцы растерялись и начали отступать.

Дико крича, французы ринулись на мосты и через несколько минут захватили их. Только два или три пушечных ядра с воем и грохотом обрушились на солдат. На пьемонтской батарее началась сумятица. Их собственная пехота своим паническим бегством мешала артиллерии вести огонь.

Не слезая с лошади, Бонапарт наблюдал за атакой двух бригад под командованием Серюрье, перебрасывавшего батальоны на другой берег. Он видел, как клубы дыма стелились над крышами домов. Пьемонтская батарея прекратила огонь. Дым медленно отползал всё дальше и дальше за деревню. Французские стрелки теснили врага по всему плато. Пехотные батальоны двигались за ними. Стоявший наверху старый замок был взят. На этой части поля пьемонтцы отступили. Как быстро летело время! Была уже половина второго. Если бы только Ожеро выполнил приказ и одновременно начал штурмовать плато с другой стороны, победа была бы окончательной. Но где же он? Почему справа стоит зловещая тишина?

Надо было срочно выяснить это! В сопровождении свиты он поскакал к Лезеньо. Путь до того места, где развернулись три бригады Ожеро и небольшой отряд кавалерии, был неблизким. Надо было Добраться до Лезеньо, перейти в этом месте реку Танаро по некоторому подобию моста, свернуть на правый берег реки и проехать по нему ещё одну или две мили. На это потребовалась уйма времени. Пересекая мост в Лезеньо, он ещё слышал отголоски боя в Сан-Микеле, но со стороны колонн Ожеро не доносилось ни звука. Наконец на дороге, тянувшейся вдоль Танаро, он наткнулся на одну из бригад Ожеро. Люди, сложив оружие, стояли без дела. Некоторые узнали его и принялись что-то кричать, требуя хлеба. Офицер сообщил ему, что никто не смог перейти реку, и подсказал, где искать Ожеро.

Тот стоял на берегу, возвышаясь над штабными офицерами. Подъехав к нему, Бонапарт сердито крикнул:

   – Генерал, почему вы не перешли реку вброд и не атаковали плато? Серюрье захватил Сан-Микеле. Он преследует врага, отступившего на Ла Бикокку. Если вы пойдёте в атаку, мы уничтожим пьемонтцев!

Сердитый Ожеро, пересыпая свою речь «свиньями» и «отбросами», сказал, что пытался переправиться во многих местах, но везде оказалось слишком глубоко. А на другом берегу засели пьемонтские стрелки. Там, где французский берег был слишком высок, войска не могли спуститься к воде, а там, где он был пологим, оказывался слишком крутым противоположный берег. Но Жубер со своей бригадой всё же пытается перейти реку неподалёку отсюда. Отчаявшись, Бонапарт вместе с Ожеро поскакал искать Жубера. Они проехали мимо стоявшей без дела пехоты и у самой реки обнаружили генерала. С его насквозь мокрого мундира лились потоки воды. Этот высокий, худой офицер был явно не в духе и страшно ругал стоявших рядом пехотинцев. С другого берега их обстреливали пьемонтцы. Пули со свистом щёлкали вокруг.

   – В чём дело, Жубер? – закричал Бонапарт. – Не можете переправиться? – Это приводило его в бешенство.

Жубер отдал честь.

   – Не могу, генерал. Это невозможно. Мои люди пытались не один раз, но все возвращались. Наконец я сам пришпорил лошадь и решил показать пример... но и мне не удалось это сделать. Я чуть не утонул. Мою лошадь унесло течением. Было слишком глубоко даже для неё, не говоря о пеших. Только чудом нам удалось выбраться назад – такую пальбу подняли мерзавцы, засевшие на том берегу...

Бонапарт подъехал вплотную к воде. Поднявшаяся от дождей река, кружа водоворотами, быстро неслась мимо. Конечно, здесь она была непроходима. Пули пьемонтских стрелков свистели, жужжали над головой, щёлкали рядом.

Ожеро взялся за уздечку его коня.

   – Не лучше ли вам отъехать в безопасное место, генерал? Эти парни плохо стреляют, но не ровен час...

Главнокомандующий презирал опасность. Единственное, что его беспокоило, – это как переправить войска Ожеро на другой берег.

   – Генерал, ещё не отлили ту пулю, которая попадёт в меня! – Он был фанатично убеждён в своей правоте. Со времён Тулона эта отговорка стала для него обычной. – Нужно попытаться найти брод в другом месте. Где-то же через неё можно перебраться? – Он посмотрел вверх, на край плато. Там, невидимый отсюда, Серюрье преследовал пьемонтцев. Как нужен был Ожеро, чтобы довершить это поражение полным разгромом! Вдали, ниже по течению, послышались орудийные выстрелы.

   – Я послал вниз по реке часть своей кавалерии, чтобы она попыталась найти переправу, – сказал Ожеро. – Это их обстреливает пьемонтская батарея. Если уж не сможет переправиться кавалерия, то пехоте это и подавно не удастся.

Со стороны Сан-Микеле донёсся шум возобновившегося боя. Что произошло?

Оставив Ожеро искать переправу, он в волнении поскакал к Серюрье. В чём дело? Пока главнокомандующий ехал назад, шум постепенно утих. Над полем боя воцарилась полная тишина, странная и тревожная.

За Лезеньо его встретил гонец от Серюрье.

Оказалось, что в то время, пока одна из бригад Серюрье закончила захват деревни, солдаты рассеялись по всему Сан-Микеле, занялись грабежом, перепились и начали бесчинствовать «хуже, чем в Дего». Какая-то взятая в плен пьемонтская пехотная часть, видя, что пьяные конвоиры валяются на земле, захватила их оружие и приколола беспомощных солдат штыками. Офицеры быстро построили солдат и атаковали всех, кого встречали на пути. Они освободили других пленных, построились в колонны и пошли в наступление, сея панику среди перепившихся грабителей. Тут собрались с силами пьемонтцы, засевшие на плато. Они нанесли сильный контрудар бригаде, выдвинувшейся вперёд, и сбросили оказавшихся без поддержки французов вниз, в охваченную сумятицей деревню. Там не нашлось и роты, которая могла бы оказать врагу организованное сопротивление. Обе бригады бросились к мостам и опять попали под мушкетные залпы и картечь пьемонтских пушек. Теперь они, полностью деморализованные, вновь оказались на своём берегу реки. Все завоевания сегодняшнего дня были потеряны. Генерал Серюрье приказал передать главнокомандующему, что вести войска в новую атаку сегодня невозможно.

Бонапарт хмуро выслушал эту страшную весть. Поражение... Проклятые мародёры! Как можно воевать, когда под его началом служат не солдаты, а шайка разбойников! Он стиснул зубы. Надо дать им урок. Часть мерзавцев придётся расстрелять без всякой пощады.

Впрочем, едва ли это поможет. Солнце садилось; его последние лучи пробивались сквозь просветы в облаках. Что ж, придётся смириться с этим предательским ударом судьбы, с чудовищной потерей ещё одного дня. Он отправил офицера обратно к Серюрье с приказом вывести дивизию из-под обстрела и вечером лично явиться на совет в Чеву. Подобные же приказы были посланы с адъютантами Массена и Ожеро. В своём рапорте Директории он ничего не сообщит об этой катастрофе и ни словом не обмолвится о ней другим командующим. Никогда не следует приходить в уныние. Так он рассуждал, поворачивая назад, к Лезеньо. Он уже отдал приказ о переводе туда штаба армии. Из Лезеньо будет удобнее руководить завтрашним наступлением.

Шёл одиннадцатый час вечера. Он с тремя командирами дивизий находился в одном из домов Чевы, сидя над разложенной на столе картой. Нависшая над городом крепость по-прежнему оставалась в руках неприятеля, но никаких звуков из неё не доносилось. Рюска договорился с комендантом, что они не будут обстреливать друг друга. Все три генерала были крайне утомлены и расстроены. Ни один из них как следует не ел уже несколько дней (Бонапарт и сам не ел, но это его ничуть не беспокоило). Серюрье и Ожеро поднялись сегодня на рассвете, и для каждого из них день сложился крайне неудачно. Массена, дивизия которого всё ещё стояла в тылу, пришлось проехать много миль по ужасной дороге, чтобы добраться сюда. В тот момент, когда он вошёл, три генерала ожесточённо спорили. Массена присвоил себе транспорт с амуницией; которая предназначалась не только для него. Это подлило масла в огонь. Теперь, сидя вместе с ним за столом, они продолжали ссориться уже вчетвером. Тут тщедушный и измождённый Бонапарт поднялся и властно произнёс:

   – Довольно, господа! Вы выбрали неподходящее время для ссор и взаимных упрёков. Армия в отчаянном положении. Мы должны трудиться все вместе, как товарищи. Не нужно говорить мне, что ваши солдаты голодают, что они не соблюдают дисциплину, что всякий порядок и организация рушатся. Все мы знаем об этом. Что же касается атаки на Сан-Микеле, предпринятой без поддержки артиллерии, то я беру ответственность за это на себя. Главной нашей задачей было и остаётся как можно скорее спуститься в долину. Если мы не добьёмся этого, армия прекратит своё существование. Я приказал начать атаку сегодня, потому что мы не можем ждать подхода артиллерии. До определённого момента наступление развивалось удачно. Генерал Серюрье может объяснить вам, что помешало закрепить успех. Придётся атаковать завтра, снова без артиллерии, но на сей раз мы добьёмся полной победы. – Он был слишком молод, чтобы командовать этими ветеранами, и тем не менее обязан был взять над ними верх. – Господа, я не собираюсь сваливать на кого-нибудь ответственность за армию. Я терпеть не могу военные советы. Но это не военный совет. Вы старше меня и обладаете большим опытом. Я буду рад выслушать вас. Массена, каково ваше мнение?

На худом, смуглом лице Массена, измученном усталостью и лишениями последних дней, не было и тени его привычной язвительности. Он был явно обеспокоен.

   – Чёрт побери, генерал! – сказал он. – Тут двух мнений быть не может. Мы должны прорваться через эти горы, или у нас не останется солдат.

Ожеро тоже вставил слово:

   – А может, не плясать вокруг этого Колли, а по правому берегу Танаро выйти прямо на Кераско?

Бонапарт сразу же поставил крест на этой идее:

   – И позволить пьемонтцам беспрепятственно ударить нам в тыл и во фланг? Вы представляете себе, чем кончится такая атака для нашего голодного, недисциплинированного сброда? В этом случае мы также потеряем армию.

Ожеро мрачно кивнул крючковатым носом:

   – Пожалуй, вы правы, генерал. Мы обязаны предпринять ещё одну атаку. Дьявольщина! Иного не дано...

   – А вы, Серюрье?

   – Я согласен, генерал. – Шрам придавал лицу Серюрье особенно мрачное выражение. – Надо вырваться отсюда. И как можно скорее. Но если мы хотим сражаться, то должны найти способ восстановить в армии дисциплину. – Приверженец старой школы был в ужасе от сегодняшней катастрофы. – Я предпочёл бы скорее отказаться от командования дивизией, чем вести в бой эту толпу бандитов.

«Толпа бандитов» была республиканской армией с революционными традициями свободы, равенства и братства. Свободы от моральных норм и равенства в праве каждого хватать то, что плохо лежит. Без добровольного и обоюдного согласия генералов было бесполезно и даже опасно издавать указы о суровых наказаниях, которых будет вполне достаточно, чтобы обуздать этих оборванных и голодных подонков. Само восстановление наказаний потрясёт их до глубины души.

Массена поднял голову.

   – Я согласен! Именно мои негодяи напились в Дего и положили начало всему. – Ему тоже было на что сердиться. – Какой прок одерживать победы, когда эти негодные гуляки пускают их на ветер!

Хорошо! Сам дьявол порицал грех!

   – А вы, Ожеро? Ваше слово...

Ожеро сморщил огромный нос.

   – Я с удовольствием расстрелял бы сотню-другую своих парней, отбившихся от рук. У меня в строю нет и трети дисциплинированных солдат.

Бонапарт воспользовался этим единодушием.

   – Очень хорошо! Все вы согласны, что при таком состоянии дисциплины невозможно извлечь выгоду даже из побед. Серюрье получил сегодня ещё одно кровавое доказательство нашей правоты. Значит, необходимы крутые меры. Так?

Все решительно кивнули.

   – Отлично! – сказал Бонапарт. – Тогда, если никто не возражает, я предлагаю немедленно подготовить приказ по армии, что каждый – будь то офицер или солдат – застигнутый за мародёрством будет арестован и отдан под трибунал. Если его признают виновным, то он будет тотчас же расстрелян перед своей частью. Командир части несёт персональную ответственность за поведение своих подчинённых. Следует установить такой порядок и безжалостно соблюдать его. Вы согласны?

Все дружно согласились, и это доставило Бонапарту такую радость, как будто он одержал очередную победу над врагом.

– Значит, решено. Теперь перейдём к диспозициям на завтрашний день. Вы, Массена, наступаете справа от Ожеро. Вы, Ожеро, наступаете через Танаро с вашей сегодняшней позиции. Поскольку дождь прекратился, уровень воды должен снизиться. Вы обеспечите отряды переносными лестницами, чтобы люди могли карабкаться на крутые берега. Серюрье, вы тоже начнёте атаку с того места, на котором остановились...

Почти час он продолжал объяснять генералам план предстоящей операции. Он не сомневался в себе и щеголял уверенностью в успехе. В конце концов положение пьемонтцев было ничуть не лучше их собственного. Отступая в плохую погоду, они потеряли много людей только из-за болезней; ещё больше солдат разбежалось в ужасе перед стремительным наступлением французов. Так докладывали лазутчики. До сих пор пьемонтская армия так и не смогла собраться целиком. Позиции удерживало менее пятнадцати тысяч человек. Французы же могли противопоставить им двадцать тысяч. Одна решительная атака – и Колли будет разбит. Крепость в Чеве тоже падёт и перестанет угрожать им с тыла. Рюска уже наладил связь с революционно настроенными заговорщиками и другими их соотечественниками, которые были втайне на стороне французов. Весь Пьемонт только и ждал сигнала к началу якобинской революции. Ещё одна победа, и Пьемонт будет принадлежать им... со всем его изобилием. Колли держался за эту позицию только потому, что в Мондови находились склады. Они прогонят Колли и захватят их.

Генералы забыли о плохом настроении, их уныние как рукой сняло. Он смог взволновать их, воодушевить на завтрашний бой. С артиллерией или без неё, но они будут атаковать!

Близилась полночь, когда совет закончился и он в полной темноте поехал по направлению к Лезеньо.

Поднявшись на рассвете, он снова отправился на высоты Сан-Паоло и принялся всматриваться во вражеские позиции за Курсальей. Ожеро подъехал сюда одновременно с ним. В подзорную трубу Бонапарт разглядывал великолепные пьемонтские батареи. За ночь неприятель разрушил все мосты, включая и те два, которые находились перед Сан-Микеле. Река по-прежнему стояла выше обычного.

Только на крайнем левом фланге бригада Гюйо сохраняла контроль над хлипким пешеходным мостиком.

   – Так вот вы где, генерал, – резко сказал Ожеро. Его тон граничил с грубостью. – Теперь вы сами видите, что без артиллерии нам не справиться. Придётся ждать орудий, нравится это нам или нет, иначе войска не двинутся с места. Мои бедолаги отказываются и пальцем пошевелить, пока их не накормят. И я не осуждаю их! Атаковать сегодня – это полное безумие.

Он и сам видел, что безумие. Но эта беспомощность, ставившая под угрозу всё его будущее, приводила Бонапарта в ярость. Неужели он никогда не выберется из этих проклятых предгорий? Однако форсировать реку без мостов и предварительной артиллерийской подготовки было невозможно. Придётся ждать орудия. Он уже приказал собрать все пушки в Лезеньо, но их не могли доставить туда раньше завтрашнего утра. Завтра! Ещё один день потерян! Нет, быстро подумал он, надо превратить неудачу в выигрыш. Он прикажет Массена продвинуться справа, перейти Танаро по ближайшему мосту, подтянет Лагарпа и сделает завтрашнюю победу более полной.

Он повернулся к Ожеро и решительно сказал:

   – Хорошо, генерал! Завтра вы будете наступать с артиллерией. Приказ об этом вы получите из Лезеньо. Но времени мы не потеряем. Завтра я либо вытесню противника широким обходным манёвром, либо уничтожу его, если он останется на прежних позициях.

Ожеро не должен был догадываться об охватившей командующего тревоге. Бонапарт не имел права позволить, чтобы эта тревога овладела его разумом и помешала подготовке операций, которые обеспечат завтрашний успех. Ещё никогда в жизни он не оказывался в таком одиночестве. За исключением адъютантов, в этой армии у него не было ни одного друга. Банда изголодавшихся разбойников насмехалась над ним, считала его безрассудным и неопытным выскочкой, ввергнувшим их в авантюру, издевалась над его молодостью. Даже стихии ополчились против него. Он с жаром поклялся себе, что добудет победу – победу, от которой зависит его будущее. Он ещё покажет этим смеющимся и не верящим в него генералам. Он докажет это и Жозефине, казавшейся такой далёкой в своём Париже, Жозефине, которая тоже ещё не верила в него!