Текст книги "Остров Эллис"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Бриджит обняла свою пышущую здоровьем тетушку. Вкус Кетлин не имел особого значения – Бриджит чувствовала, что у нее доброе сердце и что эту женщину она сможет полюбить.

– Я знаю, что полюблю, – сказала она. – И то, что я в Бруклине, так волнует! Можете себе представить, я понятия не имела о том, что Бруклин – это часть города Нью-Йорка. Я думала, это другой штат… – Она остановилась, увидев заголовок в лежавшей на столе рядом с дядиным креслом дневной газете.

«Джейми, —подумала она. – Господи! Джейми! Они же поклялись, что не причинят ему вреда…»

– Что-то не так? – спросила Кетлин.

Бриджит отвела глаза от заголовка.

«Держись естественно, —приказала себе Бриджит. – Не дай им заметить…»

– Да нет, – она выдавила улыбку. – Абсолютно ничего.

Тетушка взяла ее за руку и повела через холл к лестнице, болтая о доме и жизни Бруклина вообще. Бриджит делала вид, что слушает, но ее мысли были поглощены увиденным заголовком.

ФЕНИИ УБИЛИ ИРЛАНДСКОГО АРИСТОКРАТА!

ГРАФ УЭКСФОРД НАЙДЕТ С ПУЛЕЙ В ЗАТЫЛКЕ!

– И ты должна непременно полюбить отца Флинна, – продолжала говорить Кетлин, поднимаясь по лестнице. – Это наш священник. Такой приятный молодой человек! Все в приходе св. Джозефа любят его. Он создает фонд в пользу огнеупорного стекла в окнах, и мы с твоим дядей дали на это сто долларов.

Бриджит не могла думать об огнеупорном стекле в окнах. Она вспоминала горячие поцелуи Джейми, теплоту его тела. Теперь это тело холодное, застывшее, оно уже встретилось со смертью.

– Ты уверена, дорогая, что с тобой все в порядке? – спросила тетя, останавливаясь наверху лестницы и глядя в побледневшее лицо Бриджит.

И снова та выдавила улыбку.

– О, со мной все в порядке, – солгала Бриджит.

На самом деле она была так потрясена и испытывала такой ужас, что физически чувствовала себя совсем больной.

Марко весь покрылся потом, толкая наполненную облицовочным камнем тачку по деревянному настилу вверх на леса, где Луиджи Джамми, каменщик с крутым характером, облицовывал фасад здания для офисов на углу Первой авеню и Двадцать пятой улицы. Лучи летнего солнца блестели на его черных волосах, от которого глаза защищал повязанный вокруг лба платок.

«Боже, —думал он, – это же хуже, чем Калабрия, хуже, чем работать на земле…»

Добравшись до лесов, он стал разгружать тачку, камень за камнем, один тяжелее другого.

– Почему они не используют блок? – спросил он каменщика по-итальянски.

Луиджи Джамми работал быстро и был немногословен.

– Потому что ты дешевле.

«Я дешевле, чем стоимость блока?»– размышлял Марко.

Это был его первый день на строительстве, работа в доках продолжалась две недели и закончилась дракой с одним из портовых грузчиков, назвавшим его итальяшкой. Марко выиграл бой, но потерял работу.

– Эй, пошевеливайся? – рявкнул Джамми.

«Это же проклятое рабство! – думал Марко, злясь еще больше. – Хуже Калабрии… Зачем я приехал в эту вонючую страну?»

Мышцы у него болели, он стал спускаться обратно вниз за следующим грузом камня. Если он, Марко Санторелли, был дешевле блока, то с Марко Санторелли было не все в порядке.

Доктор Овен Титус Мур осматривал кровоизлияние глаза, который к тому же слезился. Он видел угрозу роговой оболочке глаза.

– Свет беспокоит ваши глаза? – спросил он Джорджи О'Доннелл.

Изящно одетую светловолосую ирландку знобило. За две недели с того момента, когда на Эллис Айленд у нее обнаружили трахому, «страх перед слепотой» обрел для нее совершенно новое значение.

– Да, – ответила она. – Я вынуждена была начать носить затемненные очки. И мои глаза постоянно мокнут.

– Это слезоточивость. Ваши слезы вызваны инфекцией бактерий.

– Бактерии развиваются?

– Совершенно верно. Трахома – это инфекционное заболевание.

«Знаю, —думала она. – Теперь я знаю!».

Возвращение с Эллис Айленд в Ирландию, а затем путешествие обратно в Нью-Йорк вторым классом, было для нее кошмаром полного одиночества. Состояние ее глаз быстро ухудшалось. Дядя принял ее у себя в Америке, что было большим облегчением, но теперь, на ее второй день пребывания в Нью-Йорке, сидя в кабинете доктора Мура, ей понадобилось собраться с духом, чтобы задать вопрос, который преследовал ее с того самого ужасного утра в Иммиграционном центре.

– Доктор, – сказала она спокойно. – Я ослепну?

Доктор Мур был толстым мужчиной с мягкими манерами. Но он знал, что сладкая ложь позднее вызовет жесточайшую агонию.

– Я бы хотел сказать вам, что смогу вас вылечить, – ответил он, – но не могу. У вас, мисс О'Доннелл – сильно прогрессирующий случай. Роговая оболочка ваших глаз уже пострадала от разрушения.

– Значит, вы говорите «Да»? – прошептала она.

– Да. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти вам зрение, – сказал он.

Слепота! Никогда больше не увидеть солнца, весенних цветов, умирающих осенних листьев, лица Бриджит… Стать беспомощной, провести жизнь, держа в руках палку, нащупывая дорогу, знать только одну дорогу вокруг знакомых комнат, не осмеливаясь пройти в ту, которую не знаешь… Не иметь возможности ни понаблюдать за играми, ни почитать книгу или газету…

Паническое чувство внутри нее переросло в истерику, как только она представила, что была приговорена к пожизненной тьме.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Яков вышел из кухни в бар зала морских деликатесов «Хаф Мун» на Кони Айленд, держа на плече поднос с восемью порциями ухи из манхэттенских моллюсков для шестого столика. Была половина девятого вечера второй среды сентября 1909 года. Погода все еще стояла теплая, и потому на Кони Айленд всегда было полно народа. И в «Хаф Мун» дел было невпроворот. Все столики были заняты. Большой зал со сводчатым потолком выходил прямо на пляж, легкий морской бриз продувал прокуренный воздух. Клиентами бара была хорошо одетая публика, поскольку Кони Айленд все еще оставался модным местом отдыха, а хорошее качество продуктов моря в баре «Хаф Мун» и великолепное жаркое по-французски привлекло многих богатых людей.

– Эй, Рубинштейн, – окликнул хозяин бара Саул Шульман, поманив Якова. Измотанный, вспотевший официант опустил тяжелый поднос на стойку бара.

– Да, сэр?

– Мой кузен – за столиком двенадцать. Он хочет, чтобы ты его обслужил. Тогда ему не придется давать на чай.

«Премного благодарен», —подумал Яков.

Он поспешил к столику в зале, бросив взгляд на маленького Абе Шульмана за столиком двенадцать, сидевшего с двумя девицами из шоу, вдвое выше его, и с худощавым молодым человеком. Компания потягивала бутылку рейнского, присланную Саулом. Яков обслужил заказчиков ухи, а затем стал пробираться между тесно стоявшими столиками к двенадцатому. Он работал официантом уже более двух лет, летом в «Хаф Мун», а зимой перебирался в другой ресторан, принадлежавший Саулу Шульману, в Нижнем Манхэттене. Плата была ничтожно мала, а работа изнурительна, но чаевые были неплохие. А самое главное – в этой чужой стране он уже не был чужаком. Он хорошо ориентировался в Нью-Йорке, и если его знание английского еще оставляло желать лучшего, то, по крайней мере, он уже свободно говорил и понимал, чтобы находить выходи из любой ситуации, и сам отмечал, что с каждым днем владел английским все свободнее. Иногда он даже мечтал по-английски, хотя его эротические желания яснее выражались на идише.

– Добрый вечер, мистер Шульман, – сказал он.

Абе, одетый в нелепый белый костюм, поднял глаза.

– А-а! Так это тот тип! – весело проговорил он.

Он повернулся к молодому человеку, сидевшему напротив, и проговорил:

– Вот это и есть тот парень, о котором я тебе говорил. Два года как с парохода, и пишет для меня песни. Мелодии неплохие, но текст… Он рифмует совершенно невозможные вещи, сочетая слова на английском со словами на идише. Чисто еврейская голова, думающая на идише, пытается писать английские лирические песни! Может себе такое представить!

Его зубоскальство прервалось кашлем от сигарного дыма.

Яков медленно закипал.

– У моих песен – хорошие слова! – не выдержал он. – И мой английский стал намного лучше.

Абе пожал плечами.

– Он становится лучше. Это я допускаю. Но он все еще грязный. Кое-что у тебя есть, мальчик, хотя, возможно, это и не талант. Эл, позволь тебе представить нового Гарри фон Тилцера – как онсчитает – Якова Рубинштейна. Яков, это Эл Джолсон. Он певец со своим стилем, и ты можешь у него кое-что позаимствовать.

При слове «певец»Яков весь напрягся. Он обошел вокруг столика, чтобы пожать Джолсону руку.

– Вы должны как-нибудь послушать хоть одну их моих песен, мистер Джилсон, – сказал он.

– Джолсон,чудак, – рявкнул Абе. – Или мы решим, мальчик, что ты просто плохо воспитан.

Эл Джолсон изучающе впился глазами в тощего молодого человека. Сам он, пока еще не «звезда», намеревался в скором времени завоевать Нью-Йорк и уже заявил о себе рекламой в торговых газетах, как бы предупреждал менеджеров Нью-Йорка: «Обратите внимание, ребята! Я пришел на восток!» И подпись – Эл Джолсон.

Сейчас же он сказал:

– Я бы хотел послушать ту вашу песню, где вы рифмуете невпопад.

– Эта песня называется «Никто, кроме Элси», – ответил Яков. – Это моя лучшая песня. Я говорилвам, мистер Шульман, что вы должны опубликовать ее.

– Да, это же паршивенькая песенка, чудак! Ну, вот и спой ее для Эла. Ему очень нужно посмеяться. А потом дашь нам меню. Я проголодался.

– Петь ее здесь!

– Конечно. А почему бы и нет? Там, в углу, есть пианино. Если мой кузен станет жаловаться, скажи ему, чтобы потерпел, – проговорил Абе.

И вдруг до Якова дошло, что таким образом Абе Шульман хотел «подать» его Джолсону. Почти год Яков поставлял Шульману написанные им песни, которые он сочинял по ночам, используя плохонькое пианино в «Хаф Мун» после того, как закрывался ресторан. Он записывал их на нотной бумаге, купленной им на чаевые. Но издатель музыкальных произведений так ничего и не сделал. На все его вопросы он отвечал нецензурной бранью. И теперь он вдруг сообразил, что Абе все-таки заметил кое-что в его песнях, и привез Джолсона, чтобы тот послушал одну из них. Однако, если на Джолсона он не произведет впечатления. Абе не хотел брать на себя никакой ответственности.

Джолсон, никогда не упускающий возможности продемонстрировать себя публике, встал и поднял руки.

– Дамы и господа, – прокричал он. – Меня зовут Эл Джонсон. Эл Джонсон.Я певец, а здесь находится автор песен, и это настоящий гений в музыке. Хотите послушать?

Он подождал, пока утихнут возгласы. Около пятидесяти человек, обедавших в ресторане, повернулись, чтобы увидеть, что же будет.

– Как вас зовут! – шепотом спросил он Якова.

– Яков Рубинштейн.

– Его зовут Яков Рубинштейн, он из новых американцев и написал замечательную песню «Что случилось с Элси».

– Нет, нет – «Никто, кроме Элси».

– Извините. «Никто, кроме Элси». Давайте похлопаем молодому человеку.

Он начал аплодировать, и обедавшие нехотя поддержали его. Подавляя страх, Яков поспешил в другой конец комнаты.

«О, Господи, им же это не понравится… у меня ужасный голос… О, Господин, что же я делаю?»

Он поднял крышку пианино, сел на стул и, сильно нервничая, взял основной аккорд.

Наступила тишина.

Он запел очень ритмичную мелодию о том, что у Элси появился новый дружок, но на его предложение пожениться она не отвечает, меняет тему разговора, а он все равно не может ее забыть.

Он закончил на подъеме и застыл в напряжении. Он ждал.

Тишина. Несколько приглушенных смешков. Кое-кто проворчал:

– Слышали этот акцент?

– И какие-то непонятные словечки.

– Да, это словечки из идиша, моя дорогая. Иммигранты, ты же понимаешь.

Немного аплодисментов с того столика, где сидели евреи – им песня понравилась. Остальные остались безучастны и спокойно вернулись к своим морским деликатесам. Снова зазвучал разговор посетителей у бара, а Яков продолжал сидеть у фортепиано в оцепенении.

Наконец он медленно поднялся, стараясь показать, что его это не трогает, но неприятие публики задело его гораздо сильнее, чем он мог предположить. Мечта стать печатаемым автором песен давала ему поддержку в течение этих двух тяжких лет. Совершенно неожиданно у него появился шанс, и вот что из этого вышло.

– Итак? – произнес Саул Шульман, торопливо подойдя к нему. – Ты – официант, ты должен обслуживать публику, а не развлекать.

– Мистер Шульман, ваш кузен попросил меня спеть… – начал было Яков.

– Мой кузен не является владельцем этого ресторана. Я – владелец! Он получил от меня бесплатное вино и треть от счета. Чего еще! Проклятие! Берись за работу!

– Да, сэр.

Он захватил несколько карт с меню, принес их к столику Абе и подал им молча, глазами пожирая Абе и Эла Джолсона, стараясь угадать их реакцию.

«Скажи же хоть что-нибудь, —стучало в голове Якова. – Скажи, что это было неплохо».

Яркая блондинка, справа от Абе, засмеялась и сказала:

– На этот раз вас угостили «тухлой» песней.

Абе смерил ее оценивающим взглядом:

– С каких это пор ты стала музыкальным критиком?

– Но это же былоужасно, – ответила она, выкатив глаза, и пропела первую строчку, копируя акцент Якова. «Никто, кроме Элси, не будет моей девушкой…»

– А, по-моему, это было удачное начало для песни, – сказал Джолсон, обретя таким образом в лице Якова поклонника на всю жизнь. – И мне очень понравилась мелодия. Этим чертовым антисемитам не понравилось, потому что в нее были вставлены слова на идише. Им показалось, что это Вторая авеню. И, парень, ты не слушай Абе. Я тебе говорю – у тебя талант. Держись за него. Но это все труд, понимаешь? И упорство. Это может прозвучать нравоучительно, но в этом истина.

– Беда в том, мистер Джолсон, – сказал Яков, – что все эти мелодии и план песен у меня в голове. Я не знаю достаточно хорошо английский. И я знаю, что нельзя рифмовать так, как это делаю я. Вернее, я стал это понимать теперь.Но…

– Иди учиться, – перебил его Джолсон.

– Как? Когда? С чего я буду платить?

Абе Шульман положил свою сигару на меню и достал из пиджака бумажник.

– На углу Четырнадцатой улицы и Шестой авеню находится лучшая школа по изучению языка. Здесь пятьдесят баксов. Пойди на один из утренних курсов, выучи английский и напиши для меня хитовую песню.

Он протянул деньги Якову, и тот взял их.

– И поменяй имя. Яков Рубинштейн – в этом много подчеркнуто еврейского. Это делает тебя похожим на брючного портного. Назови себя – Джейк Рубин.

– А это – непо-еврейски? – рассмеялся Эл Джолсон.

– Но это лучше, чем Яков. Яков звучит так, будто его взяли прямо из этой чертовой Библии. Ну хорошо, Джейк, что ты порекомендуешь нам сегодня?

Он немного растерялся.

– Хм… Никто сегодня не отсылал обратно уху.

Все четверо за столиком рассмеялись его не очень умелой рекомендации, но Джейку Рубину это было безразлично. Абе Шульман вложил в него деньги. В конце концов, Абе Шульман теперь за него!

У Якова Рубинштейна появилось новое имя и новые надежды.

Марко чуть касался языком упругих сосков молодой проститутки, а Рената обвила ногами его голые бедра. Ей было восемнадцать. Блондинка, как Венера Ботичелли, пышная, с красивой кожей. Она прогуливалась по улицам района Тендорлайон с пятнадцати лет. Будучи восьмым ребенком в семье туринского парикмахера, она взбунтовалась против нищеты своей семьи и убежала из дому.

Обычно она относилась к сексу только как к источнику дохода. Но, когда два месяца тому назад в баре она встретила Марко, она так привязалась к нему, что не стала брать с него плату. Он приходил к ней на Шестую авеню в комнатку на втором этаже не реже раза в неделю, приносил две бутылки «Кьянти», от которого они немного пьянели. Он страстно любил Ренату, а потом жаловался на свою работу в строительной компании. Ее физическая привязанность к нему сводилась почти на «нет» его кислым настроением. В одну из таких ночей она прямо заявила:

– Марко, почему бы тебе не заткнуться? Занимайся просто любовью!

Он только рассмеялся в ответ.

В эту ночь, как всегда, он был слегка пьян и страстно желал ее. Он ласкал ее грудь, затем покрыл ее поцелуями, пока не достиг ее рта. Она часто поддразнивала его из-за размеров его пениса, который она прозвала Везувием, что тоже вызывало у него смех. Сейчас она почувствовала, как Везувий проникает в нее. Его поцелуи стали горячее, и она ощутила всю силу его молодого тела, когда он вонзался в нее. Рената начала стонать. После чего началось извержение Везувия.

– Господи! – проговорила она. – Как бы я хотела, чтобы все мои клиенты умели это делать так, как ты.

Шестая авеню рычала под ее окном, и Марко попытался перекричать шум:

– Ты должна быть очень счастлива!

Она оттолкнула его.

– Самодовольный дурак! – крикнула она, а он только рассмеялся.

Она встала с постели, чтобы немного помыться над раковиной. Лениво почесывая свою волосатую грудь, Марко наблюдал за ней, размышляя над тем, какое это счастье, что он родился красивым, потому что он не мог себе позволить платить за такой великолепный секс.

– Я очень проголодалась, – сказала она по-итальянски.

Между собой они всегда говорили по-итальянски.

– Поведи меня куда-нибудь съесть хотя бы сэндвич.

– У меня нет ни цента.

– Почему? Ты дешевая скотина! Я позволила тебе ложиться со мной в постель бесплатно, а ты даже не купишь мне сэндвич? Господи Иисусе! Мне следовало бы…

– Хорошо, я куплю тебе сэндвич.

– Не делай мне одолжения.

Она начала одеваться, сидя на кровати и натягивая чулки.

– Знаешь, Марко, ты считаешь себя подарком для женщин, а на самом деле ты просто боль в заднице. Только и слушай тебя, сукиного сына, всю ночь о твоей работе. Разве это не «голубая мечта» любой девушки?

– А разве сегодня я жаловался?

– Нет, но будешь. Я уже все знаю наизусть. Господи, да что я знаю: «Я слишком умный, чтобы тупо перекладывать камни», «Я устал от того, что меня называют «тупым итальяшкой», и т. д., и т. п. Господи, если ты так не любишь свою работу, почему ты не бросишь ее?

– И ты одолжишь мне двести долларов?

Она, в изумлении глядя на него, соскочила с постели.

– Ты что, совсем рехнулся? Если бы у меня былидвести долларов, из всех я бы никогда не одолжила их именно тебе.А, кстати, зачем тебе двести долларов?

– Я хочу купить грузовик. Я видел сегодня один, выставленный на продажу в Вест Сайде за сто пятьдесят долларов. Он в хорошем состоянии, а еще за пятьдесят я смогу, как я посчитал, привести его в первоклассное, отремонтировав двигатель и покрасив его.

Впервые с тех пор, как они познакомились, она заметила на его лице энтузиазм.

– Послушай, Рената, ты сказала, что я – порядочный мерзавец. Ты поклялась своим задом, что я подонок! Я приехал сюда, чтобы статькем-то! А тебе известно, как становятся кем-то? Надо, чтобы ты был хозяином самому себе.

– Очень важная новость, – сказала она, застегивая свою желтую блузку.

– Ну хорошо, можешь смеяться надо мной, но я очень сообразительный. Слишком сообразительный, чтобы делать ту работу, которую я делаю. На пароходе были две сестры-ирландки по фамилии О'Доннелл. А их дядя владеет компанией грузовиков в Бруклине. Его грузовики перевозят камень на строительные площадки в городе, и он купаетсяв деньгах. Всего пару лет в бизнесе – и он богат. Почему, черт возьми, и я не смогу сделать этого?

– Это свободная страна.

– Только у меня нет этих двух сотен долларов. Дерьмовое положение!

Он соскочил с кровати, чтобы одеться.

– Меня тошнит от моего образа жизни. Эта дыра, в которой мы с Джейком провели… тараканы, уборной нет… Господи, в Италии я жил лучше! Я…

– Марко, я все это уже слышала.И если ты считаешь, что две сотни долларов решат твои проблемы, почему бы тебе не занять их?

– Ни один банк не даст мне кредит…

– Не в банке, конечно, – прервала она его. – Иди к кредиторам.

– О! Конечно… Платить пятьдесят процентов, а если я прогорю, они убьют меня.

– Ну, тогда иди на улицу и укради две сотни.

Марко как раз застегивал рубашку.

– Во всяком случае, – добавила Рената, – если захочешь обратиться к кредитору, одного такого я знаю.

Он посмотрел на нее: она надевала серьги.

– Кто? – тихо спросил он.

– Один из моих клиентов, – она повернулась и улыбнулась ему. – Он умный, и в постели почти такой же способный, как ты. Но его язаставляю платить.

Бар «Пикколо Мондо» находился в Литтл Итали. На следующий день вечером Марко вошел в бар и через толпу посетителей прошел к стойке.

– Я ищу Сандро Альбертини, – сказал он бармену.

– В задней комнате.

Воздух был сильно прокурен. На стене красовалось очень плохое изображение неаполитанского залива. Марко подошел к двери, на которой висела табличка «Служебное помещение» и постучал. Через какое-то время громила, не менее двухсот пятидесяти фунтов весом, чей расплющенный нос сразу же выдавал его профессию, открыл ему дверь. Он вопросительно посмотрел на Марко.

– Я хочу видеть Альбертини, – сказал Марко. – Меня прислала Рената.

Бывший борец ничего не сказал. Он отступил на шаг в сторону, и Марко вошел в комнату.

– В русском языке, – сказала средних лет преподавательница в устрашающе сидящем на носу пенсне, – нет определенного артикля, как в английском.

Она взяла в руки учебник и стала приводить примеры. Сидя в классе в третьем ряду учеников, Джейк Рубин внимательно наблюдал за ней.

– Мистер Рубин, пожалуйста!

Джейк встал:

– Да, мэм!

Учительница взяла в руки пачку бумаг:

– Что я держу?

В ответе Джейк сделал ошибку на долготу звука, и учительница терпеливо объяснила это ему.

– Очень важно, чтобы вы правильно произносили слова.

Учительница, мисс Тависток, изучала русский в течение восьми лет, когда жила в Петербурге и работала гувернанткой у детей Великого князя Алексея. Она еще раз повторила, как должны произноситься отдельные слова.

«О, Боже, —подумал он. – Неужели я когда-нибудь выучу? Да. Я выучу! Я должен!»

В западной части Четырнадцатой улицы всегда толпились нью-йоркцы. Было чудесное осеннее утро. Жара спала под напором холодных ветров из Канады, и нью-йоркский воздух, который иностранцы сравнивали с шампанским, вдыхался с наслаждением.

Через несколько зданий от школы по изучению языка Д. Гриффитс поставил двухсерийную комедию с Крошкой Мэри [15]15
  Мэри Пикфорд.


[Закрыть], не подозревая, что через десять лет он станет самым известным режиссером в мире, а она – кумиром всей Америки, зарабатывающей в год более миллиона долларов. Глории Свенсон [16]16
  Знаменитая «звезда» немого кино 20—30-х гг.


[Закрыть]было десять лет, и она жила со своими родителями на военной базе Ки Вест. В Белом доме установили огромную ванну для огромного нового президента Уильяма Говарда Тафта. В Англии Эдуард VII наслаждался последним годом своей жизни, а в России императрица Александра пила чай с Распутиным, в то время как его будущий убийца, сказочно богатый князь Феликс Юсупов, танцевал в загородном поместье недалеко от Лондона. В Вене наследник Австро-Венгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд был раздосадован из-за того, что император Франц-Иосиф не позволял морганатической жене Франца-Фердинанда сидеть в опере в императорской ложе. Там же, в Вене, была впервые исполнена Девятая симфония Малера, «Электра» Штрауса, а Фрейд читал свои лекции. В Швейцарии Ленин издал «Материализм и эмпириокритицизм». А в Детройте Генри Форд представил свою модель «Т». Блерио перелетел на моноплане Ла Манш, Пири достиг Северного полюса, Эрлих изготовил сольварзан, излечивавший сифилис. А Рахманинов совершал турне по Америке, исполняя свой имевший бешеный успех Второй концерт для фортепьяно.

А Джейк Рубин оттачивал свое мастерство в английском языке, читая Шекспира, чтобы иметь возможность положить слова на музыку, которая не замолкала у него в голове.

Когда закончились занятия в школе по изучению языка, он вышел на улицу и услышал громкое «хип-хоп, хип-хоп». Это был гудок сверкающего белого грузовика, припаркованного рядом со школой к обочине тротуара, а в открытой кабине сидел Марко и махал ему рукой.

Джейк направился в его сторону.

– Как тебе это нравится?

– А чей это?

– Мой! Смотри на боку.

Джейк посмотрел и увидел, на боку машины было написано черными буквами:

«ГРУЗОВАЯ КОМПАНИЯ САНТОРЕЛЛИ».

– Залезай, я тебя покатаю.

Джейк забрался внутрь. Марко завел машину, грузовик рявкнул и двинулся по Четырнадцатой улице.

– А где ты взял деньги? – прокричал сквозь шум Джейк.

– Нашел инвестора. Разве не здорово? Я могу иметь чистыми двадцать долларов в день, доставляя продукты в Лонг Айленд!

– Смотри вперед!

Марко едва не прозевал машину, которая выскочила прямо перед ним. Рассмеявшись, он погнал грузовик в западную часть города, то врезаясь в самую гущу транспорта, то стараясь вырваться так резко, что Джейк вскоре стал опасаться за свою жизнь.

– Марко, помедленней, – кричал он.

– Зачем? Эта штуковина может давать сорок миль в час, – ответил Марко.

Авария произошла на Десятой авеню. Лопнула левая передняя покрышка, грузовик вышел из-под контроля, а в бок его ткнул какой-то Олдсмобиль, заставивший грузовик закрутиться на месте. Бок был помят. Ни Марко, ни Джейк не пострадали, но, когда они вылезли, чтобы осмотреть пострадавший корпус, свидетельства экспертов не потребовалось, чтобы убедиться, что грузовику пришел конец.

Сандро Альбертини, двадцатидевятилетний, элегантный, хорошо одетый красавец, имел садистские наклонности. Когда он сидел за столом и наблюдал, как корчился Марко, он мог почти ощутить запах страха – и это доставляло ему удовольствие.

– Значит, с грузовиком все кончено, – произнес он по-итальянски. – Всего один день – и грузовик разбит. Ты дурак, Санторелли. Хуже того, тебе не везет.

– Дай мне еще один шанс, – сказал Марко. – Ссуди мне еще двести долларов.

– Зачем? Чтобы ты тоже просадил их? Я не дурак, – ответил Сандро.

– Но я не смогу вернуть тебе эти двести, если не куплю другой грузовик. Я ушел со стройки. Ты должен дать мне еще один шанс!

– Заткнись, Санторелли! Ты – неудачник!

Он сделал знак Паоло. Бывший боксер-призер, стоявший позади Марко, достал из кармана дубинку и стукнул ею Марко по затылку.

– Посади его на полчаса на радиатор, – сказал Альбертини. – Может, это вложит ему мозги.

Когда Марко пришел в сознание, его голова раскалывалась от боли, а сам он находился в грязной подвальной комнате без рубашки, с руками, привязанными к водному радиатору, и заткнутым ртом. Паоло включил радиатор.

– Ты хорошенько поджаришься, – сказал он по-английски, криво усмехнувшись и обнаружив при этом отсутствие двух передних зубов. – Как кальмар.

Он подавил смешок и пошел в другой конец комнаты, чтобы усесться там на деревянный стул и наблюдать. Радиатор свистел и булькал по мере нагревания. Спина Марко, прижатая к металлическим ребрам, начала ощущать жар, сначала терпимый; затем жар стал увеличиваться со скоростью, которая радовала жильцов наверху, а Марко переполняла ужасом. Паоло закурил сигарету, прихлопнул ногой таракана и продолжал наблюдать за ним.

– Босс не любит неудачников, – сказал он, как бы продолжая разговор. – А тебя он считает неудачником номер один. Ты – просто тупая свинья.

Снова улыбка.

Теперь радиатор был уже горячим. Марко напрягся, чтобы отделиться от него. Веревки позволяли отделить кожу спины от раскаленного железа, но тогда руки прижимались плотно к краям радиатора, и кожа рук медленно поджаривалась. Боль стала невыносимой. Пот лился с него градом, Марко пытался вытолкнуть кляп и закричать в агонии, и все оттягивался и оттягивался от радиатора…

– У тебя осталось еще пятнадцать минут, – улыбнулся Паоло, поглядев на часы. – Ну как? Интересно?

Перед тем, как потерять сознание от боли, в мозгу у Марко четко высветилось:

«Я не неудачник! Я не тупой!»

Они выбросили его из машины на дорогу недалеко от Ист Ривер, швырнули вслед за ним рубашку и укатили. Это было в девять часов вечера, и хорошая погода утра обернулась холодной промозглостью. Марко лежал на тротуаре, раскинув под дождем руки. Ожоги на внутренней стороне рук нестерпимо горели, и он знал, что будет испытывать страх всю оставшуюся жизнь. Голова все еще трещала от удара дубинкой, от боли его подташнивало.

«Когда-нибудь я им отплачу, —думал он. – Когда-нибудь я стану важным лицом и тогда отплачу этим негодяям…»

Через какое-то время Марко смог сесть. Он повязал промокшую рубашку вокруг шеи и поднялся на ноги. Но он был так слаб, что вынужден был прислониться к кирпичной стене, чтобы удержаться на ногах.

«О, дерьмо, а не Америка… Дерьмо… Дерьмо… Дерьмо…»

Он вышел из переулка и под дождем направился на Черри-стрит. Когда его мозги несколько прояснились, он задумался, что же ему теперь делать. У него нет ни денег, ни грузовика. У него нет ничего.

И тут Марко увидел на стене афишу.

Он прочел:

ДЭНИЕЛ ФОРМАН ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЗНАМЕНИТУЮ АКТРИСУ ЛОНДОНСКОЙ СЦЕНЫ

МИСС МОД ЧАРТЕРИЗ

ПЬЕСЕ-ХИТЕ СОМЕРСЕТА МОЭМА «ЛЕДИ ФРЕДЕРИКС» В ТЕАТРЕ БЕЛЬВЕДЕР НА БРОДВЕЕ И СОРОК ТРЕТЬЕЙ УЛИЦЕ.

Дневное представление – среда и суббота.

Начало – 8.30 вечера.

И вдруг Марко понял, что ему делать дальше.