Текст книги "Остров Эллис"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

– Моя дорогая, из всех приемов, которые устраиваются сегодня вечером в Нью-Йорке, это единственный, представляющий хоть какой-то интерес, – заявила Уна, поднимаясь вместе с Ванессой по ступенькам городского дома на Барроу-стрит в Вест Виллидж. – Кэрол пригласила джаз-оркестр, пользовавшийся бешеным успехом в Париже. Хит сезона. Можешь представить? Руководителя зовут Роско Хайнес. Он и его жена только что приехали в Нью-Йорк из Рио, и Кэрол говорит, что этот джаз какой-то совсем языческий, и перед ним просто невозможно устоять. Как и перед тобой в этот вечер, моя лапочка! Я не могу не осыпать тебя поцелуями. И я, вероятно, так и сделаю.

Она с любовью потрепала ее по щеке, и Ванесса ощутила трепет наслаждения и в то же время неясную опасность.

Общение с Уной будто возвращало ее к годам, проведенным в школе для девочек, где Ванесса часто влюблялась в девочек. При этом влюбленность была так сильна, что ей сопутствовали и любовные письма, и поцелуи. Но тогда ее никогда не охватывало чувство стыда или вины, потому что мысль о том, чтобы вступить далее в определенные сексуальные отношения, просто никогда не приходили ей в голову. И если Виолет должна была пойти в Публичную библиотеку, чтобы разобраться в некоторых фактах реальной жизни, то вряд ли следует удивляться, что Ванесса никогда ничего не слышала о лесбиянках, и поначалу ее дружба с Уной казалась такой же невинной, как и ее школьные влюбленности, о которых Ванесса вспоминала с такой нежностью. Но Уна заинтересовала ее не только, как человек или как бунтарь против устоев общества, что было близко Ванессе. Она привлекала Ванессу потому, что та всегда чувствовала себя гораздо комфортнее с женщинами, чем с мужчинами. Ванесса исключила из своей жизни своего мужа, Марко, а потому невольно искала кого-то нового, чтобы заполнить эту пустоту.

Но чем дальше, тем внимание и заботы Уны стали все больше приводить Ванессу в замешательство. Поцелуи Уны становились такими пылкими, что доводили Ванессу до сексуального возбуждения, и это ее очень пугало. Уна достаточно рассказала ей о Кэрол де Витт и ее друзьях, так что в богемной вечеринке скульпторов она приобщалась к чему-то настолько же привлекательному и восхитительному, насколько опасному. Но все это было ей так любопытно, что она не могла сказать «нет».

Дверь открыла высокая женщина в мужском смокинге. Ее каштановые волосы были подстрижены на мужской манер, а в левом глазу она носила монокль. Ей было чуть больше тридцати, она была довольно красивая. В руках она держала бокал шампанского. За ее спиной были слышны зажигательные звуки джаза и гул голосов.

– Кэрол, дорогая, – сказала Уна, входя в дом и целуя хозяйку в щеку. – Это Ванесса. Я предупредила ее, что ее многое поразит на твоей вечеринке, а что-то, может, и вызовет ее протест.

– Я очень надеюсь, что вы не станете добивать ее до конца, – добавила она шепотом. – Она купила «Обещание весны».

Улыбка Кэрол напоминала первые зимние заморозки. Ванесса могла понять, почему эта женщина-скульптор, дочь богатого чикагского торговца зерном, считает себя вампиром. Она была похожа на одну из сестер графа Дракулы.

– Я знаю, кто такая Ванесса, – произнесла Кэрол со всей теплотой, на которую способна большая белая акула. – Пожалуйста, входите, но я не думаю, что ваш муж получит здесь много голосов.

Джаз играл слишком громко, чтобы при этом можно было еще и думать, но напоминание о Марко заставило ее чуть съежиться. И, хотя она уже совсем не любила его, он все еще оставался ее мужем и отцом ее сына. В Гринвич Виллидж находился офис его штаб-квартиры, и вряд ли присутствие его жены на вечеринке у Кэрол станет полезным вкладом с ее стороны в его предвыборную кампанию. И будто прочитав ее мысли, Уна схватила ее за руку и повела в переполненную людьми, прокуренную студию.

Гостями были представители обоих полов, но женщины держались с женщинами, мужчины с мужчинами. Впрочем, было и несколько более традиционных пар. Некоторые мужчины были в смокингах, но в основном они тяготели к чему-то более женственному: бархатным курткам художников и несколько странным одеяниям, представляющим вариации на тему костюма тореадора. А один очень пьяный молодой человек сидел развалясь прямо на полу совершенно голый. На женщинах были либо мужские костюмы, как у Кэрол, либо свободные неряшливого вида блузы и юбки. Уна была одной из немногих, одетых в красивое женское платье.

– Вот! – воскликнула она. – Разве это не великолепный декаданс? Насколько, милая, это интереснее, чем мужчины, танцующие с женщинами, что, если вдуматься, так заурядно. Потанцуем?

И, прежде чем Ванесса успела сказать «да» или «нет», Уна обняла ее и повела в толпу танцующих. Сначала Ванесса чувствовала себя напряженно, но после того, как Уна прижалась своей нежной щекой к ее щеке, ей показалось, что это ей даже приятно.

– Знаешь, дорогая, что слово «джаз»происходит от африканского диалекта и что оно означает «сперма»? Так что джазовая музыка сексуальная, и я нахожу ее совершенно умопомрачительной. Разумеется, столетие назад дерзким и даже вызывающим считался вальс, и, я уверена, что кто-нибудь напишет докторскую диссертацию на тему отражения эволюции в сексе в танцевальных формах. Почему ты выглядела такой расстроенной, когда Кэрол упомянула о твоем муже?

– А ты не догадываешься?

– Ах, сердце мое, тебя, как пятнадцатилетнюю девочку, мучает немного чувство вины за то, что ты здесь – дом номер 20 по Содом-стрит. Ну, хорошо. Думаю, это можно понять. Ты любишь Марко, дорогая? Поскольку ты теперь почти не видишься с ним, не думаю, что ты желаешь его.

– Я бы предпочла не обсуждать это.

– Ах! Но мы должны поговорить. Вот мы танцуем щека к щеке, и уже до боли очевидно, что я безумно, страстно люблю тебя. А Марко любит тебя так же безумно?

– Нет.

– И ты тоже не любишь его. Верно?

– Уна, пожалуйста, давай переменим тему…

– Нет! Настало время нам быть совершенно откровенными друг с другом. Почему ты вышла за него замуж? Ты ведь должна была догадываться, что он охотился за твоими деньгами.

– Тогда я этого не понимала… Он переспал со мной. Знаешь, он был, как бог.

– Да, ты можешь иметь всех богов Олимпа, если спросить меня. Развратных, волосатых скотов. Известно, что Бог создал сначала Адама, и, поняв, что создал нечто низменное, грязное, создал Еву, которая стала его триумфом. Но ведь ты позволила ему переспать с тобой? Не так ли? Потому что ты хотела выйти замуж?

– Да… Ах, я не знаю…

– Ты хотела, чтобы у тебя был муж, потому что ты боялась быть непохожей на других, быть до конца сама собой. А твоя истинная сущность, действительно, непривлекательна для мужчины. Разве не так? Ты не обязана отвечать. Я знаю. Более того, ты считала, что Марко беден, что он – никто, что ты сможешь управлять им. И он был рядом,и ты ухватилась за него. Разве не так?

– Пожалуйста.

– Посмотри правдев глаза, Ванесса мы любим друг друга.

И она перестала танцевать, чтобы запечатлеть поцелуй на губах Ванессы. Поцелуй, в который она вложила столько страсти, что Ванесса не сумела противостоять этому.

– Черт возьми! – сказал Роско Флоре, продолжая дирижировать оркестром. – Здесь больше лесбиянок, чем в Париже. Что творится с Нью-Йорком?

– Не знаю, – ответила его жена. – Для меня все здесь выглядит фальшиво, как священник, одетый в борделе в сутану. Знаешь, Роско, я боюсь, это была не очень хорошая затея.

– К черту! Она заплатила наличными. И ты знаешь такую мудрость – ты понравился им, и они сделали тебя: из ничего – нечто.Ну, хорошо, поднимайся и спой им «О, мой мужчина». Сейчас мужики наделают в штаны.

Флора встала со своего места и подошла вместе с Роско к пианино.

– Леди и джентльмены, – объявил он с ухмылкой, – хотя и довольнотрудно сказать, кто есть кто…

Из полупьяной толпы раздался смех.

– Моя жена споет вам песню, которую она впервые спела в Париже «О, мой мужчина». Послушаем Флору Митчум!

Флора была в роскошном обтягивающем черном платье. Оно идеально подчеркивало ее фигуру, и Уна одобрительно разглядывала ее.

– Моя дорогая, – сказала она Ванессе после аплодисментов. – Говорят, они необыкновенны в постели.

Ванесса, казалось, была потрясена.

– О, нет!

– Почему?

И она рассмеялась. Флора начала петь, сначала на французском, потом на английском. Мысли Ванессы скакали от ее мужа, и сына, и отца… к Гарден Корт и «Северной звезде». Какой скучный и прогнивший был тот мир, и какой прекрасный был этот, по сравнению с тем.

Она отказалась от того мира и от своего отца. Примет ли он это когда-нибудь? Но, какой бы он ни был мудрый, он будет ненавидеть это…

Она почувствовала, как рука Уны обвила ее талию. Затем губами Уна коснулась ее уха и начала его медленно облизывать. Ванесса почувствовала, как она ослабевает.

– Давай поднимемся наверх, – предложила Уна. – У Кэрол есть комната для гостей.

– Нет…

– Я люблютебя, дорогая. Я боготворю тебя. И я хочу тебя, прямо сейчас…

Она взяла Ванессу за руку и повела ее через толпу в холл. Ванесса последовала за ней, сначала немного упираясь, но затем подчинившись полностью настойчивости Уны. Уна повела ее по узкой лестнице наверх. Дым и музыка уплыли куда-то, когда Уна обвила ее руками и стала целовать ее, жадно, полуоткрытым ртом, ее язык проглаживал рот Ванессы. Ванесса никогда раньше не испытывала такого сильного желания.

Уна прекратила поцелуи и прошептала, чуть не со злостью:

– Скажи, что ты любишь меня!

Ванесса с полузакрытыми глазами кивнула.

– Я люблю тебя.

– Скажи, что ты хочешьменя.

– Я хочу тебя…

– Хорошо. Пошли.

Уна схватила ее за руку и повела в одну из крохотных спален. Только они закрыли дверь, как услышали внизу рев полицейской сирены. И затем крики и всхлипывания.

– Что это? – в ужасе спросила Ванесса.

Уна подошла к столу.

– Это полицейский рейд. Черт!

– Полиция? – Ванесса была в шоке.

– Бежим! Через балкон. Скорей!

Уна, распахнув окно, прыгнула вниз. Ванесса, онемев от ужаса, последовала за ней.

Через четыре квартала Марко сидел в своем кабинете за столом, работая над речью, когда услышал звонок в дверь. Была половина девятого вечера. Его секретарши уже ушли домой, он был один и не ждал посетителей. Он открыл ящик стола и достал оттуда пистолет, который купил по настоянию Фиппса. Пока Сандро Альбертини не трогал его, но Марко приготовился и на этот случай.

Выйдя в приемную, которая была завалена вырезками из газет, пепельницами с окурками и переполненными корзинами с мусором – Джин Файрчайлд был отличным менеджером кампании, но плохим хозяином – он подошел к двери. Держа пистолет в правом кармане пиджака, он отпер дверь левой рукой и открыл ее.

За дверью стояла его жена.

– Ван? Что..?

Оттолкнув его, она бросилась в кабинет. Она выглядела такой расстроенной, что сначала он подумал, что она опять пьяна. Дрожа, она облокотилась на дверь.

– Марко, – прошептала она, – ты будешь любить меня? Ты пустишь меня назад? О, Боже… – разрыдавшись, она бросилась к нему.

– Ради Бога, что случилось?

– Я была на вечеринке… а там был полицейский рейд…

– Боже, что же это была за вечеринка?

Она не ответила.

– Ван, расскажимне. Что это была за вечеринка? – повторил он вопрос.

Она оттолкнулась его и глубоко вздохнула.

– Вечеринка была… – она поколебалась. – Мужчины танцевали с мужчинами, а женщины с женщинами…

Жестом полного отчаяния она закрыла лицо кулачками.

– О, я не знаю, зачемя пошла…

– Кто пригласил тебя? Кто был с тобой?

– Моя подруга, с которой я познакомилась в «Сильвер Лейк»… Уна Марбери. Она владелица скульптурной галереи в Гринвич Виллидж. Она… – она остановилась, оторвав руки от лица. – О, ты не можешь понять. Боже, зачем я пришла к тебе?

Он внимательно смотрел на нее, впервые начиная понимать ее.

– Ван, – нежно сказал он, – что это за подруга, Уна?

Она посмотрела на него налитыми кровью, виноватыми глазами.

– Ты не сможешь понять. – Это было все, что она сказала, и открыла дверь. – Извини, что побеспокоила тебя.

И она выскочила так же быстро как и вошла.

Марко закрыл дверь и вернулся к себе в кабинет. Он шел медленно, будто в трансе. Он сел за стол и положил пистолет на место.

«Боже мой, —подумал он, – Теперь я понимаю, почему она никогда не хотела заниматься любовью…».

* * *

Джейк сидел на пустой постели в комнате своей дочери, глядя на разрисованные Максфилдом Парришем сказочными персонажами стены, и думал, что делать теперь с этой комнатой.

– Джейк, – сказала Нелли, – входя в комнату, – тебе не надо сидеть здесь. Это только может навеять на тебя меланхолию, что ни к чему хорошему не приведет.

Он не ответил, он даже не пошевелился. Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– Мы ведь говорили, что ей повезет, если она доживет до двадцати, – продолжала она, – так что, может, так и лучше. Возможно, ей так лучше.

– Ей лучше мертвой?

– Да, лучше мертвой. Какая жизнь была бы у нее? Когда я смотрела на нее, у меня разрывалось сердце от мысли, как мало получит она от жизни.

– Нелли, это я, Джейк. Не надо играть роль.

– Это не роль – это правда.

Он встал.

– Во-первых, у тебя нет сердца, чтобы оно разрывалось. А во-вторых, ты никогда и не смотрела на нее. Единственный человек, которому будет лучше, это – ты, потому что у тебя больше не будет этой заботы.

– Это низко говорить такие вещи!

– Но это так. И знаешь, Нелли, меня это больше не волнует. Ты – такая. Я был поражен, что вчера после спектакля ты осталась дома с ней, когда она умирала – я был уверен, что ты пришлешь соболезнование.

– Хорошо, сегодняпосле театра меня не будет дома, – ледяным тоном проговорила она. – И, если ты заявляешь обо мне такие вещи, можешь заниматься подготовкой к похоронам самостоятельно.

Он печально посмотрел на нее.

– Боже, как я мог когда-то влюбиться в тебя?

– И что это означает?

– Это означает то, что, по моему мнению, нам пора разводиться. Я больше не люблю тебя, Нелли. Внутри меня все мертво, как сама Лаура. Давай разведемся раньше, чем я начну тебя ненавидеть.

На какое-то время она умолкла.

– А может, я не хочу развода?

– Я оставлю тебе кучу денег. Ты будешь богатой женщиной. Зачем тебе жить с человеком, который ненавидит тебя?

Она опустилась на кровать Лауры и, прикрыв рот рукой, зарыдала.

– О Боже, Нелли, перестань играть.

– Я не играю, сукин ты сын, – всхлипывала она. – После стольких лет, как ты можешь быть со мной таким жестоким? Особенно сейчас,когда умерла моя дочь…

Как бы цинично не относился к ней Джейк, сейчас она не играла. С ней вдруг случился эмоциональный сейсмический шок: когда она осознала, что уже не молода, что не имеет той власти над мужчиной, который считается ее мужем, что единственный человек, которого она произвела на свет, мертв – и это словно тряхнуло ее.

Она подняла на него глаза.

– Ну? Скажи что-нибудь, Джейк.

– Что?

– Скажи, что ты еще любишь меня.

– Но я больше не люблю тебя.

И тут произошел второй сейсмический шок: она поняла, что Джейк больше не верит ей, как бы хорошо она не играла.

– Это из-за этой девчонки Вейлер? – спросила она, вытирая глаза.

– Какой девчонки Вейлер?

– О, не надо. Я все знаю. Эта старая глыба, ее мамочка, приходила ко мне на прошлой неделе, пытаясь уговорить меня, чтобы я положила конец тому, что мой муж «завел роман», как она выразилась, с ее дочерью. Она сказала, что ее дочери нет еще и двадцати. Я не знала, что ты увлекаешься несовершеннолетними.

– Я не тронулее и пальцем!

– Ну, ну.

Он устало посмотрел на нее.

– Чего ты хочешь?

– Меня абсолютно устраивает то положение вещей, которое есть сейчас. Мне нравится быть миссис Джейк Рубин. Ты лучший автор песен во всем Нью-Йорке, а я – лучшая их исполнительница. Мы – идеальная пара.

Она улыбнулась.

– А что, если я перестану писать песни для тебя?

– А почему ты это сделаешь?

– Потому что нельзя писать песни о любви для человека, которого ненавидишь.

– Тогда пиши их для мисс Вейлер. А потом, ты ведь не ненавидишь меня, Джейк. У тебя просто такая сверх реакция из-за Лауры. Как ты можешь ненавидеть мать своего сына?

Он как-то растерялся.

– Моего сына? Что ты хочешь сказать?

Она подошла к нему и взяла его за руку.

– Я была жестока с тобой, – сказала она. – И я не хочу этого больше. Я знаю, как страстно ты мечтаешь иметь ребенка. Может, в этот раз у нас получится лучше?

– Нелли, – прошептал он. – Ты имеешь в виду это?

– Давай попробуем, – она улыбнулась. – Сегодня ночью. После того, как я вернусь из театра.

Она поцеловала его и подошла к двери.

– И чтобы доказать тебе, насколько я великодушна, – добавила она, – я хочу сказать тебе, что я не против, если ты будешь спать с этой девочкой. И как можно ненавидеть такую жену?

Она послала ему воздушный поцелуй и вышла.

Он сидел и повторял себе, что здесь какая-то ловушка. Но он никак не мог сообразить, какая. Похоже, она сказала правду, и она не хочет терять его как мужа. Вопрос был в том, сможет ли он выносить ее как жену, даже если она родит ему ребенка?

И что делать с Виолет?

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

– Джорджи, – сказал он тихо. – Это Марко.

Она, сидя за столом, подняла голову. Звук его голоса через столько лет разбудил множество борющихся между собой эмоций, и она знала, какая возобладает.

– Значит, это былты, – прошептала она.

В библиотеке было мало народа.

– Я так и думала.

– Джорджи, я знаю, что ты обо мне можешь думать, но… я в беде. И мне надо поговорить с тобой.

Она молчала. Затем сказала:

– Марко, ты в самом деле беспринципный человек. После всего того, что ты мне сделал, ты хочешь просить меня, чтобы я шпионила за собственным дядей?

– Это не имеет никакого отношения к политике!

– Потише. Ты в библиотеке.

Он оглянулся на читавших за столами двух слепых женщин, которые повернули головы в их сторону, и посмотрел на Джорджи.

– Это касается моего брака, – прошептал он. – Мне больше не с кем поговорить – не с кем. Пожалуйста, Джорджи. Я понимаю, что ты чувствуешь, но…

– Ты хочешь, чтобы япомогла тебе с твоим проклятым браком? Иди к черту! Расскажи мне о моембраке – которого никогда не будет.

– Я так и думал, что это бесполезно, – вздохнул он. – Извини, что побеспокоил тебя. Больше этого не повторится. Прощай, Джорджи.

Он пошел прочь от ее стола. Он уже находился почти у двери, когда услышал:

– Марко!

– Т-ш-ш! – зашипели обе женщины.

– Сами т-ш-ш, – огрызнулась Джорджи. – Марко, вернись!

Он уже был на полпути назад. Подойдя к ее столу, он спросил:

– Да?

Она нервно теребила карандаш.

– Если, ты правда,в беде, – прошептала она.

– Да.

– Тогда, если хочешь, я могу поговорить с тобой.

– Давай поужинаем сегодня вместе. Я заеду за тобой к дому твоей сестры в восемь.

– Хорошо. Но, Марко…

– Да?

– Не надо больше делать мне больно.

Эти слова пронзили его, как ножом.

– Будь со мной бережным.

В его глазах показались слезы.

– О Боже, Джорджи, – прошептал он. – Клянусь тебе, буду.

Теперь Марко был знаком уже со всеми владельцами ресторанов в Гринвич Виллидж, и, когда он привел Джорджи в принадлежавший Тони ресторан «Вилла Десте», экспансивный хозяин встретил его, как героя-завоевателя.

– Il candidato [36]36
  Кандидат (ит.)


[Закрыть]! – воскликнул невысокого роста мужчина с огромными черными усами, протягивая Марко руку. – Эй, все – это наш будущий конгрессмен.

Итальянцы, посетители ресторана зааплодировали. Марко кивнул им, а Тони провел его и Джорджи в отдельный зал, позади ресторана. Быстро протерев носовым платком скатерть, Тони помог сесть Джорджи, сказав:

– Сегодня все за мой счет! Ужин, вино – tutti [37]37
  Все (ит.)


[Закрыть]! Договорились?

– Нет, нет, Тони…

– Я на-астаиваю! Это мой вклад в кампанию. Я принесу вам лучшее сицилийское вино – «Иль Корво». Я принесу бутылку. Хорошо?

И он ушел, прежде чем Марко сумел сказать хоть слово.

– Ты говорил, что ты в беде, – произнесла Джорджи, когда они остались вдвоем.

Она смотрела прямо вперед, без каких-либо эмоций.

– Я слушаю.

– У меня есть сын, его зовут Фрэнк. Он очень хороший мальчик. Замечательный мальчик.

– Рада слышать это.

– Но мой брак – он разрушен.

– Рада слышать и это.

– Дело в том, что моя жена – лесбиянка.

На этот раз на ее лице отразилась какая-то эмоция, – и это был шок.

– Ты хочешь сказать, что она из тех странных женщин, которые любят женщин? – прошептала она.

– Да. Поэтому мне и нужен совет. Я не знаю, что делать с Фрэнком. Ванесса никогда не была ему хорошей матерью, но теперь… Я имею в виду, если мальчик узнает об этом в его годы…

– О, он не должен! – прервала она его. – И ему это знать совсем не обязательно. Так ведь?

– Да, верно. Видишь ли, у Ванессы есть подруга, которую зовут Уна Марбери…

– Когда ты говоришь «подруга», – прошептала она, – ты хочешь сказать, что они ложатся в постель вместе?

– Да. Она проводит все больше и больше времени в ее доме в Патчин Плейс. Теперь она заявила, что хочет привезти Уну в дом сенатора, чтобы познакомить ее с Фрэнком и со своим отцом. По-моему, она это делает зря. Если мой тесть догадается… я не знаю, что он будет делать, но думаю, это вызовет немало проблем. И Фрэнк рано или поздно узнает об этом.

– А ты встречался с этой Уной?

– Нет, и не хочу. Я хочу сказать, если бы моя жена сбежала с другим мужчиной, я бы примирился с этим. Она сбежала с этой чертовой женщиной! Это сводит меня с ума.

– Ты все еще любишь ее?

– Я вообще не люблю ее. Я женился на ней из-за денег. Она знает это – и теперь, думаю, об этом знают все. Я любил тебя…

– Марко, будь осторожен!

– Но это правда. Я любилтебя – я сходил по тебе с ума.Но я увидел все эти деньги, которые ждали, чтобы их забрали… Ладно, теперь это старая история. Дело в том, что я сделал тебе больно. Но, если это доставит тебе хоть какое-то удовлетворение, то знай – моя личная жизнь всегда была адской.

– Синьор, а вот и ваше вино!

Тони принес ведерко со льдом и бутылку белого вина, которую аккуратно открыл.

– Я налью вина прекрасной синьоре?

Он улыбнулся. Его улыбка угасла, когда он увидел, что по ее щекам текут слезы. Замолкнув, он быстро наполнил бокалы, поставил бутылку в ведерко и нервно прошептал Марко:

– Скажите мне, когда вам надо будет подать меню?

Тони ушел, а Марко, обойдя стол, взял Джорджи за руку.

– Почему ты плачешь? – мягко спросил он.

– Потому что ты создал вокруг себя столько несчастья. Ты даже не представляешь, какой несчастной ты сделал меня, но меня совершенно не утешает то, что ты так же несчастен. Несчастье не любит несчастья. Несчастье любит, когда над ним посмеиваются.

Он сжал ее руки.

– Не пора ли нам посмеяться? – спросил он.

– Не знаю. А где мой носовой платок?

Он достал красный носовой платок и положил ей в руку. Она вытерла глаза и затем нос.

– Ты видела какие-нибудь комедии Трампа? – спросил он.

– Нет. Я не хожу в кино. Я не ходила с тех пор…

Она умолкла. Он снова взял ее за руку.

– Я расскажу тебе очень хороший фильм.

Он улыбнулся.

Ванесса очень нервничала.

Она, наконец, решилась пригласить Уну в Гарден Корт на обед с Фиппсом и Мод и нервничала, опасаясь реакции Фиппса на ее новую подругу. Именно «подругой» представила она Уну своему отцу. Воспримет ли Фиппс ее, как подругу или как то, кем она была на самом деле? Уна не была так очевидна, как Кэрол де Витт или другие лесбиянки, бывшие на вечере у Кэрол. С другой стороны, Уну никак нельзя было принять за обычную молодую женщину, хотя одета она была вполне прилично, во всяком случае, по стандартам Уны. Правда, на ней были африканские браслеты и ее «моя дорогая» и другие выражения аффектации чуть выходили за рамки, принятые в здравомыслящем Норт Шоре. Что, если отец догадается?

И еще Ванесса нервничала из-за того, какова будет реакция Уны на ее скульптуры. Сначала она повела Уну в свою студию, где та ходила по кругу, разглядывая последние работы Ванессы – ее первые шаги в стиле модерн – большую глиняную абстракцию, которая представляла собой горизонтальную латинскую «s» с двумя руками, выброшенными из верхней части изгиба.

– Это наводит на размышления, дорогая, – наконец, произнесла Уна. – И даже очень. Это напоминает мне труп.

– Труп? Почему?

– Изгиб… Это может быть тело, распростертое на полу с изогнутыми руками… Возможно, тело убитого. У тебя есть название для этого?

– Нет.

– Назови это «Мейерлинг». Да, Мейерлинг! Предельная загадочность. Мне нравится так, дорогая. Это надо заключить в сталь, и я смогу продать Мейерлинга для тебя. Это может стать началом серьезной карьеры.

Ванесса была польщена, но смущена.

– А почему «Мейерлинг»? – спросила она.

– Это либо тело принца Рудольфа, либо его возлюбленной, Марии Ветсеры. Он только что убил ее, а затем покончил с собой. Никто не знает, почему… Это мистерия и романтика. Последний акт любви – смерть! Людям нравится Мейерлинг. Это поможет мне продать.

Ванесса еще не до конца все поняла, но она решила положиться на опыт Уны, как продавать скульптуры. Уна обошла помост, на котором стояла скульптура, и взяла Ванессу за руку.

– А теперь, моя дорогая, пришло время познакомиться мне с твоей семьей. Не нервничай. Я буду вести себя, как полагается. Я растоплю лед, процитировав несколько параграфов из Маркса и Энгельса, затем позабавлю твоего отца обсуждением идеи Фрейда о роли мастурбации в детских мечтаниях.

– О Боже…

– Куда делось твое чувство юмора?

– У меня оно исчезает, когда речь заходит об отце. Пожалуйста, будь осторожна, Уна.

– А что, если он узнает? – она улыбнулась. – А что? Ты должна учиться быть мужественной, как училась я. Ты должна учиться принимать себя такой, какая ты есть. Это не порочно.

Она перешла на шепот. Затем она поцеловала Ванессу в губы.

– А теперь, пойдем, дорогая, – сказала Уна, направляясь к двери. – В бой! А почему я не могу встретиться с Марко, этим мужественным иммигрантом?

– Он приезжает сюда только в выходные.

– Жаль. Я бы хотела познакомиться с ним. Он может стать конгрессменом, моя дорогая, – она открыла дверь и вышла. – А что это за милый юноша?

В дальнем конце коридора Ванесса увидела Фрэнка. С ним был его новый учитель, тридцатидвухлетний выпускник Гарварда Барклай Симмонс.

– Это Фрэнк.

Впервые Ванесса заметила, как холодное лицо Уны немного потеплело.

– Я тебе завидую, – нежно сказала она. – У тебя есть сын. Это то, чего у меня не будет никогда.

Какое-то время она наблюдала за ним. Затем к ней вернулась ее постоянная уверенность.

– Пошли, дорогая, ты представишь меня. И не надо меня жалеть. Я была бы плохой матерью. Мои дети сопьются, когда я буду кормить их материнским молоком. В нем будет стопроцентный джин.

Когда они приблизились к Фрэнку и его учителю, Ванесса сказала:

– Барклай, это моя подруга, Уна Марбери. Уна, это новый учитель Фрэнка, Барклай Симмонс.

– Как вы поживаете?

– А это Фрэнк. Фрэнк, подойди, я хочу познакомить тебя с моей подругой Уной Марбери.

Фрэнк подошел к ним.

– Хелло! – сказал он.

– Хелло! – ответила Уна. – Ты очень красивый мальчик. И ты хорошо плаваешь.

– Барклай учит меня плавать, – сказал Фрэнк. – Он был капитаном команды по плаванию Гарварда.

– Молодец, Барклай. И ты молодец тоже.

– Я хочу быть таким, как Тарзан! – сказал мальчик.

– Он очаровательный, – произнесла Уна. – Ну, что… мы будем обедать?

– Что ты думаешь? – спросил Фиппс у Мод через два часа, когда они сидели в библиотеке Гарден Корт и пили кофе.

Ванесса повела Уну показывать сад.

– О мисс Марбери? Похоже, с ней все в порядке. Немного зациклена на искусстве, но, если она сможет продать скульптуры Ванессы, как она утверждает, она возымеет над ней еще большее влияние. Хотя мне она не сможет продать ни одной.

– Мне она не понравилась.

Его резкий тон удивил Мод.

– Почему?

– Она оказывает на Ванессу дурное влияние.

– Но, дорогой, ты должен понять, что Ванесса серьезно относится к ее искусству, и что она волей-неволей будет вынуждена знакомиться с представителями богемы. Знаю, это не твой круг людей, но…

Фиппс с сомнением покачал головой.

– Ты не знаешь, в нашей семье рассказывают историю о сестре матери, моей тетке Алисии. Когда эта Уна появилась на горизонте, она почему-то заставила меня вспомнить эту историю.

– Как мило! Я обожаю семейные истории. Так в чем дело? – спросила Мод.

– Алисия была младшей сестрой матери, и она любила рисовать. Думаю, Ван унаследовала ее талант. Когда ей было около двадцати, она уехала в Париж изучать искусство. И через три месяца исчезла.

– Куда?

– Мой дед получил от нее письмо, что она живет в Сиене с другом. Она жила с этим другом десять лет, а потом умерла от дифтерии. Это произошло тридцать лет назад, и я тогда был совсем юным. Но я никогда не забуду, как вдруг в семье прекратились о ней всякие разговоры. Было такое впечатление, будто ее не существовало вовсе.

Мод посмотрела в окно, где вдали Ванесса гуляла с Уной по парку. Внезапно она взглянула на свою падчерицу совсем другими глазами.

– Ты хочешь сказать, – спросила она, – что другом Алисии была женщина?

– Именно. И я не знаю, унаследовала ли Ван только ее талант к рисованию, и я не хочу этого знать. Просто я хочу вычеркнуть Уну Марбери из жизни Ван. Мне не нужна в семье вторая Алисия.

– Но, дорогой, как ты это сделаешь?

– Есть пути, – спокойно сказал он.

Это был пик повального увлечения Чаплиным.

Родившийся в Англии комедиант зарабатывал по десять тысяч долларов в неделю и завоевал мир своим типом Маленького Бродяги, чью вихляющую и шаркающую походку Чаплин изображал на основе воспоминаний детства. Он вспомнил горького пьяницу, который держал лошадей при таверне под Лондоном, и воспроизвел такую же шаркающую походку. Европейская война побудила людей, находившихся в постоянном нервном напряжении, искать забвение от нервной озабоченности в смехе. Грандиозный успех фильма «Рождение нации» Гриффитса сделал кинематограф респектабельным для большей части публики из среднего класса. Так как ходить в кино стало очень модным, владельцы театров начали строить большие здания для показа кинофильмов, хотя широкий размах это получило десятью годами позже.

– Какое роскошное место! – сказал Марко, введя Джорджи в обновленный кинотеатр «Риальто» на Таймс Сквер. – Они сделали его под Венецию, а потолок похож на ночное небо в звездах…

– Он большой? – спросила Джорджи, у которой захватило дух от запаха поп-корна, напомнившей ей о прошлом.

– Огромный. В нем более двух тысяч мест, и он полон. О, вот идет органист.

Они нашли два места. Джорджи принялась за попкорн. И впервые за пять лет она почувствовала себя вполне счастливой.

– Фильм называется «Банк», – прошептал Марко. – Он с Чарли Чаплиным и Эдной Первианс. Чарли похож на маленького бродягу. На нем мятые штаны, большие грязные ботинки, шляпа-котелок, у него смешные маленькие черные усы. Показывают банк. Чарли проходит мимо. Навстречу ему идет женщина с ребенком. Ребенок ест мороженое и роняет его как раз перед Чаплиным… Чарли поскользнулся… Ребенок заплакал из-за мороженого… Мать ребенка бьет Чарли зонтиком по голове…