Текст книги "Остров Эллис"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НЕИСТОВАЯ ВЕСНА В АППАЛАЧАХ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Дэлла Хопкинс в конце концов уговорила свою мать, тетушку Эдну пригласить Тома Беничека на ужин, но для этого ей потребовался целый месяц.

– Что ты в нем такого нашла? – спросила Деллу тетушка Эдна.

– У меня никогда не было знакомых из Европы. С ним интересно поговорить.

– Но он не умеет говорить.

– Почему? Кое-чтосказать он может. И мне жаль его, мама. Это должно быть ужасно – изучать язык чужой страны по необходимости, – сказала она.

– Эх, – вздохнула тетушка Эдна, стоя на парадном крыльце дома. – А что, ты думаешь, он предпочел бы на обед?

– Я читала в школе, что европейцы любят дичь, как и мы.

– Тогда ему должно понравиться мое жаркое из куропатки.

Делла улыбнулась.

– Ему не сможет не понравиться твое жаркое из куропатки, мама. Оно лучшее во всей Западной Вирджинии.

– Хорошо. Тогда я скажу твоему отцу, чтобы он пригласил Тома, если он согласится помочь нам забить кабана.

Делла, похоже, осталась довольна.

Ее мать была очень упрямой и властной. Она не упускала случая использовать каждого человека в своих интересах.

Но в конце концов она же разрешила.

Уорд Хопкинс не был «самогонщиком» – так в их местности называли тех, кто изготовлял виски – но знал несколько таких, и, когда Том Веничек пришел на ужин, Уорд приготовил бутылку «гремучей смеси», чтобы угостить своего гостя Аппалачским коктейлем.

– Это абсолютно безвредно, – заявил он, наливая ему в стакан пшеничный виски. – И никакой головной боли. Но это расслабит и развеселит тебя, что очень важно.

Они сидели в гостиной дома, среди старинной мебели, изготовленной еще дедом Деллы, и после сорока лет пользования выглядевшей еще достаточно прочной.

– А что пьют в Богемии? – спросил Уорд, протягивая Тому стакан.

– Пиво.

Он сделал пробный глоток предложенного ему напитка. Стопроцентный виски был необычайно крепок, но ароматен и вкусен. Сделав глоток побольше, Том расплылся в улыбке.

– Отлично, – выговорил он.

– Это лучшее виски по всей округе, – ответил Уорд. – А что заставило тебя покинуть Богемию?

– Я не хотел служить в армии. Император Франц-Иосиф всех юношей заставляет служить в армии в течение многих лет. А офицеры очень жестокие. Они бьют солдат и обращаются с ними, как с дерьмом.

– Черт, – бросил Уорд, – здесь, на шахте, с нами тоже обращаются, как с дерьмом.

– Это верно, – снова улыбнулся Том. – Но здесь у меня есть право выбора. И я всегда могу уехать. Это, кстати, не так уж и плохо. И вообще здесь много хорошего. Это красивая страна, здесь живут красивые девушки… как Делла.

Уорд опорожнил свой стакан, подумав, что этот маленький чех, похоже, влюбился в его дочь.

* * *

– Сегодня полнолуние, – сказала тетушка Эдна, когда они сидели за столом в кухне, поедая жаркое, – скоро начнутся заморозки. Сейчас самое время, чтобы забить кабана.

– А какое отношение имеет луна к этому делу? – спросил сидевший напротив Деллы Том.

– Кабана следует забивать при полнолунии. Если ждать, пока луна «похудеет», то и сало «похудеет». Звучит глупо, но это так. Я три недели кормила его хлебом, чтобы он нагулял себе сала. Он будет хорошенький и такой кругленький – вот увидите. Этот кабан обеспечит нас едой на целую зиму. А в Бо-гемии есть кабаны?

– Извините.

Тетушка Эдна нетерпеливо покачала головой.

«Тупой маленький чех, —подумала она. – И не отрывает глаз от Деллы».

– Я спросила,есть ли кабаны в Бо-гемии?

– О, да. Много кабанов.

«Он создаст нам проблемы, —думала она. – Я чувствую это всем своим нутром. Черт! Еще один шахтер!».

Кабинет Билла Фарго был расположен на втором этаже административного здания Угольной компании Стэнтона. Его кабинет находился рядом с роскошным кабинетом Стэнтона, но был гораздо меньше по размерам и почти без всяких украшений, так что входивший не чувствовал ни малейшего намека на ту власть, которой обладал его хозяин в Угольной компании. Он не желал привлекать к себе лишнего внимания. В свои сорок два он уже обладал достаточным опытом, чтобы конкурировать с собственным хозяином.

В весеннее утро 1910 года он сидел, откинувшись в кресле перед письменным столом, ковыряя в своих кривых зубах зубочисткой и лениво слушая стоявшего перед ним Сэма Фуллера.

– Моя жена ждет ребенка, мистер Фарго, – говорил Сэм.

Огромный шахтер стоял перед его письменным столом, опустив голову.

– Я понимаю, что допустил ошибку прошлым вечером, но ведь я работаю в компании уже двенадцать лет, и я хороший шахтер. И это просто бесчестно– то, что вы сделали со мной. Уволить меня – это одно, но, черт возьми, вы занесли меня в черный список. Я нигде не смогу получить работу – это же катастрофа. Вы должны дать мне еще один шанс.

Билл Фарго положил ноги на стол, продолжая ковырять в зубах зубочисткой.

– Я, черт возьми, абсолютно ничего не должен для тебя, Фуллер. Ты выступал за профсоюз. Но ты знал, что записано в твоем контракте…

– Я был пьян. Пьян в стельку. Вы не можете делать выводы из того, что говорит человек, когда он пьян.

– In vino Veritas [18]18
  Истина в вине (лат.)


[Закрыть].

– Что?

– Это латинское выражение, которое гласит, что, когда человек пьян, он говорит то, что у него на душе. Ты же не станешь утверждать, что ты противпрофсоюза.

Сэм неуютно поежился.

– Ну, я не против.Но если вы примете меня назад, уверяю вас, что никогда больше не повторю этой ошибки. У меня нет денег!

Он почти выкрикнул это.

Фарго спустил ноги со стола и подошел к окну, чтобы посмотреть на возвышавшиеся за окном горы угля. Был прекрасный день, деревья только начинали цвести. Однако, вокруг шахты росли только одни сорняки.

– На шахте сейчас неспокойно, – сказал Фарго. – И мистер Стэнтон знает об этом. И оченьэтим интересуется. Мы бы хотели, чтобы все было спокойно, понимаешь?

Молчание. Сэм наблюдал за ним, пытаясь понять, к чему он клонит.

– Я мог бы захотеть вернуть тебя на работу, – сказал, наконец, Фарго. – Я мог бы вернуть тебе твой дом, и, конечно, компания оплатила бы все медицинские расходы твоей жены. Да, я мог бы это сделать.

«Сукин сын, —думал Сэм. – Ты что, издеваешься надо мной?»

Фарго отвернулся от окна и посмотрел на Сэма.

– А если я верну тебя в шахту, что ты сделаешь для меня? – спросил он.

Сэм недоуменно посмотрел на него.

– Ну… что вы имеете в виду?

– Станешь информатором? – спокойно спросил Фарго. – Станешь рассказывать мне, кто является источником беспокойства на шахте?

Сэм вздохнул:

– Я и сейчас могу сказать вам – вы. Шахта находится в аварийном состоянии, плата ничтожная…

– Твояплата будет хорошей, Фуллер. И я буду увеличивать ее, когда ты начнешь мне рассказывать то, что я хочу от тебя услышать. Скажем, я буду класть для тебя пятьдесят долларов в месяц. И никаких вычетов за аренду дома. И еще много чего я могу добавить.

Сэм покрылся испариной.

– За кого вы меня принимаете? – спросил он, наконец.

– За отчаявшегося человека.

Фарго начал снова ковырять в зубах зубочисткой.

В следующее воскресенье после обеда Том Веничек и Делла Хопкинс гуляли по полю вдоль реки Шепаг.

– Может, все изменится, – сказала Делла. – Я хочу сказать, ведь компания берет назад Сэма Фуллера, после того как они внесли его в черный список. Может, все будет лучше.

– Может, – сказал Том. – И я рад за Энн и Сэма. Они хорошо относились ко мне, когда я только сюда приехал. Они – хорошие люди.

– Энн рассказывала матери, что они почти голодали в Питтсбурге, когда Том искал себе работу. Можешь себе это представить?

– Мистер Стэнтон знаком с владельцами всех угольных компаний. И не только угольных, но и металлургических тоже. Со всеми. Они передают имя человека, и никто не принимает его на работу. Это несправедливо.

– Если не сказать больше, – вздохнула Делла.

На ней были белая блузка, серая юбка и небольшая шляпка на голове.

– Ладно, не будем больше говорить о Монти Стэнтоне, – предложила она. – Зачем отравлять себе воскресенье? О, Том, смотри: индейская кисточка!

Она остановилась, чтобы сорвать хрупкий красный дикий цветок, и поднесла его к лицу Тома.

– Красивый, правда? – спросила она.

– Как он называется?

– Индейская кисточка. По крайней мере, здесь его так называют. Он бывает разных цветов.

– Этот цвета твоих глаз.

– Красный?

Она рассмеялась. Его необычное чувство юмора, помноженное на его ломаный английский, часто вызывало у нее смех.

– Разящие до крови, – сказал он в ответ. – Ты все еще мерзнешь?

– Немного. А, что, у меня, правда, такие глаза?

– Есть немного. Разреши, я посмотрю поближе…

Он придвинулся к ней, будто желая рассмотреть ее глаза. Затем его руки обвили ее талию, а его губы прикоснулись к ее губам, перейдя в долгий поцелуй. Они целовались уже много месяцев и страстно желали пойти дальше.

Сейчас она попыталась взять себя в руки.

– Том, не надо…

– Делла, я люблю тебя.

– И я люблю тебя тоже, но мать убьет меня…

– Нет ничего страшного в том, что мы целуемся.

– Скажи это моей матери.

– Тогда давай поженимся.

Она с удивлением взглянула на него.

Час спустя тетушка Эдна сидела на своем вертящемся стуле, уставившись на молодую пару.

– Я знала это! – воскликнула она. – Вы оба хотели пожениться… Делла, он даже не говорит по-английски.

– О, мама, какая разница? – спросила Делла, держа Тома за руку. – Мы любим друг друга.

Тетушка Эдна бросила взгляд на своего мужа. Уорд Хопкинс придвинул стул к печке. Все четверо сидели в гостиной, керосиновые лампы тускло мерцали, освещая их лица.

– А ты что думаешь, Уорд? – спросила тетушка Эдна.

– Думаю, что Том – хороший человек, – ответил ее муж. – И, если Делла любит его, меня он вполне устраивает.

Тетушка Эдна пристально посмотрела на Тома.

– А ты разве не католик? – спросила она так, будто «католик» ассоциировался у нее с «крысой».

– Да, но несколько раз я ходил в баптистскую церковь. Мы поженимся в баптистской церкви.

– Ты так легко отказываешься от своей религии?

Она опять пристально на него посмотрела.

Том ответил с подкупающим достоинством:

– Делла для меня важнее, чем религия. Я очень люблю вашу дочь. У меня мало что есть, что я мог бы дать ей, но все, что у меня есть, это ее навсегда.

Тетушка Эдна на миг сощурила глаза.

– И эта ферма перейдет к ней по наследству – ты знаешь об этом? Двадцать два акра. Это мое фамильное владение еще с колониальной эпохи, – сказала она. – Тебя ведь не интересует ферма, не так ли?

– Мама! – воскликнула Делла.

– Ты сиди спокойно. Посмотри мне в глаза, мальчик. Ты хочешь жениться на Делле из-за фермы?

– Нет. Я хочу жениться на Делле, потому что я люблю ее, – сказал Том.

Эдна снова прищурила глаза.

– Ну, ладно, – сказала тетушка Эдна наконец. – Подойди ко мне и поцелуй.

Они улыбнулись друг другу. Том подошел к ней и поцеловал ее.

– Спасибо, – произнес он.

– Я знала,что рано или поздно ты станешь моим зятем. Я зналаэто! Черт!

И они все дружно рассмеялись.

* * *

Через десять дней после того, как Том и Делла поженились в баптистской церкви в Хоуксвилле, 21 апреля 1910 года Уорд Хопкинс открыл новой пласт угля на глубине 312 футов в шахте номер шесть. Горевший огонь его лампы на головной уборе вступил в реакцию со скопившимся там метаном. Раздался взрыв. Уорд Хопкинс скончался на месте.

– Мой тесть не умер, – сказал Том Беничек в ту ночь в гостиной тетушки Энды. – Его убили.Его убила компания.

Гостиная была полна шахтеров и членов их семей. Тетушка Эдна сидела на своем стуле, ее покрытое морщинками лицо выражало скорбь и отчаяние. Делла стояла позади нее.

– Мы прекрасно знаем, что нам нужны безопасные лампы, – продолжал Том, – а не лампы открытого огня. Мы все знаем, что в шахтах должны быть вентиляционные системы, потому что всегда существует опасность скопления газа. Нам и так ничтожно мало платят, почему еще мы должны рисковать своими жизнями?

– Ты прав, Том, – сказал один из шахтеров, стоявший ближе всех к телу Уорда. – Но что мы можем сделать?

– Поскольку мы не имеем права даже заикаться о союзе, мы можем послать к мистеру Стэнтону делегацию. Так? И потребовать у него безопасных ламп.

Молчание.

Том оглядел присутствующих.

– И мы должны кое-что сказать, – продолжал он. – Никто этого не сделает за нас, мы должны сделать это сами.

– Тебе легко говорить, Том, – отозвался Сэм Фуллер. – У вас с Деллой есть свой собственный дом. А у всех остальных… Знаешь, я пережил ситуацию, когда тебя выбрасывают из твоего дома – и в этом мало приятного.

Другие шахтеры поддержали его.

– Тогда, – сказал Том, – как вы отнесетесь к тому, если делегацией буду я?

Никто не сказал «нет».

Монти Стэнтон вытащил пробку из бутылки с виски, сделал большой глоток и вылил немного на обнаженную грудь Глэдис. Тяжело дыша, он склонился над ней и слизал остатки виски.

– Глэди, у тебя самая красивая грудь во всей Вирджинии, – сказал он.

– Вот, Спасибо, Монти, душка, – отозвалась проститутка. – Как ты красиво это сказал.

– А твое тело! Как только я начинаю думатьо нем, у меня появляется желание.

– Ну, душка, для этого я и здесь: чтобы у тебя появилось желание.

– Заниматься с тобой любовью – это, как Богу молиться. Понимаешь, что я хочу сказать. Это так прекрасно, так же, как когда я разговариваю с Богом.

– Монти, душка, это самые красивые слова, которые я когда-либо от кого слышала. Ты настоящий поэт.

– Спасибо, Глэди.

Раздался стук в дверь.

– Монти, тебе звонят, – раздался голос за дверью. – Билл Фарго.

Монти сел на постели, выпрямил свой толстый живот и посмотрел на часы Глэдис.

– Но уже за полночь! – недовольно проворчал он.

– Он говорит, это очень важно.

– Черт! – выругался он.

Он поцеловал Глэди, вылез из постели и надел брюки.

– Я вернусь через минуту, милашка. Ты можешь приложиться к этой бутылочке, пока меня не будет, но не выпей ее всю.

Он спустился вниз. Бордель на окраине Чарльстона принадлежал миссис Гендерсон, худощавой и безвкусно одетой вдове, которая однако содержала его и девочек в чистоте. Монти вошел в ее кабинет и взял трубку.

– Да?

– Мистер Стэнтон, у нас небольшая проблема, возникшая из-за происшедшего сегодня утром взрыва.

Монти присел на край стола:

– Ну?

– Мой информатор, Сэм Фуллер, полчаса назад пришел ко мне домой. Большая группа шахтеров собралась сегодня вечером в доме Хопкинса. Его зять, по фамилии Беничек, заявил, что компания убила его тестя.

– Почему?

– Из-за лампы открытого огня. Беничек заявил, что он сам заявит протест. Он должен быть завтра утром у меня в кабинете и потребовать оборудования шахт вентиляцией и безопасными лампами.

– Как его зовут?

– Беничек. Внести его в черные списки?

Монти почесал подбородок.

– Нет, не увольняй его. Скажи, что компания согласна. Что завтра мы закажем безопасные лампы. А что касается вентиляционной системы, пошли его к черту. Она стоит безумные деньги. Скажи, что нам надо изучить этот вопрос. Пошли письмо жене Хопкинса с соболезнованиями компании и чеком на пятьсот долларов. Это заткнет Беничеку рот.

– Думаете, это разумно, мистер Стэнтон? Это может создать прецедент.

– Нам и так пора покупать безопасные лампы. Я не возглавляю рабскую колонию, Фарго. Я возглавляю компанию, – бросил он.

– Да, мистер Стэнтон.

– Но приглядывай за Беничеком.

Монти повесил трубку и поднялся в комнату Глэдис. Проститутка сидела на постели. Монти глянул на ее грудь и улыбнулся.

– Глэди, у тебя самая красивая грудь во всей Вирджинии, – повторил он свой комплимент.

Несмотря на грязные выражение, в которых Монти описывал свои любовные похождения, его отношение к женщинам было почти викторианским. Подобно Теофилу Гутьеру, гордившемуся тем, что во время любовного акта он мог решать сложнейшие математические задачи, или Густаву Флоберу, курившему во время этого сигару, Монти считал женщин объектом завоевания, но никак не существами с человеческим достоинством. Реально для него, как он однажды поведал миссис Гендерсон, женщины значили не более, чем софа, на которой они лежали. А чтобы успокоить свой чисто физический зуд, он мог бы с таким же успехом – и куда экономнее – заниматься этим с мускусной дыней.

– Сэм, где ты был?

Сэм Фуллер только что вошел в спальню предоставленного ему компанией дома. Лампа у его кровати горела, и его жена сидела на кровати.

– Ты знаешь, где я был, – ответил он, снимая пиджак. – Я ходил на прогулку. Тебе не следовало вставать.

Он присел на край кровати, чтобы расшнуровать ботинки.

– Последнее время ты часто стал совершать ночные прогулки, – сказала Энн ледяным голосом. – Ты что, стал мне изменять?

Он быстро посмотрел на нее:

– Конечно. У меня роман с Сарой Финли.

– У меня нет настроения шутить, Сэм. Раньше ты никогда не ходил на ночные прогулки.

– После такого спертого воздуха в шахте приятно пройтись по свежему воздуху. Давай, выключай свет и ложимся спать, – сказал он.

– Нет. Я хочу поговорить. Ни один из шахтеров, внесенных в черный список, не был принят на работу обратно, кроме тебя. Знаю, ты говорил, что они сделали для тебя исключение, потому что ты двенадцать лет проработал в компании, но почемуони сделали это исключение? Они никогда ни для кого не делали исключения.

– Откуда, черт возьми, я знаю?

Он снял брюки.

– А теперь выключи эту чертову лампу. Я хочу спать.

Она понизила голос:

– Сэм, я люблю тебя. Ты хороший муж. И я хочу, чтобы ты сказал мне правду: ты стал стукачом?

Он уставился на нее.

– Какого дьявола ты разговариваешь подобным образом со своим мужем!

– Это так?

– Конечно, нет!

Она вытащила из-под подушки потрепанную Библию и протянула ему:

– Поклянись на Библии!

Он заколебался, и она увидела страх в его глазах.

– Сэм, – прошептала она. – Как ты мог?

– Я должен был, —выговорил он, наконец. – У нас ничего не осталось, Энни. Я должен был.

Все еще держа в руках Библию, она надела халат и подошла к двери.

– Сегодня ночью я буду спать вместе с мальчиками. А утром я отвезу их к тете Джейн в Хоуксвил. Если ты порядочный человек, ты поедешь с нами.

Он посмотрел на нее.

– В Хоуксвиле нет работы. Нигде нет работы.

– Сэм, я не хочу объяснять тебе, что ты сделал, потому что я люблю тебя. Они убьют тебя, Сэм. Не обманывай себя. Они убьют тебя, – она открыла дверь и добавила. – Бог помогает сказать мне эти слова, но я бы не винила их, если они бы сделали это.

Она вышла из комнаты.

Впервые в жизни Сэм Фуллер почувствовал ужас в сердце.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Монти любил наряжаться в нелепые костюмы. Дважды в году они с Кристиной давали большой бал-маскарад в Бель-Миде. И через десять дней после того, как он выдал шахтерам безопасные лампы (решив, что тем самым заткнул им рот), он устроил прием для восьмидесяти человек, пришедших попировать и развлечься в его большой дом.

Кристина предпочитала романтические костюмы. Один раз она была в костюме мадам Дюбарри, в этот же раз предпочла нарядиться императрицей Евгенией. Монти же больше нравились костюмы грубых неотесанных парней, а потому на нем был костюм Буффало Билла. Весь обвешанный шестизарядными пистолетами, он торжественно шествовал по своей бальной комнате.

Играл оркестр, состоявший из десяти человек. Черные официанты в белых пиджаках сновали повсюду с шампанским, вином и виски на серебряных подносах. В столовой полированный стол ломился под роскошными блюдами: копченая ветчина, жареное мясо, утиный галантин, цыплята, салаты, сыры, корзины с фруктами и, наконец, самое любимое блюдо Монти, которое он мог поглощать до тех пор, пока не лопнет, – печеная картошка. В некоторых аристократических кругах Англии и Франции уже начали возводить культ легкой пищи в религию, но в Западной Вирджинии некоторая полнота рассматривалась, как нечто совершенно естественное после тридцати пяти лет, и никто даже не помышлял об отказе от удовольствия поесть ради поддержания явно вредной для здоровья худобы.

Поэтому гости, как только могли, набивали свои желудки. Кристина выпила много вина и к полуночи совсем опьянела, ее пришлось отнести наверх, в ее комнату. Монти же отличался удивительной способностью пить до бесконечности, но к трем часам ночи он все же окончательно упился. К четырем дом совершенно затих. И только слуги, зевая, должны были после этой вакханалии приводить дом в порядок.

А в двух милях отсюда, в шахтерском городке компании, шахтеры утренней смены насильно заставляли себя выбираться из мягких постелей, чтобы начать новый трудовой день в подземелье шахт.

– Кто сказал, что в шахте номер шесть жарко? – прорычал Монти на следующее утро в десять утра, сидя в своей огромной постели и страдая от похмелья. Он проглотил одну за другой четыре таблетки аспирина, чтобы хоть как-нибудь унять нестерпимую боль, разрывавшую его голову на части.

– Шахтеры, – ответил Фарго, стоявший около его кровати со шляпой в руке. – Они говорят, что шахта номер шесть заполнена газом. Они отказываются там работать. Они говорят, что в любой момент она может взорваться.

– Черт!

– И они винят компанию.

Монти бросил на него полный ярости взгляд.

– Наверно, это моявина, что в шахтах встречается скопление газа?

– Они говорят, если бы компания установила вентиляционную систему…

– Кто «они»? – снова прорычал Монти. – Хватит морочить мне голову этим «они»! Есть всегда одинчеловек. Кто он?

– Беничек.

Монти откинул простыню и слез с постели.

– Этот чертов маленький ублюдок – разве я не дал ему безопасные лампы? Я хорошоотнесся к нему. Я не уволил его, а теперь он снова создает мне проблемы…

Почувствовав слабость, он присел на постель и на минуту закрыл глаза. Затем, уже более спокойно, спросил:

– А что там на самом деле?

– В шахте действительно очень жарко. Она может взорваться.

– Черт!

Он снова лег на постель, сжав голову руками.

– Хорошо. Закрой ее. Подождем дней пять. Может, она остынет.

– А что с Беничеком? – спросил Фарго.

– А что с ним?

– Я говорил ему, что компания изучает вопрос об установке вентиляционных систем. И теперь он спрашивает, как далеко зашло это изучение, и когда системы будут установлены? Что ему ответить?

– Ответь ему, если он хочет сохранить работу, пусть лучше заткнет свой вонючий рот.

Молчание. Монти поднял глаза на Фарго.

– Ну?

– Я не уверен, что мы сможем сделать так еще раз, мистер Стэнтон.

– Почему, черт возьми, нет? Это моя шахта. Или я ошибаюсь?

– Беничек мало говорит – его английский достаточно скудный – но то, что он говорит, шахтеры внимательно слушают. У этого маленького сукина сына есть мозги в голове. Думаю, нам стоит осторожно держаться с ним. По крайней мере, сейчас.

– Я впервые слышу, чтобы тыговорил что-либо подобное, – проворчал Монти.

– Я просто хочу избежать проблем. Мы могли бы внести его в черный список раньше…

– Знаю, – резко прервал его Монти.

Ему не понравилось, что Фарго указывает на его ошибку.

– И что ты предлагаешь?

– Мы обманем его. Скажем, что исследование еще не закончено. Что надо подождать, пока шахта не остынет – если она вообще когда-нибудь остынет. И выиграем время.

Монти не любил человека, который являлся его правой рукой. В Фарго было что-то нечеловечески хладнокровное, что мешало сблизиться с ним. Но он уважал его чутье, когда речь заходила о шахтерах. И Фарго ведь предупредилего о Беничеке…

– Хорошо, – согласился Монти, – мы разыграем это по твоему сценарию. По крайней мере, сейчас.

«Чертово похмелье», —подумал он. – «Чертовы шахтеры».

Билл Фарго вырос в обстановке нищеты и благочестия, будучи одним из шести детей проповедника. Ежедневное чтение отцом Библии и жестокие побои, к которым он прибегал за малейшее искажение Закона Божьего, привили Биллу отвращение к христианской религии, переросшее затем в ожесточенный атеизм. К двадцати годам Билл пришел к выводу, что Иисус был обманщиком, если почти за две тысячи лет смирение так и не восторжествовало на земле. Фарго верил, что весь смысл жизни сводился к борьбе между слабыми и сильными, в которой сильные всегда побеждали. Таким образом он пришел к убеждению, что ему всегда следует быть сильным.

У Фарго были тусклые черные волосы и невыразительная внешность. Он не курил, но зато с жадностью читал, и читал не ради удовольствия, а только потому, что знания – это сила. Он читал, сидя в гостиной своего уютного дома на окраине Хоуксвила, когда услышал звонок в дверь.

– Я открою, – сказал он жене.

Он встал и подошел к парадной двери, включив свет на крыльце. На крыльце никого не было. Он огляделся, выключил свет и затем вышел на крыльцо.

– Фуллер, – прошептал он. – Все в порядке.

На ступеньках он увидел шатающегося Сэма Фуллера. От него пахло дешевым алкоголем.

– Ты что, пьян?

– Немного.

– Ты идиот, что напился. Со своей болтливостью ты мог уже половине города рассказать, что работаешь на меня.

– Я больше не работаю на вас, – пробормотал Сэм. – Моя жена догадалась, и она ушла от меня. Моя Энни…

Облокотившись на перила крыльца, он заплакал. Гнев исказил лицо Фарго.

– Ради Бога, перестань хлюпать…

– Я люблю мою Энни…

– Люби ее, сколько хочешь, но ты не можешь бросить работать на меня. Как только ты это сделаешь, я расскажу шахтерам, что ты – стукач.

Внезапно, в порыве ярости, Сэм бросился на него. Толкнув Фарго к стене дома, он начал трясти его, колотя его головой о стену и приговаривая:

– Я ненавижу тебя, сукин сын! Я ненавижу тебя и вашу вонючую компанию вместе с этим чудовищем Монти Стэнтоном, и ваши чертовы шахты… Я ненавижу тебя.

Он остановился. Все еще всхлипывая, он отпустил Фарго. Тот сполз на крыльцо. На крыльце зажегся свет, и Этель Фарго открыла дверь.

– В чем дело?

И тут она увидела Сэма, увидела своего мужа и завопила:

– Билл, что ты сделал?

Вскрикивая, она выскочила на крыльцо и опустилась на колени перед мужем.

Сэм сделал шаг назад.

– Надеюсь, я убил его, – проговорил он, повернулся и стал спускаться со ступенек в то время, как Этель Фарго продолжала рыдать.

На расстоянии в четверть мили, на другом конце Хоуксвила, Энн Фуллер стирала на крыльце дома своей тети, когда услышала, как кто-то из кустов окликнул ее:

– Энни.

Она выпрямилась.

– Кто там?

– Это я, Сэм.

– Уходи.

– Пожалуйста, мне надо поговорить с тобой! У меня неприятности.

Поколебавшись, она спустилась с крыльца и зашла за угол дома.

– Ты пьян, – сказала она.

– Знаю. Послушай, я… я бросил. Я больше не буду докладывать. Я только что сказал об этом Фарго. Я… мы уедем отсюда, Энни. Мы уедем куда-нибудь и начнем все с начала. Хорошо? Ты поедешь со мной, Энни?

– Не знаю. Мне надо подумать.

– Ты любишь меня? Ведь, правда?

– Любила. Теперь – не знаю. Не знаю, смогу ли я любить стукача.

Он взял ее за руку.

– Мне не хватает тебя, Энни. Если бы ты знала, как мне тебя не хватает. А тебе?

Она не ответила. Он обнял ее и жадно стал целовать. Она оттолкнула его.

– Пошел к черту! – крикнула она.

– Я – твой муж, Энни. И у меня есть права!

– Помолчи…

– А меня не волнует, если кто и услышит. Я – твой муж. Я прекратил доносить и требую мои законные права!

Молчание.

– Ты – дурак, – прошептала она, делая шаг назад. – Тернеры живут в соседнем доме.

– Энни, я бросил.Я больше не работаю на Фарго. Вернемся домой, Энни. Пожалуйста, вернемся домой!

– Мы поговорим об этом, когда ты протрезвеешь. А сейчас – езжай домой.

– Сегодня! Я хочу тебя сегодня!

– Нет.

Она вернулась на крыльцо. Сэм вытащил из кармана бутылку и сделал долгий глоток.

Затем, покачиваясь, он двинулся в сторону шахтерского поселка, напевая: «Энни, Энни…»

Они ждали его.

Когда он вошел в дом и зажег свет, четверо мужчин с черными масками на лицах находились в его комнате.

Сэм пьяно оглядел их.

– Фарго сказал нам, что ты был стукачом, – сказал один из них. – Это правда?

Сэм подался назад к двери.

– Я бросил, – проговорил он. – Клянусь Богом, я бросил…

Все четверо вытащили большие ножи.

Сэм повернулся, попытался открыть дверь, но напоролся на один из них, преградивший ему дорогу. Трое в масках втащили его в дом и закрыли дверь. Сэм, упав на колени, наблюдал, как они приближались к нему.

– Я один из вас, —прошептал он. – Я бросил… Я один из вас.

Они перерезали ему горло. А когда он был мертв, они сняли с него брюки и кастрировали его. Затем, оставив его тело плавать в крови, они выключили свет и вышли из дома.

По их понятиям, правосудие свершилось.