Текст книги "Остров Эллис"
Автор книги: Фред Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
– Я тебе очень многим обязан, – сказал Яков с подкупающей простотой и сердечностью.
Роско положил ему руку на плечо.
– Черт возьми! Это же было просто любопытно. Мы, пианисты, должны держаться друг за друга. И вот еще что: смотри, не потеряй адрес, который я тебе дал. Когда доберешься до Нью-Йорка, обязательно зайди к Абе Шульману. Скажи ему, что тебя прислал Роско Хайнес. Абе – невероятно скупая скотина, но понимает, когда слышит хорошую игру на пианино, и он найдет тебе работу. Ну, давай, парень, иди! Теперь все зависит от тебя. Желаю удачи в США!
Очередь из эмигрантов стала подниматься по трапу. Яков схватил руку Роско и крепко сжал ее.
– Можно я напишу тебе? – спросил он.
– Конечно. Номер 19, Рееперсбанд. Самый первоклассный бордель в Гамбурге.
– Если ты вернешься в Америку, ты зайдешь повидаться со мной?
Взгляд Роско стал очень печальным:
– Я никогда не вернусь в Америку, юноша. Там нет для меня дома. Еще посмотрим, чего ты сумеешь там добиться. Ну, а теперь прощай. Удачи тебе.
Поддавшись нахлынувшему чувству грусти, Роско обнял его. Затем отступил в толпу провожавших родственников и друзей, многие из которых вытирали носовыми платками глаза, махая на прощание тем, кто уезжал.
Яков присоединился к очереди и стал подниматься по трапу. Поднявшись на палубу, он протиснулся к борту, чтобы посмотреть вниз, на толпу. Он отыскал глазами Роско и помахал ему. Он знал, что в Америке прошла Гражданская война, что черные были там в таком же положении, как крепостные в России. Тем не менее, он не мог до конца понять, как это такой человек, как Роско Хайнес, талантливый и жизнерадостный, никогда не вернется к себе на родину.
Последний пассажир ступил по трапу на борт, и теперь трап поднимали на палубу. Портовые рабочие быстро отвязали швартовые, и тяжелые тросы были подняты наверх. Раздался гудок парохода, его эхо отозвалось в тумане.
«Кронпринц Фридрих» начал отходить.
Яков стоял на палубе и махал на прощание рукой Роско. Его глаза наполнились слезами. Он вспомнил Городню, отца, мать, свое детство и своих друзей. Теперь все они были мертвы. Не осталось никого. Лидия Ружанская, Саул Панев, его соседи… Неужели все они были безжалостно убиты казаками? Неужели из всех жителей Городни только он пережил погром, только он один остался в живых?
Корабль набирал скорость, а Яков мысленно возвращался памятью к первым двадцати годам своей жизни и начинал от них отрекаться.
Затем он подумал о будущем. На палубе толпилось много эмигрантов. Одни из них плакали, без сомнения, разделяя все, что томило и его душу. А другие, возможно, плакали просто от страха: от страха перед неизвестностью.
Но Яков не боялся. Несмотря на слезы, он чувствовал какое-то возбуждение в душе. И оно горячило ему кровь.
Он направлялся в Землю Обетованную.
Он направлялся в Америку.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Имение располагалось в одном из красивейших уголков Ирландии. Под неполной луной на площади в двести акров раскинулся парк, где стоял замок в георгианском стиле, выстроенный архитектором Робертом Адамом при Втором графе Уэксфорде в восемнадцатом веке. Красный кирпич гармонично сочетался на его фасаде с камнем, а за счет сдержанности форм архитектор сумел добиться изысканности. Замок был окружен самым красивым в Ирландии садом, который украшало озеро, искусственно созданное Пятым графом Уэксфордом в 1820 году.
Внутри замок Уэксфорд освобождался от собственной внешней строгости и, казалось, забыв о георгианском стиле, внутренняя отделка поражала гостей и туристов своей пышностью /замок теперь по четвергам был открыт для посещения туристов/.
Штат прислуги из шестидесяти человек поддерживал порядок в девяносто одной комнате, включая и парадный зал для балов, отделкой которого занимались тоже братья Адамы. Картинная галерея длиной в восемнадцать футов могла наряду с аббатством Вобурн гордиться лучшими работами Каналетто, а в коллекцию скульптур входили знаменитые мраморные Барриморы.
Затем шли парадная и непарадная столовые, оранжерея, музыкальный салон, зеленый, лиловый и красный салоны, парадная спальня, в которой провели ночь королева Виктория и принц Альберт во время визита в 1849 году, шесть комнат для других гостей и получившие мировую известность римские бани, устроенные «сумасшедшим» Четвертым графом.
На отделанных роскошными деревянными панелями стенах висели портреты десяти поколений Барриморов: элегантные мужчины и женщины смотрели на все происходящее на земле с чувством высшего удовлетворения, которым они были обязаны не только своему отменному здоровью, но и присущей им физической красоте. Господь, когда он в настроении, может вознаградить не только богатейшими землями в Ирландии, приносившими ежегодный доход в три тысячи фунтов в ценах 1907 года, но и исключительной красотой богов Олимпа. Роксана, Третья графиня, бывшая известнейшей красавицей своего времени, шокировала высший свет тем, что, разбив сердце первого мужа, лорда Дорранса, вышла замуж за лорда Уэксфорда, чтобы тут же сбежать с младшим конюхом.
Там же висел портрет Шестого графа Роднея, известного лондонского Казановы сороковых годов девятнадцатого века. В общественной жизни он получил печальную известность, выселив во время «картофельного бунта» более семисот своих арендаторов, вынудив их тем самым эмигрировать в Америку, а вторую половину оставив умирать с голоду.
Был там и портрет Джеймса Тироне Эндрю Стренджерса Барримора, Девятого, действительного графа Уэксфорда, который в эту майскую ночь занимался любовью с одной из своих горничных в той самой постели, которую шестьдесят лет назад занимала королева Виктория. Джейми Барримору было двадцать семь лет. Он только недавно закончил с отличием Оксфорд и был вторым самым богатым человеком в Ирландии, унаследовавшим также и красивую внешность Барримора.
Он был немного простужен.
– Боже мой, – произнесла его подружка Марианна, когда Джейми приподнялся и чихнул. – Если бы ты развел огонь в этом чертовом сарае, то, возможно, не простудился бы.
– Зачем я буду топить этот «чертов сарай», если я бываю здесь всего две недели в году? – возразил он, стараясь дотянуться до платка на ночном столике. – И ты могла бы относиться с большим уважением к дому, который объявлен национальным достоянием Ирландии.
Марианна откинулась на шелковых простынях и указала пальцем на его пенис.
– Вот это национальное достояние Ирландии, – улыбнулась она. – И ему, конечно, предстоит поработать в эту ночь. А что, если у меня будет ребенок? Ты его признаешь?
– Разумеется, нет.
– Ах, Джейми, какой ты скверный. А теперь допустим, что так случится – разве ты совсем меня не любишь?
Джейми все еще прочищал свой нос платком.
– Я сгораю от страсти к тебе.
– А ты разведешься с женой, чтобы жениться на своей горничной?
– Вряд ли это возможно.
– Не разведешься. Я понимаю, – вздохнула она. – Но разве не хотелось бы мне стать графиней Уэксфорд? Со всеми красивыми нарядами и драгоценностями. Ты возьмешь меня в королевский дворец, Джейми, и представишь королю?
– Непременно. Может, они наймут тебя на работу. Слышал, что в Букингемском дворце не хватает горничных.
– Ах, ты, чертов сноб, – рассмеялась она, приподнявшись на простынях.
У нее были ярко-рыжие пылающие волосы, молочной белизны кожа и сверкающие сине-зеленые глаза. Ей было двадцать два года.
– Я хороша, когда ты укладываешь меня в постель, но, как только ты утолил свое желание, я опять становлюсь горничной Марианной – грязью у тебя под ногами.
– По-моему, ты становишься немного мелодраматичной, – возразил он, отбрасывая платок. – Ведь это же я купил тебе эту коралловую брошь.
Она улыбнулась и поцеловала его в плечо.
– Ты купил, ты, дорогой мой, и мне она нравится. Ну хорошо, больше никаких ссор. И я уже знаю, что надо сделать с твоей простудой.
– Что?
– Мы сейчас оденемся и пойдем к озеру. Такая роскошная ночь, и нет ничего лучше весеннего воздуха, чтобы победить простуду. Давай, прогуляемся!
Она толкнула его в бок, затем поднялась с королевского ложа и стала одеваться.
Джейми Барримор с восхищением разглядывал ее обнаженную фигуру. Марианна Флеерти была, на его взгляд, довольно бесцеремонной, но, без сомнения, самой привлекательной девушкой из всех, когда-либо работавших в Уэксфорд Холле.
Ему уже почти не хотелось возвращаться в Лондон на следующий день. Но через два дня его жена устраивала в их городском доме на Уилт Кресент обед, куда в качестве почетных гостей были приглашены герцог и герцогиня Йоркские. И вряд ли кто-либо может себе позволить пренебречь четой из королевского дома ради какой-то горничной.
Денни Флинн был просто отравлен любовью к Марианне Флеерти, но в то же время и ненавидел ее. Стоя в верхнем углу темного холла, этот семнадцатилетний лакей весь кипел от ярости при мысли, что рыжеволосая бесстыдница была сейчас в постели его хозяина, а не в его, Денни. Взоры Марианны сразили Денни в тот самый момент, когда она появилась в Уэксфорд Холле две недели тому назад, как раз за несколько дней до приезда с ежегодным визитом его хозяина из Лондона. Разумеется, для негоу Марианны не было времени – какой-то простой лакей с круглым носом и веснушчатым лицом. А как она бросилась к хозяину!
«Какой позор! Просто позор, что ирландская девушка могла так низко пасть с этим кровопийцей графом Уэксфордом. С тем, кто высасывает соки из Ирландии, чтобы роскошно жить в Лондоне и предаваться разврату. Как она могла так поступить? Как могла? И, конечно, он сам… совсем недавно, прежде чем затащить ее в свою постель, он купил ей дорогую шаль. Боже мой! Есть ли хоть где-нибудь на свете справедливость?»
Дверь парадной спальни отворилась, и Денни поспешил отступить подальше в тень. Тем временем Марианна с лордом вышли из комнаты в холл. Юношеская чувственность Денни едва не разрывала ему сердце на части, когда он представлял Марианну, зарывшуюся в постели вместе с этим светлым куском дерева. Он сжал кулаки и покрылся потом, наблюдая за спускавшимися вниз по лестнице любовниками. Марианна – сука! Предатель Ирландии! А она болтает и смеется.
«О, Боже мой, она должна быть моей, —думал он, приблизившись на цыпочках к краю лестницы, чтобы лучше их разглядеть. – Это же сама Венера. Она должна быть моей! И вот такая – она в постели с этим мерзавцем!»
Он увидел, как хозяин отворил парадную дверь, и вместе с Марианной они вышли в залитый лунный светом сад, оставив в замке Уэксфорд Денни, единственного человека, который в это время не спал.
Он бросился вниз по лестнице и пробежал по редкому ковру, подаренному Третьему графу Людовиком XV, в лиловый салон. Комната не была освещена, но лунный свет разливался по полу, кляксами растекаясь у ножек позолоченной мебели. Денни остановился у окна и стал наблюдать за любовниками, которые шли через сад прямо к искусственному озеру.
«Он собирается заняться с ней любовью при лунном свете? – подумал Денни, ошеломленный их ненасытностью. – О, Матерь Божья!»
Он быстро спустился в холл первого этажа и, выйдя из дома, спустился по каменной лестнице, пробежал через сад с его безмолвными статуями обнаженных богинь, которым холодный ночной воздух был абсолютно не страшен. Обежав вокруг все еще укрытых на зиму кустов, он увидел любовников, которые шли к озеру.
«Неужели они идут купаться? – с негодованием подумал он. – Они должно быть, рехнулись! Они же отморозят себе задницы! О! Такая прелестная милая задница! Марианна, что бы я не отдал, чтобы прикоснуться руками к твоим…»
И тут он увидел три фигуры в масках, выступившие из-за тридцатифутового куста рододендрона, посаженного «сумасшедшим» Четвертым графом по случаю празднования победы при Ватерлоо. Они набросились на Девятого графа, ударив его чем-то по голове, и тут же подхватили его, не дав ему упасть на траву. Денни Флинн замер на месте.
«Бог мой! Кто это?.. Воры? Похитители? Убийцы? Нет. Нет… И она их знает! Она помогает им! Что, что?.. Боже милостивый – это же фении [11]11
Фении – ирландские мелкобуржуазные революционеры-республиканцы, члены тайных заговорщических организаций «Ирландское революционное братство» в конце XIX – начале XX века. Выступали за независимость Ирландской республики.
[Закрыть]!»
Марианна последовала за тремя мужчинами в масках, тащивших Джеймса Тироне Эндрю Стренджерса Барримора, Девятого графа Уэксфорда за громадный куст рододендрона.
Через некоторое время он услышал звуки хлеставшего кнута и отдаленный стук колес кареты. Затем на дороге он увидел и карету, направлявшуюся на запад от Уэксфорда.
Денни Флинн, от волнения покрывшийся испариной, бросился обратно к Уэксфорд Холлу, чтобы разбудить мистера Палмера, дворецкого его хозяина.
Бриджит О'Доннелл стояла со своей младшей сестрой Джорджианой в порту Квинстауна и наблюдала за двумя полицейскими, которые в свою очередь также наблюдали за ирландскими эмигрантами, поднимавшимися по трапу «Кронпринца Фридриха».
«Сохраняй хладнокровие», —твердила себе Бриджит.
Она смыла краску с волос, вернув им их натуральный каштановый цвет, и убрала с лица косметику, которую наносила очень грубо в течение тех двух недель, что жила в Уэксфорде. На ней соломенная шляпка и светлое пальто из шерстяной ткани, которые должны были защитить ее от ветров Атлантики, пронизывающих обычно спокойный порт на южном берегу Ирландии. Не было причин опасаться, что полицейские как-то свяжут ее с Марианной Флеерти, хотя все газеты и давали описание горничной.
«Черт бы побрал этого младенца, лакея Денни Флинна», —думала она.
Он все рассказал полиции. Но через несколько минут она навсегда покинет землю Ирландии и будет уже на пути в Нью-Йорк и, следовательно, к спасению. Все было спланировано заранее, и до того момента события развивались, как по плану.
– Думаешь, дядя Кейзи будет встречать нас на Эллис Айленд? – спросила Джорджи, которой было девятнадцать лет.
Красота Джорджи была более холодной, чем у ее старшей сестры. У нее были те же сине-зеленые глаза, а волосы цвета светлого золота. Все в их родном городке Дингле говорили, что Бриджит пошла в отца, владельца одного из нескольких кэбов в городке; а Джорджи – в мать, умершую четыре месяца назад от туберкулеза. Бриджит была более полная, с пышными формами, и вообще представляла собой вполне земной тип. Джорджи, хотя и была на дюйм выше и тоже крепкого сложения, но производила впечатление утонченной натуры.
– А почему бы ему и не встретить нас, – откликнулась Бриджит, стараясь скрыть свою нервозность от того, что очередь эмигрантов очень медленно продвигалась к трапу.
«Милостивая Матерь Божья, хоть бы эта очередь двигалась побыстрее».
– Он прислал нам деньги, чтобы мы плыли вторым классом, а мы плывем третьим, – сказала Джорджи.
– Джорджи, дорогая, я же говорила,что написала дяде, что мы поедем третьим классом, чтобы сэкономить деньги. Еще полно времени, и он успеет получить это письмо.
«Боже милосердный, это чертов Бобби, кажется, смотрит на меня? – Она едва удержалась от желания отвернуться. – Держись спокойно, —повторила она про себя. – Еще каких-нибудь десять футов, и мы будем подниматься по трапу».
Накануне все газеты пестрели заголовками:
ПОХИЩЕН ГРАФ УЭКСФОРД!
ФЕНИИ ТРЕБУЮТ САМОУПРАВЛЕНИЯ ДЛЯ ИРЛАНДИИ ЗА ЕГО ОСВОБОЖДЕНИЕ!
Она испытывала нечто большее, чем муки совести перед Джейми, и большее, чем чувство вины за сыгранную роль. Это верно: все было ради Дела, но поступала она, как продажная тварь, и даже хуже того: ведь ей понравилось!Джейми был на редкость хорош в постели. Он был хладнокровным снобом, но великолепным животным. Она не могла отделаться от мысли, что едва устояла, чтобы не изменить фениям и не стать постоянной любовницей Джейми. Это было так приятно…
Но в конечном счете она осталась верна Делу, потому что хранила память о своем деде. Джейми сейчас держали в качестве заложника в небольшом каменном домике на западе, за пределами деревни Беллинроб в Коннахте. Возможно, ему придется провести не очень приятные пару недель, но эти люди поклялись ей, что не причинят ему никакого вреда, а Богу известно, что при его миллионах и его внешности Джейми заслуживал того, чтобы получить в своей жизни хоть немного чего-нибудь неприятного…
– Тебе тяжело покидать Ирландию? – спросила Джорджи.
– Ну, конечно. Но я с нетерпением жду встречи с Нью-Йорком. По-моему, Джорджи, это должно быть что-то захватывающее. Вот увидишь.
«Милая, невинная Джорджи. Она никогда не должна узнать о том, что я была в постели у Джейми. И никто в семье никогда не должен узнать об этом. Я унесу эту тайну с собой в могилу… Слава Богу, наконец, трап. Наконец! И Бобби удаляется».
Как только Бриджит ступила на трап, она вспомнила своего деда. Мать перед смертью несколько раз рассказывала ей эту историю: как ее родители, когда она сама была еще младенцем, были выселены из своей хижины управляющим имения Шестого графа Уэксфорда. Было это во время Великого голода. Как они страдали! Все было так тяжело, что дедушка умер от голода, а бабушка еле выжила. Ей пришлось питаться травой и листьями, чтобы уцелеть.
Да, конечно, Бриджит должна была Барриморам гораздо больше, чем просто пинок под зад. Это верно, что все эти события происходили задолго до того, как Бриджит появилась на свет, но время не излечивает такие глубокие раны, как эта. Так что Джейми и его семья могут немного и пострадать.
«И кто знает, может, это и даст нам самоуправление?»
– Прощай, Ирландия, – сказала Джорджи.
Очень простыми словами она выразила всю глубину охватившей ее печали, ведь Джорджи покидала родину.
– Да, прощай, – эхом отозвалась Бриджит, стоя уже на середине трапа.
«Прощай, и со счастливым избавлением», —подумала она.
Эмигранты из Гамбурга склонились над бортом парохода, наблюдая за тем, как на борт поднимаются ирландцы. Рядом с Яковом Рубинштейном стоял молодой итальянец, который появился на борту «Кронпринца Фридриха»сегодня утром, пересев с другого парохода, вышедшего из Неаполя четыре дня тому назад. Он заметил двух сестер О'Доннелл и указал на них.
– Красивые, не так ли? – он улыбнулся Якову.
На итальянце по имени Марко Санторелли были видавшая виды шляпа, потертый пиджак, ветхие штаны, а также старые потрепанные башмаки. Ему было девятнадцать лет. Отец его был крестьянином. И, хотя ему совсем не мешало бы побриться, постричься и помыться, со своими густыми черными волосами и красивыми чертами лица он выглядел самым привлекательным молодым человеком, которого когда-либо в жизни приходилось видеть Якову.
Яков взглянул на сестер О'Доннелл и кивнул:
– Да, красивые.
– Ты говоришь по-английски? – спросил итальянец.
– Стараюсь.
– Вот что, у меня есть книга, – заявил с гордостью Марко, вытаскивая из кармана своего пиджака английскую грамматику и протягивая ее Якову. – Мне ее дала известная английская леди. Она давала мне уроки. Уроки английского! Я хорошо говорю, верно?
Яков из вежливости уклонился от ответа, но на книгу посмотрел с живым интересом.
– Какая английская леди? – спросил он.
– Мисс Мод Чартериз, знаменитаяактриса лондонской сцены. У нее прекрасная вилла в Калабрии, откуда я родом. Я работал у нее садовником. Это очень важно!
Он усмехнулся.
– Она учила меня английскому. А тебя как зовут!
– Яков Рубинштейн.
– А я-а – Марко Санторелли. Мы будем друзьями, поедем в Нью-Йорк вместе и станем богатыми. А почему бы и нет?
Яков, рассмеявшись, пожал протянутую Марко руку.
– Конечно, почему бы и нет? Ты, действительно,считаешь, что мы станем богатыми?
Марко пожал плечами.
– Кто знает? Может быть. Я то уж точно беднее не стану. Не смогу.
– И я тоже, – улыбнулся Яков. – Я имею в виду и тебя, и меня – нас обоих.
Это была фраза, которую Яков слышал от Роско Хайнеса, и он занес ее в свой мысленный словарь английского языка. Он так же, как и Марко, хотел бы гордиться своим английским, но им обоим до этого предстоял долгий путь.
Марко смотрел на сестер О'Доннелл, которые прошли совсем рядом от них, стараясь пробиться сквозь толпу к самой корме парохода.
«Блондинка, —думал Марко. – Какая красивая. Она напоминает мне… Что? Лилию, может быть… Что-то очень хрупкое, но в то же время и сильное».
Джорджи заметила глазевшего на нее грязного итальянца.
«Красивый и, вероятно, развратный», – решила она.
Джорджи не поняла, почему ее старшая сестра выбрала Америку, и сначала была даже против этой идеи. Но после того, как пароход покинул Квинстаун, Джорджи охватило волнение, связанное с ожидающими ее неожиданностями, и даже ужасные условия третьего класса перестали действовать на ее душевное состояние. Она все больше погружалась в фантазии об Америке.
– Я читала, что у них есть горы, выше, чем наши Альпы, – сказала она Бриджит в первый день после отплытия, когда обе они стояли у борта, вглядываясь в океан. – И там есть пустыни, еще более страшные, чем Сахара.
Она сделала паузу, чтобы потереть глаза. Бриджит заметила это.
– Джорджи, дорогая, перестань, – сказала она. – У тебя от этого краснеют глаза.
– Знаю, но они ужасно чешутся.
– А ты пользовалась жидкостью для промывания глаз, которую я тебе купила?
– Да, но, кажется, она мало помогает. И все-таки, как ты думаешь, Америка большая?
– Говорят, что от Нью-Йорка до Калифорнии – три тысячи миль.
«Она должна быть достаточно большой, чтобы в ней можно было затеряться», —подумала Бриджит.
