Текст книги "Эхо во тьме"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
– Варфоломей? – Марк посмотрел на Тафату. Она опустила голову.
– Это один молодой человек из Иерихона, – пояснил Ездра. – Он часто провожал Тафату, когда она возвращалась от колодца. Его сердце открыто для Бога. Когда я пришел к выводу, что нам нужно отправиться в Антиохию, чтобы там в церкви больше узнать об Иисусе, Варфоломей решил оставить отца и мать и отправиться вместе с нами.
– А мне можно будет познакомиться с твоим молодым человеком? – спросил Марк Тафату.
– Мы не обручены, мой господин, – поспешно сказала она. Щеки ее покраснели.
– Прошу прощения, – едва улыбнувшись, сказал Марк. – Я думал… – Он посмотрел на Ездру.
– Варфоломей не хотел мешать нашей встрече, – сказал Ездра, после чего они с Тафатой снова замолчали.
Марк перевел взгляд с отца на дочь, и его глаза отдыхали, когда он смотрел на Тафату. Она застенчиво посмотрела ему в глаза, и он увидел в ее взгляде глубокие чувства – и в то же время неопределенность.
– Ты сказал, что у тебя здесь очень важные дела, – прервал, наконец, молчание Марк, снова переведя взгляд на Ездру.
– В Антиохии мне сказали, что апостол Павел написал послание в адрес местной церкви. Один из братьев слышал его и сказал, что послание очень важное. Вот я и прибыл сюда, чтобы услышать его самому и попросить разрешения переписать его и принести в антиохийскую церковь.
– Я ничего не слышал ни о каком послании, и даже о церкви в этом городе.
Ездра удивился.
– Разве после возвращения ты не встретился здесь ни с кем из христиан?
– У меня не было ни времени, ни желания. Мои мать и сестра тяжело больны, и у меня много работы с моими кораблями и складами.
Юлий налил вина в золотые кубки. Один он подал Ездре, а другой – Тафате. Обслужив гостей, он удалился распорядиться, чтобы для гостей накрыли стол. – Я чувствую, как укрепляется моя вера, когда я получаю увещевания от других верующих, – сказал Ездра. – Наши братья и сестры в Антиохии молятся за нас, пока мы находимся в пути.
Они говорили так же непринужденно, как тогда, в Иерихоне, на крыше. Марк наслаждался этим разговором. Тафата говорила очень мало, но одно ее присутствие привносило в это общение дополнительную радость. Поглядывая на нее время от времени, Марк вспоминал, как много он думал о ней в первые недели, после того как покинул Иерихон.
Тут он боковым зрением заметил какое-то движение и, повернув голову, увидел, как Азарь тяжело спускается по ступеням. Он быстро встал с дивана.
– Вот женщина, с которой я хотел бы вас познакомить, – сказал он Ездре и пошел в переднюю. – Госпожа Азарь, у меня здесь гости из Палестины. Пожалуйста, посиди с нами.
Она медленно направилась в триклиний, где он ждал ее. Марк протянул ей руку. Она сначала помедлила, но потом, воспользовавшись его помощью, вошла с ним в помещение. Он представил ее гостям, потом постарался завязать разговор, надеясь, что в ходе беседы Азарь расскажет что-нибудь о своем прошлом гостям с ее родины. Ездра Барьяхин удивленно посмотрел на нее и обрадовался, когда Азарь поприветствовала его по-арамейски. Он тоже что-то сказал ей на этом языке, и она ответила ему.
Марк усадил ее на диван рядом с собой.
– Я бы хотел, чтобы ты говорила по-гречески, – сказал он, наклонившись к ней.
– Прости меня, мой господин. Твой друг спросил меня, что я делаю в этом доме, и я ответила, что ухаживаю за твоей сестрой, Юлией. – Азарь отказалась от предложенного Юлием вина и повернула голову в сторону Тафаты, которая смотрела на нее с нескрываемым любопытством.
– Можете говорить свободно, – сказал Марк гостям. – Госпожа Азарь тоже христианка, – он невесело улыбнулся. – Лучше, чем я, мои друзья, – с этими словами он повернулся к Азарь. – Ездра Барьяхин и его дочь прибыли в Ефес, чтобы познакомиться с верующими местной церкви.
Хадасса молча кивнула и стала с интересом слушать, как Ездра рассказывал о цели своего приезда.
– Если бы не господин Марк, мы бы так и жили в Иерихоне, под тяжестью закона.
– А если бы не они, мои кости лежали бы сейчас на дне пересохшего ручья, возле дороги в Иерихон. – Марк рассказал о том, как грабители напали на него на дороге, а потом бросили умирать. – Тафата лечила меня, поставила на ноги.
– Нас привел к тебе Господь, – тихо сказала Тафата, – и вылечил тебя тоже Господь.
Чувствуя в сердце глухую боль, Хадасса обратила внимание на то, как Тафата смотрит на Марка. Было ясно, что за то время, пока Марк жил в их доме, Тафата влюбилась в него. Испытывал ли к ней Марк взаимные чувства?
Хадасса никогда так остро не осознавала своих шрамов и хромоты, как в тот момент. Она не решалась взглянуть на Марка, потому что неизбежно увидела бы на его лице те чувства, которые, как в зеркале, отражались на лице Тафаты. Да и как он мог не полюбить такую милую и красивую девушку?
В дверях показалась Лавиния.
– Да? – сказал ей Марк, раздосадованный своей догадкой, зачем она пришла.
– Госпожа Юлия проснулась, мой господин. Она просит позвать госпожу Азарь.
– Ты простишь меня, мой господин?
– Конечно, – ответил Марк, скрывая свое недовольство. Можно подумать, что Юлия не переживет, если час-другой побудет одна.
Хадасса встала, зная, что Ездра, Тафата и Марк смотрят на нее. Она чувствовала себя крайне неловко от всеобщего внимания. На ходу она кратко переговорила с Ездрой и Тафатой, сказав, что ей было приятно познакомиться с ними, и пожелав им удачи в поездке. Выйдя из помещения, она попросила Лавинию принести Юлии что-нибудь поесть.
– У нее галилейский акцент, – сказал Ездра.
– Она мне почти ничего не рассказала ни о себе, ни о своей родине, – сказал Марк, наблюдая, как Азарь поднимается по ступеням. – Иногда мне даже кажется, что она не хочет об этом говорить.
Ездра задумался.
– Наверное, у нее есть на то причины.
Марк нахмурился, подумав, что же это могут быть за причины.
Тафата перевела взгляд с Азари на Марка.
– А почему она так хромает?
– Она говорила мне, что сильно изуродована. Кстати, этим именем ее стали называть только после того, как она стала ухаживать за моей сестрой. До этого люди звали ее Рафа.
– Целительница, – перевел Ездра.
– Ей это имя не нравилось.
Ездра, заинтересовавшись, приподнял брови, но вскоре собеседники сменили тему, и разговор снова зашел о цели их прибытия.
– Когда я впервые появился в Антиохии, мне так хотелось прочитать об Иисусе, – говорил Ездра. – Однако я узнал, что только один апостол, Левий, написал о жизни Иисуса, и мне так и не удалось самому прочитать это повествование, потому что копий очень мало. Лука, тот врач, который странствовал с Павлом, вел хронику путешествия. Иоанн Марк, который сопровождал Павла во время первого путешествия, записывал то, что ему рассказывали.
Ездра наклонился вперед.
– В Антиохии у нас зашел разговор о том, что нужно сделать копии этих документов для всех церквей. Эти копии должны быть точными, до малейших запятых и знаков препинания, чтобы Благая Весть оставалась неискаженной. Нам нужны письменные наставления очевидцев.
– Многие верующие считают, что Господь может вернуться в любой день, и поэтому нет необходимости тратить на такое служение время и деньги, – сказала Тафата.
Ездра снова обратился к Марку:
– Вот почему я убежден, Марк, что твой дар, который ты оставил для меня, был просто манной небесной. То золото, которое ты оставил в Иерихоне, пошло на оплату этого путешествия и на помощь многим другим людям. Если апостол Иоанн позволит мне, я перепишу послание Павла и вернусь с ним в Антиохию, где его перепишут еще два книжника, чья работа славится своей точностью. Этот документ мы тщательно проверим и сравним, чтобы удостовериться, что ни одна буква в нем не изменена. Мы должны сохранить повествования свидетелей для будущих поколений.
Тафата, судя по всему, не разделяла ни взглядов, ни рвения отца.
– Говорят, Иисус обещал, что не успеет умереть это поколение, как Он вернется.
– Да, – сказал Ездра, – но Господь Бог отдал Сына Своего единородного, чтобы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. По одному только этому обетованию, дочь моя, мы знаем, что это поколение верующих никогдане умрет.
Он повернулся к Марку.
– Бог положил мне на сердце ревность к Слову, тому Слову, которое Он дал всем Своим последователям через апостолов. Мы не должны жить ради сегодняшнего дня, как это делают язычники. Мы должны думать о будущем, о наших детях и о детях наших детей. И рассказы очевидцев нужно переписывать и хранить.
Марк видел, как глаза Ездры горели решимостью и радостью, и проникся к нему искренней симпатией.
– Если тебе что-то нужно для твоего дальнейшего пути и сотрудничества, я с радостью тебе помогу.
Ездра кивнул.
– Бог подготовил тебя для этого дня, – сказал он, радостно улыбаясь. – Если это путешествие сложится так, как я надеюсь, я хотел бы разыскать других книжников, готовых к такому служению, чтобы послать их в Коринф и Рим. Говорят, коринфская церковь получила от Павла четыре больших послания. Еще одного книжника можно было бы послать в Рим, куда, как я слышал, пришло послание, адресованное всем святым, которое хранится у мужа и жены, в чьем доме эта церковь собирается.
Марк покачал головой.
– Рим – не самое подходящее место для христиан.
– Как и Ефес, – сказал Ездра.
– Да, действительно, – сказал Марк, вспомнив о смерти Хадассы. – Ефес – это центр поклонения Артемиде и второй город после Рима, в котором императору поклоняются как богу.
– Но Бог не дал нам духа страха, Марк. Если этот труд угоден Господу, Он защитит нас.
Марк тревожным взглядом посмотрел на Тафату. Если она путешествует вместе с отцом, то и она подвергает себя большой опасности. Судя по всему, она была не так убеждена в необходимости миссии своего отца, но при этом оставалась ему послушной.
Как была послушна Хадасса.
Марк снова посмотрел на Ездру и увидел, что Ездра задумчиво всматривается в него. Что-то было у Ездры на уме, но он, видимо, не был готов говорить об этом открыто сейчас, в присутствии дочери.
И Марку казалось, что он знает, о чем именно думает Ездра.
48
Спустя несколько часов, после того как Ездра и Тафата ушли, Марк отправился наверх. Идя по коридору, он услышал голос Азари. Остановившись возле двери Юлии, он прислушался.
– Да, моя госпожа, но представь себе мышь в хлебном поле. Она ведь тоже не думает о завтрашнем дне. Высокие колосья дают ей и пищу, и кров, и у нее нет страха за завтрашний день. Но потом наступает сбор урожая, ее мир уходит, а вместе с ней и ее жизнь. И ни разу эта бедная мышь даже не подумает о хозяине этого поля, даже не догадается о его существовании. Но при этом день сбора урожая все равно наступает.
– Да, наступает… – сказала Юлия, тяжело вздохнув. – Я понимаю, о чем ты говоришь. Эта мышь – я.
– Моя госпожа… – сказала Азарь голосом, полным надежды.
– Нет. Пожалуйста, послушай. Хорошо знать, что рано или поздно справедливость восторжествует. Но разве ты не понимаешь, что справедливость торжествует уже сейчас? И уже неважно, признаю я Бога или нет, Азарь. Моя судьба предрешена.
– Нет, Юлия…
– Для меня все кончено. И не говори мне больше о Господе, – сказала Юлия слабым голосом. – Мне больно, когда я слышу о Нем.
– Он может избавить тебя от боли.
– Боль прекратится, когда я умру.
– Но тебе нет нужды умирать.
– Как раз есть. Мне нужноумереть. Ты ведь не знаешь, что я сделала в своей жизни. Такое не прощается. Марк мне много раз говорил, что за все надо платить. И он прав.
Марк закрыл глаза, испытывая боль от полной безнадежности, прозвучавшей в голосе Юлии. Он хотел наказать ее – и он добился своего. Теперь он слышал, как она страдает, и ее страдания эхом отдавались в нем. Хотел ли он, чтобы его сестра умерла? Он принял Христа. Он обрел спасение. У него была надежда. А что было у нее?
Что он ей дал?
О Боже, прости меня!Уже в тот момент, когда Марк молился, он знал, что Бог трудится в его доме… И он знал, что ему делать. Марк тихо, незаметно вошел в покои, но когда он подходил к Юлии и Азарь, Азарь подняла голову. Юлия лежала отвернувшись и не могла его видеть. Азарь отпустила руку Юлии, взяла свою палку и поднялась, уступая ему свое место.
– Пожалуйста, не уходи, – сказала ей Юлия, поворачивая голову. И тут она увидела Марка.
Он сел там, где только что сидела Азарь. Глаза Юлии были тусклыми, безжизненными, совершенно равнодушными ко всему, что происходит вокруг. Марк взял ее за руку.
– Юлия, я был неправ, – глухим голосом произнес он.
Она грустно улыбнулась.
– Не понимаю, в чем твоя неправота.
– Я говорил с тобой в гневе…
– Но ты имеешь на это полное право, – сказала она. – Только давай больше не будем говорить об этом. Я просто уже не могу об этом говорить.
Марк поднес ее руку к своим губам.
– Ты прости меня, сестренка, – сказал он голосом, полным сострадания. Он почувствовал, как Азарь положила ему руку на плечо, и его глаза наполнились слезами.
Юлия сжала своими пальцами его пальцы.
– Ты помнишь, как я сделала свой первый аборт, еще в Риме? Калаба сказала, что это очень просто и что, как только я избавлюсь от беременности, все снова будет прекрасно. Но с тех пор я больше ничему не радовалась. – Юлия безрадостно посмотрела на потолок. – Иногда я думаю, сколько бы лет было сейчас этому ребенку. Был бы это мальчик, или девочка. – Юлия отвернулась, не в силах больше говорить.
Конвульсивно сглотнув, она сжала руку Марка.
– Я убила своего ребенка. Как потом убила Кая.
– Что?! – тихо спросил Марк, поразившись услышанному.
– Я убила его. Калаба дала мне яд, и я давала этот яд ему малыми дозами, чтобы его смерть выглядела естественной. – Она посмотрела на своего брата затуманенным взглядом. – Но перед смертью Кай знал, что я с ним сделала. Я поняла это по тому, как он на меня смотрел. Тогда меня это как-то не трогало, Марк. А потом я не могла этого забыть.
Юлия качала головой, и в ее взгляде отражалось бесконечное мучение.
– Я все время твердила себе, что поступила справедливо. Кай постоянно изменял мне с другими женщинами. Он был жестоким и злым. Помнишь, как ты пришел ко мне и спросил, спала ли я с тем греком, который владеет лошадьми? Я спала. Я сделала это, чтобы расплатиться с долгами. Но, в первую очередь, я таким образом отомстила Каю за ту боль, которую он мне причинил. Он бы тогда забил меня до смерти, если бы… – Юлия закрыла глаза, вспомнив, как Хадасса закрыла ее собой и приняла страшные удары на себя.
Марк видел, как тяжело пульсирует ее шея. Юлия была бледной и взмокшей.
– Успокойся, Юлия. Рассказывай.
– Она закрыла меня собой. – Глаза Юлии наполнились слезами, тут же покатившимися по щекам. – Она защитиламеня, – прошептала Юлия, поразившись этому так, будто только сейчас вспомнила о том, что произошло много лет назад. Ее лицо снова исказила гримаса страдания, она отвернулась и тихо продолжала: – Ты знал о том, что я повелела Хадассе отнести ребенка Атрета на скалы, уже здесь, в Ефесе?
Она снова повернулась и пристально посмотрела Марку в глаза.
– Ведь не знал? Видишь, какие я хранила страшные тайны? Я так любила Атрета, а он возненавидел меня, потому что я вышла за Прима. Я этого не хотела, но ничего не могла поделать. Калаба устроила для меня брак по расчету, а Атрет ничего не пожелал слушать. Когда он оставил меня, мне хотелось сделать ему как можно больнее, и моим оружием стал мой собственный ребенок. Я воспользовалась для этого собственным ребенком…
Марк положил руку ей на лоб.
– Хадасса такого не перенесла бы.
– Она сказала мне, что родился мальчик, прекрасный мальчик, а я повелела его…
– В первую очередь, она послушалась Бога, Юлия. Ты знаешь об этом. Твой ребенок жив. Можешь не сомневаться.
Слезы текли по щекам Юлии.
– О, как я хочу на это надеяться, – сокрушенно прошептала она, – О, Боже, я так на это надеюсь… – Она вздохнула, повернулась чуть на бок, чтобы избавиться от боли. Плакала она тихо, безутешно.
Азарь смешала мандрагору с разбавленным вином и протянула ей. Юлия расслабилась, когда Азарь вытерла пот у нее со лба и, что-то приговаривая, нежно прикоснулась к ее лицу. Еще раз вздохнув, Юлия повернулась на бок и прижала руку Азари к своей щеке.
– Сейчас она уснет, – сказала Азарь и, спустя некоторое время, стала наводить в комнате порядок.
Марк видел, как она устала, потому что, передвигаясь по комнате, она хромала сильнее обычного. Он взял из ее рук палку и отставил в сторону. Прежде чем она успела запротестовать, он взял ее на руки.
– И ты тоже поспи, – сказал он и понес ее к дивану, на котором она обычно спала.
Держа ее на руках, он почувствовал ее едва уловимый запах, и его сердце забилось чаще. Она была маленькой и легкой, и он вспомнил, что когда-то однажды точно так же держал на руках Хадассу. Когда он положил Азарь, то почувствовал, как она напряжена. Покрывало слегка сдвинулось набок, и он увидел ее изуродованную шрамами шею. Не в силах остановиться, Марк протянул руку и нежно прикоснулся к ее коже. Она снова напряглась и быстро прижала к лицу покрывало.
Марк медленно выпрямился, и сердце его билось все сильнее. Что с ним происходило, он не понимал.
– Азарь… – хрипло произнес он.
– Уйди, – сказала она дрогнувшим голосом. – Пожалуйста, уйди.
Марк сделал так, как она просила, но вместо того чтобы пойти в свои покои, он пошел вниз. Накинув на плечи плащ, он вышел из дома.
Ему нужно будет больше узнать о ней.
Он шел по улицам к центру Ефеса. Время было позднее, и вокруг слонялись толпы людей, собираясь возле дверей и на углах улиц, чтобы поболтать или посмеяться. Он не обращал на них никакого внимания и шел в нужном направлении. Дойдя до нужного ему адреса, он постучал в дверь. Ему открыл слуга.
– Мы сейчас не принимаем. Приходи…
Марк толкнул дверь и решительно вошел в переднюю.
– Доложи врачу, что пришел Марк Люциан Валериан, хочу видеть его по важному делу.
В ожидании хозяина дома он прохаживался взад-вперед.
Наконец вошел Александр и холодным взглядом оглядел гостя.
– Тебя прислала Рафа?
– Я пришел не по поводу своей сестры, – сказал Марк, обратив внимание на то, как Александр сощурил глаза. – У меня есть вопросы, на которые я хотел бы получить ответы.
Александр усмехнулся.
– Беспокоишься о своем здоровье?
– Нет, я хочу расспросить тебя о той женщине, которую ты прислал, чтобы позаботиться о моей сестре.
– Я ее туда не посылал, Валериан. Скажу больше – если бы я мог настоять на своем, Рафа по-прежнему была бы здесь, со мной! – С этими словами врач повернулся и пошел к себе.
Не растерявшись, Марк последовал за ним во внутренний двор. Александр повернулся к нему, и его глаза сверкали гневом.
– Рафа напрасно теряет время с твоей сестрой. Я уже говорил ей это, когда мы впервые осмотрели Юлию. Рафа ничем не сможет ей помочь, если только не получит от Бога еще одного чуда.
– Еще одного чуда?
– Ты что, даже не знаешь, кто живет в твоем доме, Валериан?
– Так расскажи мне.
– Это началось несколько месяцев назад, когда нас вызвали в дом одного делателя идолов, чья жена уже два дня никак не могла разродиться. Когда я ее осмотрел, я понял, что ребенок не сможет родиться и его нужно умертвить, иначе умерли бы и ребенок, и сама роженица. Но Рафа была со мной не согласна. Она прикоснулась к животу роженицы. Ребенок повернулся в утробе и вышел. Вот так! – Александр щелкнул пальцами и напряженно рассмеялся, глядя Марку в глаза. – А твоя сестра позвала нас, потому что уже была наслышана о Рафе. Ей тоже хотелось чуда. Но она его не получила.
Марк сощурился.
– Как-то странно ты говоришь о Юлии. Не сомневаюсь, что среди твоих пациентов были и другие женщины, которые жили такой же жизнью, как и она.
– Гораздо больше, чем мне хотелось бы.
– И ты всех их предавал забвению?
– Распутство приносит свои неизбежные плоды.
Марк снова прищурил глаза и вспомнил еще одного человека, после чего покачал головой.
– Твоя неприязнь к моей сестре заходит гораздо дальше, чем твоя неприязнь к ее образу жизни. Это личнаянеприязнь.
– До того вечера, когда меня с Рафой вызвали к твоей сестре, я ее никогда не видел. Но уже в первые минуты знакомства я понял, что это самая эгоистичная женщина из всех, которых я только встречал. Скажу тебе честно, что мне вообще хотелось предоставить ее самой себе.
– Но Азарь другого мнения.
Александр помолчал с минуту. Ему хотелось ударить Марка, позвать Рашида и предоставить ему возможность закончить то, что тот пытался сделать с помощью своего драгоценного ножа. Но он знал, что и то, и другое невозможно. И он приложил все силы к тому, чтобы успокоиться и судить о людях более трезво. Он заставил себя говорить спокойно.
– Рафе не нравилась та участь, которая ожидала ее. Люди начинали смотреть на нее как на богиню. А она говорила, что Рафа, то есть целитель, – это Бог, а не она. Поэтому она и ушла.
– Она могла уйти куда угодно. Могла бы вообще уйти из Ефеса. Почему же она решила отправиться к моей сестре?
– Наверное, она пожалела ее, Валериан. Зачем тебе знать, почему все так удачно сложилось? У твоей сестры не было денег. У Рафы их было больше, чем она сама хотела.
– Что? – ошеломленно спросил Марк.
– Рафа поддерживала твою сестру материально, пока ты не вернулся и не перевез ее к себе. – Александр видел, что это было для Марка настоящим откровением, и пожалел о том, что рассказал ему об этом. – Для Рафы деньги не значат ровным счетом ничего. Она отдает их другим людям так же быстро, как и получает.
– Не понимаю. Почему она решила ухаживать за Юлией?
– Наверное, ты никогда и не поймешь, Валериан, – сказал Александр, засмеявшись. – Не знаю, пойму ли это я сам. – Часто ли ему приходилось видеть в жизни людей, которые отказывались от денег и богатства, ради того чтобы заботиться о тех, кто когда-то отправил их на смерть?
Спустя какое-то время Марк вполголоса произнес:
– Она напоминает мне одного человека, которого я хорошо знал.
Александр похолодел, по его спине пробежали мурашки. Он пристально вгляделся Валериану в глаза.
– Я знаю, что она из Галилеи, – сказал Марк.
Александру становилось все страшнее.
– Откуда тебе это известно?
– Узнал по акценту. И она христианка. – Покачав головой, Марк уставился на Александра и слегка нахмурился, увидев, как смотрит на него врач. Александр явно чего-то боялся! – Ты ведь что-то знаешь о ней.
В этот момент кто-то вошел в помещение. По мере того как шаги приближались, Марк повернулся на звук и увидел мужчину в длинном белом одеянии. Мужчина остановился и посмотрел на Марка немигающими темными глазами.
– Ты! – произнес Марк, узнав в нем того самого человека, который напал на него возле храма Артемиды.
Рашид вынул свой нож.
– Убери нож, глупец! – закричал Александр.
– Кто этот человек, Амандин? – требовательно спросил Марк. – И что он делает в твоем доме?
– Я – Амрафель Рашид Хед-ор-лаомер, – совершенно спокойным голосом сказал араб.
Марк с презрением оглядел его.
– Может быть, ты скажешь мне, зачем ты хотел убить меня возле храма Артемиды. Потом можешь попытаться сделать это еще раз. – Глаза Марка заблестели. – Только предупреждаю, что сейчас, в схватке лицом к лицу, тебе это будет сделать не так-то просто.
– Рашид, не делай глупостей! – сказал Александр.
Повисла напряженная тишина, Рашид пристально, оценивающе смотрел на Марка. Многие римляне с удовольствием занимались физическими упражнениями и умели драться один на один. Валериан был крепко сложен, и в его глазах Рашид не увидел ни тени страха.
– Ну что молчишь? – насмешливо сказал ему Марк. Александр встал между ними, и Марк сказал, обращаясь уже к нему: – Кто он для тебя, Демоцед?
– Глупец с горячей головой, – сказал Александр, рассердившись от глупости создавшегося положения. – Убери нож, Рашид.
Рашид пропустил слова Александра мимо ушей. Валериан узнал его. Одно слово Марка Валериана – и Рашид погибнет. Если бы не клятва, данная Рафе, Рашид убил бы Валериана прямо сейчас.
– Что здесь нужно этой римской свинье?
– Чтобы мне ответили! И сейчас, немедленно! – повелительным тоном произнес Марк. – Кто этот человек?
– Он тебе уже сказал, – ответил ему Александр, раздраженный, врожденной надменностью Марка. Наверное, это у римлян в крови – считать, что они имеют право командовать любым человеком по своей прихоти. Затем он повернулся к Рашиду и посмотрел на него в упор. – Ты забыл о своем обещании?
Правый глаз Рашида непроизвольно задергался. Он еще какое-то мгновение пристально смотрел на Марка, после чего ловким движением убрал свой нож в ножны, приделанные к поясу. Рука его все же осталась на рукоятке.
Марк понял, что никаких ответов от Александра он не дождется. Врач стоял рядом, с явным раздражением переводя взгляд то на одного, то на другого.
– Что же мне с тобой делать, Хед-ор-лаомер? – спросил Марк, адресуя свой вопрос непосредственно арабу, стоявшему напротив него с каменным лицом.
Черные глаза Рашида горели, подобно углям, он молча стоял, с презрением глядя на Марка.
Александр понимал, что еще одно малейшее движение – и для кого-то все закончится смертью.
– Если Рашид так упрям и не хочет ничего говорить, то я скажу тебе, что он дал слово больше не поднимать на тебя руку. – Александр при этом не сказал, на каких условиях Рафа взяла с Рашида это обещание.
Марк чувствовал себя одураченным и растерянным. По его взгляду было видно, что он считает, будто за всем этим стоит Александр.
– Думай, что хочешь, Валериан, но я к этому нападению на тебя не имею никакого отношения. У Рашида своя голова на плечах, – сказал Александр, взглянув на араба, поставившего его в такое глупое положение. У Валериана полно друзей в самых высоких кругах. Одно его слово кому надо, и они вместе с Рашидом и Хадассой окажутся на арене. И на этот раз уж точно никто не выживет.
– Уж если ты заговорил о каком-то обещании, то я вижу, что ты знаешь больше, чем говоришь мне, – сказал Марк.
– Да, он кровожаден и не всегда отдает отчет своим поступкам! Но это, возможно, из-за того что его римский хозяин бросил его умирать на ступенях храма Асклепия. – Александр грустно усмехнулся. – Надо ж было такому случиться, что из всех тех, кто был там брошен, когда я начинал свою медицинскую практику, Рафа выбрала именно его. Мы стали его лечить. – Он мрачно посмотрел на Рашида. – К сожалению, он выжил.
– Не все римляне заслуживают презрения, – возразил Марк.
– Ты когда-нибудь был хозяином араба? – спросил его Александр.
– Я никогда не оставлял рабов умирать на ступенях храма и никогда этого не сделаю. А на твой вопрос отвечу, что нет, среди моих рабов арабов не было. – Марк презрительно посмотрел на Рашида. – Да я и не взял бы к себе никого из них.
Рашид холодно ухмыльнулся.
– Говорил же я тебе, что ты принял его за другого, – сказал Александр Рашиду, надеясь, что этому глупцу на сей раз все же хватит ума поддержать эту уловку. – Теперь-то ты поверишь мне.
– Почему я должен верить римлянину? – спросил Рашид.
Марк подошел к нему поближе.
– А как звали того твоего хозяина?
– Рашид сейчас свободный человек, – сказал Александр, когда стало ясно, что Рашид не намерен вообще разговаривать с Марком.
– А кто дал ему свободу? – спросил Марк Александра, не отрывая взгляда от араба. – Ты, Демоцед?
– Свободным он стал в результате того, что продиктовано справедливостью и здравым смыслом! Что же мне, по-твоему, следовало его спасти, а потом вернуть тем, кто обрек его на смерть?
Марк был удивлен тем, с каким гневом Демоцед сказал это. Уж очень сильным и эмоциональным был его гнев. В чем же причина такого отношения этого врача к римлянам и их рабам? Марк пристально смотрел на него, задумавшись над его словами.
– И часто ты спасаешь тех, кого вот так бросают умирать?
Александр в душе обрадовался тому, что он увел разговор от темы Хадассы, но при этом остался недоволен тем, что теперь ему придется выступать в защиту своей медицинской практики.
– Мне нужны больные, на которых я мог бы практиковаться.
– Практиковаться? – с отвращением переспросил Марк.
– Как и большинство врачей, я терпеть не могу вивисекцию, – сердито сказал Александр, – но другой возможности изучать анатомию у меня нет. Если кто-то теряет брошенного раба, никому до этого нет дела. И я тщательно выбирал только тех, кого, как я знал, могу спасти. Иначе мне пришлось бы рисковать всей своей медицинской карьерой.
– И сколько людей у тебя умерло в результате твоих экспериментов?
Александр стиснул зубы.
– Слишком много, – признался он, – но все же это лучше, чем если бы я вообще этого не делал. Ты, наверное, такой же, как и большинство других, – не знаешь, что происходит за пределами твоего маленького царства. Всякий, кто знает, что происходит в храме, скажет тебе, что жрецы занимаются только теми, у кого шансы выжить велики. Рабов они лечат только для того, чтобы потом продать их и получить за них деньги. Остальные несчастные так и остаются на ступенях храма, всеми покинутые. Я видел, как некоторых, страдавших от неизлечимых болезней, жрецы добивали перед восходом солнца. Они убирают тела еще до того, как у храма соберется толпа людей, приносящих пожертвования. – Александр скривил губы в циничной улыбке. – Конечно, какая польза от того, что поклоняющиеся будут каждый день видеть умирающих на ступенях храма бога здоровья и целительства, правда?
– Рафу ты подобрал там же?
Александр похолодел от подобного вопроса. Но он не растерялся и нашел способ уберечь ее, не говоря при этом ни слова лжи.
– Она была первой, – признался он. – И при этом у меня не было пациента, настолько изуродованного, как она. Выжила она только по Божьей милости, Валериан, а не благодаря моим знаниям и умению.
– Тогда что тебя заставило выбрать именно ее?
– Она мне все время говорила, что это произошло по Божьей воле. Кто знает, может, так оно и было. Я только знал, когда увидел ее, что приложу все силы к тому, чтобы она жила. Это было нелегко. Месяцами она страдала от боли, и от того, что с ней случилось, у нее теперь на всю жизнь останутся шрамы. Поэтому она и носит покрывало, Валериан. Едва кто-то видит ее лицо, как тут же отворачивается. – Александр сардонически улыбнулся. – Такая вот у человека характерная черта. За шрамами на поверхности люди не видят внутренней красоты. – Он холодно посмотрел Марку в глаза. – А кто-то хочет удовлетворить свое нездоровое любопытство.
Марк сверкнул глазами.
– Ты считаешь, что в этом вся моя сущность, да? Что я только хочу удовлетворить свое любопытство?
– А разве нет? Какая бы тут тайна, на твой взгляд, ни была, Валериан, она существует лишь в твоем сознании. Рафа скрывает свое лицо по вполне очевидной и понятной причине. И всякий, у кого есть хоть немного приличия, с уважением отнесется к ее желанию. Тебе не мешало бы подумать о ее чувствах, потому что именно Рафа отделяет сейчас твою сестру от самого страшного пламени ада!
