Текст книги "Эхо во тьме"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Хадасса подошла ближе и опустилась на стул, лицом к Юлии.

– Я останусь.

– На несколько дней? Недель? На месяц или два?

– До конца.

Юлия внимательно всматривалась в покрывало, пытаясь разглядеть скрывающееся под ним лицо. Наверное, эта Рафа… Азарь… как бы там ее ни звали, уже стара. Наверное, она всю жизнь трудилась, и ее странный скрипучий голос говорит о том, что ей уже немало лет. Может быть, это и так. Она устала, и ей нужно отдохнуть, заботясь не о многих людях, а о ком-то одном. И что с того, что Рафа-Азарь поклянется ей в верности?

– Ты обещаешь? – спросила Юлия дрожащим голосом, жалея о том, что у нее не оказалось под рукой пера, чтобы составить договор в письменном виде.

– Клянусь тебе.

Юлия глубоко вздохнула. Странно это все-таки. Женщина, которую она даже не знает, сказала всего два слова, и теперь Юлия почему-то не сомневается в том, что ей можно верить. Юлия может ей доверять. Все дело, наверное, в том, как именно Рафа-Азарь сказала эти слова.

И тут Юлия внезапно ощутила необъяснимую боль. « Клянусь тебе».Она вдруг отчетливо услышала другой голос, говорящий эти слова, увидела смеющиеся темные глаза, в которых отражалась чистая любовь к ней.

«Клянусь тебе…»

Когда-то эти слова сказал ей Марк, и где он теперь? Чего стоила его клятва? Ее родной брат солгал ей. Как ей теперь вообще верить людям?

И тут как будто кто-то прошептал ей: «В таком отчаянном положении как не верить людям?».

Вся жизнь Юлии теперь была наполнена страхом. Смерть для нее стала уже почти фактом, но больше смерти она боялась остаться в одиночестве.

– О Азарь, – сказала Юлия, – мне так страшно. – Ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами.

– Я хорошо знаю, что такое страх, – сказала Хадасса.

– Правда?

– Да. С самых детских лет страх был моим едва ли не постоянным спутником.

– И как же ты его победила?

– Не я его победила. Бог.

Юлии тут же стало не по себе. Она не хотела никаких упоминаний о Боге. Она не понимала всего этого. Только знала, что всякое упоминание о Боге Хадассы подавляло ее. Оно заставляло ее вспоминать такие моменты своей жизни, которые она отчаянно пыталась забыть.

И вот теперь оказывается, что Бог Азари – Тот же самый Бог.

– Как это грустно, – пробормотала она.

– Что?

– Вся моя жизнь полетела в пропасть из-за одной христианки, и вот теперь ты приходишь и предлагаешь мне свою помощь. Я знаю только одно: мне нужен хоть кто-нибудь. Кто угодно.

Этого было достаточно.

И в то же время, услышав эти слова, Хадасса поняла, какая перед ней лежит тяжелая, трудная дорога. Если судить по тому, что сейчас сказала Юлия, то можно подумать, что Юлия никогда не обратится. И, как предупреждал Александр, и сама Хадасса знала об этом, для нее все может кончиться еще одной ареной. Но она была абсолютно уверена в одном: Бог послал ее сюда для какой-то цели, и к этой цели она должна стремиться до конца. Любой ценой!

– Я никогда тебя не оставлю, госпожа Юлия, никогда не брошу. Покуда я жива, – сказав это, Хадасса протянула к ней руки.

Юлия смотрела на нее, не отрываясь. Потом, опустив глаза, она взялась за протянутые к ней руки и поняла, что в этом человеке ее последняя надежда. И теперь ни о чем другом думать не могла.

31

Марк провел несколько недель в Геннисарете, бродя по городским улицам. Одетый в ту одежду, которую ему дал Ездра Барьяхин, и имитируя поведение окружающих, он смог войти в синагогу. Ему хотелось послушать чтение Писания и поприсутствовать среди собравшихся. И хотя он не понимал еврейского языка, в процессе чтения Торы он испытал какой-то необъяснимый душевный покой. Все то время, пока слышались голоса читающих, он думал о Хадассе. Сколько она ни говорила, он был к ней глух. Как и ее слова, сказанные на еврейском или греческом, арамейском или латинском, этот язык был ему чужд, и смысл сказанного он уловить не мог.

Сейчас Марк слышал музыку этого языка, его призыв, и ему хотелось понять. Ему хотелось слышать эту речь, погрузиться в нее. Он хотел знать, что тянуло Хадассу к Богу, что сделало ее преданной Богу настолько, что ее не остановила даже угроза смерти.

Кто Ты? Что Ты?

Украдкой Марк смотрел вокруг, на собравшихся, и видел на лицах некоторых людей верность и покой, надежду.На других лицах отражалось то, что чувствовал и он сам. Духовная жажда.

Я хочу знать, что придавало ей силы. Боже, я хочу это знать!

Боль в нем росла. И в то же время он оставался там и с готовностью прислушивался к тем людям, которые оживленно обсуждали на греческом языке сложные моменты иудейского закона. Одни законы, противоречащие другим, переплетались с традициями. Марку слишком трудно было все понять за несколько дней. Разочарованный, он ушел и потом долго бродил по берегу Галилейского моря, думая об услышанном и пытаясь все это осмыслить.

Да, для Хадассы жизнь не была такой сложной. Она была простой, обыкновенной девушкой, не имевшей никакого богословского или иного образования. Все, во что она верила, сводилось для нее к одной истине: к Иисусу.Все, что она делала, говорила, весь ее образ жизни, – все было связано с Этим Человеком из Назарета.

Если бы только собственная жизнь Марка была такой же простой и ясной.

Что же за постоянный голод мучит его? Причем он стал чувствовать этот голод еще до того, как Хадасса появилась в его жизни. Он не мог дать определение этому чувству, не мог описать то, что не давало ему покоя. Чтобы заполнить в себе эту пустоту, он испробовал все: женщин, вино, зрелища, деньги. Но ничто не приносило ему удовлетворения. Ничто не отвечало его нуждам. Пустота и боль в душе оставались.

Перейдя из Геннисарета в Капернаум, Марк остановился в греческой гостинице. Хозяин гостиницы оказался человеком общительным и приветливым, но Марк предпочел не раскрываться перед ним, несмотря на такое гостеприимство. Общение с людьми вообще приводило его теперь в уныние, и он целые вечера проводил в гавани, наблюдая, как рыбаки возвращаются на берег со своим уловом. Ночью он смотрел на огоньки факелов, когда рыбацкие лодки скользили по черной воде, а рыбаки вытаскивали сети.

С крыши синагоги, расположенной на высокой горе, стоявшей перед священным городом, которого уже давно не существовало, шесть раз прозвучали трубы, возвещая о субботе. Марк наблюдал за людьми и обратил внимание на четырехугольные покрывала, которые они в этот момент надевали. Он знал, что темно-синие нити на одном из углов служили постоянным напоминанием носителю этой одежды о необходимости соблюдать закон.

Спустя несколько дней, так и не находя себе места, Марк отправился в Вифсаиду, но, когда прошло еще несколько дней, оттуда он пошел в Вифсаиду-Юлию. Марк слышал, что Иисус из Назарета учил народ на склонах холмов недалеко от этого небольшого городка. Но Иисус был распят более сорока лет назад. Помнят ли Его слова сейчас в этих тихих местах?

Марк надеялся, что в этой разоренной войной стране, окончательно покоренной Римом, он сможет найти Бога Хадассы, но Бог, казалось, ускользал от него. Его нельзя было найти ни на вершинах гор, ни в священном городе. Не было Бога и на жертвенном камне в центре храма. Не было Бога в опустевшем доме в галилейской деревне и даже на безлюдной дороге к морю.

Как мне Тебя найти?

Ответа на этот вопрос Марк так и не получил.

Испытывая духовную тяжесть, Марк впал в отчаяние.

Он не мог найти покоя. Он уже переставал понимать, что ему нужно, куда он идет. Его тщательно разработанный план ничего ему не давал, рушился у него на глазах. Он уже не понимал, зачем вообще он приехал в Палестину. Но самое худшее было в том, что в какой-то момент, странствуя по Палестине, он ощутил, что Хадасса исчезает из его памяти.

Он забыл ее лицо. Он забыл ее голос. Ясной в его памяти оставалась только ее любовь к Богу. Он хотел представить Хадассу здесь, идущей по этим же берегам, совсем ребенком, счастливой, смеющейся девочкой. Но его память постоянно ему изменяла, перед ним неумолимо вставало только какое-то туманное видение темноволосой девушки, склонившейся на коленях в саду, на римской вилле его отца. Молящейся. Молящейся за его семью.

Молящейся за него.

Почему в его памяти остался только этот образ? Почему он отдавался в нем такой болью? Почему в памяти от нее остался только этот жгучий свет?

Избегая людей, Марк все время проводил на склонах гор, к востоку от Вифсаиды-Юлии, стараясь, чтобы ничто ему не мешало думать о Хадассе и вернуть ее в свою память. Он тщательно, шаг за шагом, продвигался в своих воспоминаниях, пытаясь восстановить все то, что утратил. Но чем старательнее он думал, тем более сумбурными становились его мысли, больше тумана становилось у него в голове, и он начинал ловить себя на мысли, не начинает ли он вообще сходить с ума.

У него отросли волосы и борода. Он стал ходить за пастухами и их стадами, держась на почтительном расстоянии и наблюдая за ними. Пастухи все время были заняты уходом за животными, водя их на зеленые пастбища с тенистыми местами. Овцы пили воду из тихих запруд, специально построенных вдоль ручьев, и следовали за пастухами каждый раз, когда Марк располагался неподалеку. Он смотрел, как овцы шли в свои загоны, не толпились, а делали это спокойно, одна за другой. Некоторых из животных пастух обрабатывал каким-то маслом, втирая его в шерсть около носа и глаз. Когда овцы оказывались в загоне, за крепкими стенами, пастух надежно закрывал вход в загон и оставался охранять стадо.

Марк лежал на своей верхней одежде и смотрел на небеса, путаясь в мыслях. Кто-то сказал ему во время путешествия, что Иисуса называли «Добрым Пастырем». Или это сказала Хадасса? Он уже не мог вспомнить. Но покой, которого он так искал, вероятнее всего, напоминает покой этих бессловесных овец, и Пастырь охраняет людей, заботится о них так же, как об овцах заботятся эти пастухи.

Марк снова и снова наблюдал за этим процессом, и боль не переставала мучить, постоянно беспокоила его, подобно тому, как гноящаяся рана не дает покоя собаке. Рана на сердце действительно не заживала. Марк хотел воскресить в своей памяти Хадассу, но каждый раз, пытаясь это делать, вспоминал ее смерть и все ужасы, с ней связанные.

Почему? – кричало его сердце. – Почему, Боже?

Заснув однажды ночью, он видел сон; на этот раз ему приснился огромный раскаленный сосуд, заполненный страдающими существами, корчившимися в муках при тусклом свете. Сновидение казалось ему вполне реальным, он даже чувствовал жар и сернистый запах дыма вокруг себя. Марка объял ужас, но тут же откуда-то сверху до него донесся голос Хадассы – она звала его к себе.

– Я не могу тебя найти! – закричал он в отчаянии… И проснулся в холодном поту, его сердце бешено колотилось.

Этот сон возвращался к нему каждую ночь, принося с собой неимоверные страдания. Но потом, так же внезапно, как начался, он внезапно и перестал появляться, однако пустота оказалась куда как более тягостной. Теперь Марка окружала пугающая, давящая тьма – и, опустошенный, он почувствовал, что летит в нее.

Изможденный и уставший, Марк хотел умереть, лишь бы положить конец своим мучениям.

– Я знаю, что Ты там! Ты победил! Перестань мучить меня! – кричал он, подняв голову к небу.

Но ничего не менялось.

Марк спустился к берегу Галилейского моря и, сев, стал смотреть на легко шумящую воду. Так прошло много часов. Ветер был холодный, и холод пронизывал Марка, но он ничего не чувствовал. Перед его глазами предстало еще одно видение – он увидел самого себя. Видение было настолько ясным, что ему казалось, будто перед ним поставили зеркало, но в то же время он смотрел не в него, а в свою душу. Он закрыл глаза, обхватил руками голову и услышал голос своей сестры.

«Я слышала, что она тебе сказала! Я слышала, как она отвергла твою любовь. Она поставила своего Бога выше тебя, а ты сказал, что пусть она остается со своим Богом. Вот она сейчас к Нему и отправится!»

Марк застонал. «Нет!» Он как можно крепче сдавил голову, как будто желая выдавить из своей памяти эти слова и образы.

«Ты сказал, что пусть она остается со своим Богом!»

– О Боже, нет!..

Если бы не он, она была бы жива. Ведь это из-за его слов, сказанных в сердцах, в гневе, ее отправили на смерть.

«Я это сделала ради тебя!»– кричала Юлия в тот день, когда Хадасса вышла на арену, навстречу львам. И как бы он ни кричал сейчас, забыть этого он не мог. Это воспоминание накатывало на него, подобно волне, от которой никуда не укрыться. Он видел перед собой Юлию, свою сестру, которую так любил, одичавшую и вопящую от злости.

«Ты сказал, что пусть она остается со своим. Богом… Ты сказал, что пусть она остается со своим Богом… Ты сказал…»

– Нет! – кричал Марк прибрежному ветру. – Я никогда не хотел ее смерти!

«Ты сказал, что пусть она остается со своим Богом…»

Ветер подул сильнее, и Марк вспомнил свои последние слова, сказанные Хадассе в верхних покоях виллы Юлии: «Оставайся со своим Богом!».

Он хотел, чтобы она полностью принадлежала только ему, и когда он этого не добился, то ушел от нее в гневе, оскорбленный.

И заплатил за это огромную цену. Стоя на коленях, Марк обхватил голову.

– Это я заслужил смерть, а не она.

В этой ночной тишине он почувствовал, как осуждение свалилось на него всей своей тяжестью. Он стоял на коленях, на берегу, пока ветер не стих и его не окружило полное безмолвие. Опустив руки в песок, он поднял голову.

– Я пришел, чтобы проклясть Тебя, но проклят сам.

В ответ он не услышал абсолютно ничего. Никогда в жизни ему еще не было так одиноко и пусто.

– Конечно, с какой стати Ты должен мне отвечать? Кто я? Никто. Что я? Ничто.

Марку казалось, что сама вина проглотила его, а потом с отвращением выплюнула сюда, на песок, и он понимал, что за случившееся с Хадассой он заслуживает самого ужасного наказания. И от этой кары он не мог никуда убежать или спрятаться.

– Если Ты есть Бог, соверши справедливую кару. Пусть торжествует справедливость!

Легкий ветер поднял рябь на водной поверхности, и небольшая волна омыла берег озера. Марк снова услышал слова старухи, как будто кто-то прошептал их ему сейчас над водой.

«Пока ты не найдешь Бога, твоя жизнь пройдет впустую».

Он чувствовал, какой пустой была его жизнь до сих пор и какое мрачное, темное небытие открывалось перед ним в будущем. Он был обличен в своем грехе. Вся его прожитая жизнь заслуживала наказания. И хотя в том, что произошло, никто не сможет отрицать вины Юлии, это он в тот день заслуживал того, чтобы стоять на арене. Не Хадасса. Она за всю свою жизнь не сделала ничего, что заслуживало бы смерти. Но, оглядываясь назад, Марк теперь мог вспомнить бесчисленные случаи, когда смерти заслуживал именно он.

Он ждал осуждения, но Бог молчал. Тогда Марк встал на ноги и стал судить сам себя. Он заявил о своей виновности, объявил себе приговор… и шагнул в воду.

Холодная вода охватила его стопы, колени, бедра. Он двинулся вперед, погружаясь в воду все глубже. Вода становилась все холоднее. Его конечности стали коченеть. Уставший, он медленно погружался. Легкая волна ударила ему в лицо, и он выдохнул в воду.

Начав задыхаться, он стал инстинктивно бороться за жизнь, одновременно стремясь к смерти.

Уже когда сознание стало покидать его и его охватил холод, он услышал, как кто-то зовет его по имени.

«Марк».

Голос шел как будто отовсюду, потом оборвался, и наступила полная тишина…

32

Марк очнулся на берегу. Ничего не помня, он открыл глаза и увидел над собой ночное звездное небо. «Сон, – подумал он, – это был всего лишь сон».Но тогда откуда такая боль в легких? Он откинул сухое покрывало, которым был укрыт, и присел. Подул ветерок с озера, и Марк сразу почувствовал холодную сырость своей туники, прилипшей к телу. Его сердце забилось чаще. По спине пробежали мурашки.

Тут он услышал треск горящих в костре сучьев.

Трясясь от страха, Марк повернул голову. Какой-то человек сидел по ту сторону костра и пек на огне рыбу. В мерцающем свете огня Марку показалось, что одежда этого человека сияет. Марк никогда не видел такого яркого лица.

– Ты Бог?

– Я служитель Господа Всевышнего.

От предчувствия чего-то важного, может быть великого, Марк почувствовал внутри легкий холодок.

– Как тебя зовут?

– Не бойся, – ответил человек, и его голос звучал повелительно, но в то же время успокаивающе. – Меня зовут Параклет.

– Откуда ты здесь?

Параклет улыбнулся, и его лицо стало еще ярче.

– Я пришел сюда, чтобы сообщить тебе Благую Весть, Марк Люциан Валериан. Бог услышал твои молитвы.

Марк затрясся еще сильнее. Он просил Бога взять его жизнь и хотел утопиться, когда не услышал никакого ответа. Может быть, этот незнакомец появился здесь для того, чтобы убить его во имя Господа? Что ж, большего он и не заслуживает. Марк сидел и ждал, слыша в ушах стук своего сердца и чувствуя, как его прошибает пот.

– Встань, поешь, – сказал тем временем Параклет, протягивая ему палку с нанизанной на нее поджаренной рыбой.

Марк медленно встал и наклонился к костру, осторожно снимая рыбу с палки. Потом он снова сел и стал отделять мякоть рыбы от костей. Рыба была вкусной, таяла во рту. Едва откусив первый кусок, Марк почувствовал, как он голоден. Параклет протянул ему хлеб и вино, и Марк ел и пил, пока не насытился. Видимо, Бог не хотел, чтобы он умирал голодным.

От пристального взгляда Параклета Марку было не по себе.

– Многие молились за тебя, и Бог услышал их молитвы, – сказал Параклет, – но для того чтобы получить, ты должен просить.

Марк почувствовал мучительную боль.

– Какое я имею право о чем-то просить? – Он знал, чего ему хочется больше всего, но это было невозможно. – Разве я могу получить прощение от человека, причиной смерти которого стал я сам?

– Во Христе нет ничего невозможного.

Марк покачал головой и закрыл глаза. Он думал о Хадассе. Он так и видел ее перед глазами, идущей по песку арены, с широко раскинутыми руками, улыбающейся, поющей. Кто мог дать ей такой покой в таких обстоятельствах, если не Бог? Кто мог дать ей ту веру, в которой она нуждалась, если не Бог? Вера. Откуда она идет?

– Проси, и получишь.

Марк посмотрел на него. Зная, что он ничего не заслужил, Марк стиснул зубы. Разве может он просить Бога о спасении, после того как он столько раз проклинал Его? Разве может он просить о милости, после того как сам никогда ее не оказывал?

– Бог отдал Своего единственного Сына, для того чтобы всякий, кто верит в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.

– В огненном котле мое место, а не на небесах, – хрипло произнес Марк. – Из-за меня Хадасса лишилась жизни.

– И обрела ее. Бог по-прежнему хранит ее в Своей руке. И никто не украдет ее у Него. Истинно говорю тебе, Марк Валериан, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни власти, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ничто другое не смогут отлучить Хадассу от любви Бога, Который есть Христос Иисус, наш Господь.

И тут Марк впервые за долгое время почувствовал необъяснимое облегчение и благодарность.

Незнакомец встал и подошел к нему.

– Верь в Того, Кто послал меня. Слушай Благую Весть. Тот, Кто умер, снова воскрес, как и ты воскрес из моря. Ты просил Господа взять твою жизнь, и Он сделал это.

Он положил руку на плечо Марку, и при этом прикосновении сердце Марка как будто оттаяло. Слезы брызнули у него из глаз, словно старую, гноившуюся едва ли не с рождения рану вдруг прорвало. Марк упал на песок и заплакал.

– Пойди в Капернаум, – сказал ему Параклет. – Там найдешь человека у городских ворот. Расскажи ему все, что было с тобой сегодня ночью.

Спустя достаточно долгое время Марк встал, но никого рядом с ним на берегу уже не было. Может быть, ему это все-таки приснилось? Но, оглядевшись, он увидел на песке следы от костра и рыбьи кости.

От увиденного мурашки снова пробежали у него по спине.

Марк устремился в Вифсаиду-Юлию.

– Я ищу Параклета, – говорил он каждому встречному, едва переводя дух. – Ты не знаешь, где мне его найти?

– Я никого не знаю с таким именем, – все время отвечали ему, и никто даже не видел человека с внешностью, описанной Марком. Но кто-то же должен был хоть что-то слышать о нем!

Потом над Марком начали посмеиваться:

– Ты, наверное, повстречал ангела.

– Иди, проспись. Небось, вина перебрал!

В конце концов, Марк направился в Капернаум, и когда он добрался до города, было раннее утро. У ворот он действительно увидел сидящего человека. Люди проходили мимо него, но он, судя по всему, пристально вглядывался вдаль, на дорогу. Тот ли это человек, о котором говорил Параклет? Марк направился к нему, и тот человек с интересом смотрел на него. Забыв о смущении и боязни показаться глупым, смешным, Марк сделал так, как велел ему Параклет, и рассказал этому человеку все, что с ним произошло сегодня ночью.

– В самом конце встречи он сказал, чтобы я пришел в Капернаум и рассказал обо всем человеку у ворот. Вот, я и здесь, – замолчав, Марк ожидал, что и этот человек сейчас засмеется и посоветует ему пойти и проспаться.

Но вместо этого человек широко ему улыбнулся:

– Слава Господу! Меня зовут Корнелий. Во сне мне было сказано, что здесь со мной встретится римлянин по имени Марк. Это ты и есть?

– Да, это я, – хрипло сказал Марк и сухо добавил: – а тебе сказали, что со мной сделать?

Человек засмеялся.

– О, да! Пойдем со мной! – С этими словами он повел Марка к морю. Марк растерянно вошел за ним в воду. Корнелий повернулся к нему и положил ему руку на плечо. – Веришь ли ты, что Иисус есть Христос, Сын Бога живого?

На какое-то мгновение Марк почувствовал страх. Так или иначе, но с этого момента его жизнь навсегда изменится. Он сжал зубы и кулаки, продолжая бороться с собой. Верит ли он? Верит ли?

По-прежнему испытывая напряжение и неопределенность, он все же знал, что сейчас ему надо дать осознанный ответ.

– Я верю, – сказал он. – Прости мне мое неверие.

Человек взял его и твердой рукой погрузил в воду.

– Крещу тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Холодная вода полностью охватила Марка, и когда он поднялся над водой, то снова ощутил солнечное тепло. Твердо став на ноги, он увидел, как стоявший рядом с ним человек радуется Господу. К берегу тем временем сбежались люди, и Марку только оставалось стоять и смотреть на море, удивляясь той радости, которую он теперь чувствовал.

Внезапной. Необъяснимой. Абсолютной.

Это было не во сне и не в мечтах. Марк не мог сам вообразить все то, что с ним произошло ночью, или то, что ему сказал незнакомец по имени Параклет. Но самыми удивительными были для него перемены, которые он теперь ощущал в себе, а также решение, которое он принял, – он поверил в то, что Иисус есть Христос, Сын живого Бога. Он чувствовал себя очищенным. Чувствовал себя цельной личностью. Казалось, сама кровь, которая текла по его жилам, несла с собой новую жизнь, новый путь.

Марк наполнил свои легкие свежим воздухом, сделал выдох и почувствовал необыкновенную свободу. Он засмеялся и поднял глаза к небесам, благодаря их всем сердцем. Одновременно он плакал. Неужели это так поразительно просто? Я верю.

Он радостно взглянул на Корнелия, откликаясь на зов Святого Духа, Который жил теперь в нем.

– Что мне теперь делать?

– Тебе нужно вернуться в Ефес.

Эти слова оказались для него подобными физическому удару.

– Что ты сказал?

– Тебе нужно вернуться в Ефес, – повторил Корнелий, слегка нахмурившись.

Марк стоял, как оглушенный, с него стекала вода, и у него было такое чувство, как будто кто-то вырвал у него сердце. Он уставился на Корнелия, но сути, незнакомого ему человека, и жалел о том, что задал ему такой вопрос.

– Зачем ты сказал мне это? – прохрипел он, рассердившись на то, что такая необыкновенная радость так быстро ушла от него.

– Я сказал только то, что мне было велено. «Скажи Марку, чтобы он возвращался в Ефес». – Корнелий участливо положил ему руку на плечо. – Ты знаешь, чего Господь хочет от тебя там?

О, да, Марк знал. Полнота и милость, которые несло с собой это повеление, болью отразились в его сердце, хотя разум еще продолжал бороться против исполнения этой воли Бога.

– Да, я знаю, – хмуро сказал он.

Бог хотел, чтобы Марк простил свою сестру.

33

– Расскажи мне еще какую-нибудь историю, похожую на ту, что ты рассказывала мне вчера, – сказала Юлия, когда Азарь помогала ей расположиться на диване балкона. – Что-нибудь интересное, романтическое.

Хадассе стало грустно. За последние несколько недель она рассказала Юлии столько историй, сколько ей самой рассказывали еще в детстве. Это были истории о Божьей любви и милости, но Юлия судила о них только по тому, насколько они увлекательны. Они не трогали ее сердце. Неужели она и останется такой – ей хотелось только отвлечься от своей болезни, и она оставалось слепой к истине человеческой жизни.

Ей хотелось только чего-нибудь увлекательного. Романтического.

Хадасса стремилась пробудить ее внутренний мир, рассказать ей о Шеоле и сатане, о втором пришествии Иисуса и об осуждении мира, ееосуждении. Неужели Юлия хочет оказаться среди тех, кто всю вечность проведет в огне? Неужели она так слепа к той истине, которая провозглашается с каждым восходом солнца? Христос воскрес, Христос есть Господь. Христос во славе. Христос будет судить этот мир.

– Почему ты молчишь? – спросила ее Юлия.

Если Ты в силе и славе, Господь, почему мне не хватает смелости?

– Расскажи мне какую-нибудь историю, Азарь.

Хадасса медленно вздохнула, пытаясь избавиться от раздражения. Юлия оставалась все такой же требовательной, как и раньше. Опираясь на палку, Хадасса помогла Юлии лечь. Накрыв ее одеялом, она подошла к другому дивану. Садилась она осторожно, потому что боль в ноге снова усилилась. Хадасса вытянула больную ногу и стала ее растирать, видя, что Юлия смотрит на нее и ждет. Хадасса думала о том, какую историю рассказать ей на этот раз.

– Было это в те времена, когда Израилем правили судьи и когда в этой земле настал голод. И вот однажды один человек из Вифлеема Иудейского, что в Иудее, отправился жить в Моав с женой и двумя сыновьями…

Юлия откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, слушая скрипучий голос своей рассказчицы. Где-то она уже слышала эту историю, но ей не хотелось вспоминать, где и от кого именно. Ей только хотелось на какое-то время развлечься.

– Сыновья взяли себе в жены моавитянок; одну из них звали Орфа, а другую Руфь.

Юлия открыла глаза и в смятении посмотрела на Азарь.

– Это та самая история, в которой муж умер, а его жена вернулась в Иудею вместе со свекровью и познакомилась с каким-то земледельцем?

Хадасса замолчала. Она крепко сцепила руки на коленях, всеми силами борясь с закипавшим в ней гневом.

– Да, моя госпожа.

– Я ее уже слышала, – болезненно вздохнула Юлия. – Но все равно, расскажи мне ее. Только пусть тот человек, с которым она встретится, будет не земледельцем, а воином, и пусть там будет несколько сражений. – Когда Азарь ничего не сказала, Юлия повернула голову и озадаченно посмотрела на нее. Азарь всегда выглядела такой спокойной. Поскольку ее лицо было закрыто, Юлия даже приблизительно не могла предположить, о чем она думает. Это и приводило Юлию в смущение. Может быть, Юлия ее обидела? – Ну, хорошо, – сказала она со страдальческим смирением. – Рассказывай так, как тебе хочется.

Хадассе теперь вообще не хотелось рассказывать эту историю! Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, расстроившись от того гнева, который только что испытала. Когда она открыла глаза, то увидела, что Юлия по-прежнему смотрит на нее.

– Ты сердишься на меня?

Она сказала это, как ребенок, который догадывается, что огорчил свою маму. Хадасса хотела было сказать, что это не так, но в последний момент передумала.

– Да, – бесхитростно сказала она, – я сержусь.

Она не знала, чем может кончиться такое признание, но не пожалела о том, что говорит открыто.

Юлия растерянно заморгала.

– Но почему? Потому что я слышала эту историю раньше? Я же не говорила, что она мне не нравится. История достаточно интересная. Я только попросила тебя немного ее изменить, чтобы она была интереснее. – Отвернувшись, Юлия с раздражением добавила: – Но если не хочешь, можешь этого не делать.

– Возможно, ты ее слушала раньше, но ты ее так и не услышала.

Юлия снова взглянула на Азарь, и в ее глазах внезапно вспыхнул гнев.

– Я слышалаее. И я вовсе не дура. Если хочешь, могу сама тебе ее всю рассказать. Мать звали Ноеминь, которая потом сама себя назвала Марой, потому что ей было горько от того, что она потеряла мужа и сыновей. Верно? А земледельца звали Вооз. Смешное какое-то имя. Во-оз. Придумали бы что-нибудь покрасивее. Аполлон, например. Но, по крайней мере, он был красив! А Руфь была прекраснойневесткой, прекрасной женщиной. «Прекрасной женщиной»! Ишачила, как проклятая, делала все, что ей говорила ее свекровь. Как собирать колосья в поле – Руфь. Спать в ногах – Руфь. Выходи потом за Вооза, каким бы старым он ни был. Рожай от него первенца.

Она отвернулась.

– Бедная девочка, ничего-то у нее своего не было, – с презрением сказала она.

– У Руфи была своя голова на плечах. Благородное сердце и ясный ум. И то и другое она посвятила Богу, и Бог благословил ее.

– Это ты так считаешь.

– Благодаря ее браку с земледельцем она стала прабабкой царя Давида. О царе Давиде знают даже в Риме, – парировала Хадасса.

Юлия снова повернулась к Хадассе, скривив губы в усмешке.

– Я, кажется, услышала в твоем голосе гордость, Азарь? И даже презрение?

Краска ударила в щеки Хадассе. Она посмотрела на самодовольное выражение лица Юлии, и ей стало стыдно. Она проявила гордость.Ей стало не по себе от этих презрительных слов Юлии.

– У Израиля, возможно, и был один царь Давид, – заносчиво сказала Юлия, – но у Рима были великие Юлий, кесарь Август, Веспасиан, Тит.Разве не этот совсем юный человек превратил древний Иерусалим в груду камней?

Хадасса очень хорошо помнила Тита.

– Да, моя госпожа, это так.

Когда она тихо произнесла эти слова, Юлия перестала смотреть на нее холодным взглядом. Слегка нахмурившись, она участливо спросила свою собеседницу:

– А где ты была, когда все это произошло?

– Я была там.

Юлия закусила губу и смущенно отвела глаза в сторону.

– Прости, что напоминаю тебе об этом. Иногда я говорю такие вещи, просто не подумав.

Эти неожиданные слова заставили Хадассу удивиться. Была ли Юлия по-прежнему высокомерной и презирающей людей? Или же она стала более чуткой? Может быть, своими резкими словами она просто пыталась скрыть свою ранимость?

Господи, помоги мне. Я всегда любила ее, как сестру. Теперь же я не люблю ее настолько, что мне даже тяжело оставаться с ней в одном помещении. Когда я сижу и слушаю ее бесконечные жалобы и требования, мне хочется закричать на нее и напомнить обо всех тех страданиях, которые она мне причинила. Помоги мне посмотреть на нее Твоими глазами, Отец.