Текст книги "Эхо во тьме"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

– Нет.

– Боги прокляли меня, – сказала Юлия, борясь со слезами, которые, как она знала, Марк не может терпеть. – Ты и сам в этом можешь убедиться.

– Тех богов, о которых ты говоришь, не существует, Юлия. Если ты и проклята, то виной тому твои собственные дела.

Она отвернулась.

– Так вот зачем ты пришел. Чтобы напомнить мне о том, что я сделала. – Она слабо и грустно засмеялась. – Не нужно, Марк. Я и так каждый день смотрю на прожитую жизнь, и мне мучительно больно. И все мои мерзости предстают передо мной так ясно, будто кто-то нарисовал их здесь, на этих стенах. – Она прижала свою истонченную бледную руку к сердцу. – Я помню, Марк. Я все помню.

– А я так хотел бы все забыть.

Она повернулась к нему, и в ее глазах отразилась бесконечная тоска.

– Ты знаешь, почему я отправила Хадассу на арену? Потому что, глядя на нее, я видела всю свою грязь.

Марка будто окатила горячая волна, и он испытал такое чувство гнева, которое толкает человека на безрассудные и жестокие поступки. Он стиснул зубы.

– Я хочу забыть о том, что ты с ней сделала.

– Я тоже. – Темные круги под глазами подчеркивали всю тяжесть ее болезни. – Только это, наверное, невозможно.

– Я либо забуду, либо сойду с ума.

– О Марк, прости меня! Я не знала, что делала.

Его глаза заблестели страшным блеском.

– Ты знала, – сказал он холодно, устав от ее лжи.

Юлия закрыла глаза, ее губы дрожали. Впервые в жизни она была честна перед собой.

– Хорошо, – сказала она дрогнувшим голосом. – Я знала. Я знала, но я была в таком отчаянии, что мне было уже все равно, что я с ней сделаю. Я думала, что если Хадасса умрет, то все будет так, как было раньше. – Она посмотрела на него глазами, полными отчаяния. – Ты можешь это понять?

Марк посмотрел на нее холодным взглядом.

– Ну, и как, все стало, как раньше?

– Ты прекрасно знаешь, что нет. – Юлия отвернулась, не в силах выносить его каменного взгляда. – Я тоже любила ее, Марк, но поняла это только тогда, когда было уже поздно…

– Любила ее? – Марк взглянул на нее горящими глазами. – Ты любилаКалабу.

– Калаба меня обманула.

– Ты сама завязала с ней отношения, с широко открытыми глазами. А ведь я тебя предупреждал,но ты меня не слушала. И теперь не говори мне, что ты ничего не знала. – Марк отвернулся и отошел к балкону, не в силах больше стоять рядом с ней.

Юлия смотрела на его спину, и ей хотелось заплакать.

– Я и не надеюсь на то, что ты поймешь меня. Да и как ты можешь? После того как Хадассы не стало, я почувствовала ужасную пустоту. Не потому, что ты меня проклял и оставил в тот день, а потому что… Потому что Хадасса была единственным человеком, по-настоящему любившим меня.

Марк снова повернулся к ней.

– Меня тошнит от твоей жалости к самой себе, Юлия. А как же отец и мать? Разве они тебя не любили? А как же я?

– Я говорю о другой любви, – тихо сказала она.

Марк нахмурился.

– Ты помнишь, какой она была. Хадасса любила меня такой, какая я есть, а не такой, какой она хотела бы меня видеть. Она не ставила мне никаких условий, не возлагала на меня никаких надежд. Она видела все мои самые худшие качества, и все равно… – Юлия покачала головой и отвернулась.

В комнате повисла тишина.

– И все стало только хуже, – слабо сказала Юлия. – Жизнь полетела в пропасть. – Она посмотрела на него, в ее глазах была мольба о прощении.

– Я не хочу этого слышать, Юлия. – Марк отвернулся. – Я не могу этого слышать.

– Я не знала, чего мне не хватает, пока в моей жизни не появилась Азарь. О Марк, она так похожа на Хадассу. Она…

Марк резко повернулся к ней, и она увидела в его глазах такую боль и такой гнев, которые ему трудно было сдержать. Юлия знала, что виной этому является только она.

– Прости. Прости, Марк, – сокрушенно прошептала она. – Что мне еще сказать?

– Ничего.

Немного помолчав, Юлия только произнесла:

– Если бы я только могла, я бы непременно вернула ее.

Снова наступило долгое молчание.

– Я не смогу жить с тобой под одной крышей, если мы не достигнем хоть какого-то понимания. О Хадассе мы больше говорить не будем. Понятно тебе?

У Юлии было такое чувство, будто Марк только что вынес ей смертный приговор.

– Понятно, – сказала она, и у нее было такое ощущение, будто вместо сердца у нее тяжелый камень.

Снова долгое молчание.

– Ты виделась с матерью в последнее время? – спросил Марк, приподняв брови.

– Вчера утром Азарь проводила меня к ней, – сказала Юлия глухим голосом. – Было приятно посидеть с ней на балконе, закрыть глаза и представить, что все снова идет так, как когда-то…

– Она довольна.

– Кажется, да. Странно, правда? – Губы Юлии дрогнули, будто она боролась с какими-то неприятными чувствами. Несмотря на такой нейтральный разговор, она знала: Марк ее ненавидит и будет ненавидеть ее, что бы он ей ни говорил. Да и может ли быть иначе? Ей же придется с этим смириться. Она теперь только хотела, чтобы он приходил к ней как можно реже. Не видеть его было для нее мучением. Но смотреть на него и чувствовать, какая между ними выросла стена, было просто невыносимо.

Снова открылась дверь, и в покои вошла Лавиния с подносом. Улыбаясь, она тихо переговаривалась с кем-то, кто стоял у нее за спиной. Увидев Марка, она остановилась в дверях, и ее щеки тут же покраснели.

Юлия узнала этот взгляд. Сколько рабынь в доме неравнодушно относилось к Марку? В этом смысле Хадасса была лишь одной из многих.

– Поставь поднос на стол, Лавиния, спасибо. – Девушка быстро послушалась и вышла из комнаты, пропустив Азарь, входящую в покои.

– Господин Марк, – сказала Азарь, – добрый день.

Ее голос звучал тепло и приветливо, и Марк невольно улыбнулся.

– Добрый день, госпожа Азарь.

Своей хромой походкой Азарь прошла к Юлии и отставила в сторону палку. Она дотронулась до плеча Юлии. Это было самое обыкновенное прикосновение и поглаживание пальцами, но Юлия сразу ощутила долгожданную легкость и спокойствие. Она улыбнулась стоящей перед ней женщине с закрытым лицом, а Азарь прикоснулась к ее лбу.

– У тебя снова жар, моя госпожа, – сказала она и взяла влажную примочку, которую отложила в сторону Юлия. Выбросив ее, она взяла свежий платок и окунула его в холодную воду. Отжав, она осторожно приложила его к лицу Юлии.

Юлия снова легла, всеми силами стараясь скрыть от Марка то напряжение, которое в ней еще оставалось. Она протянула руку, и Азарь взяла ее, сев на краю постели. Осторожно убрав влажные волосы с висков Юлии, Азарь повернулась к Марку.

– Только что я заглянула к твоей матери, мой господин. Юлий принес на балкон зерна для птиц. Они прилетают туда и сидят на перилах, а она может смотреть на них.

– Она всегда любила птиц, – сказал Марк, чувствуя радость от ее присутствия. Оно сглаживало напряженность в отношениях между ним и его сестрой.

– В каменной кладке стены видна парочка диких голубей. Наверное, у них там гнездо.

– Помнишь, Марк, как в Риме мама любила работать с цветами в саду и смотреть на птиц, – ностальгически произнесла Юлия. – О Азарь, как бы я хотела, чтобы ты увидела это. Это было так здорово. Тебе бы обязательно понравилось.

Марк вспомнил, как Хадасса выходила ночью в сад и молилась при лунном свете.

– Там были деревья, которые цвели каждую весну, – продолжала Юлия, – и каменная дорожка проходила вокруг клумб. У мамы был даже свой фануму западной стены. – Юлия посмотрела на Марка. – Когда ты вернулся туда, там было все по-прежнему?

– Все по-прежнему, только пусто. Когда я вернулся из Палестины, мне сказали, что мама передала свои права на виллу одному из старых друзей отца, сенатору, с условием, что доход с виллы пойдет в помощь бедным.

– О, – грустно произнесла Юлия, как бы почувствовав боль утраты. – Я была там так счастлива, когда была ребенком. Любила бегать по тем дорожкам. – Мысль о том, что теперь там живут совсем другие люди, повергала ее в уныние. И все же она понимала, что мать поступила правильно. Наверное, она чувствовала такое же удовлетворение, какое испытывала сама Юлия, когда отпускала Прометея на свободу.

Слушая Юлию, Марк тоже вспоминал прошлое. Он вспомнил сестру, юную и жизнерадостную, бегущую к нему, готовую броситься в его объятия. Тогда она еще не знала никаких злых сторон этого мира, с увлечением слушала, как он рассказывал о своих похождениях. Она слушала сплетни своей подруги, Олимпии, умоляла его тайком взять с собой на зрелища. Он согласился, потому что считал тогда ограничения отца неразумными. И теперь он думал, что отец, с его проницательностью, лучше знал Юлию, чем Марк мог тогда предположить. Марк никогда не думал о том, какое воздействие на людей может оказать его собственный пример.

– Ты узнал, кто напал на тебя? – спросила Юлия, и Марк обрадовался тому, что она сменила тему.

– У меня не было ни времени, ни желания преследовать его.

– Но это необходимо сделать, Марк. Он ведь может попытаться снова на тебя напасть.

– В следующий раз, когда я его увижу, я его узнаю. Вряд ли он тогда решится.

– А если ты не успеешь заметить его первым? – спросила Юлия, забеспокоившись. – Но тут может быть и другое. Что, если этот араб просто кем-то нанят? Ведь не просто так он решился на тебя напасть. Тебе нужно найти его и выяснить, в чем дело, чтобы потом уничтожить своих врагов, пока они не уничтожили тебя.

Марк посмотрел на Азарь. Хотя она ничего не сказала и ничего не сделала, он почувствовал, что такой разговор ей не понравился.

– Скорее всего, он просто грабитель, и только, – сказал он, желая переменить тему беседы.

– И все же, Марк, у тебя есть возможность сделать это. Ты мог бы разыскать его, если бы только захотел.

– Именно, еслибы захотел, – подчеркнул он.

Юлия помолчала, видя, что ее беспокойство нисколько его не трогает.

– Я не хотела с тобой спорить или ссориться, Марк. Я только не хочу, чтобы ты снова попал в беду.

Он посмотрел на нее сверху вниз, скривив губы в ироничной улыбке. Той беды, которую она на него навлекла, он уже никогда в своей жизни не испытает.

Поняв его взгляд, Юлия почувствовала внутри легкий холодок. Она опустила голову.

Азарь положила свою руку на руку Юлии и подняла голову. Марк видел, что она смотрит на него. Он не видел ее лица, но чувствовал, что она явно недовольна. Он стиснул зубы, и желваки заиграли на его скулах.

– Мне пора заняться делами, – нетерпеливо сказал он. Кивнув Азари, он направился к двери.

– Ты еще придешь ко мне, Марк? – грустно спросила Юлия.

Марк быстрыми шагами вышел из комнаты.

46

Юлия в конце концов уснула, и Азарь оставила Лавинию присмотреть за ней, а сама отправилась вниз, чтобы в алькове перистиля посидеть в уединении и помолиться. В первую очередь она думала о Рашиде, но при этом она прекрасно понимала, какая ей самой будет грозить опасность, если Марк выследит этого араба. Необдуманный поступок Рашида поставит под удар и Александра.

Хадасса думала о том, стоит ли ей открыться Юлии, и теперь она просила у Господа мудрости и водительства. Она была твердо убеждена, что если скажет Юлии, кто она такая и насколько она знакома с этим арабом, Юлия начнет думать, что кто-то строит козни против членов ее семьи. В прошлом даже самых пустых подозрений со стороны Юлии было достаточно, чтобы она начинала наносить жестокие ответные удары. И если сейчас ее подозрения будут расти, беда постигнет всех. И что тогда станет с Юлией?

«Остановись и познай, что Я Бог», – сказал ей живущий в ней Дух. И она послушно стала ждать Его воли, не питая при этом никаких надежд.

Хадасса услышала, как кто-то из слуг открыл входную дверь и поприветствовал Марка. Она забеспокоилась. Навестив Юлию, Марк ушел из дома, и его не было весь вечер. Проходя через переднюю, он повернул голову в ее сторону, увидел ее и остановился. Она прислонилась спиной к стене небольшого алькова, ее сердце снова сильно забилось.

Отстегнув золотую брошь, Марк передал рабу свой плащ. Когда он входил в перистиль, она встала.

– Пожалуйста, сиди, – сказал ей Марк и сел на другой конец мраморной скамьи. Откинувшись назад, он глубоко вздохнул и прижал ладонь к раненому боку.

Хадасса всмотрелась в его бледное и уставшее лицо.

– Твоя рана…

– Пустяки, – отрывисто произнес Марк. – Перед тем как я ушел, Юлий дал мне другую одежду.

– Ты бы сначала залечил ее как следует.

– Я не привык долго сидеть на одном месте.

– Это видно.

Он услышал, как доброжелательно она говорит с ним, и улыбнулся. Оглядев небольшой альков, он вспомнил, как часто он сидел здесь с Хадассой. Она нередко приходила сюда поздним вечером или ранним утром, чтобы помолиться.

– Спасибо тебе за то, что ты навестил Юлию, – сказала Хадасса.

Вернувшись в настоящее, Марк посмотрел на Азарь.

– Не очень-то приятным был этот визит, – сухо сказал он. Ему казалось странным то, что он чувствовал себя очень уютно и спокойно, общаясь с этой женщиной, которую едва знал. И с каждой встречей она интриговала его все больше.

– Это только начало.

– Хочешь сказать, что я должен продолжать эти встречи? – Его губы скривились в сардонической улыбке. – Не думаю, что мне стоит это делать. – Его эмоции в этот вечер еще не улеглись. Перед глазами стояло лицо Юлии, бледное, вытянутое, глаза, умоляющие его о том, что он вряд ли мог ей дать. – Может быть, будет лучше, если я оставлю ее в покое.

– Лучше для кого?

– Ты прямолинейна, – сухо сказал он. – Не такое уж плохое качество. Есть воспоминания, которые лучше похоронить навсегда.

Хадасса очень хорошо его понимала. Ей самой пришлось выбросить из памяти многое из того, что Юлия сделала с ней и с другими людьми. Это было нелегко. Даже когда она во всем полагалась на Господа, в ее жизни оставались моменты, когда приходилось вести тяжелую внутреннюю борьбу. И все же, когда она меньше всего этого ожидала, Юлия удивляла ее тем, что производила на нее самое приятное впечатление. Марку нужно было это увидеть, ему необходимо было об этом напоминать.

– Какой была твоя сестра в детстве?

Марк улыбнулся горькой улыбкой.

– Восхитительной.

– Расскажи мне о ней.

И Марк стал рассказывать, начав с самых ранних лет, когда они еще жили в Риме, о ее непосредственности, ее жажде жизни, о том, как она легко смеялась и радовалась всему. По мере того как он рассказывал, его печаль усиливалась, потому что он тогда любил свою сестру, гордился ею, боготворил ее.

– А потом она познакомилась с Калабой, – сказал он. – Ее с ней познакомила Олимпия. О Калабе я слышал задолго до этого. В Риме она была хорошо известна. Ходили слухи, что она убила собственного мужа, но никто не смог этого доказать. У нее были друзья в самых высших кругах. И Юлия была не первой и, думаю, не последней, кого она развратила своим влиянием.

– Ты хочешь сказать, что развращенность Юлии была результатом влияния Калабы? – тихо спросила Хадасса.

Марк посмотрел на нее и увидел в ее взгляде своего рода вызов. Кивнув головой, он глубоко вздохнул и откинул голову назад.

– Отчасти виноват и я, – признался он.

– Насколько, мой господин?

– Я познакомил Юлию со зрелищами, с тем, что мой отец ненавидел больше всего. Я думаю, что он вообще был бы счастлив изолировать Юлию от этого мира. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что в известной степени он был прав. Есть люди, которые понимают развратность того, что они видят, и тут же отворачиваются. А другие становятся равнодушны к страданиям других. Они хотят все больше удовольствий и ни в чем не находят удовлетворения. Юлия как раз из числа таких.

– Ты больше не посещаешь зрелища?

– Уже давно. Однажды я внезапно утратил к ним всякий интерес. – Точно так же, как он утратил интерес ко многому из того, что раньше его привлекало и тянуло к себе.

Какой была та жизнь, которой жила Хадасса? Теперь он разделял ее веру…

Но если бы она осталась жива, ты бы никогда не отправился на поиски Бога.

От этой внезапной мысли Марку стало не по себе.

– Ты выглядишь каким-то озадаченным, мой господин.

– После того как я побывал в Галилее, во мне многое изменилось.

– В Галилее, мой господин?

Он засмеялся.

– Ты удивлена. Это и понятно. Меня все сочли ненормальным. Зачем это римлянин по своей воле отправляется в Палестину? – Улыбка исчезла с его лица. – Но у меня на то были свои причины. И я отправился в порт Кесарию, потом в Иерусалим. Это просто город смерти. Долго я там оставаться не мог. Потом я провел несколько недель в Иерихоне, в одной иудейской семье, а затем отправился в Наин. – Он улыбнулся своим воспоминаниям о старой Деборе.

– В Наин?

– Ты слышала об этом селении? Удивительно. Всеми забытое место: одна только пыль, да несколько лачуг. Там одна пожилая женщина направила меня к Галилейскому морю. – Он заметил, как Азарь тесно сжала пальцы рук, и ему стало интересно, чем это ее так увлекла его история.

– Зачем ты туда отправился? – спросила она.

– В этом доме когда-то жила одна юная рабыня, – сказал Марк, оглядываясь вокруг. – Она верила в то, что Иисус Христос есть Сын живого Бога. Вот я и решил узнать, действительно ли Он существует.

– И как, узнал?

– Да, – улыбнулся он, – и это произошло в тот самый момент, когда я потерял всякую надежду. Передо мной появился некто Параклет, который ответил на мои вопросы. Он сказал мне, чтобы я отправился в Капернаум и подошел к человеку, который будет сидеть у городских ворот. И там действительно оказался такой человек по имени Корнелий. Он крестил меня в Галилейском море и сказал, что Бог хочет, чтобы я вернулся в Ефес. Вот я и… – он развел руками как бы в оправдание, – вот я и здесь.

– О мой Господь, – пробормотала она, и ее голос, в котором было столько теплоты и радости, напомнил Марку о его собственной радости в тот момент, когда он выходил из воды. – Я не знала.

Он сухо засмеялся.

– Да и к чему тебе знать об этом? Я все равно не могу назвать себя христианином.

– Но Господь верен, Марк. Он сделает из тебя Свой сосуд.

Его улыбка снова погасла.

– Если я только прежде не разобью его на мелкие кусочки. – Марк наклонился вперед, положив локти на колени. – Я знаю, чего Бог хочет от меня. Но я совершенно не хочу этого делать. По крайней мере, не сейчас. А может быть, и вообще никогда.

По ее щекам потекли слезы. Она наклонилась вперед и взяла его руки в свои, дрожащие.

– Своими силами мы не можем делать ничего. Свою волю в нас творит Бог.

Та любовь, с которой она произнесла эти слова, отозвалась в нем удивительным теплом. Ее руки были сильными и в то же время нежными. Он не хотел уходить от нее. И его глаза горели, потому что Юлия была права: Азарь была очень похожа на Хадассу. Его сердце забилось чаще. Как бы он хотел увидеть ее лицо!

Хадасса медленно убрала от него свои руки и отклонилась назад.

Марк смотрел, как Азарь положила руки на колени. Он чувствовал, насколько она напряжена, и хотел, чтобы она успокоилась и поговорила с ним так, как она говорит с его сестрой.

– Мне бы хотелось больше узнать о тебе, – тихо сказал он ей.

– Ты уже знаешь меня достаточно хорошо, мой господин.

Он слегка улыбнулся и наклонил голову. Такая улыбка разбила сердца множества других женщин.

– Я знаю только, что ты лечила больных, помогая Александру Демоцеду Амандину, но не более того.

– Я здесь, чтобы помогать Юлии, мой господин.

– А-а, да. Юлия… – Марк вздохнул и откинулся назад, к стене.

– Ты говорил ей о том, что принял Иисуса как Спасителя, мой господин?

– Какая интересная тема для разговора, – тихо засмеялся он. – Нет.

– Почему нет?

– Потому что она все равно никогда в это не поверит. Я даже не уверен, веришь ли в это ты. Может быть, это вообще был только сон и ничего на самом деле не было. То, что я чувствовал в Галилее, я совершенно не чувствую здесь.

– А что ты чувствуешь?

– Нелады с собственной жизнью.

– Это потому, что ты больше не принадлежишь этому миру.

Марк скривил губы в усмешке.

– Такое чувство у меня появилось задолго до того, как я отправился в Палестину, Азарь. Это мое недовольство живет со мной давно, сколько я себя помню.

– Бог избирает Себе детей с самого начала. С самого рождения в тебе живет жажда живой воды, Марк. И пока ты не начал искать Христа, ты никак не мог заполнить ту пустоту, которая была в тебе. Это может сделать только Иисус. И я молюсь о том, чтобы Юлия тоже стала одним из Его детей.

– Сомневаюсь, что из этого что-то получится.

– Тогда почему она так страдает?

– Потому что умирает от той болезни, в которой сама виновата. Не надейся на то, что она хоть чуточку жалеет о своих прошлых делах.

– Но разве твоя сестра не может испытывать тот же голод, который всю жизнь не давал покоя тебе?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Но разве для тебя есть сейчас что-то более важное, чем необходимость простить свою сестру?

– Я не хочу об этом говорить!

– Она плоть от твоей плоти. Если ее страдания – это воля Божья, они приведут к покаянию, которое откроет ей путь к спасению.

– А если нет? – с холодным вызовом спросил Марк, пришедший в негодование от того, что она возражает ему.

– Тогда она умрет, так и не узнав Христа. Она предстанет перед Всемогущим Богом и будет судима за свои грехи. Ты этого хочешь, Марк? Чтобы Бог осудил ее и навеки бросил в море огня?

Разочарованный, Марк отвернулся, стиснув зубы.

– Мой господин, – мягко сказала Азарь, – Бог повелел тебе вернуться домой, чтобы ты поделился с Юлией Благой Вестью.

– Тогда тысообщи ей эту весть.

– Я говорю ей об этом. Я говорю ей Благую Весть постоянно. И буду говорить столько, сколько мне позволит Господь.

Он услышал в ее голосе слезы.

– Если она жаждет Бога, она найдет Его так же, как это сделал я.

– Без твоего прощения, Марк, этого не произойдет.

– Пусть Бог простит ее!

– Он обязательно простит ее, если только она попросит Его об этом, но иногда людей надо брать за руку и подводить к этому, потому что сами они боятся сделать такой шаг. Возьми же ее за руку.

Марк сжал кулак.

– Чтоб тебе пропасть! – прошипел он. – Чтоб тебе пропасть за все, что со мной стало.

Пораженная и уязвленная, Хадасса замолчала.

Он почувствовал ее смятение и опомнился.

– Прости, – сказал он, закрыв глаза. – Я сержусь не на тебя. Бог требует от меня слишком многого.

– Разве? Иисус простил тех людей, которые вбивали гвозди Ему в руки и ноги. Он простил тех, кто смеялся над ним, когда Он висел на кресте. Он простил даже Своих учеников, когда те оставили Его. А мы разве не так себя ведем, Марк? Разве мы не грешим, не боимся? Разве мы не слабы в своей вере? Но Иисус все равно любит нас и указывает нам путь к настоящей свободе, к ее истинному смыслу. – Хадасса слегка наклонилась вперед, и Марк почувствовал ее искренность. – Бог простил тебя для того, чтобы ты простил ее.

Марк встал, раздосадованный тем, что ему снова приходится так страдать. Он надеялся на то, что проведет несколько минут в интересной беседе, но вовсе не на то, что услышит слова, которые пробудят в нем совесть и освежат мучительные воспоминания.

– Ты знаешь о прошлом Юлии только отчасти, Азарь. Я знаю все.Если бы и ты знала обо всем, что Юлия натворила, ты бы поняла, почему я испытываю к ней такие чувства.

– Так расскажи мне все.

– Лучше всего этого не трогать!

– Лучше ли?

– Юлия и сама может во всем исповедаться. И если она нуждается в прощении, то пусть обратится за ним к Богу!

Марк повернулся и пошел прочь, Хадасса смотрела ему вслед. Чувствуя тяжесть в сердце, она склонила голову для молитвы. Она долго еще сидела в алькове, когда все в доме уже уснули. Потом она, наконец, встала и сама отправилась спать.

Марк же, чувствуя себя бесконечно одиноким, стоял в тени верхнего коридора и наблюдал за ней.

47

Марк сидел с матерью на балконе и рассказывал ей о своих делах, глядя на голубей, клюющих хлебные крошки, которые приготовил для них Юлий. Марк держал мать за руку, поглаживал ее и думал о том, как было бы хорошо, если бы мать говорила достаточно ясно, чтобы он мог ее понимать. Когда он впервые увидел ее после возвращения домой, она все время повторяла: «Ха… да…». При этом она пристально смотрела ему в глаза, и он понимал, что она хочет сказать ему что-то очень важное. Но постоянное напоминание о Хадассе приносило Марку только боль. И мать наверняка это понимала, потому что совершенно перестала напоминать ему о ней.

– Ю… ли-и… – сказала она ему на этот раз.

– Я виделся с Юлией и говорил с ней, мама, – сказал Марк, не добавляя больше ничего. – Азарь заботится о ней.

Феба удовлетворенно промычала. Марк понимал, что она старается донести до него свои мысли и расслабляется только тогда, когда добивается своего. Он увидел, как она расслабилась сейчас, откинувшись на спинку своего кресла. Ее губы были слегка перекошены, и Марк, поцеловав ей руку, замолчал, не зная, о чем еще говорить.

Каждый раз, приходя к матери и усаживаясь рядом, Марк с трудом находил тему для разговора. Да и что утешительного мог он ей сказать? Что в доме все хорошо? Что он счастлив? Она понимала, что это не так. В то же время он чувствовал, что в нем происходит тяжелая борьба и что об этом тоже пока лучше никому не говорить. Как мать, скованная тяжелой болезнью, могла ему помочь? Ей от его откровений стало бы только хуже.

Феба наблюдала за своим сыном и знала, что у него не все хорошо. Она чувствовала его беспокойство. Ей было ясно, что его молчание свидетельствовало о его беспокойном сердце, а вовсе не о том, что у него все в порядке. Марк не знал, что Юлий рассказывал ей обо всем, что происходит в доме. Фебе было известно, что Марк виделся с Юлией. Она также знала, что он ее до сих пор не простил. Юлий рассказал ей о том, как Марк сообщил сестре о своем решении забыть прошлое. И Феба знала, почему. Марк не хотел смотреть прошлому в глаза.

Феба часто молилась в те минуты, когда он сидел рядом с ней, на балконе . Что я еще могу сделать, Господи? Пусть Дух даст мне нужные слова. Молю Тебя всем сердцем за своих детей. Я готова отдать за них всю свою жизнь, но кто знает о такой любви лучше, чем Ты? Ты уже отдал за них Свою жизнь. О Боже, если бы они только могли видеть, знать, понимать. О, если бы я только могла дожить до того дня…

– Азарь меня просто интригует, – сказал тем временем Марк, оторвав мать от молитвы. – Мне бы хотелось больше узнать о ней, но она все время уходит от этой темы.

– Ю…л-и-и…

– Да. Юлия. Азарь не отходит от нее, пока она не уснет. Я так понимаю, что Азарь и к тебе приходит каждый день.

Феба в ответ закрыла глаза и снова открыла их.

– Наверное, она молится за тебя.

И снова Феба закрыла и открыла глаза.

– Видимо, молитва – ее самое любимое занятие, – сказал Марк, слабо улыбнувшись. – Каждый раз вижу, как она тихо сидит в алькове перистиля и молится. Точно так же делала и Хадасса. Несколько дней назад она так молилась всю ночь. – Помолчав немного, он добавил: – Я обидел ее.

Чувствуя внутреннее беспокойство, он поцеловал руку матери, положил ее ей на колено и встал. Голуби взлетели. Подойдя к перилам, Марк посмотрел на город.

– Мне, наверное, надо поговорить с врачом. Видимо, я так и не получу от нее тех ответов, которые я хотел бы услышать.

Феба ничего не сказала. Она уже давно поняла, что у Хадассы есть свои причины не раскрывать себя. И какими бы ни были эти причины, они были связаны с Божьей волей. И если будет воля Господа на то, Марк узнает, что Хадасса жива, и Феба знала, что Господь в свое время даст Хадассе возможность открыть свое лицо.

На балкон вышел Юлий.

– Извини, что вмешиваюсь, мой господин, но к тебе гости. Ездра Барьяхин и его дочь, Тафата.

Удивившись и обрадовавшись, Марк наклонился, чтобы поцеловать мать.

– Я потом вернусь. Это те люди, о которых я тебе рассказывал, они приютили меня в Иерихоне.

Феба закрыла и открыла глаза. Если бы не они, Марк погиб бы по дороге в Иерихон. Ей хотелось узнать, о чем они будут беседовать. Когда Марк ушел, Феба посмотрела на Юлия. Он, казалось, читал ее мысли.

– Я сам их обслужу, – улыбнувшись, сказал он и жестом приказал Лавинии остаться с Фебой.

* * *

Марк быстро спустился по ступеням. Увидев своих друзей, он радостно засмеялся. Ездра, стоявший в центре передней, казалось, почти не изменился. Совсем другое дело – та девушка, которая стояла рядом с ним.

– Ездра! – воскликнул Марк, пожимая руку иудейскому гостю в знак теплого приветствия. – Как я рад тебя видеть!

– И я тебя, Марк, – ответил Ездра, пожимая ему руку в ответ.

Марк оглядел стоявшую рядом девушку. Подойдя, он протянул к ней руки. Она взяла их своими слегка дрожащими руками.

– Тафата, а ты стала еще краше, чем была, – улыбаясь, сказал ей Марк и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку в знак приветствия.

– Ты благополучно добрался до дома, мой господин, – сказала она. – Мы хотели в этом убедиться.

– Да, больше у меня в пути таких происшествий не было, – улыбнулся Марк. – Пойдемте в триклиний. Юлий, прикажи накрыть стол. Никакой свинины, и пусть принесут лучшего вина.

Марк наблюдал, как Тафата оглядела изысканно обставленное помещение, украшенное римскими вазами, коринфским стеклом, мраморными столами и диванами, после чего снова стала смотреть на него. Он не раз видел такой взгляд у других женщин и понял, что чувства девушки к нему с тех пор, как он был в Иерихоне, не прошли. Он почувствовал, как часто забилось его сердце, и понял, что и его сильно влечет к ней.

– Пока вы будете в Ефесе, мой дом – ваш дом, – сказал Марк, жестом пригласив Ездру на самое почетное место. – Твоя жена с тобой?

– Иосавеф умерла вскоре после того, как ты покинул Иерихон, – сказал Ездра, усаживаясь поудобнее. Потом он протянул руку Тафате, и она села рядом с ним.

Марк выразил свои соболезнования, и они немного поговорили о жене Ездры.

– Что привело вас в Ефес?

– Дело огромной важности, – сказал Ездра, снова улыбнувшись. – Но прежде чем я расскажу, мне хотелось бы поговорить с тобой еще кое о чем.

– Я потом долго вспоминал наши споры, мой друг. Можете оставаться здесь, у нас. Места здесь достаточно. И можете заниматься здесь своими делами.

– Ты нашел Бога? – прямо спросил Ездра.

Марк с минуту молчал, чувствуя, насколько важен этот вопрос. Ездра и Тафата смотрели на него и ждали ответа, и он знал, что от его ответа будет зависеть, останутся они у него, или нет, будут ли они ему доверять, или нет.

– Ты ведь помнишь, о Ком мы часто говорили у тебя на крыше, – сказал Марк.

– Об Иисусе, – кивнув, сказал Ездра.

Марк рассказал о своем путешествии в Наин, о Деборе, которая отправила его к Галилейскому морю, где он встретился с Параклетом. Он рассказал, как потом спешно отправился в Капернаум, где встретил ожидавшего его Корнелия.

– И потом я поверил, что Иисус есть Христос, после чего был крещен во имя Его.

– Это добрая весть! – засмеялся Ездра. – Я крестился во Христа только после того, как нашел церковь в Антиохии. К этому времени и Тафата приняла Господа, а с ней и Варфоломей.