Текст книги "Эхо во тьме"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)
Пока он разговаривал с Магонианом настолько тихим голосом, что ничего было не разобрать, Хадасса испытывала сильные сомнения.
– Нет! – неожиданно в волнении воскликнул Магониан. – Если ты не можешь мне гарантировать того, что она выживет, я на это не соглашусь. Для меня прежде всего важна ее жизнь, а не ребенка. Я не позволю рисковать ее жизнью!
– Тогда остается один, единственный путь, – Александр оглянулся на Хадассу, как бы не зная, говорить дальше или нет. Потом его лицо напряглось, он снова повернулся к Магониану и заговорил тише. Хадасса видела только, что лицо хозяина дома побелело еще больше и он, видимо, от сильного потрясения, медленно закачал головой.
– Ты уверен? И ничего другого ты сделать не сможешь? – Александр покачал головой, и Магониан медленно кивнул ему. – Ну, тогда делай, что считаешь нужным. Только, перед всеми богами, делай все быстрее, чтобы она больше не страдала.
Чувствуя, как у нее колотится сердце, Хадасса наблюдала, как Александр достает из своей сумки инструменты. У нее свело живот от страха. Она смотрела, как Александр велел Рашиду пододвинуть стол к ногам постели. Потом врач повернулся к ней.
– Приготовь ей сильный раствор мандрагоры, а потом выйди. Мне поможет Рашид.
– Но от мандрагоры она уснет.
– При том, что я буду делать, ей лучше всего уснуть. – Александр приготовил крючковатый нож, декапитатор, краниокласт и эмбриотом.
Хадасса встала и преградила ему путь к постели.
– Что ты собираешься делать такого, что мне нужно выйти отсюда? – спросила она, вцепившись ему в руки и посмотрев на жуткие инструменты.
Александр наклонился к ней и прошептал:
– Она умрет, если я не умерщвлю ребенка.
– Ты собираешься его умертвить? – пораженно спросила Хадасса. Она снова посмотрела на инструменты и поняла, что Александр собирается расчленить ребенка и вытащить его из утробы. – Но ты не можешь этого сделать, Александр.
Он схватил ее за руку и решительно отвел в сторону. Поставив ее перед собой, он заговорил с ней так тихо, чтобы слышать его могла только она одна:
– Ты хочешь, чтобы умерли и она, и ребенок? Ребенок не может выйти. Понимаешь ты или нет? При том положении, в каком он находится, он не можетродиться.
– Тогда поверни его сам.
– Я не могу, – убежденно сказал он. При этом он показал ей свои руки, чтобы она увидела, какие они у него большие. – Может, ты сможешь?
– Но ты не должен идти на такое, Александр.
– Да, мне тяжело на это пойти, может быть, еще тяжелее, чем тебе, – сказал он с отчаянием в голосе, и в его глазах отразилась безысходность. – Но ничего другого теперь не остается. Роды слишком затянулись. И жизнь матери в такой ситуации важнее жизни ребенка.
– Для Бога они оба важны.
– Выйди и подожди, пока я тебя не позову. Я знаю, что ты не вынесешь такой операции. И лучше тебе не видеть всего этого. А после операции ты сможешь позаботиться о ней.
Он уже хотел идти к постели, но Хадасса неожиданно схватила его за руку.
– Прошу тебя, Александр!
– Слушай, если у тебя есть конкретные предложения, я готов тебя выслушать. Если нет, отойди и не мешай мне. Медлить больше нельзя. – В этот момент, как бы в подтверждение его правоты, Антония закричала снова.
Хадасса видела, что Александр сам не хочет делать то, на что он решился, но он считал, что это единственный путь спасти Антонию. Хадасса покачала головой.
– Нам нужно молиться.
– Молитва ее не спасет! Мне лучше знать, что надо делать.
Хадасса понимала, что у ребенка совсем мало шансов выжить.
Далее если он родится, вероятность, что он умрет, останется очень высокой. Настолько высокой, что, согласно закону, его нельзя будет похоронить в пределах городских стен и ему не успеют дать имя. Таких детей можно было только отнести в сад при вилле и смешать с кучей мусора. Существовала даже традиция помещать тело новорожденного в фундамент нового здания!
Хадасса взглянула на Хабинну и поняла, что на его поддержку рассчитывать не придется. Он думал только о жизни своей жены.
Уловив ее взгляд, Александр снова схватил ее за руку.
– Я не имею права дать ей умереть, Хадасса. Ты представляешь, что за человек ее муж? Это один из самых богатых людей в Ефесе. Он сидит за одним столом с проконсулом. Если его жена умрет у меня на руках, моей медицинской карьере конец.Понимаешь ты? Конец!Она рухнет, так толком и не начавшись. Мне придется уйти из этого города и искать работу где-нибудь еще.
Хадасса посмотрела ему прямо в глаза.
– Не стремись уничтожать человеческую жизнь. Проси помощи у Того, Кто сотворил и Антонию, иее ребенка.
Александр отступил от Хадассы. Он не видел ее лица, закрытого покрывалом, но прекрасно слышал ее решительный тон.
– Тогда я умоляю и Его, и тебя. Обратись к своему Богу. Умоляю тебя, сделай это, – еле слышно сказал Александр. – Но молись искренне и поторопись,пусть Он услышит тебя как можно быстрее, потому что я не смогу дать тебе больше времени, чем столько, сколько я буду готовиться к операции. – Александр отвернулся от нее, и тут его охватил липкий страх. Если бы был другой способ спасти Антонию, он воспользовался бы им. Но отсутствие времени не оставляло ему выбора. Он расчленит ребенка и сдавит ему череп, чтобы удалить его из тела роженицы – и если он не проявит осторожности и не сделает это очень быстро, она все равно может умереть. И никому потом не объяснишь, что его вызвали в самый последний момент. Вся вина ляжет на его плечи.
Когда Александр перевел взгляд на свои инструменты, сердце Хадассы разрывалось от отчаяния. Александр всегда полагался только на свои знания, на то, чему его учили. Но сейчас этого было недостаточно.
Хадасса вернулась к Антонии. Начались очередные схватки, и женщина начала жалобно стонать, а по мере усиления боли снова вцепилась в одеяло. У нее уже просто не осталось сил, чтобы кричать.
– Мой ребенок, – стонала она. – Спасите моего ребенка.
– О, Боже, прошу Тебя… – произнесла Хадасса и положила руку на огромный живот Антонии. Ее губы шевелились, хотя никто не слышал ее слов, пока она взывала к Господу, прося Его вмешаться.
О, Боже, Ты – Творец этой женщины и ее ребенка. Спаси их обоих! Сделай так, чтобы они остались живы. Сделай так, чтобы Александру не пришлось делать то, что он собирается сделать, чтобы он не брал на себя такой грех. Прошу Тебя, Иисус, пусть они увидят Твою силу и Твою любовь.
Антония издала истошный крик. Хабинна инстинктивно устремился к постели, и Рашид, встав у него на пути, прижал его к расписанной фреской стене, не думая уже о том, как он обращается с таким влиятельным человеком.
Слушая стоны Антонии, Хадасса заплакала.
– Прошу Тебя, Иисус, – шептала она, двигая руками над тем местом, где находился ребенок. – Прошу Тебя, Господи, услышь нас. Смилуйся над ней и ее ребенком. Поверни ребенка и дай ему возможность выйти.
Ребенок зашевелился.
Хадасса слегка прикоснулась к животу Антонии и почувствовала, что ребенок поворачивается – медленно, плавно, как будто его ведет какая-то невидимая рука. Она заплакала еще сильнее, но теперь это были слезы радости.
Антония снова закричала, но теперь это был другой крик, и Александр, который стоял рядом, со своим кривым ножом в руках, видя происходящее, выронил его из рук.
Хабинна прекратил кричать и бороться с Рашидом.
– Что случилось? – воскликнул он.
– Ребенок повернулся, – ответил Александр, не в силах скрыть радости в голосе. Теперь надо было действовать так, как обычно действуют при принятии родов. Александр поставил одно колено на край постели и наклонился вперед. Тут прошла очередная схватка, и в это время ребенок плавно вышел из утробы Антонии. Женщина издала порывистый выдох и откинулась на спину.
Глядя на ребенка, оказавшегося в его руках, Александр засмеялся.
– У тебя сын, Магониан! – сказал он голосом, в котором слышались священный трепет и облегчение. – Подойди, посмотри на него, – позвал он, отрезая пуповину.
Хадасса отошла от постели, чувствуя, как ее бьет сильная дрожь.
Рашид отпустил Хабинну, и делатель идолов, застыв на мгновение, услышал крик своего сына. Ливилла взяла новорожденного из рук Александра.
– Сын, Хабинна, – прошептала Антония, не в силах даже пошевелиться. – Я подарила тебе сына… – Она попыталась приподняться, чтобы посмотреть на младенца, но у нее не было сил. Она осталась лежать, прикрыв глаза.
Едва взглянув на ребенка в руках Ливиллы, Хабинна опустился на колени перед постелью. Увидев кровь на простыне, он уткнулся лицом в постель возле плеча Антонии. Его плечи затряслись.
– Больше никогда. Клянусь тебе. Больше ты никогда не пройдешь через такое.
– Позаботься о ребенке, – сказал Александр Хадассе, массируя живот Антонии, чтобы вышла плацента. – А я позабочусь о ней.
Ливилла передала ребенка Хадассе и отошла, глядя на все круглыми глазами. Она сильно дрожала, и Хадасса нахмурилась, думая, что случилось со служанкой.
Хадасса бережно омыла ребенка теплой водой. Потом она осторожно положила его на мягкое чистое белье и натерла крохотное тельце солью, чтобы предотвратить инфекцию. Вспоминая о том, как ее мама натирала Лию, она проделала то же самое. Ласково разговаривая с ним, она завернула малыша так плотно, что он стал похож на маленькую мумию. Потом она взяла небольшой кусок материи и обвязала им головку мальчика так, чтобы закрыть подбородок и лоб. Потом она взяла его на руки и понесла к маме.
Хабинна встал и подошел к ней.
– Ливилла отнесет его к кормилице.
– Нет, ему не нужна кормилица. Ему нужна мама, – сказала Хадасса, склоняясь над постелью. – Антония, – нежно сказала она, поглаживая лоб молодой мамы, – это твой сын. – Улыбнувшись сонной улыбкой, Антония слегка повернулась в их сторону, и Хадасса положила младенца рядом с ней. Антония тихо засмеялась от радости, когда ребенок прильнул ротиком к ее груди. Но в следующее мгновение от ее радости не осталось и следа.
– У меня нет молока, – сказала Антония, подавляя слезы и собираясь с последними остатками сил.
Хадасса нежно потрепала ее по щеке.
– Не волнуйся. Появится. – Но глаза Антонии уже слипались.
В комнате наступила тишина. Хадасса продолжала поглаживать Антонию по щеке, благодаря Бога за то, что Он спас и ее, и ее сына. Ее охватила радость, и ей захотелось петь те песни хвалы, которые она пела когда-то, но те шрамы, которые остались у нее от львиных когтей и зубов, не просто изуродовали ее. Инфекция, занесенная с этими ранами, повредила и ее голос. Однако Хадасса понимала, что это не такая уж большая трагедия. Бог услышал ее молитву. И теперь Он слышал, как поет ее сердце.
Сдерживая слезы, она подняла голову. Хабинна Аттал Магониан стоял по другую сторону постели, пристально глядя на нее. И в его глазах она увидела то же самое, что минутой раньше увидела в глазах Ливиллы, – страх.
Закончив перевязывать Антонию, Александр отошел от постели. Он сказал Ливилле, что нужно делать, когда она будет ухаживать за своей хозяйкой. Отвернувшись от пристального взгляда Магониана, Хадасса подошла к Ливилле, которая поклонилась ей. Хадасса велела ей раз в день менять младенцу пеленки.
– Тщательно вымой его, а потом снова натри солью. После этого запеленай так, как я это делала. Не отдавай его кормилице, пусть о нем заботится мама.
– Я сделаю все, как ты сказала, моя госпожа, – ответила Ливилла, снова поклонясь Хадассе.
Хабинна тем временем говорил о чем-то с другим своим слугой. Он подошел к Александру и Хадассе, когда те укладывали свои инструменты, к которым так и не притронулись.
– Я так и не узнал, как тебя зовут.
Александр назвал себя, но промедлил с ответом, когда Хабинна спросил о Хадассе.
– Это моя помощница, – ответил он, так и не назвав ее имени по причине, которую он и сам не смог бы объяснить. Потом он посмотрел на Рашида. – Все, мы можем идти, – сказал он ему, – помоги ей.
Когда Рашид подхватил Хадассу под руки, Александр повернулся к Магониану, не обращая внимание на мягкий протест Хадассы, которую Рашид выводил из комнаты.
– Почему такой богатый человек, как ты, обратился за помощью к врачу, который принимает бедных людей возле бань? – спросил Александр, побуждаемый одновременно любопытством и желанием отвлечь внимание Хабинны от Хадассы.
– Каттул уехал из Ефеса, – сказал ему Магониан, и Александр вспомнил имя известного врача. Каттул был известен как один из самых искусных врачей в городе, который лечил только богатых и знатных людей. – Я слишком поздно узнал о его бесчестии, – хмуро произнес Хабинна. – Поэтому я и послал служанку найти какого-нибудь другого врача, который мог бы помочь. Я не знаю, каким образом она вас разыскала, но теперь я благодарю богов за то, что она это сделала.
«Бог не зря послал ее к нам», – сказала Хадасса, когда они шли сюда. Александр нахмурился. Действительно ли это было так?
– Позаботься о том, чтобы она оставалась в тепле, – сказал Александр, кивнув в сторону Антонии. – Ей нужно как следует отдохнуть. Завтра я приду, посмотрю, как у нее дела.
– А она придет с тобой? – спросил Хабинна, кивнув в сторону двери, через которую только что вышли Рашид и Хадасса.
– Если не хочешь, то не придет, – настороженно ответил Александр.
– Я бы хотел увидеться с ней и больше о ней узнать.
Александр весь напрягся, и сумка едва не выпала у него из рук.
– А что именно ты хотел бы узнать?
– Я своими глазами видел, что она делала. Эта женщина обладает огромной силой. Кто она? Какому Богу она служит?
Александр снова помедлил с ответом, испытывая определенную неловкость. Вхож ли стоящий перед ним человек в те же социальные круги, что и бывшие хозяева Хадассы? Если да, то не подвергнется ли она опасности, узнай он сейчас о ней всю правду? Хозяева Хадассы отправили ее умирать на арену. И если они узнают, что она жива, не схватят ли они ее снова, чтобы опять отправить туда же?
– Кто она? – снова спросил Хабинна.
– Она сама расскажет тебе, если захочет, – ответил Александр, направляясь к двери. У дверей стоял слуга Хабинны, держа в руках небольшую шкатулку.
– Подожди, – сказал Хабинна. Он взял шкатулку из рук слуги и протянул ее Александру. – Это тебе за работу, – сказал он.
Шкатулка была тяжелой.
– Проследи, чтобы врач благополучно добрался до дома, – сказал Хабинна слуге, а другому слуге приказал пододвинуть свою постель так, чтобы он мог находиться рядом с женой и сыном.
Когда Александр вышел, его уже ожидал паланкин, который предоставил ему Хабинна. Когда рабы понесли паланкин, врач плотно закрыл полог и устало откинулся на подушки. Он сильно устал, но сознание при этом продолжало работать.
Вечер пролетел моментально! И при этом оставил Александра в сильном беспокойстве.
До своей лавки Александр добрался раньше Рашида и Хадассы. Ему стало неловко, когда он понял, что даже не подумал о том, как они дойдут до дома. Войдя к себе, он отложил инструменты и другие принадлежности в сторону. Сев за свой рабочий стол, он смешал золу с водой и записал в своих свитках о только что произошедших событиях. Слегка отклонившись назад, он недовольно перечитал написанное:
Хадасса положила руки Антонии на живот и плакала. В это время ее слезы падали на женщину, потом ребенок повернулся и вышел.
Разлитые в бутылки слезы часто использовались в качестве целительного средства. Есть ли в слезах Хадассы какая-то целительная сила? Или причиной чуда стало ее прикосновение? Или эта сила крылась в тех словах, с которыми она обратилась к своему Богу?
Раздался стук в дверь. Александр встал и открыл. В лавку вошли Рашид и Хадасса. Хадасса выглядела очень усталой. Рашид осторожно уложил ее на постель, расстеленную у задней стены лавки, и бережно укрыл одеялом. Затем он поднялся и подошел к Александру.
– Ей нужно отдохнуть.
– Уже светает, – сказал Александр. – Скоро возле входа соберутся больные.
Рашид стиснул зубы.
– Тогда не принимай их сегодня.
Александр даже удивился, услышав, каким тоном Рашид сказал это.
– Рашид, ты уверен в том, что ты мой помощник? По-моему, ты родился, чтобы быть хозяином и господином. – С этими словами Александр взял араба за руку и добавил: – Но, вообще-то, ты прав. – Он взял табличку для письма и написал на ней краткое объявление. – Помести это возле входа, на выступе. Будем надеяться, что те, кто придет, смогут прочесть.
Рашид прочитал написанное.
– Одобряешь? – сухо спросил его Александр.
– Да, мой господин.
Когда Рашид поместил табличку и вернулся, Александр кивнул в сторону кедровой шкатулки.
– Посмотри, – сказал он, посыпая песком свои записи.
Рашид открыл шкатулку. Взяв из нее золотую монету, он повертел ее в руке. Аурей.
– Большая удача, – сказал он.
– Хабинна очень дорожит жизнью своей жены. Здесь столько денег, что их хватит, чтобы снять приличное помещение и купить больше принадлежностей. – Лицо Александра стало серьезным. – А я думаю, что нам скоро понадобится и то, и другое.
Рашид положил монету обратно и закрыл шкатулку.
– Да, мой господин. Эта ночь открыла нам новый путь. Хадасса прикоснулась к этой женщине и помогла ребенку родиться. Магониан сам это видел. Он расскажет об этом другим… И те тоже придут к нам.
Александр мрачно кивнул.
– Я знаю. – Он ссыпал песок со свитка обратно в небольшую чашу. – Пока Хадасса проявляла сострадание только к простым людям или к таким же рабам, как ты, у нас была лишь одна проблема – слишком большой наплыв больных. Сейчас появилась опасность.
Рашид помрачнел.
– Магониан близко знаком с самыми знатными людьми.
– Да, как и те хозяева, которые отправили Хадассу на смерть на арене, – сказал Александр, видя, что Рашид начинает понимать всю опасность ситуации. Врач свернул свой свиток и сунул его в специальное отделение на полке, над столом. – Хадасса сама сказала, что по закону она по-прежнему принадлежит тем, кто ее купил.
– Тебе тоже грозит опасность, потому что ты ее прячешь, мой господин.
Александр об этом как-то не подумал.
– Да, и это тоже… Проблема сейчас в том, что нам делать дальше. Хадасса обладает удивительным даром и нужна многим людям. – Александру не давала покоя мысль о том, что произойдет, если хозяева Хадассы узнают, что она жива. При мысли об этом он встал, не в силах сидеть на одном месте. – А я не намерен отдавать ее никому из тех, кто хотел ее смерти.
– Узнай их имена, и я убью их.
Пораженный, Александр уставился на Рашида и увидел в его глазах темную ярость.
– Я не сомневаюсь, что ты сможешь это сделать, – сказал он, ужаснувшись. Покачав головой, он добавил: – Но в твоем характере есть нечто такое, что меня беспокоит, Рашид. Я врач, а не убийца. Я стремлюсь спасать жизни людей, а не забирать их. В этом мы схожи с Хадассой.
– Я буду защищать ее, чего бы это ни стоило.
– Хадасса не одобрит твой метод защиты. Более того, она только рассердится.
– Пусть она не знает об этом.
– Она узнает. Не представляю, как, но узнает. – Александр посмотрел на Хадассу, которая глубоким сном спала на своей постели. – Необычный она человек. Стоит ей только взглянуть на кого-либо, как она сразу все о нем узнает. Она говорит, что это лишь потому, что она слушает людей и присматривается к ним, но я думаю, что главная причина не в этом. Наверное, это ей открывает ее Бог. – Хадасса заворочалась во сне, как ребенок. Александр подошел к ней и осторожно приоткрыл покрывало, чтобы взглянуть на уродующие ее внешность шрамы. Он нежно прикоснулся рукой к ее лицу, стараясь при этом не разбудить ее. – Уже одно то, что она жива, говорит о силе ее Бога. Я как врач не могу этого объяснить. – Поднявшись, он посмотрел на Рашида. – Думаю, нам лучше доверить ее защиту ее Богу.
Рашид ничего не сказал.
Александр задумчиво посмотрел на лицо девушки.
– Ты знаешь, почему она закрывает лицо?
– Стыдится.
Александр покачал головой.
– В ней нет ни капли тщеславия. Она закрывает свои шрамы, потому что другим неприятно на них смотреть. Никакой другой причины я не нахожу. Люди видят на ее лице следы от львиных зубов и когтей. Им тяжело понять, что это значит.
Александр опустил голову и провел рукой по волосам. Ему было больно за Хадассу. С того момента, как он впервые увидел ее на арене, она стала для него родным человеком. Она была подобна тем рабам, которых оставляют в храме Асклепия: брошенная, всеми забытая, никому не нужная в этом обществе. Но ее доброта и смирение стали маяком для сердца Александра – как и для сердец многих других людей. В этой, казалось бы, запуганной и сломленной девушке оказалось столько выносливости, что это нельзя было объяснить с точки зрения здравого смысла. Иногда та любовь, которую Хадасса передавала больным своим легким прикосновением или добрым словом, буквально пронзала молодого врача. Именно такую любовь он и сам хотел проявлять к людям… И именно такой любви ему, видимо, недоставало.
Александр заботился о людях. Хадасса их любила.
Александр удивленно покачал головой. Возможно ли, чтобы человек, который столько пострадал, был именно таким?
– Я еще не встречал за всю свою жизнь такого человека, как она, Рашид, – сказал он, снова проводя рукой по волосам. – И я не посмею сделать ничего, что может ее обидеть. – Он с удивлением поймал себя на том, что его голос дрожит от переполнявших его чувств, и быстро взял себя в руки. Пристально взглянув в темные глаза араба, он добавил: – И ты тоже.
– Я поклялся защищать ее, мой господин.
– Тогда защищай ее, но только так, чтобы твои методы могла одобрить Хадасса.
– Моя жизнь принадлежит ей. И поэтому я никому не позволю распоряжаться ее жизнью.
Александр поджал губы.
– Она скажет, что твоя жизнь принадлежит ее Богу, как и ее собственная. – Врач глубоко вздохнул и устало потер шею. – Не ищи у меня ответов. У меня их нет. Что будет, то и будет. По крайней мере, сегодня ей вряд ли что-нибудь грозит. Давай лучше поспим. С тем, что нас ждет впереди, лучше встретиться отдохнувшими.
Но настоящего отдыха не получилось.
Александр долго не мог уснуть, вспоминая во всех подробностях события прошедшей ночи. Ощущение чуда смешалось у него с растерянностью, когда он подумал о том, какая опасность грозит Хадассе. Он пытался убедить себя в том, что беспокоиться – это в порядке вещей, в природе человека. В конце концов, Хадасса проявила себя умелой и ценной помощницей. Но что-то в глубине души говорило ему, что дело не только в этом.
Кто-то постучал в дверь и стал звать по-еврейски. Александр различил несколько услышанных слов и понял, что звали не его, а Хадассу. Очевидно, Рашид тоже никак не мог уснуть, потому что он быстро встал и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы не выспавшийся человек мог говорить с непрошеным гостем.
– Ты что, спятил?! Читать не умеешь?
– Мне нужно поговорить с Рафой.
– Врач уехал из города и будет только завтра.
– Рафа. Мне нужна Рафа.
– Ее здесь нет. Иди отсюда! Возле бань полно других врачей. Обратись к ним со своими проблемами. – С этими словами Рашид решительно закрыл дверь и снова лег на свою постель, но тут же насторожился, когда увидел, что Хадасса просыпается.
Она привстала, потерла лицо. Увидев, что сквозь щели двери пробивается свет, она недовольно нахмурилась.
– Уже утро.
– Нет, – солгал Рашид, – это луна светит.
– Так ярко?
– Спи, моя госпожа. Видишь, посетителей у нас нет.
– Я слышала, что кто-то приходил…
– Ты ничего не слышала, – снова солгал Рашид, стараясь говорить как можно естественнее. – Просто тебе приснилось, что ты в Иудее.
Хадасса снова потерла лицо и удивленно посмотрела на него.
– Если мне это только снилось, то откуда ты знаешь, что они говорили по-еврейски? – она потянулась за покрывалом для лица.
В этот момент встал Александр.
– Пойду, посмотрю, кто там, – сказал он, прекрасно понимая, что Хадасса не оставит без внимания просьбу о помощи, какой бы усталой при этом ни была. Открыв дверь и выглянув на улицу, он увидел какого-то уныло удалявшегося мужчину.
– Никого нет, – сказал он.
– Ты уверен?
– Абсолютно. – Александр прошел к задней стене лавки, где лежала его сумка. Налив воды в глиняную чашку Хадассы, он добавил туда мандрагоры и протянул чашку ей. – На, выпей, – сказал он, поднося чашку к ее губам. – Тебе нужно отдохнуть, иначе ты вообще работать не сможешь. Я разбужу тебя, как только начну принимать посетителей.
Уставшая и испытывающая жажду, Хадасса выпила.
– Как там Антония?
– Антония спит, как и тебе следовало бы. Завтра навестим ее. – Александр бережно накрыл девушку и не отходил от нее до тех пор, пока не увидел, что лекарство начало действовать. Как только Хадасса погрузилась в глубокий сон, он вернулся к своей постели.
Рашид сидел и смотрел на Хадассу.
– Отдыхай, Рашид. Она теперь проспит долго.
Араб откинулся на своей постели.
– Ты слышал, как ее назвал этот иудей?
– Да, слышал. Что это означает?
Рашид ответил. Александр серьезно задумался, потом удовлетворенно закивал.
– Похоже, у нас есть ответ.
– Ответ на что?
– Как ее уберечь. С этого времени не будем называть ее по имени, Рашид. Будем называть ее тем прозвищем, которое ей только что дали. Будем звать ее Рафа.
Целительница.
13
Марк ехал на юг, в Иерусалим, по дороге, проходящей через Мицпу. Потом он доехал до Рамы, где остановился, чтобы купить миндаль, финики, пресный хлеб и мехи с вином. Люди его сторонились. Он заметил, как какая-то женщина, едва завидев его, подобно курице, защищающей своих птенцов от хищника, собрала вокруг себя своих детей и увела в глиняный дом.
Все это стало ему понятно, когда его взору предстал Иерусалим.
Когда Марк приближался к городу, ему казалось, что над землей навис некий покров смерти. Весь Рим когда-то только и говорил о завоевании и разрушении Иерусалима. Это было лишь еще одно восстание, успешно подавленное римскими легионами. Теперь Марк и сам увидел, на какие разрушения способен Рим.
Пересекая высохшую долину, Марк был поражен увиденным. Там, где когда-то стоял великий город, теперь остались только развалины стен и зданий, черные руины сгоревших домашних очагов – это была земля, абсолютно лишенная жизни. Неподалеку, за холмом, Марк увидел груды выбеленных костей, как будто кто-то беспечно бросил их в это место и оставил здесь непогребенными. Две стратегические башни, уцелевшие в той бойне, одиноко высились посреди всего этого опустошения.
Иерусалим, эта «Обитель мира», теперь и в самом деле был мирным. Теперь он превратился в одно сплошное кладбище.
Марк расположился на отдых на склоне холма, под тощим оливковым деревом. Глядя на небольшую долину, он видел развалины древних стен Иерусалима. Пораженный этой давящей тишиной и опустошением, он долго не мог заснуть.
Проснулся он от топота кованой обуви воина по камням. Он встал и увидел, что к нему направляется римский легионер.
– Кто ты, и что ты тут делаешь? – спросил воин.
Марк скрыл свое раздражение и назвал свое имя.
– Я пришел сюда, чтобы посмотреть город иудейского Бога.
Легионер засмеялся.
– Вот с этого холма и видно все, что от него осталось. Они называют этот холм горой Мориа, но по сравнению с Везувием это вообще не гора. Храма ты здесь тоже не найдешь. Мы стерли его с лица земли и растащили на материалы, чтобы восстановить бараки в том городе, который виден вон там.
– Ты был в войске Тита во время осады?
Легионер загадочно посмотрел на Марка. – Я был в Германии. В войске Цивилиса.
Марк с интересом посмотрел на стоявшего перед ним человека. Цивилис восстал против кесаря и сражался вместе с германскими племенами во время небольшого восстания. Тогда восстание подавили легионы под командованием Домициана. Цивилиса привезли в Рим, где он и умер, а в его войске был казнен каждый десятый. Остальных же разослали по самым отдаленным уголкам и провинциям Римской империи. Иудея считалась среди них самой наихудшей.
– Та казнь помогла вернуть остальных на путь верности императору, – сказал воин, глядя прямо в глаза Марку. – И вот меня прислали сюда, чтобы я мог доказать это на деле. – Его губы скривились в горькой улыбке.
Марк снова посмотрел на него без всякого страха.
– А я надеялся увидеть храм.
– Нет больше никакого храма. Вообще нет. Тит приказал разобрать его по камешку, пока от него ничего не останется. – Легионер сжал губы. – Мы оставили от него только часть стены. – Он снова посмотрел на Марка. – А почему тебя так интересует храм?
– Говорят, что их Бог обитает в нем.
– Если там и был какой-то Бог, теперь там ничего нет. – Легионер снова уставился на безжизненную долину. – Только я чувствую, что Рим никогда не покорит этих иудеев. Они все равно приходят сюда. Некоторые из них просто слоняются среди руин. Другие стоят возле той проклятой стены и плачут. Мы гоним их оттуда, а они все равно возвращаются. Иногда мне кажется, что было бы лучше снести здесь все до основания и растереть все камни в порошок. – Он вздохнул и снова посмотрел на Марка. – Все равно города не существует. Во всей Иудее уже не наберется столько людей, чтобы серьезно угрожать Риму. На многие поколения.
– А зачем ты сказал мне, что участвовал в восстании Цивилиса?
– Чтобы предостеречь тебя.
– Предостеречь от чего?
– Я двадцать три года воевал в самых разных войнах ради того, чтобы такие люди, как ты, могли жить в Риме, не зная ни забот, ни нужды, развалившись на мягких диванах. – Его губы скривились в презрительной усмешке, а глаза скользнули по дорогой тунике Марка и богатому убранству его пояса. – Издалека видно, что ты римлянин. Так вот, учти. Я и пальцем не пошевелю, чтобы спасти твою шкуру. Даже здесь, в этом месте. Даже сейчас.
Марк смотрел, как легионер уходит. Покачав головой, Марк взял свой плащ и накинул его на плечи.
Стреножив коня на небольшом холме, он пошел к развалинам. Проходя мимо камней и сгоревших зданий, он не мог не думать о Хадассе. Ведь когда город был осажден, она была здесь. Здесь она голодала, испытывала невыносимый страх. Она была здесь, когда Тит со своими легионами ворвался в город. Она видела, как тысячи людей были распяты или пали от римских мечей.
И все же Марк никогда не видел у нее такого выражения глаз, какое он увидел у этого римского легионера.
Она отдала свои монеты, полученные в качестве пекулия,римлянке, которая не могла купить себе хлеба. И отдала их безвозмездно, зная, что сын этой женщины – легионер, который участвовал в уничтожении ее родной земли.
Здесь она потеряла всех – отца, мать, брата, сестру. И где-то здесь, среди развалин и почерневших головешек, лежат забытые кости тех, кто был ей так дорог.
Согласно вере иудеев, их Бог обещал Аврааму, что его потомков будет столько, сколько звезд на небе. Это множество было сокращено до тысяч, и теперь жалкие остатки рассеяны по всей империи, порабощены Римом.
Марк смотрел вокруг и не мог понять, как Хадасса могла пережить все это.
