Текст книги "Эхо во тьме"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
– Кто ты такой, чтобы указывать мне? Я знаю гораздо больше тебя и говорю тебе еще раз, что ей помочь нельзя. У тебя два пути. Можешь пытаться ухаживать за ней и кормить ее в надежде, что тот бог или та богиня, которые привели ее к этому, сжалятся над ней. А можешь оставить ее, чтобы она достойно умерла.
– Достойно умерла?
– Да. И именно это я тебе советую. Будь милостив и подмешай это в ее питье, – сказал врач и протянул Юлию небольшой пузырек. Но Юлий отказался взять его, и врач поставил пузырек на столик возле кровати. – Можешь, конечно, положиться на силы природы, но я думаю, что это будет жестоко по отношению к больной. – Он посмотрел в сторону постели. – В таком состоянии ей практически не на что надеяться. Если бы она могла выбирать, я не сомневаюсь, что она выбрала бы смерть.
Оставшись наедине с Фебой, Юлий бессильно опустился на стул, стоявший рядом с ее постелью. Он посмотрел на Фебу, которая лежала такая спокойная и бледная… И совершенно беспомощная. Глаза у нее были закрыты. Единственным признаком того, что она еще жива, было то, что ее грудь ритмично поднималась и опускалась.
Юлий подумал о том, сколько Феба сделала для того, чтобы помочь другим людям, часами готовясь к грядущему дню. Захочет ли она жить теперь такой ужасной жизнью?
Сможет ли он жить дальше без нее?
Юлий взял со столика пузырек и посмотрел на него. Приговор врача звенел у него в ушах. Он должен был думать о ней,о том, чего она хочет. Но, подумав еще с минуту, Юлий отставил пузырек в сторону.
– Я не могу пойти на это, моя госпожа, – сказал он дрогнувшим голосом. – Прости. Я не могу с тобой расстаться.
Он взял ее левую руку и сжал ее в своих ладонях.
16
– Поставь поднос там, – сказал Александр вошедшему в библиотеку слуге, даже не оторвавшись от свитков, которые он изучал. Потом он разочарованно стукнул пальцем по свитку. – Смотрю и смотрю эти записи, Рафа, но так и не пойму, что с ней происходит. От ванн и массажа лучше ей не становится. Ей так же плохо, как было несколько недель назад.
Хадасса стояла возле окон и смотрела на Ефес. Здесь было совсем не так, как в той маленькой лавке возле бань. Отсюда открывался вид на храм Артемиды, величественный фасад которого привлекал к себе массы людей совершать мрачные ритуалы языческого поклонения. Хадассе было неуютно в этом месте, расположенном слишком близко от ступеней этого прекрасного средоточия греха. Она вспомнила, как Юлия нарядилась в красные одежды, чтобы соблазнить знаменитого гладиатора Атрета. О, к каким людским трагедиям вели пути из этого храма! Какие страдания падали на головы тех, кто склонялся перед Артемидой и другими лжебогами и лжебогинями…
– Ты слышишь, Хадасса?
Она повернулась к Александру.
– Извини…
Он снова высказал свои мысли.
– Что ты об этом думаешь?
Сколько раз они вели один и тот же разговор? Иногда Хадасса так уставала, что ей хотелось плакать. Как и сейчас, когда ее мысли были далеко отсюда. Почему в последнее время Марк не выходит у нее из головы?
– Хадасса?
– Я думаю, ты слишком большое внимание уделяешь симптомам, и упускаешь из виду возможные причины.
– Поясни, – сказал Александр. – Что именно ты имеешь в виду?
– Вот ты говоришь, что твои чисто физические обследования Венескии ничего не дали, и ты не можешь дать объяснение многим ее болезням.
– Верно.
– А что ты знаешь о ней?
– Она богата. Это мне известно. Ее муж один из советников проконсула. – Хадасса повернулась к нему, и он посмотрел на покрывало голубоватого оттенка, скрывавшее ее шрамы. Когда его финансовые дела стали лучше, он купил ей новую тунику и покрывала, но она продолжала ходить в старой серой одежде. Этого он уже никак не мог понять.
– Ну какой тебе смысл ходить в своей старой одежде и выглядеть как призрак смерти? Разве Бог против красок, разве Он призывает тебя быть похожей на ворону в покрывале? Ты больше напоминаешь не целительницу, а служительницу подземного царства, готовую отправлять умерших по реке Стикс!
Конечно, Александр тут же пожалел о такой несдержанности и извинился. А на следующее утро Хадасса появилась в голубой одежде и в покрывале, которое она теперь носила. Он смутился, его лицо покраснело. Что-то в нем подсознательно менялось в отношении к ней, и он не знал, что это было, что это означало.
Пациенты в знак благодарности часто давали Хадассе деньги. Она не отказывалась от них, но принимала с почтительной благодарностью, а потом клала монеты в коробку, ставила ее на полку и забывала о ней. Открывала она эту коробку только перед посещением тех больных, которых они принимали еще возле бань. Хадасса высыпала содержимое в кошель, который брала с собой. Когда она возвращалась, он всегда был пустым. Однако такие дни наступали все реже, поскольку медицинская практика Александра росла и девушке все больше приходилось ему помогать.
– Ты меня слышишь, Хадасса? – спросил Александр, озадаченный ее задумчивым настроением этим вечером. Она опять молится? Иногда он мог определить это по тишине, которая наступала в помещении.
– Я слышу тебя, мой господин. Ты считаешь, что богатство Венескии имеет какое-то отношение к ее болезни?
Уставший, Александр пытался обуздать свое нетерпение. Были уже сумерки, за сегодняшний день он принял более двадцати больных, у большинства из которых не было ничего опасного или сложного. С Венескией ситуация была совсем другой. К тому же ее муж занимал высокое положение в обществе. И неправильный диагноз мог погубить всю карьеру врача.
Бывали дни, когда Александр жалел, что не остался в палатке возле бань.
– Ты снова куда-то клонишь, но не говоришь, куда именно, – сказал он. – Просто скажи, что ты думаешь, и не считай, что я всегда могу прийти к правильному выводу собственным умом.
Хадасса повернулась и посмотрела на него.
– Но я не знаю, какой здесь должен быть правильный вывод, – просто сказала она. – Ты врач, и ты ищешь чисто медицинскиеответы. А все, что я знаю о правильном питании, мне известно только из Пятикнижия, и у тебя это все записано. Все, что мне известно о лекарствах, я узнала от тебя. Все, что я знаю о массаже и растирании, я тоже узнала, наблюдая за тобой.
– Тогда помолись и скажи мне, что говорит Бог.
Хадасса сцепила руки.
– Я молюсь. Молюсь все время. За тебя. —Она снова отвернулась и спустя мгновение добавила: – И за других…
Все ли в порядке с Марком? Почему в последнее время у нее появилось упорное желание молиться за него? А Юлия? Почему в последние дни Хадасса часто вспоминает и о ней?
Господи, я постоянно молюсь и до сих пор не нахожу покоя, думая о них.
– Значит, проблема у Венескии не медицинская, – сказал Александр, упорно пытаясь найти путь к ее исцелению. Хадасса ничего не ответила ему. Наверное, она задумалась об этой проблеме. Александр взял с подноса мясо и налил себе немного вина. – Хорошо. Давай рассуждать логически. Если проблема не физическая, значит, она умственная. Возможно, Венеския только думает,что у нее какая-то проблема. – Пожевав нежное мясо, он проглотил его. – Возможно, путь к исцелению состоит в том, чтобы изменить ее мышление.
– Ты когда-нибудь сможешь изменить свое собственное?
Александр поднял голову и посмотрел на девушку, стоящую у окна. Что-то в ее внешности заставило его почувствовать ее печаль. Он слегка нахмурился. Подойдя к ней, он положил руки ей на плечи.
– Я верю во все то, что ты мне говорила, Рафа. Клянусь тебе. Я знаю,что Бог существует. Я знаю, что Он всемогущ.
– Демоны тоже верят, Александр.
Сжав ладонями ее плечи, Александр повернул ее к себе. Почувствовав необъяснимую ярость, он сорвал ее покрывало, чтобы смотреть ей прямо в лицо.
– Что ты этим хочешь сказать? Что я демон в твоих глазах?
– Я хочу сказать, что твое знание ограничивается только тем, что ты хранишь в голове, но этого мало. Спасительное знание исходит от сердца.
– Я хочу обрести спасительноезнание, – сказал Александр, успокаиваясь и снова думая о Венескии. – Как ты думаешь, о чем я прошу все время, как мы знаем друг друга?
Хадасса покачала головой. Он отпустил ее, и она опустилась на стул.
Александр встал перед ней на одно колено и положил ей на колени свои руки.
– Я верю, Рафа. Я могу сказать тебе, что молюсь всеми молитвами, которые слышал от тебя, но по-прежнему не слышу тех ответов, которые мне нужны. Скажи мне, в чем моя ошибка. – Может быть, ты не получаешь ответа, потому что просишь не на благое дело. – Она положила свои руки на его ладони. – Может быть, на самом деле ты желаешь Божьей силы, а не Его мудрости.
Александр тяжело вздохнул.
– Я бы готов был обрести все, что угодно, если бы это помогло этой больной женщине. Все, что я хочу, Рафа, это лечить людей.
– Я тоже хочу этого, только иначе. Бог должен стоять на первом месте.
– Но я знаю только то, что находится в реальности. Плоть и кость. Землю. Разум. Мне приходится иметь дело только с тем, что я знаю лучше.
– Тогда представь себе следующее. Жизнь – это пруд, и каждое наше решение или действие, как хорошее, так и плохое, – это камень, который мы в этот пруд бросаем. От него по воде расходятся круги. Вероятно, Венеския страдает от последствий того выбора, который она сделала в своей жизни.
– Я думал об этом. Я сказал ей, чтобы она ограничила свою половую жизнь только отношениями с мужем, и она уже не употребляет вина.
– Ты не понимаешь, Александр. Ответ не в том, чтобы запретитьсебе что-то или начать следовать каким-то новым правилам.Ответ в том, чтобы вернуть свою жизнь в руки Бога, Который создал тебя. А Он так же реален, как плоть и кровь, земля, разум.Но я не могу помочь тебе понять это. Я не могу открыть тебе глаза и уши.
Александр тяжело вздохнул и встал. Потирая заднюю сторону шеи, он вернулся к своим свиткам.
– К сожалению, я не думаю, что Венеския ищет Бога, Рафа.
– Я знаю, – спокойно сказала Хадасса.
Венеския относилась к числу тех многочисленных пациентов, которые стали приходить к Александру и Хадассе, после того как Антония родила сына. Они приходили в поисках магического лечения и быстрого избавления от болезней. Некоторые из них были бледными и худыми, потому что привыкли вызывать рвоту, избавляясь от одной богатой пищи, чтобы тут же приступить к другой, не менее обильной трапезе. Другие жаловались на то, что у них трясутся конечности, тогда как их дыхание явно свидетельствовало о чрезмерном употреблении вина, а кожа у них была желтой, болезненной. И мужчины, и женщины терпимо относились к половой распущенности, после чего жаловались на язвенные болезни своих половых органов или болезненные выделения. Обращение практически всегда было одинаковым: вылечите меня, чтобы мне и дальше можно было заниматься тем, чем хочется.
Им хотелось грешить, но не расплачиваться за свои грехи.
Как Ты, Господи, можешь нас терпеть, когда мы такие упрямые и глупые? Как Ты вообще можешь терпеть нас?
Александр с пониманием относился к боли и страданиям своих пациентов, стремился быть прекрасным врачом и найти ответы на все болезни человечества.
Он все время мыслил категориями лечебных средств! Избегать полуденного солнца, прохлады по утрам и вечерам. Стараться не дышать болотным воздухом. Следить за цветом мочи. Физические упражнения, очищающие ванны, массаж, чтение вслух, прогулки пешком, пробежки, подвижные игры. Следить за тем, чтобы мясо было нарезанным, следить за почвой, в которой растут ваши овощи и фрукты, за качеством воды, за свежестью приготовленной еды.
Но никто из этих людей, включая даже самого Александра, не понимал, что они не просто физические существа, что Бог благословил их уже одним тем, что сотворил их, привел в этот мир. Они предпочитали поклоняться своим идолам, видимым и осязаемым, обладающим такими же хорошо понятными чертами характера, как и они сами. Они хотели поклоняться тому, чем сами могли бы легко манипулировать. Бог же является непостижимым, неосязаемым, не поддающимся человеческому пониманию и человеческому манипулированию. Они не хотели жить жизнью самопожертвования, чистоты, верности, жизнью, в которой да будет Твоя воля, а не моя. Они хотели быть хозяевами своей жизни, идти по ней своим путем, ни перед кем и ни за что не отвечая.
И Ты допускаешь это, Отец. Ты совершенно не хочешь лишать нас свободы выбора. О Господь, благословенный Иисус, иногда я хочу, чтобы Ты пришел на землю, взял нас всех, да так сжал в руке Своей, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что Ты есть, чтобы каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок склонился перед Тобой. Прости нас, Господи. Прости меня. Я в такой растерянности. Я видела, как Ты трудишься в жизни тех людей, которые приходили к нам возле бань, но здесь, Господи, я вижу только боль и упрямство. Отец, в этих лицах я постоянно вижу Юлию. Я вижу ее, такую же неутолимую в своей жажде распутства. Укрепи меня, Господи. Прошу Тебя, укрепи меня.
– Я собираюсь сказать Венескии и ее мужу, что им придется поискать себе другого врача, – сказал Александр, сворачивая свиток.
Хадасса удивленно посмотрела на него.
– И как ты им это объяснишь?
– Скажу им правду, – просто ответил он. – Скажу им, что, по твоему убеждению, ее болезнь носит духовный характер. А я не хочу идти против Бога. – С этими словами он положил свиток на большую полку, расположенную над его столом. – Пожалуй, я порекомендую им Витрувия. Он способен бросить вызов кому угодно.
– Только не отсылай ее к предсказателю, мой господин. Прошу тебя.
– Тогда кого бы ты ей посоветовала?
– Пусть она сама решит.
Раздался стук в дверь, и Александр пригласил войти. Вошел Рашид.
– Там внизу стоит молодой человек, которого послали за Рафой. Он сказал, что его хозяйку поразил какой-то странный внезапный паралич. Мне не хотелось вам мешать, мой господин, но когда он назвал ее имя, я решил, что лучше будет посоветоваться с вами.
– Как ее зовут?
– Феба Валериан.
Хадасса резко подняла голову. Рашид взглянул на нее.
– Тебе знакомо это имя?
– Всем знакомо это имя, – сказал Александр. – Децим Валериан был одним из самых богатых и влиятельных торговцев в Риме. Если верить слухам, он свое дело начинал здесь, в Ефесе, а потом перебрался к более прибыльным холмам Рима, где и развернулся в полную силу. Я слышал, несколько лет назад он вернулся сюда со своей семьей и умер здесь от какой-то неизлечимой болезни. И последнее, что я слышал, – это то, что его сын, Марк Люциан, унаследовал его владения. Не он ли послал к нам своего слугу?
Сердце Хадассы бешено заколотилось.
– Он не сказал, кто его посылал, – ответил Рашид. – Я пришел к тебе, мой господин, потому что знаю, что семья Валериана более именита, чем семья Магониана.
Александр приподнял брови.
– Значит, его обращение к нам следует воспринимать как повеление.
– Нет, мой господин. Он умоляет, как будто от этого зависит всяего жизнь.
– Валериан. Не знаю, стоит ли связываться с людьми, обладающими такими могущественными связями, – сказал Александр, думая о своей текущей дилемме по поводу Венескии. Ему и с ней хватает проблем. Следует ли брать на себя еще и этот риск?
– Скажи ему, что мы придем, Рашид, – сказала вдруг Хадасса.
Удивившись, Александр запротестовал:
– Я бы не стал вести себя так опрометчиво!
– Александр, ты врач или не врач?
* * *
Хадасса поначалу не узнала этого слугу. Это был молодой, красивый, смуглый мужчина. Такого раба могла скорее приобрести Юлия, но не госпожа Феба.
– Как тебя зовут?
– Гай, моя госпожа.
Только теперь Хадасса вспомнила, что это был совсем юный мальчик, который когда-то трудился на кухне.
– Рашид, – сказал Александр, – распорядись насчет паланкина.
– Не нужно, мой господин, – поклонившись, сказал Гай, – паланкин уже ждет здесь.
Они быстро добрались до виллы госпожи Фебы Валериан в одном из самых дорогих районов Ефеса. Александр помог Хадассе выйти из паланкина и повел ее вверх, по мраморным ступеням. Наверху, у дверей, их ждал еще один раб, который открыл дверь, поприветствовал их и проводил внутрь. «Сюда, мой господин», – сказал юный раб и повел их по другой мраморной лестнице. Александр взглянул на перистиль и подумал, что это одно из самых красивых и спокойных мест, которое ему только доводилось видеть.
Он повел Хадассу вверх, по ступеням, а затем вниз, когда они дошли до верхнего коридора. Ее слегка шатало. Он взял ее за руку, чтобы поддержать. В помещении было холодно. «Что случилось?» – тревожно спросил он. Хадасса в ответ покачала головой и убрала от него свою руку, потом пошла впереди него по коридору в покои.
Юлия она узнала сразу. Он был личным слугой Децима, и она почти не общалась с ним. Он сидел возле постели Фебы, на его лице было явное беспокойство. Молодая рабыня что-то тихо сказала ему, после чего он встал и подошел к ним. Низко поклонившись, он сказал: «Спасибо за то, что ты пришел, мой господин». Потом он поклонился ей. «Рафа», – сказал он, вложив в это слово все свое уважение к имени – и надежду.
Хадасса посмотрела на постель и на женщину, лежавшую на ней. Она медленно подошла к ней, и с каждым шагом ее пронзали воспоминания. Волосы Фебы были разбросаны по подушкам. Коже у нее была бледной, почти прозрачной.
Задавая вопросы Юлию, Александр стал осматривать Фебу. Юлий рассказал ему, как одна из служанок обнаружила ее лежащей на балконе, как Феба издавала странные звуки и могла двигать только левой рукой.
Пока они беседовали, а Александр делал свое дело, Хадасса стояла рядом и внимательно всматривалась в Фебу. Ее лицо было спокойным, рот слегка перекошенным, один глаз казался безжизненным. Когда Александр осматривал ее, она пробормотала ему какие-то невнятные слова.
– Она очень много трудилась, мой господин, – продолжал Юлий. – Чересчур много. Каждый день она уходила к лачугам возле пристани и навещала вдов моряков. А потом до поздней ночи ткала материю для туник.
– Мне нужно поговорить с ее сыном, – сказал Александр, приподнимая ей веки и внимательно всматриваясь в них.
– Несколько месяцев назад он уплыл в Иудею. С тех пор о нем нет никаких вестей.
У Хадассы замерло сердце. В Иудею! Зачем Марку понадобилась эта разоренная войной страна? И все же ее кольнула боль, едва она вспомнила покрытые цветами горные склоны Галилеи.
Александр тем временем приложил голову к груди Фебы Валериан, прислушиваясь к ее пульсу и дыханию.
– У нее есть еще дети? – спросил он, выпрямившись.
– Дочь.
– Она здесь, в Ефесе?
– Да, но они не видятся, – ответил Юлий.
Александр встал и отошел от постели. Юлий последовал за ним.
Хадасса подошла к Фебе поближе. Она увидела цепочку у нее на шее и небольшой медальон, выделявшийся на ее бледной коже. Наклонившись ниже, Хадасса взяла медальон и повертела в своей ладони, ожидая увидеть на нем изображение одного из многочисленных богов или богинь, которым Феба все время поклонялась в своей кумирне. Но вместо этого она увидела изображение пастыря, несущего на плечах овцу.
– О! – тихо выдохнула Хадасса и почувствовала, как ее охватила волна благодарности. Лицо Фебы дрогнуло, в подвижном глазе отразилась растерянность при виде покрывала Хадассы. Хадасса наклонилась еще ниже и посмотрела в упор на Фебу, внимательно изучая ее. – Ты знаешь Господа?
В нескольких метрах от нее Александр беседовал с Юлием.
– У нее инсульт.
– То же самое говорили и другие врачи, – сказал Юлий. – Ты можешь ей помочь?
– Мне жаль, но нет, – спокойно сказал Александр. – И никто не сможет. В моей практике уже были такие случаи, и все, что вы можете сделать, – это оставить ее в покое, пока она не умрет. Сказать по правде, я даже не уверен, осознает ли она то, что происходит вокруг нее.
– А если все же осознает? – спросил Юлий дрогнувшим голосом.
– О такой возможности даже думать больно, – хмуро сказал Александр. Он оглядел еще раз покои и увидел, как Рафа склонилась над больной и рассматривала что-то, что держала в руках, и в то же время что-то тихо говорила лежащей женщине.
Юлий, тоже увидев это, подошел к постели. Он напряженно посмотрел на Хадассу.
– Эта вещь ей очень дорога.
– Хочется на это надеяться, – тихо ответила Хадасса. Она подняла голову, посмотрев на Александра и Юлия. – Каким богам она поклоняется в своей кумирне? – Услышав такой вопрос, Юлий снова напрягся и ничего не ответил. – Можешь говорить мне, Юлий, не бойся.
Юлий растерянно заморгал, удивившись тому, что она знает его имя.
– Никаким, – сказал он, всецело ей доверяя. – Более двух лет назад она сожгла своих деревянных идолов. Другой врач сказал, что какой-то бог прикоснулся к ней. Ты думаешь, именно в этом вся причина? Что кто-то из богов наслал на нее проклятие?
– Нет. Тот Бог, Которому служит твоя хозяйка, есть единственный истинный Бог, и Он все делает только на благо тех, кто Его любит.
– Тогда зачем Он так поступил с ней? Она любит Его, Рафа. Она служила Ему, не жалея сил, и вот теперь врач говорит, что ничего сделать нельзя, что мне следует не мешать ей умирать. И другие врачи говорили то же самое. Один даже оставил мне яд, чтобы она быстрее умерла, – сказал он, кивнув в сторону цветного пузырька, стоявшего на столике возле постели. – Что мне сделать для нее, Рафа? – На его лице отразилось отчаяние.
– Не теряй надежды. Она дышит, Юлий. Ее сердце бьется. Она жива.
– Но что с ее сознанием? – спросил Александр, по-прежнему стоя в отдалении, раздосадованный тем, что Хадасса видела надежду там, где ее не было и быть не могло. – Можно ли назвать человека по-настоящему живым, если его сознание больше не работает?
Хадасса посмотрела на Фебу.
– Оставьте меня с ней наедине.
Юлий, готовый поверить в чудесное исцеление, тут же вышел. Александр, который видел, что может Бог, по-прежнему верил только в здравый смысл, но не во вмешательство сверхъестественных сил.
– Что ты собираешься делать?
– Поговорить с ней.
– Она тебя не поймет, Рафа, как и ты ее не поймешь. С такими случаями я сталкивался, еще когда учился у Флегона. Ее мозг не работает. Ты до нее просто не достучишься. Она будет вот так лежать и слабеть физически, пока не умрет.
– А я думаю, она многое понимает, Александр.
– Почему ты так в этом уверена?
– Посмотри ей в глаза.
– Я уже смотрел.
Она положила руку ему на плечо.
– Дай мне поговорить с ней.
Александр посмотрел на больную, потом опять на Хадассу. Он хотел спросить ее, что она намерена делать, какие слова говорить.
– Александр, пожалуйста, выйди.
– Я буду рядом, за дверью. – Он еще раз схватил ее за руку. – Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты потом мне все объяснила.
Когда он вышел, служанка закрыла за ним дверь, оставив Хадассу наедине в Фебой. Хадасса подошла ближе к постели.
– Моя госпожа…
Феба услышала над головой добрый и тихий голос и почувствовала, как кто-то садится рядом с ней на постель. Голос был сухой, незнакомый.
– Ты знаешь, кто я? – снова послышался этот голос, и Феба повернула глаза в ту сторону, откуда он раздался. Но все, что она могла видеть, – это голубое облако покрывала. – Только не бойся меня, – сказала севшая к ней на постель женщина и стала снимать с себя покрывало, которое закрывало ее лицо.
Увидев изуродованное шрамами лицо, Феба почувствовала острую жалость и печаль. Потом она всмотрелась в глаза молодой женщины. О, такие темные, яркие, такие благородные, такие спокойные глаза. Ей знакомы эти глаза. Хадасса! Но возможно ли это? Феба попыталась заговорить, но слова получались искаженными, непонятными. Она попыталась еще раз. Из глаз полились слезы. Она слабо задвигала левой рукой.
Хадасса схватила эту руку и прижала ее к своему сердцу.
– Ты знаешь меня, – сказала она и улыбнулась ей. – О моя госпожа, с тобой все в порядке.
– Ха-а… да-а…
Хадасса прикоснулась рукой ко лбу Фебы, успокоив ее.
– Господь милостив, моя госпожа. Последние несколько недель мне было тяжело, но теперь в тебе я вижу, что Слово не возвращается впустую. Ты ведь открыла Ему свое сердце, я так и поняла. – Она почувствовала, как Феба едва заметно сжала ее руку в своей. Хадасса поцеловала ее, и по ее щекам потекли слезы.
– Не теряй надежды, моя госпожа. Помни, что ты покоишься в Нем и Он любит тебя. Когда ты пришла к Нему, Он излил на тебя Свое благословение. Я не знаю, для чего этот паралич постиг тебя, но знаю точно, что Иисус тебя не оставил. Он никогдатебя не оставит, моя госпожа. Может быть, именно так Он хочет, чтобы ты стала к Нему ближе. Ищи Его. Слушай Его. Помни, Кто Он есть, наш Утешитель, наша Сила, наш Советник, наш Целитель. Проси Его раскрыть тебе, в чем Его воля для твоей жизни. Он явит тебе Свою волю. Может быть, Бог устроил все так для того, чтобы твоя верность Ему стала сильнее, чем раньше.
Хадасса почувствовала, как пальцы Фебы слабо опустились на ее руку. Хадасса сжала ее ладонь в своих ладонях, собираясь помолиться.
– Я буду молиться о том, чтобы Бог явил тебе Свою любовь и открыл тем самым Свою волю.
– Мар… – Слезы текли по щекам Фебы и скатывались на ее седеющие волосы.
Глаза Хадассы снова наполнились слезами.
– Я никогда не переставала молиться за Марка. – Она наклонилась и поцеловала Фебу в щеку. – Я люблю тебя, моя госпожа. Всецело подчинись Господу, и Он направит тебя.
Она встала с постели и снова закрыла лицо покрывалом. Потом она направилась к двери и открыла ее. Юлий, Александр и несколько слуг стояли тут же. Испытывая радость и восторг, Хадасса весело сказала им:
– Входите.
Юлий устремился к постели. Он остановился, пристально глядя на свою хозяйку, потом разочарованно повернулся к двери.
– Ей ничуть не лучше, – упавшим голосом сказал он. – Я-то думал…
– Посмотри ей в глаза, Юлий. Она в сознании. И она прекрасно тебя понимает. Она не потеряна для нас, мой друг. Возьми ее за руку.
Юлий сделал так, как она ему сказала, и затаил дыхание, почувствовав, как пальцы Фебы слабо сжали его пальцы. Он наклонился и посмотрел ей в глаза. Феба сначала закрыла их, а потом открыла.
– О моя госпожа!..
Хадасса посмотрела на Александра и увидела, как он хмуро наблюдает за всем происходящим. Ей было интересно, какими мыслями занята его голова.
– Что нам теперь делать, мой господин? – спросил его Юлий. – Что мне делать, чтобы позаботиться о ней?
Александр дал ему указания о том, как готовить для больной такую пищу, которую она могла бы есть. Потом он сказал, чтобы Юлий или кто-нибудь ещё из прислуги регулярно меняли положение Фебы.
– Не оставляйте ее в одном и том же положении на долгое время. Иначе у нее образуются пролежни, а это только усугубит ее состояние. Осторожно массируйте ей ноги и руки. Помимо этого, я даже не знаю, что еще посоветовать.
Хадасса села на постель и взяла другую руку Фебы. Феба повела глазами, пока не остановила на Хадассе свой взгляд, и Хадасса увидела, что ее глаза сияют.
Хадасса потерла ее руку.
– Юлий будет выносить тебя каждый день на балкон, если погода будет хорошей, чтобы ты могла чувствовать на своем лице тепло солнца и слышать пение птиц. Он знает, что ты все понимаешь, моя госпожа. – Хадасса подняла голову. – Говори с ней, Юлий. Будут минуты, когда она будет испытывать разочарование или страх. Напоминай ей о том, что Бог любит ее, что Он всегда будет с ней и что никакая сила на земле не сможет забрать ее из Его руки.
Она снова посмотрела на Фебу Валериан.
– У тебя все будет хорошо, моя госпожа. Найди способ сказать Юлию, что тебе нужно и что ты чувствуешь.
Феба закрыла глаза и снова открыла их.
– Хорошо, – сказала Хадасса. Она нежно погладила щеку Фебы тыльной стороной ладони. – Когда у меня будет возможность, я приду навестить тебя, моя госпожа.
Феба закрыла глаза и снова их открыла. В них заблестели слезы.
Вставая, Хадасса взяла пузырек со столика и протянула его Юлию.
– Выброси его.
Юлий взял пузырек и швырнул его в открытую дверь балкона, где пузырек разбился о черепицу. Потом он низко поклонился Хадассе.
– Спасибо тебе, Рафа.
Она ответила ему поклоном.
– Спасибо Господу, Юлий. Слава Богу.
По дороге домой Александр почти ничего не говорил. Он помог Хадассе выбраться из паланкина и дойти до дверей дома. Рашид увидел их еще сверху и встречал их. Он взял Хадассу на руки и поднял ее по ступеням в главное помещение. Там он осторожно поставил ее на ноги. Она прошла к дивану и села, потирая свою больную ногу.
Александр налил немного вина и протянул ей. Она сняла покрывало и глотнула прохладной жидкости.
– Какая же жизнь может обитать в этой женщине, заключенной в тело, которое не функционирует? – спросил Александр, дав, наконец, волю своему гневу. Он налил себе кубок фалернского вина. – Было бы лучше, если бы она умерла. По крайней мере, ее душа была бы свободна, а не мучилась бы в этом бесполезном панцире человеческого организма.
– Но она свободна, мой господин.
– Как ты можешь так говорить? Она еле двигается, не может ходить. Не может произнести ни одного членораздельного слова. Все, что она пытается сказать, превращается в какой-то бессмысленный лепет. Она только может двигать левой рукой и ногой, да моргать глазами. И нет практически никаких шансов на то, что она снова научится делать что-то еще.
Хадасса улыбнулась.
– Я никогда не чувствовала себя такой свободной, как в те минуты, когда просидела в запертой камере в ожидании смерти на арене. В той тьме со мной был Бог, точно так же, как Он с ней сейчас.
– Но какая польза от нее кому-либо из людей, даже самой себе?
Хадасса подняла голову, и ее темные глаза засверкали.
– Кто ты такой, чтобы рассуждать, есть от нее польза или нет? Она жива! Разве этого мало? – Хадасса с трудом справилась с охватившим ее гневом и попробовала убедить врача: – У Бога есть относительно нее какой-то план.
– Не понимаю, какой план можно осуществить при ее положении? И что это будет за жизнь, Рафа?
– Та жизнь, которую ей дал Бог.
– А не кажется ли тебе, что было бы куда разумнее положить конец ее страданиям, чем продлевать ее жизнь в нынешнем состоянии?
– Ты как-то сказал, что только Бог решает, жить человеку или умереть. Неужели ты с тех пор передумал? Неужели ты думаешь, что тебе, или другому врачу, дано решать, жить ей или нет? Убийство никогда не может быть актом милосердия, мой господин.
Краска бросилась Александру в лицо.
– Я не говорил об убийстве, и ты это прекрасно знаешь!
– На самом деле говорил, только пытался прикрыть это другими словами. – Хадасса говорила спокойно, с печальной убежденностью. – Как еще можно назвать прекращение чьей-то жизни до того, как это сделает Бог?
– Считаю этот вопрос неразумным, Рафа.
– А что такое разумный вопрос?
– Вопрос, который не подразумевает какие-то божественные истолкования, неподвластные человеческому разуму, – сжав губы, сказал Александр. – Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.
– Никакая птица не садится на землю без Божьего ведома. Он знает момент и причину смерти Фебы Валериан. От Бога скрыть ничего нельзя. – Хадасса обхватила свою глиняную чашку, зная, что то, что она сейчас скажет, обидит Александра. – Вероятно, ты даже не осознаешь более глубоких причин, которые заставляют тебя желать, чтобы ее жизнь прекратилась.
