Текст книги "Последнее оружие"

Автор книги: Филипп Ле Руа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

22

«"Карла-2" крейсировала в сторону Сардинии. На ее борту были банкиры, политики, деловые люди. Владимир пригласил самые сливки. Был среди них и какой-то невысокий, похожий на автомат человечек с лишенным выражения взглядом. Его сопровождала молодая, красивая и яркая женщина по имени Ивана. Ее влияние на этого типа заставило меня осознать, что и я сама влияла на Владимира. С тех пор как мы с Владом начали встречаться, он явно прогрессировал.

Лишь полтора года спустя, во время суда над ним, до меня дошло, кто на самом деле был тогда на борту…»

– Мам, а Пифагор – это кто?

Карла отвлеклась от своего рассказа, чтобы ответить на вопрос Леа. Согласно правилу, установленному матерью, девочка задала его по-французски. По понедельникам и вторникам они говорили между собой на языке Мольера. По средам и четвергам на языке Шекспира. По пятницам, субботам и воскресеньям воздавали честь языку Данте. Леа предстояло стать трехъязычной, как и ее мать.

– Пифагор – древнегреческий философ и математик, живший в шестом веке до Рождества Христова.

Раньше Карла не смогла бы ответить на этот вопрос. Но с тех пор как у нее появился вынужденный досуг, она занялась самообразованием, накапливая сведения обо всем, благодаря энциклопедии, которую взяла с собой.

– Учишь его теорему?

– А квадрат плюс В квадрат равно С квадрат, – гордо отчеканила Леа.

– Пифагор верил в силу чисел, думал, что они управляют Вселенной.

Солнечный луч золотил волосы Леа и играл веснушками вокруг ее больших глаз. В четырнадцать лет она встала на путь красоты, открытый ее матерью семнадцать лет назад. Карла подумала: какие же числа сотворили такое совершенство? Она поискала ответ за окном, выходящим на пляж, море, горизонт. Нашла там бесконечность и снова принялась писать:

«…Я узнала, что банкиры были из Монте-Карло, Люксембурга и Швейцарии. Деловые люди оказались крестными отцами русской мафии, желавшими перевести свои деньги в европейские банки. Остальные были французскими политиками, искавшими денег для своих избирательных кампаний, и агентами ФСБ, так называемыми гэбэшными мафиози. Что касается невысокого человека-автомата, то им был сам российский президент. Владимир организовал этот круиз для того, чтобы свести между собой всех этих людей. Вот так русская мафия и приобрела технологии ФСБ, которая контролирует 60 % экономики, природных ресурсов и три тысячи российских банков. И проникла в экономическую и политическую структуру Европы…»

Эти сведения Карла почерпнула не из энциклопедии, а из документов, похищенных у Владимира Коченка.

23

В «Боинге-737» компании «Дельта Эйрлайнз», на котором они с Сильви летели в Вашингтон, Натан говорил об Аннабелъ. По его мнению, та вела себя скорее как верная последовательница, нежели строптивая бунтарка, – разделяла пантеистические воззрения Доманжей, усердно «практиковала» любовь. Она была продуктом общины, куда порой тайно возвращалась. Натан признался Сильви, что, пока она ждала в машине, он резвился с адептами, которые предавались утонченным премудростям «Камасутры». Один из них похвастался, что лично приобщил какую-то молодую женщину, «такую красотку, что аж дух захватывает». Та, правда, недолго оставалась с ними, но потом наведывалась по два раза каждый год ради усовершенствования. Ее звали Антана. И она была не единственной, кого «приобщили».

– Резвился? – резко переспросила Сильви.

– Чем больше себя отдаешь, тем больше узнаешь.

– Так ты занимался групповухой, пока я торчала в машине?

– Даже удивительно, как голый тип с задранной кверху задницей расположен к сотрудничеству.

– Не могу поверить.

– Община Доманжей – образовательный центр.

– Школа разврата – вот что это такое!

– В некотором роде.

Сильви замкнулась в гордом молчании, что позволило Натану углубиться в газеты, которые он купил в аэропорту. Они оценивали состояние мира. Вот уже целый год происходили позитивные сдвиги. Президент США склонял конгресс ратифицировать Киотский протокол и заморозил рост военного бюджета: сорок миллиардов долларов, первоначально предназначенных на оборону, были использованы для разрешения проблемы голода в мире. Двести пятьдесят самых богатых человек на планете собрались в Хартуме и выложили тысячу миллиардов долларов, чтобы искоренить нищету. Израиль договаривался с палестинским государством, Индия с Пакистаном. Даже Северная Корея открывалась навстречу своему южному соседу. Но все эти порывы великодушия и терпимости достигли, казалось, своего предела, а добрые намерения рисковали остаться лишь обещаниями. Европа раскалывалась из-за отсутствия единой конституции, Соединенные Штаты пугали Иран военным вмешательством, а Гэбриэл Стилл, богатейший человек на земле, обставил условиями свою внезапную щедрость. Кардинал Драготти, избранный Папой, заявлял от лица Церкви: «Мы переживаем очень важный момент истории, когда радикальное обмирщение грозит уничтожить гуманизм».

– Знакомишься с положением дел? – спросила Сильви.

– Глубинное значение событий никогда не проявляется сразу. В том и проблема массмедиа. Нужна дистанция.

– Какая тебе нужна дистанция, чтобы понять, что мир тратит силы попусту?

– Мир эволюционирует.

– Атомные бомбы, вирусы, глобальное потепление, загрязнение окружающей среды – это больше похоже на самоуничтожение, чем на эволюцию.

– Китайцы в любом случае останутся.

– Что?

– Так отвечал Мао, когда ему говорили о риске ядерного апокалипсиса.

– Восхищаюсь твоим оптимизмом.

– Это не оптимизм.

– Ах, вот как?

– Космос. Человек всего лишь набор частиц, связанный с великим целым.

– С такой программой далеко не уйдешь.

– Австралийские аборигены считают, что земля должна принадлежать многим, а не кому-то одному. Сегодня их мечта разбита. Но возможны и другие мечты. Если судить по прессе, за прошедший год были похвальные попытки.

– Это длилось недолго.

– Есть вещи, которые нельзя запретить. Этого не смогли сделать ни с алкоголем, ни с наркотиками, ни с проституцией. А с нищетой, насилием, террором и подавно.

– Как же с этим жить?

– Ты сама только что сказала. Жить с этим. Уживаться. Приручать.

– Если мир тебя не пугает, почему ты от него бежишь?

– Ябегу только от человека.

– А по Сократу, Леонардо да Винчи, Шекспиру, Бодлеру, Уэллсу ты не скучаешь?

– Что? По всем этим раздутым «эго»? Человек – муравей, возомнивший себя более значимым, чем он есть.

– Значит, борьба за альтернативное развитие мира напрасна?

– Можно рассматривать два типа революций. Первый, революция крайностей, хочет нас заставить вернуться назад. Второй, революция надежды, состоит в том, чтобы превратить мир в деревню. Твои альтерглобалисты воплощают первую тенденцию.

– Нельзя сказать, что ты способствуешь развитию общей мысли.

– Мир населен спящими, которые болтают о том, как нас разбудить.

– Думаю, что не замедлю присоединиться к спящим. Убаюканная глуховатым гудением самолета, она немедленно провалилась в сон. Когда же проснулась, световые табло призывали пассажиров застегнуть ремни. «Боинг» коснулся посадочной полосы национального аэропорта точно по расписанию.

24

13.30. Конститьюшн-авеню. Стоя перед Вашингтонской Национальной галереей, Сильви беседовала с федеральным агентом Джеймсом Музесом, расследующим исчезновение Галан Райлер. Чуть поодаль Себастьен Легран ожидал, когда его позовут для воссоздания событий. Изучив место предполагаемого преступления, Натан подошел к Музесу:

– Почему Галан села в такси?

– Шел дождь.

– Насколько сильный?

Агент оторопело на него уставился. Сильви подозвала Себастьена. Натан уточнил:

– Никто не задавался вопросом, почему девушка села в такси, чтобы проехать всего пятьсот метров?

– Началась гроза, – пояснил Себастьен. – Галан была в ужасе оттого, что придется выйти наружу.

– Как и Аннабель, – сказал Натан.

– Но не как Николь, – добавила Сильви.

– Две из трех пропавших боялись дождя.

– Может, это совпадение, – заметил Музее. – В это время года ливней хватает.

– Все связано.

– Что вы хотите сказать?

– Когда похищения готовят так тщательно, не пренебрегают ничем, особенно погодными условиями.

– Галан точно села в такси? – спросил Музес.

– А свидетель точно заслуживает доверия? – спросил Натан.

Оба воззрились на француза.

– Никогда в жизни я не был так серьезен, – уверил он. Музее увлек Натана в сторонку.

– После случившегося он не только не покидал американской территории, но еще и допекает нас каждый день, чтобы быть в курсе. Думаю, он просто влюбился в девчонку, еще до того, как познакомился с ней.

– Нам повезло.

Натан спросил у Себастьена, не помнит ли он, какие духи были у Галан.

– Что-то такое с жасмином.

– Держите этот залах в голове.

Он остановил такси и усадил в него Сильви. Следственный эксперимент начался.

– К Белому дому, – сказал он таксисту.

– Тут же рукой подать, в конце улицы.

– Мы знаем.

Он захлопнул за Сильви дверцу, посмотрел, как машина влилась в уличный поток, потом бросился вдогонку, увлекая за собой Себастьена. Они догнали машину на перекрестке Четырнадцатой улицы. Себастьен открыл дверцу. Сильви вышла.

– Какого черта вы вытворяете?! – завопил шофер.

– Всё, приехали, – отозвался Натан.

– Издеваетесь?

– Сотни долларов вам хватит?

К ним присоединился Музее, чтобы утихомирить таксиста и заплатить за проезд. Себастьен положил руки на сиденье.

– Что мне теперь делать?

– Вы в тот момент ощутили запах духов Галан?

Запах сильнее всего врезается в память.

– Пахло жасмином.

– А чем еще?

Молодой человек сосредоточился. Таксист смотрел на него, ничего не понимая, но считал, что за это неплохо заплачено.

– Пахло еще чем-то химическим… вроде хлора.

– Спасибо, – сказал Натан.

– Ну что, Лав? – потерял терпение Музее.

– Себастьен не ошибся машиной.

– Откуда такая уверенность?

– Уверенность – для глупцов.

Федеральный агент задал вопрос иначе:

– Куда в таком случае подевалась мисс Райлер?

– Себастьен нам рассказал то, что видел, а не то, чего не видел.

– И чего он не видел?

– Галан все еще была в такси.

– Где же?

– Прямо перед ним.

Все ждали продолжения, застыв среди гудящих машин.

– Спинка заднего сиденья в том такси была откидывающейся и состояла из двух частей, как и тут. Это позволяет перевозить длинный и громоздкий багаж, не затаскивая его на крышу. У водителя в багажнике был сообщник, который откинул спинку, усыпил молодую женщину хлороформом и втащил к себе. Учитывая внезапность и тренировку, на это ушло меньше десяти секунд.

– Зачем столько сложностей?

– А тут нет ничего сложного. Достаточно машины, некрупной жертвы, которую не жалко помять, и четырех человек. Водитель, сообщник с хлорформом, лжепассажир, чтобы оправдать остановку такси, и лжепосетитель в галерее, чтобы подать сигнал, что жертва выходит. Надо было только разыграть все как по нотам. И вот женщина исчезает, словно ее никогда и не было, причем на глазах у непредвиденного свидетеля.

– Если эта версия верна, боюсь, нам не отыскать то такси. Тем более что мистер Легран не способен нам дать точное описание шофера.

– Ничего удивительного. Его взгляд был прикован к пустому сиденью.

– Все, что я помню, это что он был похож на южноамериканца. Усатый такой и черноволосый.

– Это значит, что он с таким же успехом мог быть лысым, безусым или пакистанцем.

– А акцент у него был какой?

– Трудно сказать, – признался Себастьен. – Я ведь и сам говорю с акцентом, так что мне трудно утверждать, был он у того типа или нет.

Они отпустили такси и ушли с проезжей части.

– Похитители не поскупились на большие средства ради вполне определенной цели, – сказал Натан. – И сработали так чисто, что свидетели ничего не видят, а полиция ничего не понимает.

– И что же это за вполне определенная цель? – спросил Музес.

– Сбить с толку.

25

Над яхтой, бросившей якорь между Сицилией и Сардинией, кружило три вертолета. Потом, с высоты сто двадцать метров, стали по одному заходить на посадку. «Мужик-1» вяло снес поочередное приземление аппаратов, которые тотчас же улетели, выгрузив трех гостей и их телохранителей. Первый был китаец, второй японец, последний колумбиец. Гости один за другим спустились в просторную, всю раззолоченную и отделанную ценными породами дерева кают-компанию. Там на дальнем конце стола в инвалидном кресле восседал с сигарой в зубах белокурый человек диковатой славянской красоты. Его звали Владимир Коченок, и он был владельцем этой роскошной яхты, где в глубине трюма имелась даже подводная лодка. Справа от него сидел Винченцо Баррано, крашеный брюнет с темными очками на квадратной физиономии. Костюм от Армани, туфли от Берлуччи. В отличие от остальных гостей, Баррано все еще разыскивала полиция. Так что он предпочитал держаться поскромнее, то есть путешествовал под псевдонимом, прибывал и убывал первым. Он воспользовался своим ранним прибытием, чтобы уладить с Коченком кое-какие спорные вопросы. Русской и итальянской мафии требовалось поладить, чтобы с умом поделить европейский рынок. Досадное юридическое крючкотворство, с которым столкнулся Коченок из-за каких-то убийств на Аляске, задержало переговоры, но не его продвижение к посту лидера преступных сообществ России. Хозяину Кремля в Москве предстояло вскоре передать политическую власть. Так что путь свободен, и союз с коза ностра должен был еще больше укрепить могущество Коченка. Кроме всего прочего, русский хотел, чтобы Баррано оказал ему личную услугу: разыскал его бывшую любовницу Карлу Браски, которая пряталась где-то на Сицилии. При одном только ее имени его бросало в пот.

– Что ты из-за какой-то девки так изводишь себя? – удивился Баррано.

– Извожу себя? Она мне оба колена прострелила! Я теперь навек прикован к этой чертовой колымаге.

– Давно она в бегах?

– Один легавый подбил ее дать против меня показания по мокрому делу. Меня обвинили облыжно. Пришлось все спустить на защиту, кроме бизнеса. Теперь, когда обвинения сняты и я снова на коне, хочу достать эту стерву. Я посылал людей на твой остров, но они ее не нашли.

– С чего ты взял, что она на Сицилии?

– Она сицилийка, как и вся ее проклятая родня. У нее есть дочь. Доставь их обеих и можешь просить у меня, что хочешь.

Каждое место вокруг овального стола было снабжено наушниками для синхронного перевода Дальше всех от Коченка расположился китаец. Коренастый, лет пятидесяти, в клетчатом костюме от Ива Сен-Лорана, сшитом во Франции. Никто не знал за ним другого имени, кроме как 489, или Драконья Голова Он был боссом Семи Сестер, самой мощной транснациональной преступной организации в мире. Потом, поклонившись, занял свое место Куамо Курумаку – элегантный, золотые аксессуары и прикид от Диора. Хосе Санчес, колумбийский наркобарон, глава южноамериканских картелей, уселся слева от Коченка. Его возраст с ходу было не определить – мешали усы, вероятно столь же фальшивые, как и имя, вышедший из моды полосатый костюм и очки «Рэй Бан». Его мания изменять внешность была вызвана скорее паранойей, нежели настоящей угрозой, которую представляли для него лишь редкие американские конгрессмены, наивно верившие, что можно воспрепятствовать подпольной торговле наркотиками.

– Все в сборе, можем начинать, – сказал Коченок.

Каждый кивнул из вежливости, выслушав перевод. Бандитский сходняк больше напоминал заседание Совета Безопасности ООН, спрыснутое шампанским «Дон Периньон».

– Надеюсь, добрались хорошо.

– Хуже некуда, – пожаловался Санчес. – Я тут самую длинную дорогу проделал.

– Прошу прошения, но это я, – уточнил Курумаку.

– Все это пустяки, учитывая, что ты сам нас срочно созвал. Нарушил мои планы.

– Какие планы?

– Наши лаборатории по исследованиям и развитию разработали трансгенный кокаин. Более чистый и прибыльный. Я готовлюсь выбросить товар на рынок. Зевать некогда, если хочешь окупить вложения.

– При сорока тысячах долларов за кило тебе не на что жаловаться, – заметил 489.

– В четыре раза дороже золота, – поддакнул Баррано. – Слитки бы тебе и то меньше принесли.

– Не собираешься перейти к легальной коммерции?

– Тебе легко говорить. Твой отец часть своего капитала вложил в филантропический фонд. Ты на одних только гуманитарных операциях скупил пол-Африки.

– Брось кокаин и займись чем-нибудь другим.

– Проклятье, я что, сплю? Объем сделок по кокаину н мире выше оборота всей автомобильной промышленности! Вы получите столько с законного бизнеса?

– Почему бы и нет?

– Мы здесь, чтобы об этом говорить? – раздраженно бросил колумбиец.

– Я попросил вас собраться, потому что мы столкнулись с одной проблемой.

На счет этой проблемы свои догадки были у всех, кроме Санчеса. Курумаку продолжил:

– У троих наших друзей из G300 случились неприятности. Похитили кое-кого из их окружения.

– Точнее, их любовниц, – сказал Коченок.

– Ох уж эти бабы. Ездят на нас, как на ослах. – подмигнул русскому Баррано.

– О ком конкретно идет речь? – спросил Санчес.

– О президенте Соединенных Штатов, о главах «Мицубиси» и LXVI.

– Похищения сразу на трех континентах?

– Возможно, какая-то тайная организация пытается шантажировать членов G300. Надо как можно скорее разыскать этих трех женщин и уничтожить похитителей. Я вам принес копии досье, составленных токийской полицией и ФБР.

– А мы-то тут при чем? – удивился Санчес.

– Оборот наших транснациональных компаний оценивается примерно в пятьсот миллиардов долларов. Все это благодаря G300. Если хотим, чтобы цифры продолжали повышаться, надо оказывать группе некоторые услуги.

– В общем, – заключил Баррано, – если хочешь и дальше баловаться со своей генной инженерией, найди хозяину Белого дома его цыпочку.

26

Никогда еще Ближний Восток не был так близок к мирному договору. Израиль вывел свои войска из сектора Газа. Продемонстрировав силу, еврейское государство демонстрировало теперь свою добрую волю. Терпимость всегда выглядит более искренней, если не продиктована слабостью. Управлявшим Палестиной террористам из «Хамаса», если они хотели сохранить власть, приходилось сесть за стол переговоров. На этих переговорах американская дипломатия играла роль катализатора. Катализатора по имени Кэтлин Моргенсен. Ведя наступление по всем фронтам, она превзошла своих знаменитых предшественников, умножив дипломатические связи со странами «оси зла», в том числе с Сирией и Ираном, и способствовала формированию в Ливане независимого правительства, избавленного от влияния «Хезболлы» и Дамаска. В свои пятьдесят два года Кэтлин Моргенсен стала известнее, чем сам президент США, не говоря о том, что она была внешне гораздо привлекательнее, гораздо популярнее в СМИ, гораздо богаче и влиятельнее. Объединив в себе, казалось, все мыслимые достоинства, она по инициативе «Time Magasine» была избрана «женщиной года», получила Нобелевскую премию мира и украшала собой больше обложек чем любая голливудская звезда. Будучи женой одного из заправил «Дженерал моторо, матерью двоих сыновей, принятых в Йельский университет, она пережила лишь один-единственный, хотя и тяжкий удар – смерть своего третьего сына, погубленного раком. Ее скорбь у изголовья подростка была широко продемонстрирована общественному мнению. Кэтлин основала www.ac – фонд борьбы против рака. Эта женщина, добившаяся выдающихся успехов на дипломатическом поприще, обладающая поразительным интеллектуальным коэффициентом, престижными дипломами и колоссальной властью, предстала перед публикой в совсем новом свете – мужественной матерью и своего рода матерью Терезой. Она творила добро вокруг себя, как в своей частной, так и в профессиональной жизни. Ее путь к Белому дому был предначертан. Никто и ничто не могло остановить ее восхождение.

Кроме Сераны.

Из своих апартаментов в отеле «Шератон» Кэтлин смотрела на Тель-Авив, не испытавший за последние три месяца ни одного теракта. Шум уличного движения больше не прерывался воем сирен. К людям вернулось удовольствие прогуливаться, делать покупки на рынках, просто выходить из дома. И творцом всего этого была она. Дверь открылась. Вошла Серана, ее ассистентка, и положила на комод толстую папку.

– Первые поправки парафированы. Наилучшее предзнаменование для завтрашней встречи в Каире, – сказала она.

– Мы на повороте мировой истории.

– Все благодаря тебе.

Кэтлин оторвалась от бронированного стекла и перевела взгляд на бюст ассистентки. Сделать своей правой рукой двадцатипятилетнюю девицу с внешностью «мисс Вселенной» – такой шаг был неоднозначно оценен динозаврами партии. Кэтлин встретила ее в своем фонде и сразу же влюбилась. Подобно тому, как другие бывают внезапно поражены божественным откровением, ей за один миг открылся целый пласт ее глубокой натуры. Она была совершенно очарована Сераной. Сначала поставила ее во главе www.ac, а потом включила в свою команду.

Кэтлин села на диван и распустила волосы, собранные в строгий узел. Серана стала массировать ей плечи, неожиданно исторгнув крик боли.

– Это всего лишь сгусток стресса. Я его раздавила, – сказала девушка тоном упрека.

– Знаю, надо лучше следить за уровнем адреналина. Но признай, что условия не идеальные.

– Идеальнее, чем сейчас, они никогда не были.

– Многие даже у нас в стране против этих соглашений.

Кэтлин позволила себе откинуться назад, расслабив мышцы шеи. Серана расстегнула ей блузку из атласного шелка, затем бюстгальтер, провела указательным пальцем по вмятинке, которую резинка отпечатала на коже. Ее ладони, легче тончайшей ткани, легли на груди самой могущественной женщины в мире. Она куснула ей мочку уха, скользнула губами по щеке и наконец приникла к ней поцелуем. Их языки искали друг друга, переходили из уст в уста, в то время как руки лихорадочно суетились, освобождая тела от одежды. Приглушенная симфония шелестов, шорохов и шуршаний. Перегнувшись через спинку дивана, Серана наклонилась вперед, спуская до полу чулки госсекретаря. А та сорвала платье и колготки со своей помощницы. Их разделяла теперь только папка с документами. Серана переступила через нее и легла на Кэтлин валетом. Их любимая позиция. Соприкосновение кожных покровов воспламенило их тела, сотрясавшиеся в бешеном сердечном ритме, тонущие в потоках выделений. Центр города пронзила сирена, словно напоминая, как непрочен мир. И Кэтлин, пьянея от близости с Сераной, припав к источнику своего наслаждения, всем существом впитывала в себя этот миг. Ее нежная, кроткая Серана, верная пособница ее неверности, была единственным препятствием между ней и Белым домом. Но ни за что на свете даже ради президентского кресла, она не согласилась бы лишиться ее.