Текст книги "Учитель (СИ)"

Автор книги: Филип Жисе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Старик улыбнулся, открыл заднюю дверцу и забрался в машину. Николас обменялся с Владимиром номерами мобильных телефонов, после чего присоединился к старику и Светлане. Машина тронулась с места и вскоре, сопровождаемая взглядом Владимира, скрылась за поворотом.

Глава 17. Домой

Александр Петрович сидел на переднем сидении возле Владимира и смотрел в окно. За окном проносились поля, время от времени их сменяли села. Вид за окном, по большому счету, был однообразный, но старика это нисколько не беспокоило. За время своих странствий он научился видеть красоту там, где ее вряд ли увидел бы другой человек. Каждый новый взгляд, брошенный за окно, ловил нечто особенное, присущее только этому, кратковременному мгновению единения человеческого сердца с природой. Ни серые тучи, низко нависшие над землей и скрывшие от взгляда бирюзу утреннего неба, ни капли дождя, барабанившего по крыше машины и слезами скатывавшиеся по лобовому стеклу, не могли испортить ту красоту, что открывалась перед глазами старика по мере движения машины. Одинокое дерево в поле, вереница зеленых кустов и деревьев у дороги или островки густой травы прямо посреди дороги, – все это могло послужить поводом для радости стариковских глаз. Обычный человек воспринимал бы виденное, как данность, но только не старик, может из-за того, что он был не совсем обычным человеком или даже совсем необычным человеком, человеком, чья лодка жизни медленно тонула в океане смерти. Каждый новый день для человека в его состоянии был сюрпризом, чудесным даром, отодвигавшим неизбежное еще на какое-то время в будущее. Поэтому стоило ли удивляться тому, что виденное за окном вызывало бурю восторга и удивления в груди Александра Петровича.

– Владимир, вы не будете против, если я приоткрою окно, – Александр Петрович повернул голову к Владимиру и улыбнулся.

– Приоткройте, Александр Петрович, – Владимир бросил взгляд в зеркальце заднего вида и пошел на обгон ехавшей перед ним машины.

Александр Петрович приоткрыл окно. Ветер ворвался через окно в салон машины и принялся трепать стариковскую бороду.

– Долго ли нам еще ехать? – полюбопытствовал Александр Петрович.

– Часа три, Александр Петрович, – Владимир посмотрел на наручные часы. – К обеду будем в Борисполе.

– Так быстро? – удивился Александр Петрович.

– Ехать недолго, Александр Петрович. Километров триста-триста пятьдесят.

– Значит, в обед я буду дома, – Александр Петрович улыбнулся.

Владимир бросил на старика взгляд.

– Александр Петрович, а как вы смотрите на то, чтобы задержаться на пару часиков в Борисполе? Оксана вас очень хотела увидеть, да и Машка мне покоя не давала.

Внезапно Владимир хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Елки-палки! Я ж забыл вам подарок от Машки передать, – Владимир сбавил скорость, прижался к обочине и принялся шарить рукой в бардачке.

– И что за подарок мне приготовила Машуня? – спросил Александр Петрович.

– Сейчас, минутку. А, вот, – Владимир достал из бардачка альбомный лист бумаги, перетянутый белой ленточкой, и протянул старику.

– Это вам, Александр Петрович.

– Спасибо, – поблагодарил Александр Петрович, беря подарок в руки. Развязав узел, старик раскрыл лист бумаги на всю ширину. Слезы появились у него на глазах, когда он увидел, что было нарисовано на бумаге. По зимнему парку, среди голых, укрытых кое-где одеялом белого пушистого снега, деревьев шел старик в черном пальто. Александру Петровичу не составило большого труда узнать в этом старике себя. А рядом, понуря голову, шла собака до боли похожая на его любимого Шарика. Черные тучи заволокли небо. Казалось, вот-вот разразится снежная буря.

– Очень красиво, – сказал Александр Петрович, усилием воли сдерживая слезы.

Александр Петрович вспомнил рисунки, которые ему когда-то показывала Маша. Судя по этому рисунку мастерство девочки значительно улучшилось.

– Мне тоже нравится, – отозвался Владимир. – Мне кажется это ее лучший рисунок, хотя у нее их столько уже, – Владимир покачал головой.

– Мне кажется, что Маша стала рисовать еще лучше, – сказал Александр Петрович, не отрывая взгляда от рисунка, словно боялся, что рисунок исчезнет, стоит ему только отвести взгляд в сторону.

– Конечно лучше. Мы с Оксаной прислушались к вашим словам, и сейчас вот Машка занимается в кружке по рисованию с преподавателем. Вы были правы, Александр Петрович. У Машки талант. Это нам все преподаватели говорят.

– Здорово, – только и сказал Александр Петрович, бросая последний взгляд на рисунок, прежде чем свернуть его в рулон.

– Так вы к нам заглянете, Александр Петрович? – спросил Владимир, взглянув на старика.

– Загляну, – ответил Александр Петрович, рассматривая капельки воды, дрожавшие, словно от холода, на боковом стекле.

– Тогда я позвоню, предупрежу Оксанку. Пусть готовится к приезду гостя, – Владимир достал мобильник из кармана тенниски, посмотрел на него и засунул назад. – Нет, сделаем сюрприз.

Александр Петрович улыбнулся и посмотрел в окно. Мысли его понеслись вперед, навстречу скорому будущему. В этом будущем он видел улыбающиеся лица родных, смех внуков, законченную рукопись, лежащую на столе и ждущую отправки в издательство.

Александр Петрович снова улыбнулся. Как здорово! Как здорово жить! Сердце старика готово было разорваться от счастья.

– Как было бы здорово, если бы все люди могли чувствовать то, что в эти минуты чувствую я, -подумал Александр Петрович. – Насколько прекрасней и красочней стала бы их жизнь.

Александр Петрович поднес руку к лицу, намереваясь вытереть пальцем слезинку, появившуюся в уголке глаза, да так и замер, пораженный криком, раздавшимся слева, со стороны водительского места.

– Куда прешь!!!

Машину повело. Визг тормозов разорвал последовавшую за криком напряженную тишину. Раздался удар. Что-то затрещало. Больше Александр Петрович ничего не видел и не слышал, тьма охватила его сознание, увлекая за собой в неизвестность.

Старик шел по городу. Темные тучи нависли над городом, грозя обрушиться на него проливным дождем. Высокие многоэтажки выстроились вдоль дороги. Куда вела эта дорога? Что это был за город? Если бы он знал. Но старик не знал, поэтому ему ничего не оставалось, как продолжать двигаться по дороге, надеясь на то, что все дороги рано или поздно куда-то да выводят. Вряд ли эта дорога была исключением из правила.

Старик посмотрел по сторонам. Удивительно, но город казался вымершим или покинутым, вокруг было ни души и звуков не было, словно их и не было никогда в этом мире. Тишина окутала город, сковала его оковами страха и гнетущей неизвестности.

Старик почувствовал, как что-то мокрое коснулось волос. Он запрокинул голову и кожей лица ощутил холодные капли дождя, все же прорвавшие небо. Молния разрезала небо на части, мигнула и пропала, канув в небытие.

– Может стоит спрятаться от дождя? -подумал старик, окидывая взглядом окрестности. – Но надо ли? -откуда-то из глубины всплыла другая мысль.

– И правда, зачем? – старик провел ладонью по голове. – Это же вода. Всего лишь вода.

Вдалеке послышался вой, первый звук, услышанный стариком в этом странном городе. Вой прокатился над домами, забрался в черные зевы подъездов и затих.

Старик вздрогнул.

– Волки что ли? -пронеслось в голове. – Этого еще не хватало.

Старик на мгновение остановился, посмотрел по сторонам и двинулся дальше. Надо было идти. Куда он не знал, но знал, что останавливаться нельзя. Этот город не внушал доверия. Хотелось поскорее его покинуть.

Многоголосый вой послышался где-то слева. Старик повернул голову налево, но взгляд уперся в стены и оконные проемы домов.

– Неужто, и правда, волки? -думал старик, рыская глазами в поисках убежища. – Откуда ж они взялись тут?

Над домами снова пронесся вой. Что-то знакомое было в этом вое, что-то бередящее душу и пробуждающее воспоминания, воспоминания, трогающие сердце и вызывающие на глаза слезы счастья.

Из-за дома, в сотне метров от старика, на дорогу выбежала стая... нет, не волков! Старик вздохнул с облегчением. Это были собаки. Всего лишь собаки. Старик вытер ладонью вспотевший лоб и посмотрел на четвероногих, сбившихся в кучу возле одной из дворняг. Что-то в этой дворняге было знакомое. Что-то... Молнией пронзила сознание догадка. Шарик! Это Шарик!

Старик почувствовал, как сильно забилось сердце в груди.

– Шарик! – закричал старик. – Братишка, иди ко мне! Это я, Шарик! Я!!!

Дворняга повернула голову в сторону старика и замерла. Отбежав на несколько метров от стаи, она остановилась, посмотрела на старика и завыла.

– Шарик! Это я! Иди ко мне! – кричал старик, обливаясь слезами счастья. – Я думал... думал, что потерял тебя навсегда... Навсегда, думал..., – пробормотал старик, вытирая тыльной стороной ладони слезы, бегущие из глаз.

Собака приблизилась к старику и остановилась в десятке метров от него.

– Ну, давай, братишка, – старик похлопал ладонью по бедру. – Иди ко мне.

Собака села на землю и посмотрела на старика, затем запрокинула голову и завыла, да так жалобно, что у старика сердце чуть не разорвалось от жалости.

– Давай, братишка, – шептал старик, хлопая ладонью по бедру. – Чего же ты ждешь?

Со стороны стаи донесся ответный вой. Собаки снова завыли и бросились назад. Мгновение погодя они скрылись за домом, оставив Шарика и старика наедине. Шарик завыл. Словно эхо донесся в ответ многоголосый вой, с каждой секундой удаляющийся все дальше и дальше.

Шарик вскочил на ноги и посмотрел в ту сторону, куда убежали собаки. Вой снова потревожил тишину странного города.

– Только не это, дружок, только не это, – пробормотал старик. – Не покидай меня снова.

Шарик посмотрел на старика и завыл, снова завыл и кинулся вдогонку за четвероногими собратьями.

– Что ж ты так? – прошептал старик. – Опять ты покидаешь меня, братишка.

Капли дождя сильнее забарабанили по асфальту. Одежда старика быстро промокла, но старик не обращал внимания на разразившийся ливень. Взгляд его устремился вдогонку за собакой, а слух обострился в надежде услышать еще раз такой родной голос. Но все было напрасно. Вой не повторился. Только дождь стучал по асфальту, да сердце колотилось в груди.

– Ты снова меня покинул, братишка, – старик зарылся лицом в ладони. – Снова.

Боль адским пламенем разлилась по телу, возвращая Александра Петровича к жизни. Сознание начало проясняться. Веки старика дрогнули, и он открыл глаза. Темные тучи над головой, казалось, потемнели еще больше. Полоснула молния, и раскат грома разорвал звенящую тишину. Дождь мелкими холодными каплями падал с неба. Ветер шевелил волосы на голове и дергал за бороду. Где-то рядом что-то потрескивало, шипело, ноздри старика улавливали сильный запах бензина.

Память начала возвращаться, и Александр Петрович вспомнил события последних... чего? Секунд, минут или часов? Боль молотками застучала в голове, тьма на мгновение вернулась, скрывая от стариковского взгляда сердитое небо. Александр Петрович сделал глубокий вдох и едва не закричал от боли, пронзившей его грудь. Тьма спала с глаз, и старик снова мог видеть. Он повернул голову влево, туда, откуда доносились непонятные треск и шипение. В пяти метрах от него останками ужасного чудовища лежала груда метала некогда бывшая машиной. Пламя охватило багажник. Капли дождя падали в огонь и шипели, моментально испаряясь.

Что-то скатилось с виска по щеке и упало на асфальт. Александр Петрович поднес руку к лицу и коснулся пальцами виска. Хватило одного взгляда на руку, чтобы понять, что пальцы в крови. Запах бензина усилился, вытесняя остальные запахи.

Александр Петрович почувствовал, как его начало клонить в сон, веки налились свинцом и закрылись, к сознанию подступила тьма, обещая избавить старика от боли и страданий этого ужасного мира. Но что-то заставило Александра Петровича воспротивиться столь желанному сну и открыть глаза. Перед глазами снова возникла горящая машина, а запах бензина продолжал настойчиво тревожить ноздри. Хотелось спать, но Александр Петрович усилием воли прогнал сон, перевернулся на бок и, превозмогая боль, начал подниматься на ноги. Тело трясло, голова кружилась, но старик упрямо поднимался на ноги. После нескольких безуспешных попыток ему все же удалось подняться на ноги. Взгляд Александра Петровича устремился к машине. Он сделал несколько шагов по направлению к ней и почувствовал, как тело взмокло и затряслось, словно в лихорадке. Лоб покрылся испариной. Кто-то внутри него закричал, требуя, чтобы он поскорее убрался от машины. Но другой голос, тихий, но не менее настойчивый, торопил его, побуждая приблизиться к машине.

Александр Петрович вдохнул, скривился от боли и заковылял к останкам машины. Александр Петрович обошел машину и приблизился к водительскому месту. Дверца оказалась вырвана с корнем и валялась в стороне. Александра Петровича пробрал озноб, когда он увидел Владимира, наполовину вывалившегося из машины. Глаза его были закрыты, голова покоилась на асфальте, лицо и тело было в крови.

Александр Петрович приблизился к Владимиру и опустился на колени. Откуда-то донесся визг тормозов, но старик не обратил на него внимание. Все его внимание сосредоточилось на Владимире, не подававшем признаки жизни. Александр Петрович обхватил руками туловище Владимира и принялся тянуть того из машины. Бензиновое пятно разлилось под машиной, словно кровь под телом мертвого животного.

Боль снова пронзила грудь Александра Петровича, когда он попытался сделать глубокий вдох. Закашлявшись и сплевывая кровь, старик повалился на асфальт, но мгновение спустя поднялся и опять ухватился за Владимира. Александр Петрович напрягся и потянул тело Владимира прочь из машины. Тело Владимира приподнялось над землей, но машину и не думало покидать. Александр Петрович снова потянул и снова безуспешно. Разум настойчиво требовал убраться подальше от машины, требовал спасать свою жизнь, говорил, что Владимир мертв и ему все равно уже ничем не поможешь, но сердце молило не бросать тело Владимира, надеясь на то, что возможно он все еще жив, но находится без сознания.

Александр Петрович снова напряг силы и потянул Владимира из машины. Наконец-то тело Владимира поддалось усилиям старика и мгновение спустя полностью было снаружи. Александр Петрович ухватил Владимира за подмышки и, кривясь от боли, то и дело пронзавшей его тело, потащил того прочь от машины. Дотащив Владимира до обочины, старик в изнеможении упал на траву и потерял сознание.

Первое, что услышал Александр Петрович, когда очнулся в следующий раз, был вой сирены. Александр Петрович застонал. Он попытался пошевелить рукой, но рука не желала подчиняться его мысленной воле. Что-то как будто удерживало его тело от движений.

Чье-то лицо склонилось над Александром Петровичем, но старик не мог разобрать очертания этого лица, перед глазами все плыло, а еще хотелось спать, так сильно, что Александр Петрович не мог сопротивляться желанию закрыть глаза и погрузиться в такой желанный сон.

Сознание возвращалось. Александр Петрович вздохнул. В нос ударил запах хлорки и лекарств, заставившие старика поморщиться. В голове стоял туман, тело было вялым и бесчувственным. Александр Петрович открыл глаза и увидел, что находится в больничной палате. Приглушенный свет лился с потолка, струился по стенам и падал на пол. Александр Петрович повернул голову. Возле кровати стояла невысокая девушка в белом халате и проверяла показания приборов.

– Где я? – спросил Александр Петрович.

– Не волнуйтесь, – сказала девушка. – Вы в больнице.

– Почему эта девушка думает, что я волнуюсь?– подумал Александр Петрович. – Разве я волнуюсь?

– Как... как Владимир?

– Владимир? Какой Владимир?

– Мужчина, который... который был за рулем машины.

– Мне неизвестно. Возможно, вам это стоит узнать позже у доктора, а сейчас вам лучше поспать, – девушка поправила старику одеяло.

– А когда я смогу поговорить с доктором?

– Утром.

– А сейчас что?

– Ночь. Вам надо поспать. Не тратьте силы на разговор. В вашем состоянии нежелательно много говорить.

– Хорошо, – сказал Александр Петрович, ощущая тяжесть на глазах. – Но утром я хотел бы поговорить с доктором.

– Поговорите.

– Хорошо, – снова сказал Александр Петрович, закрывая глаза.

Следующим утром Александр Петрович лежал на кровати и смотрел в окно. Казалось, только так он мог отвлечься от головной боли, терзавшей его с момента пробуждения. Боль пульсировала в районе затылка, спускалась по шее вниз и перерастала в жгучий огонь с эпицентром в районе груди. На руки и ноги с многочисленными ушибами и ссадинами внимания он уже не обращал.

Солнечные лучи играли на белом облущенном подоконнике, падали на пол и создавали маленькие озерца света. Сквозь открытую форточку до слуха старика доносились шелест ветра в деревьях и крики гонявшихся друг за другом воробьев. В палате Александр Петрович был один, но судя по дополнительным кроватям и тумбочкам, ютившимся по правую сторону от старика, рассчитана она была на несколько человек.

Александр Петрович опустил взгляд и посмотрел на тело. Грудь плотными жгутами охватывали белые полосы бинтов. Кожа на руках и ногах в некоторых местах была содрана, и теперь эти участки тела также были забинтованы. Александр Петрович был в одних трусах, поэтому ему не составило труда увидеть ущерб, нанесенный его телу в результате ДТП.

Авария. Александр Петрович мысленно перенесся в прошлое. Развороченное, словно внутренности животного, тело машины, кровь и стекла на асфальте и... и тело Владимира, наполовину выпавшее из машины. Это было ужасно и как-то даже неестественно. Все было неестественно, необычно. Место аварии дышало смертью, дышало разрушением и темнотой. Именно это обстоятельство, понял старик, делало то место неестественным, особенно для того, кто был жив.

Александр Петрович вернулся воспоминаниями к Владимиру. Что с ним? Жив ли он? Александр Петрович не хотел бы, чтобы тот умер. Оксана и двое маленьких детей. Нет, Владимир не мог взять и оставить их одних. Им нужен был тот, кто мог бы о них позаботиться, а если такого человека не будет, то, – Александр Петрович вздохнул и закашлялся от боли, – то, в этом мире, мире людей, живущих разумом, они никому не будут нужны.

Александр Петрович попытался отогнать прочь дурные мысли, но сделать это оказалось не просто, разум был слишком серьезным противником, чтобы так легко сдаться. Перед глазами старика вновь возникло прошлое. Александру Петровичу казалось, что он даже обоняет запах бензина и слышит потрескивание огня в стороне и... и видит тело Владимира, не подававшего признаков жизни. Кого обвинять в том, что случилось? Жизнь, судьбу, злой рок или человеческую ошибку, совершенную кем-то из-за безответственности, рожденной невежественностью его разума.

– Нет,– подумал Александр Петрович. – Не жизнь, не судьба, не злой рок повинны в том, что произошло. Человек, один жалкий человек, один из миллиардов, обитающих на этой сказочной планете. Будь человек более ответственным существом, страданий в его жизни было бы намного меньше... Страдания, опять страдания. Что за чувства испытываю я сейчас, когда думаю о Владимире и его семье? Как назвать их? Не страдания ли это? Достаточно ли изменить отношение к произошедшему, чтобы избавиться от них? Но боль-то никуда не уйдет, боль и сожаление. Они и дальше будут бередить душу, ведь разум, репейником цепляющийся за любой негатив, не позволит им уйти. Он и дальше будет переживать одно и то же, находя удовольствие в этом. Мерзкий... мерзкий разум! Удивительное и вместе с тем примитивное творение обрекающее человечество на страдания. Почему... почему он никак не успокоится?! Как совладать с ним раз и навсегда?! Возможно ли это или он и дальше будет находить удовольствие в страхе и негативе, заставляя человека страдать? Должно быть, таков наш разум. Благо у человека есть сердце. Словно два полюса, две планеты, два мира, в одном из которых ночь существует без дня, а тьма без света, в другом день – без ночи, свет без тьмы. Но так ли должно быть? Ведь день всегда сменяет ночь, а ночь – день. Но тогда не может быть страданий без радости, а радости без страданий. Значит, человек обречен испытывать страдания? Значит, человеческий разум неспроста тянется к негативу? Почему же так происходит? Или может матушка-природа в чем-то ошиблась, создавая человека? Но этого не может быть. Я не верю в это. Матушка-природа слишком мудра, чтобы поступать так... так опрометчиво. Тогда почему человек страдает? Почему человеческий разум обрекает его на страдания? В чем причина? Не в том ли, что страдания – это путь... путь к удовлетворению? – старик почувствовал, как его тело задрожало. Глаза его распахнулись, рот приоткрылся. – Так вот в чем дело? Не испытав страданий человек не получит удовлетворения. Так вот в чем задумка матушки-природы? Через страдания человеческого разума обретается удовлетворение человеческого сердца. Как ночь не может существовать без дня, так и разум не может существовать без сердца. И наоборот, как день не может существовать без ночи, так и сердце не может существовать без разума. Когда они действуют заодно, то дополняют друг друга, когда их желания различны, становятся врагами. Получается, что человек обретает себя только тогда, когда его сердце и разум становятся едиными в своих желаниях, начинают стремиться к одной цели, а для того, чтобы сделать это, я вижу только один путь – подчинить свою жизнь удовлетворению, а не удовольствию.

– Хорошо было бы это все записать, – пробормотал Александр Петрович, поворачивая голову к тумбочке, где надеялся найти кусочек бумаги и ручку. Внезапно старик вздрогнул, пораженный мыслью. Рукопись! Рукопись осталась в машине! В машине… в машине объятой пламенем.

– О, нет! – простонал Александр Петрович и мотнул головой, словно отказывался верить в правдивость случившегося. – Нет! Долгие месяцы труда, размышлений и озарений, – все пропало.

Александр Петрович схватился за голову и застонал, словно раненное животное.

– Ничего не вернешь. Ничего. Бессмысленны страдания, бессмысленны слезы, – простонал Александр Петрович, вытирая ладонью глаза. – Не горюй. Смирись. Если это произошло, так тому и быть. Так тому и быть. Боль уйдет, останутся только воспоминания.

Звук открываемой двери заставил старика повернуть голову в сторону двери. В палату вошел мужчина лет пятидесяти в белом халате.

– Здравствуйте, как вы себя чувствуете? – мужчина подошел к кровати Александра Петровича и остановился.

– Терпимо, – сказал Александр Петрович. – А вы доктор?

– Доктор, – кивнул мужчина. – Как ваша голова?

– Болит, доктор. В глазах иногда темнеет.

– Не удивительно, у вас сотрясение мозга и довольно таки сильное. Но, несмотря на сотрясение мозга, несколько треснутых ребер, одно сломанное ребро и множественное повреждение кожи тела, вы довольно таки легко отделались. Судьба благосклонна к вам. Мужчине, который был с вами, повезло меньше.

– Его зовут Владимир, доктор. Что с ним?! Он жив?!

– Это ваш сын?

– Нет, доктор. Мой хороший друг.

– Что ж, ваш хороший друг заработал внутренние повреждения, несколько сломанных ребер, сотрясение мозга, но жить будет. Пришлось его хорошенько поштопать, но выкарабкается.

– Как хорошо, доктор, – улыбнулся Александр Петрович, чувствуя огромное облегчение от того, что Владимир остался жив. – У него семья, дети совсем маленькие. Он должен жить, доктор.

– Будет жить. Это я вам обещаю. Его перевели из реанимации в палату. Это уже хорошо.

– Чудесно, доктор. Чудесно, – Александр Петрович почувствовал, как в уголках глаз начали собираться слезы.

– Хочу у вас узнать, вы знаете какие-либо контакты его семьи? Надо сообщить его родным о случившемся.

– Я знаю, где он живет. В Борисполе, только вот адрес я не помню.

– Ничего страшного. Не переживайте. Думаю, милиции это известно, вот у них и узнаем. Если желаете, можете оставить мне домашние контакты, мы сообщим о вас вашим родным, чтобы они не переживали попусту.

– Моим родным? – взгляд Александра Петровича заскользил по потолку. – Да, да, сообщите им, доктор. Скажите, что со мной все хорошо, что я жив и..., – Александр Петрович хотел сказать "здоров", но запнулся. Каким-каким, а вот здоровым он себя точно не ощущал, – ... и скажите, что... что соскучился сильно.

– Хорошо, хорошо, – улыбнулся доктор, доставая из кармана ручку и блокнотик. – Но сначала сообщите по каким номерам телефонов мы можем связаться с вашими родными.

Александр Петрович на мгновение умолк, вспоминая номер домашнего телефона. Вспомнив, сообщил доктору. Тот записал номер в блокнотик и сказал:

– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы вашим родным немедленно сообщили о вас. Сейчас к вам зайдет медсестра и сделает укол обезбаливающего. Кстати, за дверью ждет следователь. Хочет подробнее расспросить вас о ДТП. Вы в состоянии с ним поговорить или мне попросить его прийти в другой раз?

– Пусть заходит, – сказал Александр Петрович. – Не знаю, чем я смогу ему помочь. Я не знаю, что произошло. Помню крик Владимира, удар и темнота.

– Расскажете, что знаете, – перебил старика доктор. – Я пойду. Мне надо обойти еще несколько пациентов. Зайду к вам позже.

Доктор вышел из палаты. Александр Петрович остался один. Владимир жив! Как хорошо! Александр Петрович улыбнулся и посмотрел в окно. В желтых лучах солнца, оглашая криками улицу, по подоконнику беззаботно и весело прыгала парочка воробьев. Проблемы и заботы человеческой жизни были неведомы этим маленьким озорникам. Для них не существовало прошлого, настоящего или будущего. У них не было ничего, что могло омрачить их жизнь. Они наслаждались жизнью, радуясь солнцу, гоняясь друг за дружкой или ощущая ветер, играющий их перышками. Для этих маленьких озорников счастьем было само их существование, все остальное было неважно.

– Неважно, – сказал Александр Петрович. Легкая полуулыбка появилась на его лице. – Совершенно неважно.