Текст книги "Учитель (СИ)"

Автор книги: Филип Жисе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

– Да полгода уж точно будет. В мае прошлого года уволили, а где-то с конца июня и запил.

– Беда так беда, – снова пробормотал старик. – Даже и не знаю, что сказать.

Впервые с тех пор, как он ушел из дома, Александр Петрович почувствовал себя беспомощным. Другим людям он мог что-то посоветовать, сейчас же он не знал даже, что сказать.

– Ну, ничего страшного, – сказала Оксана. – Как-то оно да будет. Вы лучше попробуйте пирожки с чаем. Чай, наверное, уже остыл.

– Конечно, конечно, обязательно попробую.

В прихожей послышалась какая-то возня.

– Шарик, скоро пойдем. Подожди немножко, – сказал старик и повернулся к собаке.

Рядом с Шариком Александр Петрович увидел Машу. Та сидела на корточках и гладила собаку по голове.

– Ой, я и забыла про собаку, – улыбнулась Оксана. – У меня кости есть. Думала, собакам на улицу вынести. Давайте я их лучше вашему Шарику отдам.

– Он вряд ли откажется, – улыбнулся Александр Петрович, пробуя пирожок. – Как вкусно! Домашние пирожки – самые вкусные пирожки.

– Спасибо, – поблагодарила Оксана, после чего достала из холодильника кулек с костями и вынесла его в прихожую собаке.

– Маша, я же просила тебя посидеть в детской, – услышал Александр Петрович.

– Я хочу с Шариком поиграть, – отозвалась девочка.

– Потом поиграешь, Шарик сейчас будет кушать, так что можешь пока посидеть в детской и присмотреть за Леной.

– Лена спит. Я хочу посмотреть, как Шарик будет кушать.

– Тогда смотри, только близко не подходи. Пусть поест спокойно.

– Он у вас не кусается? – спросила Оксана у Александра Петровича, вернувшись на кухню.

– Нет, не беспокойтесь, – улыбнулся Александр Петрович. – Детей он точно не укусит.

– Ну, и слава Богу, – сказала Оксана, присаживаясь на стул.

– Я вот все думаю, как бы помочь Владимиру, – сказал Александр Петрович.

– А как ему поможешь? Он сам не хочет, чтобы ему помогали. Ему нравится пить. Ну и правильно, о детях и я могу позаботиться, – Оксана вытерла слезы и взяла в руку пирожок. – Не знаю, за что меня так бог наказывает?

– Если нас кто-то и наказывает, то только мы сами, – пробормотал Александр Петрович, касаясь губами чашки. – Если Владимир сам себе не поможет, ему никто не поможет.

– Давайте не будем о плохом, – Оксана попыталась улыбнуться. – Расскажите мне лучше о себе. Вы на какой улице живете? Где-то возле нас?

– Нет, – губы старика тронула легкая улыбка. – Я, признаться, киевлянин, а в Борисполе я, так сказать, проездом.

– И куда же вы едете? – Оксана отпила из чашки и посмотрела на Александра Петровича.

– Если быть точным, то я иду, а не еду, – улыбнулся старик.

– И куда же вы идете?

– Не знаю. Куда вот глаза смотрят, туда и иду.

– Как так? – чашка замерла у рта Оксаны.

Александр Петрович вздохнул и сказал:

– Я странный человек, Оксана. Никогда таким не был, но, знаете, многое в нашей жизни происходит впервые.

Старик отложил в сторону недоеденный пирожок и рассказал Оксане обо все, что с ним произошло, о болезни, об истине и своем желании поделиться ею с миром.

Когда он закончил, на кухне воцарилась тишина, изредка прерываемая треском костей, над которыми трудился Шарик.

Оксана поставила чашку на стол.

– Даже не знаю, кто вы, сумасшедший или гений, – наконец сказала она и улыбнулась.

– И я не знаю, – улыбнулся Александр Петрович и взял в руку отложенный ранее пирожок. – Да и не хочу знать. То, что я делаю, находит отклик в моем сердце, а это для меня главнее всего.

– Я бы так не смогла. Мало, кто смог бы, даже зная о болезни. Это, в самом деле, надо быть или гением или сумасшедшим.

– Очень часто это одно и то же, – улыбнулся старик.

– Да, наверное, – улыбнулась в ответ Оксана.

На кухню вернулась тишина. Александр Петрович и Оксана пили чай, ели пирожки и молчали, каждый погруженный в свои мысли.

Спустя мгновение на кухню зашла Маша.

– Мамочка, а мне с Шариком можно пирожок? Шарик уже съел все кости.

– Давай я тебе сделаю чай и ты попьешь его с пирожком, – отозвалась Оксана.

– А Шарик со мной тоже будет чай пить?

– Нет, Машунь, Шарик чаи не пьет, – улыбнулся Александр Петрович.

– А пирожки ест?

– Пирожки, думаю, ест.

– Тогда я буду пить чай, а он будет есть пирожки, – улыбнулась Маша.

– Нет, Машунь, мы с Шариком уже скоро пойдем. Вот сейчас допью чай и пойдем.

– А когда вы еще придете? – допытывалась Маша.

– Не знаю, Машунь, – улыбнулся Александр Петрович. – Не знаю.

– И Шарик не знает?

– И Шарик не знает, – старик поставил чашку на стол и поднялся из-за стола.

– А кто знает?

– Боюсь, Машунь, этого никто не знает.

– Тогда не идите никуда, – Маша подняла голову и посмотрела на старика.

– А знаете что, Александр Петрович, – Оксана взглянула на старика. – А, и в самом деле, побудьте у нас немного. Переночуете, а завтра утром пойдете.

Старик улыбнулся и заглянул в пустую чашку.

– Спасибо, Оксана, но у вас и без меня забот хватает. Я лучше пойду, – старик развернулся, чтобы покинуть кухню.

– Дедушка Саша, – сказала Маша и дернула старика за свитер. – Побудьте у нас немножко. Мы с Шариком еще пирожки не ели.

– Да и куда вы пойдете, – вмешалась Оксана. – На улице сильный мороз, а вам ночевать негде. Оставайтесь.

Александр Петрович заглянул в глаза Маши и улыбнулся. Они были такими добрыми, такими голубыми, такими детскими. Старик вздохнул и сказал:

– Ну, хорошо.

– Вот и здорово, – рассмеялась Маша и обняла старика.

Александр Петрович почувствовал, как к глазам подступили слезы. Он улыбнулся и погладил девочку по голове.

– Может вам еще налить чаю? – спросила Оксана.

– Пожалуй, с меня хватит, – ответил Александр Петрович. – Пойду, посмотрю, как там Шарик.

Оказавшись в прихожей, старик приметил маленький стульчик, стоявший сбоку от стенки, и опустился на него. Завидев старика, Шарик приподнял голову с лап и посмотрел на Александра Петровича.

– Как твои дела, дружочек? – спросил старик, положа руку на собачью голову. – Что ты такой грустный? Не заболел ли?

Шарик поднялся на ноги и положил голову старику на колени. Александр Петрович потрепал собаку по холке, затем взял голову собаки двумя руками и заглянул Шарику в глаза.

– Сегодня, мой дружок, мы не будем ночевать на улице. Добрые люди пригласили нас переночевать у них дома. Ты рад этому?

Шарик забрал голову с коленей старика и зевнул, затем посмотрел на старика и ткнулся мордой в пустой пакет из-под костей. Какое-то время в прихожей раздавался шелест, Шарик искал остатки костей. Вылизав кулек, собака улеглась на дорожку.

– Похоже, кроме еды тебя больше ничего не радует. Завтра я куплю тебе сардельки, – пообещал Александр Петрович и поднялся со стульчика. Подобрав пустой пакет, старик вернулся на кухню.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил старик у Оксаны.

– Вам бы лучше отдохнуть, – Оксана поставила перед Машей чашку с пакетиком чая внутри и залила его кипятком.

– Ну, это я всегда успею. Что мне делать с этим кульком? Выкинуть? Шарик над ним хорошо потрудился, ничего не оставил.

– А бросьте его в раковину, я потом помою.

– Ну, это я и сам могу сделать, – Александр Петрович улыбнулся и подошел к раковине. – А горячей воды у вас, как я погляжу, нет? – старик повернул сместитель в сторону красной отметки.

– Вода у нас есть только утром и вечером... Маша, подожди, пусть чай остынет. Он горячий.

– Мамочка, тогда пусть чай остывает, а я пойду с Шариком погуляю, – Маша соскочила со стула и убежала в прихожую.

Александр Петрович проводил Машу взглядом и принялся мыть кулек холодной водой.

– У нас в Киеве вода всегда есть. Летом бывает, профилактику на две недели делают, а так всегда есть.

– Что ж вы хотите, столица, – улыбнулась Оксана, повернувшись к плите.

– Да, столица, – вздохнул Александр Петрович. – Почему бы не сделать такую столицу везде? А то все как ни у людей. Человеку надо помогать, а не палки в колеса ставить. У нас люди только о себе думают. Главное, чтобы мне было хорошо, а другой пусть хоть синим пламенем горит. Как у нас говорят? Моя хата с краю. Вот эти слова, как ни что другое, лучше всего выражают наш, хохляцкий, менталитет.

– Если бы все рассуждали так, как вы, дедушка Саша, у нас было бы другое государство.

– Оксана, а почему вы меня дедушкой Сашей называете? Я вам в отцы гожусь, но никак не в дедушки, – улыбнулся Александр Петрович.

– А я как Маша, – отозвалась Оксана. – Но если хотите, могу дядей Сашей называть.

– Да можете и дедушкой. Мне просто любопытно стало, – Александр Петрович выключил воду и встряхнул кулек. – Куда его можно повесить, чтобы обсох?

– А на кран и вешайте, я потом, когда высохнет, спрячу.

Александр Петрович повесил кулек на кран, вытер руки полотенцем и опустился на стул.

– Знаете, дядя Саша, – Оксана подошла к мойке и начала набирать воду в кастрюлю. – Я все думаю над тем, что вы мне рассказали о себе. Как вы так можете? Оставить семью, отказаться от лечения и пойти куда глаза глядят. Нет, я ни в коем случае не осуждаю вас. Мне просто интересно. Что заставляет человека совершать такие..., – Оксана замолчала, подыскивая нужное слово.

– Глупости? – улыбнулся Александр Петрович.

– Нет, нет, что вы. Я хотела сказать поступки, – Оксана выключила воду и поставила кастрюлю на газ.

– Я не знаю, что вам ответить, Оксана. Вы никогда не обращали внимания на то, как прекрасна природа, как прекрасен мир, в котором мы живем, какие удивительные организмы его населяют? Вы никогда не задумывались над этим?

– Нет, дядя Саша. Мне только этих размышлений не хватает. У меня итак голова болит от всяких мыслей: чем кормить семью, где брать деньги, что делать с Вовкой.

– И у меня раньше не было времени на все эти "глупости". Но когда я узнал, что у меня рак, я остановился. Я, если так можно выразиться, спрыгнул с поезда, в котором едет большинство людей, и пошел пешком. Теперь у меня не было необходимости куда-то спешить, гнаться за всевозможными благами и удовольствиями. С моих глаз, как будто, спала пелена, и я смог взглянуть на мир иначе. Заглянуть глубже что ли. Я увидел, как прекрасен мир, в котором мы живем и как несовершенен человек, его населяющий. Мне думается, человек, каков он есть сейчас – это самый бесполезный и опасный организм на планете. Он не думает ни о ком, только о себе. Гоняясь за тем, что хочет его корыстный разум, человек разрушает мир, в котором ему посчастливилось жить. Мне становится больно, когда я думаю о том, как бездумно уничтожается природа, как стремительно сокращается животное и растительное разнообразие на планете. Многие держат дома животных. Но скажите мне, как можно прижимать к груди одно животное и в то же время есть другое? Мне страшно представить, какой будет наша планета через двести, триста, пятьсот лет. Что мы оставляем своим потомкам? Пропитанную ядами землю, загрязненный воздух, мусорные свалки в морях и океанах, пустыни и степи вместо густых лесов, картинки с изображениями растений и животных, которые некогда жили на нашей планете и благодаря человеку канули в прошлое? Неужели человек ни на что больше не способен кроме разрушений? Неужели он не успокоится до тех пор, пока не уничтожит все вокруг? Быть единственным живым существом на мертвой планете, это ли он хочет? Я не могу смотреть на то, как человек все больше и больше деградирует. Мне больно видеть, во что он превращает планету благодаря невежественному и эгоистичному разуму.

Александр Петрович вздохнул и замолчал. Вытерев слезы, выступившие на глазах, он посмотрел в окно.

– Мир действительно был бы другим, дядя Саша, если бы люди думали, как вы, – Оксана высыпала вермишель в кипящую воду и накрыла кастрюлю крышкой.

– Я верю, что мир был бы другим, если бы люди жили сердцем, – ответил Александр Петрович, наблюдая за танцем снежинок за окном.

– Вот вы говорите о жизни сердцем, – Оксана повернулась к старику. – А как же слова "жестокое сердце", "холодное сердце"? Не из-за того ли все наши беды, что мы уже живем сердцем?

– Нет, Оксана. Сердце доброе, заботливое и сочувствующее. Невежественен был тот, кто выдумал эти порочащие сердце слова. Жестокий, холодный, бесчувственный, корыстный, эгоистичный, – все это характеристики нашего разума. И пока человек и дальше будет руководствоваться в своей жизни разумом, его жизнь будет наполнена страданиями, а он и дальше будет разрушать природу и планету. И придет время, через сто, пятьсот, тысячу лет, неважно когда, человек остановится, посмотрит по сторонам и ужаснется содеянному. Вместо процветающего зеленого мира, наполненного удивительным животным и растительным разнообразием, он увидит голую, безжизненную планету, одну из множества, раскинутых на необъятных просторах космоса.

– Печально-то как все, – улыбнулась Оксана. – Не знаю, я вот дальше завтрашнего дня не заглядываю. Ведь как говорят, ты предполагаешь, а бог располагает.

– И я так когда-то так думал, – Александр Петрович оторвал взгляд от окна и посмотрел на Оксану. – Но сегодня я не верю в бога. Для меня мой бог – мое сердце. Но если даже на минутку предположить, что бог все же существует, то это самое бессердечное существо. Знаете почему? Потому что будь у этого существа сердце, оно не позволило бы произойти тому, что сегодня происходит на планете. И если человек создан по образу и подобию бога, то я не удивляюсь тому, почему он так холоден и жесток. Но я не хочу говорить о религии. Это очень неподходящая тема для разговора, она разъединяет людей. Если вы не против, Оксана, я бы сменил тему.

– Нет, нисколько, – ответила Оксана, помешивая вермишель в кастрюле. – И о чем вы хотите поговорить?

– Не знаю даже. Кроме жизни сердцем я уже ни о чем не могу говорить, – улыбнулся Александр Петрович. – У меня теперь все рано или поздно сводится к жизни сердцем.

– Маша, – позвала Оксана дочку. – Твой чай уже давно остыл. Ты идешь?

– Да мамочка, – Маша зашла на кухню и уселась на стул.

– Может вам телевизор включить? – повернулась к старику Оксана.

– Я бы, если вы не против, пошел бы в зал и пописал бы книжку.

– Конечно не против. А я тем временем закончу с готовкой обеда.

– Ну, тогда не буду вам мешать. Если понадоблюсь, вы знаете, где меня найти, – старик улыбнулся и направился в зал.

Глава 14. Намордник

Остаток дня Александр Петрович провел за работой над рукописью. Только один раз он отвлекся от рукописи, когда Оксана позвала обедать. Но после обеда Александр Петрович вернулся к рукописи. Отложил он ее в сторону только тогда, когда наступил вечер и темнота опустилась на улицу.

Александр Петрович поднялся из-за стола, взял рукопись и отнес ее в прихожую, где спрятал в карман пальто.

– Дедушка Саша, – из детской вышла Маша и направилась к старику. – А почему Шарик все время спит? Он не хочет со мной играть.

– Старый он уже, Машунь, – улыбнулся старик. – Когда был щенком, любил играться, а вот сейчас, больше любит спать.

Из ванной вышла Оксана и подошла к Александру Петровичу.

– Дедушка Саша, я стиркой занялась. Может и вам что-нибудь надо постирать? В стиральную машину брошу, и к завтрашнему утру все высохнет.

– Да не стоит, Оксана. Я если можно, хотел бы только помыться, когда горячая вода появится.

– А она уже появилась, дедушка Саша.

– Ой, как хорошо, – Александр Петрович улыбнулся. – Вот помыться я не откажусь, только я бы хотел сначала Шарика перед сном выгулять. А то бедный целый день в квартире, пусть кости разомнет немного.

– Смотрите сами, дядя Саша. Я тогда достираю и вам ванную освобожу, – Оксана развернулась и ушла в ванную.

– Хорошо, Оксана, – сказал старик и снял с крючка пальто.

Шарик, заметив, что старик одевается, поднялся на ноги и посмотрел на Александра Петровича.

– Сейчас, мой дружок, – старик повернулся к собаке. – Пойдем, подышим свежим воздухом перед сном.

– Дедушка Саша, а можно мне с вами? – спросила Маша.

Девочка подняла голову и устремила взгляд своих голубых глаз на старика.

– Не сегодня, Машунь. На улице холодно и темно. Лучше тебе дома побыть, – Александр Петрович взулся и взял в руки поводок.

– А вы долго с Шариком будете гулять? – спросила девочка, усевшись на стульчик.

– Нет, милая, не долго. Немножко прогуляемся и вернемся.

– Тогда хорошо, – вздохнула девочка и посмотрела на Шарика, устремившегося к входной двери. – Я летом нашла на улице щенка и хотела его взять домой, но папа не разрешил и теперь мне не с кем дома гулять.

– А как же Лена? – улыбнулся Александр Петрович.

– Та Лена маленькая еще, чтобы гуляться.

– Ничего, она скоро вырастет и будет тебе с кем играть.

– Та когда она еще вырастет. Она еще очень маленькая. Все время спит, как ваш Шарик. Вот мне и не с кем гулять. У мамы всегда много работы, а папа... папа тоже всегда спит. Не знаю что делать. Тоже, наверное, надо много спать. Только я вот не хочу спать.

Александр Петрович подошел к Маше и провел ладонью по волосам девочки.

– Скоро, солнышко, ты пойдешь в школу, и там тебе будет с кем играть.

– Нет, не будет. В школе я буду учиться, а не играть... Дедушка Саша, а вы знаете, что я умею читать и немножко считать?

– Умница. Значит, в школе ты будешь лучшей ученицей.

– Буду, – сказала Маша, а потом добавила. – Наверное. Знаете, дедушка Саша. Я вам честно скажу, не хочу я учиться.

– Как так? А что же ты хочешь?

– Рисовать хочу. А знаете что, дедушка Саша, давайте я вам покажу свои рисунки? Мама говорит, что они очень красивые, – Маша поднялась со стула и собралась было уйти в детскую за рисунками, но Александр Петрович ее остановил.

– Подожди, Машунь. Давай, когда я вернусь с улицы, ты мне и покажешь рисунки. Хорошо?

– Хорошо. Тогда вы идите быстрее, тогда вы быстрее вернетесь, и я вам покажу рисунки.

– Договорились, Маша, – Александр Петрович открыл входную дверь и вышел с собакой в коридор.

Закрыв за собой дверь, старик направился к лестнице и спустя минуту был уже на улице.

– Какой мороз, – пробормотал старик, надевая шапку и перчатки. – Долго и не погуляешь. Идем Шарик, пройдемся немного.

Перехватив удобнее поводок, Александр Петрович двинулся с Шариком вниз по улице. Прохожих было мало. Старик ни встретил ни одного человека, пока не оказался на Киевском пути. Но даже и на главной улице города людей было немного. Александр Петрович посмотрел на часы. Часы показывали 18:36.

Александр Петрович остановился возле проезжей части и посмотрел на небо. Светлый, покрытый кое-где серыми пятнами диск луны, висел на небе в окружении редких звезд.

– Как красиво, – прошептал старик, созерцая красоту ночного неба. – В каком волшебном мире мы живем. Как же он удивительно устроен. День, ночь, солнце, луна. Какой же таинственной кажется луна. Мертвая, холодная и... и какая прекрасная. Разве не удивительно то, что я стою на земле, смотрю на небо и вижу космос? Вижу этот черный, безжизненный, бесконечный океан, в котором плавают миллионы разных планет, больших и маленьких, холодных и горячих, обитаемых и необитаемых. И ты являешься частью всего этого фантастического великолепия. Всего лишь маленькой, никчемной частичкой, но частичкой чего-то невероятного, удивительного и захватывающего. Почему человек ищет жизнь за пределами планеты и не хочет замечать ее здесь, на планете? Почему жизнь где-то там, над облаками, для человека дороже жизни здесь, под облаками? Почему человек не ценит то, что имеет? Почему человек так глуп? Есть ли истина в том, что делает человека глупым и невежественным? Есть ли истина в том, что заставляет человека убивать, а не беречь? Есть ли истина в том, что делает человека жестоким? Нет истины в невежественном человеческом разуме, истина только в мудром человеческом сердце.

Лай Шарика заставил Александра Петровича отвлечься от созерцания ночного неба. В десяти метрах от старика стояли двое мальчишек и кидали в Шарика снежки.

– Что вы делаете?! – воскликнул старик. – Или делать вам больше нечего?!

– Нечего, – рассмеялся один из мальчишек, развернулся и припустил вдоль дороги. Второй побежал за ним.

Старик притянул собак к себе и погладил по голове.

– Обидели тебя, мой дружочек. Что же вырастет из этих двоих шалопаев, если уже в таком юном возрасте разум обрел над их сердцами полную власть? Прости их, Шарик. Они не ведают, что творят. Их разум юн, но уже невежественен. Но можно ли надеяться на что-либо иное, если в нашем саду бурьяна больше, чем цветов, наше гнилое общество растит гнилых людей.

– Мужчина, а почему ваша собака без намордника?

Александр Петрович повернулся на голос и увидел худощавого, невысокого ростом мужчину лет пятидесяти-пятидесяти пяти в черном пальто, брюках и норковой шапке. Тот стоял в стороне от старика и смотрел на собаку, сидевшую возле старика.

– А если она кого-то укусит, кто будет отвечать? – спросил мужчина, подняв взгляд на Александра Петровича.

– Вам не стоит беспокоиться, – улыбнулся старик. – Собаки никогда не кусают без повода.

– Это вы скажите тем, кого они уже покусали, а не мне. Куда только смотрит милиция? Почему их никогда нет, когда они нужны?

– Чем вам не угодили собаки, что вы хотите видеть их в намордниках? – спросил Александр Петрович. – Знаете, я думаю, что люди больше заслуживают носить намордники, чем собаки. Вот скажите, вам было бы удобно в наморднике?

– Мы сейчас говорим не обо мне и не о других людях, а о вашей собаке.

– Чем вам не угодил мой Шарик?

– Тем, что на нем нет намордника.

– Вам станет легче, если на собаке будет намордник?

– Безусловно. Собаки должны быть в намордниках. У себя дома можете не надевать, то на улице, извольте надеть намордник.

– Знаете, я думаю, человек, который придумал намордник, не любил животных.

– А мне что до этого? Я тоже их не люблю. Разносчики всякой заразы.

– Если вы не любите животных, то вряд ли любите и людей, – заметил старик, погладив Шарика по голове.

Собака сделала несколько шагов в сторону мужчины, остановилась и уселась на лапы, затем подняла переднюю лапу и махнула ею в сторону мужчины.

– Видите, собака с вами хочет подружиться, а вы на нее намордник хотите надеть.

– Глупое животное, – пробормотал мужчина и посмотрел на собаку. – Если я еще раз увижу вашу собаку без намордника, обращусь в милицию, и тогда пеняйте на себя. Я вас предупредил, – сказав это, мужчина развернулся и двинулся вверх по дороге.

Шарик посмотрел вслед удаляющейся фигуры и гавкнул, затем подошел к старику и уселся у его ног.

– Видишь, Шарик, и такие на свете живут люди. Разум этого человека преобладает над его сердцем. Он не любит ни животных, ни людей, ни себя. Этот человек очень сильно страдает и даже не понимает, что является причиной его страданий. Бедный, бедный. Такие люди страдают сами, и из-за них страдает планета. Пошли мой дружок, нам пора возвращаться.

Александр Петрович собрался вернуться на улицу Нахимова, когда его взгляд остановился на магазине, том самом возле которого он увидел Владимира, мужа Оксаны.

– Постой, Шарик. Давай зайдем в магазин. Не хорошо идти в чужой дом с пустыми руками. Хоть хлебушка, но надо купить.

Сопровождаемый Шариком, старик направился к магазину. Привязав собаку за поводок к дереву, он вошел в магазин.

– Долго же вы идете, – сказала продавщица, заметив Александра Петровича.

– А вы что все еще меня ждете? – старик подошел к прилавку и посмотрел на продавщицу.

– А то как же. Я всегда жду покупателей... И куда вы отвели того пьянчужку? Я видела, как вы его куда-то повели. Не в милицию случайно? Таким как он самое место в милиции.

– Нет, ни в коем случае, – улыбнулся Александр Петрович. – Домой отвел.

– Домой? Видно вам делать больше нечего, как пьянчужек по домам разводить. Нужен он был вам. Как вы только не побоялись подойти к нему. Они не соображают, что делают. А если бы побил? Что тогда? Хотя бы немножко о себе подумали. Вам же не тридцать лет. В возрасте уже. Что за странный человек!

– Любой, как вы говорите пьянчужка, для меня остается человеком. У него, как и у нас с вами, есть сердце, к сожалению, его сердце в клетке, построенной разумом. Вы не думайте, этот человек хотел бы не пить, но не может противиться желаниям своего разума. Он в его власти. Он не понимает, что убивает себя, свое тело и душу. Его жизнь проходит, словно в тумане. Иногда туман рассеивается, когда алкоголь покидает тело, но затем возвращается, у человека нет сил противостоять желаниям разума и он снова и снова вливает в себя эту гадость. Он раб, всего лишь раб своего разума. Не злитесь на таких людей. Их жизнь – ад, из которого они хотели бы выбраться, но не могут. Проявите к ним сострадание. Жестокость по отношению к другому человеку еще никого и никогда не делала счастливым.

– Еще чего! – воскликнула продавщица. – Буду я еще проявлять сострадание к какому-то пьянчужке. Вы за кого меня принимаете? За мать Терезу что ли? Увольте.

– Ну, если так, ваше дело... Дайте мне булку черного хлеба, пакетик вот этого корма для собак. Посмотрим, что Шарик скажет. А еще... еще вот эту шоколадку, вон ту коробочку конфет, в розовой коробке и килограмм вон тех печеней, в форме сердечек, – старик показал на сладости на полке за спиной продавщицы.

– Что-то еще?

– Нет, спасибо.

– С вас восемьдесят гривен и сорок четыре копейки.

– Одну минутку, – Александр Петрович полез за кошельком во внутренний карман пальто. – Вот, держите, – старик отсчитал необходимую сумму и спрятал кошелек.

Продавщица забрала деньги и передала старику кулек с продуктами.

– Всего вам хорошего.

– И вам всего хорошего, – ответил старик и двинулся к выходу из магазина.

На улице Александр Петрович отвязал Шарика и отправился вверх к улице Нахимова, к дому под номером четырнадцать.

– Дедушка Саша, – улыбнулась Маша, когда старик вернулся в квартиру. – Долго же вы гуляете. Я уже рисунки приготовила.

– Сейчас, Машунь, сейчас, – сказал Александр Петрович, снимая ботинки. – Вот держи пока гостинцы.

– Гостинцы? – девочка взяла из рук старика кулек и заглянула внутрь.

– Зачем же вы тратитесь, дедушка Саша. Вам же, как никому другому нужны деньги, – укорила старика Оксана, выглянув из кухни.

– Ничего, ничего, – махнул рукой Александр Петрович. – Мне хватит.

– Мамочка, а можно мне шоколадку? – Маша вытянула из кулька шоколадку и принялась вертеть в руках.

– Можно, но не сейчас. Скоро будем кушать. Вот когда покушаешь, тогда и будешь кушать шоколадку. Давай сюда кулек, – Оксана забрала у Маши из рук кулек и шоколадку и отнесла на кухню.

– Ну, Машутка, давай показывай свое творчество, – сказал Александр Петрович, сняв с себя верхнюю одежду.

Оставив Шарика лежать на дорожке, старик отправился вслед за Машей в зал.

– У меня много рисунков, – сказала Маша, усаживаясь на диван рядом с Александром Петровичем. – Вот в этом альбоме, в этом и вот в этом, – девочка переложила с дивана себе на колени три альбома. – Какой вам показывать первым?

– А любой показывай, – улыбнулся старик. – Все равно все буду смотреть.

– Точно все? – Маша обратила на старика свои голубые глаза.

– Точно.

– Ну, тогда смотрите вот этот альбом. Он мне не очень нравится.

– Почему?

– Не знаю. Рисунки мне не очень нравятся. И маме тоже не очень нравятся.

Александр Петрович открыл альбом и принялся рассматривать детские рисунки. Он ожидал увидеть палочки, кружки, домики, но вместо этого на него с бумажных страниц смотрели лошадки, медвежата, птицы, деревья, какие-то сказочные герои, среди которых Александр Петрович узнал и бабу-ягу, и колобка, и кощея бессмертного. Конечно, нельзя было не заметить, что эти рисунки были нарисованы детской рукой, тем не менее, не надо было быть большим специалистом в искусстве, чтобы понять, что у девочки был талант.

– Машунь, а почему тебе не нравятся эти рисунки? По-моему, они очень красивые, – сказал Александр Петрович, листая альбом.

– Вы, правда, так думаете? – девочка нахмурила лобик и задумалась.

– Не знаю, – наконец-то сказала Маша, ерзая по дивану попой. – Просто рисунки из других альбомов мне нравятся больше, и маме тоже.

– Ну, давай посмотрим другие рисунки, – предложил старик, откладывая в сторону первый альбом.

– Давайте, – Маша положила старику на колени второй альбом.

Александр Петрович оперся спиной о спинку дивана и принялся листать альбом. Чем дольше он смотрел на рисунки второго альбома, тем больше убеждался в том, что рисунки первого альбома мало чем уступают рисункам из этого альбома. Тематика рисунков не изменилась, правда, техника их исполнения немного была лучше, но Александр Петрович подумал, что это, скорее всего, было связано с тем, что рисунки из первого альбома рисовались раньше. Чтобы убедиться в этом Александр Петрович спросил у Маши:

– Маша, скажи-ка мне, какие рисунки ты нарисовала первее, те, которые в этом альбоме, – Александр Петрович ткнул пальцем в альбом на коленях, – или из этого, – палец старика устремился к первому альбому.

– Нет, рисунки, которые вы смотрите, я нарисовала летом, а те которые смотрели – давно нарисовала. А вот эти, – девочка пододвинула старику третий альбом, – осенью, которая была, и немножко этой зимой.

Александр Петрович взял в руки третий альбом. Да, несомненно. Мастерство Маши улучшалось от альбома к альбому.

– Знаешь, Маша, твои рисунки все очень красивые.

– Честно? – девочка заглянула в глаза старику.

– Честно, – кивнул старик. – Но с каждым новым рисунком у тебя получается все лучше и лучше. Тебе нравится рисовать?

– Очень, – улыбнулась Маша. – Я люблю рисовать.

– Это чудесно, – улыбнулся старик. – Если любишь, тогда тебе следует это делать и дальше, а еще, я думаю, было бы очень хорошо, если бы ты начала посещать кружки, где учат рисовать, и когда-нибудь, пройдет много лет, и ты станешь очень известной художницей.

Александр Петрович заметил, как загорелись глаза девочки. Рот приоткрылся, а взгляд устремился куда-то далеко-далеко, возможно, в будущее.

– Дедушка Саша, вы, правда, так думаете? – Маша посмотрела на рисунки, затем перевела взгляд на старика.

– Конечно, солнышко, – улыбка тронула губы старика. – Никто на целой планете не знает, что для тебя лучше всего, ни мама, ни папа, ни дедушка Саша, никто кроме твоего маленького сердечка, которое бьется у тебя в груди. Если ты любишь что-то – это значит, что это что-то находит отклик в твоем сердечке. Твое сердечко ведет тебя по жизни, и если ты слушаешь его, то всегда будешь счастливым человеком, даже когда встанешь взрослой.

– Дедушка Саша, а вы счастливый человек?

– Конечно, Машунь, – заулыбался Александр Петрович.

– Значит, вы слушаете, что говорит вам ваше сердечко?

– Да, ведь иначе быть счастливым, солнышко, невозможно.

– Дедушка Саша, а что значит быть счастливым?

Александр Петрович улыбнулся и задумался. Быть счастливым. И правда, что значит быть счастливым? Старик часто говорил о счастье, но никогда не задумывался о том, а что же это значит, хотя бы для него самого. Александр Петрович понимал, что испытывать от жизни удовлетворение – обязательная составляющая счастья, но как объяснить это пятилетнему ребенку?