Текст книги "Учитель (СИ)"

Автор книги: Филип Жисе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Глава 18. Сила жизни

Александр Петрович лежал на кровати и смотрел в потолок. После ухода следователя, старик решил немного подремать, закрыл глаза, а когда открыл их, оказалось, солнце давно уже закатилось за горизонт и теперь только тусклый свет маленькой лампочки мешал уличной тьме пробраться в палату и воцариться здесь с такой же уверенностью, как и снаружи.

Александр Петрович воскресил в памяти разговор со следователем, в ходе которого он узнал некоторые подробности об аварии. Выяснилось, что машина Владимира столкнулась с другой машиной, водитель которой погиб в результате взрыва, произошедшего из-за возгорания бензина после столкновения. Александр Петрович успел оттащить Владимира на обочину и тем самым спас тому жизнь. Но в первую очередь избежать смерти Александр Петрович и Владимиру удалось только благодаря тому, что Владимир каким-то чудом смог вывернуть руль, таким образом, избежав лобового столкновения. Виновником же аварии считают водителя второй машины, так как, по словам следователя, в крови этого водителя обнаружили высокий уровень алкоголя.

Также выяснилась еще одна причина прихода следователя. Оказалось, что в милиции Александр Петрович числился, как пропавший без вести. Надежда Васильевна, не смотря на просьбу мужа, все же сообщила в милицию о его исчезновении. Правда, выйти на след Александра Петровича, по словам следователя, милиции удалость только благодаря статье в черкасской газете. Но после того как Александр Петрович покинул Черкассы его след снова затерялся и обнаружился только в Полтаве, после недавнего выхода передачи на местном телевидении. Также Александр Петрович узнал, что больница, в которую его и Владимира доставила скорая после аварии – одна из больниц Борисполя. Как оказалось, ближайшим городом к месту аварии был именно Борисполь, поэтому было решено везти пострадавших туда, а не в какой-либо другой город.

Утомленный воспоминаниями Александр Петрович закрыл глаза, собираясь подремать, но сделать ему это не удалось, раздался стук в дверь.

– Входите, – сказал Александр Петрович, повернув голову в сторону двери.

Дверь скрипнула и отворилась. Удивление сменилось радостью на лице старика, когда он увидел, кто вошел в палату.

– Сашенька! – воскликнула Надежда Васильевна, увидев мужа. – Ты ли это?

Всплеснув руками, Надежда Васильевна заплакала и подошла к кровати, на которой лежал Александр Петрович. За мамой с довольной улыбкой на лице вошел младший сын Сашка.

Надежда Васильевна опустилась на край кровати и уронила голову на грудь мужа.

– Сашенька, как ты мог поступить так со мной? – запричитала Надежда Васильевна. – Я же ночи не спала, все думала, где ты. Исхудал-то как. Одни кожа да кости. А бинтов-то сколько, все тело изранено.

– Ну, ну, – Александр Петрович легонько похлопал жену по спине, успокаивая. – Все в прошлом. Чего слезы лить по пустякам? Жив, как видишь.

– Привет, батя, – услышал Александр Петрович приветствие сына.

– Привет, Сашка, – отозвался Александр Петрович, улыбнувшись. – Что ж ты позволил матери в милицию на меня заявлять? Я ж просил этого не делать.

– Ну, бать, – Сашка ухмыльнулся. – Я тут был бессилен. Ты из дому, а мама в милицию.

– Ничего, ничего, – улыбнулся Александр Петрович.

Надежда Васильевна принялась ощупывать тело мужа, словно хотела убедиться, что он действительно цел и невредим.

– А что ты бороду такую страшную завел? Людей что ли пугать вздумал? – Надежда Васильевна села и посмотрела на лицо мужа. – Сбрить бы ее, а то похож, не знаю даже на кого. Прям леший какой-то... А послушай, Шарика ты куда дел?

– Нет больше Шарика, – вздохнул Александр Петрович. – Умер бедняга.

– Умер? – Надежда Васильевна удивленно вскинула брови. – Ну, пусть земля ему будет пухом. Главное, что ты жив, здоров. Мы тут с Сашкой тебе покушать принесли, – Надежда Васильевна указала на сумку в руках сына. – Давай сейчас покушаешь, а то совсем исхудал. Плакать хочется, когда смотрю на тебя, так ссохся весь... Молочко принесли, творожок, картошечка свеженькая с котлетами, салатик с капусты. Покушаешь? – Надежда Васильевна с надеждой во взгляде взглянула на мужа.

– Я потом, потом поем, – улыбнулся Александр Петрович. – Салатику немного да творожку чуть.

– Ну, как хочешь, – сказала Надежда Васильевна. – Дай хоть посмотрю на тебя. Сколько ж не видела. Извелась вся. Смерти моей захотел что ли? Я уж думала, никогда тебя больше не увижу. Старый дурень, так напугал-то.

– Так надо было, – улыбнулся Александр Петрович.

– Надо было, – Надежда Васильевна покачала головой. – Дурень ты дурень, Сашка. А если бы я так из дому ушла? Что бы ты тогда сказал?

– Сначала посмотрел бы на причину, а потом бы и сказал, – рассмеялся Александр Петрович.

– Ох, Сашка, Сашка, – вздохнула Надежда Васильевна и махнула рукой. – Каким был, таким и остался, только иссох весь, словно сухой стручок фасоли стал.

Александр Петрович ничего не сказал, только улыбнулся. Странное дело, но сейчас ему захотелось оказаться где-то там, среди пустынных полей и диких лесов, там, где есть только ты, мысли, чувства и... и одиночество, дарящее мудрость жизни.

– Бать, а книжка твоя-то как? – подал голос Сашка. – Написал-то?

– Написал, – Александр Петрович почувствовал, как защемило сердце. – Написал, да не уберег. Не уберег. Сгорела в огне, когда в аварию попал.

– Ой, черт! – воскликнул Сашка и умолк, пораженный новостью.

– Ничего, Сашенька, – сказала Надежда Васильевна. – Написал одну, напишешь и другую.

Александр Петрович посмотрел на жену. Сердце в груди заколотилось, словно ненормальное. Ладони взмокли.

– А ведь, и правда, -подумал Александр Петрович. – Знания со мной, они никуда не делись. И воспоминания со мной. Все помню так, словно вчера дело было. Но время... время-то не вернешь. Хватит ли у меня времени закончить книжку раньше, чем костлявая постучит в дверь? Нет! Это не важно. Не важно! Пока бьется сердце в груди, я не смею останавливаться, не смею сдаваться. Иначе я предам свое сердце. Начну писать сразу же с завтрашнего дня. Вот как встану утром, сразу за книжку сяду. Пока бьется сердце, ничего не кончено для того, в чьей груди оно бьется, -Александр Петрович почувствовал, как на глаза набежали слезы.

– Надюша, – сказал Александр Петрович. – Большое тебе спасибо за то, что ты сегодня пришла. Ты даже не представляешь, как сильно ты мне помогла.

– Сашенька, что ж я сделала-то такого? Ты что плачешь? – Надежда Васильевна поднесла ладони ко рту и поднялась с кровати. – Тебе что плохо? Надо медсестру позвать?

– Нет, – Александр Петрович мотнул головой. – Никого не надо звать. Все хорошо для того, чье сердце еще живо.

Александр Петрович улыбнулся и посмотрел на жену.

– Нет, пока не закончу рукопись, я не умру,– думал Александр Петрович, глядя на удивленное лицо жены. – Если желаешь смерть, забирай меня сейчас, иначе тебе придется подождать.

Александр Петрович чувствовал как по телу разливается тепло, как ускоряется ритм его сердца. Ему было хорошо, безумно хорошо, даже боль, ставшая в последнее время его постоянным спутником, отступила в смятении, забилась в самые дальние уголки подсознания и затрепетала, словно лань, за которой гонятся борзые. Солнце в груди Александра Петровича засияло с новой, еще большей силой, разжигая в нем всепоглощающий огонь истинной веры, веры, способной преодолевать широкие реки, опаленные солнцем пустыни и бездонные моря. Несмотря на боль, несмотря на болезнь, несмотря на хрупкое будущее, он обязан сделать все для того, чтобы рукопись обрела вторую жизнь. Если ему предстоит умереть, то пусть он умрет в пути, по дороге к своей мечте.

Взгляд Александра Петровича устремился к окну, в темноту ночи, навстречу неизвестности и луне, одиноко серебрившейся посреди черного неба.

– Вот это действительно важно, -подумал Александр Петрович. – Мечта. Все остальное – это всего лишь туман, иллюзия, которая исчезнет, едва забрезжит рассвет.

Следующие две недели Александр Петрович провел в больнице, восстанавливаясь после аварии. Каждый день, с восхода солнца и до его заката, старик открывал тетрадь, которую ему принес Сашка, брал в руки ручку и переносил на бумагу воспоминания, воскрешал в памяти знания, события, открывшиеся истины. Часто дело не клеилось, вдохновение покидало старика. В такие минуты его взгляд твердел и упирался в потолок, из груди вырывался тихий вздох разочарования, а в сознание проникало сожаление об утрате драгоценного времени. Но Александр Петрович не сдавался. Месяцы, проведенные на бескрайних просторах родины, научили его терпению, укрепили его веру в себя, закалили характер, сделали мудрее. Поэтому неудивительно, что Александр Петрович, несмотря на часто спящее воображение и не покидающие его ноющие головные боли, снова и снова брал в руки ручку и продолжал изо дня в день насиловать сознание, выдавливая из него крупицы слов, обрывки воспоминаний и прошлых разговоров. А потом, под вечер, Александр Петрович брал в руки тетрадку и листал написанное, наслаждаясь теми невероятными ощущениями, что пробуждались в его груди от созерцания результатов проделанной работы. Вот ради таких мгновений наивысшего счастья и удовлетворения Александр Петрович и трудился.

Работая над книгой, Александр Петрович настолько погружался в воспоминания, что часто ему казалось, что он снова бродит по полям и лесам, селам и городам, разговаривая с людьми, наблюдая за природой. Но стоило ему хотя бы на секунду оторвать взгляд от тетради и посмотреть по сторонам, и он возвращался в свое больничное настоящее. В такие минуты на глазах старика нередко появлялись слезы, а сердце сжималось от боли, сознание старика содрогалось от сожалений по поводу канувших в Лету временах искренней свободы, счастья и красоты окружающего мира. В конце концов, Александр Петрович готов был уже покинуть больницу, в которой чувствовал себя неуютно, и перебраться домой, но уговоры жены сделали свое дело – Александр Петрович согласился еще какое-то время побыть в больнице.

Каждый день Александра Петровича навещали Надежда Васильевна или Сашка. Несколько раз приходил Павел с семьей и некоторые из друзей Александра Петровича. Заходила к нему и Оксана, жена Владимира, когда наведывалась к мужу. Владимир шел на поправку, чему и Оксана, и старик были несказанно рады. Под конец его пребывания в больнице к старику приехали Николас и Светлана, коим старик невероятно обрадовался, ведь они были частичкой той жизни, в которой он чувствовал себя живым, счастливым и удовлетворенным жизнью. Николас и Светлана привезли Александру Петровичу отличные новости: первая – после участия Александра Петровича в передаче на полтавском телевидении он стал любимцем у полтавчан, они до сих пор звонят на канал и просят организовать встречу со стариком живущим сердцем; вторая – Александром Петровичем заинтересовалось национальное телевидение, и теперь старик ожидал в скором будущем новых сообщений от Николаса, который стал негласным представителем Александра Петровича в его сношениях со средствами массовой информации. Кстати, именно это обстоятельство заставило Николаса задержаться в Киеве на продолжительное время, чему и Александр Петрович, и сам Николас были очень рады. Пожалуй, Николас был единственным из тех, кого старик готов был видеть изо дня в день все то время, что находился в больнице, ведь Николас был единственным, кто понимал его и поддерживал до конца. Когда Николас узнал о том, что рукопись сгорела, на его глазах выступили слезы, только он знал, чего стоило Александру Петровичу ее написать, как старик ею дорожил и гордился. Поэтому его боль от утраты рукописи по силе была сравнима со стариковской, но она быстро прошла, а ее место заняло восхищение, когда он узнал, что Александр Петрович начал работать над рукописью заново.

После того, как Светлана вернулась в Полтаву, Николас по настоянию Александра Петровича перебрался из гостиницы к нему домой, где успел сдружиться с Сашкой-младшим.

Вскоре Александра Петровича выписали из больницы, и он первым делом навестил с Николасом Оксану, жену Владимира. Оксана очень обрадовалась, увидев Александра Петровича вне пределов больницы, но больше всех старику обрадовалась Маша. Когда девочка узнала, что Шарик умер, она долго плакала. Но Александру Петровичу все же удалось ее успокоить, сказав, что Шарику обязательно понравился бы тот рисунок, который она нарисовала и передала через отца старику, и который Александр Петрович, к сожалению, не сохранил. Машу новость об утрате Александром Петровичем ее рисунка нисколько не расстроила, она пообещала старику нарисовать для него новый рисунок.

Когда Александр Петрович вернулся домой, его жизнь потекла в обычном русле. Большую часть дневного времени он проводил за работой над рукописью и за разговорами с Николасом. Александр Петрович обнаружил, что беседы с Николасом очень сильно помогали ему в работе над рукописью, так как благодаря им ему не приходилось напрягать память, пробуждая к жизни прошлые воспоминания. К тому же, появлялись новые мысли, развивались старые убеждения, острее становились собственные ощущения.

О болезни Александр Петрович не думал. Да и она о нем, казалось, позабыла, лишь изредка напоминая о себе короткими приступами ноющей боли. Александра Петровича это радовало, так как благодаря этому обстоятельству ему оставалось больше времени для рукописи и меньше для страданий от боли. Часто единственным, что огорчало Александра Петровича и отвлекало от работы над рукописью, был начавшийся Чемпионат Европы по футболу. Старик был не против футбола, но он был категорически против криков и воплей, раздававшихся из зала, когда та или иная команда, за которую болели Николас и Сашка-младший, забивала или пропускала мяч в свои ворота. В такие минуты даже кирпичные стены дома и наглухо закрытые двери в спальню не могли избавить старика от воплей Николаса и Сашки-младшего. Старику только и оставалось, что пожимать плечами и улыбаться, а еще надеяться на то, что матч скоро закончится и он сможет вернуться к прерванному занятию. Чемпионат Европы по футболу послужил тем обстоятельством, который позволил Николасу надолго задержаться в Киеве. Уехал Николас уже после окончания Чемпионата, но пообещал старику в скором будущем снова его навестить.

Когда Николас уехал, Александр Петрович загрустил. Часто сидя в пустой квартире, он с ностальгией вспоминал то время, когда рядом с ним был его любимый Шарик, деливший со стариком одиночество, сначала в квартире, а затем и в странствиях. Александр Петрович многое отдал бы за то, чтобы вновь увидеть собаку живой и здоровой. К сожалению, это было невозможно. Шарик ушел, ушел навсегда, и что бы старик ни делал, это не помогло бы ему оживить собаку. К сожалению или к счастью, но властвовать над законами жизни и смерти старику было не дано, поэтому единственным способом оживить Шарика было оживить воспоминания о нем и старик часто бы прибегал к этому способу оживления, если бы не боль, нередко сопровождавшая воспоминания о времени, проведенном наедине с собакой. Но даже эти, казалось бы, не способные ни на что другое, кроме как причинить боль, воспоминания, многому смогли научить Александра Петровича. Благодаря им он понял, что воспоминания не могут быть плохими, так как не существует плохих воспоминаний. Каждое воспоминание, каким бы его не воспринимал человек – плохим или хорошим – является не более чем частичкой необходимого для человеческой жизни опыта, опыта, направленного на созидание человеческого будущего. И те воспоминания о собаке, которые Александр Петрович поначалу воспринял как нечто ненужное и болезненное, в дальнейшем наделили старика новыми знаниями. Благодаря этим воспоминаниям Александр Петрович понял, что все в мире направлено на то, чтобы помочь человеку стать совершеннее и мудрее, сделать его ближе к истине и раскрыть секрет счастливой жизни. И часто именно воспоминания при должном к ним внимании помогают всему этому свершиться. Поэтому для себя Александр Петрович решил, что не стоит избегать воспоминаний, какими бы болезненными они ни казались. Наоборот, к ним стоит присмотреться, дабы разглядеть те знания, которые они скрывают. Отныне Александр Петрович перестал избегать болезненных воспоминаний, так как начал воспринимать их иначе, в качестве неких учителей, способных научить его чему-то новому.

Наступил август. Александр Петрович сидел за столом в спальне и правил рукопись. Буквально вчера он закончил работу над ней и теперь убирал лишнее. Александр Петрович мог гордиться собой, ведь он сделал то, что поначалу казалось безумием. И сейчас смотря на толстенную тетрадь, вдоль и поперек исписанную синей пастой, старик ощущал невероятный восторг. Он смог! Он все же смог! В который раз старик убедился в том, что пока бьется сердце ничто не конченно для того, в чей груди оно бьется.

Пару дней назад звонил Николас, обещал приехать в начале августа, приглашал Александра Петровича в Полтаву, где его ждали на телевидении. Кроме того, Николас сообщил, что на сентябрь запланировано участие Александра Петровича в передаче на одном из национальных телеканалов. Как оказалось, поводов для радости у старика было более чем достаточно.

Старик поднес руку ко лбу и вытер выступивший на нем пот. В квартире было душно и жарко. Август обещал быть не менее жарким, чем предыдущие месяцы. Александр Петрович поднялся из-за стола и открыл форточку. Слабые порывы ветра проникли в комнату и колыхнули штору. Старик выглянул в окно и увидел изорванные кучки облаков, медленно плывущие по небу. Солнце поднялось высоко и теперь нещадно жгло землю. Несколько ребятишек под присмотром родителей играли на детской площадке. Недалеко от них грелись на солнце две дворняги, то и дело с интересом поглядывающие в сторону визжащих детей. Александр Петрович улыбнулся. Одна из них напомнила ему Шарика.

– Глаза такие же добрые и веселые, как и у Шарика, -подумал Александр Петрович. – И взгляд такой же любопытный. Хотя, может мне это только кажется. Дворняги на удивление похожи друг на друга. Если не внешностью, то повадками уж точно.

Александр Петрович бросил еще один взгляд в окно и вернулся за стол. Предстояло еще так много сделать. Он чувствовал, что написать книгу не так сложно, как ее издать, но по этому поводу Александр Петрович не беспокоился, так как Николас обещал поспособствовать с изданием книги. Правда, каким образом не уточнял, то ли найдет издательство, которое возьмется издать книгу, то ли выступит спонсором, предоставив деньги на ее издание, если издатели откажутся издавать за свой счет. Александр Петрович знал, что отказы издательств были часты в современном мире, и все же его не покидала вера в то, что история, рассказанная им сможет запасть в душу даже таким расчетливым дельцам, как издатели.

Александр Петрович взял в руку ручку и собрался было продолжить редактирование текста, когда услышал, как клацнул ключ в замочной скважине.

– Наверное, Сашка с работы вернулся, -подумал Александр Петрович.

Предположения старика оказались верны, спустя несколько минут на пороге комнаты возник Сашка.

– Привет, бать, – сказал он. – Ты все пишешь?

– Вчера написал, а сегодня вот начал править.

– Что, правда, написал? – Сашка подошел к столу и заглянул через отцовское плечо.

– Конечно правда, – усмехнулся Александр Петрович.

– А почитать дашь?

– Дам, чего ж не дать. Только вот, сначала огрехи уберу. А ты чего так рано с работы пришел?

– Сегодня день рождения у шефа, так он на радостях решил нас пораньше отпустить.

– Тогда понятно. Вопросов больше нет.

Зазвонил домашний телефон.

– Я возьму трубку, бать, – сказал Сашка, направляясь в коридор.

Мгновение спустя Сашка вернулся с телефонной трубкой в руках. Тревожное выражение на его лице не ускользнуло от внимания старика.

– С чего бы это? -пронеслось в голове у Александра Петровича.

– Бать, это тебя, – пробормотал Сашка. – Говорят, с лаборатории.

– Лаборатории? – морщины избороздили лоб Александра Петровича. – Какой лаборатории?

– Из той, в которую ты неделю назад анализы относил. Говорят, результаты готовы, мне ничего не сказали, хотят с тобой лично поговорить.

– Ах, вот оно что, – Александр Петрович поднялся из-за стола. – Я и забыл совсем.

Александр Петрович вспомнил, как неделю назад, уступив просьбам жены, согласился сдать повторные анализы. По правде говоря, он не сильно и противился, так как самому было интересно узнать о состоянии своего здоровья. Интерес же был вызван тем, что вот уже второй месяц он не испытывал сильной тошноты, как это было раньше, не было и частой рвоты, а также других признаков, свидетельствовавших о прогрессировании болезни. И, тем не менее, когда Сашка сообщил о звонке из лаборатории, Александр Петрович вздрогнул, по спине пробежался холодок. Даже будучи морально готов ко встречи со старухой с косой, он не смог избежать волнения по поводу своего ближайшего будущего. Но вспомнив, что по прогнозам врачей он должен был давно уже кормить червей, он улыбнулся и твердой походкой подошел к Сашке. Взяв у того из рук трубку, он поднес ее к уху и сказал:

– Я вас слушаю.

– Александр Петрович? – раздался в трубке женский голос.

– Да, это я.

– Здравствуйте, Александр Петрович. Лаборатория "Правдивые анализы" беспокоит. Александр Петрович, нам очень жаль, результаты компьютерной томографии показали, что рак помимо всего дал метастазы в печень... Нам... нам очень жаль. До свидания.

– Метастазы в печень? – Александр Петрович почувствовал, как земля уходит из-под ног. В глазах потемнело. В тот же миг вернулась тошнота. Старик опустился на кровать, чтобы не упасть. Александр Петрович не знал, что такое метастазы, но понял, что это очень плохо... это был смертный приговор.

В трубке раздались гудки, и Александр Петрович отключил телефон.

– Ну, ну, -подумал старик. – Не стоит волноваться. Ты же был готов к этому. Все хорошо... все хорошо.

Александр Петрович уставился на телефонную трубку невидящими глазами. Если все хорошо, тогда почему на его глазах выступили слезы. Не потому ли, что ничего хорошего не было? Он даже не знает, сколько ему осталось. Может, стоило не быть таким упрямым и все же решиться на операцию? Но... но тогда бы не было... не было того, что было... не было бы ни полей, ни лесов, ни познания, ни поисков истины.

– Нет, – прошептал Александр Петрович. – Я поступил правильно. Правильно. Просто так должно быть. Я сделал все, что должен был сделать и теперь могу уйти из этого... этого прекрасного мира.

Как не успокаивал себя Александр Петрович, осознание скорой смерти после нескольких месяцев надежд на то, что болезнь отступила, не несло спокойствия трусливому разуму.

– Батя, – встревожился Сашка, подбегая к отцу. – Все нормально? Что они сказали?

Александр Петрович посмотрел на сына.

– Болезнь дала метастазы в печень. Сказали, что им очень жаль.

– Кошмар, – вырвалось у Сашки. Он опустился на стул и посмотрел на отца. – Что же делать-то?

– Продолжать жить, – полуулыбка появилась на лице Александра Петровича. – Жизнь продолжается и пока она продолжается, надо жить.

– Надо, наверное, сообщить матери, – Сашка уставился в пол.

– Нет, – Александр Петрович мотнул головой. – Не надо ее волновать раньше времени. Давай, сохраним это в тайне. Жить в ожидании смерти намного хуже, чем в неведении.

Сашка кивнул и сглотнул комок, подступивший к горлу.

Александр Петрович поднялся с кровати и подошел к окну. Пригладив ладонью бороду, старик отдернул штору в сторону и выглянул на улицу. Солнце клонилось к закату. Ветер окреп и принялся гонять по небу облака. Воробьи прыгали по асфальту и тревожили криками местность. Детская площадка была пуста, если не считать все тех же двух дворняжек, скучающими взглядами окидывающих окрестности.

– Бать, скажи ты... ты боишься... боишься смерти?

Александр Петрович повернул голову к сыну.

– Уже нет, – улыбнулся он. – Бояться того, чего нельзя избежать неправильно. Страх рождается из-за незнания. Знание убивает страх и несет спокойствие. Я чувствую, что сделал все, что должен был сделать и это не может меня не радовать…. Знаешь, Сашка, мое сердце испытывает невероятное удовлетворение от того, что я сделал за последние месяцы. Закончить жизнь так – огромное счастье для того, кто никогда не испытывал ничего подобного. Я рассказал миру о жизни сердцем, о жизни, которая может наполнить жизнь каждого человека истинными удовлетворением и счастьем. Я уверен, что именно благодаря жизни сердцем мне удалось прожить дольше, чем прогнозировали врачи. Не будь ее, меня давно не было бы в этом мире, не было того удовлетворения, того счастья, что греют мое сердце в эти минуты. Я более чем уверен, что начни я жить сердцем еще до болезни, я прожил бы долгую и счастливую жизнь. А так мне приходится расплачиваться за невежество. Но я не расстраиваюсь, не будь невежества – не было бы и жизни сердцем.

Сашка поднялся со стула и подошел к отцу.

– Знаешь, бать, – Александр Петрович почувствовал руку сына на плече. – Давно хотел тебе сказать. Я горжусь тобой.

Александр Петрович улыбнулся и похлопал ладонью по ладони сына. Взгляд его все также был устремлен на улицу.

– Жизнь все же забавная штука, – сказал Александр Петрович. – Думая, что, наконец-то, понял ее, ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни. Жизнь непостоянна и непредсказуема. Постичь ее – все равно, что переплыть вплавь Тихий океан. Она непостижима, как космос, изменчива, как погода, и желанна, как глоток воздуха. И в этом ее ценность и притягательность для такого любопытного существа как человек. Сколько ни будет существовать человек, он всегда будет стремиться к тому, чтобы понять жизнь. Даже несмотря на то, что до конца понять ее никогда не сможет. К счастью, именно благодаря этому у человека есть шанс когда-нибудь все же избавиться от довлеющего над ним невежества и стать совершенным существом, таким, каким его и сотворила матушка-природа.

Взгляд старика заскользил по зеленой траве двора, перескочил на деревья, поднялся выше и устремился вдаль, пронзая синеву необъятного неба, необъятного, как и сама жизнь.