Текст книги "Стены молчания"

Автор книги: Филип Джолович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

5

В полицейском участке было жарче, чем в аду. Этот мавзолей из бурого железистого песчаника внутри оказался еще меньше, чем выглядел снаружи. Если там и были кондиционеры, то кто-то запрятал их очень далеко. Психологи, занимающиеся организацией рабочего места, пометили бы это здание как абсолютно не подходящее для выполнения работы. Я подошел к дежурному, и меня проводили через поток бездомной швали и жертв, которым приходилось вступать в ожесточенные ссоры с напористыми копами. В сторонке сидел какой-то бомж и беспрестанно спорил сам с собой, как будто не мог дождаться своей очереди, чтобы наорать на кого-то.

Меня проводили в конец темного, непроветриваемого коридора и наконец ввели в маленькую комнату. Стены комнаты были когда-то белыми, и там даже был кондиционер, вставленный в старую оконную раму. За окном мусоровоз втиснулся в крохотный проезд и теперь газовал, увеличивая обороты двигателя.

Мужчина со средиземноморскими чертами лица в обычном костюме уже ждал меня. Он подошел ко мне и протянул руку.

– Извините за шум, – прокричал он, – мы должны были переехать в новое здание года три назад. И поэтому, конечно же, никто не потратил ни цента на это место с тех пор: никакой шумовой защиты, ужасные кондиционеры, и я не советовал бы вам ходить в туалет, только в случае крайней необходимости.

Он указал мне на один из двух школьных стульев, которые стояли у стола, отделанного шпоном.

– Меня зовут детектив Манелли. Вы говорили с одним из моих коллег. – Сквозь гул мусоровоза и треск кондиционера я уловил в голосе Манелли борьбу сицилийского ребячества с нью-йоркской мужественностью. Он был молод, хотя и выглядел несколько усталым, а работа уже успела наградить его преждевременными морщинками.

– У нас уже есть несколько свидетелей, – продолжал Манелли, – но мне кажется, вы лично знали этого Карлсона, и если я все правильно понимаю, он попросил приехать вас туда, чтобы посмотреть его новую машину.

– Да, это так, – сказал я.

– Тогда расскажите мне, что произошло.

Я рассказал ему историю, которую, похоже, я буду повторять неоднократно на протяжении следующих сорока восьми часов.

– Расскажите, каким он был?

Каким он был? Повелителем Вселенной. Практически он возглавлял десятку лучших банкиров Уолл-стрит. Он был легендой. Или, может, как мне начинало казаться, он был мифом.

– Джей Джей был нашим клиентом, – начал я, – старшим банкиром по инвестициям «Джефферсон Траст». Вы знаете «Джефферсон Траст»?

– Конечно знаю, кто ее не знает?

– Я юрист британской юридической компании «Клэй и Вестминстер». У нас небольшой офис в Нью-Йорке: местный представитель, четверо коллег и несколько человек управленческого персонала. Вряд ли вы слышали о нас.

Манелли не стал отрицать этого.

– Мы работаем на «Джефферсон Траст», когда у них есть какие-либо дела в Европе или Азии. Они хорошие клиенты, и Джей Джей был их контактным лицом.

– Он был вашим другом?

Если бы он спросил меня об этом двадцать четыре часа назад, я сказал бы, что он один из моих немногих друзей в Нью-Йорке. За пять лет, проведенных в этом городе, я уже расправил крылья, но в обществе был скорее муравьем, чем стрекозой. Моими друзьями были Джей Джей, Кэрол Амен, старший юрист по банкам «Джефферсон Траст», Мартин Смит из «Кэллаган», но сейчас он на нидерландских Антиллах, поэтому встречи по вечерам с ним ушли в прошлое. Деловые встречи заполняли мой ежедневник полностью, и даже когда они происходили за ленчем или ужином, меню включало только профессиональные вопросы и ничего личного.

– Он был всего лишь одним из нескольких, – сказал я. – Сейчас я понимаю, что мы не были очень близки. Я ни разу не был у него дома и не знаком с его женой. Пару раз он приглашал меня на совещания, и иногда мы ходили в бар после работы. Один вечер в месяц мы посвящали «Джеку Дэниэлсу» [2]2
  «Джек Дэниелс» – американское виски.


[Закрыть]в каком-нибудь дешевом баре на окраине. Там мы обычно напивались и несли чушь, а потом плелись до лимузинов, которые Джей Джей заказывал для нас. Его увозили в его гнездышко в Централ парк, а меня – в мою практичную, но несколько скучную квартиру в Бэттери парк.

– Сколько лет вы живете в Нью-Йорке? – спросил Манелли.

Пять лет, пролетевших как одно мгновение. Обычно люди нудно рассказывали о быстротечности времени, но эти пять лет пролетели, как пуля, вылетевшая из дула ружья. Пять лет контрактов, сплетничающих клиентов и игр в политику компании – политику сотрудничества, которая никогда не вознаграждалась.

– Когда вы собираетесь вернуться в Англию?

– Надеюсь, что никогда.

– Вам нравится здесь, мистер Бордер?

Да, мне нравилось здесь жить. Но почему? «Эмпайр стейт билдинг»? Я никогда не был на его верхушке. «Блюмингдейлс»? Я никогда не останавливался там. Шоу? Два за пять лет, и оба английские. Друзья, которых я нашел здесь? Пожалуй, да, друзья, как Джей Джей.

– Хорошо, – сказал Манелли и поднялся со своего стула, – я пришлю кого-нибудь, чтобы записать ваши показания, и вы свободны.

– Нам надо будет встречаться еще раз?

– Конечно. Может быть, еще пару раз, когда все прояснится и мы поймем, с чем имеем дело. Благодаря вашему вкладу в расследование мы можем начать допрашивать разных людей о возможных причинах происшествия. Вы были очень полезны.

– Прошу прощения, что не пришел раньше.

Манелли махнул рукой:

– У вас был шок. Мы пошлем к вам психолога, возможно, завтра, чтобы помочь вам вернуться к нормальному ритму жизни.

– Я не думаю, что он мне нужен.

Бог ты мой, психолог!

– Он действительно может помочь, – сказал Манелли, – поговорите с ним. Психологи знают, что делают, – у них очень большой опыт благодаря этому городу.

6

Было время ленча, когда я вышел из полицейского участка. Я сразу же попал в толпу людей, болтающихся поблизости в поисках еды или покупок. Им следовало хорошенько подумать, прежде чем выходить на улицу, – жара стояла ужасная, градусов тридцать.

Исполнить гражданский долг оказалось не так уж страшно. Общество в лице детектива Манелли казалось благодарным. У меня не создалось впечатления, что кто-то обвиняет меня в том, что произошло на шоссе Рузвельта. Я был всего лишь очевидцем, но все же я чувствовал свою вину. Мог ли я предвидеть случившееся?

Бог мой, ну каким образом? Я даже не был у Джей Джея дома и не знал, что творится у него в голове.

То немногое, что я знал о Джей Джее, не могло объяснить, почему он пригласил на свое самоубийство именно меня. Сегодня в шесть утра я думал, что потакаю детской радости по поводу новой игрушки, а не маньяку, страдающему манией убийства с намерением умереть самому.

Я решил вернуться в офис. Надо было подготовить еще много бумаг по вопросу слияния, и в любом случае из Франкфурта еще последует буря недовольства по поводу подписного листа. Я позвоню Кэрол Амен в «Джефферсон Траст» и уговорю ее взяться за дела. Мы могли свободно беседовать практически на любые темы. Временами я думал, что мы можем разговаривать о делах даже без одежды. Но…

В любом случае в шесть у меня встреча с Эрни, и я ждал этого с нетерпением.

– Вижу, тебя повысили, пока меня не было, – сказал я, войдя в комнату и увидев занимающую мое место Полу.

Она вяло улыбнулась.

Я посмотрел на корзину для входящих бумаг – не появилось ли что-нибудь новенькое.

– Только не говори, что я должен сидеть дома и плевать в потолок. Я всего лишь хочу поработать, вот и все.

– Тебе уже не двадцать один год. Если не хочешь отдыхать, не надо, – отрезала Пола.

– В чем дело?

Пола встала с обиженным видом да еще и протерла стул рукой.

– Спроси лучше Шелдона Кинеса. – Она направилась к двери.

– Постой, Пола, прошу тебя. Ну давай рассказывай.

– Шелдон пришел в бешенство, когда узнал, что ты позвонил в полицию и пошел туда без его ведома.

– Ну и? Он же зол на меня. Почему ты так расстраиваешься? Как ты говоришь, мне уже давно стукнуло двадцать один, и я могу сам позаботиться о себе.

– Но мне тоже досталось от него.

– Разрядил всю обойму?

– Что-то вроде того, – Пола взяла бумаги, оставшиеся после встречи. – В любом случае я лучше займусь бумагами, а ты иди поговори с Шелдоном. Он хотел позвонить тебе на сотовый, чтобы вернуть тебя в офис. Хорошо, что ты сам появился.

– У меня же был мобильник с собой, – я охлопал себя и нащупал мобильник в кармане куртки.

– А он был включен? Гений!

Я достал телефон. Экран был мертв. Я с недоумением смотрел на кнопки, которые могли нажаться сами собой. Мне казалось, что у Полы есть еще какие-то новости и она не горит желанием поделиться ими со мной.

– Ты все еще злишься на меня? – спросил я. – Ну, что еще, Пола?

Она колебалась:

– У тебя был плохой день. И он еще не закончился.

– Нет, – сказал я, – сплюнь. Мне гораздо хуже, если я знаю, что тебя что-то беспокоит и ты не хочешь мне об этом рассказать.

– Твоя встреча, этим утром, – спросила Пола. – Это по поводу слияния?

– Ну конечно же, Пола, встреча была по поводу слияния. Ты же сама это знаешь, но никто не просит тебя об этом спрашивать.

Я положил мобильник в карман.

– Фин, когда это случится? – спросила она. – Слияния сильно действуют на людей, а это давит на меня. Оно вообще произойдет?

– Если и произойдет, с тобой все будет в порядке, – ответил я. Мэндип был моим защитником, практически он был моей семьей. А я буду защитником Полы, ее рыцарем.

– Откуда ты знаешь? – прошептала она. – Ты ничего обо мне не знаешь.

Она не закрыла дверь, выйдя из кабинета, видимо, чтобы не хлопнуть ею.

Пола права. Я ничего о ней не знаю, только то, что ее муж умер и что дорога на работу из Бруклина ежедневно доставляет ей кучу неприятностей. Она спокойно выслушивала мое ежедневное нытье и ворчанье, занималась, кроме всего прочего, и моими минимальными квартирными проблемами: уборщица, кабельщик, агенты домовладельца. Она знала, из чего складывается моя хрупкая жизнь здесь, так же хорошо, как и я сам.

Когда я приехал в Нью-Йорк, Пола уже работала на компанию. Еще тогда я предположил, что она и в будущем продолжит поспевать за ходом моей жизни.

Как же мало я знаю о тех, кто окружает меня!

Я вышел из кабинета, чтобы увидеться с Шелдоном Кинесом.

Шелдон разговаривал по телефону, он махнул рукой, чтобы я заходил. Я плюхнулся на кожаный диван и окинул взглядом его кабинет в темно-вишневых тонах. На столе стоял граненый стакан с минеральной водой «Перье» и кусочком лайма. Лед в стакане крутился из-за бурных пузырьков. Диваны для компаньонов, «Перье», лайм и холодильники. У моего отца когда-то были все эти привилегии в этой фирме. Будут ли они когда-нибудь у меня?

Шелдон создал домашнее гнездышко в своем кабинете: семейные фотографии, снимки его знаменитых ударов в гольфе, напоминающих о его былой славе, открытка, нарисованная его четырехлетней дочерью. В кабинете еще стояли шкафчики, в которых хранились материалы сделок, заключенных им, списки участвующих в проектах и безнадежные дела.

Шелдон закончил разговаривать по телефону.

– Как говорила моя няня, ты человек не без странностей, – начал он. – Я сказал тебе ждать меня. И вдруг я узнаю, что ты находишься в полицейском участке и рассказываешь там все подробности.

Это прозвучало не очень убедительно. У Эрни все получилось бы гораздо лучше, но Шелдон не мог сравниться с ним.

– Я и так слишком затянул с этим, – сказал я, – я должен был сразу же пойти туда.

Шелдон кивнул. Он был на шесть лет старше меня, и в тридцать пять лет его ангельское лицо выражало странную смесь мудрости и опыта.

– Я понимаю, – ответил Шелдон, – но мне было бы спокойней, если бы с тобой был кто-нибудь из наших. Как-никак, у тебя был шок.

– Я всего лишь рассказал им о том, что произошло, ничего более, – продолжал я, – я придерживался законов допроса, не давал ложных показаний и не пытался увильнуть от вопросов.

– Я уверен, ты отлично со всем справился, Фин. Но в этой трагедии погиб один из наших очень важных клиентов, и мы не хотим рисковать попусту.

– По какому поводу рисковать? – Я начал раздражаться. – Наш клиент начнет давить на нас из-за того, что у одного из его банкиров случился кратковременный припадок умопомешательства и он пригласил меня на свое самоубийство? Я так не думаю.

– Я тоже так не думаю. Но ведь все нервничают. А Чарльз – так особенно, и он все еще на расстоянии трех тысяч миль отсюда. Ты должен понять, что они очень чувствительны к таким делам. Или это называется отзывчивостью? В любом случае, люди нервничают, вот и все.

– И поэтому ты наорал на Полу, хотя она всего лишь выполняла свою работу?

– Она должна лучше выполнять свои обязанности, – Шелдон сделал маленький глоток минералки, желая показать, что мой гнев не заставил его даже вспотеть.

– Боже мой, – воскликнул я, – она всего лишь делала то, что ей было сказано. Не было никакой необходимости орать на нее.

– Я не орал на нее, – Шелдон помедлил и добавил: – Я никогда не кричу, ты же знаешь.

Очко Шелдону. Проницательность его не подвела: он не кричал. Пола и не говорила, что он кричал.

Шелдон понимающе улыбнулся:

– Послушай, ты расстроен, и я это очень хорошо понимаю. Конечно, тебе нужно было поговорить с полицией, но сначала тебе нужно было поговорить со мной, и я бы организовал поддержку.

Я кивнул, не проронив ни слова. Я даже и не собирался извиняться.

Шелдон открыл ящик стола и достал чистый лист бумаги:

– Над чем ты сейчас работаешь?

«В основном пытаюсь не сойти с ума после самоубийства Джей Джея», – подумал я.

– Да хватает работы.

Шелдон был местным боссом, и предполагалось, что он знает все, что происходит в офисе. Он требовал графиков работы с клиентами. У нас не должно быть проблем при решении поставленных задач, а информация об успехах должна быть достоверной.

Шелдон устраивал две встречи в неделю со мной и еще тремя коллегами, на которых оговаривал все: начиная с клиентов, задерживающих оплату, и заканчивая тем, какая минеральная вода должна стоять у нас в холодильнике. На первый взгляд казалось, что он демократ, но на самом деле Шелдон был надсмотрщиком, который любит сначала выслушать мнение каждого человека, прежде чем принять или отклонить его. Чистый лист бумаги говорил о многом. Босс хотел узнать о моем вкладе в процветание компании. Шелдон любил церемонии: лакированная авторучка серебристо поблескивала, шуршали черные чернила по плотной бумаге для принтера – верх каллиграфии. Это доставляло ему удовольствие, и в принципе это было довольно-таки безобидно, по-моему.

Но зачем этот лист бумаги? Почему сейчас? Именно в этот момент? К страху прибавилось чувство вины, хотя мной должна была овладевать гордость. У меня было предостаточно важных контрактов: одни имели значение для прибыли и имиджа компании, другие стоили вступления в юридическое сообщество, третьи заслуживали того, чтобы мое имя прогремело.

Шелдон поднял глаза в ожидании, ручка на изготовку.

– У меня сейчас компания «Хадсон», – начал я. – Она хочет купить сеть магазинов «Беллами» в Великобритании. Все достаточно прямолинейно, если не принимать в расчет несколько антимонопольных законов. Сложнее обстоят дела с патентами двух восточноевропейских операторов сотовой связи, брошенных на произвол судьбы членами консорцима США.

– Консорциума, – поправил меня Шелдон.

– Затем идет румынская пивоваренная компания, которую хочет Буш, не понимаю только зачем: румынское пиво – полное дерьмо.

– Расскажи мне о воскресных дополнениях, – сказал Шелдон.

– Это-то тебе зачем, Шелдон?

– Зачем, что? – Он отложил ручку и уставился на меня сквозь скрещенные пальцы. Мне захотелось сломать его ангельский нос.

Я махнул рукой в сторону листа, который постепенно заполнялся безукоризненными, каллиграфически выписанными буквами.

– Это. Этот чертов лист бумаги. Зачем? Ты мог бы все найти на компьютере, а я бы тем временем оправился от удара, который, по твоему мнению, был нанесен мне.

– Я представитель компании, – тихо произнес Шелдон. – И я хочу знать, что делает один из моих подчиненных, причем знать точно. Компьютер никогда не расскажет о нюансах дела.

– Нюансах? – рассмеялся я. – Те дела, о которых мы сейчас говорим, – пара бумажек и горы денег. В них нет никаких нюансов.

Шелдон закрыл глаза:

– Остынь, Фин.

Бумаги опасны. Они как инвентарные описи, по которым можно проследить движение ценностей. Должны ли были мои дела двинуться в путь?

– Ты увольняешь меня?

Шелдон застонал:

– Не неси чушь.

– Тогда зачем это? Из-за Джей Джея?

– У тебя был сильный шок.

– А это только усложняет ситуацию.

Шелдон взял ручку, его губы искривились, словно гусеница в тисках.

– Все по очереди, – сказал он, – как только мы закончим с листом, мы поговорим.

Мой босс хотел заполнить этот лист. Высоты редактирования, да, он умел редактировать.

– Частное размещение ценных бумаг трех компаний, – продолжил я, – «БАМа», «Сайфера» и «Раббекса». Все действуют по правилу 144А. Все просто, кроме «Раббекса», производителя презервативов, их гастрольное выступление вызывает сомнения по естественным причинам. Пит-стоп в Интернет-ресурсе «Бизнес для бизнеса», зарегистрированного на фондовой бирже NASDAQ. Ну и, конечно же, наше слияние с «Шустер Маннхайм», – я сел поглубже. – Это главное дело, – произнес я, мысленно умоляя Шелдона расспросить меня о том, что было не так важно.

– Ну а незначительные дела? – спросил он.

Крохи пиршества. Построение гипотез, обзор конфиденциальной корреспонденции, составление приглашений, проведение анализов.

Он надел колпачок на ручку, когда я перечислил все дела.

– Впечатляюще, – сказал он, – можно сказать, портфолио.

– Ну а теперь ты хочешь поговорить, не так ли?

Шелдон допил свой «Перье», один из кусочков льда скользнул ему в рот.

Последовал хруст.

– Сними с себя все это.

– Зачем?

Шелдон вздохнул:

– Мне произнести по буквам?

– Джей Джей, – сказал я. – Я был не на своем месте. Ты боишься за мое душевное равновесие или отсутствие такового? Я могу отпугнуть этих доильных коров? В чем дело, Шелдон? Или я задел за живое?

– В каком-то смысле да, хотя я бы так не сказал.

– Понимаю.

Все произошло так быстро. Еще утром у меня был список клиентов, а теперь…

– Значит, по-твоему, я не могу пережить это и не могу самостоятельно судить, хорошо я выполняю свою работу или нет?

– Все не так, – Шелдон запнулся. – Чарльз думает, что…

Я хлопнул рукой по подлокотнику дивана:

– Ну а кто получит эти дела?

– Пол, Альф и Терри.

Ламберхерст, Сильверман и Вордман. Кто же еще? Три инвалида-мушкетера. Каждый за себя и никто за другого. Шелдону доверяли, и это было хорошо известно в нью-йоркском офисе, но он мало заботился о сохранении чести мундира.

– О нет, – простонал я вслух, – они испортят все мои файлы.

Шелдон одернул меня:

– Они хорошие юристы, и файлы не ТВОИ, они принадлежат «Клэй и Вестминстер». – Он замолчал. – В любом случае они будут заниматься твоими файлами, пока не…

– Пока не, пока не, пока не что?

– Пока тебе не станет лучше.

– Я смотрел на шоссе Рузвельта, Шелдон, я не врезался в него, я всего лишь был очевидцем, ради Бога.

– Прошу тебя, Фин, пятнадцать человек.

– Это не из-за аварии, не так ли? Это шанс, которого ты ждал.

Шелдон замер:

– По-моему, тебе лучше замолчать.

– Чарльз навязал меня тебе, и с тех пор ты всегда хотел избавиться от меня.

– Я предупреждаю тебя, Фин…

– Пять лет я вел дела, увеличивал твою долю от прибыли, но ты все еще покусываешь губу, не так ли? Не из тех слоев, а? Ни нянечки, ни степени Оксбриджа.

– Что ты взъерепенился?

– Когда будет Чарльз? – спросил я. Чарльз Мэндип любил меня, он был практически членом моей семьи, произнес речь на свадьбе моих родителей. Боже мой, он был моим крестным. Мой защитник и защитник моей матери. На какое-то время Шелдон ввел его в заблуждение, но Мэндип опять защитит меня. Да, это была его роль – роль защитника, когда умер отец.

– Он будет здесь завтра, – сказал Шелдон. – Передача дел была его решением, Фин.

Нет. Мэндип не сделал бы этого. Шелдон прикрывался им. В любом случае это шло вразрез с изречением Мэндипа о том, что надо заканчивать дело, за которое берешься. Этому он учил и моего отца. Что сказал мой отец? Не бери начатых дел и не отдавай их, а то будет изжога. Да пусть эти мушкетеры подавятся. Но я не хотел этого, я хотел того, что принадлежало мне, что я создал.

Шелдон выглядел изможденным.

– Дело сделано. Фин, иди домой.

– Нет, – сказал я, – еще надо поработать с платиновыми клиентами к завтрашнему собранию с Уолшем.

Мэндип будет здесь завтра, заглянет и туда.

Шелдон замотал головой:

– Ты также не занимаешься слиянием.

Он положил ручку в кожаный пенал и украдкой взглянул на монитор.

– Ты не можешь, – пробормотал я.

Но они могли. Они сделали это. Все было уже отработано. Плавящийся «Перспекс» кипел в чаше, готовый вылиться в форму для надгробного камня.

– Да, и еще, – сказал Шелдон, – нам нужны пояснения, – он кивнул головой на то, что уже записал, – этих сведений явно недостаточно. Надо все конкретизировать.

Я рассеянно кивнул.

– Ты можешь все сделать дома и потом переслать по электронной почте, – Шелдон встал. У него было багровое лицо. – Подумай, куда бы ты мог поехать на праздники. Может быть, в Англию? Или куда сам хочешь. Солнце или снег. В пределах разумного, конечно.

Выйдя из кабинета Шелдона, я вспомнил еще кое-что. Женщина стояла в центре автокатастрофы на шоссе Рузвельта. Я понял, что в ней было странно: на ней не было крови, ее летнее платье не пристало к телу, как какая-нибудь пропотевшая футболка после соревнований. Ее очки не были погнуты и оставались на своем привычном месте.

В руках она держала собачий поводок. Остатки собаки болтались на его конце. Она плохо его застегнула.

Женщина просто стояла там, словно ждала, пока ее дворняжка пописает, и они уйдут оттуда.