Текст книги "Стены молчания"

Автор книги: Филип Джолович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

3

Конференц-зал «Б» располагался в центре той половины этажа, которую занимала наша компания. Никакого конференц-зала «А» не существовало, просто Шелдон Кинес не хотел, чтобы посторонние знали, сколь небольшой была компания. Конференц-зал «Б» был комнатой без окон, непроветриваемой и с белыми стенами, чтобы не допустить возможную клаустрофобию. Стены украшали несколько гравюр с видами Лондона викторианской эпохи, выбрал которые, несомненно, сам Шелдон, чтобы напоминать посетителям, что они находятся в офисах британской юридической компании.

Четыре человека с кислыми физиономиями – трое мужчин и женщина – посмотрели на меня. Они составляли команду с одной стороны ярко-оранжевого изгиба тисового стола в зале заседаний совета директоров. Поднос с кофе и печеньем стоял нетронутым перед ними.

Что это были за люди? У меня перед глазами стояла картина: посреди обломков машин бродят зомби. Я чувствовал запах бензина и охлаждающей жидкости.

На одном из лиц появилась улыбка. Только эта улыбка и втащила меня в зал. Юристы из «Шустер Маннхайм». Мне необходимо принимать это в расчет.

Я сел.

Одиноко расположившись напротив шустеровского трибунала, я извинился за опоздание, попытался шуткой разрядить ситуацию, сказав, что мы находимся в милости наших клиентов и наша жизнь без них была бы намного легче. Теперь уже никто не улыбался.

– Шелдон сказал, что ты застрял в пробке.

Эллис Уолш: удачливый, никаких человеческих пороков. Ему больше сорока. Чем-то похож на Джей Джея Карлсона, но у Джей Джея все было глубже – он острее воспринимал человеческие недостатки.

У меня глаза остекленели от кипы бумаг, аккуратно сложенных на столе. В углу комнаты стояли четыре пока еще закрытых контейнера, которые были наполнены примерно тем же самым.

– Итак, на чем мы остановились? – спросил я.

Уолш ударил молотком по своему Монблану.

– Разве Шелдон не ввел вас в курс дела?

– Нет, – ответил я.

Шелдон разговаривал сейчас с Чарльзом Мэндипом, главой нашей фирмы, и ничуть не волновался, что я завяз здесь по уши. Он объяснил бы, что послал меня сюда с целью отшлифовать умение своего ученика работать под обстрелом.

– Мы почти закончили с платиновыми банковскими счетами, – сказал Уолш.

Я тихо простонал про себя. Мы уже потратили тридцать часов на просматривание всех документов компании в поисках клиентов, которым мы выставляли счета на сумму более миллиона долларов. Это были платиновые счета, именно те, на которых слой сплетен был особенно толстым. Эти клиенты могли попросить скидку, и им бы ее дали. Мы должны были брать их в расчет и опекать до тех пор, пока сами бы не закрылись. Распознать их было несложно – в списках я выделил их синим цветом. Сложнее было опросить партнеров по бизнесу, компаньонов и даже практикантов, чтобы выяснить капитал клиента и постараться предугадать, принесет ли этот клиент еще миллион долларов в следующем году. Еще надо было предсказать, какой деятельностью он будет заниматься: слияниям с иностранными компаниями или их приобретением, выпуском акций, судебными тяжбами, сменой офисов или сокращением штата. Не имело никакого значения то, что это высматривание будущего в хрустальном шаре, по сути, было бессмысленным: клиенты непредсказуемы, а иногда вообще действуют иррационально.

Люди из «Шустер Маннхайм» тоже гадали на кофейной гуще. Это была уже пятая подобная встреча, и все эти встречи были или невыносимо скучными, или полными истеричных споров.

Но эти встречи были действительно необходимы: «Шустер Маннхайм» и «Клэй и Вестминстер» в принципе согласились на слияние, и каждому надо было знать до мельчайших подробностей, что будет привнесено партнером в новое соединение.

Компания, компания… Внезапно мне пришло на ум, что мой друг, Джей Джей Карлсон, никогда не приглашал меня на вечеринки, ни разу ни на одну вечеринку. Я знал, что он устраивал вечеринки. Он рассказывал мне о них, ничуть не смущаясь тем фактом, что я никогда не был в числе приглашенных. Джей Джей еще хвастался сливками манхэттенского общества, которых он мог приглашать из года в год на свой день рождения. А какие у него бывали салюты! Это было похоже на операцию «Буря в пустыне».

Вдруг у меня перед глазами возникла картинка: будто меня вызвали на телевидение, чтобы рассказать об аварии, так как я был очевидцем.

– Там не было никакого огня.

Должно быть, я произнес это вслух, потому что шустеровский трибунал с удивлением воззрился на меня, словно я сошел с ума.

Там не было никакого огня: машины въезжали одна в другую, а машина Джей Джея была среди них. В кино все взлетело бы на воздух в искрометном шаре ярко-оранжевого пламени, нанося окружающим увечья. Но там не было никакого огня! Интересно, расстроило бы это Джей Джея? Никаких салютов. Бог ты мой!

Уолш кашлянул.

– Извините, – сказал я, придя в себя. Пусть догадываются, что за мысли у меня в голове. Я не мог рассказать им об этом.

Уолш пальцем провел по списку клиентов, его кольцо из Гарварда заблестело, поймав луч света от одной из ламп в потолке.

– «Сарацен Секьюритиз», – уныло произнес он, – одна из ваших компаний. Мы никогда на них не работали. Вы уверены, что заработали больше миллиона на них?

«Сарацен Секьюритиз» была хорошей компанией. Ею занимался Эрни Монкс.

«Сарацен Секьюритиз» проводила множество операций в целом ряде наших офисов: в Лондоне, Париже, Франкфурте и Стамбуле. Сложные дела, некоторые из них можно было назвать даже безнадежными. Компания, за которой надо приглядывать, но которую нельзя терять. Эрни, конечно же, не хотел потерять «Сарацен Секьюритиз».

– Сводка показывает, что мы получили около двух миллионов долларов с них за прошлый год, – сказал я.

– Да, но платятли они по счетам? – спросил Уолш.

Я не стал утруждать себя ответом.

Пока я наспех просматривал кучу бумаг, которую Шелдон оставил на моем крае стола, стали появляться знакомые дела.

– «Сарацен Секьюритиз» – турецкая компания, – сказал я и добавил: – Работает преимущественно за пределами Лондона. Она не проводит никаких операций в Штатах и не имеет никаких целей здесь, возможно, поэтому вы ничего не слышали о ней.

– Есть ли потенциальные конфликты? – спросил Уолш. Это был важный вопрос. Был ли клиент «Шустер Маннхайм» также клиентом «Клэй и Вестминстер»? Возникала большая проблема, если это было именно так. В результате слияния компания могла потерять обоих клиентов. Но «Клэй и Вестминстер» не часто занимались судебными тяжбами, поэтому это не представляло проблемы на данный момент.

– Маловероятно, – ответил я.

Один из помощников Уолша положил перед ним какую-то бумагу. Уолш нахмурился и отодвинул ее.

– Щекотливо, – сказал Уолш. Я попытался взглянуть на документ, но стол был слишком широким. Помощник Уолша победоносно убрал эту бумагу.

– Что такого щекотливого, хотел бы я знать?

Уолш колебался:

– Там есть потенциальный конфликт.

Когда я спросил о конфликте, Уолш ответил, что он был не уверен в том, что мне следует это знать.

– Между нами китайская стена, – раздраженно заметил я. – Просто расскажите мне об этом. Вы же знаете, что я не могу никому ничего рассказать, только советникам.

Мы все присягали на неразглашение, и даже самые незначительные нарушения закона могли похоронить эту сделку. Консультанты слияния – коммерческие банки, специалисты по вопросам управления, бухгалтеры – все они относились к адвокатам, обсуждающим ценные базы их клиентов, с какой-то нервозной антипатией и согласились на слияние только тогда, когда те немногие, кто был вовлечен в обсуждение, расписались кровью в том, что будут молчать. Моя кровавая подпись уже стояла на соглашении, и вряд ли Уолш будет держать что-либо втайне от меня.

– Скоро ли вернется Шелдон? – спросил он.

Таким образом он хотел сказать, что был бы не прочь поговорить начистоту с партнером, а не с его посредником.

– Я не знаю, – ответил я, затем добавил: – Вы ведь прекрасно знаете, что у меня есть все полномочия обсуждать любые вопросы на этих встречах.

Уолш вздохнул.

– Наш клиент холдинг «Реноу», – сказал он, – миллион плюс услуги. Год назад «Реноу» приценивался к «Сарацен». Тогда это ни к чему не привело, но дело уже было открыто, и они сказали, что могут снова заняться им, когда финансовые рынки стран с развивающейся экономикой придут в равновесие.

– Так это же не открытый конфликт.

Это уже не выглядело угрожающе, но на этом можно было поскользнуться. Знал ли Эрни, что «Реноу» имел что-то против «Сарацен»? Он не любил, когда клиентов дурачили; он воспринимал это как личную обиду.

Сегодня вечером в шесть. Не завтра. Бар «Молодой моряк». Встреча с Эрни.Я был рад. Эрни хотя бы встряхнет меня, накачавшись джином.

– Все не так просто, – сказал Уолш.

Что было не просто? Я забыл, о чем мы говорили.

Уолш стоял, восхищаясь одной из гравюр на стене. Он провел пальцем по верхнему краю рамки, словно хотел найти там пыль из викторианской эпохи.

– «Реноу» – платиновый клиент, – продолжил он.

Я вспомнил, о чем мы говорили. Так, значит, «Реноу» был платиновым клиентом. Ну и что! Мы всего лишь говорили о платиновых клиентах.

Уолш еще не закончил:

– Платиновый клиент с большим потенциалом, все пытаются заполучить его. И мы не хотели бы потерять его.

Он пытался заставить поверить меня в то, что его клиент гораздо важнее, чем мой, хотя это было не в его компетенции.

– Почему бы нам не написать об этом нашим уважаемым боссам, и пускай они сами разбираются с этим на совещании комитета по решению конфликтов между компаниями, и не спорить здесь попусту.

Уолшу явно не понравилось мое предложение, поскольку он был из тех людей, которым не нравилось признавать, что у них есть босс.

– Если вы, конечно, не в состоянии разобраться в этом здесь и сейчас, тогда нам надо поступить, как вы предлагаете, – Уолш дружелюбно улыбнулся помощникам. Он снова посмотрел на список и, не дав мне времени изменить свою позицию и, возможно, подискутировать на тему возможного конфликта между «Реноу» и «Сарацен», быстро назвал имя следующего клиента.

Появился Шелдон Кинес. Скорей всего, он принял душ – его волосы были в порядке и на лице не было даже следа беспокойства. Он был похож на низкорослого херувима, только в костюме.

– Продал фамильное серебро, Фин? – бодро спросил он. Шелдон сел рядом со мной и взял список клиентов. – А, «Сарацен Секьюритиз». Лучший платиновый клиент и одна из любимых доильных коров Эрни. Немного мрачная компания, но чертовски прибыльная.

Эрни Монкс – Оскар Уайльд местного розлива. Правая рука нашего босса. Всегда готов защитить Чарльза Мэндипа от убожеств людей и их мелочных проблем и желаний, чтобы позволить ему спокойно вести государственные дела.

Я повернулся к Шелдону:

– Эллис только что отметил, что их клиент «Реноу» так или иначе замахнулся на «Сарацен» как на потенциальную цель.

Шелдон сдвинул брови:

– Грубовато с их стороны. – Он начал вращать печатку на своем маленьком пальце, словно это было гарвардское кольцо Уолша, которое выпячивалось, как скарабей, и заставляло Шелдона чувствовать себя неловко из-за размера своего собственного кольца.

– Что вы хотите сказать? – спросил Уолш.

– Даже если бы владельцы «Сарацен» согласились продать его, – объяснил Шелдон, – ваши клиенты купили бы загадку, завернутую в тайну, как в свое время сказал Черчилль о России. Очень опасная авантюра. Эрни знает кое-что о них, но даже он не уверен, что знает достаточно.

– Вы пытаетесь сказать мне, что плохо знаете клиента, который платит два миллиона? – напыщенно спросил Уолш.

Шелдон приподнял бровь:

– Мы не можем бросить клиента в мусорное ведро только потому, что не знаем, каков реальный размер его ноги.

Мой отец однажды посоветовал мне бросать в мусорное ведро любого, кого я не мог точно измерить. Конечно, он не использовал слова «мусор» или «измерить», но мне было ясно, о чем он говорил. И, глядя на то, как он посасывал виски как соску. – пустышку, я понял, что однажды неточное измерение чего-либо или кого-либо очень дорого стоило ему.

– По-моему, этим делом должен заняться комитет по решению конфликтов между компаниями, – сказал Уолш.

Шелдон посмотрел на часы:

– Послушайте, планы несколько изменились. Чарльз Мэндип завтра утром прилетает из Лондона. Я знаю, он хочет встретиться с Джимом, и мне надо подготовиться. Предлагаю закрыть совещание на сегодня и собраться завтра после ленча.

Джим Макинтайр – глава «Шустер Маннхайм». В последнее время Джим Макинтайр и Чарльз Мэндип часто фигурировали в прессе. Это было крупнейшее трансатлантическое слияние юридических компаний на настоящий момент, и это была сенсация. Пиар был хорошо продуман, он и должен быть таким: рост Чарльза был 189 сантиметров, а Макинтайра – 162 сантиметра, и все же они называли это слияние слиянием равных. Макинтайр выглядел большим человеком, он вел себя свободно и легко в свете прожекторов телекамер. А Мэндип сутулился и выглядел удивленным, словно он не ожидал, что его фотографируют, или как будто жена застукала его с другой женщиной. Казалось, что он боится камеры, а заодно и Макинтайра. Впервые я видел его испуганным.

– Итак, давайте встретимся завтра в 14.00 в нашем офисе, – сказал Уолш, – на этот раз мы приглашаем вас к себе.

По крайней мере это означало, что мне наконец удастся убраться из моего офиса на какое-то время. «Шустер Маннхайм» занимала большую часть здания «Дженерал Электрик» в рокфеллеровском центре. Они по достоинству гордились толстыми медными дверями, восхитительными лифтами и мраморными полами. Они постоянно искали дополнительное пространство на других этажах, еще не присоединенных к ним, признавая, что ресторан «Радуга» и каток через семьдесят этажей от них, находящиеся ниже уровня улицы, всегда были настоящей достопримечательностью для туристов. Уолш сказал мне, что после слияния нью-йоркский контингент «Клэй и Вестминстер» переедет в это здание и будет занимать часть пятьдесят третьего этажа, который в настоящий момент ремонтировался для чего-то более важного: дополнительного архива или библиотеки. Как бы там ни было, нам дали понять, что мы будем эмигрантами на птичьих правах и видеть нас не доставит особой радости.

Помощники Уолша взяли коробки и ушли по коридору по направлению к стойке администратора. Любой, кто смотрел на них, понимал, что мы работали над чем-то очень значительным. Нас уже не раз критиковали из «Шустер Маннхайм» за наше безалаберное отношение к тайне сделки. Для них как для престижных арендаторов рокфеллеровского центра было в порядке вещей иметь скрытые коридоры и потаенные лифты для особенно значительных клиентов, подписывающих документы по передаче прав на имущество.

Сотовый Уолша зазвенел, когда он шел к двери зала. С минуту он раздумывал, стоит ли ему отвечать на звонок, и в итоге ответил.

– Уолш, – произнес он и замолчал, внимательно слушая кого-то. Его глаза сузились, и он многозначительно посмотрел на меня и Шелдона. Примерно через минуту Уолш отвел телефон от уха, не вымолвив ни слова. – Предположительно, инвестиционный банкир из «Джефферсон Траст» вылетел на шоссе Рузвельта и совершил самоубийство, убив заодно еще пятнадцать человек, – произнес Уолш спокойно, словно сообщил о времени прибытия следующего парома в Хобокен. Он снова сел за стол.

Шелдон тоже сел и заставил меня сесть. Я думал, меня стошнит. За полчаса количество жертв увеличилось с десяти до пятнадцати человек.

– Ужасное дело, – сказал Шелдон, – мы сами только что узнали об этом.

Уолш выглядел встревоженным.

– «Джефферсон Траст» – один из самых важных ваших клиентов, не так ли? – Он глазами поискал что-то, скорее всего – список клиентов. – Я не знаю, какие счета вы им выставляли, это явно было немало.

Шелдон кивнул:

– Около шести миллионов. Неплохо для британской юридической компании. Они были наиболее активны в Европе и на Дальнем Востоке, где у нас больше всего дел. Естественно, мы не делаем никакой работы в США для них. И вы ведь тоже. И это довольно-таки большой пробел в списке ваших клиентов.

– Вы знали погибшего банкира? – Голос Уолша звучал возбужденно. Я понимал, что его волнение было вызвано осознанием экономических последствий трагедии, а не сочувствием.

– Мы знали его, – сказал Шелдон, – мы знаем много банкиров из «Джефферсон Траст».

Но Джей Джей Карлсон был единственным и неповторимым.

– Так этот парень подкидывал вам работу? – спросил Уолш.

Шелдон встал:

– Я не уверен, что понимаю, к чему вы клоните, Эллис. Но, как бы там ни было, ваши выводы преждевременны и неуместны, вам так не кажется? Произошла трагедия, люди убиты и ранены. Может быть, нам все-таки следует заострить внимание на этом? Чарльз Мэндип приезжает в Нью-Йорк завтра. Я уверен, что он будет обсуждать эти трагические события с Джимом Макинтайром, если они имеют какое-то значение для нас. Мы с вами можем понять их намек.

Шелдон протянул руку Уолшу, чтобы показать ему, что он должен пожать ее и убраться отсюда.

– Мне надо сделать еще несколько звонков, – сказал Шелдон, когда Уолша уже не было в зале. Он подошел к телефону, который стоял на небольшом столике в углу. – Возвращайся в свой кабинет. Я поговорю с тобой через пару минут, потом ты сможешь пойти домой. Ты, должно быть, в шоке.

Я осознал, что все еще сижу и смотрю на гравюру с изображением собора Святого Петра. И, наверное, первый раз за все пять лет я почувствовал какую-то тоску по Лондону.

– Не беспокойся, Фин, – Шелдон зажал микрофон телефона, – не все такие, как этот кусок дерьма. «Шустер Маннхайм» – прекрасная компания, и мы сделаем ее еще лучше. Ты – часть истории этого слияния.

Шелдон недопонял меня. Я ни о чем не беспокоился.Я был опустошен. Вид шоссе Рузвельта опустошал меня. Произошедшее преследовало меня со всеми своими подробностями.

4

Когда я вернулся в кабинет, Пола сидела на моем столе.

– Ты был там, да? – Она протянула мне горячую кружку. Я с благодарностью улыбнулся, потягивая горячий сладкий кофе через дырочку в крышке.

Я чувствовал себя виновным. Не из-за того, что я не ответил на вопрос Полы. На него не надо было отвечать, она, как всегда, все знала сама. Это была вина, которую трудно определить, но которая при этом неизмеримо велика.

Я был там. Я сидел в орудии убийства, словно это была поездка вокруг рыночной площади. Потом просто смотрел на то, что произошло. Меня прельстило приглашение в богемный мир Джей Джея, и в итоге я получил приглашение на одну из его вечеринок.

Сейчас переломанные, окровавленные, разорванные тела извлекали из покореженных машин. А я был в безопасности на двадцать пятом этаже небоскреба и попивал кофе. Но я жил среди людей, у которых было определенное отношение к моей роли в этой катастрофе. Мои клиенты, Чарльз Мэндип, моя мать. Полиция…

Черт подери, полиция! Я еще не поговорил с полицией. Бросив кофе в мусорную корзину, я поднял телефонную трубку.

– Я еще не поговорил с полицией, – прошептал я.

– Ты разыгрываешь меня? – спросила Пола.

Я замотал головой. Это еще не пришло мне на ум.

Я был свидетелем страшной автокатастрофы, спланированной и приведенной в исполнение старшим банкиром из «Джефферсон Траст», самого большого инвестиционного банка на Уолл-стрит. Потерпевшие тоже были заинтересованы. Я был юристом и был обязан это знать.

Я прижал к уху телефонную трубку.

– Кому я звоню?! 911?

Я занимался ценными бумагами, поэтому у меня не было горячей линии с полицией.

– Я дозвонюсь до них, – сказала Пола.

Офицер полиции, ответивший на звонок, сначала был настроен скептически. Он не понимал, как я мог забыть связаться с полицией после такого серьезного происшествия. Но потом мне удалось расположить его к себе. Коп хотел понять истинный смысл того, что произошло на шоссе Рузвельта, и в конце концов сам попросил меня прийти в полицейский участок. Или детектив мог приехать ко мне в офис. Шелдону этопонравилось бы. Я сказал, что сам приду к ним. Полицейский поинтересовался, нужно ли ему было послать за мной машину. Нет, я хотел самостоятельно доехать до них.

Разговор продолжался минут десять, и Пола, должно быть, следила за индикатором разговора, потому что, как только я повесил трубку, она вошла в офис.

– Можно войти? Я надеюсь, ты не бежишь от правосудия.

– И да и нет, – сказал я, – мне надо явиться в полицейский участок и дать показания.

– Я уже вызвала такси. Хочешь, я съезжу с тобой?

– Нет. Лучше останься здесь, на случай, если Шелдон захочет узнать, где я. Да, и пока я помню, переназначь все встречи, которые я пропускаю, на другое время, позвони Джослин во Франкфурт и скажи, что его подписной лист задерживается. Мобильник у меня включен.