Текст книги "Стены молчания"

Автор книги: Филип Джолович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

42

На следующий день в десять часов утра я уже стоял в Форте Вашингтон неподалеку от Клойстерс, разглядывая фронтон высокого здания с остроконечной крышей, украшенного ползучими растениями.

Терри ушел из квартиры рано утром. Он сказал мне, что Пабло Точера подойдет чуть позже. Но я не дождался его. Мне надо было увидеться с Кэрол, и я очень сомневался в том, что детектив Манелли отпустит меня из сострадания, так как мои фотографии уже красовались в газетах и телерепортажах. Что бы Терри ни говорил о Пабло, я все еще не был полностью уверен в нем.

На здании нигде не было вывески, говорившей о том, что это «Святая Сесилия». Но улица и номер дома совпадали с тем адресом, что был указан в счете Кэрол. Может быть, соседи просто не хотели знать, что у них под боком находился светский сумасшедший дом. Или, может быть, в клинике хотели сохранить мир, созданный сестрами Святой Сесилии.

Нажав на небольшой звонок, я все еще не был уверен в правильности своих выводов. У меня были какие-то непонятные медицинские счета и пустая бутылочка «Прозака» из ванной комнаты Кэрол.

Улыбающийся человек в футболке и джинсах открыл мне дверь. Он впустил меня в ярко освещенный вестибюль. Из высоких окон лился свет на истертый и шероховатый синий ковер. Низкие, исцарапанные, но удобные стулья стояли вдоль стены, рядом с ними располагались массивные дубовые кофейные столики, на которых лежали журналы. Я заметил, что там не было никаких газет. В одном углу стояла тележка с кофе, печеньем и минеральной водой.

Все производило впечатление безопасного места. На досках объявлений висели стихи и картины бывших пациентов и тех, кто проходил курс лечения сейчас. Они были очень милыми и демонстрировали, что психическое расстройство здесь держат под контролем. По залу бродили несколько человек в спортивных костюмах.

– Я пришел повидаться с Кэрол Амен, – сказал я веселой администраторше, которая очень быстро стучала по клавишам коммутатора, наклоняя голову то вправо, то влево.

– Меня зовут Фин Бордер, – добавил я.

Ее глаза сузились, словно мое имя означало что-то, но она не могла вспомнить, что именно.

– Мисс Амен ожидает вас? – спросила она и нажала на несколько клавиш на пульте. – Одну секунду, пожалуйста, – проговорила она в маленькую палочку у рта.

– Да. Мисс Амен ждет меня, – сказал я.

Администраторша взглянула на доску объявлений, висевшую сбоку от ее небольшой будки.

– У нее групповая терапия через пятнадцать минут, потом танцевальная терапия, – она посмотрела на меня. – Вы уверены, что она ждет вас?

Я улыбнулся:

– Уверен.

Появился еще один работник в джинсах и футболке. Его послали к Кэрол проверить, ждет ли она меня на самом деле.

– Чувствуйте себя, как дома, – сказала администратор. – Сядьте, выпейте кофе.

Я последовал ее совету. Сидя с последним номером журнала «Vogue», я смотрел вдаль. Я понимал, почему Кэрол поехала сюда. Это помогло ей в последний раз. А сейчас поможет?

Я ожидал, что Кэрол будет выглядеть, как шаркающая тень, одетая в ночную рубашку или в мешковатый спортивный костюм, что ее волосы будут спутанными и грязными. Но ее волосы сияли, лицо было свежим. На ней был спортивный костюм, который отлично сидел на ней. Он превосходно облегал ее чувственные формы.

Когда я встал, она дала мне знак, чтобы я сел. Она тоже села на диван, на двусмысленном расстоянии.

– Ты выглядишь превосходно, – сказал я. Но, прикоснувшись к руке Кэрол и слегка сжав ее, я почувствовал, что она была вялой. Присмотревшись, я увидел, что хорошо наложенный макияж маскировал ее бледность и печаль. Теперь, когда она села, ее тело сжалось внутри костюма.

Она едва улыбнулась.

– А ты выглядишь ужасно, – сказал она. Перед тем как уйти из квартиры Терри, я попытался сделать хоть что-нибудь со своей головой, но мне это не удалось.

Теперь я смущенно гладил свою щетину. Еще один житель этого рая сел прямо напротив нас, чтобы почитать журнал и громко похлебать кофе.

– Здесь есть более укромное местечко? – спросил я.

– У нас здесь нет секретов, – уныло ответила Кэрол. – Здесь все конфиденциально.

– Я скучал по тебе. – Это прозвучало неубедительно.

Лицо Кэрол напряглось.

– Я здесь, чтобы разобраться со своими чувствами, а не твоими.

– Прости.

– Я здесь не из-за чувства вины, – сказала она.

– Тогда почему ты здесь? – спросил я. Мне казалось, что я столкнулся с каменной стеной учебников по терапии, в которых все связанное со светским разговором было помечено как ошибочное.

– Здесь есть пожарные, банкиры, домохозяйки, владельцы магазинов и рок-звезды, – сказал она. – У них неудачные браки; работа, которую они ненавидят; наркотики; выпивка; анорексия; даже боязнь сыра. Все что хочешь! – Она закрыла глаза. – Для некоторых людей пребывание здесь – это попытка изменить свою жизнь. Я же здесь, чтобы заполнить пустоту. Я пытаюсь заполнить пробоину, оставленную «Джефферсон Траст», Джей Джеем и всем остальным, – Кэрол посмотрела на меня. – Во всяком случае, я пытаюсь взять под контроль некоторые вещи.

– И ты находишь такие вещи?

Она на секунду взглянула на высокие окна.

– Я не знаю. Но, кажется, это хорошее место, чтобы начать все заново. – Выражение ее лица стало более мягким, и я принял это как добрый знак. – Я видела программы новостей, Фин. Здесь не одобряют, когда мы соприкасаемся с внешним миром, по крайней мере на начальных этапах. Но я видела их. Видела тебя. Как ты справляешься?

Справляюсь? Я уже даже не пытаюсь справляться с этим. Я борюсь. Разрушить разрушителя или быть разрушенным.

– Они убили моего отца, они отмывают деньги для нерезидентных индийцев, они…

Кэрол прикоснулась к моим губам, чтобы сдержать поток слов отчаяния.

– Прости, – сказала она дрожащим голосом. – Я не должна была спрашивать тебя. На самом деле я не особо хочу знать о твоем отце, Мэндипе, Аскари и о Кетанах. О любом из них. Эта информация вряд ли поможет мне. Детектив Манелли был здесь и спрашивал меня о Джей Джее и о тебе. Ты был прав, Фин. Я сказала ему правду, все от начала и до конца, но он даже не захотел выслушать меня. Он уверен, что ты являлся владельцем машины, что мы с тобой больше чем друзья и что ты используешь меня. Он был довольно любезным, но у него своя правда. Может быть, он поймет свои ошибки, может, нет. Честно говоря, это дело вообще мало заботит меня сейчас. Нам необходимо сконцентрироваться на нашей собственной правде, – Кэрол встала.

Мне хотелось сказать, что моя правда – это и ее правда. Но больше всего мне хотелось поговорить с ней о том, что случилось с моей матерью. Мне ужасно хотелось излить свою душу, свою скорбь. Но глядя в измученное лицо Кэрол, я думал о том, что вряд ли нам удастся откровенно поговорить в ближайшем будущем. Ее изоляция была направляемой, хорошо срежиссированной. Ей разрешалось разобрать, а затем собрать свою душу под четким наблюдением врачей.

И ее правдой было то, что у нее все еще была мать.

Кэрол закрыла лицо ладонями. Она выглядела такой несчастной.

– И, пожалуйста, не спрашивай меня о НАС.

Она развернулась и начала удаляться от меня, но потом остановилась и повернулась ко мне, обвела взглядом зал: других пациентов, высокие окна, стихи и картины на стене.

– Я не знаю, правильное ли это место, – прошептала она. – Это можно назвать пространством, куда хочется попасть, но не местом, которое делает тебя лучше.

– Я всегда думал о тебе как о женщине, которой не требуется становиться лучше, – сказал я.

– Все мы заболеваем иногда. Загадка заключается в том, чтобы знать, когда тебе нужны таблетки, а когда просто убежище, чтобы спрятаться.

Вдруг я осознал, что мужчина, прихлебывающий кофе, пристально наблюдал за нами с Кэрол. Мне захотелось сказать ему, чтобы он катился куда подальше.

– Ты уже была здесь раньше, но ты вернулась, – тихо произнес я. – То, что произошло, никуда не делось, не так ли? Здесь ты не освободишься от прошлого.

– Я разговариваю с терапевтами, и знаешь, кое-что начинает проясняться. Я анализирую свое прошлое, и кое-что из него помогает мне разобраться в моем настоящем. Иногда мне кажется, что врачи готовы работать только с воспоминаниями, ну и давать таблетки, конечно, – Кэрол улыбнулась. – Во всяком случае, мое детство слишком скучно, чтобы считаться с ним, оно вряд ли поможет понять, почему я чувствую себя так сегодня.

– По-моему, того, что произошло, явно хватит, чтобы перевесить все недостатки детской жизни. Мир безвозвратно изменился для нас обоих, Кэрол. Тебе не нужен терапевт, чтобы понять это. И, мне кажется, ты уже сама знаешь это.

Кэрол снова села.

– Я просто хочу избавиться от страха, – пробормотала она. – Он нависает над нами. Тогда он навис над Джей Джеем, как облако.

– Что так испугало Джей Джея? – спросил я. – У него было все, и он все потерял, включая свой разум. Что привело его к сумасшествию? Не пойми меня превратно, Кэрол, ты сводишь меня с ума, ты можешь свести с ума любого мужчину, но я не думаю, что именно ты сделала Джей Джея таким, каким он стал. Ты только присоединилась к его танцу безумия, но не ты затевала эту пляску.

– Я никогда не знала, где нахожусь, когда была с ним, – сказала она. – Его настроения, его двойная жизнь… я – в одной, Миранда и двое детей – в другой, – Кэрол нахмурилась. – Кроме того, это была не двойная жизнь, это была тройная жизнь.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Начнем хотя бы с того, что изначально его фамилия была не Карлсон. Его настоящая фамилия Карлштайн.

– А почему Джей Джей изменил ее, ты не знаешь?

– Он никогда не говорил об этом. Кое-кто другой рассказал мне.

– Кто, Кэрол?

– Это не важно, – сказал она, поежившись. Кто бы это ни был, он пугал ее.

– Все имеет значение, – настаивал я.

– Его брат, – наконец произнесла она. – Я думала, что он не играет никакой роли.

Некоторые точки начали сближаться друг с другом. Старый хиппи с хвостом, тот, который был на похоронах Джей Джея. Может быть, он и был той неназываемой тенью, которую не мог назвать Радж, возможно, он был охранником двери Джей Джея, высшим управленческим составом, о котором говорил Аскари.

– Он был дьяволом на плече Джей Джея. Он смеялся над ним, издевался, – продолжала Кэрол. – Он упрекал Джей Джея в трусости из-за того, что тот скрывал свое происхождение. А Конраду Карлштайну наплевать на то, что он еврей. Для него все было лишь шуткой, в особенности религия. Мир был игрушкой, а Джей Джей содержал его игровую комнату. Джей Джей платил за все: его одежду, дом, машины, за все. И все, что он получал в качестве благодарности, были издевки.

Конрад Карлштайн. Моя мать сказала «Штайн». Конрад Штайн. Немецкий еврей. Она всегда плохо запоминала имена, они путались у нее в голове. Но ее воспоминания были достаточно четкими, чтобы обозначить еще одного члена клуба «Близнецы». Он был тенью, источником искр на сигарете Эрни.

– Что такое, Фин? – спросила Кэрол.

– Насколько хорошо ты знала Конрада Карлштайна?

– Я не думаю, что кто-либо на самом деле знал Конрада, – ответила Кэрол. – Изредка Джей Джей говорил о нем. Как-то раз он сказал, что Конрад был старой кровью, кровью, которую надо вымыть из его вен. Хотя мне не кажется, что Джей Джею это удалось. Присутствие Конрада всегда было ощутимо. Он обращался с Джей Джеем, как с грязью, словно он сам платил за все. Конрад вел себя так, как будто Джей Джей был его личной собственностью.

Итак, Джей Джей не мог разорвать все связи с семьей. Почему это казалось таким знакомым?

– Джей Джей говорил когда-нибудь слово «Близнецы»? – спросил я.

– Нет, – ответила Кэрол. – Джей Джей не читал гороскопов, и в любом случае он был Девой. К чему это?

– Это название клуба в Оксфорде. Его членами были Аскари, Мэндип и еще один.

Еще один. Американец. Макинтайр?

Конечно же, Джим Макинтайр.

– Карлштайн никогда ничего не говорил о Близнецах или о клубе, сказала Кэрол. – Но я видела его всего раза три или четыре. Он не был особенно общительным и часто говорил, что все в современном мире можно делать посредством электронной почты: есть, вести дела, думать, заниматься сексом. Я только один раз была у Конрада дома. Меня привел Джей Джей. Это уютное местечко на Лонг-Айленде. Конечно же, Джей Джей был владельцем.

– У Джей Джея ничего не было, когда он умер, – сказал я. – Помнишь?

Кэрол начала водить руками по лицу, размазывая косметику. Мне хотелось обнять ее, прижать к себе, вытереть ее лицо салфеткой и сказать, что ей не нужен макияж.

– Кто знает, что было, а чего не было у Джей Джея, – устало произнесла она. – Кто знает, что на самом деле происходило с ним. Все что я хочу сказать, так это то, что он ненавидел, когда ему приходилось ездить в дом Конрада. Я помню, как он посоветовал мне ничего не говорить и пить побольше спиртного. Джей Джей боялся этого дома и Конрада. Вечер был странным. Ужин был подан на веранде, выходящей на Ойстер Бэй. Джей Джей был тише воды, ниже травы. Конрад говорил о философии, религии, сексе. Не было похоже, что он принимал все это близко к сердцу. Все, что он говорил, показывало лишь его презрение к вере, страсти, любви. И он припас самые жестокие слова для Джей Джея, сказал мне, что я должна уйти от него, что он неудачник. Затем Джей Джей отключился. Он был в другом мире, и тогда Конрад двинулся ко мне, – Кэрол поморщилась. – Он на самом деле думал, что он мог… ну ты понимаешь, несмотря на брата, который лежал поблизости в отключке. Казалось, для Конрада не существовало табу. Это был человек, для которого святотатство было единственной святой вещью. Но он был умным, наблюдательным, даже нежным. Его слова говорили и об этом. Должно быть, он чувствовал, что я ненавидела его, но все же он поднес свое лицо ко мне. Я чувствовала его дыхание, вино. Он даже снял резинку с этого идиотского хвоста и потряс волосами, как вампир, разминающийся перед обедом.

– Так ты отшила его? – спросил я. Кэрол могла это сделать – двинуть по мужскому хвосту между ног, а потом еще и добить развратника.

– Да, – ответила Кэрол, – но не так, как ты думаешь. – Воспоминания об этом вечере, казалось, охватывали ее и околдовывали. – Я была достаточно умна, чтобы понять, что Конрад очень опасный человек, – наконец продолжила она. – Категоричный отказ мог принести слишком много проблем. Так я думала, – она замолчала на минуту, чтобы посмотреть, стану ли я оспаривать ее слова. Я лишь кивнул. – О полном подчинении никто даже и не думал. – В ее голосе послышались нотки решительности. – Поэтому я оставила Конрада с мыслью, что ничего не было решено.

– Не было ли это еще более опасно? – спросил я.

Кэрол обошла вокруг меня и смахнула журнал с моих коленей, о котором я совсем позабыл.

– Тебя там не было, – прошипела она.

Наш слушатель, попивавший кофе, подошел к нам, поднял журнал и отдал его Кэрол.

– Другим может не понравиться, как ты читаешь это, – тихо сказал он мне. – Нам надо заботиться о вещах, которые у нас есть, – он отвернулся от меня и наклонился к Кэрол: – Ты идешь в группу? Я не думаю, что этот парень может тебе как-то помочь.

– Позже, Харли, – она похлопала его по руке. – У меня все в порядке. На самом деле.

Харли простонал, засунул руки в карманы пижамы и ушел.

– Не все кончено, – прошептал я про себя, а затем спросил: – А Карлштайн появлялся еще, чтобы во всем разобраться? Чтобы расставить все точки над «i»?

Кэрол проследила за Харли, и ее губы расплылись в слабой улыбке.

– Харли продает машины и думает, что покупатель уезжает с частичкой его души в бардачке. Это его метафора, он не верит, что это происходит на самом деле. У нас здесь нет ни Наполеона, ни Иисуса Христа. Но у Харли есть проблемы, которые может разрешить только Волшебник Изумрудного города, в том числе и то, что он любит меня.

Кажется, все влюблялись в Кэрол.

Она наклонилась, чтобы поднять листок с рекламой крема-депилятора, который вылетел из журнала.

Я аккуратно взял его из ее рук:

– Ты говорила, что между тобой и Карлштайном не было все кончено. Как ты закрыла все?

– В тот вечер я видела Конрада в последний раз перед похоронами Джей Джея. Он звонил мне несколько раз. Каким-то образом раздобыл мой номер. Вряд ли Джей Джей дал его, а в справочнике я не значусь. Конрад узнал и адрес моей электронной почты. Во всяком случае, он оставлял сообщения на автоответчике и посылал электронные письма, продолжение того, что он сказал в доме в Ойстер Бэй. Он говорил, что готов быть терпеливым и что в конце концов он получит меня.

– Так значит, все это еще не закончилось, – сказал я.

Кэрол стала листать журнал, лакированное стильное издание.

– Думаю, нет.

– Как-то раз Джей Джей сказал, что не может никуда убежать, потому что у его двери стоит охранник, – проговорил я. – Мэндип все чаще пользуется ингалятором, он слабеет. Даже Аскари заявлял о том, что был предан кому-то, какой-то тени и что это был не Ганеш. Все боятся, и каждый говорит о своем страхе по-своему. Но, может быть, источник всех их страхов – одно и то же пугало? – Один лишь Макинтайр выпадал из общей схемы. Самодовольный, умный, неприступный. Бесстрашный. И все же теория заслуживала того, чтобы о ней сказать вслух. – Мне кажется, они боятся Карлштайна. У него есть какое-то влияние над ними, которое не дает распасться клубу «Близнецы». Боже, до чего дошли эти ничтожества в своих воображаемых полетах!

Казалось, Кэрол уже не слушала меня.

– Когда закончится моя страховка и мне надо будет уезжать отсюда, я смогу вернуться назад в университет. Буду заниматься чем-нибудь диаметрально противоположным. Или уеду куда-нибудь еще, где меня не знают, не связывают мое имя с тем, что произошло на шоссе Рузвельта. Это самое худшее: мертвые люди, имена на стене. Нет, я не хочу говорить о своей невиновности. Я хочу кричать о своей вине, даже если я виновата лишь косвенно. Я могу справиться со всем: с потерей карьеры, – Кэрол замолчала, – даже с потерей тебя. Но, Боже, эти имена, когда я думаю о них, мое сердце замирает, и именно в этот момент я чувствую, что потеряла все, даже желание жить.

– Но ты не несешь ответственности за то, что произошло на шоссе Рузвельта, – возразил я.

– А я знаю это, Фин? Знаю? Я сказала Джей Джею, что я вижусь с тобой, и затем он… – У нее пропал голос.

– Ты прекрасно знаешь, что у него было много других проблем, которые подтолкнули его к самоубийству, – сказал я.

Кэрол не ответила.

Какое-то время мы молчали, стук администраторши по пульту перебивал даже свист практически пустого кофейника, который стоял на мармите.

– А ты? – наконец спросила Кэрол. – Что ты будешь делать?

Пусть все идет своим чередом? Дождаться, когда Манелли вцепиться в меня мертвой хваткой? Смотреть, как схема истцов и ответчиков разрастается, как амеба, чья жизненная концепция заключается в размножении? Чувствовать, как Кэрол отдаляется от меня?

Нет.

– Я собираюсь заявить о своих правах, – сказал я, – о праве не быть обиженным. О праве на то, чтобы меня не называли главным ответственным за «Мясорубку на шоссе Рузвельта». Я хочу вернуть своих клиентов. Тебя. Все. Я хочу вернуть все.

Кэрол прикоснулась к моей руке.

– Я думаю, эти права пока находятся в состоянии неопределенности, – аккуратно сказала она.

Я почувствовал, как злоба закипает во мне.

– У меня нет терапевта, Кэрол.

Меня обуял страх, что она сейчас встанет и уйдет, оставив меня. Но Кэрол смотрела на меня так, как тогда в своей квартире в районе Трибек. Она могла понять меня с полуслова и собрать воедино кусочки разбросанной информации.

– Рано или поздно все поймут, что я невиновен, – продолжал я. – Через некоторое время все всплывет: небрежная подпись; закадычный друг, который слишком громко говорит; дорожка из бумаг, которая приведет к Джей Джею и клубу «Близнецы». Это должно произойти. Такая большая ложь должна обнаружиться в конце концов. Правда, к тому времени меня уже растопчут, и я буду или сидеть в тюрьме, или лежать на кладбище. Мне необходимо найти короткий путь, чтобы направить силу моих разрушителей на них же самих или доказать, что живой и реабилитированный я принесу больше пользы, чем мертвый и разрушенный.

– Это звучит как заявление того, кто обещает разбогатеть, если у него будет куча денег, – сухо сказала Кэрол.

Я проигнорировал ее колкость.

Клуб «Близнецы» должен был оставить следы, после него обязательно должен остаться затхлый запах и взъерошенная постель. Я буду искать их в ящике стола, на жестком диске компьютера, под матрасом. Ложь нерезидентных индийцев была слишком большой, чтобы не отбрасывать тень. Ее размер подразумевал существующую инфраструктуру и заполненное пространство, у нее было влияние, масса. Ведь было соглашение, договор купли-продажи, все это чертово дело «Бадла». Большие следы.

Но прямо сейчас все это было для меня недоступно. Все, что у меня было, – это книга Редьярда Киплинга и письмо Эрни, адресованное Терри. Точнее, письма у меня пока не было, надо было сначала заполучить его у Терри.

Мне требовалось обнаружить новую течь. На голландских Антиллах? Нет, было бы много слухов и дыма. Проникнуть в номер Мэндипа в отеле «Реджент» или в «Шустер Маннхайм», чтобы покопаться в документах, я не мог, это было нереализуемой мечтой. Тогда, может быть, попробовать залезть в «Клэй и Вестминстер» в кабинет Кинеса? Возможно.

Или в логово Карлштайна – в черную дыру в центре «Близнецов». Проводить аналогию между астрономией и астрологией было неуместно, я даже не знал, где находилось созвездие Близнецов на ночном небе, – но все же интуиция подсказывала мне: в его центре был водоворот, затягивающий всех и вся.

Что сказала Кэрол? Карлштайн практически не выходил из дома. Он заправлял всем посредством электронной почты. Все. Я вспомнил, что говорил Даминдра Кетан об отношении Сунила Аскари к электронной почте – современный бич. Одна из главных навязчивых мыслей Аскари. Другой навязчивой мыслью был мой отец. Может, Аскари так ненавидел электронную почту, потому что через нее Карлштайн управлял им?

Потом я вспомнил папку «Гакстейбл», которой тщетно пытался потушить горящего Раджа. Она была полна распечатанных сообщений, полученных по электронной почте. Они состояли из чисел.

– Дом Карлштайна, – произнес я вслух, – его компьютер, электронная почта, – я подумал о решетках паролей, которые могли опуститься вниз, пресекая действия правонарушителей. Ну и что? Если это было необходимо, то я заберу весь этот чертов компьютер с собой в квартиру Терри и поработаю с ним там.

– Даже не думай об этом, – сказала Кэрол. – Конрад будет там. – Казалось, что он выбирался из дома, только чтобы помучить Джей Джея, как какой-нибудь ночной хищник. Теперь Джей Джея нет, и у Конрада нет никаких причин, чтобы выходить из своего логова.

Тогда нам была нужна другая приманка, чтобы вытащить его оттуда.

– Я не могу пойти туда, пока он в доме, – заключил я.

– По крайней мере ты достаточно умен, чтобы понять так много, – сказала Кэрол.

К нам подошел дежурный.

– Простите, что прерываю вас, ребята, – радостно сообщил он, – доктор Трент хочет переговорить с тобой, Кэрол.

Я обрадовался, когда увидел, что ее лицо потемнело от разочарования. Она повернулась ко мне:

– Этот парень отвечает за мой мозг. Мне надо идти. – Она поцеловала меня в губы, ее глаза были закрыты, словно она наслаждалась последним интимным моментом в ее жизни.

Я хотел сказать, что ей никуда не надо было идти, если она не хотела. Нет. «Все же прогресс заметен», – понял я. Ей нужно было время.

Кэрол остановилась:

– Мне кажется, ты не будешь в своей квартире, если она выглядит примерно так же, как и моя. Где тебя можно найти?

– У Терри Вордмана. Он младший сотрудник «Клэй и Вестминстер».

– Дай мне его номер телефона, – сказал она.

Я написал номер на рекламном листке крема, добавив еще номер сотового Терри, который взял со столика в гостиной пару часов назад.

– Сколько ты еще пробудешь здесь? – спросил я.

Кэрол подумала с минуту:

– Я не знаю. Я тебе позвоню.

Я посмотрел, как ее грациозное тело исчезло в тени коридора в другом конце зала.

– Вы Фин Бордер.

Я развернулся и увидел, что Харли сел рядом со мной. Он потирал каким-то конвертом щетину на своем пятнистом лице среднего возраста. Другая его рука лежала глубоко в кармане красного халата в полоску.

– Да, – осторожно ответил я. – Что вам угодно?

Он открыл конверт и вытащил письмо.

– Вам надо оставить Кэрол в покое.

– А почему это вообще должно касаться вас?

– Вы источник всех ее несчастий, – продолжал Харли.

– Доктор Трент тоже так сказал, не так ли?

– Вы подпись на ее свидетельстве о смерти, – Харли дал мне конверт. – Прочтите это, – сказал он.

Я научился бояться кусков бумаги, которые давали мне незнакомцы.

Короткое письмо. Ни заглавия, ни концовки, только один параграф, набранный курсивом.

Убей себя, Кэрол Амен. Убей себя. Мне наплевать, как ты сделаешь это, жестоко или нежно, быстро или медленно. Просто прошу тебя, сделай это, пожалуйста, умоляю тебя. Ты мусор, ты должна прочитать это. Ты прочитала имена мертвых на стенах своей квартиры. Теперь посмотри в зеркало и убей себя.

Харли выхватил письмо у меня из рук и засунул его глубоко в карман.

Я схватил его за пояс халата и притянул к себе.

– Где ты взял его? – прошипел я. – Кэрол видела его?

Харли прижался ко мне и застонал. Дежурный прошел через комнату, повернулся, посмотрел на нас подозрительно и направился к нам.

– У меня самые добрые намерения, – сказал Харли. – Ты же не хочешь, чтобы она сделала что-нибудь плохое, не так ли?

– С какой стати это письмо изменит что-либо? – горячился я. – Она уже видела свою развороченную квартиру, имена мертвых на стенах. Она не говорила ничего такого, что могло свидетельствовать о ее желании покончить с собой.

– Но она думала об этом, – сказал Харли.

– Откуда ты знаешь? Или ты тоже покопался в ее мозгу?

– Мне это не надо, Фин Бордер. Она делает это сама на групповой терапии. Мы все открываем свои мозги там.

Дежурный стоял рядом с нами.

– Все в порядке, Харли? – спросил он.

Харли ткнул пальцем в мою грудь:

– Этот парень крадет мою почту. У него подслушивающее устройство, он весь в проводах. Вы же говорили, что я буду здесь в безопасности.

Дежурный вздохнул и жалостливо улыбнулся Харли:

– Не беспокойся Харли, он уходит. Не так ли, сэр?

– Но… – начал я. Хотя что? Это было не то место, чтобы рационально все обсудить.

– Да, я сейчас ухожу, – сказал я.