Текст книги "Сборник рассказов №2"

Автор книги: Fantasy-Worlds. Ru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Fantasy-Worlds.Ru
СБОРНИК РАССКАЗОВ №2

Веселов Алекс, Мария Фионова
ПРАКТИКУМ ЗЕЛЬЕВАРЕНИЯ

из дневников Кощея Бессмертного (написано чересчур корявыми и неразборчивыми рунами):

…после пяти взрывов, в результате которых мне пришлось оживать почти целый лунный цикл, а свой замок отстраивать с начала вообще в течение всего лета, я, кажется, нашел эликсир, позволяющий увеличивать магическую силу. На людей, правда, видимо, в следствие отсутствия магических резервов организма, оно не действует. Но, зато, мы или как они сами выражаются, мифические существа, можем в полной мере насладиться всеми прелестями этого элексира…

Правда, видимо, отсюда и идет его побочное действие – все испытуемые, наравне с дополнительной магической силой, получили в довесок более человеческий облик. Какой из ингредиентов отвечает за эту метаморфозу, пока неизвестно. Но факт остается фактом… Змей Горыныч, ранее смахивающий больше на тупую громадную змею, чем на грозного дракона, отрастил четыре конечности, и научился говорить…даже, на нескольких иноземных языках. Правда, и тут не обошлось без исключений. Наравне с конечностями, Змей Горыныч обрел дополнительную пару голов, способных изрыгать пламя.

Решив вопрос этой оплошности путем уменьшения доли ингредиента номер четыре в смеси, я добился более положительных результатов. Следующая испытуемая, Кикимора, обратилась вполне симпатичной девушкой…по сравнению с той огромной пучеглазой кочкой, которой она была вначале…и, благодаря зелью, смогла обрести магически подпитывающую связь с болотами…

…хоть ингредиенты раздобыть особой трудности не составляет – из необходимых нам…

Далее, половина страницы неаккуратно вырвана, а на следующей, неаккуратным и угловатым почерком выведено:

«Благодарствую за тайну!» и около записи нарисован ехидный человечек, показывающий длинный язык.

Еще ниже корявым почерком Кощея впопыхах нацарапано (старый колдун даже в минуты стресса не терял самообладания):

«Ну и какая погань запускала свои грязные лапы в мой дневник?»

«Они у меня, между прочим, чистые! Вчера мыл в болоте! И почему «запускала»? Я до сих пор тут.»

«Ах, ты ж зараза! Быстро вернул на место страницу из дневника и шапку-невидимку! Ах, ты… ты…!»

«Ага, конечно! Размечтался…»

Часть 1. Там ступа с бабой и котом…

Ночью Сказочный лес поистине великолепен. Только после ухода на покой Сварога с его светилом, лес расцветал и поражал всей своей скрытой доселе, какой-то неземной, красой. Аккуратные днем веточки, обрамленные миниатюрными листочками зелени, ночью удлинялись, растопыривались, словно длинные старческие пальцы с нестриженными когтями-шипами, и покрывались агатово – черной корой, словно непробиваемыми доспехами. Травушка, так приходящаяся по вкусу богатырским коням, тоже стремилась вверх, играя в лунном свете смертельно отточенными, словно у кинжала, гранями. Звери, днем за днем ощущавшие себя полноправными хозяевами, с наступлением сумерек, сломя голову мчались за границу леса. Они даже не пытались оспорить право пребывания тут настоящих хозяев ночи: навок, моховиков, шишигов, лесавок, волкодлаков, нечистиков и прочей мелкой и не очень нечисти.

Потому-то кроме них и не мог никто оценить всю красоту ночного леса. Едва только ступит на территорию Сказочного леса нога человека или лапа недолжного здесь находиться зверя, так и останутся они в нем навеки, пока не умрут с голоду или же со страху…

Не смотря на то, что Сказочный лес не был родным местом обитания Лихо, лес принял это существо довольно гостеприимно. Неудивительно, ведь в какой-то мере они были сродни друг другу. Обоих хлебом не корми – дай вволю подшутить над кем-нибудь, но, в тоже время их нельзя было приписать к темным силам. Сказочный лес, помимо злых духов, все-таки давал приют и не чуждым счастью и доброте существам. Ну, а Лихо (в редких случаях, правда) могло помочь человеку, спасти его от неминуемой гибели.

Но вот кто-то из ночных обитателей, на свою беду, решил сыграть над Лихомвинную шутку. Сбоку буквально из ниоткуда возникла довольно внушительных размеров кочка. Словно в одно мгновение искусная пряха Морана выткала ее прямо из прохладного ночного воздуха. Задержавшись на пару мгновений, она резко кинулась под ноги незваному гостю. Но Лихо лишь хмыкнуло, откинуло с единственного глаза прядь светлых волос и страшно зыркнуло на кочку. Шутница в тоже мгновение замерла, а затем стала нерешительно просачиваться сквозь землю, словно впитываясь в дерн и превращаясь из большой кочки в глубокую ямку.

Лихо посмеялось над неудавшейся шуткой, и продолжило свой путь в глубину Сказочного леса. Избушка Бабы-Яги была еще далеко, поэтому требовалось идти как можно быстрее – иначе можно и не успеть выбраться из леса к рассвету.

Хоть способности Лихо здесь практически не действовали, но их вполне хватало на то, чтобы правильно определять направление и расстояние до Избушки на Курьих Ножках. Остальных же гостей должна была взять на себя специально позаимствованная из закромов Кощея шапка-невидимка. Хотя, помня шаловливую кочку, которая смогла разглядеть Лихо даже сквозь шапку, приходилось быть очень осторожным. Правда, быть может, она учуяла Лихо по шагам? В таком случае, если это сделала она, что мешает таким же образом обнаружить незваного гостя кому-нибудь повнушительней и поопасней?

Задумавшись над этим вопросом, Лихо не сразу заметило, как вдалеке замелькали очертания избушки, стоявшей на двух тоненьких, словно жердочки, ножках. Последние подрагивали под тяжестью кособокого строения.

«Или цыплячьи, или Яга совсем голодом бедную заморила…» – невольно подумало Лихо.

Верхняя часть избушки понурилась и слегка наклонилась, словно спала. Будто в подтверждение этого факта, едва только Лихо подошло поближе, из избы донеслись тихие всхрапы, больше походившие на скрип; вздохи, беспокойное ворчанье и беспокойное бормотанье Бабы-Яги. Сбоку от избушки – прямо у входа – стояло то, что, собственно, и толкнуло Лихо пойти на это приключение.

Лихо тихонько подкралось к ступе, стараясь наступать на землю только одновременно со всхрапами избушки. Чтобы не дай лесные духи – Яга не услышала и не проснулась. Против нее у одноглазого шансов было мало – та и жила на белом свете много дольше, а уж силушки у нее будет многократно больше.

Лихо приблизилось к ступе и, со вздохом полным облегчения, обхватило ее руками. Да так и осталось стоять, раскорячившись на манер девицы в хороводе, и чувствуя себя донельзя глупо. Ступа ни в какую не хотела двигаться с места. Лихо поднатужилось и предприняло очередную героическую попытку. На этот раз борьба с ненавистным предметом длилась дольше, но к успеху, как и предыдущая, не привела. Старые доски летательной емкости ехидно скрипнули.

– И что это мы – мяу тут поделываем? – раздалось у Лихо над ухом.

– Пытаемся ступу утащить! – выпрямившись, честно призналось Лихо. На узеньком карнизе каким-то непонятным образом уместился впечатляющего размера кот. Даже не просто уместился, а небрежно развалился во всю свою немалую длину и, немигающим взором, уставился на виновника его появления. Шерсть котяры была настолько черная, что даже ночью он не сливался с окружавшей его темнотой, а, напротив, выделялся, словно черный уголь на белой скатерти.

И только тут Лихо вспомнило, что на нем надета шапка-невидимка. Тогда каким образом кот смог его увидеть?

Две горящих гнилушками зеленых кошачьих глаза вперились в Лихо. Моргнули. Кот ехидно пропел, небрежно умываясь левой лапкой:

– Ну, во-первых, я же все-таки кот. И будь ты хоть в шапке-невидимке, хоть в лягушачьей шкуре, живого человека я завсегда учую… Другое дело, что в этой шапке я тебя сном сморить не смогу… – несколько смущенно добавил Баюн (а это был именно он), – Но вот тревогу поднять успею – а там уж с тобой бабка разберется!

– М… м… м… может, договоримся? – мысленно прикинув масштабы возможной катастрофы, спросило Лихо.

– Давай, договаривайся, – царственно кивнул кот, небрежно махнув лапой, – Вот, к примеру, шапку-невидимку хочу!

– Э-э-э-э! – возмутилось Лихо, – Во! – и помахало перед котом кукишем.

Затем, вспомнив, что Баюн его все-таки не видит, озвучил свой жест.

– Иди куда подальше! Я сейчас шапку сниму, а ты меня прям тут и усыпишь. В результате и шапку получишь и Бабе-Яге меня сдашь за сметану… О, может банку сметаны тебе дать? А ты мне расскажешь, как эту ступу унести?

Кот пакостно захихикал, что в животной интерпретации выглядело несколько странно.

– И где ты, интересно, возьмешь сметану? Как-то не верится, что ты ее постоянно с собой таскаешь… да и закармливает меня старуха этой сметаной, я скоро не черным, а белым буду, какой тогда из меня Баюн? Нет уж, коли хочешь, чтобы я тебе помог – давай ветчину. И шапку-невидимку. Я же все-таки не простой кот, волшебный. А с шапкой я еще больше пакостничать смогу… – почти мечтательно добавил Баюн, закатив невиданного размера глаза к небу.

– Не веришь, что я с собой сметану таскаю, а корову стало быть обязан? – несколько ошалело от такого запроса Лихо, – И потом – я же в шапке-невидимке. Откуда ты знаешь, что у меня с собой сметаны нет?

– Носом чую, – оскорбился кот, – У меня нюх знаешь, какой? Ого-го! И потом, тьма ты дремучая, откуда у коровы ветчина? Ветчина, к твоему сведению, только у свиней бывает. Да и вообще, надоел ты мне. Все, бужу бабку! – и кот разинул рот, явно собравшись заорать.

– Стой! – зашипело на него Лихо, – Хочешь, за ушком почешу?

– Вот смотрю я на тебя и ду-мяу-у-у-у… – протянул кот, – Ты действительно такой дремучий балбес? Или притворяешься? Э-э-э-эх, ладно! – махнул Баюн передней лапой, – Пользуйся тем, что я добрый сегодня. Я тебе помогу, но договоримся так. Как только будешь взлетать – глаза зажмурь и шапку в меня кинь. Усыпить тебя, не посмотрев в глаза, я не смогу, а улететь в ступе можно и с закрытыми…

– Ладно, – практически не раздумывая, согласилось Лихо. – Ну? Давай, что нужно сделать? Какое-нибудь заклинание произнести, чтобы она завелась?

– Полезай в ступу, – распорядился кот, – Сейчас научу.

Лихо послушно запрыгнуло вовнутрь.

Кот задней лапкой почесал за ухом, лениво потянулся, неспешно прогулялся по карнизу туда-сюда, и вдруг заорал как резаный:

– Ступа, б…твою…на…, сейчас в печь отправишься, взлетай жива-а-а-а-а!

Лихо пугливо вжалось в бабкино средство передвижения, избушка вместе с Ягой перестали храпеть, а ступа тихонько затарахтела и начала плавно подниматься.

– А рулить ей как? – удивленно озираясь, поинтересовалось Лихо

– Знамо дело, – важно ответил кот, – Языком. Ты ей командуешь, она рулит. Только смотри, не перепутай, в прошлый раз, когда ее Леший угонял, он с размаху аккурат в ту сосенку вписался… – для наглядности он махнул пушистым хвостом куда-то во тьму. Пресловутой сосны Лихо не разглядело, да и не до того было…

Неожиданно дверь избушки, натужно заскрипев, распахнулась, едва не слетев с хлипеньких петелек. На пороге появилась взлохмаченная старуха, выглядевшая, мягко говоря, устрашающе. Крючковатый нос и многочисленные бородавки неудачно гармонировали с разноцветными лохмотьями, неизвестно сколько лет ношеным платком и неожиданно новыми лаптями.

В руках милая старушка держала ухват, наперевес, как копье.

– Кто это тут мою ступу крадет? – пронзительно завизжала она, – Кто посмел? Убь…

И замолкла на полуслове, ошалело наблюдая за тем, как ступа, без чьей-либо помощи, медленно поднимается в воздух.

– Быстрей! – заорало Лихо, изнутри пиная ступу.

– Шапку кидай! – заверещал кот, забираясь на крышу, пытаясь поравняться с резво набирающей высоту ступой.

– А ну верни ступу, негодник! – разрывалась внизу Баба-Яга, – Вернешь, слово даю, есть не буду – только зажарю на медленном огне и все!

– Кидай же шапку-у-у-у! – бесновался кот, забираясь все выше и с опаской глядя на верещащую внизу Ягу.

– Я же уже ее кинул! – пряча шапку за пазуху, и разводя пустые руки в стороны, крикнуло Лихо.

– Куда, куда? – вертелся на крыше кот.

– Не знаю, она ж невидимая-я-я-я-я-я-я-я-я! – скрываясь за ближайшим облачком, проорало Лихо.

– Так вот, значит, кто виноват? – уперев руки в бока, спросила Яга, недобро поглядывая на суетящегося кота, – Чучело из тебя сделать что ли?

– Я не виноват! – заверещал Баюн, прикрываясь лапками, – Это он… заколдовал меня…морок напустил…не надо чучела-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Ай…зачем вы, бабушка, меня за ухо тащите…больно же… Мяу-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!

Часть 2. Три плюс два

Что может быть лучше, чем, закончив службу у царь-батюшки, получить законный день отдыха и провести его за бутылочкой самогоночки с верными боевыми товарищами? Так рассуждали знаменитые на Руси-матушке богатыри: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Думали настолько громко, что пролетавшие над ними пичужки падали наземь оглушенными, а редкие случайные прохожие спешили прикинуться пугалами, плетьми или превратиться в статую самому себе, дабы не дай Перун, не обратить на себя внимание богатырей.

– Во! Мне, надысь, как раз Марья-Искусница знаете, что подарила? – внезапно загорелись глаза у Добрыни, – Кружку-самобранку!

– Че-его? – удивленно воззрился на побратима Илья.

– Ну, это почти тоже, что и скатерть-самобранка, окромя того, что жидкости какие угодно может вызывать, – охотно пустился в разъяснения Добрынюшка, – Вот, ты, к примеру, говоришь ей – «Хочу вина заморского!», а она «хлоп!» и тем самым вином до краев наполняется…

Непонимающий взгляд Ильи постепенно сменился уважающим, а затем мечтательным.

– Да-а, вот это вещь… Как раз и испробуем!

– Слушай, а что ты Марье такое сделал, что она тебе эту самую кружку подарила? – вдруг ехидно поинтересовался у Никитича Алеша.

– Ну-у-у… – протянул Добрыня и залился краской, – Я ей там…по хозяйству…там дрова…воды…н-ну…и потом…она ж тадысь не могла разобраться со свойствами трав…а я ж все знаю… я ж такой…

– Да, ты тако-о-о-о-о-ой, – хохотнул Алеша, чем еще больше смутил богатыря.

– Маладе-е-ец, – покачав головой, вздохнул Илья.

И тут богатыри остановились. Не потому что пришли к дому своему, царем-батюшкой выделенным, а потому что дверка у этого самого дома была распахнута настежь.

– Ты кого-нибудь ждал в гости, а, братец меньшой? – поинтересовался Илья.

– Не, скорее это Добрыня…причем, судя по всему, ждет полдеревни к себе в гости и исключительно баб!

– Да вы что? – слабо воспротивился красный, как вареный рак, Добрыня, – Да я нет…да ни в жисть…

В голосе его, однако, звучала надежда.

– Вот и я не жду, – прервал словесный поток Никитича внезапно помрачневший Илья, – А незваный гость, как известно, хуже половца. Готовимся к худшему. Пошли!

Внутренне убранство богатырского дома оставалось нетронутым. Алеша опрометчиво сделал вывод, дескать, может дверь сама открылась? Или ветерок шальной помог, Леля мимо проходила? Но Илье так не казалось – было тут что-то такое – настораживающее, непонятное… Да и в Лелю-красу, откровенно говоря, верилось слабо.

А еще казалось, что чего-то в доме не хватает. Вот только чего?

…Когда после долгого осмотра богатыри вернулись в горницу, они поняли, чего именно не хватало…Сундук, в котором они так неосмотрительно вчера оставили свои мечи-саморубы, исчез. Богатыри ошалело переглянулись, и кинулись на поиски.

Оный сундук нашелся на чердаке. Украшенная искусной заморской резьбой крышка была сорвана и валялась неподалеку от лестницы. Основная же часть вызывающе стояла посреди чердака, как немой укор разиням. И, естественно, пустовала…

Лишь спустя несколько мгновений, пока богатыри матом горевали о невосполнимой потере, да пинали Алешу, который их и надоумил оставить саморубы здесь «на сохранение» (дескать, все равно же вернемся скоро, а в палату к царь-батюшке с оружием ну никак нельзя), все трое заметили, что в помещении находится еще кто-то.

Незнакомец сидел на старом Илюшином стуле, закинув ногу на ногу, демонстративно повернувшись к ним спиной. Именно поэтому, его сразу и не заметили. Когда на чердаке воцарилась тишина, и незваный гость понял, что его, наконец, увидели, он повернулся к богатырям. Тело его по-прежнему скрывала тень, посему определить с уверенностью, кто находится перед богатырями, было невозможно.

– Ну и кто ты? Что тут забыл и куда дел наши мечи, ирод несчастный? – упер руки в бока Илья, багровея на глазах. Пудовые кулаки Муромца отчетливо чесались, предчувствуя неизбежную драку.

– Несчастный – это да, но вот насчет ирода, вы заблуждаетесь, – голос у незнакомца был странный. Он был со странной хрипотцой и постоянно менялся, то на мужской, то вдруг на женский.

– И кто ж ты тогда такой будешь, коли не ирод, раз без спроса забираешься в чужие дома и крадешь вещи, тебе не принадлежащие? – поинтересовался Алеша.

– Хм…Интересно получается, – засмеялся незнакомец, – Если я – ирод, то кто же тогда вы?

– Эге? – не понял Добрыня, – Мы – богатыри! Опора великой Руси!

Неизвестный засмеялся еще громче, словно рассыпав сухой горох по дощатому полу.

– Ой, ну не смешите на старость лет-то! Все вы прекрасно понимаете. Кто царю-батюшке сказки рассказывал о чудесном избавлении после отлеживания боков на печи тридцать лет подряд и три года; про героическое пленение Соловья-разбойника; битву с басурманами – один да против тысячи? Никак, я?

Богатыри недоуменно переглянулись.

– Что смотрите друг на друга? Думали, секрет ваш никто не узнает? Что вся силушка молодецкая в мечах-саморубах находится? Что печенегов проклятых не вы били, а мечи, которые вы знай себе за рукояти держали да почесывались?

Богатыри недовольно засопели и стали кидать на неизвестного убийственные взгляды.

– И кто же вы теперь без саморубов? – продолжал измываться незнакомец, – Вымахавшая здоровая орясина, чуть посильнее обычного мужика. А представляете, что будет, когда об этом сам царь узнает? Какой тогда кипиш подымется…Богатыри – обманщики! Богатыри – обманщики! – петушиным голосом прокричал в сложенные лодочкой руки незнакомец, вероятно изображая тот самый кипиш.

Богатырей пробрало, а Алеша даже тихонечко заплакал – по праву самого младшего.

– Чего…тебе…надо? – тяжело процедил Илья.

– Мне вашей помощи надо, – развел руки неизвестный, легко соскочил со стула и сделал несколько шагов вперед.

Богатыри обомлели. Что, в принципе, неудивительно – вид неизвестного кого угодно мог вогнать в долгий ступор, а бабу – в продолжительный обморок.

Длинные золотистые волосы падали на лицо, скрывая его от взглядов людей. Но все же, сквозь путаницу шевелюры, пусть с трудом, но было видно тонкое, словно девичье, лицо с грубыми, однако, мужскими губами. Правая половина губ была чуть приподнята в вечной насмешке, а левая, напротив, опущена. Небольшой нос с горбинкой у переносицы резко взлетал вверх – к надбровным дугам и упирался в один-единственный глаз. Глаз был больше чем у обычного человека и по размерам находился между сливой и яблоком. Кроме того, глаз этот постоянно и неотрывно смотрел в одну точку, словно проникая куда-то много дальше, чем можно было себе вообразить. Ко всему прочему, глаз еще и постоянно менял свою окраску – то зеленый, то голубой, то карий…Спектр цветов его был столь велик, что за одну только возможность взглянуть на это буйство цвета, переплетение красок и создание непредсказуемых палитр, все художники отдали бы любые свои сокровища.

– Это же Лихо! – почему-то обрадовался Добрыня, – Настоящее Лихо! Ребят, это оно…

– Это оно наши саморубы утащило! – резко погасил радостный настрой любителя всякой нежити и нечисти Илья.

– Рад, что меня по-прежнему узнают, – шутливо поклонилось Лихо, приложив правую руку к груди. Руки у Лихо, кстати, тоже были разными. Правая – явно мужская – она и поздоровее будет, и растительности на ней побольше… А вот левая – тоненькая и хрупкая, девичья, словно и не рука, а ивовая веточка.

– Так что ты там говорил насчет помощи? – как можно суровей спросил Илья.

– Да…да-да-да! – хлопнуло себя по лбу Лихо, – Мне нужна ваша помощь.

– Это мы уже слышали, – мрачно изрек Алеша.

– Не перебивай старших, – назидательно покачало головой Лихо, – Так вот, мне нужно кое-что достать, но сам я этого сделать не могу, поэтому и прошу вас.

– Видно, о «просьбе о помощи», у всех разные представления, – опять влез Алеша.

– Я же тебя попросило! – раздраженно цыкнуло на него Лихо, – Сейчас вообще уйду, а вы ищите свои саморубы за тридевять земель в тридевятой куче лома! – и, дождавшись, пока Илья с Добрыней не надают Алеше оплеух, невозмутимо продолжило, – С одной стороны, просьба несколько необычная. Но, с другой – и не трудная. Принести то, не знаю что, я требовать не буду. Я вам не сумасшедший царь, сбрендивший на старости лет. Но и награду свою вы за помощь получите. Скажем, как вы смотрите на то, чтобы я заговорил ваши мечи так, чтобы никто больше (кроме вас, конечно) до них не то что притронуться…посмотреть не смог, а?

– М-м-м…заманчиво, – выдавил Илья, – Только где гарантии, что ты их, во-первых, вернешь, а во-вторых заговоришь их как обещаешь, а не наоборот – чтоб мы сами собственные мечи взять не могли?

– Обижа-а-аете, – покачало головой Лихо, – Между прочим, даже у нечисти есть Честное слово, нерушимое и невозвращаемое. – Лихо обиженно вскинуло голову. Диковинный глаз блеснул ярко-оранжевым светом.

– Да? – ухмыльнулся Алеша, – А чего тогда ты его нам не дал?

– В самом деле? – делано удивилось Лихо, – Ну…наверно, забыл. Вы же тут меня перебиваете все, слова сказать не лаете! – оно кинуло в сторону Поповича полной ехидства взгляд, – Честное Лихачье!

– Ну-ну… – обиженно откликнулся третий богатырь.

– Так что, – проигнорировало его обиду Лихо, – Выполните мою просьбу?

– Ладно, – внезапно серьезно сказал Илья, – Выбора-то у нас особого все равно нет. Но только, ирод, попробуй нас обмануть! Я тебе тогда и без саморубов твой единственный глаз выбью. Будешь по своему лесу ходить, носом деревья и пни пересчитывать!

– Да не серчай ты так, Илюша, – кокетливо махнуло женской рукой Лихо, – Не обману. А заданьице то проще не бывает. Даже деревенский дурачок справится…

– Что ж ты тогда сам с ним не разберешься? – поинтересовался неугомонный Алеша.

– Я же сказал – в силу моей внешности и принадлежности к нечистым силам, – развело руками Лихо, – Потому что мне нужны слезы Царевны Несмеяны. Вот эту емкость нужно заполнить. Держите и удачи!

Лихо, впихнуло впавшим в ступор богатырям грязную пузатую бутыль из-под самогона, и вытолкало их на лестницу. Затем, отряхнув руки, повернулось и вполне серьезно сказало, ни к кому, собственно, не обращаясь:

– И все-таки, я гений…

План, придуманный Ильей, был предельно прост. И, действительно, просьба Лихо, в свете Ильюшиной задумки, была настолько элементарна, что богатыри невольно посмеивались над своими же недавними опасениями.

Понаблюдав некоторое время за домом Емели и Несмеяны, они выбрали момент, когда Емеля куда-то ушел, и бегом кинулись к нему. Операцией по добыче слез должны были заниматься Илья с Добрыней. Алеше же доставалась скромная роль охраны. В случае если Емеля решит придти раньше того, как Илья с Добрыней соберут слезный урожай, Алеша должен был остановить Емелю, заболтать того, в общем, сделать все, лишь бы он не зашел к себе в дом и не застал там богатырей. А то не пойми что подумает – и объясняй ему потом, что они «ничего такого» не затевали, просто хотели попросить его женушку поплакать в бутылочку. И ведь, даже если попробуешь объяснить, не поймет, сразу «по щучьему веленью» своему затараторит, и поминай, как звали великих богатырей. Использовать Емелину щуку, кстати, против самого Лихо было тоже как-то нецелесообразно. Мало того, что богатырям пришлось бы выложить Емеле всю правду о мечах-саморубах, так тот еще мог все это своей женушке сболтнуть…а, если вспомнить что она дочурка царя-батюшки, который частенько любит байки своего ненаглядного дитятки послушать, и язык у нее, как помело, вообще дурно становится от дальнейших перспектив.

Двое богатырей встали у входной двери, поискали взглядом стоящего на страже Алешу и, тяжело вздохнув, постучали. Дверь распахнулась практически мгновенно – на пороге стояла заплетающая длинную темно-русую косу Царевна.

– Здравствуй, Несмеянушка, – поздоровался, входя Илья Муромец, и толкнул локтем задумчивого Добрыню. Тот поспешно кивнул и стянул шапку.

Несмеяна оторвалась от своего важного дела и внимательно посмотрела на пришедших.

– Поздорову вам, гости добрые, богатыри сильномогучие, – сдержанно-холодно поприветствовала она их, – С чем пожаловали? Емели нет.

– Да мы не к Емеле, – переглянулись богатыри, – Мы к тебе с худой новостью.

– Это какой? – непонятно, чему обрадовалась царевна, отбросив деревенскую манеру речи, – Никак, батюшка скончался?

Богатыри вновь переглянулись. На этот раз удивленно, если не сказать, ошалело.

– Да нет, не батюшка! – повесив голову, проговорил Добрыня.

– Матушка? – еще больше просияла девица, – То есть, мачеха, змеюка подколодная?

– М-м-м, нет, – сглотнули богатыри. О такой кровожадности Несмеяны им слышать еще не доводилось.

– Емеля погиб, муж твой. Недавно совсем его басурмане поймали и пытали, надеясь тайны киевские выведать, – точа скупую мужскую слезу, выдавил Добрыня, – Но ничего не сказал твой Емеля, умер как герой…

Тут царевна обрадовалась окончательно. Просветлела лицом, да к шкафу узорчатому подлетела, открыла и вынула пузатую бутыль. Пробку вытащила и радушно предложила, вновь скатившись на местечковый говорок:

– Не хотите ли зелена вина отведать, гости дорогие?

Богатыри как стояли, так тут же и рухнули, словно подкошенные.

– Несмеянушка, разве ты не преисполнена печали? Это ж муж твой! – попытался достучаться до ее сердца Илья.

– И что? – хмыкнула вредная девица, – Велика беда – муж! Нового найду, тем более, эту деревенщину со щукой мне батюшка сосватал, моего мнения не спросив! Большая радость – в тереме куковать, словечком с мужем не перемолвиться, ибо говорить с ним не о чем! А я натура утонченная, заморскими книжками испорченная!

Богатыри в третий раз посмотрели друг на друга, вероятно думая об одном и том же. Как их любимые мечи-саморубы отращивают куцые куриные крылышки и, сбившись в миниатюрный косяк, ме-е-е-едленно отбывают в сторону юга.

– А-а-а-а-а-а-а-а! – зарыдал Добрыня Никитич и, выхватив из рук Несмеяны бутыль с вином, принялся жадными глотками ее осушать. А Илья Муромец, над которым осознание потери мечей сыграло злую шутку, также решил поглумиться, и подставил под Добрынин поток слез данную им Лихом бутыль.

И тут в одно мгновение произошло сразу несколько событий.

Дверь со стуком распахнулась, едва не сбив сидящих около нее богатырей, и в терем, с выпученными, безумно вращающимися глазами, влетел Емеля. А следом за ним, с криком: «Да сто-о-о-о-ой же ты!», вбежал Алеша Попович.

– Что? – развел он руками на немой вопрос товарищей, – Я его честно задержать пытался.

– И что ты ему сказал? – поинтересовался Илья, напрочь игнорируя нервно озирающегося Емелю, словно того не было в принципе.

– Сказал, что Несмеяна стала топить печку, засунула туда слишком много дров, и печка взорвалась.

– Во дура-ак, – вздохнул Илья.

Емеля перевел недоумевающий взгляд с богатырей на Царевну и обратно, и глупо спросил:

– А что, печка цела?

– А-а-а-а-а-а! – неожиданно зарыдала Несмеяна, осознав, что Емеля жив-здоров, – Вы же сказали, что он уме-е-е-е-е-е-е-е-е-ер!

– Добрыня! – заорал Илья, осознавший, что шансы вновь завладеть мечами-саморубами возрастают с каждой секундой, – а ну, давай сюда бутыль!

Он выхватил у ничего не понимающего Никитича опустевшую бутыль из-под вина – ибо склянка Лихо была уже полна слезами Добрыни – и, встав неподалеку от Царевны, принялся ловить в бутыль целые струи, нескончаемым потоком льющиеся из глаз Несмеяны.