Текст книги "Польский детектив"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Марек Рымушко,Барбара Гордон,Казимеж Козьневский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

17
Наука или интуиция?

– Прежде чем мы поздравим майора Неваровного с успешным завершением следствия, – сказал полковник, открывая совещание, – пусть он сам нам расскажет, как все происходило.

Майор обвел собравшихся торжественным взглядом и начал:

– Чутье подсказывало мне, что преступление совершили не хулиганы, а лица из так называемого местного общества. Таинственные прогулки старшего сержанта Квасковяка наводили на мысль, что он напал на след какого-то серьезного преступления. Я высчитал продолжительность его прогулок. Получалось, что преступник или преступники живут в радиусе не более пятисот метров от дома старшего сержанта. Тогда я стал выяснять, кто есть кто.

От одного молодого человека по прозвищу Размазня я узнал, что Квасковяк выслеживал кого-то возле виллы доктора Воркуцкого. Разносчик молока Стефан Зборковский тоже обвинил доктора, заявив, что приблизительно в то время, когда был убит Квасковяк, по улице Акаций проехал автомобиль Воркуцкого. Поскольку с самого начала было ясно, что тело старшего сержанта только после убийства было перевезено в лес, это свидетельствовало против председателя Общества друзей Подлешной. Тогда я еще верил Зборковскому и тоже подозревал доктора. А тут еще история с молодыми наркоманами – снова вроде бы улика против Воркуцкого. Но именно тогда я и понял свою ошибку. Как-то в разговоре с Воркуцким и Белковским я поинтересовался, что такое героин, и доктор проявил весьма скромные познания, зато химик знал на эту тему значительно больше. Это был первый сигнал: надо обратить побольше внимания на владельца лаборатории медицинских анализов.

Каждый преступник обязательно допускает небольшой промах. Милиция должна уловить его и сделать соответствующий вывод. А когда вдова Квасковяка вспомнила, что муж как-то спрашивал ее, зачем двум одиноким людям три бутылки молока, – я уже знал, что увижу эти бутылки у дверей химика.

Поначалу я подумал: молоко требуется для производства наркотиков – и был разочарован, когда в Главном управлении меня в этом разубедили.

– Но с чего вы взяли, что речь вообще идет о наркотиках?

– Просто интуиция. Наблюдение за виллой и ее жильцами навело меня на мысль: если там что-то и производится, то очень ценное. К тому же столь ценное, ради чего можно пойти и на убийство милиционера. При иных обстоятельствах проще было бы ликвидировать производство или перенести его в другое место. В бюллетене «Интерпола» я прочитал, что международные банды пытаются производить наркотики не только во Франции, а также ищут новые пути транспортировки опиума с Востока.

Нетрудно было сопоставить эти факты. Правда, до последней минуты у меня не было твердой уверенности. Международные шайки торговцев наркотиками строжайше придерживаются правил конспирации. Каждый их член знает не более двух человек: того, у кого берет товар, и того, кому передает. Шефа не знает почти никто, он действует лишь через связных. Именно поэтому борьба с этим видом преступления чрезвычайно сложна. Невозможно добраться до верхушки. Мы взяли только главного подручного, возглавлявшего шайку на территории Польши.

Я довольно скоро понял: три бутылки молока, время от времени появляющиеся на пороге дома Белковского, служат сигналом, приводящим весь механизм в действие. Наблюдая за виллой химика, я установил: в тот день, когда на ее пороге появляются три бутылки, инженер на машине отправляется в Варшаву. Раз я поехал за ним. По приезде в столицу Белковский оставил машину в одной из ремонтных мастерских.

– Вы все время работали в одиночку? – спросил кто-то из непосвященных.

– В одиночку я бы не справился. Воспользоваться помощью городских сотрудников милиции я не мог, об этом позднее. Мне помогла общественность: заведующая подлешновским «суперсамом», ее пятнадцатилетняя дочь, Янка Воркуцкая – дочь врача, которая, живя поблизости от Белковских, каждое утро проверяла, сколько бутылок молока стоит перед их дверьми. Помогли мне и уже упоминавшийся Размазня, и его приятель Черный Ромек. Именно Ромек установил, что механик авторемонтной мастерской вынул из машины Белковского подголовники и поставил взамен другие, из своей машины. Это, собственно, и было первым доказательством того, что мы имеем дело с международной организацией контрабандистов.

– А молочник, как вы на него вышли? – интерес присутствующих рос.

– Просто я искал главаря шайки. Того, кто мог убить старшего сержанта Квасковяка. Я сомневался, что инженер Белковский способен на такой шаг. Химик воспользовался бы ядом, а не ломом. Когда я уже знал, что Белковский – член банды, и догадывался, что он изготовляет героин, мне показалось странным заявление Зборковского. Он старательно бросал тень на доктора Воркуцкого. Заведующая «суперсамом» сообщила мне интересную вещь: никто и никогда не звонил от Белковских, чтобы заказать добавочные бутылки молока. Тогда я понял: именно бутылки служат сигналом. А кто его подает? Белковский сам себе? Никто в их доме не заказывает трех бутылок молока, значит, разносчик Зборковский ставит их по собственной инициативе. И еще: многие удивлялись, почему такой богатый человек, как Белковский, ездит на старом, полуразвалившемся «вартбурге», хотя мог бы позволить себе купить белый «мерседес».

Все объяснялось просто. Постоянные ремонты старой развалины ни у кого не вызывали подозрений. Даже у хозяина мастерской, который знал, правда, что машина в порядке, но считал, что имеет дело с человеком, просто трясущимся над своим автомобилем.

– А Эльжбета Дорецкая, официантка из кафе «Марысенька»? Как вы ее разоблачили?

– Я обратил внимание вот на что: все в Подлешной прекрасно знают о связи красивой девушки с инженером. Он купил ей в Варшаве кооперативную квартиру, снял комнату в Подлешной. И вот прибывает новый комендант. Никто не сомневается: главным его заданием является раскрытие убийства предшественника. Поэтому банде необходимо наладить разведку, ей надо знать, что собирается делать новый комендант и не напал ли он на след.

Официантка знакома с сержантом Михаляком года два, знает о его чувствах к ней, но игнорирует парня. А тут неожиданно, в первый же день появления в поселке нового коменданта, она начинает одаривать влюбленного своим вниманием. Разносится молва о ее драматичном разрыве с Белковским, сам же Михаляк восторженно объявляет: на пасху-де состоится их свадьба. Роль Дорецкой стала мне вполне ясна. Особенно когда после разрыва с Белковским она продолжала периодически навещать его дом, принося какие-то свертки.

Неваровный на минуту умолк, взял сигарету и закурил.

– Узнав о трех бутылках, я по утрам стал делать обход этого района. Старался выходить из отделения пораньше и как можно тише. И все же однажды столкнулся с сержантом Михаляком. Возможно, Дорецкая подкинула влюбленному парню такую мысль: мол, Неваровного видели ночью на улицах Подлешной, а это опасно, сержанту следовало бы сопровождать коменданта. Видимо, она хотела узнать, что именно мне уже известно о банде. Хотя, возможно, Михаляк случайно меня заметил и потом проговорился девушке.

Так или иначе, но мои утренние прогулки перестали быть тайной, и я понял: участниками шайки моя судьба решена. Мне надлежало последовать за Квасковяком. Оставалось лишь ждать, когда и при каких обстоятельствах это произойдет.

Рисковать я не собирался и экипировался соответствующим образом: засунул стальной шлем в лыжную шапочку, а в куртку вшил что-то вроде стальной кольчуги. Я был почти уверен: меня ударят сзади по голове, но решил быть готовым и к удару ножом.

– И все же это был огромный риск, – заметил капитан Левандовский.

– У меня не было иной возможности разоблачить убийц Квасковяка… Когда разносчик молока Зборковский явился ко мне с откровениями, я понял: развязка приближается. Они готовят мне ловушку. Я мог рассчитывать только на капралов Неробиса и Садовского. Прежде всего на Неробиса. Ему я поручил самую сложную задачу: спрятаться в саду и напасть на молочника, как только он нанесет мне удар. Садовский находился на улице и должен был задержать Эльжбету Дорецкую. Я не сомневался, что она придет.

Сразу после удара, как договорились с капралом, я должен был упасть. Убийца наклонится, чтобы проверить, жив ли я. Тут капрал и должен был на него броситься.

В полночь мои люди заняли свои посты: один в саду, другой на улице. Предусмотрительность была не лишней, она позволила установить: был ли Белковский соучастником готовящегося преступления. Инженер встал рано и в половине пятого зажег в гараже свет. Это должно было создать впечатление, что лаборатория работает.

Они приманивали меня светом, побуждая зайти в сад и наклониться к окошку, чтобы удобнее было ударить сзади по голове. С нетерпением я ждал этого удара. И не дождался. Вместо этого я услышал приглушенный крик и возню.

Обернулся, выхватил пистолет, поскольку был уверен, что это Неробис не выдержал и бросился мне на помощь. Вы даже вообразить не можете моего удивления, когда в человеке, схватившемся с бандитом, я узнал Левандовского. До сих пор не понимаю: откуда он взялся?

– Об этом расскажет сам Левандовский. Но должен подчеркнуть, – сказал полковник, – что майор Неваровный самостоятельно, практически без нашей помощи не только выполнил задание, но и раскрыл всю банду. Это достойно высшей похвалы. Ну, капитан, ваша очередь.

– Поначалу я думал, что дело это довольно нехитрое: обыкновенная месть каких-то подонков, которым энергичный старший сержант не дал разгуляться. Признаюсь, за дело я взялся очень активно, но вслепую. В результате всех задержанных по моей инициативе пришлось освободить. Лишь тогда я понял простую истину: следователь не должен основываться на интуиции или только собственном впечатлении, ничего из этого не выйдет. В одиночку тут ничего не сделаешь. Время гениальных детективов, Пинкертонов и Шерлоков Холмсов, безвозвратно миновало.

Неваровный открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь резкость, но удержался.

– Допросы не дали ничего конкретного, – продолжал Левандовский. – К тому же в отличие от коменданта Подлетной мне трудно было вести следствие: я сидел в Варшаве. Одежду, которая была на убитом, мы подвергли тщательной экспертизе. Благодаря применению новейших методов исследований удалось обнаружить на ней микроследы молока. Особенно на спине футболки. А нам было известно, что Квасковяк никогда в тренировочном костюме не завтракал и пил не молоко, а кофе с молоком. Присутствия же следов кофе обнаружить не удалось. Нам было известно: тело Квасковяка перевезли в лес и бросили под деревом. Но на чем его перевезли? Может быть, на тележке молочника, отсюда и следы молока на футболке? Так мы заинтересовались Стефаном Зборковским. Заинтриговало нас и то, что из всех варшавских пригородов только в Подлешной удалось организовать доставку молока на дом. Ведь даже в Варшаве эта проблема все еще решается с трудом. Мы решили попристальнее присмотреться к молочному феномену Подлешной, организовали наблюдение за молочником и довольно быстро установили, что он ведет двойную жизнь. Бедный разносчик, ютящийся в маленькой комнатке в Подлешной, в Варшаве превращался в элегантного господина, с другой, правда, фамилией, обладателя роскошной квартиры.

Наблюдая за Зборковским, мы заметили и Эльжбету Дорецкую. Поняли, что связывают этих людей какие-то общие интересы. У девушки были контакты с иностранцами, которые возвращались на Запад через Польшу из Турции, Греции или Болгарии. И только с ними. Кроме того, вся Подлешная прекрасно знала, что Дорецкая – любовница инженера-химика Януша Белковского. Странная пара. Белковский никогда не посещал свою даму, хотя вроде бы именно он купил ей шикарную квартиру в центре столицы. Зато постоянным посетителем там был… молочник. Мы установили, что Дорецкая довольно часто посещала виллу Белковского, приносила какие-то свертки. Мы выяснили, что эта особа профессиональный химик-лаборант. Тогда-то в моем кабинете и запахло героином.

– А тот критический момент в саду? – спросил кто-то.

– Это очень просто. День и ночь мы следили за виллой химика и молочником. Сознаюсь, мои сотрудники не обратили внимания на то, сколько бутылок ставит разносчик перед дверью Белковского, да нам это было и не нужно. Зато мне сразу же сообщили: майор Неваровный подозревает молочника и следит за инженером. Когда один из оперативников сообщил мне, что разносчиц молока приходил для личной беседы с майором, я понял: Зборковский завлекает его в засаду, чтобы прикончить, как Квасковяка. Я долго размышлял, не предупредить ли мне майора, но, зная его обидчивый характер и учитывая наши отношения, решил поступить иначе. Зборковский завлекает в ловушку Неваровного, а я поставлю капкан на него.

Понимая, какая опасность грозит Неваровному, главную роль я взял на себя. Милиционеры должны были вступить в дело позднее. С собой взял двоих – самых крепких и надежных. Машину мы оставили на соседней улице и все время поддерживали связь по рации. Как раз из машины нам сообщили: майор и молочник встретились на углу Березовой и Акаций. Мы в это время уже лежали, спрятавшись за забором виллы Белковского.

– Долго?

– Нет. Мы заняли место около пяти утра. Самый подходящий момент, никто нас не заметил. Я был в трех метрах от калитки, через которую Зборковский вел майора. Когда они дошли до стены гаража, я потихоньку двинулся следом. Пока молочник шел впереди, я был уверен, что Неваровному ничего не грозит.

– Да, – подхватил майор. – Более того, я не сомневался, что Зборковский первым заглянет в окошко, чтобы у меня не возникло никаких подозрений.

– В тот момент, когда молочник наклонился, я уж стоял за углом гаража, в двух метрах от вас. Видел, как вы поменялись местами, тогда-то я и вышел из укрытия, уверенный, что Зборковский, поглощенный мыслью об убийстве, никого не видит, кроме своей будущей жертвы. Зборковский извлек из кармана большой гаечный ключ и замахнулся. Тут я и кинулся на него. Ударил ребром ладони по запястью, выбил ключ. Хотел вывернуть ему руку, но сам получил удар. На землю мы упали вместе. Подоспели мои люди и капрал Неробис. Дальше все было просто. Наверняка старший сержант попался на эту же удочку и погиб на том же самом месте.

– А что с Дорецкой?

– Мы знали, что она ночует в Подлешной. С половины пятого два человека ждали ее возле дома. Лишь только она показалась в дверях, один вырвал у нее сумочку, а второй взял покрепче за руки и отвел в машину. Еще до того, как молочник с майором дошли до виллы Белковского, я уже знал: Дорецкую взяли, при ней найден пистолет.

Пока неизвестно, кто был инициатором производства героина в Польше. То ли Стефан Зборковский сам пришел к этой мысли во время пребывания в США, то ли одна из международных шаек установила с ними контакт. Ясно одно: симпатичный «Стефанек» создал в Польше контрабандную сеть.

– Следует отдать ему должное – неплохо удалось.

– Идея организовать производство в Подлешной и перевозить героин в трубках подголовников неглупа, – согласился капитан. – Кроме этого, вся сеть была организована по тому же принципу, что и на Западе. Каждый из членов шайки знал только своего поставщика. Поэтому никогда еще «Интерполу» не удавалось добираться до самых верхушек таких организаций.

– Тем больше успех майора Неваровного и ваш, капитан, – заметил полковник.

– Не надо обольщаться, мы ликвидировали преступную сеть в нашей стране и перерезали один из путей, по которым наркотики переправлялись с Востока на Запад, но наши успехи ограничиваются арестом Зборковского и француза, вывозившего героин из Польши. Контрабандисты наверняка не откажутся от своей преступной деятельности. Они будут искать новые каналы перевозки и новые места для производства наркотиков. Правда, я надеюсь, что от транзита через Польшу они откажутся надолго…

– Что будет с майором Неваровным? – поинтересовался подполковник из Главного управления милиции.

– Насколько я знаю, – «старик» едва заметно улыбнулся, – до меня дошли неофициальные слухи, что майору надо решить в Подлешной кое-какие семейные вопросы. После этого я не стану возражать, чтобы он перешел в Главное управление, в отдел борьбы с наркоманией. А возможно, и в нашем управлении придется организовать такой отдел?

– Семейные дела? У меня? – возмутился майор, однако, подумав, тихо добавил: – Возможно, ты и прав. Но откуда тебе об этом известно?

Ежи Эдигей
История одного пистолета [2]2
  © Внезапная смерть игрока. Москва. «Радуга». 1987


[Закрыть]

Дождливой осенней ночью

Дождь шел не переставая. Он начался еще с утра, с каждым часом становился сильнее и сильнее, а к вечеру превратился в настоящий ливень. Редкие фонари, скупо освещавшие улицы Зигмунтова, одного из многочисленных поселков под Варшавой, не рассеивали темноты ноябрьской ночи. Даже яркая лампа над входом в местное отделение милиции, обычно хорошо видимая издалека, сегодня казалась небольшой желтой точкой.

Внутри здания, где помещалось отделение милиции, было тепло и светло. В просторной комнате находились два человека в мундирах. Один из них, капрал, сидел за столом и что-то записывал в большую книгу в твердой черной обложке. Второй, сержант Стефан Калисяк, старший по званию и по возрасту, застегнув ремень с кобурой, расправлял складки плаща.

– Ну и льет, – заметил капрал.

Потоки дождя, подхваченные ветром, хлестали в окно и текли по стеклу, застилая его сплошной пеленой.

– По крайней мере, у вас ночь будет спокойная. В такую погоду даже самый отъявленный бандит из дому носа не высунет, – сказал сержант.

– Смотри не утони в грязи, пока дойдешь до дома.

– Как-нибудь доберусь. На Вишневой, правда, грязь непролазная, вчера по щиколотку можно было увязнуть. Дальше получше, нет такой глины. А у меня под горкой всегда сухо – песок.

– Возьми в шкафу накидку поручика, – посоветовал капрал. – В ней не промокнешь.

– И так дойду… Завтра я заступаю после обеда. Неохота утром сюда тащиться, а поручику может понадобиться. Вдруг будет лить, как сегодня.

– Наверняка будет. Похоже, зарядило надолго.

– Известное дело – ноябрь. Ну, будь здоров!

– Пока!

– Да, не забудь, – уже в дверях обернулся сержант, – пускай Вежбицкий и Фигель после обхода выйдут к последней электричке, которая в ноль сорок восемь. Хулиганы любят это время.

– В такой дождь?

– Всякое бывает. С последним поездом из Варшавы возвращается местная шпана. Им ведь все равно, какая погода, а в дождь можно действовать смело, никто не поймает. Пусть патруль пройдется по станции и по главной улице.

– Хорошо, пошлю. Что передать поручику?

– Скажи, что завтра я буду после двух. Утром съезжу в Варшаву. Пока!

Дверь за сержантом захлопнулась.

Спустя час вернулся патруль – Вежбицкий и Фигель. Сняли непромокаемые накидки, повесили на вешалку. На полу сразу же образовалась лужа. Пришедшие закурили.

– В поселке все спокойно, – доложили они капралу, – на улице ни души. Дождь хлещет как из ведра.

– Калисяк распорядился, чтобы вы вышли к последнему поезду, а затем прогулялись по главной улице.

Вежбицкий поморщился.

– Опять грязь месить. У меня сапоги насквозь промокли.

– Ничего не поделаешь, надо идти. Позавчера в этом поезде у какой-то женщины вырвали сумочку. А когда она бросилась вдогонку за вором, кто-то из его дружков подставил ей ножку, бедолага упала и разбилась.

– В милицию она не заявляла, – заметил капрал.

– Но это факт. Мне рассказал приятель, он все видел.

– Наверняка опять работа Каминчака и его компании.

– Это уж точно.

– Дай им волю, они и ножи пустят в ход.

– Я бы их всех пересажал.

– У тебя есть доказательства, что это они? Никто в свидетели не пойдет, их все боятся. Когда мы в прошлом году задержали Каминчака за драку в пивной, чем дело кончилось?

– Заплатил восемьсот злотых штрафа.

– А что для такого восемьсот злотых? Дали бы полгода – сразу б поумнел…

Милиционеры согрелись, отдохнули и, прихватив накидки, отправились на станцию. Вернулись часа через два. В поселке все было спокойно. Дождь чуть поутих.

Капрал дежурил у телефона. Вежбицкий и Фигель ушли в соседнюю комнату. Перекусив и немного обсохнув, через час опять вышли из отделения. Около шести утра им снова надо было быть в районе железнодорожной станции, чтобы следить за порядком при посадке на электрички – утром много народа уезжало на работу в Варшаву.

В начале восьмого пришел начальник отделения, поручик Ян Панас. Выслушал рапорт дежурного о том, что ночь прошла спокойно.

А через несколько минут в отделение вбежала пожилая женщина. С трудом переведя дыхание, она прокричала:

– Убитый!.. Сержант Калисяк!.. У меня в саду!..

– Кто убит? Что вы несете?

– Пошла я с утра за молоком и хлебом, – женщина заговорила чуть спокойнее, – открыла дверь, иду к калитке. Было еще совсем темно, издалека я ничего не увидела. Подвожу ближе, а у самой калитки под изгородью лежит человек. Я подумала, пьяный, ан нет, не пьяный. В милицейской форме. Лежит неподвижно. Фуражка сползла с головы и волосы в крови. На земле тоже кровь. Смотрю, а это наш сержант. Я его хорошо знаю. Не раз к нам заходил.

– Где вы живете? Далеко? – перебил ее поручик.

– Здесь рядом. На Цветочной, не доходя Вишневой.

Поручик вскочил из-за стола.

– Пошли!

Остальные милиционеры встали как по команде.

– Вы хоть плащи наденьте, дождь-то идет. А ему, бедняге, уже ничем не помочь. Мертвый он…

– Капрал, – более спокойно сказал поручик, – вы останетесь, а Вежбицкий и Фигель пойдут со мной.

Пройдя несколько сот метров, милиционеры подошли к огороженному сеткой участку. Вдоль ограды росли кусты, на которых в эту пору года не осталось ни листочка; от калитки вела бетонная дорожка к стоящему в глубине дому.

Женщина сказала правду. Сразу же за калиткой под кустами лежал мужчина в милицейской форме. Лежал на животе, широко раскинув руки. Голова у него была повернута вправо, волосы под съехавшей набок фуражкой слиплись от крови. На земле тоже виднелись следы крови, слегка размытые дождем. Это был сержант Калисяк. Смерть, похоже, наступила давно. На лице застыло выражение полного покоя. Никаких следов борьбы не было заметно. Очевидно, убийца застиг свою жертву врасплох, одним ударом лишил жизни.

– Нет пистолета, – показал Фигель на расстегнутую пустую кобуру, – и запасного магазина с патронами.

– Немедленно сообщите в воеводское управление, – сказал поручик, выпрямляясь. – Вежбицкий! Останетесь возле тела. А вас, – обратился он к женщине, – попрошу в отделение, надо составить протокол.

Поручик старался говорить спокойно, но слегка дрожащие руки выдавали, каким усилием воли дается ему это спокойствие.

– Надо бы еще кого-нибудь прислать, – предложил Фигель. – Когда в поселке узнают об убийстве, Вежбицкому одному не справиться. Сейчас слетится сотня зевак и любителей острых ощущений.

– Верно, – согласился поручик, – пришлем ему в помощь двух человек. Из управления приедут, наверное, часа через два.

Но не прошло и часа, как перед отделением милиции остановились три автомашины. В двух находилась следственная группа из воеводского управления, в третьей – майор Станислав Маковский из Главного управления милиции. Ему было поручено вести следствие.

Понадобилось несколько минут, чтобы сообщить приехавшим скудную информацию о случившемся, и машины поехали на Цветочную. Следственная группа принялась за работу.

Майор Маковский стоял чуть в стороне. Ему все было ясно. Не первый милиционер погибал во время дежурства потому, что его пистолет понадобился бандитам. Ничего больше у убитого не взяли, даже плаща не расстегнули. Это свидетельствовало о том, что убийце нужно было только оружие. Как было совершено преступление? Это майор тоже мог себе представить. Под покровом темноты и дождя нападавший незаметно подкрался к сержанту и тяжелым предметом ударил сзади по голове.

– Осмотрите улицу вдоль забора, – приказал майор. – Похоже, что тело перетащили и здесь бросили, а преступление совершено в другом месте.

Вокруг уже собралась большая толпа зевак. Всех попросили отойти на противоположную сторону улицы. Милиционеры метр за метром внимательно осмотрели тротуар.

– Ничего не найдут, – вздохнул поручик, – всю ночь шел дождь. А народу сколько прошло! Да и утром, когда только нашли Калисяка, тоже ничего не обнаружили.

– Согласен. А сержант наверняка не входил в калитку. Зачем бы ему это понадобилось?

– Смотрите, здесь сетка чуть-чуть вогнута, – заметил кто-то из следственной группы. – Как будто на ней лежало что-то тяжелое.

Майор приблизился к изгороди.

– Вон какое ржавое пятно, – сказал он, показывая на комок земли необычного цвета. – Возьмите пробу на исследование. Может, это кровь?

– О, еще такой же след! Точно, кровь, – сообщил один из милиционеров, осматривавших место преступления. – Его тащили к калитке.

Врач установил, что смерть наступила мгновенно, в результате удара в затылок тупым, тяжелым предметом. Удар был очень сильный, сержанту размозжило череп, раздробленные кости повредили мозг. Смерть наступила между девятью и двенадцатью вечера.

– Вполне возможно, – подтвердил поручик. – Калисяк вышел из отделения в начале одиннадцатого. Он жил на Гжибовой – это такая маленькая улочка возле самого леса. По Цветочной ему было ближе всего до дома.

Следственная группа ничего не обнаружила. Если убийца и оставил следы, то их смыл дождь, ливший всю ночь.

Через три дня родные, друзья и товарищи по работе проводили в последний путь сержанта Стефана Калисяка. Было несколько венков – от поселковой общественности, от товарищей, от начальника воеводского управления милиции и от Главного управления. На маленьком сельском кладбище кто-то из друзей произнес речь над гробом. Он говорил о «смерти на посту» и об «исполнении своего долга». Майор Станислав Маковский вел под руку заплаканную женщину в черном. Перед ними шли двое детей. Они были еще слишком малы, чтобы понимать трагичность этих минут.

С глухим стуком ударили о крышку гроба комья земли, брошенные близкими и друзьями сержанта. Могильщики насыпали холмик. Один только майор все время стоял неподвижно, выпрямившись, смотрел на могилу человека, который еще четыре дня тому назад был полон жизни и энергии, и повторял про себя клятву:

– Я отыщу твоего убийцу. Найду и отправлю на виселицу!

Сержант Стефан Калисяк был убит в ноябре 1965 года.