Текст книги "Польский детектив"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Марек Рымушко,Барбара Гордон,Казимеж Козьневский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

10
Сомнительный успех

– Вы ко мне? – директриса лицея подняла брови, выражая удивление: начальник отделения милиции осмеливается нарушать учебный процесс. – У меня мало времени, через пять минут начинается урок. Я ведь не только директор, но и преподаватель в выпускном классе.

– Если Магомет не пожелал прийти к горе, то горе пришлось прийти к Магомету. – Майор несколько перефразировал известную поговорку. – Я ждал вас несколько дней и, признаться, огорчен, что не дождался.

Офицер милиции поудобнее уселся в кресле и, не спросив разрешения, закурил сигарету. Он решил вести себя демонстративно невежливо, поскольку понял, что иначе разговора может не получиться.

– А почему это я должна была прийти в милицию?

– В школе творятся скверные дела, а вы еще удивляетесь, почему этим интересуется милиция?

– Не понимаю.

– Вы не знаете, что произошло у вас здесь несколько дней назад?

– Вы имеете в виду девочку, которая заболела во время урока?

– Вы очень изящно определили, – майор специально подчеркнул последнее слово, – заболела.

– Девочка не из лучших учениц. Ей грозит недопуск к выпускным экзаменам. Бедняжка так боялась урока, который мог многое решить, что проглотила слишком большое количество успокаивающих таблеток. Вот и вся история.

– Прекрасно придумано.

– Вы обвиняете меня во лжи? – директриса встала. – У меня нет времени. Я не намерена дискутировать с вами.

– Сядьте, пожалуйста. Уверяю вас, лучше поговорить здесь, чем в милиции или в кабинете прокурора.

– Вы смеете меня обвинять?! Но в чем?

– По меньшей мере – в сокрытии преступления, каким является нелегальная торговля наркотиками, и в снисходительном отношении к наркоманам. Еще в прошлом году было отмечено три серьезных случая наркомании. Пришлось применить принудительное лечение.

– Они не были учениками моей школы.

– Да. Когда они отравились, то не были учениками вашей школы. Уже две недели. А до того? – майор начинал приходить в ярость. – Я знаю, что эту девочку навещали соученики, и не только они. Все уговаривали ее рассказать ту же сказочку, которую я только что услышал. Что за поразительное стечение обстоятельств! И я должен во все это верить?!

– У этой девочки скоро выпускные экзамены, у ее друзей тоже. Мы не хотели ломать им жизнь.

– И спокойно наблюдали, как они делают это сами, подрывая при этом свое здоровье.

– Я… я… – директриса даже стала заикаться, – я и не думала, что это так опасно. Молодые часто делают глупости. Недаром говорится, что разум приходит с годами. Иногда на детские выходки надо смотреть сквозь пальцы, тогда они быстрее проходят. Но если вы считаете, что дело приняло серьезный оборот, то, конечно же, весь педагогический коллектив примет самые энергичные меры, чтобы исправить положение.

– Боюсь, пани директор, что дело слишком далеко зашло, и педагогический коллектив тут мало чем поможет.

– Что же делать?

– Прежде всего надо было прийти ко мне и откровенно обо всем рассказать. Через час после происшествия, а еще лучше – до того. Чтобы милиция не узнавала в последнюю очередь того, что известно даже разносчику молока.

– Виновата, признаю. Недооценила опасности. – Пани директор уже не вспоминала об уроке, на который так спешила.

– Это не первый случай в вашей школе, и, боюсь, не последний. Надо смотреть правде в глаза.

– Вы правы, об этом я не подумала.

Теперь работникам милиции надо было обойти аптеки и проверить рецепты, по которым выдавались лекарства хотя бы последние два месяца. Поначалу «старик» был недоволен тем, что Неваровный занимает столько людей вопросами, непосредственно не связанными с главной задачей, – поимкой убийцы Квасковяка, но потом согласился с тем, что и такой след может привести к цели.

– Мы все ждем, – заметил на совещании, созванном по этому поводу, капитан Левандовский. – А пан майор не очень-то спешит.

– Торопливость, уважаемый коллега, – резко ответил Неваровный, – нужна при ловле блох. Вы очень торопитесь, заполняя камеры предварительного заключения, а что толку?

– Хватит, панове, – оборвал перепалку полковник. – Итак, будем проверять аптеки. А что дальше?

– Посмотрим, что даст проверка. Если обнаружим необходимый материал, арестуем виновного.

– А не лучше ли проследить его контакты? – предложил Левандовский.

– В такого рода делах не менее важен эффект внезапности, – защищал свою точку зрения майор.

– Панове! – «старик» не хотел допускать нового «обмена любезностями» между офицерами. – Сначала проверим наши подозрения, а если они подтвердятся, решим, что делать дальше.

Неваровный не ошибся. Проверка аптек не была бесцельной. Было обнаружено более восьмидесяти рецептов. Специалисты разделили их на три группы. Часть рецептов, несомненно, была написана рукой самого доктора. Но таких оказалось немного. На других кто-то пытался дописать медикаменты, не порекомендованные врачом, или, исправляя цифры, увеличивал количество доз с одной до трех. И, наконец, больше всего было рецептов, в которых и рекомендации врача, и его подпись были подделаны.

Офицеры снова собрались в кабинете полковника.

– Ваша взяла, майор, – отметил «старик», – но только не совсем. Вы целились выше, а попали в кого-то иного. Ну, ничего. Главное, что наркоманы будут оторваны от источника, в котором они получали порошки. Что собираетесь делать дальше?

– Считаю, что милиция должна начать официальное расследование. Произведу обыск. Конфискую запасы лекарств, если найду, допрошу человека, на которого падет подозрение. Составим протокол. Может быть, арестую виновного.

– И на всю Подлешную поднимется страшный крик, – усмехнулся полковник. – Представляете, какие посыплются жалобы. Не забудьте, майор, мы имеем дело со школьниками, да еще перед выпускными экзаменами. Им это не повредит?

– Отдаю себе отчет в сложности положения, но считаю, что настал момент, когда милиция должна проявить твердость. Я за арест виновного. Хотя бы на сорок восемь часов.

– Я тоже. – Капитан Левандовский, кажется, впервые поддержал Неваровного. – А если прокурор не даст санкции на арест за распространение наркотиков, то должен дать ее за подделку рецептов. Преступление ведь налицо.

– Вы говорите так потому, что у вас нет детей этого возраста. – Полковник, казалось, был более терпим к юношеским выходкам. – Теоретически вы правы, но…

– Пан полковник, я не хотел бы никому ни ломать жизнь, ни затруднять сдачу экзаменов. Но наступило время припугнуть доморощенных наркоманов. Посмотрим, как поведет себя виновник. От этого будут зависеть мои дальнейшие шаги. Но и перед арестом я не остановлюсь.

– А потом освободишь по просьбе родителей, – подхватил «старик», – это может дать неплохой результат. Заставит некоторых родителей побольше интересоваться образом жизни своих детей. Хотя бы из страха, что и их может коснуться нечто подобное. Разразится огромный скандал на весь поселок. Ну что ж… Если считаешь нужным. Но если почувствуешь необходимость обратиться к прокурору за санкцией на продление ареста, не делай этого без моего ведома.

Около четырех часов майор Неваровный в сопровождении сержанта Михаляка позвонил в дверь доктора Воркуцкого Им открыла медсестра и спросила, записаны ли они на сегодня.

– Нет, мы по служебному делу. Мне надо видеть доктора.

– Сейчас доложу.

В приемную вышел хозяин дома.

– Добрый день, майор. Вы ко мне? – удивился он.

– К сожалению, да.

Что-то вроде тени беспокойства прошло по лицу доктора, однако он вежливо пригласил гостей в свой личный кабинет.

– Чем могу служить?

Майор вынул из бумажника рецепт.

– Вы писали?

– Подруга дочери жаловалась на сильный кашель. Припоминаю.

– Тройная доза?

– Девочка сказала, что у них дома все кашляют. А в чем дело, майор?

– Думаю, вы прекрасно все понимаете… Достаточно вспомнить недавнее происшествие в школе.

– А что у меня с этим общего?

– Молодая наркоманка отравилась лекарствами. – Говоря это, майор показал другой рецепт. – Здесь сразу несколько лекарств. И тоже тройные дозы. Взгляните.

У доктора, когда он брал листок, слегка дрожали руки. Он внимательно посмотрел рецепт и вернул его майору.

– Такого не помню, – сказал он. – Правда, могло случиться, что кто-нибудь из пациентов попросил меня выписать такие лекарства. В конце концов, тройная доза – это не так и много.

– Согласен. Но взгляните теперь сюда. Тут уже целый набор, причем в максимальных дозах.

– Этого я не выписывал, – заявил Воркуцкий. – Достаточно сравнить эти три рецепта. Это подделка.

– Это очень важное заявление, пан доктор. Можете сделать его письменно?

Врач пожал плечами, но просьбу майора выполнил.

– Возможно, я на минутку вышел из комнаты. Бланки рецептов лежали на столе, и кто-то из пациентов… Впредь буду осторожнее…

– В аптеках мы обнаружили более сорока таких рецептов. Надеюсь, теперь вас не удивляет наш визит?

– Не могу поверить.

– Однако это факт. Все рецепты у меня с собой, в этом бумажнике.

– Невероятно! Кто-то украл целую стопку бланков рецептов с печатями. Причем сделал это так искусно, что я ничего не заметил. Понимаю, что доля вины лежит на мне. Вы хотите привлечь меня к ответственности?

– Нет, не вас. Думаю, что этого урока для вас будет достаточно.

– Спасибо, пан майор.

– К сожалению, – сказал Неваровный, – дело этим не кончается. Я должен поговорить с вашей дочерью.

– С Янкой? О чем?

– О распространении наркотиков в школе.

– Янка?! Не может быть!

– У меня есть ордер прокурора на обыск в вашей квартире. Я не воспользуюсь им в полной мере, осмотрю только комнату панны Янины Воркуцкой. – Офицер милиции показал доктору этот документ.

– Невероятно! Могу ли я при этом присутствовать?

– Конечно, я даже хотел просить вас об этом. Мне очень жаль, что так получилось. Но служба есть служба. Прошу пригласить еще кого-нибудь в качестве свидетеля, хотя бы вашу медсестру.

– Это недоразумение, которое сейчас выяснится! Прошу вас. – Доктор направился в холл, оттуда винтовая лестница вела на второй этаж.

Там он постучал в одну из дверей. Услышав «войдите», трое мужчин вступили в комнату. Янка лежала на тахте и просматривала журнал.

– Яночка, – начал доктор, – панове из милиции. Они имеют разрешение на обыск квартиры и хотят поговорить с тобой.

– Со мной?.. Ничего себе номер, – сказал девушка, не меняя позы.

Неваровный оглядел комнату. На туалетном столике лежала дамская сумочка. Майор подошел и взял ее в руки. Это подействовало на Янку.

– Вы не имеете права! – она вскочила с тахты и подбежала к офицеру.

– Успокойтесь! – тон майора был уже не так вежлив, как в разговоре с доктором, в нем звучали металлические нотки. – А то я прикажу сержанту подержать вас или надеть наручники. У меня имеется ордер на обыск, что я и делаю. Ясно?!

– Вы посмотрите, какой важный! Вышвырнули из Варшавы, а задается!

Майор пропустил грубость мимо ушей и выложил на стол содержимое сумочки. Носовой платок, кошелек, губная помада, духи, записная книжка и два карандаша, а также… пачка рецептурных бланков, уже с печатями. Несколько бланков были заполнены.

– Видите, пан доктор, – сказал Неваровный, – как быстро выяснилась загадка пропажи бланков. Лаборатория криминалистики в Варшаве сравнила надписи на рецептурных бланках с образцами почерка вашей дочери. Обнаружилась полная идентичность.

Доктор Воркуцкий молчал, у него на лбу выступили крупные капли пота.

– Вы нам сами отдадите все лекарства? И те, в аптечной упаковке, и те, уже растертые в порошок и перемешанные, из которых вы делаете то, что называется героином. Или нам лучше произвести в комнате обыск?

– Вы не имеете права. У меня могут быть такие лекарства, которые мне нравятся, а употребляю я их в количествах, которые сама считаю нужным.

– В определенных количествах они становятся наркотиками.

– Ну и что? Ни милиция, ни ваш прокурор ничего не могут сделать. Чихала я на вас! И не пугайте меня принудительным лечением. Почему бы и нет? Будем, по крайней мере, в своем кругу, без нудных родителей, глупых товарищей и еще более глупых учителей.

– Ну что ж, не хотите отдавать добровольно, сам найду. – Офицер милиции стал спокойно расхаживать по комнате и безошибочно находить разные, даже довольно искусные, тайники с лекарствами. На столе вырос целый холмик разноцветных упаковок. Польские и заграничные лекарства, широко распространенные и дефицитные.

– Не одна аптека, доктор, могла бы позавидовать такой коллекции.

– Янка, побойся бога, что ты делала?

– Я вам скажу, – вместо нее ответил майор. – Толкла в ступке, молола в кофейной мельнице. Потом делала смесь, рецепт которой нам известен точно: на дне сумочки отравившейся девушки мы нашли немного этой гадости. Потом смесь упаковывалась и продавалась в школе под видом героина.

– Значит, та девочка отравилась снадобьем, приготовленным моей дочерью? Янка, это правда?

– Она просто дура. Сама виновата. Я ей хорошенько объяснила, как глотать. А она сразу все, да еще на уроке. И потом, я этим не торговала. Давала только тем из нашей компании, которые хотели перейти на порошки.

– Проверим.

– Проверяйте хоть до страшного суда. Надоела мне эта болтовня! – Панна Воркуцкая снова растянулась на тахте. – Оставь меня в покое, отец! Изложи свои поучения внизу.

Неваровный делал вид, что не обращает на нее ни малейшего внимания. Он спокойно сел за стол, вынул из портфеля бланк протокола обыска и не спеша заполнил его, потом прочел вслух и обратился к доктору:

– Все правильно? Если да, прошу подписать.

Воркуцкий молча поставил свою подпись.

– А теперь вы, панна Воркуцкая. Можете даже добавить свои замечания в протокол.

– Я не хочу ничего ни добавлять, ни вообще подписывать.

– Хорошо. Отметим: подозреваемая Янина Воркуцкая отказалась подписать протокол. До выяснения дела вы арестованы. Можете взять с собой полотенце, мыло и немного еды.

– Пан майор… – умоляющим тоном начал доктор.

– А я отсюда не тронусь, и ничего вы мне не сделаете.

– Не вынуждайте меня применять силу.

– Вы только посмотрите, какой он грозный, этот майорчик!

Неваровный потерял терпение.

– Михаляк, – приказал он сержанту, который в полном остолбенении наблюдал эту картину, – наденьте наручники.

– Попробуй только подойти ко мне, скотина, я тебе глаза выцарапаю!

Сержант вопросительно глянул на майора.

Неваровный быстрым движением схватил девушку за руки.

Щелкнули наручники. Майор заставил Воркуцкую встать с тахты.

– Мне очень жаль, пан доктор, – сказал он. – Но иначе мы поступить не могли. Вы сами все видели и слышали.

– Какой из тебя отец, какой из тебя мужчина?! Ты позволяешь этим скотам…

– О боже, боже! – Воркуцкий упал в кресло и закрыл лицо руками.

– Она в наркотическом трансе, – отметил Неваровный. – Пока мы задержали ее на сорок восемь часов по обвинению в распространении наркотиков, краже и подделке рецептов.

– Я, как отец, не буду ее обвинять, – сказал Воркуцкий.

– Если бы она из вашего бумажника вытащила тысячу злотых или даже больше, вмешательство милиции могло бы последовать только в результате жалобы пострадавшего члена семьи. Здесь же речь идет не только о краже, но и о подделке рецептов.

– Ужас! Янка, моя дочь, арестована!..

– Пока только задержана. Принесите для нее в отделение туалетные принадлежности и еду. Идем.

На этот раз Янка Воркуцкая без сопротивления направилась в сторону двери.

После всех событий этого дня майор почувствовал усталость. Он не пошел в «Марысеньку», хотя и знал, что большинство завсегдатаев втайне будут рады тем неприятностям, что постигли «этого надутого Воркуцкого». Но майор также понимал, что он нарушил некое табу. Тесный круг избранного общества Подлешной никогда не простит того, что человек, принятый в него, позволил себе подобную выходку, вместо того, чтобы потихоньку замять дело.

Офицер милиции мог быть доволен, так как быстро отрезал молодым наркоманам доступ к наркотикам, хотя в глубине души он считал, что достигнутый успех весьма сомнителен.

11
Кто любит молоко?

С утра в милицейском отделении началось необычайное движение. Сюда, под самыми различными предлогами, шли люди. И каждый, понизив голос до шепота, задавал милиционерам один и тот же вопрос:

– Правда, что дочку доктора Воркуцкого посадили? А за что?

Но милиция предпочитала не удовлетворять их любопытства.

Звонили и из лицея. Директриса просила освободить свою ученицу, а школа, мол, сама примет соответствующие меры. Майор вежливо, но решительно отказал, сухим тоном добавив, что речь идет не о нарушении школьной дисциплины и дело, в принципе, превосходит компетенцию руководства лицея.

В полдень в Подлешной появился известный варшавский адвокат Мечислав Рушиньский, старый приятель Воркуцкого.

– Я приехал в связи с делом девочки, – сказал Рушиньский коменданту, войдя в его кабинет. – Имею полномочия от ее отца. Не знаю, достаточно ли точно он рассказал мне обо всем. Что это за история? Могли бы вы точно изложить суть обвинения?

Майор рассказал адвокату о группе молодых наркоманов и о результатах обыска в доме врача. Показал протокол.

– Да тут целая аптека! – Адвокат схватился за голову. – Я давно знаю эту девочку, мне известно, что она со странностями. Единственная дочь, ей никогда и ничего не запрещали. Но я не думал, что дойдет до этого. Между нами говоря, даже хорошо, что Янка получила подобный урок. Официально же, как представитель интересов семьи задержанной, я прибыл, чтобы как-то повлиять на ход дела в интересах моей подзащитной. Прежде всего, я хочу поставить вопрос об изменении меры пресечения. У нее же экзамены на носу…

– Именно поэтому мы были вынуждены задержать Воркуцкую и пресечь распространение наркотиков.

– От имени семьи я заверяю вас, пан майор, что отныне Янка не переступит порог ни одной аптеки. Сразу же после освобождения ее осмотрит врач и, если понадобится, отправит ее на лечение…

– Пан адвокат, вы прекрасно знаете, что в этом деле не мое слово является решающим. Воркуцкая совершила два серьезных преступления: подделывала рецепты и распространяла наркотики.

– Не совсем согласен с вами. Это были не наркотики, а лекарства.

– Мне хорошо известны недостатки польского законодательства по части борьбы с наркотиками. Возможно, суд отклонит обвинение. Остается деяние, абсолютно подсудное: подделка рецептов. Кроме того, пан адвокат, ваше вмешательство преждевременно. Вчера девушка находилась в состоянии эйфории, вызванном наркотиками, и ее нельзя было допросить. Вы, очевидно, знаете, как она вела себя дома по отношению к представителям власти и собственному отцу. Сегодня я допрошу панну Воркуцкую и направлю по инстанции материалы дела. Там решат, как поступить с задержанной.

– Материалы вы отправите в уездную комендатуру в Рушкове?

– Нет. В связи с недавним убийством на территории Подлетной – вы наверняка об этом слыхали – я направлен сюда варшавским управлением милиции и подчиняюсь непосредственно ему. Туда и будут направлены материалы.

– Понимаю. Главное ваше задание – поимка убийц Квасковяка. Я как-то говорил об этом с Воркуцким. Мне кажется, следствие не может пока похвастаться крупными успехами.

– Зато попутно мы раскрыли другое дело.

– Я говорил об этом убийстве, – повторил адвокат, – с доктором Воркуцким. Этот человек прекрасно осведомлен обо всем, что происходит в Подлешной. По его мнению, преступников следует искать не среди воров и хулиганов, а скорее, среди людей состоятельных, пользующихся безупречной репутацией. Мой друг только в отношении собственной дочери так ослеплен, а в иных вопросах он мыслит трезво. К вам, пан майор, он относится с большим уважением. В разговоре со мной особо подчеркнул, что вы не составили протокола о сопротивлении его дочери властям. Это стало бы еще одним серьезным обвинением.

– Поведение своей дочери пан Воркуцкий наблюдал лишь дома, но не видел того, что она выделывала на улице. Последние двести метров сержант Михаляк буквально нес ее на руках, чтобы она не выцарапала милиционеру глаза. А как она при этом выражалась! Да любая старая пьянчуга позавидовала бы такому репертуару! Потом она пыталась выломать дверь в помещении для подследственных.

– А теперь?

– Эйфория прошла. Она ведет себя спокойно, но отказывается от еды. Впрочем, пусть поголодает, ей это пойдет на пользу.

– Я вижу, что дело серьезное и о немедленном ее освобождении не может быть и речи. Признаться, я ожидал этого и пришел к вам только по настоятельной просьбе старого приятеля.

– Ну а вы, будучи на моем месте и узнав обо всем этом, освободили бы девушку?

– Нет, – не колеблясь, ответил Рушиньский. – Ей следует преподать хороший урок. В противном случае представляете, что из нее вырастет?

– Я не считаю себя человеком слишком строгим или мстительным, но эта девица меня буквально допекла. Ясно одно: здесь она проведет и следующую ночь. А что делать дальше – подумаем. Я посоветуюсь с начальством. Думаю, что долго ее здесь держать не будем.

– Спасибо и за это. Надеюсь, вы ничего не имеет против, если я поговорю с прокурором, а возможно, и с вашим начальником в воеводском управлении. Я знаком с полковником уже много лет, очень уважаю его и ценю.

– Вы ведь защитник Янины Воркуцкой, это входит в ваши обязанности.

– Очень приятно было познакомиться с вами, – несмотря на провал своей миссии, адвокат любезно попрощался с Неваровным.

Совещание в воеводском управлении на этот раз было бурным. Капитан Левандовский и приглашенный на совещание подполковник из Главного управления милиции считали, что при такой очевидности состава преступления не может быть и речи об освобождении задержанной. Каждый из офицеров мотивировал это по-своему. Подполковник утверждал, что подделка рецептов становится эпидемией и следует принимать самые решительные меры. Левандовский же считал, что освобождение дочери Воркуцкого, дочери человека известного и со связями, может произвести плохое впечатление как в Подлешной, так и в некоторых кругах Варшавы. Снова начнутся разговоры о двух видах справедливости: для слабых и для сильных.

В этих аргументах было, несомненно, немало резонного. Однако майор Неваровный считал: мягкостью и уговорами можно порой достичь больших результатов, чем строгостью и непреклонностью.

– Мне вовсе не хочется, чтобы Янка Воркуцкая не сдала экзаменов. Хочется добраться до остальных «наркоманов», хоть немного добиться их доверия. Пусть они поймут: мы хотим им только добра. Продемонстрировав силу, надо проявить и доброту.

– Мы не можем замять дело, если совершено столь явное преступление.

– Я вовсе не хочу этого делать, – запротестовал Неваровный. – Просто буду вести следствие медленно. Установлю за освобожденной надзор. Могу добровольно согласиться на роль общественного опекуна. Если за этот срок девушка изменит образ жизни, сумеет избавиться от дурных привычек и сдаст экзамены, то, хотя она и предстанет перед судом, мы сами будем просить о смягчении наказания и об условном приговоре. Чем больше я узнаю этот поселок, в котором работаю, тем больше утверждаюсь в мысли, что старший сержант Квасковяк был мудрым человеком.

– Ну так что? – спросил «старик».

– Майор так горячо защищал эту девушку, что сумел убедить меня, – сказал подполковник. К его мнению присоединился Левандовский.

– Значит, даем Неваровному свободу действий, – решил шеф.

– Я рад, что ты «ожил», – сказал «старик», когда они с Неваровным остались одни. – Только бы это проклятое дело стронулось с места.

– Наверняка стронется. Идеальных преступлений не бывает.

– Напал на след?

– Небольшой. Начни я о нем рассказывать, ты опять станешь смеяться. Но чувствую, это верный путь.

– Догадываешься, кто убил Квасковяка?

– Оснований для подозрений у меня нет. Не знаю я и повода, хотя он был, и очень веский. Поиски займут немало времени. Но я уверен, что ищу там, где надо.

– Только помни, никакой бравады.

– Если меня найдут с разбитой головой, тебе станет известно, кто и почему это сделал. Я буду предусмотрительнее Квасковяка: оставлю в столе подробные записи.

На другой день майор Неваровный приказал капралу Неробису привести к нему задержанную. Когда Янка Воркуцкая появилась в дверях кабинета, она ничем не напоминала позавчерашней девицы.

– Садитесь. – Майор указал на стул напротив себя и начал допрос.

На этот раз девушка не пыталась петушиться. Отвечала тихим голосом. Она полностью призналась и в подделке рецептов, и в том, что полученные таким путем лекарства передавала целой группе учеников своей школы.

– Кто в вашей школе нюхал одурманивающие средства и пользовался иными наркотиками? Назовите фамилии.

– Они будут отвечать за это?

– Нет, ни перед школьной администрацией, ни перед судом. Мы просто хотим им помочь порвать с наркоманией.

Девушка перечислила одиннадцать фамилий.

– Я не стану читать вам лекцию о вреде наркотиков. У вас уже было время подумать и о том, что вы сделали и что вас ожидает.

– Знаю. Меня будут судить. Я очень жалею о своем поведении дома и на улице. Не понимаю, как могло так получиться. Меня охватила какая-то непонятная ярость. Я не понимала, что делаю. Простите меня, пожалуйста.

Девушка опустила голову.

– Сделанного не вернешь. За это вам придется отвечать перед судом и понести наказание. Но каждый человек может реабилитироваться. Я хочу дать вам такой шанс.

– Что я могу сделать?

– Заключим договор. Я сегодня же вас освобожу, но под надзор милиции. Раз в неделю вам придется приходить сюда и подписывать бумагу. Кроме того, вы будете показывать мне свои тетради и оценки. И в любом виде покончите с наркотиками. Если вы будете хорошо учиться, сдадите экзамены, я постараюсь убедить прокурора не настаивать на повторном аресте и просить суд об условном приговоре. Вы даете мне честное слово, что последуете моим советам?

– Вы обращаетесь со мной как с ребенком. Боюсь, что мне трудно будет исполнить уговор.

– Мы вам поможем. И я, и родители. Ну как?

– Попробую.

Неваровный поднял телефонную трубку, набрал номер.

– Доктор Воркуцкий? Говорит майор Неваровный. Не будете ли вы любезны прийти к нам за дочерью?.. Да. Освобождаем. Мы с ней заключили один уговор. Какой? Она, наверное, сама вам расскажет. Я думаю, будет лучше, если она вернется домой вместе с вами.

– Мне бы не хотелось, чтобы отец приходил сюда, – заметила панна Воркуцкая. – Впервые я не смогу взглянуть ему в глаза. Стыдно за свое поведение.

– Вы сами убедились, к чему приводят наркотики.

– Что я ему скажу, когда он придет?

– Есть слова, которые бывает трудно произнести, но сказать их необходимо.

Несколькими днями позже в отделение милиции зашла Зофья Квасковяк. Майор сердечно поздоровался с вдовой. Расспросил о работе, о детях. Поинтересовался, не надо ли чем помочь.

– Я кое-что вспомнила. Хотела вам сказать. Может, ничего особенного, а может…

– Что-нибудь об утренних прогулках вашего мужа?

– Пожалуй, да, но точно я не уверена. Было это в августе или даже в конце июля. Как-то Владек вернулся с этой, как вы говорите, «утренней прогулки», и во время завтрака спросил: «Скажи, зачем двум одиноким людям три литра молока?»

– Спросил о трех литрах молока? Почему?

– Не знаю. Он ничего не объяснил. – Пани Квасковяк покачала головой. – Я сказала, что, может, у них есть поросенок или теленок. А может, они хотели сделать домашний сыр или творог. А может, любят простоквашу, ведь лето же…

– А муж?

– Буркнул в ответ, что эти люди свиней не разводят, а сыр покупают. Позавтракал и пошел на работу.

– Потом он вспоминал когда-нибудь об этом молоке?

– Никогда. Поэтому я и забыла об этом рассказать капитану Левандовскому и вам. Сегодня сынок рассказал, как у них в детском садике разбились три бутылки молока, тут я и вспомнила те слова мужа. Поэтому и пришла к вам.

– Большое вам спасибо. Муж так и сказал: «Двум одиноким людям»?

– Да. Это я точно помню. Думаете, что это важно?

– Не знаю, – откровенно признался майор. – Я сейчас похож на человека, разбившего вазу на мелкие кусочки. Вот я и собираю их, стараясь подогнать их и склеить в единое целое. Возможно, это тоже один из таких осколков?

– Владека уже не воротишь. Эту вазу не склеить.

– К сожалению. Но можно и нужно поймать убийцу.

– Почему его убили? Рука у Владека, правда, была твердая, но он был добрым человеком. Сажать людей или отдавать их под суд он не любил, часто помогал им. Ведь не из-за молока же его убили.

– Я этого не знаю. Ищу пока на ощупь, проверяя каждую мелочь. Проверю и то, о чем вы рассказали. Если вспомните что-нибудь еще – сообщите. А этот наш разговор пусть останется в тайне, хорошо?

Женщина вышла, а Неваровный задумался. То, что он услышал, совпадало с его не совсем еще оформившимися подозрениями. Совпадало и с показаниями Размазни. Правда, тот, кого майор в последнее время начал подозревать, не был одиноким человеком, точнее говоря, те люди не были «двумя одинокими», но с некоторых пор, действительно, они вдвоем занимали большую, комфортабельную виллу.

«Почему убили?»

Майор считал, что теперь, после некоторых наблюдений и всего услышанного в Главном управлении милиции, он мог бы ответить и на это. Квасковяк – каким-то образом, возможно, случайно или благодаря своей проницательности – напал на след. А может, даже и не на след, а просто начал интересоваться обладателями шикарной виллы, пытаясь понять, что происходит за ее стенами.

Но зачем человеку целых три литра молока? Неваровный не мог на это ответить.

До недавних пор подозреваемым был Зигмунд Воркуцкий. Одно время майор считал, что если доктор и не был прямым убийцей, то все-таки каким-то образом принимал участие в преступлении. Против доктора говорили следующие факты:

1. Он был владельцем зеленого «фиата». Именно такую машину видел разносчик молока Стефан Зборковский в день убийства Квасковяка.

2. Услышав произнесенное майором слово – «героин», доктор заметно вздрогнул.

3. Тадеуш Грепаньский, или Размазня, показал, что именно напротив виллы доктора Квасковяк прятался за сосной и как бы за кем-то следил.

Возможно, за тем, кто доставлял наркотики? Но следствие показало, что не Воркуцкий, а его дочь снабжала свою компанию необходимыми снадобьями.

Последняя информация, полученная от пани Квасковяк, говорила о невиновности Зигмунда Воркуцкого. Квасковяк упомянул о «двух одиноких людях». В вилле доктора жили пять человек: он сам, его жена, сын-студент, дочь Янина, а также мать жены. Такое количество жильцов вполне могло ежедневно выпивать три литра молока. Старший сержант отлично знал свой район и не мог так ошибиться.

Теперь майор видел совсем иную фигуру на роль подозреваемого номер один. А может, снова ложный след?

Неваровный вспомнил недавний взлом сельского магазина. Служебная собака долго беспомощно кружила у заборов. Проводник гладил и успокаивал пса. Потом Град снова начал поиски. Кружил долго, но все-таки взял след. Тут уж он что было сил понесся туда, куда вел его нюх, – к дому, где спрятались грабители.