Текст книги "Польский детектив"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Марек Рымушко,Барбара Гордон,Казимеж Козьневский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

5
Темно-зеленый «фиат»

На следующий день майор Бронислав Неваровный явился в воеводское управление милиции и подробно доложил «старику» о своих первых шагах в Подлешной.

Терпеливо выслушав обстоятельный рассказ, полковник заметил:

– Давайте, майор, пригласим капитана Левандовского и вместе проведем небольшое совещание. Вы ведете расследование независимо друг от друга и порой полезно бывает знать, что делает «конкурент».

Предложение пришлось Неваровному не по вкусу, но возразить он не смог. И не потому, что привык соглашаться с начальством, – просто не мог подобрать достаточно весомых аргументов, оправдывающих его нежелание посвящать другого офицера в ход следствия. Ведь сейчас все силы были направлены на раскрытие этого преступления, и ничьи взаимные симпатии или антипатии не принимались в расчет.

Капитан Левандовский, ознакомившись с тем, как идут дела у старшего коллеги, сказал с долей сарказма:

– Боюсь, пан майор, что вы слишком усложняете проблему. Для меня все совершенно ясно: какой-то бандит убил милиционера, чтобы завладеть оружием, а возможно, с целью свести личные счеты. Таинственные прогулки? Я бы не придавал им особого значения. Возможно, это была просто утренняя зарядка? Или он проверял, все ли в порядке в поселке? Мы же знаем, что именно с этой целью он заглядывал после завтрака на станцию.

Неваровный хотел резко ответить, но тут вмешался полковник.

– Возможны и иные версии.

– Возможно, – капитан поспешно поддакнул начальству, – поэтому я считаю абсолютно правильной вашу мысль подключить нас обоих к этому расследованию независимо друг от друга. Поскольку каждый из нас пойдет своим путем в расследовании, то дело от этого только выиграет. Я вам очень благодарен, майор, за информацию о самогоне, Августиняке и разговорах у него на свадьбе. Злопамятные и мстительные люди встречаются довольно часто. Уж я займусь этой компанией. Хотя, думаю, мне известно, кто убийца.

– Кто же?

– Местный хулиган, точнее, начинающий уголовник. Некий Роман Вятковский по прозвищу Черный Ромек. Он и его банда. Недавно Квасковяк снова направил его дело на коллегию, какая-то драка. Случай был не первый, и Ромек боялся, что он, как рецидивист, предстанет перед судом. Имеются свидетели, которые слышали, как он грозил: «Я-то сяду, зато Квасковяк ляжет». С момента убийства никто в Подлетной не видел ни Вятковского, ни его дружков. Уже третий день мои люди разыскивают его по всему воеводству, подключили и столичное управление. Если бы у них не было рыльце в пушку, то они бы не прятались. А как раз накануне убийства вся компания крепко выпила в одном из ресторанов Рушкова. Вот тогда-то Ромек и грозил Квасковяку. Майор снова хотел что-то сказать, но «старик» опять опередил его:

– Очень хорошо, что у нас состоялся такой деловой разговор о методах ведения следствия. Пусть капитан займется «дном», а майор возьмет на себя «сливки» подлешновского общества. Капитан, я вас не задерживаю, а ты, Бронек, останься еще на минуту.

– Самоуверенный выскочка, – заявил Неваровный, как только за Левандовским закрылась дверь. – Не то, что слушать, смотреть на него не могу.

Полковник рассмеялся.

– Готов поспорить, что капитан в эту минуту то же самое говорит или думает о тебе. Поразительная обоюдная нелюбовь с первого взгляда! Но не забывай – это один из лучших наших следователей. Его версии могут тебе не нравиться, но, честно говоря, я еще не знаю, кто из вас прав.

– Конечно, я.

– Я всегда восхищался твоей скромностью, Бронек… Но давай о деле. Уж если ты решил вращаться в «аристократических кругах», то для начала следует хотя бы погладить костюм. А еще лучше – надеть что-то поприличнее.

– Уж не вырядиться ли мне по последней моде?

– Ты не шути. Если хочешь, чтобы тебя приняли как своего человека, то выделяться не следует. Конечно, завоевать доверие будет нелегко, но, возможно, что-то и получится. Я подумал, не обзавестись ли тебе солидной машиной? У нас есть конфискованный «мерседес». Мы обнаружили в нем тайники для перевозки золота и долларов. Иностранец предпочел уплатить залог в пятьдесят тысяч крон и на разбирательство не явился, по решению судебных органов автомобиль конфискован. Машина прекрасная, а для тебя отличная визитная карточка. Все документы оформим на твое имя.

– Уж если разыгрывать автовладельца, то я предпочел бы что-нибудь поскромнее. Может быть, «сирену»?

– И речи быть не может. Чем дороже машина, тем больше уважения. Увидишь, тебе самому понравится.

– Но откуда у простого майора милиции такая дорогая машина?

– Не беспокойся. Мы распустим слух, что у тебя в Америке есть, брат-миллионер. Или, например, твоя сестра вышла замуж за арабского шейха.

– Это уже слишком. Нет у меня никакой сестры. Пусть лучше брат в Америке. Но «мерседес» я не возьму. Те, кого это интересует, наверняка знают мою биографию лучше меня. Мне бы это не помогло, скорее усложнило бы дело.

– Как с жильем? Может быть, воспользоваться предложением этой, как ее там, Розмарович? Сразу окажешься в самом центре местного общества.

– Нет. Тут, кроме достоинств, есть и свои недостатки. Чужой дом, чужие порядки, и потом я бы хотел избежать слишком пристального контроля. Так что отлично устроюсь в одной из комнат милицейского отделения.

– Как хочешь, – согласился полковник. – Надеюсь, что через несколько дней ты сообщишь мне что-нибудь поконкретнее.

Вечером того же дня новый начальник отделения милиции в Подлетной спросил сержанта Михаляка о сыне инженера Белковского.

– О нем многое можно порассказать. Анджею двадцать три года. Учиться он не любил, аттестата не получил. Под судом не был и у нас не зарегистрирован, но родителям от него доставалось. Когда он нуждался в деньгах, то выносил вещи из дома и по дешевке продавал. Даже мне как-то предложил купить материал на костюм – этот отрез отец привез из-за границы. Но инженер никогда не жаловался на сына. Были и скандалы в «общественных местах», но не в Подлетной, а в Варшаве. У Белковского обширные знакомства, дело замяли, все обошлось штрафом, который заплатил отец. Сейчас Анджей увлекся автомобилизмом, хочет участвовать в автогонках. Одну машину он уже разбил. Теперь отец купил ему «БМВ».

– У молодого Белковского были какие-то трения с Квасковяком?

– И не раз. Квасковяк не боялся никого и ничего, тем более каких-то знакомств старого Белковского. Однажды Анджей переночевал у нас в отделении, а утром как миленький мел улицу Акаций.

– Давно это было?

– Два года назад. Позднее, когда в молодом Белковском проснулся «демон скорости», с ним стало легче. А нарушения правил дорожного движения за пределами Подлешной – это уже не наша забота. Кроме того, отец купил сыну квартиру в Варшаве, так что, слава богу, мы его тут нечасто видим.

– Машину он держит в Подлешной?

– Нет. У инженера Белковского свой «вартбург», уже довольно старый и потрепанный. На нем Анджей учился покорять скорость.

– Был ли молодой Белковский в Подлешной накануне убийства Квасковяка?

– Это надо бы проверить. Я его не видел. Его голубой машины тоже.

– У доктора Воркуцкого есть дочь?

– Двое детей. Сын учится в Варшавском университете. Младшая, Янка, ходит в последний класс лицея. В этом году будет сдавать на аттестат зрелости. Только сомневаюсь, что сдаст. Наука ее не интересует. Вместо книг – мальчики, кафе, дискотека. Но доктор Воркуцкий, такой строгий со всеми, дочке позволяет все.

– У этой девицы были какие-нибудь недоразумения с Квасковяком?

– Не знаю. Но боялась она его больше, чем отца. Однажды целая компания, которой верховодила Янка, чересчур распоясалась – сначала в электричке, потом на станции. Шумели, приставали к людям, включали на полную громкость транзисторы. Вроде бы ничего особенного, простые шалости. Но капрал Неробис, он тогда дежурил, никак не мог с ними справиться. Сообщил коменданту. Я был при этом. Квасковяк подошел к ним и спокойно сказал: «Панна Янка, сейчас же идите домой». Пошла как миленькая! Да еще пробормотала какие-то извинения. Кто-то из ее приятелей попытался выступать, так она его быстро осадила. Видимо, комендант что-то знал о ней, если она так его боялась. Даже в лицее учителя жаловались: задиристая, мол, и непослушная. Не будь она дочкой доктора, давно бы ее выставили…

– А сыновья Марии Ковальской?

– Вижу, пан майор, вы хорошо знаете нашу «золотую молодежь». Эти помоложе. Четырнадцати и шестнадцати лет. Но уже распущены. Как-то в электричке пан Ожеховский, сотрудник МВД, живущий в Подлешной, сделал им замечание: плохо, мол, себя ведете, – так на следующий день они выбили три окна в его доме. Уж как только пани Ковальская не извинялась и не упрашивала, чтобы Ожеховский не писал жалобу! В конце концов пан Эдвард махнул рукой, велел пани Ковальской внести тысячу злотых на благотворительные цели и оплатить вставку новых стекол.

– А вы что же? Спокойно смотрели на все это?

– Мы ни о чем не знали. Только потом об этом заговорили в Подлешной.

– А как ребята, исправились?

– Не очень. В конце мая мы искали в лесу самогонщиков и накрыли обоих сынков хозяйки кафе вместе с приятелями. Они так налакались вина – видно, утащили у матери, – что не могли на ногах стоять. Комендант поступил по-своему. Он сказал: «Как хотите: или я вас забираю в отделение, а потом сообщаю родителям и в школу, или ложитесь по очереди на этот пенек». Ясное дело, – рассмеялся сержант, – они выбрали пенек. Комендант снял с себя ремень и всыпал каждому по десять горячих куда следует. А рука у него сильная. Ребята несколько дней сидеть не могли прямо. Но Квасковяк об этой истории никому и не заикнулся. Я первый вам об этом рассказываю.

– Надо сказать, – усмехнулся Неваровный, – у вашего коменданта были своеобразные методы работы.

– Но зато действенные. Что толку тащить в отделение этих ребят да отправлять их на коллегию? Там наложили бы небольшой штраф, родители заплатили, а сынки продолжали бы свое. А после того урока на пеньке молодые Ковальские прониклись таким уважением к коменданту, что кланялись ему за десять метров. И никто из них больше не ругался в электричке и не толкал пассажиров.

– Ковальские ходят в местный лицей?

– Нет. Два года назад матери пришлось забрать их учиться в Варшаве.

После разговора с сержантом Михаляком Неваровный составил отчет, намереваясь завтра же отправить его полковнику. Может быть, капитан Левандовский захочет заняться этим делом? Сам Неваровный относился к собранным данным скептически. Два молодых разгильдяя, получивших от Квасковяка по мягкому месту, задиристая девчонка или даже начинающий автогонщик, разок подметавший улицы, – все это не потенциальные убийцы, хладнокровно планирующие преступление. Милицейская статистика утверждает, что, как ни странно, месть очень редко становится мотивом убийства. Нет, информация, полученная им в кафе от пани Ханки, – ложный след. Она явно ошиблась в своих подозрениях. А может быть, специально пыталась направить его по этому пути?

Майор опасался, что таких следов, ведущих в никуда, будет еще немало. Независимо от того, кто был убийца, маленькое «избранное общество» Подлешной было солидарно в одном: не допускать посторонних в свои дела.

Домик отделения милиции в Подлешной состоял из пяти комнат. Точнее, из четырех комнат и кухни, переделанной под склад и архив. В самой большой всегда дежурил милиционер, здесь же всегда принимали и посетителей. К этой комнате примыкала поменьше – кабинет коменданта. На противоположной стороне коридора располагались три помещения. Одно – уже упомянутый склад, другое – комната милиционеров. Здесь можно было отдохнуть, написать рапорт или отчет. Пятая комната, самая маленькая, особого предназначения не имела и использовалась от случая к случаю.

Вот в этой-то комнате майор и решил устроить себе «квартиру». Поскольку там находился умывальник, можно было предположить, что когда-то она служила ванной. Уборщице было велено убрать из комнаты все лишнее и по возможности приспособить ее для жилья. С мебелью хлопот не было. Нашлись небольшой столик, два стула, узкая кровать и даже старый, полуразвалившийся шкаф, который капрал Неробис, умевший столярничать, пообещал быстро привести в порядок.

Решив квартирный вопрос, майор занялся проблемой питания. Единственная столовая в поселке хорошей кухней не славилась. Основными «блюдами» здесь были водка, селедка и огурцы. На человека, попросившего что-нибудь еще, смотрели как на чудака. В Рушкове, правда, была столовая, но поездки туда занимали бы у Неваровного слишком много времени. Он решил, как и в Варшаве, собственноручно готовить себе обед. Завтрак – молоко с хлебом. Вечера же он собирался проводить в кафе «Марысенька».

Рядом со станцией располагался современный и довольно большой торговый павильон. «Суперсам» – так с гордостью и некоторым преувеличением называли его жители Подлешной. Это был самый большой магазин в поселке. Майор отправился туда за покупками, чтобы приготовить обед. Вечером он собирался в Варшаву, намереваясь привезти личные вещи.

Первым, кого майор увидел в магазине, была пани Ханка Нелисецкая, сидевшая в белом халате за кассой. Она приветствовала офицера сияющей улыбкой:

– Как мило, пан майор, удостоить меня визитом. Я была бы вполне счастлива, если бы не маленькое опасение, что цель вашего прихода не столько моя скромная особа, сколько предметы более прозаические. Тем не менее я сердечно приветствую вас и рада служить.

– Я даже не знал, что вы тут работаете, – честно признался Неваровный.

– Ох, я уверена, если бы вы об этом знали, то прошли бы еще километр до следующего магазина. Но раз уж вы здесь, возьмите, пожалуйста, корзинку: я проведу вас по своим владениям и помогу в покупках. – Нелисецкая обратилась к одной из продавщиц. – Ядзя, пожалуйста, замени меня у кассы.

Неваровный послушно взял корзинку и пошел за провожатой, она тем временем говорила:

– Вы, наверное, хотите купить что-нибудь к обеду, в здешнюю столовую ходить не советую. Рекомендую взять буженину. Электроплитка и сковородка найдутся, наверное, в вашей милиции? Теперь хлеб, сахар и пачка чая. К чаю рекомендую это печенье. Оно вкусное и долго не портится, что немаловажно в вашем холостяцком хозяйстве. И еще осьмушка масла.

Заведующая магазином даже не спрашивала согласия майора, а просто складывала продукты ему в корзинку.

– Вы сегодня возвращаетесь в Варшаву? Значит, поужинаете и позавтракаете дома. А послезавтра… Что вы пьете за завтраком?

– Молоко с хлебом.

– Надо вас записать на доставку молока. Литр или поллитра?

– Пусть будет литр.

– Правильно. Останется на простоквашу. А это очень полезно, особенно после «Марысеньки», где вы, думаю, будете постоянным гостем. Теперь пройдемте к кассе, подведем баланс, а потом я приглашаю вас в свой кабинет. Поболтаем за чашечкой хорошего кофе.

Майор без сопротивления выполнял указания энергичной заведующей. Машинально расплатился, сунул в бумажник длинный узкий чек, но думал при этом о другом. Лишь когда они оказались в маленькой служебной комнатке, офицер спросил:

– Вы доставляете молоко на дом?

– Уже почти два года. До этого носили женщины из деревни. Молоко неизвестного качества, да и посуда не особенно чистая. Я долго боролась за прикрытие этой ненадежной торговли. Труднее всего найти разносчика, здесь это занятие потяжелее, чем в Варшаве. Приходится развозить молоко по всему поселку на ручной тележке. Но в конце концов нашелся желающий. Не разносчик – клад. Работящий, пунктуальный – ни разу не подвел. Если сам не придет, посылает помощника. Каждое утро, как часы, в четыре утра он появляется у магазина. Иногда ему даже приходится ждать машину с молокозавода. Это действительно тяжелая работа. Изо дня в день, при любой погоде. Заработок, правда, неплохой, но не слишком уж большой. Думаю, что он и от клиентов что-нибудь получает, иначе не выдержал бы долго.

Эти слова подтвердили предположения майора. Был, значит, человек, который ежедневно на рассвете проходил со своей тележкой по улицам поселка. Может, он заметил что-нибудь, что могло бы пролить свет на дело об убийстве Квасковяка? Левандовский в свое время допросил множество людей, но о разносчике молока почему-то не подумал.

И снова майор почувствовал некоторое удовлетворение от того, что сумел обнаружить упущение в работе младшего коллеги.

– Я хотел бы поговорить с этим молочником. Кто он такой?

– Стефан Зборковский. Живет неподалеку, за железной дорогой, – заведующая глянула на часы, – вам не придется его искать. Сейчас около двух. Обычно в это время Стефанек, как его тут все называют, заходит узнать, сколько молока надо будет развезти завтра.

– Так ведь заранее известно, кто сколько заказал.

– Это в Варшаве. У нас все более по-домашнему. Случается, кто-нибудь захочет взять на литр больше или вовсе откажется. Кроме того, кафе каждый день заказывает разное количество, в зависимости от ожидаемого спроса. Между прочим, эти изменения и в интересах разносчика, он ведь не из чистой любезности их учитывает. Подождите минутку, я предупрежу в магазине, что Стефанек нам нужен.

Когда заведующая вернулась, майор, потягивая крепкий кофе, спросил:

– Откуда вы знаете, что сегодня я не буду здесь ночевать?

– Очень просто. Достаточно посидеть за кассой и послушать, что говорят люди. В Подлешной практически нет человека, который бы раз в два-три дня не зашел сюда за покупками. Тут все друг друга знают и всем интересуются. Недаром говорят: знает сосед, что у вас на обед. Часов в двенадцать заглянула ваша уборщица. Сказала, что у нее много работы: надо хорошенько прибрать комнату, там будет жить новый комендант, но он еще должен привезти себе постельное белье из Варшавы. Остальное домыслить было нетрудно.

– А насчет убийства Квасковяка вы ошиблись.

– То есть.

– Не дети убили старшего сержанта. Даже не те, самые распущенные, вроде молодого Белковского, Янки Воркуцкой или двух лоботрясов Марысеньки Ковальской.

– Но ведь каждый из них угрожал разделаться с комендантом.

– Возможно. Но от ребячьих угроз до преступления довольно далеко.

– Анджей Белковский не ребенок. Ему двадцать четыре года. И он был в Подлешной накануне убийства.

– Уверяю вас, все будет самым тщательным образом проверено. Разберемся мы и с этим молодым человеком. И все же от подметания улиц два года назад до удара Квасковяка ломом по голове – путь неблизкий. Как по времени, так и по существу. Кроме того, молодой Белковский не живет в Подлетной постоянно, значит…

Майор умолк, поскольку дверь открылась и на пороге появился среднего роста мужчина, одетый в синий, поношенный, но чистый комбинезон. Лицо у него было круглое, гладко выбритое, волосы русые. Он производил приятное впечатление и располагал к доверию. Серые глаза весело смотрели из-под бровей. Мужчина, увидев в комнате незнакомого человека, поклонился и хотел уйти, но пани Ханка удержала его:

– О-о, пан Стефанек! Прошу вас, заходите. Пан майор хотел с вами поговорить. Может, кофе?

– Нет, спасибо. – Зборковский вопросительно глянул на офицера милиции.

– Вы не знакомы? – Пан майор Неваровный, новый начальник нашего отделения милиции, а с завтрашнего дня еще и ваш клиент. А это пан Стефан Зборковский.

Майор встал и пожал протянутую руку.

– Пан майор, вероятно, ведет следствие по делу об убийстве Квасковяка?

– И да, и нет, – ответил Неваровный, – собственно, следствие ведет воеводское управление в Варшаве. А я просто командую местным отделением.

– Понимаю, хотите на месте разобраться в ситуации.

– Пожалуй, так. Именно поэтому я и хотел поговорить с вами.

– Мне надо быть у кассы, – Нелисецкая тактично оставила мужчин наедине.

– Вы разносите молоко?

– Да. Машина с молокозавода приходит около четырех утра. Тогда я и начинаю работу. Поселок у нас большой, поэтому кончаю только часов в семь.

– Вы отправляетесь отсюда, от этого магазина?

– Да, прихожу сначала сюда и узнаю, сколько доставили молока. Если бы весь товар был в одном месте, то я просто не успел бы его развезти, поэтому машина выгружает здесь только часть ящиков с бутылками, остальные оставляет еще в двух местах: на Розовой и на углу Резедовой и Березовой.

– А откуда вы начинаете работу?

– Беру здесь несколько ящиков и еду по Резедовой. По дороге оставляю молоко у дверей домов и уже только с пустыми бутылками доезжаю до Березовой, где меня ждут новые ящики. Заканчиваю Резедовую, еду на Березовую, потом на Акаций, до самого леса и обратно. Снова забираю ящики с бутылками у магазина, проезжаю с ними всю улицу 15-го Декабря и беру остальные бутылки на Розовой. Последней получает молоко Малиновая улица, на которой мы сейчас находимся. Это потому, что, если кто очень спешит, может сам пройти несколько шагов и взять бутылку из ящиков, стоящих у магазина.

– Много ли народу встречается вам по утрам?

– Когда начинаю работу, то почти никого. А когда кончаю, многие уже спешат на станцию.

– Коменданта вам приходилось встречать?

– Бывало. Он тоже мой клиент. Комендант любил вставать рано. Чаще всего сам брал молоко из ящиков на углу Резедовой и Березовой.

– Когда вы встречали Квасковяка, в какую сторону он шел?

Стефанек задумался.

– Встречал я его нечасто. Но, сдается мне, он всегда шел домой.

– А откуда?

– Вроде бы с Березовой, от железной дороги. А может, и наоборот? Не помню.

– Как он был одет?

– По-моему, в тренировочный костюм. Да, точно, в темно-синий тренировочный костюм. Помню, я как-то спросил его, не готовится ли он к спартакиаде. А он рассмеялся и сказал, что слишком стар для этого, но прогуляться и подышать свежим воздухом перед работой очень полезно.

– А в тот день, когда его убили, вы видели Квасковяка?

– Нет. Иначе я пришел бы в милицию. В тот день он сам молока не взял. Перед дверью стояла пустая бутылка, я заменил ее на полную.

– Вы не помните, который был час?

– Не помню. Что-то около пяти, но на часы я не смотрел.

– Может быть, вы видели или слышали, как проезжала машина?

– Машина? – Зборковский задумался. – Да. Проезжала, но не по Резедовой, а по улице Акаций. Я как раз ставил ящики на тележку и собирался ехать по Березовой в сторону Акаций, когда по ней проехала машина.

– В какую сторону?

– Вроде бы в сторону леса, но не поручусь.

– От перекрестка, где вы стояли, до улицы Акаций не более ста метров. Вы разглядели машину?

– Вас интересует, чья это машина? Нет, не знаю.

– А ее марка и цвет?

– Это был польский «фиат» темно-зеленого цвета. Могу это утверждать, поскольку, хотя еще было темно, на углу Березовой и Акаций горел фонарь. Минутку! Когда я развозил молоко на Резедовой, то тоже слышал звук машины, проезжавшей в сторону улицы Акаций, но ее не видел.

– Много ли времени прошло между тем, как проехал «фиат» и вторая машина?

– Нет. Минут десять, не больше. Я уже направился в сторону Березовой, когда услышал звук мотора.

– Больше вы ничего не заметили?

– Нет. Развозил молоко, как обычно. На улицах никого не было. Только позднее, когда я уже вернулся к магазину, на улицах появились люди. Кто-то сказал мне, что в лесу нашли убитого Квасковяка. Потом я встретил сержанта Михаляка и капрала Неробиса. Вокруг них толпились люди, но я не подошел: надо было скорее кончать с молоком.

– Возвращаясь к вашим утренним встречам с Квасковяком: случалось вам видеть его выходящим из дома?

– Нет. Я всего-то встречал его раза три-четыре, и всегда, когда он уже возвращался.

– Со стороны Березовой улицы?

– Да. Один раз я видел его на Березовой, он шел со стороны железной дороги. А в другой раз он поворачивал с Березовой так, словно возвращался с улицы Акаций. Комендант любил порядок и лично проверял, все ли в поселке так, как следует.

– Кто мог его убить, как вы думаете?

– Не знаю. Квасковяк был человеком требовательным, многим он насолил. Но чтоб его за это так стукнуть?!

– А в мундире вам тоже доводилось встречать старшего сержанта?

– Только не утром. По утрам он всегда ходил в тренировочном. Как-то даже сказал, что после таких прогулок и завтрак вкуснее кажется. Часов около семи случалось видеть коменданта, шедшего от станции в сторону отделения. Он всегда заглядывал на вокзал, когда приходили утренние электрички, проверял, не хулиганит ли кто. Вообще, у нас в Подлешной милиция больше всего следит за вокзалом. И правильно, там чаще всего случаются скандалы.

– Спасибо за информацию. Возможно, она поможет следствию. Завтра, когда разнесете молоко, загляните ко мне. Надо составить официальный протокол. А может быть, до утра вспомнятся еще какие-нибудь детали?

– Боюсь, что нет, пан майор. Рассказал все, что знал. Зайду обязательно, но только после восьми.

– Как вам удобнее. Я и сам, наверное, раньше восьми не вернусь из Варшавы.

Зборковский поклонился и вышел, а заведующая вернулась к гостю.

– Может быть, еще кофе, майор? – предложила она.

– Нет, спасибо. Кофе отличный, но одной чашки достаточно.

– Ну, как Стефанек? Узнали у него что-нибудь интересное?

– Пока трудно сказать, – осторожно ответил майор.

– Вы ужасно таинственны.

– Насколько я понимаю, вы и так все скоро узнаете. Большое спасибо за помощь в покупках и за кофе. Мне пора.

Майор попрощался с Нелисецкой и вернулся в отделение.

– Скажите, Михаляк, – спросил он, – у кого в Подлешной есть зеленый «фиат»?

– Только у доктора Воркуцкого, – ответил сержант. – Он купил его в прошлом году.