Текст книги "Польский детектив"

Автор книги: Ежи Эдигей

Соавторы: Марек Рымушко,Барбара Гордон,Казимеж Козьневский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

– Если предположить, что вы правы и Квасковяк действительно следил, то он всегда возвращался бы домой в одно и то же время: ведь человек, спешащий на электричку, выходит из дома всегда в одно и то же время.

– Случается, люди опаздывают.

– Тогда комендант возвращался бы после отхода следующей электрички. Расписание знаете?

– Следующая отходит в десять минут шестого.

– Значит, Квасковяк, как правило, возвращался бы домой через десять минут, а иногда через сорок. Но ведь было не так. В его возвращениях вообще не было никакой системы.

– Верно, – признался сержант, – что-то тут не вяжется.

– Кто живет в этом районе?

– Это самая богатая часть Подлетной, и самая старая. Солидные виллы, построенные разными промышленниками, торговцами и директорами. Большинство этих людей или их наследники живут тут и сейчас. И зарабатывают, наверняка, не хуже, чем до войны. Одно содержание такой виллы – отопление, свет, газ и телефон – обходится не меньше, чем в тысячу злотых в месяц. А еще ремонты…

– То-то я видел многие дома в плохом состоянии.

– Только не в этом квартале. Тут таких немного. Доктор Воркуцкий, например, в прошлом году не только основательно отремонтировал дом, но и построил большую оранжерею. Если это не обошлось ему тысяч в семьсот, то я просто не умею считать.

– Воркуцкий? Тот, что выступал на похоронах?

– Он. Богатый человек. Врач-хирург. Лечит больных, страдающих расширением вен. Работает в Варшаве, но принимает и на дому. Он председатель Общества друзей Подлешной. Или вот еще пани Розмарович. Владелица магазина дамских пальто на улице Мархлевского в Варшаве. Она живет неподалеку от моих родителей. Торговать начала с лотка, довольно быстро купила себе хороший участок на улице Акаций и построила отличный домик, лучше даже, чем у инженера Белковского. Он тоже построился четыре года назад. До этого снимал две комнаты у Савицких. Теперь ездит в Варшаву на собственном «вартбурге». В столице у него медицинская лаборатория. Сыну купил «БМВ».

– Он фармацевт?

– Нет. Химик. Работает вместе с каким-то магистром. В этой же части Подлешной живет некто Кравецкий. До войны он владел большим строительным предприятием. Во время оккупации неплохо нажился: строил для немцев железные дороги. Тогда же купил себе виллу. Теперь он уже старик, но его сын продолжает заниматься строительством. Он-то и построил дома Розмарович и Белковскому. А на Резедовой живет доктор Лис. Он шесть лет пробыл в Конго. Вернувшись, купил у Малиновского старую развалину и превратил ее в отличную виллу. А те свободные участки, которые я вам показывал на плане, не застроены потому, что или хозяин не хочет их продать, или они просто бесхозные. Об остальных жителях этой части Подлешной трудно что-нибудь сказать. Вроде человек и работает где-то – и должность пустячная, а вилла как дворец. Мебель будто из музея. Откуда? На какие средства? На этот вопрос никто из них не отвечает. Я не говорю, что все это скверно пахнет, просто объясняю, что в Подлешной немало богатых людей.

– А где живут те, кто победнее?

– С другой стороны железной дороги и ближе к Варшаве. Как раз там вы и видели разные развалюхи и дома, построенные своими руками. Часто даже без ведома и согласия местных властей.

– А может, Квасковяк ходил в ту сторону?

– Нет. Слишком далеко. Думаю, что он что-нибудь заметил или на Резедовой, или на Акаций. Могло это быть и на одной из поперечных улиц: Березовой или 15-го Декабря, но не дальше. Если комендант иногда возвращался через десять минут, то дорога в один конец должна была занимать не больше половины этого времени.

– Почему же тело оказалось в конце Резедовой?

– Убийцы не хотели, чтобы коменданта обнаружили возле их дома, потому и отнесли тело в лес.

– Скорее, отвезли. Нести человека опасно, даже ночью. Кто-нибудь мог бы это заметить. Но это противоречит показаниям Раковского. Он утверждает, что встал в половине пятого, но тогда он наверняка бы услышал, если бы мимо его дома проехала машина. Ведь стояла мертвая тишина.

– Это ничего не значит. Могли ехать не по Розовой. Ведь Резедовая и Акация тоже кончаются у леса. Если коменданта убили на Резедовой, возле его дома, то могли на машине довезти до леса, а там пронести сотню метров на руках до того места, где его нашел Раковский.

– Звучит правдоподобно, – согласился майор. – Надо будет проверить, не слышал ли в то утро кто-нибудь из жителей Резедовой или Акаций шума проезжавшего автомобиля.

– Капитан Левандовский уже выяснил это, – сказал сержант.

– Безрезультатно?

– Так точно. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

– Как люди относятся к милиции? Точнее, как относились к старшему сержанту Квасковяку?

Михаляк на минуту задумался.

– Честно говоря, – сказал он, – люди вообще-то не слишком любят милицию. Этого не скроешь. Нет, наверное, такого человека, который за свою жизнь ни разу не нарушил бы каких-нибудь предписаний. А мы заставляем их выполнять. И все же жители Подлешной не могли не оценить усилий милиции. Теперь здесь тихо и спокойно, спокойнее, чем в любом другом месте под Варшавой. Я хорошо помню: лет шесть-семь назад тут всякое бывало. Кроме того, Квасковяк не был бюрократом, следящим за буквой закона, и людям это нравилось. Для него главное – порядок и спокойствие в поселке. А методы он применял разные, может, не всегда предусматривамые законами, но зато очень эффективные. Нелегко это ему давалось. Люди тут всякие, у одних средства, у других знакомства. Но комендант со всеми умел поладить. Если надо было, то не глядел ни на чины, ни на звания.

– Врагов у него много было?

– Хулиганы и самогонщики частенько ему грозили. Поначалу, когда он еще не был комендантом, иногда и окна у него били. Но не больше того. Не помню, чтобы у нас кто-нибудь напал на милиционера. Бывает, конечно, когда пьяного тащишь в отделение, он ругается и даже в драку лезет. Зато когда проспится у нас, то просто плачет, чтобы дело на коллегию не отправляли и на работу не сообщали.

– А что в таких случаях делал Квасковяк?

– Чаще всего махал рукой и вместо того, чтобы отправлять на коллегию, давал парню в руки метлу и заставлял несколько часов подметать улицы. Это наказание действовало лучше, чем любые штрафы. Его как огня боялись.

– Еще бы, – заметил Неваровный, – наверное, весь поселок смеялся над таким подметальщиком. И шуточек было немало.

– Если бы вы видели, пан майор! Квасковяк сам проверял, хорошо ли выполнена работа. И все же я не думаю, чтобы кто-нибудь из них поднял руку на коменданта. Если бы его убили в пивной или на станции, тогда другое дело: вдруг кто-то по пьянке вздумал отомстить. Но убийство ночью, из-за угла, – это не укладывается в голове. Тут что-то другое.

Бронислав Неваровный внимательно слушал сержанта. «Старик» не ошибся, обратив внимание майора на этого парня. Он и вправду был сообразителен и толков. Кроме того, что очень важно, прекрасно знал местных жителей.

– Если принять вашу точку зрения, – сказал майор, – то Квасковяка убили метрах в пятистах от его дома. Только с такого расстояния можно вернуться домой за десять минут. А после убийства тело переправили в лес.

– Так мне кажется.

– Отсюда вывод: подозреваться в убийстве могут все, живущие в радиусе пятисот метров от дома Квасковяка. Я прошу вас сделать перечень домов, расположенных в этом радиусе, и подробный список их жильцов. Естественно, исключая женщин и детей. Рана, нанесенная Квасковяку, свидетельствует о том, что убил его мужчина, причем сильный мужчина.

– Когда это сделать?

– Как можно скорее.

– Через час будет готово, – пообещал Михаляк. – Таких фамилий немного. Не более тридцати.

– Вполне достаточно, чтобы было трудно обнаружить того, кого мы ищем. Убийцу! Еще я хотел бы познакомиться с этими людьми, составить о них собственное мнение. А может, и не только с ними.

– Это проще простого. Стоит вам несколько раз заглянуть в «Марысеньку», как вы всех будете знать и все будут знать вас. «Марысенька» – единственное кафе и одновременно клуб Общества друзей Подлешной.

– Далеко отсюда?

– Тут все близко. На соседней улице.

– Частное заведение?

– И да, и нет. Официально – общественный сектор. А на самом деле собственность пани Марии Ковальской. Хитра баба. Вдова какого-то промышленника. У них была двухэтажная вилла. До войны – богатые люди, пожалуй, самые богатые в Подлешной. После войны пани Ковальская испугалась, что к ней кого-нибудь подселят и переделала дом так, что наверху получилась трехкомнатная квартира, а весь низ отдала Обществу друзей Подлешной. Общество же, пытаясь раздобыть средства на существование, добилось от местных властей разрешения на устройство кафе, которое взяла в аренду пани Мария. Отсюда и название.

– А я подумал, что это связано с Марысенькой Собеской, женой короля Яна.

– Нет. Король Собеский, кажется, изъездил всю Польшу, повсюду сажая дубы и липы, но в Подлешной вроде бы не был. Это кафе у нас очень популярно. Кроме «Марысеньки» и кооперативного ресторана, тут просто некуда пойти. Нет такого человека в Подлешной, который хоть раз в неделю не заглянул бы к пани Ковальской если не на чашечку кофе, то просто купить несколько пирожных. А в субботу там дансинг. Тогда можно встретить приезжих. Случается перед кафе стоит машин пятнадцать из Варшавы.

– Что вы делаете сегодня вечером, сержант?

– Ничего особенного. Хотел поехать в Варшаву…

– Прекрасно. Переоденьтесь в штатское и пойдемте вместе в «Марысеньку».

– Лучше всего идти около шести, потом трудно найти свободный столик.

– Прекрасно. А теперь я хотел бы осмотреть отделение, обойти окрестности и познакомиться с вашими коллегами.

4
В кафе «Марысенька»

Это была действительно красивая вилла. Сразу видно, что строил ее человек, которому не приходилось дрожать над каждым грошем, к тому же он обладал хорошим вкусом и сумел найти талантливого архитектора. Как и соседние дома, «Марысенька» была удалена от улицы метров на десять. Широкая лестница вела на крыльцо, откуда через двустворчатые двери открывался вход в просторный холл.

Холл был разделен на две части. В одной устроен гардероб, в другой – приемная для посетителей Общества друзей Подлешной. Соседняя дверь вела в большую комнату, где раньше, по-видимому, был салон богатого промышленника. Теперь от былой роскоши остались только мраморный камин и сильно потертый ковер на полу. В комнате стояло множество разнокалиберных столиков. Стулья и кресла были, наверное, тоже собраны откуда придется, но это даже придавало комнате, превращенной в главный зал кафе, своеобразное очарование. Несмотря на ранний час, большинство столиков было занято. Очень красивая девушка разносила на небольшом подносе чашечки с кофе, пирожные и торты домашней выпечки.

Между этой комнатой и соседней большая часть стены была разобрана. В глубине второй комнаты виднелась стойка, уставленная тарелочками с разнообразными закусками. Позади – целая коллекция вин, коньяков и ликеров. За стойкой царила во всей красоте цветущей пятидесятилетней женщины пани «Марысенька» – Мария Ковальская. Как успел заметить майор, для каждого гостя у нее была припасена любезная улыбка или радушное словечко. Более близкие ей люди удостаивались чести поцеловать ручку у «пани директор».

Неваровный выбрал столик у стены, почти в самом углу зала. Оттуда он мог свободно разглядывать посетителей кафе. Сержант Богдан Михаляк по случаю приезда старшего офицера милиции был одет в лучший вечерний костюм, белую рубашку и серебристый галстук. Майор, как обычно, был в старом, несколько помятом костюме. Впрочем, если бы он даже и захотел, то не смог бы прийти в чем-то ином. Съездить в Варшаву переодеться он бы не успел. Весь день новый комендант провел в знакомстве с местом своей будущей работы.

– Приветствую пана сержанта. Чем могу служить? – прелестная официантка одарила вновь прибывших лучезарной улыбкой.

– Мне кофе, – сказал майор.

– Мне тоже.

– И два раза сырники? – улыбка девушки очаровывала и искушала.

– Если можно, панна Эля, – подхватил Михаляк.

Девушка не отошла, а отплыла, провожаемая восхищенным взглядом сержанта.

– Хорошенькая, – заметил Неваровный.

– Гляжу на нее и не могу налюбоваться, – признался сержант.

– Так в чем же дело? – майора забавляла восторженность младшего коллеги.

– Слишком велика конкуренция и слишком пусто в кармане. Не по зубам простому сержанту. Она – девушка расчетливая. Об ее связи с инженером Белковским известно всем.

– Это тот, что занимается анализами?

– Он самый. Он сидит в соседней комнате, у окна. А худышка рядом с ним – его жена.

Бронислав Неваровный с интересом взглянул в указанном направлении и увидел очень полного мужчину лет шестидесяти с седоватыми, уже сильно поредевшими волосами. Сидевшая рядом женщина была его полной противоположностью. К ней очень подходило определение «кожа да кости».

– Вы же красивее и много моложе его. Не говоря уже о том, что он может быть ей не только отцом, но и дедом.

– Все дело в том, что у этого пана все в порядке с наличностью.

Через минуту официантка поставила на столик две чашечки кофе и два солидных куска сырника с золотистой корочкой.

– Очень приятно, – сказала она, – что пан майор посетил нас. Мы рады новому коменданту и надеемся, что он станет у нас постоянным и желанным гостем.

Делать было нечего. Майор встал, представился и поцеловал протянутую ему руку. Пани Мария Ковальская, наблюдавшая эту сцену из-за стойки, теперь тоже подошла к ним с подносом, уставленным бокалами с красным вином.

– Надеюсь, пан майор позволит, – пани Марысенька буквально таяла в улыбке, – поприветствовать его в нашей милой Подлешной и от имени всех ее обитателей выразить искреннюю радость, что мы приобрели столь энергичного и опытного коменданта милиции. Я счастлива, что именно нам выпала честь первыми приветствовать пана в нашем поселке. Правда, пан Адась?

В «пане Адасе» майор узнал человека, произносившего речь на похоронах у гроба Владислава Квасковяка. Он прощался с ним от имени местного народного Совета. Это был председатель совета Адам Рембовский.

– Конечно, конечно, – раздались голоса гостей из обоих залов.

Майору снова пришлось встать, поцеловать руку хозяйки кафе, а потом пожимать многочисленные руки, тянувшиеся к нему со всех сторон. Столик быстро окружила небольшая толпа.

– Выпьем за здоровье пана майора и за его успехи в работе, – предложила Ковальская.

Бокалов с вином, принесенных пани Марией, хватило только на тех, кто первым подошел к столику. Официантка принесла еще один поднос. Неваровный без конца чокался с совершенно незнакомыми людьми. Жаловаться не приходилось, его желание познакомиться с жителями Подлешной исполнилось почти мгновенно. Кто-то предложил сдвинуть два стола, потом к ним приставили третий, и вскоре через оба зала тянулся длинный стол, во главе которого усадили майора. Тост, предложенный хозяйкой кафе, вылился в целый банкет в честь нового стража порядка в Подлешной.

Неваровный уже много лет не участвовал в таких сборищах, и приходилось делать вид, что ему это нравится. Майор не сомневался, что среди всех этих мило улыбающихся ему людей найдется немало таких, кто от души желал бы, чтобы милиция не совала носа в их дела и документы.

Зато сержант Михаляк веселился от души. Панна Эля присела возле него и явно позволяла за собой ухаживать. Майор поискал глазами инженера Белковского. Химик, как и все, подошел, чтобы представиться офицеру милиции, но не участвовал в общем веселье. Он сидел с женой за своим столиком, и, кажется, собирался уходить.

– Вы нас покидаете? – хозяйка кафе пыталась удержать супружескую пару. – Так рано?

– К сожалению, у меня завтра много работы. – Инженер поклонился всем и вышел, пропустив вперед жену.

– Что это он сегодня не в настроении? – спросил тихонько доктор Воркуцкий пани Ковальскую.

– Разве вам не ясно? – та многозначительно глянула в сторону своей помощницы и красивого милиционера.

Воркуцкий рассмеялся.

– В Подлетной назревает новое преступление.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

Офицер милиции сделал вид, что ничего не слышит, но про себя отметил: не исключен и такой мотив убийства – чья-то ревность. Маловероятно, но возможно.

– Я вижу, что вам не очень-то весело. – Женщина, сидевшая недалеко от Неваровного, улыбнулась ему через стол. Это была красивая особа лет тридцати пяти, с большими светло-голубыми глазами и темными, гладко зачесанными назад волосами. Майор припомнил, что раньше она сидела за столиком с председателем поселкового Совета Адамом Рембовским.

– Ну что вы! Совсем напротив. – Неваровный старался быть любезным. – Просто я немного устал, а надо еще вернуться в Варшаву.

В этот момент кто-то отозвал пани Ковальскую, сидевшую рядом с майором. Освободилось место.

– Единственная возможность сесть рядом с героем сегодняшнего вечера, – сказала синеглазая и пересела к Неваровному.

Тот разозлился. Женщина не понравилась ему с первого взгляда. Он признавал, что она красива и одета со вкусом, но тем не менее чувствовал к ней необъяснимую антипатию. Может быть, дело в холодном, проницательном взгляде?

Между тем элегантная соседка придвинула тарелочку с тортом, свой бокал вина и, окинув майора внимательным взглядом, заметила:

– Вы, очевидно, удовлетворены?

– Чем? – майор перестал играть в любезность.

– Ох, конечно, не тем, что я села рядом, – рассмеялась она, – это скорее раздражает вас, вижу по лицу. Зато вы сразу добились цели. Познакомились почти со всеми, кто «имеет вес» в Подлешной. Интересно, есть ли среди них «он»?

– Кто – «он»?

– Убийца.

– А почему не «она»?

– Коменданта ударили по голове молотком, ломом или обухом топора. Череп был пробит.

– А вы неплохо информированы.

– Вам придется привыкнуть к тому, что в Подлетной не бывает тайн. Вам даже и не снилось, какой интерес вызывает ваша персона у местных жителей, особенно у прекрасного пола.

– Вы слишком любезны, – ответил Неваровный и мысленно добавил: «Вот проклятая баба!..»

– Но вернемся к убийству, – продолжала незнакомка. – Поскольку рана на голове Квасковяка свидетельствует, что убийцей был мужчина, то кто же из них? – и женщина обвела взглядом сидевших в кафе.

– А почему не сильная, тренированная женщина? – майор с вызовом посмотрел на нее.

– Отпадает.

– Вы уверены?

– Я слишком далеко живу.

– Не понимаю.

– Я не принадлежу к местной аристократии, я всего лишь допущена в узкий круг местного общества… Не слишком, увы, молода. К тому же разведена… На руках пятнадцатилетняя дочь, Магда. Живу в восточной Подлешной, в двух километрах от Резедовой. Пожалуй, это исключает меня из списка подозреваемых?

Майор с трудом скрывал удивление и недовольство. Его тезис, что убийцей был мужчина, известен всей Подлешной. Соседку явно развлекала растерянность нового коменданта.

– Поживете в Подлешной подольше, – добавила она, – многое поймете. Да, да, майор, мы тут знаем все.

– Даже кто убил?

– Есть и такие. Прежде всего те, кто это сделал.

– Сразу во множественном числе?

– Вы прекрасно знаете, майор, если уж кто-нибудь планирует убийство милиционера, то почти никогда не действует в одиночку. Убивает банда, чтобы избавиться от человека, который слишком много знает. Квасковяк слишком много не знал, но был на верном пути.

– А вы?

– Я предпочитаю ничего не знать. Это удобнее и безопаснее. Надеюсь, никто не найдет меня в лесу с разбитой головой. Что касается вас, пан майор, – голубоглазая огляделась и, склонившись к нему, понизила голос, – советую заинтересоваться нашей «золотой молодежью».

– «Золотой молодежью»?

Еще один взгляд по сторонам.

– Например, доченькой пана доктора Воркуцкого. Или сыночков инженера Белковского. А возможно, двумя любимыми детками нашей милой хозяйки. Есть и другие. Михаляк расскажет вам о них больше, чем я. Впрочем, я могу и ошибаться.

– Как это понимать?

– Я и так уже сказала вам слишком много.

Майор взглянул на часы. Было девять.

– К сожалению, мне пора, – сказал он.

Соседка усмехнулась.

– Жаль. Мы так мило болтали. Надеюсь, мы скоро встретимся и продолжим наш интересный разговор.

– Вы уже уходите? – Марысенька Ковальская была тут как тут. – Ханночка, вы, наверное, плохо развлекали нашего дорогого гостя.

– Я делала все, что могла, но безрезультатно. Никаких шансов на успех.

– Не может быть, пани шутит. – Хозяйка кокетливо глянула на Неваровного. – Вы действительно уходите?

– Мне надо возвращаться в Варшаву, милая пани.

– Но вы можете переночевать у нас, – предложил доктор Воркуцкий, – в клубе Общества друзей Подлешной. Там стоит тахта и есть постельное белье. Часто случается, что кто-нибудь приедет и надо переночевать, мы к этому всегда готовы. Надеюсь, вы совсем переедете в Подлешную?

– Думаю устроить себе жилье в помещении отделения милиции. Сегодня я приехал просто осмотреться.

– Если хотите, – вступила в разговор пани Розмарович, – то в моем доме есть очень удобная комната с отдельным входом. Я с удовольствием предоставлю ее нашему защитнику.

– Большое спасибо. Но мне обязательно надо вернуться в Варшаву. Завтра я должен быть в воеводском управлении.

– Надеюсь, мы скоро увидимся, – пани Ковальская решила больше не удерживать майора и протянула ему на прощанье пухлую руку.

– Конечно, конечно, – майор поцеловал ее со всей возможной для него галантностью.

Сержант Михаляк с явным огорчением поднялся со стула по соседству с хорошенькой официанткой. Он бы с удовольствием остался еще, но чувствовал себя обязанным выйти с начальником.

– Если хотите, можете остаться. Провожать меня не обязательно. – Неваровному стало жаль парня.

– Нет, нет, я провожу вас до станции, – слабо запротестовал сержант.

– Сам доберусь.

– Но…

– За меня не беспокойтесь. Вы же сами говорили, – засмеялся майор, – что Подлешная стала самым спокойным местом во всем воеводстве.

– Но вас тут еще не знают. Вдруг кто-нибудь пристанет.

– Тогда и узнают, и пожалеют об этом. Оружие всегда при мне. – Майор многозначительно похлопал по карману, в котором, кроме сигарет и спичек, ничего не было.

Михаляк, довольный таким оборотом дела, снова уселся за столик. Майор поклонился всем и направился в гардероб. За ним вышли его соседка и пани Ковальская, считавшая своим долгом проводить гостя до дверей. В гардеробе уже одевался Адам Рембовский.

– А со мной вы не захотели попрощаться, – с обидой заметила пани Ханка, – поэтому я вас накажу – выйду вместе с вами.

– Я просто в восторге. – Неваровный сказал это тоном человека, страдающего страшной зубной болью.

– Я тоже ухожу, – сказал Рембовский. – Мы можем пойти вместе.

– Мне кажется, пан председатель, вам в другую сторону. На улицу Акаций?

– Вы впервые в Подлешной, а уже знаете, кто где живет, – рассмеялся Рембовский. – Отличный начальник отделения у нас появился… Я с удовольствием пройдусь до станции и обратно. Что-то голова разболелась. Наверное, от красного вина.

– Я, пожалуй, проеду одну остановку на электричке, – добавила их спутница.

– Если позволите, я провожу вас до дома, – по-рыцарски предложил Рембовский.

– Чтобы местные сплетницы превратили меня в вашу любовницу? Спасибо. Правда, моей репутации это уже не повредит, но ставить под удар вас… – Пани Ханка рассмеялась. – Я прекрасно доберусь до дома одна. И если мы хотим успеть на поезд, пора выходить.

– Мы говорили с доктором Воркуцким, – начал Рембовский, когда они вышли на улицу, – что надо чем-то помочь бедной вдове Квасковяка. Поселковый Совет фондами на подобные цели не располагает, но доктор обещал, что Общество друзей Подлешной выделит некоторую сумму на оказание ей помощи. Труднее ей будет найти работу в поселке. В Подлешной с этим тяжело, особенно для женщин. Попробую поговорить с пани Ковальской. Может быть, она устроит ее у себя в кафе?

– Никому не пожелаю работать с таким человеком, как Марыся. Она только на вид мила и любезна. Это бесцеремонная особа, для которой главное в жизни – деньги. Не удивительно, что ее помощницы меняются каждый месяц.

– Вы преувеличиваете, пани Ханночка, – запротестовал Рембовский. – Ведь панна Эля работает уже почти два года. И, кажется, довольна.

– Знаю, что говорю. Элька держится там так долго потому, что хорошо зарабатывает. Недаром она так глазками стреляет. Любой из вас готов ей оставить «на чай» хоть пару злотых. Кроме того, Марыся Ковальская не хочет ссориться с Белковским, а на поведение Эли смотрит сквозь пальцы. Кому еще она позволила бы сидеть за столиком с гостями, как сегодня? Зато с остальными она не церемонится.

– Со вдовой Квасковяка я еще не успел поговорить, – вставил майор, – но мы ее не оставим в беде. Она получит пенсию на троих детей, а кроме того – страховку за мужа. Что касается работы для нее, то мы постараемся решить и эту проблему. Дети у нее школьного возраста?

– Кроме младшего, Метека. Ему только шесть лет, – ответил Рембовский. – А в Подлешной нет детского сада. Ближайший в Рушкове, да в нем нет мест. Устроить туда ребенка из Подлешной – дохлое дело.

– В ближайшие дни я поговорю с пани Квасковяк и выясню ее планы на будущее. Тем не менее спасибо вам за заботу и внимание.

Подошла электричка. Пани Ханка и майор вошли в почти пустой вагон. Рембовский помахал им на прощание рукой и направился домой.

– Может быть, вас все-таки проводить?

– Спасибо, но в этом действительно нет необходимости. Я ведь местная. Вы же знаете – настоящий вор на своей улице не крадет, то же можно сказать и о наших хулиганах. Зато я в достаточной степени оценила ваше самопожертвование, поскольку чувствую – мое общество не доставляет вам удовольствия, ведь так?

– Ну что вы! – тон майора едва скрывал галантную ложь.

Электричка замедлила ход – приближалась платформа «Подлешная-Восточная». Пани Ханка протянула майору руку:

– Вы уж извините те колкости, что я себе позволила. И не сердитесь. Жизнь меня не очень-то балует. Если бы во мне тут, в Подлешной, не нуждались, да к тому же еще и слегка не побаивались, я бы тут долго не выдержала. До свидания!

Она не позволила майору поцеловать ей руку, ограничилась крепким рукопожатием и быстро вышла из вагона. Поезд тронулся.