Текст книги "Как повергнуть герцога (СИ)"
Автор книги: Эви Данмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
– Приходи потом в загон.
Плечи мисс Арчер расслабились, и он понял, что его догадка была верна, сегодня она предпочитала не оставаться с ним наедине. И всё же пришла в конюшню.
Первую минуту они шли молча. Ему было легко подстроиться под её широкий шаг деревенской женщиной. Коей по сути она и являлась. Он изучал её строгий профиль, гадая, сколько французской голубой крови течёт в жилах мисс Арчер. В отчете говорилось, что её предки по материнской линии приехали из Франции с каким-то графом во время Террора, а французы зачастую награждали прислугу своими бастардами.
– Вам нравится охотиться, ваша светлость? – вежливо поинтересовалась она, заводя беседу.
– Да, – ответил он. – Это одно из немногих удовольствий землевладельца. – Ну вот. Теперь начинало казаться, будто вчерашнего инцидента, когда он чуть не поцеловал её прекрасную шею, и не было.
– Что же ещё радует владельца землёй? – спросила она с лёгкой иронией в голосе.
– Внедрение правильных методов управления. Знание того, что земля будет приносить устойчивый урожай, а не пропадать зря.
Впервые за это утро она встретилась с ним взглядом.
– Я думала, это ответственность управляющих.
– Они находятся в моём подчинении, – ответил он. – Поэтому, в конечном итоге, ответственность лежит на мне.
За все сто двадцать тысяч акров. В первую неделю после внезапной кончины отца, когда Себастьян заперся в кабинете и принялся рыться в стопках бухгалтерских книг, писем и контрактов, он пришёл в полное недоумение, как отец мог пить, играть в азартные игры и проводить время с любовницей, в то время как десятки тысяч акров земли пребывали в упадке из-за плохого управления. Ещё через неделю и бесчисленное количество сигарет он сделал вывод, что отец начал пить и играть в карты именно из-за состояния поместий. Вкупе с долгами и несколькими неудачными инвестиционными решениями их владения превратились в бездонные ямы. По всей Британии со времён промышленной революции всё больше земельных угодий неуклонно превращались в обузу. И какой бы умной ни была Аннабель Арчер, она не могла об этом знать. В конце концов, сами аристократы притворялись, будто не в курсе, что их благородное имя – это колосс на глиняных ногах.
В загоне царило оживление, несколько списанных лошадей стояли в дальнем конце и чистили друг друга. Его конь галопом описывал круги вокруг Макмахона. Мышцы животного вовсю работали, а на белоснежной шкуре поблёскивал солнечный свет.
Аннабель обхватила руками перила, не сводя глаз с жеребца.
– Он великолепен, – сказала она, – такой мощный и в то же время грациозный.
– В этом особенность породы, – ответил Себастьян. – Андалузская лошадь – это помесь европейской теплокровной и арабской чистокровной. Она взяла лучшее из двух миров.
Аннабель улыбнулась, той самой загадочной улыбкой, которая заставляла его теряться в догадках.
– Как его зовут? – спросила она.
Себастьян без запинки отчеканил официальную, очень длинную и очень испанскую кличку, которая была записана в документах на жеребца.
– Боже мой, – удивилась Аннабель, – как же вы его зовёте?
– Никак, – сказал он, но, увидев её потрясённое лицо, добавил: – Это же лошадь.
Кличку можно дать собаке, но лошади?
Он буквально видел, как у Аннабель в голове крутятся шестерёнки.
– Выкладывайте, мисс, – сказал он. – Я вижу, вы уже успели придумать ему имя.
Она посмотрела на коня, прикрыв рукой глаза от яркого солнца.
– Он похож на Аполлона.
Греческий бог солнца. Почему бы и нет? Коню шло это имя.
Одна из списанных лошадей рысью подбежала к ним, заинтересованно подёргивая ушами.
– А это кто у нас такой? – промурлыкала Аннабель, обращаясь к животному. Себастьян не мог избавиться от ощущения, что сейчас её тон был значительно теплее, чем когда она разговаривала с ним. Мерин уткнулся носом в её ладонь, раздув ноздри, когда учуял запах яблока.
Она взглянула на Себастьяна, нахмурив лоб.
– Почему его шкура пошла клочками? Он болен?
– Нет, он просто старый, ему скоро тридцать.
Она погладила серую морду.
– Не слишком ли он немощный, чтобы работать?
– Он больше не работает, этот мерин на пенсии.
Аннабель замерла.
– Вы держите у себя списанных лошадей?
– Да.
– Почему?
– Потому что они хорошо поработали, и нет нужды предавать их земле раньше времени.
Она ненадолго замолчала. Затем снова погладила лошадь и пробормотала что-то вроде: “Но это было бы намного экономичнее”. Себастьян мог бы рассердиться на замечание, но её тон оставался таким же нежным, как и тогда, когда она приветствовала дряхлую лошадь. В душе его что-то откликнулось, в груди разлилось тепло, несмотря на холод вокруг. Себастьян сглотнул. Он не пил спиртное почти два десятка лет, но сейчас ему казалось, будто его горло обжёг крепкий виски. Можно ли опьянеть от одного присутствия женщины?
Она посмотрела на него краем глаза, и у него закружилась голова.
Да. Да, видимо, женщина действительно может опьянить мужчину. Чёрт бы побрал послушного Стивенса, который положил конец их уютному тет-а-тету.
– Аннабель, дай мне свои мерки, прежде чем я сегодня уеду, – попросила Хэтти.
Аннабель подняла глаза от письма.
Гостиную заливал серый дневной свет. На диване, как императрица, возлежала Хэтти, а перед ней на низком столике стояла чаша с виноградом.
– Зачем они вам, мисс Гринфилд?
– Потому что у меня такое чувство, что тебя пригласят на новогодний приём Монтгомери, и тебе понадобится бальное платье.
– Очень маловероятно.
– Ты же приглашена на рождественский ужин к леди Лингем.
– Потому что я всё ещё буду находиться в Клермонте на Рождество.
– Ну, хорошо. Просто представь себе на секунду, что возникнет такая маловероятная ситуация, и тебя пригласят на самый большой приём года, а ты будешь вынуждена отказаться, потому что тебе не в чем на него пойти.
– А теперь представь, что я закажу бальное платье, а меня не пригласят.
Хэтти положила в рот ещё одну виноградину.
– Тогда у тебя останется бальное платье, а оно никогда не бывает лишним.
Аннабель вздохнула.
– Катриона, скажи теперь что-нибудь ты.
Катриона сидела в большом кресле, подобрав ноги.
– Я бы держалась подальше от балов в принципе, но так как мой отец настаивает на их посещении, я бы предпочла, чтобы на этот мы отправились все вместе, – ответила она, любезно подняв глаза от блокнота.
Аннабель прищурилась.
– Ты мне нисколько не помогла, дорогая.
– У Селесты появился новый шёлк изумрудного оттенка, – сказала Хэтти. – Мне сестра сообщила. – Она махнула рукой на письмо, лежавшее рядом с чашей с фруктами. – Ты будешь великолепно смотреться в изумрудном.
Селеста. Модистка с Бонд-стрит была настолько знаменитой, что при упоминании одного её имени всем сразу становилось понятно, о ком идёт речь, а такие люди, как Аннабель, знали её только по дорогим модным журналам, которые Хэтти тайком проносила в общую комнату их колледжа. Её шелка струились как вода… А наряды придавали золотую огранку бриллиантам чистой воды…
Аннабель опустила взгляд на письмо Гилберту, где она утверждала, что выздоравливает в оксфордских апартаментах Катрионы в колледже
Сент-Джонс. Если она сообщит ему, что проводит Рождество с герцогом Монтгомери и обсуждает шелка Селесты, они всей семьёй заподозрят, что её рассудок помутился после трёх месяцев учёбы в университете и прикажут вернуться в Чорливуд быстрее, чем она успеет сказать: "Счастливого Рождества".
Аннабель вернулась к письму.
– Даже не рассмотришь моё предложение? – В голосе Хэтти прозвучало разочарование.
– Я не могу позволить себе бальное платье.
Последовала небольшая деликатная пауза.
– А я всё думала, что подарить тебе на Рождество.
Аннабель смерила подругу изумлённым взглядом.
– Хэтти. Я – не твоё благородное дело.
По крайней мере, у Хэтти хватило совести изобразить раскаяние на лице, пусть и всего лишь на мгновение. Потом в её глазах зажёгся лукавый огонёк.
– Конечно, нет, – ответила она. – Тебе это будет стоить недёшево. Пять часов в неделю позирования для портрета Елены Троянской.
Опять эта Елена Троянская.
– Изумрудный шёлк, – пропела Хэтти, – шампанское, вальс, завидные женихи. И…
Аннабель всплеснула руками.
– Так и быть. Получишь ты мои мерки и Елену Троянскую.
Лицо Хэтти вспыхнуло от радости, как свечи на огромной рождественской ели в главной гостиной Клермонта.
– Потрясающе!
В углу часы пробили два раза.
– Прошу прощения, – извинилась Хэтти, – сейчас должна проснуться тётушка.
Катриона с восхищением проводила подругу взглядом, пока дверь за той не захлопнулась.
– Она только что уговорила тебя позировать для картины, чего ты делать не хочешь, чтобы получить платье, которое тебе не нужно.
Аннабель пожала плечами.
– Это не важно. Меня всё равно не пригласят.
– Мне кажется Хэтти отчасти права, – задумчиво проговорила Катриона.
Аннабель нахмурилась.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня просто предчувствие.
Очень подозрительно. У Катрионы не было предчувствий, обычно в основе её высказываний лежал длинный список фактов.
– Какое платье ты наденешь на рождественский ужин? – спросила она.
– Из светло-голубого дамаска. – Это был лучший наряд, из тех, что ей отдала леди Мэйбл. Хоть Аннабель уже и надевала его в Клермонте, для ужина оно тоже сгодится.
– Я слышала, что между леди Лингем и герцогом существует некая… договорённость, – сказала Катриона.
О.
Румянец, вспыхнувший на щеках Катрионы, не оставил сомнений в природе этой договорённости.
Почему это должно её удивлять? Такие мужчины, как Монтгомери, по обыкновению всегда имели содержанок. Но не из числа равных себе по положению.
– Что из себя представляет графиня? – спросила Аннабель, как можно более безразличным тоном.
– Живёт по соседству. Старше герцога. Вдова, – ответила Катриона. – Она может иметь на него влияние, поэтому, возможно, нам следует нацелить нашу кампанию на таких дам как графиня.
– Великолепная идея, – пробормотала Аннабель, поёрзав на стуле. От прогулочного платья кожа неприятно зудела. – Знаешь, то голубое платье ужасно на мне смотрится.
Катриона смутилась.
– Правда?
– Да. Цвет мне совсем не идёт, а фасон добавляет объёма в ненужных местах.
– А ты можешь пришить ленту? – попыталась помочь Катриона.
– Могу, но это будет чёрт-те что и сбоку лента.
– Обычно ты не склонна к преувеличениям, – медленно проговорила Катриона. – Что-то случилось?
– Нет, – ответила Аннабель, постучав ручкой по письму и разбрызгав чернила. – Я только что вспомнила, что не так уж и стара, но не помню, когда в последний раз надевала красивое платье.
Когда-то, целую жизнь назад, у неё был вкус, ей нравилось заплетать ленты в волосы и подбирать по цвету серёжки к глазам. Интерес к подобным вещам пропал после того знаменательного лета с Уильямом. Её внешность в лучшем случае сулила одни пустые обещания, в худшем – просто мешала. А теперь… Теперь она буквально умирала от желания вырваться из той серой скорлупы, которую так долго взращивала вокруг себя.
Но она не могла себе этого позволить. Сейчас Аннабель стала именно такой, какой должна быть, чтобы жить респектабельной, независимой жизнью.
Однако она точно могла держаться подальше от Монтгомери. Вчера в оранжерее он хотел её поцеловать. Ей было знакомо это выражение лица, с которым он смотрел на неё возле террариума. Его пристальный взгляд выражал понятное мужское намерение. Вслед за подобными красноречивыми сценами мужчина обычно пытался схватить её в объятия, а она давала ему пощёчину. Но Монтгомери не пытался схватить её в объятия. И она была совершенно уверена, что не дала бы ему пощёчину. Нет, сегодня утром Аннабель вернулась, чтобы опять провести время в его компании. А новость о том, что он продолжает содержать своих дряхлых лошадей, словно в его груди билось великодушное, заботливое сердце, ещё больше запутала ситуацию…
Аннабель отыщет способ избегать его до рождественского ужина. Больше никаких совместных завтраков, никаких записок, прогулок и интимных разговоров. О чём она только думала?
Поездка к леди Лингем на рождественский ужин прошла неловко. Видимо, из практических соображений Монтгомери велел подготовить один экипаж на четверых: для себя, Перегрина, тётушки Гринфилд и Аннабель. Тётушка всё время облокачивалась на неё, то и дело засыпая и просыпаясь, а двое мужчин напротив выглядели крайне сурово, что лишь отчасти объяснялось их строгими чёрными пальто. Казалось, что они злились друг на друга, решительно вглядываясь в пустоту. Такой вид был свойственен Монтгомери, но не Перегрину. За последние несколько дней она провела много времени в компании молодого лорда, поначалу, чтобы избежать встреч с герцогом, но вскоре выяснила, что Перегрин очень дружелюбный и интересный собеседник. «Некие высшие силы заставляют меня проштудировать „Республику“ Платона во время рождественских каникул, – признался он. – Вы случайно не знакомы с этой книгой?»
Заниматься с ним было так увлекательно, что на короткое время Аннабель позабыла о своём нелепом влечении к Монтгомери.
Которое сейчас вернулось с новой силой. Нет смысла отрицать: все её мысли занимал мрачный аристократ напротив. Даже сейчас, несмотря на его холодное, скучающее выражение лица, от одного лишь присутствия герцога всё её тело горело, будто в огне.
Аннабель заставила себя отвести взгляд и уставилась на свои руки на коленях. И всё же его близость, как отблеск далёкого пламени, не давала ей покоя. Боже мой! Возможно, ужин с его "договорённостью" поможет избавиться от наваждения.
Когда вдали показался Лингем-Холл, Аннабель замутило. Нужно признать, небольшой особняк в георгианском стиле выглядел прекрасно. У входа с колоннами, вокруг которого вились сухие виноградные лозы, гостей поджидал дворецкий.
Как только они вошли в холл, к ним навстречу вышла высокая стройная женщина лет сорока с небольшим, уверенно стуча каблуками по мраморному полу.
– Монтгомери! – тихо воскликнула она. Её тонкая рука задержалась на его руке чуть дольше положенного.
Аннабель не могла её за это винить. Чёрный вечерний пиджак Монтгомери подчёркивал ширину его плеч, а бледно-серый жилет придавал глазам блеск отполированного серебра. Он был воплощением мужской элегантности, любой бы женщине захотелось прикоснуться к нему дважды под уместным предлогом.
– А вы, должно быть, мисс Арчер. – Лицо графини приняло лёгкое заинтересованное выражение. – Бедняжка, как ужасно заболеть во время праздничного сезона.
Как выразился бы отец Аннабель, у леди Лингем были “лицо и зубы чистокровной кобылки”, внешность, которая считалась привлекательной главным образом потому, что говорила о благородной вековой родословной. Графиня обладала непринуждённой элегантностью, изящное серое платье облегало её стройную фигуру во всех нужных местах, а пучок на макушке выглядел обманчиво простым. Горничная могла потратить целый час на создание такой причёски. Из копны волнистых волос Аннабель ничего подобного бы не получилось.
Когда они вошли в гостиную, герцог, словно магнитом, притянул взгляды дюжины собравшихся. Леди Лингем отпустила его руку, когда к ним начали подходить люди, и насторожила Аннабель, взяв её за локоть, словно они были старыми знакомыми.
– Пройдёмся по комнате, мисс Арчер.
Аннабель с опаской приняла приглашение. Они были одного роста, но графиня выглядела хрупкой, как птичка, прикосновение её затянутой в перчатку руки едва ощущалось. В уголках светло-голубых умных глаз виднелись тонкие морщинки. Для своих тайных отношений Монтгомери выбрал не жеманную мисс, но Аннабель не была уверена, хорошо это или плохо.
– Благодарю за приглашение, миледи.
Глаза леди Лингем блеснули.
– Спасибо, что пришли. Все соседи только о вас и говорят, – она слегка рассмеялась. – О, не надо удивляться. Конечно, о вас ходит множество слухов, но все они слишком нелепы. Моя горничная, например, уверена, что вас с Монтгомери видели верхом на его лошади, скачущими по полям, словно он – рыцарь в сверкающих доспехах, а вы – его принцесса.
Что?
– Боже мой, – выдавила Аннабель.
– Вот именно, – покачала головой леди Лингем, – поэтому не волнуйтесь. Всем известно, что Монтгомери никогда бы не стал устраивать подобных сцен. Он сказал мне, что вы из семьи священнослужителей?
– Да, миледи.
О чём ещё Монтгомери поведал графине?
– Очаровательно, – сказала леди Лингем, – я нашла вам идеального собеседника за ужином.
Они подошли к худощавому темноволосому мужчине, стоявшему в одиночестве рядом с большим растением в горшке.
– Мисс Арчер, познакомьтесь с Питером Хамфрисом, викарием моего поместья.
Питер Хамфрис покраснел до корней волос и отвесил чересчур низкий поклон.
– Очень приятно, мисс Арчер! – воскликнул он. – Теперь этот великолепный вечер стал ещё более великолепным. – Пока леди Лингэм представляла Аннабель остальным соседям, викарий не отставал ни на шаг.
В число гостей входили: грузный пожилой аристократ с румянцем на щеках граф Марсден, который одарил её невидящим взглядом, его жена, то и дело прикасавшаяся костлявыми пальцами к рубиновому кулону размером с яйцо, слишком тяжёлому для её тонкой шеи, виконт Истон, приехавший в сопровождении сына и дочери подросткового возраста, и пожилая пара Ричмондов, чьи обе дочери с жалостью посмотрели на голубое платье Аннабель.
В столовой положение не улучшилось. Её посадили на дальнем конце стола напротив брата и сестры Истон. Монтгомери сидел на другом конце справа от леди Лингем, в качестве почётного гостя. Краем глаза Аннабель замечала, как мелькают его светлые волосы всякий раз, когда он наклонялся к графине, внимательно слушая, что она говорит.
Питер Хамфрис поднёс к носу металлическую чашку, стоявшую рядом с бокалом, и глубоко вдохнул.
– Мятный джулеп, – объявил он и радостно причмокнул губами. – Осторожнее, мисс. Коктейль сдобрен щедрой порцией бурбона.
Аннабель взяла свою чашу. Содержимое было холодным и пахло мятой.
С дальнего конца стола донёсся звонкий смех леди Лингем. Графиня явно прекрасно проводила время. Неважно, какие у неё были зубы, она идеально подходила Монтгомери. Вместе они смотрелись великолепно: оба утончённые, строгие и невозмутимые. Адам и Ева аристократического мира.
Нерешительно попробовав джулеп, Аннабель тут же передумала и сделала большой глоток. В коварном ледяном напитке совершенно не чувствовалось ни капли алкоголя. Превосходно.
– Флора Уилтшира сильно отличается от флоры Кента? – спросил Питер Хамфрис.
– Не могу сказать наверняка. В настоящее время они обе покоятся под снежным покровом, мистер Хамфрис.
Он изумлённо хмыкнул. Гости, приподняв брови, посмотрели в их сторону. Дочь Истона ухмыльнулась. Аннабель осушила чашу с мятным джулепом и жестом попросила лакея налить ей ещё.
Викарий наклонился ближе, словно желая поделиться секретом.
– Рядом с домом викария есть чудесная роща, – сказал он. – Весной я часто наблюдаю там большого пёстрого дятла. Он называется – Дендрокопус Мажор.
Она растянула губы в улыбке.
– Вы любите птиц, мисс Арчер? – с надеждой спросил викарий.
– Я их обожаю. Особенно дятлов.
Будь она нормальной женщиной, то обратила бы внимание на священнослужителей. Среди них добрые, работающие, необременённые жёнами холостяки считались штучным товаром. Но Аннабель позволила себе поддаться страсти тем летом, и это изменило её навсегда. Как писала древнегреческая поэтесса Сапфо: "Эрос вновь меня мучит истомчивый, Горько-сладостный, необоримый змей". Она отведала запретный плод и нет ей дороги назад. Познав желание, Аннабель больше не могла рассматривать кандидатуру Питера Хамфриса в мужья.
Неподалёку от неё одна из вежливых и бессмысленных бесед приняла необычный оборот.
– Конечно, они хотят, чтобы женщинам разрешили голосовать, – сказал лорд Марсден. – Ведь прекрасно знают, что за них голосуют одни идиоты. Помяните моё слово, если женщины получат право голоса, либералы никогда не отойдут от власти.
Пытаясь успокоить Марсдена, его жена незаметно положила худощавую руку ему на рукав. Но он не обратил внимания и повторил:
– Только идиоты.
– Берегись, Таппи, – предостерегла его леди Лингем, – сегодня вечером здесь присутствуют много исключительно остроумных женщин.
Таппи, лорд Марсден, махнул пухлой рукой.
– Вы знаете, что я имею в виду, графиня.
Женщины за столом обменялись осторожными взглядами, не понимая, что имел в виду лорд Марсден.
– Мисс Арчер учится в Оксфорде, – заметила леди Лингем. – Что ты на это скажешь?
Аннабель резко повернула голову в её сторону.
Графиня улыбалась. Вполне дружелюбно и немного заинтригованно. Но для аристократов всё может быть игрой.
Марсден покосился на Аннабель.
– Правда?
В ушах начал отдаваться слабый стук пульса.
– Да, милорд.
Краем глаза она заметила, что Монтгомери отложил столовые приборы.
– А что толку в таком чудовищном переизбытке знаний? – спросил Марсден.
Остальные разговоры прекратились, внимание всех присутствующих переключилось на неё, Аннабель почувствовала себя так, будто оказалась в свете софитов. По шее начал разливаться жар.
– Я считаю, что высшее образование поможет мне преуспеть в любом деле, которое я для себя выберу, милорд.
По столу прокатился неуверенный ропот. Людям, которым приходилось самим преуспевать в жизни, очевидно, не повезло с положением в обществе.
– И вы хотите получить право голоса? – не унимался граф.
Мятный напиток встал в горле комом. Люси никогда не простит ей, если Аннабель оттолкнёт сразу нескольких влиятельных мужчин. А себе она с трудом простит, если будет выглядеть дурой перед одним конкретным мужчиной.
– Да, я считаю, что женщины должны иметь право голоса.
Марсден торжествующе оглядел сидящих за столом.
– Почему бы не дать право голоса всем, кто действительно разбирается в политике, и не исключить остальных, неважно мужчины они или женщины, – дружелюбно предложила леди Лингем.
Марсден усмехнулся.
– Но по своей природе женщины не способны разобраться в политике или в чём-то подобном.
– По своей природе? – значительно менее дружелюбным тоном переспросила леди Лингем.
– О да. – Граф снова повернулся к Аннабель. – Вы читали статью, недавно опубликованную маркизой Гэмпшир? По поводу женского мозга?
– Боюсь, что нет.
– Леди Гэмпшир – грозная женщина, – сказала леди Марсден.
Все закивали.
– А теперь, мисс, слушайте внимательно, – сказал Марсден. – Леди Гэмпшир не советует женщинам получать высшее образование, голосовать, заниматься политикой. Наука доказала, что женский мозг не только меньше мужского, но и устроен по-другому. – Он развернул руки ладонями вверх. – Это означает, что даже если вы, мисс Арчер, читаете одни и те же книги и слышите одни и те же разговоры, что и мужчина, ваш мозг не способен провести аналогичный анализ. Информация, которая попадает в ваш мозг, частично теряется где-то в его дебрях, поэтому интерпретируется иначе, в усечённом варианте.
Он выжидающе посмотрел на Аннабель.
– Это весьма обескураживает, – согласилась она.
– Действительно, – нетерпеливо проговорил он, – почему бы не последовать совету леди Гэмпшир? Довольствуйтесь тем, что вам дала природа, и не забивайте себе голову серьёзными вопросами.
Аннабель не могла просто отмахнуться от суждений грозной леди Гэмпшир в присутствии аристократов, и Марсден это понимал. С самодовольным видом, он победоносно уставился в её сторону.
Должно быть, именно из-за этого и щедрого глотка бурбона, она ответила:
– Но, милорд, если маркиза считает, что женский мозг не способен провести здравый политический анализ, почему следует доверять её анализу политической деятельности женщин?
В столовой воцарилась тишина.
Затем Перегрин закашлялся и быстро поднёс ко рту салфетку, его глаза слезились от едва сдерживаемого смеха.
– Мисс Арчер, – медленно произнёс лорд Истон, – вам следует заняться юриспруденцией. Вы бы превзошли моего старого адвоката Бидла.
– Да, да, – согласился Ричмонд, – и выглядит она весьма приятнее, чем Бидл.
Несколько гостей усмехнулись, а Марсден покраснел и рявкнул:
– Свирепствующий либерализм – не повод для смеха.
– Свирепствующий либерализм здесь ни при чём, Марсден.
Герцог произнёс так мало слов за весь вечер, что его внезапная реплика произвела эффект удара молнии.
Все головы повернулись в его сторону.
Монтгомери хранил непроницаемое выражение лица.
Марсден выглядел немного неуверенным.
– Тогда как вы это назовёте, герцог?
– Логикой, – сказал Монтгомери и поднял бокал в сторону Аннабель, его небольшой жест выражал бесспорное согласие.
По её телу разлилось тепло. От его взгляда у Аннабель на мгновение перехватило дыхание – в нём читался гнев… и безошибочное восхищение.
Остальные теперь смотрели на неё настороженно. Все, кроме леди Лингем. Она хранила задумчивый вид.
– У нас родился тост, с которым мы все согласны, – весело сказала графиня и подняла бокал. – За логику.
Когда ужин подошёл к концу и гостей проводили обратно в гостиную, Питер не отходил от Аннабель ни на шаг, объясняя что-то о птицах в терминах на ломаной латыни. Она была ему даже благодарна, поскольку со стороны казалось, будто Аннабель с головой погружена в разговор и может не обращать внимание на лорда Марсдена, который пытался испепелить её взглядом. Ни Монтгомери, ни графини нигде не было видно.
Аннабель заметила слегка приоткрытую дверь на террасу, и в тот момент, когда угрюмые дочери Ричмонд приблизились к викарию, она воспользовалась шансом и выскользнула в темноту.
Пустая болтовня здесь звучала совсем приглушённо.
Прохладный, свежий воздух никогда ещё не казался столь приятным. Она сделала жадный вдох.
И застыла.
На террасе находился мужчина, его лицо было обращено к тёмному небу.
Она узнала долговязый силуэт Перегрина, вырисовывающийся на фоне зажжённого факела, ещё до того, как он обернулся.
– Мисс Арчер. – Перегрин вежливо затушил сигарету.
– Лорд Деверо, – она подошла к нему и посмотрела на небо, – вы искали определённую звезду?
– Полярную. Вы знали, что моряки ориентировались по ней в течение тысяч лет?
– Да, со времён финикийцев.
Он усмехнулся.
– Вы случайно не пропустили в пансионе для девушек урок, на котором учат изображать восхитительное невежество в присутствии мужчины?
– Боюсь, что пропустила. – Она никогда не посещала пансион для девушек.
– Марсден ощутил это на себе, – сказал Перегрин. Его взгляд стал задумчивым. – Не думаю, что в ближайшее время он оправится от публичного нагоняя моего брата.
Ей не терпелось сменить тему.
– Вы ждёте фейерверк?
Перегрин напрягся.
– Меня не будет на приёме.
– Очень жаль это слышать, – сказала она. Он был добр к ней в Клермонте, а не просто вежлив ради приличий. Только вчера Перегрин нашёл время показать ей первое английское издание "Одиссеи" в библиотеке Монтгомери и искренне обрадовался её восторгу. А сейчас он выглядел таким же подавленным, как и в карете.
– Я никогда не видела фейерверк, – проговорила Аннабель.
Он нахмурился ещё сильнее.
– Никогда? – Пока он обдумывал её заявление, его внимание привлекли обнажённые руки Аннабель. – Я попрошу кого-нибудь принести ваше пальто, – сказал Перегрин.
– Его уже несут, – раздался ровный голос из темноты.
Они оба вздрогнули.
Давно ли Монтгомери здесь стоит?
Он подошёл ближе, но в мерцающем свете факелов было невозможно определить его настроение.
Неужели он сердится на неё из-за лорда Марсдена?
– Монтгомери, – проговорил Перегрин. – Оставляю мисс Арчер в твоих руках. – Затем кивнул Аннабель. – Мисс.
Он неторопливо вернулся в дом. Монтгомери проследил за ним взглядом с таким видом, словно собирался приказать ему вернуться.
– Прячетесь, мисс?
Она поморщилась.
– Я бы назвала это стратегическим манёвром.
Он издал тихий звук. Фыркнул? Усмехнулся?
– Спасибо, – начала она, – спасибо за то, что… – Вступились за меня?
Потому что именно это он и сделал своей небольшой репликой. Вступился за неё на глазах своих же соплеменников. Без преуменьшений.
– Это не заслуживает внимания, – сказал он.
– Вы неоднократно намекали, что у меня существуют трудности в восприятии авторитета, – беспечно заявила она. – Я начинаю склоняться к тому, что вы были правы.
Монтгомери прислонился спиной к балюстраде.
– Трудности в восприятии авторитета или глупости?
– Прошу прощения?
– Выдвинутый сегодня вечером аргумент, имел явный логический изъян. Полагаю, искушение указать на него оказалось непреодолимым.
Она растерянно рассмеялась.
– Определённо.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Его губы подёргивались, словно он пытался сдержать улыбку. И тут Аннабель поняла, что сама широко ему улыбается.
Она отвернулась и посмотрела на тёмный сад внизу.
– Разве смысл авторитета не в том, что он неоспорим ни при каких условиях?
– Нет, – сказал герцог, – во-первых, Марсден не ваш главнокомандующий. А во-вторых, лидер, который не знает, что делает, рано или поздно столкнётся с мятежом.
– Вы утверждаете, что лидерство основано на заслугах, ваша светлость? – Вопрос прозвучал гораздо более саркастично, чем она того желала. Монтгомери ведь сам возглавлял герцогство только благодаря праву рождения.
Он надолго замолчал. Аннабель поняла, что просто вымещает на нём своё расстройство, хотя на самом деле злится на Марсдена, маркизу Гэмпшир и, возможно, любовницу герцога. А Монтгомери терпит, как большой кот, который не реагирует на выпады безобидного котёнка.
– Скажите, – проговорил он, – насколько неприятно находиться в окружении людей, которые считаются выше вас во всех смыслах, но вам и в подмётки не годятся?
Аннабель уставилась в темноту, на мгновение потеряв дар речи.
Откуда? Откуда он столько про неё знает?
И почему эта его осведомлённость вызывает в ней желание выдать ему ещё больше секретов? Поведать о том, что она словно находится под медленными пытками, пока ежедневно льстит и задабривает мужчин в попытке обрести хоть каплю независимости, и иногда беспокоится, что однажды это ожесточит её сердце и оставит отпечаток на лице?
Аннабель покачала головой.
– Всё есть, как есть, ваша светлость. У меня всегда с трудом получалось безоговорочно следовать за вышестоящими людьми. Наверное, это мой недостаток.
– Недостаток, – повторил он. – Знаете, самый важный урок, который я усвоил за время учёбы в Сандхёрсте был о лидерстве. У людей есть много причин за кем-то идти, но солдат последует только за компетентным и честным человеком.
Не было ничего удивительного в том, что он учился в Сандхёрсте, а не в Оксфорде или Кембридже, множество аристократических семей посылали своих сыновей в знаменитую военную академию, и, по правде говоря, Монтгомери шло быть военным.
– Согласна, – сказала она, – но я же не солдат.
– Возможно, солдат. В глубине души.
Аннабель подняла глаза на герцога. Что за странное предположение для такого человека, как он. Она – солдат. Но его слова что-то задели в её душе. Сердце сжалось.
