Текст книги "Как повергнуть герцога (СИ)"
Автор книги: Эви Данмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Себастьян скромно кивнул, хотя на самом деле вовсе не был скромным. Он вёл себя подобным образом, потому что это приносило свои результаты, но королева не первая, кто неправильно интерпретировала его манеру держаться.
– Я хочу, чтобы вы стали главным стратегическим советником в предвыборной кампании партии тори.
Благодаря герцогскому воспитанию он сумел сохранить невозмутимое выражение лица, но его разум лихорадочно работал.
– Для предстоящих выборов?
Королева нахмурилась.
– Да. Что-то пошло не так. Либеральная партия неожиданно вышла вперёд.
Неудивительно, ведь члены той партии смотрели на ситуацию в стране трезво, а не сквозь розовые очки партийной идеологии Дизраэли. Но королева питала нелепую слабость к выскочке премьер-министру, и теперь она просила его, Себастьяна, удержать этого человека у власти?
Немецкие часы с кукушкой на каминной полке отсчитывали драгоценные секунды, пока он перебирал в голове факты. Выборы должны состояться в марте, чуть больше чем через пять месяцев. Едва ли у него хватит времени, чтобы изменить ситуацию, учитывая десяток поместий, политическую работу и непослушного брата, за которыми нужен глаз да глаз. Вопрос заключался в том, насколько сильно королева хотела, чтобы именно Себастьян изменил ход этих выборов? Видимо очень сильно. В свои тридцать пять лет он являлся одним из её самых доверенных советников, потому что хорошо выполнял свою работу.
Он встретился с ней взглядом.
– Я польщён, но я не политик, мадам.
Королева застыла.
– Оставьте нас, Лэмбтон, – приказала она.
Как только дверь захлопнулась, королева нахмурилась ещё сильнее.
– Вы политик во всём, кроме имени, и никто не может оспорить ваше лидерство, – сказала она. – Ваши общественные начинания имеют непрерывную историю успеха.
– В настоящее время я слишком занят, чтобы выполнить ваше поручение должным образом, мадам.
– Прискорбно, – холодно проговорила королева, а, когда он не ответил, спросила: – Скажите, есть ли что-нибудь, что позволило бы вам изменить приоритеты?
Она не столько спрашивала, сколько провоцировала его предъявить требования королеве Англии.
Себастьян не дрогнул.
– Я трачу много времени на то, чтобы убедить Хартфорда продать мне замок Монтгомери, – сказал он. – Если кто-то убедит его вернуть мне дом, у меня появится возможность стать советником тори.
Её глаза сузились.
– Продать вам замок? У нас создалось впечатление, что его на самом деле никто не покупал. – Из-под тяжёлых юбок доносилось быстрое постукивание маленькой ножки. – Напомните нам, Монтгомери, каким образом ваше фамильное поместье перешло во владение моего племянника?
Видимо, он это заслужил.
– Мой отец проиграл его маркизу в карты, мадам.
Брови королевы приподнялись в притворном удивлении.
– Ах. Верно. Видите ли, раз замок настолько низко ценится, что его можно поставить на карту, то его потеря вполне заслужена, вам не кажется?
– Безусловно, – сказал он, – но ведь я не мой отец.
Она перестала топать ногой. Последовавшее напряжённое молчание было странным образом наполнено чем-то личным. Королева годами наблюдала за тем, как он пытается собрать воедино наследие своей семьи, никогда не мешая ему, но и не помогая. Кроме одного раза, как подозревал Себастьян, потому что последствия развода оказались на удивление сносными.
– Бесспорный факт, – сказала она. – Поэтому я хочу, чтобы вы взяли на себя руководство предвыборной кампанией.
– Мадам…
Она резко подняла руку.
– Так и быть. Хартфорд сделает вам предложение по продаже сразу после выборов.
У Себастьяна возникло ощущение, будто его швырнули на землю, все мышцы сковало напряжение, а следующий вдох дался ему с трудом.
– Повлияют ли результаты выборов на его предложение? – с трудом спросил он. В таких вещах нужна ясность.
Она усмехнулась.
– Естественно. Последнее слово, конечно, за Всевышним, но разве победа на выборах не будет достаточным доказательством того, что замку суждено вернуться к вам?
В его голове тут же начал вырисовываться план действий. Себастьян поднялся на ноги и направился к дверям, мысленно перестраивая расписание на ближайшие месяцы…
– Герцог.
Он медленно повернулся.
Королева откинулась на спинку кресла, в её голубых глазах зажёгся недобрый огонёк.
– Если мы хотим, чтобы эта кампания увенчалась успехом, – проговорила она, – ваше поведение должно стать образцовым.
Он подавил хмурый взгляд. Его поведение и так было образцовым, настолько, что даже развод не смог подмочить репутацию Себастьяна.
– Ходят слухи, что вы становитесь эксцентричным, – сказала она, – но эксцентричность совсем не идёт человеку, которому нет и сорока, согласны?
– Согласен…
– И всё же вас почти не встретишь на званых вечерах. Вы не приглашаете гостей на ужин, ведёте затворнический образ жизни, хотя всем известно, что политические решения принимаются за хорошей трапезой. И ни в прошлом году, ни в позапрошлом вы не устраивали приёма по случаю встречи Нового года.
И три года назад тоже. Потому что всеми этими делами должна заниматься герцогиня.
Он стиснул зубы. Становилось понятно, к чему клонит королева.
– Новогодние приёмы Монтгомери имели широкую известность по всему континенту, когда я была ещё девочкой, – продолжила она. – Ваш дед устраивал самый грандиозный фейерверк. Конечно, тогда всё это происходило в замке Монтгомери, но Клермонт тоже подойдёт.
– Вы хотите, чтобы я организовал новогодний приём, – сухо проговорил он.
Она радостно хлопнула в ладоши.
– Почему бы и нет. Вы, конечно, опаздываете с приглашениями, но люди изменят свои планы. Никто не захочет создать впечатление, будто его не пригласили на самое значимое мероприятие года. Так что выполните свой долг, герцог. Устройте празднества. И повеселитесь.
Повеселитесь. Пока поезд, постукивая колёсами, возвращался в Уилтшир, Себастьян прокручивал в голове это насмешливое слово. Он оторвал взгляд от темнеющего горизонта.
Рэмси только что закончил раскладывать блокнот, перьевую ручку и пресс-папье на узком столике перед Себастьяном и направился в отделение для прислуги.
– Рэмси, составь список персонала, который потребуется для организации загородного приёма по случаю встречи Нового года.
Хорошо обученный, камердинер не смог удержаться: прежде чем он успел взять себя в руки, его глаза расширились от удивления.
– Да, ваша светлость.
– Необходимо устроить фейерверк, расходы не имеют значения.
– Понял, ваша светлость.
– И бал, – мрачно добавил Себастьян. – Мне нужна основная идея проведения зимнего бала к следующей неделе.
– Конечно, ваша светлость. – Рэмси засунул руку в карман пиджака и достал тонкий серебряный портсигар с сигаретами. Он положил его рядом с пресс-папье и удалился.
Себастьян взялся за перо. Возмездие королевы попало в цель. Вряд ли можно счесть наказанием домашний приём, но, с другой стороны, она знала, как сильно его раздражают толпы гостей, бессмысленная болтовня, духота, вторжение в его дом и работу. И это при том, что у него не было герцогини, которая взяла бы на себя обязанности по подготовке к мероприятию и общению с гостями. Он замер. Возможно, в этом и заключалось истинное намерение королевы, заставить его почувствовать необходимость жениться?
Себастьян отложил перьевую ручку и потянулся за сигаретами. Ему не нужно было напоминать, он и так знал, что мужчине его возраста давно следовало обзавестись герцогиней, которая стала бы вести домашние дела и управляться с целой стайкой сыновей. И каждая светская матрона об этом тоже знала. Как только он появлялся в обществе, они навязывали ему своих дочерей, семнадцатилетних дебютанток, которые наперебой соперничали за право стать следующей герцогиней Монтгомери. Все они так его боялись, что даже не решались поднять на него взгляд. Губы Себастьяна изогнулись в саркастичной улыбке. В статусе его жены им придётся выносить гораздо больше, чем просто смотреть ему в лицо.
В его сознании промелькнуло непрошенное видение: ясный взгляд зелёных глаз. Девушка на площади. Она посмотрела ему прямо в глаза. И ответила, ничуть не смущаясь. Ни одна из знакомых ему дам не отваживалась бы на такое, но не женщина, стоявшая гораздо ниже его по положению. Непостижимо. И всё же зеленоглазая незнакомка осмелилась. Она отделилась от стаи, от той безликой толпы, которая обычно просто мельтешила на задворках его жизни, и встала прямо на его пути… Самонадеянная девчонка. Возможно, сумасшедшая.
Он раскрыл блокнот и, как только перо коснулось бумаги, все посторонние мысли вылетели у него из головы. Замок Монтгомери, доставшийся первому герцогу за проявленную отвагу в битве при Гастингсе, восемнадцатый герцог проиграл в карты. Себастьян вернёт его назад, даже если это будет последнее, что он сделает в этой жизни.
Глава 4
– Вы выглядите рассеянной, мисс Арчер.
Острый, как у стрелка, взгляд поверх очков в металлической оправе устремился на Аннабель, и она почувствовала укол вины и всплеск тревоги. В твидовом пиджаке с заплатками на локтях, с нахмуренными бровями на высоком лбу профессор Дженкинс выглядел блестящим академиком, коим и являлся. Ему едва исполнилось сорок, а он уже был титаном в области военного древнегреческого искусства, поэтому во время его утренних занятий, которые он вёл в качестве тьютора2, следовало проявлять усидчивость, как нигде.
Она с раскаянием посмотрела на человека, с которым её отец прежде поддерживал переписку.
– Простите, профессор.
Он склонился над столом.
– Это всё из-за чёртового вязания, да?
– Прошу прощения?
– Вязание, – повторил он, злобно глядя на миссис Форсайт. – Этот стук сводит с ума, как протекающий кран.
Стук спиц за спиной Аннабель внезапно прекратился, и комнату наполнили возмущённые восклицания миссис Форсайт. Аннабель съёжилась. В конце концов, женщина оскорбилась по праву, Аннабель платила ей шесть пенсов в час за то, чтобы она просто сидела рядом, потому что Гилберт, чёрт бы его побрал, оказался прав в одном: ей действительно была необходима компаньонка, причём одобренная самой руководительницей колледжа. Студенткам не разрешалось появляться в центре Оксфорда без сопровождения, и они не могли оставаться с профессором наедине. Элегантная пожилая вдова миссис Форсайт определённо выглядела достойной блюстительницей приличий.
Но если Дженкинса раздражал стук спиц, Аннабель должна найти другое решение. В конце концов, он был титаном. Его уроки превращали помятые старые страницы в выразительные окна в прошлое, его выдающийся интеллект разжигал в Аннабель желание учиться. И, чтобы преподавать ей греческую историю, он взял на себя труд прийти в класс, который предоставил студенткам университет: комнату с разномастной мебелью над пекарней на Литтл-Кларендон-стрит.
Над пекарней. В этом и заключалась вся беда. Отвлекало не вязанье, а запах свежеиспеченного дрожжевого хлеба, доносившийся сквозь щели в двери…
Внизу по улице с грохотом проехала телега.
Профессор с раздражением громко захлопнул свой экземпляр "Фукидида3".
– На сегодня всё, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что к завтрашнему дню вы предложите свой оригинальный взгляд на эту главу.
К завтрашнему дню? Приятное ощущение от его похвалы быстро прошло, ей опять придётся провести ночь за учёбой. Неотложные дела в Оксфорде накапливались быстрее, чем в Чорливуде.
Убирая перьевые ручки и блокнот в сумку, Аннабель украдкой наблюдала за Дженкинсом. Наконец, встретив его лично после долгих лет сухой научной переписки, она всё ещё удивлялась, как молодо выглядит профессор. Он был долговязым, а благодаря жизни, проведённой в тускло освещённых архивах, на его лице отсутствовали морщины. К тому же настроения профессора часто менялись, он то погружался в свои мысли, то вмиг оживал и тогда ничто не могло скрыться от его проницательного взора. С подобным типом мужчин не так-то легко справиться.
Под ними, в пекарне, кто-то с большим энтузиазмом принялся стучать металлическими кастрюлями.
Дженкинс ущипнул себя за переносицу.
– В следующий раз приходите в мой кабинет в Сент-Джонсе, – сказал он.
Сент-Джонс был одним из старейших и богатейших колледжей Оксфорда4. Ходили слухи, что одна их винная коллекция стоила всех королевских драгоценностей.
– Но никаких спиц и пряжи, – предупредил Дженкинс, – понятно?
Аннабель спешила вниз по бульвару Сент-Джайлс в компании всё ещё рассерженной миссис Форсайт. Жаль, что нельзя побродить здесь подольше и насладиться видом очаровательных стен из песчаника, обрамляющих улицу, но она уже опаздывала на собрание суфражисток. Хотя ей всё-таки удалось проникнуться многовековыми знаниями и атмосферой таинственности, которые источали рассохшиеся камни старых строений. На днях Аннабель заглянула в одну из средневековых дверей в стене, мельком увидев за ней прекраснейший сад на территории мужского колледжа, маленький островок экзотических деревьев, поздних цветов и укромных уголков, спрятанный от посторонних взглядов, как драгоценный камень в шкатулке. Возможно, когда-нибудь у неё получится проникнуть внутрь.
На этой неделе суфражистки собирались в "Рэндольфе". Хэтти и её двоюродная бабушка, выступающая в качестве компаньонки, сняли апартаменты в шикарном отеле на время семестра и любезно предложили принять женщин у себя. Общая комната в Леди-Маргарет-Холле, колледже Аннабель, вполне могла бы вместить небольшую группу активисток, но его декан, мисс Вордсворт, не допускала проведения политических мероприятий на территории учебного заведения.
– Я закрою глаза на происхождение вашей стипендии, – сказала она Аннабель во время их первой встречи, – но советую не злоупотреблять доверием, которое проявил к вам университет.
Мисс Вордсворт была интересной женщиной, она платила из собственного кармана преподавателям, чтобы дать женщинам образование, но не видела никакой необходимости помогать им получить право голоса.
– Чего же именно добивается ваша группа? – запыхавшись, спросила миссис Форсайт, чем до боли напомнила Аннабель тётю Мэй.
"Чего же именно добивался мой племянник, нагружая тебя излишними знаниями?" – Подобные вопросы тётя Мэй задавала беспрестанно в течение долгих зимних месяцев, которые они вместе провели на севере. Не потому ли она выбрала миссис Форсайт из числа компаньонок, одобренных руководительницей колледжа? Аннабель исподтишка посмотрела на женщину краем глаза. С этими маленькими очками на кончике носа она даже немного походила на тётю Мэй.
– Мы просим внести поправки в Закон о собственности замужних женщин, – ответила Аннабель, – чтобы женщины могли сохранить за собой своё имущество после замужества.
Миссис Форсайт нахмурилась.
– Но зачем? Ведь все земные блага мужа принадлежат и его жене?
– Но только эти земные блага не записаны на её имя, – осторожно заметила Аннабель. – А поскольку голосовать могут только люди, чья собственность на их имя записана, женщине необходимо сохранить имущество за собой, если она хочет получить право голоса.
Миссис Форсайт цокнула языком.
– Мне становится понятно, почему такая красивая девушка, как вы, осталась незамужней. Вы не только книжный червь, но и радикальная политическая активистка. Очень непрактично брать такую женщину в жёны.
– Очень, – подтвердила Аннабель. Какой смысл притворяться, что это не так? Она не годилась в жёны ни одному знакомому ей мужчине. Вероятно, Аннабель стала такой после того, как прочитала об Ахиллесе, Одиссее и Ясоне, о полубогах и людях, которые бороздили просторы семи морей. О мужчинах, которые могли взять её с собой на поиски приключений. Возможно, отцу следовало дать ей прочитать “Спящую красавицу” вместо "Илиады", тогда её жизнь могла бы сложиться совсем по-другому.
В "Рэндольфе" встреча вот-вот должна была начаться: Люси рылась в сумке рядом с небольшим столом оратора. Дюжина о чём-то переговаривающихся дам образовала полукруг у камина из розового мрамора, над которым висело огромное зеркало в золотой раме. Из листового золота, догадалась Аннабель, отдавая пальто служанке.
Хэтти видно не было, как и свободных мест, кроме одного на французском диване возле молодой женщины, закутанной в старый потрёпанный плед. Аннабель узнала этот плед. Девушка присутствовала со всеми на Парламентской площади: леди Катриона Кэмпбелл. Она не была студенткой колледжа, а помогала отцу, Аластеру Кэмпбеллу, оксфордскому профессору, шотландскому графу и владельцу замка в высокогорной местности Шотландии. Леди Катриона сильно удивила её, неловко помахав рукой и слегка отодвинувшись, чтобы освободить больше места.
Направляясь к дивану, Аннабель то и дело ловила на себе брошенные украдкой взгляды. Да, она знала, что её прогулочное платье было простым и старомодным. Среди узких современных платьев из шёлка её, скорее всего, смотрелось как пережиток ушедшей эпохи… Хотя в сравнении с тем шотландским пледом, не такой уж давно ушедшей.
Она осторожно опустилась на бархатное сиденье дивана.
– Кажется, мы ещё не знакомы, – сказала она леди Кэмпбелл. – Я Аннабель Арчер.
Девушка совсем не походила на дочь графа: её лицо наполовину скрывали большие круглые очки, а волосы цвета воронова крыла были собраны в бесхитростный пучок. Укутанная в свою нелепую шаль, она напоминала черепаху.
– Я знаю, кто вы, – проговорила леди Кэмпбелл. – Вы та самая девушка со стипендией.
Её прозаичные слова смягчил шотландский акцент.
Улыбка Аннабель, видимо, ободрила девушку, потому что из-под пледа высунулась её правая рука.
– Меня зовут Катриона. Я видела, как вы агитировали герцога Монтгомери на прошлой неделе. Очень смелый поступок.
Аннабель рассеянно пожала протянутую руку. Монтгомери. Имя возродило в памяти надменное аристократическое лицо, холодные глаза, пальцы, сжимающие её руку… Аннабель не гордилась собой, но эта встреча так её захватила, что она нашла о нём статью в "Альманахе аристократии". Как и у всякого достойного герцога, его родословная восходила к Вильгельму Завоевателю, вместе с которым в 1066 году его предки пришли, чтобы изменить лицо Британии. С течением веков его семья только накапливала земли и богатела. Герцогом он стал в девятнадцать. Слишком юный возраст, чтобы управлять значительной частью страны, но, вспомнив властную и сдержанную манеру герцога, Аннабель с трудом могла себе представить, что он когда-то был ребёнком. Возможно, он возник из ниоткуда сразу взрослым, как белокурый греческий полубог.
– Дамы. – Люси бросила толстую стопку бумаг на стол с громким хлопком. Удовлетворившись, что привлекла всеобщее внимание, она окинула собравшихся мрачным взглядом. – Наша миссия только усложнилась. Герцог Монтгомери стал новым советником избирательной кампании тори.
Лёгок на помине.
Вокруг Аннабель послышался потрясённый шёпот. Она знала, что некоторые тори выступали за предоставление женщинам права голоса, но многие – против, в то время как оппозиционные либералы в большинстве своём были за. Герцог перешёл во вражеский стан.
Взяв бумаги, Люси вышла из-за стола.
– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – сказала она, раздавая листки, – поэтому я предлагаю отныне встречаться с членами парламента в их кабинетах, предварительно выяснив всю подноготную джентльменов: их предпочтения, неприязни и, самое главное, слабости. После мы сможем сформировать индивидуальный подход к каждому. Считает себя экспертом по правосудию? Используйте в спорах Платона. Уверен, что, если жена получит право голоса, пострадают дети? Расскажите ему, как из независимых женщин получаются лучшие матери. Короче говоря, дамы, изучите своего врага.
Аннабель кивнула. Выстроенная стратегия и манипуляция всегда работали безотказно.
Листок, который протянула ей Люси, был аккуратно расчерчен на разделы: общие характеристики, протокол голосования, примечательные скандалы, подводные камни. Вряд ли эта информация была широко доступна. Ей придётся покопаться в жёлтой прессе и открытых документах… но когда? Выполнение курсовых работ и репетиторство учеников, которым она занималась, чтобы посылать деньги Гилберту, и так отнимали всё свободное время.
Дверь в прихожую скрипнула, и в комнату прокралась Хэтти. Встретив с улыбкой зловещий взгляд Люси, она устроилась рядом с Аннабель, благоухая дорогими духами.
– Доброе утро, Катриона, Аннабель, – прощебетала Хэтти. – Что я пропустила?
Аннабель протянула ей листок.
– Мы собираемся шпионить за влиятельными людьми.
– Как волнующе. У нас бы получился потрясающий справочник по завидным женихам!
Люси грозно рыкнула:
– Завидные женихи? Ты вообще обращала внимание, о чём мы говорим на наших встречах?
Хэтти испуганно выдохнула.
– Ни один жених не может считаться завидным, пока вы становитесь его собственностью, как только выходите за него замуж, – мрачно проговорила Люси.
– Но так и есть, у мамочек, мечтающих выдать дочерей замуж, полным-полно полезной информации, – осмелилась возразить сидевшая напротив леди Мейбл.
– Можете добывать информацию любыми доступными способами, – разрешила Люси. – Только не путём брака.
– А почему вы думаете, что члены парламента нас примут? – спросила Катриона.
– Выборы состоятся в марте. А во время предвыборной кампании политики любят делать вид, что они близки к народу. – Люси повернулась к Аннабель, на её кукольном личике отразилась надежда. – Что ты об этом думаешь?
– Превосходная идея, – честно призналась Аннабель.
Люси удовлетворённо улыбнулась.
– Ты меня вдохновила. Увидев, как ты подходишь к Монтгомери, словно он простой смертный, я абстрагировалась и посмотрела на нашу работу свежим взглядом.
– Будет непросто узнать что-то о Монтгомери, – сказала Хэтти. – Он, конечно, в разводе, и мы все знаем, что он хочет вернуть свой древний замок. Но в газетах о нём ничего не пишут, а я читаю их все.
Люси сморщила нос.
– Потому что он – любимец королевы, пресса боится его трогать. Нет, когда дело касается Монтгомери, мы должны пойти на решительные меры. Катриона, разве не ты являешься тьютором его брата? Лорда Деверо?
Катриона покачала головой.
– Это было в прошлом семестре, когда он изучал египетские иероглифы.
– Превосходно, – сказала Люси. – Найди предлог, чтобы ваши пути опять пересеклись, и тогда ты сможешь втереться к нему…
Катриона отпрянула.
– Я? О нет.
Глаза Люси сузились.
– Почему? Вы же и так знакомы.
– Я учила его иероглифам, – пробормотала Катриона, – это совсем не то же самое, что…
– … втираться в доверие, – подсказала Хэтти.
– Но…
Катриона попыталась спрятаться, плотнее закутавшись в свой плед.
– Неважно, – резко бросила Люси. – Аннабель сделает это за тебя.
Встревожившись, Аннабель удивлённо подняла глаза.
– Я?
– Пожалуйста.
– Боюсь, у меня нет предлога для знакомства с ним.
Люси заметно напряглась.
– Тебе он и не нужен. Ты самая красивая из нас всех. Попробуй изобразить неподдельный интерес, и молодой человек, сам того не замечая, выложит все свои секреты.
– Я не… – начала Аннабель, но Хэтти перебила её, весело махнув рукой.
– Так и есть, – прощебетала она, – ты очень красива. Что за изумительный профиль! Мне бы так хотелось уговорить тебя позировать для моей картины Елены Троянской. Ты бы согласилась?
Аннабель моргнула.
– Прошу прощения?
Хэтти пошевелила пальчиками.
– Я изучаю изобразительное искусство. Рисую. Слава богу, я ношу перчатки, у меня самые жалкие руки в Англии.
"Нет, это мои руки самые жалкие", – подумала Аннабель. Ей не избавиться от мозолей до конца жизни.
– Это большая честь для меня, – сказала она, – но я не подхожу в качестве модели.
– Это для следующего семестра, – сказала Хэтти, умоляя своими круглыми глазами.
Люси откашлялась.
– Его зовут Перегрин Деверо, – сказала она. – Найди способ завести с ним знакомство.
Девушки неуверенно переглянулись.
– Если мы хотим что-то получить от лорда Деверо, то должны предложить что-то взамен, – сказала Аннабель, начиная с очевидного.
– Мы могли бы ему заплатить, – через мгновение предложила Хэтти.
Аннабель покачала головой.
– Вряд ли он нуждается в деньгах.
– Молодые люди всегда нуждаются в деньгах, – сказала Хэтти, – но ты права, этого может не хватить, чтобы уговорить его раскрыть информацию о брате.
– Возможно, нам следует придумать способ подобраться к самому Монтгомери.
Хэтти нахмурилась.
– Но как? Он не появляется в обществе.
Воцарилось задумчивое молчание.
– Мне кажется, есть кое-что, что может заинтересовать лорда Деверо, – тихо проговорила Катриона.
Хэтти наклонилась.
– Правда?
Катриона принялась изучать свои руки.
– Его питейное общество хочет заполучить ключ от винного погреба Сент-Джонса.
Хэтти ахнула:
– Ну, конечно.
Затылок Аннабель начало приятно покалывать от предвкушения. Питейные общества Оксфорда рьяно соревновались между собой, до такой степени, что слух об этом достиг даже нежных ушей студенток. Говорили, что победа имела большую ценность, чем диплом с отличием, возглавить таблицу пьяных дебоширов желали так же сильно, как выиграть в турнире по регби против Кембриджа. У богатых, однако, странные приоритеты.
– Но как мы сами доберёмся до ключа? – спросила она.
Катриона подняла глаза.
– Он есть у моего отца.
Безусловно. Как дон 5Сент-Джонса, профессор Кэмпбелл держал у себя ключи от всех дверей. Аннабель почувствовала, как расплывается в редкой для себя улыбке. Хэтти походила на кошку, готовую наброситься на клетку с канарейками.
– О боже, – сказала Катриона. – Лучше бы это того стоило.
Когда Аннабель поднялась по скрипучей лестнице в свою комнату в Леди-Маргарет-Холле, солнце уже село. Студенток всего было восемь, одна из которых, Хэтти, жила в «Рэндольфе», поэтому остальные свободно разместились в скромном кирпичном доме на окраине города, ничем не напоминающим роскошный отель. И всё же, стоя на пороге своей комнаты, Аннабель переполняли тёплые чувства. Слабый свет газовой лампы отбрасывал золотистый отблеск на узкую кровать слева, шкаф справа и шаткий письменный стол прямо перед окном. Её стол. Где она могла погрузиться в мифы Древней Греции и поломать голову над латинскими загадками. Её кровать. Где она спала одна, и её не пинали сонные дети, не отбирали одеяло дочери Гилберта. Стоило повесить на двери снаружи записку о том, что Аннабель занята, и весь мир отходил на второй план.
Она крепко обхватила себя руками. Какой же подарок – иметь собственную комнату!
Аннабель сделает всё от неё зависящее, чтобы стать самой прилежной и благодарной ученицей.
Но сначала… Она застонала. Сначала нужно помочь группе суфражисток проникнуть в дом самого могущественного герцога Англии.
Глава 5
Ноябрь.
Себастьян кинул пронизывающий взгляд на Перегрина поверх письма, которое встретило его, когда он нанёс неожиданный визит в Клермонт.
– Твоя успеваемость упала.
– Да, сэр.
– Ты не заплатил за обучение в этом семестре.
Перегрин нервно провёл рукой по волосам, безнадёжно их растрепав.
– Нет.
Значит, его попытка научить нерадивого брата финансовой ответственности, доверив ему распоряжаться собственным счётом, провалилась.
– А сегодня утром ты загнал Уэзерли на свежепозолоченную водосточную трубу в Сент-Джонсе, бегая за ним с мечом?
– С рапирой, – пробормотал Перегрин, – и Уэзерли это заслужил.
Себастьян опустил письмо на стол, заставленный аккуратными стопками срочных и важных документов. Как не вовремя. Перегрин не был глупым, как и не был ребёнком, поэтому причин вести себя как глупый ребёнок у него нет, но вот уже год он вёл себя именно так, создавая проблемы, которых по логическим соображениям не могло даже существовать.
– Ты был пьян?
Перегрин заёрзал на стуле.
– Нет. Может пропустил пару бокалов виски.
Если он признался в двух, их можно смело умножить на два. Ещё и выпитых до полудня. Верно говорят, яблоко от яблони.
– Я разочарован. – Голос Себастьяна прозвучал холодно, даже для его собственных ушей.
По носу и скулам Перегрина разлился румянец, придав ему странный мальчишеский вид. Но в свои почти девятнадцать он уже был мужчиной. В этом возрасте Себастьян стал герцогом. С другой стороны, в отличие от брата он никогда не чувствовал себя по-настоящему молодым.
Его взгляд скользнул мимо Перегрина к стене. Справа от двери висело шесть картин с изображением фамильных поместий, и одна слева, на которой был запечатлён замок Монтгомери. Шестнадцать лет назад Себастьян приказал повесить все картины с левой стороны, как ежедневное напоминание о том, что его отец потерял, продал или разорил за время своего недолгого правления. Конечно, фундамент герцогства рушился на протяжении десятилетий, и дед сыграл в этом первую скрипку. Но у отца был выбор: бороться с финансовым упадком, который, как гниль, разъедал их поместья, или сдаться. Он решил сдаться и сделал это, как истинный Монтгомери – в наивысшей степени продуктивно. Процесс восстановления проходил отвратительно, он выливался в бесконечное выкручивание рук, просьбы об одолжениях и отказ от традиций. Себастьян начинал понимать, почему мать переехала во Францию, там было легче закрывать глаза на то, кем стал её сын – герцогом с коммерческим складом ума. Он пойдёт на всё, лишь бы вернуть замок. И не потому, что Себастьян чувствовал сильную привязанность к этому месту. Там было темно, гулял ветер, и водопровод никуда не годился, а затраты на содержание сильно ударят по кошельку. Но то, что принадлежало Себастьяну, принадлежало Себастьяну. Долг есть долг. В марте замок Монтгомери, наконец-то, окажется справа от двери. Как же чертовски не вовремя его наследник решил разыгрывать из себя деревенского дурачка.
Он бросил на Перегрина тяжёлый взгляд.
– Полагаю, ты потратил деньги на развлечения с друзьями?
– Да, сэр.
Себастьян ждал продолжения.
– И я… играл в карты.
Себастьян стиснул зубы.
– Что насчёт женщин?
Перегрин покрылся багровыми пятнами.
– Ты же не думаешь, что я стану о них рассказывать, – пробормотал он.
Про себя Себастьян согласился: чем занимался брат за закрытыми дверями его не касалось. Но хитрая, мечтающая о титуле девица могла запросто сбить с толку молодого глупого лорда.
– Ты же знаешь порядок вещей, – проговорил он. – Если мне не знакомы её родители, значит она хочет обчистить твои карманы.
– У меня никого нет, – раздражённо ответил Перегрин, чем только подтвердил его догадку.
Себастьян подумал, что надо не забыть послать человека прочесать полусвет и сообщить даме, кем бы она ни была, чтобы попытала судьбу в другом месте.
Он постучал пальцем по письму.
– Я вычту компенсацию за водосточную трубу из твоего содержания.
– Понял.
– Ты не поедешь со мной во Францию, а останешься здесь и будешь учиться.
После секундного колебания брат угрюмо кивнул.
– И на время новогоднего приёма ты отправишься в Пендерин.
Перегрин побледнел.
– Но…
Было достаточно одного взгляда, чтобы брат передумал протестовать, но сухожилия на шее Перегрина напряглись. Непостижимым образом ему нравились домашние приёмы и фейерверки. По правде говоря, чем больше он погружался в суматоху празднеств, тем веселее становился. Брат пришёл в восторг, услышав о том, что они собираются устроить новогодний приём. В поместье в Уэльсе никогда ничего не происходило.
