Текст книги "Как повергнуть герцога (СИ)"
Автор книги: Эви Данмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Мне сказали, что я могу здесь позавтракать, ваша светлость.
– Можете, – ответил он. У Аннабель создалось впечатление, что пока герцог говорил, он попутно принимал несколько решений. Монтгомери опустил газету и жестом указал лакею сервировать место слева от себя.
У неё сжался желудок. Аннабель не должна сидеть рядом с ним. Но он уже складывал газету, как будто вопрос был решён.
Ей пришлось преодолеть долгий путь вдоль стола мимо пустых стульев, чтобы добраться до отведённого ей места.
Монтгомери наблюдал за ней, сохраняя невозмутимое аристократическое выражение лица. На его гладком шёлковом галстуке так же невозмутимо поблёскивала бриллиантовая булавка.
– Надеюсь, вы встали так рано не из-за проблем с вашей комнатой? – спросил он.
– Комната превосходна, ваша светлость. Просто для меня сейчас совсем не ранний час.
Её ответ вызвал вспышку интереса в его глазах.
– Действительно, совсем не ранний.
В отличие от неё, его никто не заставлял вставать до рассвета. Наверняка, ему это просто нравилось.
Лакей, помогавший сесть Аннабель, склонился над её плечом.
– Предпочитаете чай или кофе, мисс?
– Чай, пожалуйста, – ответила она, зная, что благодарить прислугу нельзя, ведь в таких богатых домах это непринято. Лакей предложил набрать в её тарелку еды, и, поскольку было бы неловко встать едва сев, она согласилась. По правде говоря, ей не особо хотелось есть. Горничная, должно быть, зашнуровала корсет туже, чем привыкла Аннабель.
Монтгомери уже давно завершил свой завтрак. Рядом со стопкой газет стояла пустая чашка. Но почему тогда он велел Аннабель сесть рядом? Герцог был погружён в чтение. Теперь она знала, что он человек долга. Вежливость, вероятно, входила в его обязанности наряду со спасением от самого себя своевольных гостей на морозе. Ей придётся сделать пометку в анкете Монтгомери об этой вежливости. Правда, она быстро ему изменяла, если он принимал гостью за даму полусвета.
– Вы одна из активисток леди Тедбери, – проговорил он.
Что ж. Герцог не стеснялся в выражениях.
– Да, ваша светлость.
– Почему?
Он явно проявлял неподдельный интерес.
На спине начали собираться капельки пота.
Аннабель находилась лицом к лицу с их врагом и чувствовала себя не в форме. Спокойствие. Только спокойствие.
– Я – женщина, – ответила она. – Для меня вполне естественно верить в наши права.
Монтгомери на удивление по-галльски пожал одним плечом.
– Многие женщины не верят в такого рода права, – сказал он. – Вне зависимости от того, будут ли приняты поправки в закон о собственности 1870 года, для вас лично ничего не изменится.
Опять это высокомерие. Конечно, герцог догадался, что у неё нет никакой собственности, которую она могла потерять, выйдя замуж, а значит, и на право голоса ей рассчитывать не стоило. Его высокомерие раздражало больше всего, когда он был прав.
Она облизнула пересохшие губы.
– Я верю в этику Аристотеля, – сказала Аннабель, – он считал, что стремление к общему благу имеет большую ценность, чем стремление к благу индивидуума.
– Но во времена греческой демократии женщины не имели права голоса, – парировал герцог, на его губах заиграла тень улыбки. Можно было подумать, что он получал удовольствие от их разговора.
Блеск в его глазах добавил Аннабель безрассудства.
– Греки забыли включить права женщин в общее благо, – сказала она. – Распространённая ошибка. Судя по всему, о них частенько забывают.
Он кивнул.
– Тогда что вы скажете о том, что мужчины без собственности тоже не могут голосовать?
Монтгомери явно получал удовольствие. Как кот, играющий с мышью, прежде чем её съесть.
В висках начало пульсировать, от чего всю голову охватила нестерпимая боль. Но они находились с герцогом наедине, он её слушал. Она должна попытаться.
– Возможно, мужчинам тоже не хватает равноправия, ваша светлость. – Этого говорить не следовало.
Монтгомери покачал головой.
– Вы не только феминистка, но ещё и социалистка, – подытожил он. – Мисс Арчер, не нужно ли мне беспокоиться о моём штате прислуги, пока вы здесь? Вдруг завтра, вернувшись из Лондона, я обнаружу восстание персонала?
– Я бы не посмела, – пробормотала она. – Под домом, наверняка, находится темница.
Он окинул её ястребиным взглядом.
– Не сомневайтесь, – сказал герцог и добавил: – Вы хорошо себя чувствуете, мисс?
– Вполне.
Темница? Больше не было смысла отрицать, что Аннабель немного лихорадило.
Вернувшись, лакей поставил перед ней тарелку с копчёной рыбой, жареными почками и зеленоватым пюре. Как только её носа достиг горячий солоноватый аромат, Аннабель начало мутить.
– Принеси мисс Арчер очищенный апельсин, – щёлкнув пальцами, сказал Монтгомери, ни к кому конкретно не обращаясь.
Аннабель уставилась на его изящную руку с длинными изящными пальцами, лежавшую на столе. Она могла принадлежать человеку, который играл на классическом инструменте. На мизинце красовалась герцогская печатка с тёмно-синим сапфиром, который поглощал свет, как крошечный океан.
Аннабель чувствовала на себе взгляд Монтгомери, чувствовала, что он заметил, как она его разглядывает.
– Это “Манчестер гардиан”, – быстро проговорила она, кивнув на газету, которую он отложил в сторону.
Монтгомери искоса на неё посмотрел.
– Я так понимаю, вы приняли меня за читателя "Таймс".
– Скорее "Морнинг пост". – Которая являлась ещё более чопорной, чем "Таймс". "Гардиан" читали суфражистки.
– Виновен по всем статьям, – сказал он и поднял номер “Гардиан”, под которым лежала "Таймс", а под ней – "Морнинг пост".
– Какой доскональный подход, ваша светлость.
– Не в этом дело. Когда хочешь понять, что происходит в стране в целом, то изучаешь взгляды всех сторон.
Аннабель вспомнила, что именно его королева поставила во главе предвыборной кампании партии тори. Чтобы привести её к победе, ему нужно хорошо знать, что творится в стране.
Она поняла ещё на Парламентской площади, когда они встретились взглядами, ощутив на подсознательном уровне: Монтгомери был очень умным человеком. Это знание тревожило не меньше, чем то, что под его шёлковым жилетом скрывалось мускулистое тело.
Она коснулась чашки, хрупкий фарфор задребезжал, и чай выплеснулся через край.
– Прошу прощения, – пробормотала Аннабель.
Монтгомери прищурился.
К ней мигом подскочил лакей и забрал чашку с залитым чаем блюдцем.
Аннабель попыталась выпрямиться, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. Но это не помогло, на грудь словно давил валун.
– Приношу свои извинения, – прошептала она, – но мне нужно удалиться.
Герцог что-то сказал, но Аннабель не смогла разобрать слов. Её ноги отяжелели, она с трудом поднялась со стула и сделала пару шагов в попытке отойти от стола… Зрение затуманилось.
О, боже, нет!
Ножки стула заскрежетали по полу, и Аннабель провалилась в чёрную бездну.
Когда она очнулась, её тело гудело, будто в нём роились миллионы пчёл. Аннабель лежала на диване с приподнятыми ногами, а в нос ударил едкий запах нюхательной соли. Над ней нависали лица экономки, миссис Бичем, дворецкого и Монтгомери.
– Значит, вы чувствовали себя плохо, – с мрачным выражением лица констатировал герцог.
Она сердито на него посмотрела, он же сам практически вынудил её заболеть своим роковым пророчеством вчера на полях.
– Со мной всё в порядке, ваша светлость.
Он опустился на одно колено рядом с ней и окинул тяжёлым взглядом.
– Вы бы разбили голову об пол, если бы я вас не поймал.
Сначала девица на коне, теперь девица в обмороке, упавшая в его объятия. Аннабель охватило безумное желание рассмеяться, но вместо смеха она издала отвратительный сдавленный звук. Миссис Бичем озабоченно прикрыла рот рукой.
– Скоро прибудет мой врач, – сказал Монтгомери.
Доктор? Она попыталась сесть.
– Я не могу…
Он мягко, но настойчиво положил ей руку на плечо и не дал подняться с дивана.
– Она, наверное, бредит, – обратился дворецкий к миссис Бичем, словно Аннабель их не слышала.
– Вы не понимаете, – проговорила она. Ей претило слышать нотки отчаяния в своём голосе. Аннабель не болела с детства. Этого просто не могло произойти сейчас. У неё ведь всегда было столько дел. Сейчас ей нужно делать курсовую работу… а как же её ученики…
– Кого следует уведомить? – спросил Монтгомери.
Аннабель с трудом попыталась сформулировать ответ.
– Профессора Дженкинса, – проговорила она. – Не думаю, что закончу перевод вовремя.
– Определённо бредит, – сказала миссис Бичем, – бедняжка.
– Я имел в виду из ближайших родственников, мисс, – нетерпеливо уточнил Монтгомери.
– О, – сказала она. – У меня никого нет.
Что толку сообщать Гилберту? Это ведь она заботилась о его семье, он только разнервничается. От подступающих слёз защипало в носу. Если она не справится с курсовой, то поставит под угрозу свою стипендию… своё будущее…
– У меня никого нет, – повторила Аннабель, – поэтому я не могу… не могу заболеть.
Последовала пауза.
– Понятно, – сказал Монтгомери. Она взглянула на него, потому что тон герцога подозрительно смягчился.
– Здесь вы будете в надёжных руках, – пообещал он. Аннабель поняла, что его рука всё ещё лежит на её плече, словно якорь, удерживая её тело на месте, которое, казалось, находилось в огне.
– Я не могу позволить себе… – Она хотела сказать "врача", но герцог покачал головой.
– Здесь о вас позаботятся.
Позаботятся.
Какое громкое обещание. Но голос герцога звучал так спокойно, что не возникало сомнения в правдивости его слов. На некоторое время вполне можно положиться на этого человека. Очевидно, необязательно испытывать симпатию к мужчине, чтобы ему доверять.
Себастьян расхаживал перед дверью спальни мисс Арчер, хмуро поглядывая на карманные часы. Судя по всему, когда доктор Бервальд, наконец, приедет, он уже будет на пути в Лондон, придётся положиться на дворецкого, что тот даст все необходимые инструкции.
Она, как бревно, свалилась в обморок, едва встав со стула. А потом в её глазах блеснула такая паника… Нет, он не станет испытывать чувство вины. Мисс Арчер была взрослой женщиной в здравом рассудке и светлой памяти. Она сама приняла решение отправиться на мороз в поношенном пальто.
Он засунул часы обратно в карман и повернулся к Бонвилю.
– Если её состояние ухудшится, пока я буду в Лондоне, пошли телеграмму в резиденцию в Белгравии.
Дворецкий удивлённо поджал губы.
– Да, ваша светлость.
– И, Бонвиль?
Дворецкий подошёл ближе.
– Ваша светлость?
– Скажи моему доверенному человеку, чтобы он разузнал о мисс Арчер.
Глава 11
Аннабель резко проснулась, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось в груди. Ей приснился старый кошмар: она падала с большой высоты, а, когда каждый мускул напрягся в ожидании удара, с трудом приоткрыла глаза.
Голову пронзила резкая боль от яркого света зимнего утра.
– Господи, – прохрипела Аннабель.
– Ты проснулась. – Хэтти вскочила с кресла у камина. Катриона тоже поднялась, но с более благопристойным видом. Матрас слегка прогнулся под их весом, когда они обе устроились на краю кровати, устремив взгляды на Аннабель.
Она с трудом села и заправила выбившуюся из растрёпанной косы прядь за ухо.
– Который сейчас час? – прошептала Аннабель.
– Девять часов, – ответила Хэтти, протягивая ей стакан воды, а потом добавила: – Шестнадцатое декабря.
Боже милостивый. Понедельник. Она проспала весь день и всю ночь и почти ничего не помнила. Аннабель сделала глоток воды.
Хэтти пощупала её лоб.
– Как ты себя чувствуешь?
Разбитой. Как будто на неё обрушилась стена.
– Немного уставшей, – ответила она, – спасибо.
У обеих подруг под глазами залегли едва заметные фиолетовые тени. Должно быть, именно нежные пальцы подруг она чувствовала на лице в своих лихорадочных снах. Они дарили ей влажную прохладу.
У неё сдавило горло.
– Я не хотела испортить вам приём. – Кстати… – Разве мы не собирались уехать вчера?
– Ты была не в том состоянии, чтобы путешествовать, поэтому мы послали весточку в Оксфорд и остались, – сказала Катриона. – И пробудем здесь ещё несколько дней.
Поразившись услышанному, Аннабель поставила стакан.
– Очень любезно с вашей стороны, но вряд ли это необходимо.
– Мы же не можем оставить тебя здесь совсем одну, герцог – практически холостяк! – воскликнула Хэтти.
Чёрт. И правда.
Аннабель поёрзала под одеялом. Такая забота с их стороны причиняла физический дискомфорт, как вызывающий зуд корсет. Или, возможно, в ней взыграло чувство вины. Вежливо и терпеливо, но они ожидали от неё каких-то объяснений случившемуся.
Аннабель гадала, проявят ли они к ней сочувствие, если узнают истинную причину её стремительного побега.
"Дамы, семь лет назад у меня был возлюбленный. Нет, не тот, который пишет вам письма и украдкой срывает поцелуй, а тот, который задирает вам юбки и лишает невинности. После чего его отец отчитал меня точно так же, как это сделал герцог, поэтому я сбежала".
– Мне очень жаль, – проговорила Аннабель. – Как я написала в записке, герцог меня узнал, и это привело к недоразумению. Я действовала слишком поспешно.
– Но, видишь ли, это и тревожит, – сказала Хэтти. – Ты всегда такая рассудительная. Мы не замечали за тобой поспешных действий, если только…
– Если только что?
– Скажи, он обошёлся с тобой настолько ужасно?
"Вы выбрали не того мужчину… ваши усилия ни к чему не приведут…"
Аннабель слегка поёжилась, вспомнив слова Монтгомери.
– Скажем так, он не проявил обаяния, – сказала она.
Хэтти поджала губы.
– А оно у него есть?
Нет.
Но потом она вспомнила, как он выглядел там, на холме, со шляпой под мышкой. Искренним. А искренность была намного ценнее обаяния…
– Его камердинер принёс это тебе, – сказала Катриона, указывая на прикроватный столик.
На нём лежала стопка книг, которой раньше не было.
– Там записка. – Хэтти протянула ей белый конверт. – Мы умираем от желания узнать, что в ней написано.
Наощупь бумага была плотной и гладкой, как прессованный шёлк. Сверху красовалась выгравированная герцогская монограмма с золотыми вензелями.
"Уважаемая мисс Арчер!
Его светлость герцог Монтгомери желает вам скорейшего выздоровления. Он передаёт в ваше пользование книги Вольтера, Руссо и Локка, а также более лёгкую литературу. Если у вас есть конкретные предпочтения, пожалуйста, не стесняйтесь и обращайтесь без промедления. Библиотека в вашем распоряжении.
Ваш покорный слуга,
Рэмси".
Аннабель протянула записку подругам.
– Он желает мне скорейшего выздоровления, – сказала она, просматривая книги. Вольтер, Руссо, Локк. Примечательно, что все эти философы поддерживали идею демократии. Автор последнего увесистого тома был ей не знаком.
– Достоевский, – сказала Катриона, – русский писатель, этот его роман совсем недавно перевели на английский. Я слышала, в Лондоне он очень популярен.
Аннабель открыла первую страницу.
– Преступление и наказание. Шокирующая история о студенте и опасностях стойкой приверженности к определённой идеологии, – прочитала она и подняла глаза. – Его светлость посылает мне сообщение на тему политической активности, – кисло проговорила она.
Или это его способ пошутить? Теперь она знала, что за холодным фасадом скрывается остроумное чувство юмора. Если это действительно шутка, то на удивление личная.
Она устало откинулась на подушки, не зная, то ли улыбаться, то ли хмуриться. Возможно, герцог ей не особо нравился. Но Аннабель очень сильно хотела его понять.
Робкий стук в дверь заставил Себастьяна оторвать взгляд от письменного стола и посмотреть на часы. Брат был пунктуален с точностью до минуты. Жаль, что Перегрин вспоминал о дисциплине только тогда, когда чувствовал, что ему несдобровать. Скоро всё изменится.
С угрюмым выражением лица брат бочком вошёл в кабинет.
– Садись, – скомандовал Себастьян.
Перегрин медлил.
– Могу я сначала принести извинения? – Под его глазами залегли синяки. Он выглядел так, словно не спал всю ночь.
– Можешь.
Перегрин судорожно вздохнул.
– Я сожалею о своём поведении, – начал он. – Просто мне хотелось немного развлечься, прежде чем отправиться в Уэльс. Я сделал это не для того, чтобы тебя спровоцировать, ко времени твоего приезда все должны были уже разъехаться.
Хорошая речь, если бы не последняя фраза. В ушах Себастьяна забился слабый пульс.
– Ты, конечно, понимаешь, что тебя в любом случае ждут последствия.
Перегрин сглотнул.
– По правде говоря, когда я всё-таки передумал, приглашения было уже поздно отменять.
– Сядь, – повторил Себастьян, а потом продолжил: – В этом всё дело. Ты сам создаёшь себе проблемы, потому что действуешь, не задумываясь о последствиях. – Он опёрся руками о стол. – Ты ведёшь себя как ребёнок, Перегрин. Взрослый мир устроен по-другому. Каждый должен отвечать за свои поступки.
Перегрин быстро отвёл взгляд.
– Я знаю, что заслужил наказание.
– Я не собираюсь тебя наказывать.
Зелёно-карие глаза брата подозрительно сузились.
– Не сомневайся, – сказал Себастьян, – тебя бы следовало заковать в средневековые колодки. Но раз наказания на тебя не действуют, не вижу в них смысла. – Он поднял газету, которую привёз с собой из Лондона. – Вчера я встречался с адмиралом Блайтоном.
Перегрин замер.
Себастьян подвинул бланк через стол.
– Твоё письмо о приёме в Королевский флот.
На лице Перегрина отразился целый спектр эмоций: замешательство, недоверие, паника. Настоящая паника. Он побледнел и попытался встать.
– Нет.
Себастьян смерил его пристальным взглядом.
– Сядь. И, да.
Перегрин вцепился в край стола.
– Я не гожусь в солдаты.
– Определённо, – сказал Себастьян. – Если бы годился, то хотя бы отдалённо представлял себе, что такое дисциплина, и мне бы не пришлось наткнуться на шестнадцать незваных гостей в моём доме.
Перегрин моргнул, словно впервые увидев Себастьяна.
– Ты отправишь меня на верную смерть из-за какого-то приёма?
– На верную смерть? – Пульс в ушах забился сильнее. – Перегрин, это учения, а не военные действия.
– Но на этих кораблях… можно подцепить смертельную болезнь, пища гнилая и… они кишат крысами!
– Во флоте с самыми высокими в мире стандартами гигиены? Что за чушь.
– Я буду в море неделями, месяцами, – взвизгнул Перегрин.
– От этого ещё никто не умирал, – невозмутимо возразил Себастьян. – Ты отправишься в Плимут в феврале. А теперь подписывай.
Перегрин уставился на ручку и бумагу перед собой, словно на чашу с ядовитым зельем.
Когда брат поднял голову, его губы дрожали.
– Ты… ты не сможешь меня заставить.
Утверждение даже не заслуживало ответа. Во власти Себастьяна сделать с Перегрином всё что угодно. Он мог посадить его под замок или вышвырнуть вон, лишить денег и настроить против него всех влиятельных людей. Мог отнять последнюю рубашку, и никто не посмел бы сказать и слово. Такова была участь младших сыновей и братьев.
На лбу Перегрина выступил пот.
– Я мог бы проявить себя, – прохрипел он. – Отправь меня на год управлять одним из наших поместий на севере…
– Подписывай.
– Брат, пожалуйста.
Срываясь с языка, слова беспомощно падали в тишине, как сбитые в полёте птицы.
Себастьян замер.
Страх в голосе Перегрина был сродни удару под дых.
Его собственный брат боялся его, как какого-то безумного тирана, требующего невозможного.
Внезапно он поднялся на ноги. На лице Перегрина промелькнуло настороженное выражение, что ещё больше разозлило Себастьяна. Он обогнул стол, едва не схватив брата за шиворот.
– Встань.
Перегрин вскочил со стула, Себастьян схватил его за плечо и развернул к стене.
– Посмотри сюда, – сказал он, указывая на ряды картин. – Дело не только в тебе. У нас десять поместий в двух разных странах. Наша семья – одна из старейших в Британии, мы – одни из крупнейших землевладельцев в Англии, и если завтра я упаду с лошади и сломаю шею, всё это достанется тебе. – Себастьян развернул брата к себе лицом. – Если ты будешь к этому не готов, наше наследие, как лавина, похоронит тебя, и ты потянешь за собой остальных. Неужели ты считаешь, что можно играть с жизнями тысяч слуг и арендаторов? Господи, уже одно возвращение замка Монтгомери может считаться миссией, не проходит и дня, чтобы я не испытывал отвращения к тому факту, что наше родовое поместье находится в руках другого человека.
Перегрин посмотрел на него диким отчаянным взглядом загнанного в угол человека.
– Но на этом всё, – сказал он. – И мне это не нужно.
– В чём дело?
– Я не могу, разве ты не понимаешь? – Удивительно, но брат повысил на него голос. – Я не могу. Не могу быть тобой.
– Говори тише, – предостерёг Себастьян, его собственный голос звучал угрожающе низко.
Перегрин попытался освободиться от его хватки.
– Тебе всё равно, что со мной происходит. Если бы я не был твоим наследником, ты бы даже не заметил моего существования, но я не гожусь на роль герцога.
Откровения сыпались на Себастьяна, как удары плетью. Внезапно кусочки мозаики встали на свои места, то, что долгое время казалось бессмысленным, начало обретать смысл. К его горлу подступила ледяная ярость.
– Так вот из-за чего это всё? Твоё абсурдное поведение? Чтобы показать, насколько ты не годишься быть герцогом?
Глаза брата горели огнём, а рука вцепилась в руку Себастьяна у него на плече.
– Мне никогда не стать герцогом.
– Наследственная преемственность говорит об обратном, нравится тебе это или нет, – холодно ответил Себастьян.
– Ты мог бы обзавестись сыновьями, – парировал Перегрин. – Почему ты этого не сделал? Почему заставляешь расплачиваться меня?
Внезапно они оказались нос к носу, Себастьян взял брата за грудки, лицо Перегрина исказилось от ярости и неверия. Он напомнил ему щенка.
Это привело Себастьяна в чувство.
Боже. Как всё могло зайти так далеко?
Он уронил руку и отступил назад, чувствуя, как на шее бешено бьётся пульс.
Перегрин медленно пришёл в себя.
Чёрт возьми. Себастьян одёрнул рукав. Он сделал ещё один шаг назад, увеличивая между ними расстояние.
Щёки брата пылали, но он взял себя в руки, и занял выжидательную позицию, вызывающе глядя на Себастьяна и, без сомнения, жалея себя.
Не так давно Перегрин был мальчиком с копной пышных светлых кудрей и доставал ему всего лишь до локтя. Как можно не замечать его существования? Себастьян покачал головой. Он, не раздумывая, принял бы пулю за брата.
Когда Себастьян вновь заговорил, его голос звучал безжалостно.
– В феврале ты отправишься в Плимут. А я забуду всё, что ты мне сегодня наговорил.
Глаза Перегрина стали непроницаемыми. Он медленно кивнул.
– Да, сэр.
Брат продолжал кивать, опустив глаза и уставившись на свои ботинки. Себастьян понимал, что Перегрин изо всех сил пытается сдержать слёзы.
Он повернулся и посмотрел в окно. На улице уже стемнело и в отражении стекла Себастьян смог разглядеть только свои искажённые черты.
– Советую рассматривать службу на флоте как возможность, а не как наказание, – проговорил он. Наверное, следовало сказать что-то ещё, но, как обычно, когда в дело вмешивались слёзы, слова его покидали. – Подпиши. И можешь быть свободен.
Однажды его бывшая жена написала в своём дневнике, что там, где у других бьётся сердце, у него находится кусок льда. Себастьян был склонен с этим согласиться. Сталкиваясь с неприятностями, он непроизвольно холодел изнутри так же, как у других людей ускорялся пульс перед лицом опасности. Если это означало, что он бессердечный, так тому и быть. Можно считать только преимуществом, что ему удавалось сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. За исключением, видимо, того случая, когда с точностью самого Париса, брат вонзил нож в его ахиллесову пяту.
"Ты мог бы обзавестись сыновьями… Почему ты этого не сделал?"
Время близилось к полуночи, в камине тихо потрескивал огонь, но голос брата продолжал эхом отдаваться в кабинете. Себастьян потянулся за портсигаром.
Он откинулся на спинку стула и закурил.
Глядя в потёмках на замок Монтгомери сквозь серые колечки дыма, Себастьяну казалось, что он ожил. Замок всегда окутывал туман. В нём обитали тени и эхо. Себастьян никогда не чувствовал себя там дома, а теперь поместье и вовсе превратилось в обузу. Но долг есть долг. Никому нельзя проигрывать родовое гнездо в карты.
"Почему ты этого не сделал?"
Брат, конечно, идиот, но в чём-то он был прав.
Себастьян наклонился и отпёр нижний ящик стола.
Там поблескивала обтянутая жёлтым шёлком вычурная обложка дневника. Когда-то на нём имелся изящный маленький замочек, вскрыть который не составило никакого труда.
Он открыл дневник.
При виде витиеватого девичьего почерка Себастьян крепче сжал томик в руках. Он прочёл его всего лишь раз, но определённые слова навсегда врезались ему в память. Возможно, спустя почти два года они будут звучать по-другому.
12 января 1878 года.
Сегодня М официально сделал мне предложение. Я знала, что этот день настанет, всё было давно решено, но меня разрывают противоречивые чувства. Юная леди вряд ли может мечтать о чём-то большем, чем стать герцогиней. И я действительно хочу ею стать. Мама и папа, конечно, в восторге. Но моё сердце страдает по Т. Он так расстроен, даже умолял меня с ним сбежать и клянётся, что будет вечно меня любить… Это ужасно романтично. Если бы не титул, я, конечно, никогда не выбрала бы герцога. Он совсем не романтик. Жутко тихий и строгий. Мне никогда не доводилось видеть его танцующим. Он самый угрюмый человек в высшем свете…
Ну что ж.
Себастьян бросил дневник обратно в ящик.
Нет нужды перечитывать эти слова, когда в его сознании и так отпечатался печальный конец истории. Не прошло и шести месяцев, как она сбежала с молодым человеком, которого, как ей казалось, любила. А Себастьян ничего такого не предвидел. По иронии судьбы, он отлично разбирался в людях, когда дело касалось политики, но не заметил, что его собственная жена погрузилась в скуку или затаила обиду, а может, и то и другое вместе, и без колебаний бросилась в омут с головой. Справедливости ради стоит заметить, чтобы понять намерения благовоспитанной женщины, потребуется навык чтения мыслей. В конце концов, их всех учили угождать и всё терпеть с улыбкой.
И все кандидатки на роль его жены были одинаковыми: леди, обученные угождать и терпеть. Ему следовало жениться на бриллианте чистой воды. И сейчас это стало даже более актуальным. Хотя бы потому, что нужно заставить замолчать недоброжелателей после развода. Но даже если будущая герцогиня будет с трудом выносить его присутствие, он никогда не узнает об этом наверняка…
Кто-то поскрёбся в дверь, Себастьян поднял взгляд.
– Войдите.
В кабинет тихо вошёл Рэмси, держа в руке серебряный поднос с конвертом на нём.
– Ваша светлость. Вам пришла записка. Боюсь, её доставка задержалась.
– Кто отправитель?
– Мисс Арчер, ваша светлость.
Он выпрямился в кресле.
– Как она?
– Всё ещё довольно слаба, и насколько я понимаю, её продолжает мучить лихорадка.
Но раз она могла писать, это было хорошим знаком. С другой стороны, мисс Арчер пыталась спорить с ним о политике, находясь на грани обморока. Что за упрямая женщина.
Он вскрыл конверт.
– Мой осведомитель уже прислал о ней какие-нибудь сведения?
– Нет, ваша светлость.
Упрямая, загадочная женщина.
Её почерк был совсем не женским, а энергичным, как у человека, который много и быстро пишет.
"Ваша светлость,
Я очень ценю ваше гостеприимство и стараюсь как можно скорее поправиться. Спасибо, что так великодушно одолжили мне книги. Особенно меня заинтриговал русский роман о стойкой приверженности к определённой идеологии, я полагаю, ваш выбор пал на него совершенно случайно?
С уважением,
А. Арчер".
Упрямая, загадочная и остроумная.
Он послал ей книги в знак вежливости по отношению к прикованному к постели гостю. А те конкретные выбрал, потому что по какой-то причине знал, они заставят её задуматься, а умозаключения этой женщины его интриговали. Выразительные глаза мисс Арчер позволяли с лёгкостью догадаться, о чём она размышляет, и всё же он находил её довольно непредсказуемой. Что ж, с уверенностью можно сказать только одно: если мужчина ей чем-то не угодит, он получит нагоняй. Бог свидетель, Себастьян не любил своенравия. В его жизни и так хватало проблем из-за отказа брата повиноваться, но, по крайней мере, эта девушка не станет молча терпеть, если мужчина попытается её сломить. А был ли в её жизни мужчина? Она сказала, что у неё никого нет…
Себастьян понял, что, пока он предаётся размышлениям об Аннабель Арчер, камердинер продолжает стоять в ожидании распоряжений.
Он положил её записку в нагрудный карман.
– Это всё, Рэмси.
Глава 12
На следующее утро Себастьян подкараулил доктора Бервальда в коридоре возле спальни мисс Арчер. Молодой врач выглядел измотанным.
– Но, ваша светлость, если вы не являетесь ближайшим родственником или мужем пациентки, я не могу разглашать подробности её состояния.
– У неё здесь нет ни мужа, ни близких родственников, – нетерпеливо проговорил Себастьян. – В настоящее время за неё отвечаю я.
– И при всём моём уважении, ваша светлость, она – моя пациентка.
– Что можно легко исправить, – парировал Себастьян. Глаза Бервальда за стёклами очков удивлённо расширились. Себастьян обычно не имел привычки давить своим авторитетом на людей и, конечно, он никогда не позволял себе этого с Бервальдом.
В течение нескольких секунд они пристально смотрели друг на друга.
Первым отвёл взгляд доктор.
– Так и быть, – проговорил он с сильным немецким акцентом. – Пациентка уже идёт на поправку. Деревенские женщины всё-таки весьма выносливые. Но, между нами говоря, причина, по которой холод так сильно на неё подействовал, заключается в том, что она страдает от длительного истощения. У мисс Арчер явные признаки недосыпания и недоедания.
Это заявление застигло Себастьяна врасплох.
– Она такой не выглядит.
– Как я уже сказал, она выносливая, – пожал плечами доктор, – но для того, чтобы мисс Арчер выздоровела до конца, я рекомендую ей отложить путешествия ещё на неделю после того, как пройдёт лихорадка.
– Это будет несложно устроить, – машинально ответил Себастьян.
– Я бы не был так уверен, – пробормотал Бервальд.
– То есть?
– Фройляйн возражает против моих указаний, ваша светлость.
Себастьяну захотелось закатить глаза, что было ему совершенно не свойственно.
– Да. Очень похоже на эту фройляйн.
– Эти современные женщины, – покачал головой Бервальд. – Позвольте им получить хорошее образование, и вот они уже лучше врачей знают, каким рекомендациям следовать.
– О, она выполнит все ваши рекомендации, – заверил его Себастьян, глядя на дверь её комнаты. Недоедает?
Себастьяна охватило неприятное ощущение. Только не под крышей его дома. До Рождества она будет хорошо питаться, и что бы её ни тревожило, всё это останется за воротами Клермонта.
– Неделя! – Возмущение Аннабель вспыхнуло с новой силой, как только Катриона и Хэтти вошли в её комнату после утренней прогулки верхом. – Я пробуду здесь до Рождества.
