Текст книги "Как повергнуть герцога (СИ)"
Автор книги: Эви Данмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Как вы могли так поступить? – спросила Аннабель. – Он даже не в курсе, живы вы или нет.
Перегрин слегка прищурился.
– Прошу прощения, мисс, – сказал он. – Повторюсь, я не совсем уверен, как так получилось, но у меня не было намерения вас расстраивать.
К чёрту его вежливую сдержанность.
– Скажу откровенно, – сказала она. – Вы исчезли. Сбежали вместо того, чтобы следовать абсолютно разумным распоряжениям, и пока вы прячетесь в укромном уголке и пользуетесь девичьей добротой, ваш брат почти не спит, потому что сходит с ума от беспокойства.
На щеках Перегрина вспыхнул лихорадочный румянец. Если бы Аннабель была мужчиной, он, вероятно, бы её ударил.
– Вы и правда хорошо осведомлены, мисс, признаю, – протянул он, – но вы ошибаетесь в одном – Монтгомери никогда в жизни не сходил с ума от беспокойства. У него нет ни темперамента, ни сердца, и если бы я действительно вызвал в нём подобные эмоции, уверяю вас, это во многом бы было связано с моим положением его наследника, а никак не со мной лично.
Рука Аннабель взметнулась вверх. Она вовремя остановилась, но на мгновение и Аннабель, и Перегрин уставились на зависшую в воздухе ладонь, готовую отвесить оплеуху аристократу.
Когда взгляд Перегрина переместился с её руки на лицо, в его глазах промелькнуло подозрение.
– Мисс?
– Как плохо вы его знаете, – тихо проговорила она. – Бедный Монтгомери, люди, которых он искренне любит понятия не имеют, каков он на самом деле. Видите ли, у него есть сердце, чопорное, благородное, но оно бьётся так же, как и наше с вами. И я держу пари, что оно в сто раз выносливее. Он редкий человек не потому, что богат или могуществен, а потому, что говорит то, что думает, и делает то, что говорит. Монтгомери мог стать самодовольным тираном, но предпочёл упорно трудиться, чтобы облегчить жизнь остальным, думает обо всём сам, чтобы другим не приходилось. И если бы в вас, милорд, была хоть капля благородства, вы разделили бы с ним его адский груз ответственности, а не вели себя как избалованный слюнтяй.
Она едва не выплюнула слово "слюнтяй".
Бледное лицо Перегрина сделалось совсем белым.
– Аннабель. – Между ними протиснулась Катриона, но её лицо расплылось перед глазами Аннабель.
– У него есть сердце, – сказала Аннабель, – я люблю его.
– Аннабель, – начала Катриона, – не нужно…
– Я люблю его, но я солгала ему, и теперь он всегда будет думать обо мне плохо. – Её голос заметно дрожал.
Катриона обвила рукой её плечи, в больших голубых глазах подруги светилось сочувствие. Этот проблеск доброты стал последней каплей. Впервые с того рокового лета много лет назад Аннабель разрыдалась.
– Я люблю его!
– Она ведёт себя так последние полчаса, – тихо сказала Хэтти Люси.
В дверях маленькой гостиной Кэмпбеллов, всё ещё в пальто и шарфе, стояла глава суфражисток. Из её наспех заколотой причёски выбивались светлые пряди.
Аннабель свернулась калачиком в кресле, её тело сотрясалось от мощных рыданий, как будто она оплакивала целую жизнь страданий. Катриона сидела на подлокотнике и неловко похлопывала Аннабель по спине.
– Чёрт возьми! – выругалась Люси.
Она прошествовала к шкафчику на противоположной стене, безошибочно угадав содержимое, и открыла дверцу. Люси откупорила одну из блестящих бутылок и налила бренди на два пальца в маленький бокал.
– Выпей, – приказала она, протянув бокал Аннабель.
Аннабель подняла на неё покрасневшие глаза. Её изящный нос неподобающе порозовел и блестел.
– Это спиртное? – Она шмыгнула носом.
– Попробуй, – мрачно сказала Люси. – Обещаю, что на вкус это и вполовину не так гадко, как хранить секреты от подруг и якшаться с врагом. Монтгомери, Аннабель? Из всех мужчин в королевстве!
Аннабель уставилась в бокал.
– Он не враг, – глухо сказала она. – Это он добыл разрешение на демонстрацию. Он оказал нам услугу. И я…
– Любишь его, да. Ты уже говорила. – Люси подтащила стул поближе к креслу. – Он достал нам разрешение? Почему бы тебе не начать с самого начала?
Аннабель отхлебнула бренди и поморщилась, когда спиртное обожгло губы.
– Теперь это вряд ли имеет значение.
– Тогда почему ты ведёшь себя так, словно наступил конец света? – спросила Люси, разматывая свой длинный шарф.
Потому что он наступил.
Её сердце сжималось и замирало каждый раз, когда она вспоминала выражение лица Себастьяна, покидавшего её комнату. Как будто она стала его персональной Далилой, Саломеей или любой всемирно известной вероломной женщиной.
Аннабель сделала глоток.
– Он, должно быть, презирает меня, – прохрипела она.
Серебристые глаза Люси метали молнии.
– Мерзавец, – прорычала она. – Не могу поверить, что он тебя соблазнил, да ещё под своей же собственной крышей.
– Он меня не соблазнял, – запротестовала Аннабель. – Ну, возможно, самую малость. – Она потеряла голову в тот момент, когда, держа в одной руке шляпу, он принёс ей извинение на холме в Уилтшире, что было ему совсем не свойственно. – Это не его вина.
– Боже мой, – возразила Люси, – конечно, его. Не забывай, ты же суфражистка, мы не верим в историю о злой искусительнице и беспомощном мужчине. Он прекрасно знал, что делает.
Аннабель ощетинилась.
– А если я скажу, что была совсем не против?
Люси закатила глаза.
– Аннабель, может быть, он и сухарь, но он на десять лет тебя старше. Монтгомери расчётливый стратег, который завоевал благосклонность королевы, манипулируя взрослыми мужчинами. У тебя не было ни единого шанса, и он это знал. Признай, герцог говорил тебе приятные слова? Заставил поверить, будто вы знаете друг друга много лет, понимаете друг друга без слов?
А делал ли он всё это…
– Да, – прошептала она.
Хэтти разочарованно охнула.
Люси авторитетно кивнула.
– Так они и поступают, – сказала она. – Мне очень жаль, что я послала тебя агитировать этого ублюдка.
– Вчера вечером он сделал мне предложение, – выдала Аннабель.
Подруги хором ахнули, открыв рты. Было забавно наблюдать, как на их лицах появилось одинаково потрясённое выражение.
– Предложение… руки и сердца? – пискнула Хэтти, округлив глаза.
Аннабель кивнула.
– Он появился в доме миссис Форсайт прошлой ночью. Я… я отказала. Поднялся переполох, поэтому миссис Форсайт попросила меня съехать.
Девушки удивлённо замолкли. Комната погрузилась в полную тишину.
– Чёрт возьми, – пробормотала Люси. Она встала и подошла к шкафчику, чтобы плеснуть себе бренди.
– И ты отказала? – задыхаясь, переспросила Хэтти.
Аннабель сглотнула.
– Да. Я же не могла принять предложение?
В ответ подруги единодушно покачали головами.
– То есть ты могла бы, – сказала Хэтти, – но это вызвало бы скандал десятилетия. Нет, столетия. По большому счёту, ваша свадьба стала бы легендарной…
– Я знаю, – перебила её Аннабель, – знаю. Поэтому я ему и отказала. Ох. – Она яростно промокнула глаза влажным носовым платком, когда из глаз снова хлынули слёзы.
– Не могу поверить, что он сделал тебе предложение, – сказала Хэтти, качая головой. – Не потому, что ты не достойна, – поспешно добавила она, – просто это такой безумный поступок для столь холодного… в смысле умного человека.
Аннабель устало улыбнулась.
– Он вполне разумно попросил меня стать его любовницей сначала.
Глаза Люси угрожающе сузились.
– В один и тот же вечер?
– Нет, – ответила Аннабель, – в Клермонте.
– Я рада, что ты не согласилась, – сказала Катриона. – В отличие от любовницы герцога со скандальной герцогиней мы могли бы водить дружбу.
Аннабель опустила пустой стакан на маленький столик.
– А сейчас, – тихо спросила она, – сейчас вы останетесь моими подругами?
Хэтти нахмурилась.
– Почему нет?
– Потому что я ударила мужчину, – объяснила Аннабель, – меня арестовали, исключили из университета, мне сделал предложение герцог, и меня выгнала из дома моя же собственная компаньонка.
Губы Люси изогнулись за бокалом бренди.
– Мне кажется, тебе сейчас не помешала бы пара-тройка подруг.
– Я ходячий скандал, – бросила Аннабель.
Катриона убрала руку с плеч Аннабель и сложила ладони на коленях.
– Я видела, как он целовал тебя на балу в Клермонте, – сказала она, – и всё ещё остаюсь твоей подругой.
Аннабель удивлённо на неё уставилась. Всё верно. Она наткнулась на Катриону в коридоре, когда покинула альков. Подруга тогда обратила внимание Аннабель на растрёпанную причёску.
– Вы целовались? На балу? – взвизгнула Хэтти.
А Катриона даже словом не обмолвилась.
– Почему вы так добры? – спросила Аннабель. – Почему не осуждаете меня, не обмениваетесь многозначительными взглядами и не пытаетесь умыть руки?
Как поступили все деревенские девушки, которых она считала своими подругами, после того, как поползли слухи о ней с Уильямом? Как поступил её собственный отец?
Люси вздохнула.
– Ты же умная, но иногда так медленно соображаешь, – сказала она. – Посмотри на нас. Все мы здесь не оправдываем людские ожидания. – Люси указала на Катриону. – Слишком умная. По её путеводителям мужчины ищут сокровища, пребывая в блаженном неведении о том, что руководство для них написала женщина, и я думаю, что будучи в Египте ты носила брюки и ползала по пещерам? – Катриона кивнула, по её шее разлился смущённый румянец. – А я, – продолжила Люси. – Моя семья отреклась от меня задолго до незначительного инцидента с испанским послом и серебряной вилкой. Если бы тётя не оставила мне небольшое состояние, что она сделала только лишь назло моему отцу, я бы превратилась либо в нищенку, либо в сумасшедшую, которую не выпускают из спальни потому что она не соответствует ожиданиям. Я несдержанная, не могу молчать и никогда не представляла себя в роли жены, окружённой выводком детей и поклоняющейся своему мужу и господину. А Хэтти… – Она нахмурилась. – Честно говоря, я не знаю, в чём твоя странность.
Хэтти скрестила руки на груди.
– А почему я должна быть странной?
Люси бросила на неё колкий взгляд.
– Зачем тогда дочери Жюльена Гринфилда еженедельно терпеть этого надсмотрщика, профессора Раскина, находясь по локти в краске?
Вечно улыбающаяся Хэтти угрюмо сжала рот.
– Так и быть, – наконец проговорила она. – У меня проблемы с правописанием. И я не умею считать. – Хэтти выгнула бровь, глядя на Люси. – И ты ещё считаешь себя паршивой овцой. Даже мои сёстры знают, как делать выгодные вложения. А я не могу расставить цифры в правильном порядке, и если бы не мои рыжие волосы Гринфилдов, родители бы решили, что я подкидыш. Подозреваю, что они всё равно так считают. Думаю, они предпочитают именно такое объяснение.
– Глупости, – пробормотала Аннабель, – ты и так прекрасна.
– О, – оживилась Хэтти. – Как мило с твоей стороны.
– Видишь, – сказала Люси, – я не отрицаю того, что ты – ходячий скандал, но ты не одинока.
Губ Аннабель коснулась слабая улыбка.
– Похоже, я в хорошей компании.
Теперь дышать стало намного легче, как будто тиски, сжимавшие её грудь немного ослабли.
– Тебе нужно где-то остановиться, – сказала Люси.
– Да, – ответила Аннабель, сжимая в кулаке платок.
– Нужно было сразу соглашаться, когда я предложила переехать ко мне, – самодовольно заявила Люси.
– Да, наверное, ты права.
– Тогда давай заберём твой багаж. Если только не осталось ещё каких-то важных секретов.
– У меня нет, – сказала Аннабель, – хотя, если подумать… – Она повернулась к Катрионе, и подруга опустила голову. – Скажи на милость, почему и где ты помогала прятаться лорду Деверо?
Глава 30
Перегрин Деверо был добродушным молодым человеком с весёлым нравом. И только драматические события могли подтолкнуть его к драматическим действиям. А что могло быть драматичнее, чем вид прекрасной мисс Арчер в слезах? Всё ещё слыша в голове её жалобные рыдания, он отправился прямиком из Оксфорда в Уилтшир.
Но стоило вдалеке показаться Клермонту, как пыл Перегрина поостыл. И исчез напрочь к тому моменту, когда он оказался перед тёмной массивной дверью кабинета брата. К горлу подступила тошнота. За этой дверью с ним никогда не случалось ничего хорошего.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить, зачем приехал. Затем решительно постучал.
Но никто не ответил.
Перегрин нахмурился. Где ещё мог быть Монтгомери?
И вошёл без приглашения.
В кабинете царил полумрак. Плотные шторы были задёрнуты, ни лампа, ни огонь в камине не горели, а в воздухе повис застоялый запах табачного дыма.
– Сэр?
Глаза Монтгомери блеснули, как отшлифованные камни. Он развалился в кресле за столом, откинув голову на кожаную обивку.
Перегрин даже не подозревал, что брат знает такую небрежную позу. Это потрясло его почти так же сильно, как пустая бутылка виски посреди бардака на столе. Посреди настоящего бардака. Обычно тщательно выровненные стопки бумаг были опрокинуты, листы валялись на полу, как будто их разметал порыв ветра.
– Сэр…
Глаза герцога скользнули по Перегрину, и у него перехватило горло. Взгляд брата был лишён обычной пугающей пронзительности, но от него всё ещё хотелось поёжиться.
– Итак, ты вернулся. – Его голос звучал хрипло то ли от того, что Монтгомери долго им не пользовался. То ли от того, что брат осушил бутылку виски? Бокала было не видно. Ей-богу! Неужели он пил прямо из горла?
– Выглядишь ужасно, – заметил Монтгомери. – Я бы предложил тебе выпить, но, как видишь, запасы иссякли. – Он злобно посмотрел на пустую бутылку перед собой и ткнул в неё кончиком пальца.
Перегрин открыл и закрыл рот, не издав ни звука, как марионетка, забывшая текст.
Театрально взмахнув рукой, брат указал на стул напротив.
– Присядь, мелюзга.
Перегрин осторожно опустился на край сидения.
– Ну, – протянул Монтгомери, – или вместе с преданностью ты потерял и дар речи?
– Я просто думал, что ты не пьёшь.
– Я и не пью, – отрезал Монтгомери.
– Конечно, нет, – быстро согласился Перегрин.
– Именно, – пробормотал брат.
Едва ли в своей жизни Перегрин встречал человека более пьяного, а как глава питейного общества, он их повидал немало. Герцог был пьян в стельку и держался прямо только благодаря своей нечеловеческой дисциплине.
Перегрин не знал, что побудило его сказать следующие слова:
– Это из-за того, что отец, напившись, утонул в луже?
Монтгомери прищурился.
– Как ты об этом узнал?
– Обычным путём. Люди шептались. Я услышал.
Монтгомери молчал. Глаза Перегрина привыкли к слабому освещению, поэтому теперь он смог разглядеть лицо брата и обнаружил, что не он один выглядит ужасно. Черты лица Монтгомери заострились от напряжения, но больше всего настораживал мрачно сжатый рот. Было в этой мрачности что-то фатальное, ни следа той решимости, которая говорила о том, что брат собирается приступить к выполнению великой миссии. Нет, то был совершенно другой уровень мрачности.
Наконец, Монтгомери пошевелился. Он включил настольную лампу, затем порылся в разбросанных документах, вытащил тонкий серебряный портсигар и достал сигарету. Брат долго возился со спичками, сосредоточенно щурясь, пока одна из них, наконец, не загорелась. Он выпустил струю дыма в потолок и встретился взглядом с Перегрином.
– Да, – подтвердил Монтгомери. – Я не пью, потому что Чарльз Деверо закончил свою жизнь, утонув пьяным в луже.
Ответ сильно поразил Перегрина. Он задал вопрос лишь потому, что всегда полагался на удачу и следовал рискованным порывам. И никак не ожидал услышать от брата откровенное признание. Как будто они разговаривали как мужчина с мужчиной.
– Почему мне сказали, что это был несчастный случай на верховой прогулке? – продолжая испытывать судьбу, спросил Перегрин.
Монтгомери принялся катать сигарету между пальцами.
– Чтобы тебя не преследовало прошлое.
– Меня не нужно ограждать от неприглядной правды, – пробормотал Перегрин, стараясь не вспоминать тот уничижительный эпитет, которым наградила его мисс Арчер. Избалованный слюнтяй.
– Дело не в правде, – сказал Монтгомери. – Мы можем стать заложниками историй о наших отцах, на их фоне могут сформироваться наши страхи или представления о том, что мы должны делать. Или они дают нам повод быть слабыми. Когда человек, от которого зависят тысячи людей, тонет в луже, потому что слишком пьян, чтобы устоять на ногах, что это о нём говорит?
Перегрин задумался.
– Что ему ужасно не повезло? – предложил он.
Монтгомери пристально на него посмотрел.
– Возможно, и это тоже, – наконец, согласился он. – Почему ты вернулся?
Снова подступила тошнота. Внутри всё похолодело от страха, вины и стыда.
– Мне не следовало вообще сбегать.
– Действительно, – сказал Монтгомери, небрежно стряхнув пепел с сигареты прямо на ковёр.
– Вскоре я понял, что совершил ошибку, но не осмелился вернуться, и чем больше проходило времени, тем труднее становилось принять решение.
– Настоящая головоломка. – Монтгомери кивнул без намёка сочувствие.
– Но сегодня я наткнулся на мисс Арчер, – сказал Перегрин, – и мне показалась, что она… расстроена… из-за тебя.
Чёрт возьми, теперь он не мог вспомнить, почему ему пришла в голову идея об этом заговорить.
Монтгомери почему-то застыл, в его глазах промелькнуло замешательство.
– От неё никак не скрыться, – пробормотал он, – заполучить её нельзя, но и оставить в прошлом невозможно.
– Сэр?
Перегрин отпрянул от стального взгляда брата.
– Ты здесь для того, чтобы защитить её честь? Или хочешь получить от меня объяснения? – спросил Монтгомери. – Смело с твоей стороны. Даже сумасбродно. Но я прекрасно знаю, что её зелёные глаза могут сотворить с мужчиной, поэтому пропущу мимо ушей.
– Спасибо, – запинаясь, проговорил Перегрин. Её зелёные глаза?
Монтгомери нахмурился.
– Я сделал ей предложение, – сказал он. – Но она мне отказала, так что я не понимаю, чем она расстроена.
На минуту Перегрин потерял дар речи.
– Ты сделал предложение мисс Арчер, – тихо повторил он.
– Да.
– Предложил… выйти за тебя замуж.
– Именно.
– Ты… уверен?
Губы Монтгомери нетерпеливо скривились.
– Я пьян, а не сошёл с ума. Я уверен, что произнёс: "Выходи за меня замуж", и, если перефразировать её слова, она ответила: "Ни за что на свете".
– Боже милостивый, – проговорил Перегрин и спустя мгновение добавил: – Боже милостивый.
– Вместо меня она хочет выйти замуж за оксфордского дона, – мрачно сказал Монтгомери.
– Ты сделал ей предложение, – взвизгнул Перегрин.
– С чего вдруг?
– Я упал с лошади и ударился головой, – ответил Монтгомери, – и вдруг мне стало всё абсолютно ясно.
С каждой минутой Перегрин чувствовал, что всё сильнее запутывается.
– Но я сделал предложение единственной женщине в Англии, которая отказалась от целого герцогства, потому что не любит герцога, – продолжил Монтгомери. – Но, с другой стороны, оксфордского дона она тоже не любит. – Он укоризненно посмотрел на Перегрина. – В её поступках нет никакого смысла.
Чёрт.
Перегрин откинулся на спинку стула.
Дело плохо. Он был одержим, а Перегрин знал, что происходит, когда Монтгомери становится одержимым: он не останавливается ни перед чем, пока не добьётся желаемого. Но женитьба на простолюдинке? Это просто невозможно! И после сцены, которой он стал свидетелем сегодня, Перегрин был всё же уверен, что причиной отказа мисс Арчер, между прочим, очень разумного отказа, стало не отсутствие любви к брату. Как раз наоборот.
Перегрин вдруг понял, что, возможно, от него одного зависит, куда повернёт история династии Монтгомери. На путь скандала. Или продолжит плыть по течению.
По спине побежали мурашки.
– Прости, – выдавил он. – Я слышал, что… увлечения со временем проходят.
Монтгомери кивнул.
– Конечно, проходят.
А потом брат сделал то, чего Перегрин от него совсем не ожидал.
Он опустил голову и зарылся лицом в ладони.
И замер в этой позе.
О, чёрт возьми.
– Возможно, она отвергла тебя именно из-за герцогства, а не вопреки ему, – выпалил Перегрин. Ну вот. Пусть брат сам подберётся к сути.
Монтгомери опустил руки.
– Что ты имеешь в виду? – В его глазах промелькнула слабая искра надежды.
Возможно, причиной, по которой брат впал в это состояние, была не одержимость. Возможно… всё гораздо хуже. Возможно, он влюбился.
Господи. Если любовь способна сотворить такое с самым разумным человеком в Британии, Перегрин ни за что не влюбится.
– Просто я провёл больше месяца в бегах, потому что чувствовал себя неготовым унаследовать одно из крупнейших герцогств в стране, – сказал он. – Я понимаю, почему у мисс Арчер могли появиться сомнения, она ведь стала бы причиной, по которой герцогство погрузилось бы в скандал.
Монтгомери нетерпеливо фыркнул.
– Она не несёт за это ответственности.
– Есть люди, которые всегда чувствуют себя ответственными, – пожал плечами Перегрин, – и ничего не могут с собой поделать.
Лицо герцога приняло подозрительное выражение.
– Когда ты успел стать таким мудрым? – спросил он. – Где ты прятался? В каком-то монастыре, который проглядел Скотленд-Ярд?
Перегрин поморщился.
– Почти. Я скрывался в винном погребе Сент-Джонса.
Монтгомери моргнул.
– Ты провёл под землёй почти шесть недель?
– Боюсь, что так.
Монтгомери уставился на Перегрина с непроницаемым выражением лица.
– Скажи мне, – мягко проговорил он, – неужели я такой тиран, что прятаться в подвале предпочтительнее, чем выполнять мои распоряжения?
Глаза Перегрина расширились.
– Тиран? Нет.
К его удивлению, Монтгомери чего-то ждал. Ждал продолжения.
С каких пор его начали интересовать объяснения?
– Я хочу следовать твоим распоряжениям, – медленно произнёс он, – просто мне… страшно. Когда я был маленьким, то не мог дождаться, когда вырасту и стану таким, как ты. И вот однажды я понял, что это невозможно. – В тот день Перегрина охватила безысходная тоска. – Я начал понимать масштаб твоей работы, и как легко ты с ней справляешься. Первое время я считал, что ты просто лучше нас всех, но потом понял, что так оно и есть, но при этом ты работаешь с утра до вечера, не поднимая головы. И, когда я представил, как изо дня в день сижу в кабинете и решаю проблемы тысяч людей, которые от меня зависят, мне показалось, что я задыхаюсь… Даже если я буду трудиться изо всех сил, то всё равно стану никудышным герцогом, а ты идеально справляешься.
– Идеально справляюсь? – эхом отозвался Монтгомери. – Ах, Перегрин. Первое искушение подобного рода, и моё самообладание пало, как карточный домик. – Он слегка покачнулся в кресле. – И на случай, если ты не заметил, я ужасно пьян и обдумываю различные способы, как уничтожить профессора Оксфордского университета.
– Я через день занимался этим в Оксфорде, – пробормотал Перегрин.
– Я в курсе, – сказал Монтгомери. – Именно по этой причине я и записал тебя в Королевский флот.
Перегрин замер. Неужели сейчас решится его судьба? Если ему повезёт, его сопроводят до Плимута, и он застрянет в Королевском флоте на несколько лет. Если же он получит по заслугам, то перед этим брат задаст ему хорошую трёпку. Монтгомери никогда не бил его раньше, но всегда бывает первый раз. Почти наверняка Перегрину навсегда урежут содержание, или даже брат отречётся от него и никогда больше с ним не заговорит…
Монтгомери уставился на него на удивление трезвым взглядом поверх сложенных вместе пальцев.
– Тебе интересно, что с тобой будет дальше?
Перегрину удалось выдержать взгляд брата.
– Я г-готов получить по заслугам.
И тут Монтгомери сказал странную вещь:
– Ты же знаешь, что ты мне не безразличен, Перегрин?
– Э-э-э. Да, сэр?
Герцог вздохнул.
– Я в этом не уверен. – Он провёл рукой по усталому лицу. – Ты сказал, что она была расстроена?
– Мисс Арчер? Да, весьма.
– Теперь я понимаю, что сделал предложение не лучшим способом, – пробормотал Монтгомери. – И мне начинает казаться, что она мне солгала, – загадочно добавил он.
– Она знала, что перед тем, как сделать предложение, ты упал с лошади? – спросил Перегрин, потому что, чёрт возьми, но события были столь же любопытными, сколь и тревожащими.
– Да, а что?
– Мне кажется, ни одна леди не захочет получить предложение сразу после того, как мужчина ударился головой.
Монтгомери затих.
– Возможно, я даже назвал её трусихой, – сказал он.
У Перегрина отвисла челюсть.
– Я не эксперт, но что-то мне подсказывает, это ужасная тактика ухаживания.
– И я… Боже, – простонал Монтгомери. – Прошлой ночью я был не совсем в себе. Я вёл себя… слишком напористо.
"Без сомнения, Монтгомери вёл себя слишком напористо", – подумал Перегрин.
Потому что именно таким он и был: напористым, ревностным и немного пугающим. Вероятно, пугал он неосознанно. Монтгомери было невдомёк, что план, который он всегда имел при себе и ожидание от остальных логических действий, уже само по себе наводило страх на окружающих. Неизменно следовать за благородной целью и уметь отбрасывать ненужные эмоции – не совсем нормальное поведение. Вот, что делало с человеком заточение, ведь никто не уберёг Монтгомери от клетки, в которую он угодил после смерти отца.
Перегрина охватило странное чувство, как будто он собирался нырнуть головой в реку Изиду 13с моста Магдалины, не зная, что скрывается в мутных водах. Дело было в том, что Монтгомери нуждался в герцогине. Надёжной, умной, в той, которую он не сможет случайно задавить своим мнением и которая будет поддерживать его хорошее настроение и отвлекать внимание от Перегрина. И хотя мисс Арчер во многих отношениях считалась неподходящей невестой для герцога, но по самым важным параметрам идеально подходила Монтгомери. Благодаря ей в брате пробудились чувства. Можно даже предположить, что она сделает его счастливым.
Монтгомери, вероятно, был слишком пьян, чтобы запомнить их диалог. Но Перегрин надеялся, что брат не забудет следующие слова. Он глубоко вздохнул.
– Я думаю, тебе следует кое-что знать о мисс Арчер.
Глава 31
Люси жила на Норэм-Гарденс в узкой части дома из жёлтого кирпича, вторую половину которого арендовала леди Мейбл. Таким образом соблюдались социальные нормы, согласно которым незамужние леди брачного возраста не могли жить одни. Каждое утро Аннабель просыпалась в своей маленькой скрипучей кровати с чувством облегчения: в доме не было хозяина, перед котором нужно держать ответ, и никто не указывал как и что делать. Если бы она захотела, то могла бы до полудня угрюмо просидеть в нише окна с умиротворяющей кошкой Люси на коленях.
Люси занимала одну из двух комнат на верхнем этаже, её экономка – другую, а весь первый этаж был отдан под нужды суфражистского движения. В приёмной стоял древний печатный станок, в гостиной пианино пришлось уступить место швейной машинке и тюкам ткани для пошива знамён и лент. Большой картотечный шкаф из вишневого дерева заполняли стопки чистой бумаги, старые брошюры и все номера журнала "Женское избирательное право", начиная с 1870 года. Стена вокруг камина была оклеена газетными вырезками, некоторые уже успели пожелтеть, а другие оставались совсем свежими, как статья на первой полосе "Гардиан" об их судьбоносной демонстрации. Слева от камина стояло большое засохшее растение в горшке, казалось, что его коричневые листья могли рассыпаться в пыль от одного лишь прикосновения.
– У этого места большой потенциал, – сказала Хэтти, следуя по пятам за Люси. – Ты уверена, что не хочешь…
– Да, – отрезала Люси, – уверена. Это место предназначено для серьёзной работы, оно не нуждается в женских штучках.
Хэтти надула губы.
– Я всё равно не понимаю, каким образом красивые занавески могут помешать нашей работе.
Аннабель улыбнулась. Подруги затевали спор каждый раз перед тем, как приступить к делу. Этот небольшой ритуал весьма приободрял, особенно, если учесть, что другая часть жизни Аннабель лежала в руинах. Всю прошлую неделю их квартет встречался здесь днём. Они собирались вокруг огромного стола в центре комнаты, как хирурги в операционной. Им нужно было разослать ежемесячные информационные бюллетени, а Люси планировала через несколько дней посетить галерею для женщин в Палате лордов.
– Ого, что у нас есть! – воскликнула Хэтти и потянулась за журналом, наполовину скрытым под грудой пустых чайных чашек. – "Гражданка"? Какой скандал!
– Что в нём скандального? – спросила Аннабель, не поднимая глаз. Она сворачивала вырезанные Катрионой бюллетени и складывала их в конверты. Хэтти должна была подписывать адреса, но она уселась в кресло и уткнулась носом в журнал. Название "Гражданка" выделялось на титульном листе жирными алыми буквами.
– Это радикальная брошюра, – объяснила Катриона. – В ней поднимаются неприглядные темы.
– Например?
– Случаи домашнего насилия, – пробормотала Хэтти, поглощённая чтением, – и бедственное положение непутёвых женщин.
– Проституток, – сухо уточнила Люси, и Хэтти бросила на неё возмущённый взгляд.
– Короче говоря, журнал выходит на полулегальной основе, – сказала Катриона. – Не читай его на публике.
– Кто редактор? – спросила Аннабель, начав подписывать адреса на конвертах вместо Хэтти.
– Никто не знает, – ответила Катриона. – Свежие номера просто появляются в почтовых ящиках или в общественных местах. Если бы мы выяснили, кто это делает, то положили бы конец.
– Зачем их останавливать?
Катриона собрала обрезки и выбросила их в мусорное ведро под столом.
– Потому что издатели только отталкивают людей от нашего дела.
– Журнал "Женское избирательное право" обрисовывает проблемы чересчур в мягких тонах, чтобы спровоцировать значительные перемены, а "Гражданка" считается слишком радикальным изданием, чтобы привлечь массы, – сказала Люси. – Сейчас я работаю над тем, чтобы в ближайшее время запустить новый журнал, который станет чем-то средним между ними. – Она посмотрела на Аннабель. – Мне понадобится помощь, если тебя это заинтересует.
Аннабель опустила ручку.
– Помощь в выпуске журнала?
Люси кивнула.
– Я не смогу заплатить ни шиллинга, точно не сразу, но могу предоставить бесплатное жильё. – Она посмотрела на кровать в углу возле засохшего растения. – Жильё, правда, немного захолустное.
– С ним всё в порядке, – быстро ответила Аннабель. В настоящее время только эта кровать отделяла её от жизни с Гилбертом, замужней жизни или полной неизвестности.
Желудок скрутило от беспокойства. Послезавтра Кристофер Дженкинс ожидал получить ответ на своё предложение. Оставалось два дня. Не могла же Аннабель его оскорбить, попросив больше времени, которого, по правде говоря, у неё не было. Из-за приостановки выплаты стипендии и потери учеников источники дохода иссякли. Не могла же Аннабель питаться за счёт Люси и спать в её гостиной вечно.
По полу пронеслась меховая чёрная полоска и взобралась по юбке Люси.
– Боже мой, Боудикка, – упрекнула кошку Люси, когда та устроилась у неё на плече и обвила хвостом шею хозяйки, напомнив маленькую меховую горжетку. – Ты почему такая взволнованная в последнее время?
– Возможно, присутствие постороннего человека в гостиной её расстраивает, – пробормотала Аннабель.
– Чепуха, – ответила Люси и зарылась лицом в мягкую шёрстку Боудикки. – Она знает, что ты одна из нас. Ведь так, кис-кис.
