Текст книги "Ловушка для графа, или три правила острова Скай (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
11 глава
– Ты сказала, что не выйдешь из комнаты, так как платье испорчено, а сама, посмотрите-ка на нее, встретила нас на пороге одетой, – ядовито вещала мисс Джонстон насмешливым тоном. – Признайся, ты хотела остаться одна и воспользоваться моментом… Не думай, что мы поверили в твою сказку о головной боли!
Мисс Хортон чуть-чуть помолчала – жаль, Даррен не видел выражения лица девушки в этот момент – и сказала:
– Попробуй сама посидеть взаперти в этой комнате, словно в клетке или тюрьме. Мне стало тошно, в этом я не солгала, и решила, что лучше выйду из комнаты, чем сойду в ней с ума. Тем более… мне хотелось хоть одним глазком взглянуть на лабораторию графа.
– Вот, так я и знала, – в том же духе подхватила мисс Джонстон, – ты хотела увидеться с графом, пока мы отсутствуем. А ведь говорила, тебе он не нужен!
– Мне просто хочется знать, что он там делает, вот и все.
– А правило номер два тебя не волнует?
– Можно подумать, ты и сама не воспользовалась бы шансом…
Девушки пререкались так вдохновенно и самозабвенно, что почти не услышали, как мисс Холланд спросила:
– И что же, тебе удалось что-то увидеть?
Мисс Хортон опять помолчала немного, должно быть, жалея уже о сделанном вдруг признании, и ответила:
– Ничего, кроме двери. К тому же, крепко-накрепко запертой…
– Но ты хотела о чем-то нам рассказать, – напомнила собеседница.
И мисс Хортон оттаяла, судя по голосу:
– Я подслушала кое-что. – Ей слишком сильно хотелось поделиться открытием, чтобы молчать. – Кое-что необычное…
– Что?
– Когда я пряталась в коридоре рядом с лабораторией, то услыхала за дверью шаги. Это развалина Бартон спешил от хозяина в расстроенных чувствах… Уж чем он его так допек, судить не берусь (хотя граф хорош в этом деле, мы знаем не понаслышке), только старик выскочил сам не свой. И бубнил вслух: «Следи за ними, из виду не выпускай». Как же, уследишь тут! Придумает тоже. Сначала позволяет им приезжать, а потом: «Бартон, будь на чеку!» Я, что ли, нянька, чтобы гоняться за ними? В мои-то почтенные годы следить за какими-то вертихвостками». Это о нас, ясное дело, я поняла в тот же миг, как услышала, – пояснила Гортензия Хортон, хотя девушки и так это поняли. – В тот момент старик был один, я видела точно, и вдруг ему кто-то ответил… – Рассказчица замолчала, интригуя замерших слушательниц. – То есть до этого был один, а потом женский голос сказал: «Не жалуйся, Бартон, ты не такой уж бедняжка, каким хочешь казаться: девицы эти вполне тебе по зубам. Не юли!» Я так поразилась, что снова глянула в коридор, но увидела только Бартона, говорившего с кем-то в нише двери.
– Он беседовал с женщиной? – поразилась Амелия Холланд. – Я думала, кроме нас, в Линдфорд-холл женщин нет.
– Вот и я думала так же. А потому удивилась вдвойне, когда Бартон сказал: «Я устал, госпожа, сил моих нет терпеть это дольше. Мне бы на отдых…» «Ты, как я посмотрю, старикашка, совсем страх потерял, – голос, отвечавший ему, сделался угрожающим. – Даже не смей мне перечить! Делай, что должно, и прикуси болтливый язык». После этого Бартон кивнул, не добавив ни слова, и ушел.
– Так ты видела, с кем он говорил? – спросила мисс Джонстон.
Гортензия помотала головой.
– В том-то и дело, что нет: та ниша, в которой стояла его собеседница, ведет в комнату, запертую на ключ, я специально проверила. А за Бартоном никто не пошел…
– Хочешь сказать, граф прячет женщину в доме? Любовницу? – с придыханием, с ужасом в голосе и глазах осведомилась мисс Холланд. – Вот почему мы мешаем ему… У него греховная связь. – Она охнула, не сдержавшись.
Эмма пожала плечами.
– Это делает его чуточку человечней, чем я полагала, – призналась она, делая вид, что ничуть не шокирована подобным открытием. – Стать женой ученого-сухаря – удовольствие не из приятных. А эти его – как он там говорил? – электромагнитные взаимодействия испугали меня не на шутку. Что вообще они значит? – И как бы подводя итог уже сказанному: – Любовница много понятней каких-то взаимодействий.
В этот момент мистер Спенсер скользнул мимо двери, услышав, как он полагал, самое главное, и направился в свою комнату. Обнаруженный поутру след женской ноги и подслушанное под дверью взволновало его не на шутку: неужели граф, в самом деле, скрывает любовницу? Это было бы так по-мужски, но ничуть не похоже на графа. Он не казался заложником сильных страстей, скорее увлеченным наукой эстетом, пресыщенным людским обществом мизантропом.
Любовница?
Нет, в такое верилось мало.
Уж если на острове и была какая-то женщина, то живущая здесь не по собственной воле… Но как же тогда подслушанные мисс Хортон слова? «Делай, что должен…» Что именно должен был делать дворецкий? И вообще, то ли услышала девушка, что действительно было сказано?
В это тоже верилось мало.
К тому же, как Спенсер успел убедиться, граф все еще горевал по умершей супруге… Вряд ли мужчина, так свято хранивший все ее вещи, способен сожительствовать с другой по собственному желанию.
Граф не такой… Спенсер одернул себя, осознав вдруг, что пытается оправдать в своих глазах графа. А это было тревожным звоночком… Он на Скае не для того, чтобы сделаться адвокатом этого человека. У него другая задача…
Спенсер пригладил как будто вздыбленные тяжелыми мыслями волосы и, припомнив брошенного кота, направился раздобыть немного еды и подкормить его, чем придется.
Граф Дерби, как и сказал этим утром, появился лишь к ужину. Вошел в гостиную, ослепляя пусть не улыбкой, но белоснежной рубашкой и бриллиантом в шейном платке. Девушки тут же поднялись, как и степенная миссис Лукас, и мистер Спенсер, памятуя о вечере прошлого дня, представил графу новую гостью. Граф Дерби, по всему, прибывая в наилучшем расположении духа, не хмурил бровей, не изображал холодной улыбки, от которой делалось зябко и чуточку страшно, а даже поцеловал дамам ручки с вежливым безразличием.
Девушки, так называемые невесты, и сами глядели на графа другими глазами: новая информация, полученная о нём, сделала их чуть смелее, а графа – желанней. Парадокс жизни!
– Очень жаль, что вы не пообедали с нами, – сказала миссис Лукас за ужином. – Девочки были бы рады видеться с вами почаще.
Граф, показалось Спенсеру, скрипнул зубами, но произнес вполне дружелюбно:
– Я компенсирую дневное отсутствие вечерним общением, миссис Лукас. Юные мисс, как я слышал, полны скрытых талантов, которые жаждут продемонстрировать! И я буду счастлив, – это «счастлив» прозвучало, как рык, – насладиться каждым из них. – Мисс Холланд, чем вы порадуете нас этим вечером?
– Я… – девушка покраснела, – я хорошо читаю стихи. Тетя всегда говорит, мой голос успокаивает ее.
– Какой чудесный талант! – восхитилась ее компаньонка. – Нежный голос – воистину божий дар. Вы согласны, граф?
– Более чем, – отозвался хозяин, сосредоточившись на бифштексе, который разрезал на маленькие кусочки и, кажется, совсем не интересовался ответом на заданный им же вопрос.
– А у вас какой особый талант, мисс Хортон? – осведомилась дуэнья у другой подопечной.
Гортензия не стала краснеть и отрапортовала по-военному:
– Отлично стреляю из лука, мэм. Попадаю в глаз белке с расстояния в триста ярдов!
Компаньонка выдохнула:
– О боже, давайте не станем лишать жизни несчастных созданий и поверим вам на слово! Р-разве больше вы ничего не умеете? – с опаской, но с долей надежды осведомилась она.
– Отлично играю в прусский вист, мэм, – добила несчастную Гортензия Хортон, и граф, на секунду подняв глаза от тарелки, с интересом на нее посмотрел.
Мистеру Спенсеру не без внутреннего раздражения подумалось вдруг, что девчонка просто бахвалится. Ночью вела себя словно кисейная барышня, а сейчас, поглядите, стрельба из лука и вист… Что ж, проверим-проверим!
Миссис Лукас, между тем, пытала тем же вопросом мисс Джонстон и улыбнулась, услышав привычное: «Фортепьяно, я хорошо играю на фортепьяно».
И в этом они убедились сразу же после ужина, когда Эмму усадили за инструмент и велели усладить их взыскательный слух самыми расчудесными нотами. И, быть может, мисс Джонстон действительно обладала великим талантом, вот только граф откровенно скучал.
– Сэр, – слегка тронул его за плечо секретарь, – вы как будто…
– … Слегка задремал. Извините! Эта музыка убаюкивает меня, – повинился мужчина с легкой улыбкой, смягчавшей черты обычно нахмуренного лица. – Я не большой меломан, чтобы вы знали, а уж эти романсы и вовсе наводят тоску.
Миссис Лукас, как показалось мистеру Спенсеру, и сама задремала под музыку и, очнувшись вдруг, поспешила сказать:
– Благодарю вас, мисс Джонстон, вы бесподобная пианистка, но давайте дадим вашим пальчикам отдых и послушаем голосок несравненной мисс Холланд. Мисс Холланд, – обратилась она к самой девушке, – возможно, вы что-нибудь продекламируете наизусть? Вы, кажется, неравнодушны к поэзии.
– Да, мэм, я очень люблю сонеты Шекспира.
– Чудесно! Усладите наш слух чем-то невероятным.
И пока мисс Холланд вставала, оправляя юбку вспотевшими вдруг руками, и выбирала сонет, граф Дерби шепнул мистеру Спенсеру:
– Поэзию я люблю еще меньше слезливых романсов. Толкните меня, если я задремлю! – Оставаясь внешне совершенно серьезным, он все-таки улыбался, и Спенсер молча кивнул.
В этот момент мисс Амелия начала декламировать:
Луна печальная не смеет
Поднять на белый свет очей,
Она, конечно, не сумеет
Открыть причин тоски моей!
Один лишь взор меня терзает,
И дарит счастье, и манит,
Его владетель не узнает,
И сердце боль не утолит,
Но ты, неверное светило,
Что бродит средь ночных ветвей,
Пошли тому, чье сердце мило,
Привет между своих лучей.
Мисс Холланд вскинула вдохновенный взгляд и выразительно посмотрела на графа и мистера Спенсера. Ее маленькая рука, прижатая к сердцу, слегка трепетала от сбившегося дыхания, и граф, кажется, поперхнулся. Закашлялся, чуть ослабляя шейный платок, и секретарь предусмотрительно похлопал его по спине… Эта неуместная фамильярность вышла как бы сама собой – молодой человек и сам порядком смутился.
– Спенсер, поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве не все сонеты Шекспира написаны от мужского лица?
– Уверен, что так, сэр.
– Тогда что же сейчас декламирует юная мисс?
– Интуиция мне подсказывает, сэр, что мисс Холланд сама написала сей лирический опус. И посвятила его вашей милости!
– Час от часу не легче… – прошептал Эдвард Дерби, сцепив зубы в замок.
Ты передай ему стремленья
И всю тоску души младой,
И, может, тронет умиленье
И отнесет его покой.
А если нет, пусть сердце злое
Твой луч серебряный пронзит,
И дух мятежный мой утешит,
И чувств смятенье утолит
12 глава
И дух мятежный мой утешит,
И чувств смятенье утолит.
– Браво, мисс Холланд! – провозгласила ее компаньонка, едва последний отзвук вдохновенного голоска замолк под сводом гостиной. – По мне, так это лучшая декларация Шекспира, вы не находите, граф?
– Полностью с вами согласен, мадам. У юной леди неоспоримый талант!
Девушка, коей адресовался сей комплимент, зарделась майской розой и потупила взор. И на просьбу миссис Лукас прочесть еще что-нибудь отрицательно дернула головой…
Выискивая новое развлечение, женщина глянула было на мисс Хортон, но припомнив, что за таланты она желала бы продемонстрировать, поджала губы. И, кажется, занесла ее в черный список… В итоге мисс Джонстон снова усадили за фортепьяно, и пока ее пальцы скользили по клавишам, миссис Лукас сказала:
– Почему бы вам, дорогая Амелия, не рассказать нам немножечко о себе. Уверена, графу будет небезынтересно узнать о вас больше!
Девушка вскинула взгляд и снова его опустила.
– Боюсь, моя простая, безыскусная жизнь покажется графу достаточно скучной. В ней нет ничего интересного! – отозвалась молодая особа, явно жеманничая и желая, чтобы граф уверил ее в обратном.
И тот среагировал в долю секунды, но только не так, как желали бы миссис Лукас и ее подопечная.
– Мистер Спенсер, – обратился он к секретарю, – раз уж мисс Холланд нечего о себе рассказать, то мы бы с радостью послушали вас. Уверен, у молодого человека с вашими талантами есть чем поделиться!
Спенсер смутился, в первую очередь из-за грубости графа по отношению к Амелии Холланд, и лишь после из-за себя самого.
– Право слово, сэр, я тоже достаточно скучен и вряд ли достоин пристального внимания.
– Ну-ну, – возразил ему граф, – не прибедняйтесь, мой друг. Расскажите, к примеру, что привело вас на Скай!
Даррен Спенсер не любил говорить о себе, особенно в таких обстоятельствах, но отказаться было бы грубо. И оскорбительно…
– Нужда, сэр, – ответствовал он. – Мой отец слег от тяжелой болезни – он был священником в Килехе: преподобный Герберт И. Спенсер, возможно, вы о нем слышали? – мне пришлось бросить учебу и вернуться в родные края, чтобы заботиться о нем, сэр.
– Что за хворь его одолела?
– Чахотка, сэр. Он долгое время надзирал за чахоточными больными в приюте в Кнокбене, нес им евангельский свет, как он любил говорить. И неприметно для глаз и сам заразился…
– Печально. Где вы учились, прежде чем возвратились домой?
– В Кембридже, сэр. Мне предстояло посвящение в сан, но мне, как я уже и сказал, пришлось бросить учебу из-за болезни отца…
И граф с безжалостностью гильотины осведомился:
– Он больше не мог оплачивать ваши счета?
– Да, сэр.
– И вы, вместо того чтобы пойти в ученики к королевскому адвокату или, на худой конец, устроиться конторским клерком, решили попытать счастье на Скае? Вы – образованный молодой человек, Спенсер, зачем вам все это? – Граф указал глазами на девушек у себя за плечом.
– Эта должность показалась мне интересной и… перспективной.
Эдвард Дерби усмехнулся уголком губ. Не издевательски, скорее с жалостливым сожалением… И так как миссис Лукас и девушки, не желая выслушивать откровения Спенсера, завели разговор о своем, наклонился к секретарю и сказал:
– Я по натуре волк-одиночка, юный мой друг. Редко кто вхож ко мне в душу… И потому хозяин я скверный. Многого требую – минимум отдаю! Лучше бы вы пошли в ученики к адвокату.
– Уверен, вы зря на себя наговариваете.
– Отнюдь. Я не питаю в отношении графа Дерби напрасных иллюзий! – сказал граф о себе, как о чужом человеке. – Когда вы узнаете его лучше, он не понравится вам даже больше, чем в этот момент.
– Но, сэр…
– Не пытайтесь быть вежливым, Спенсер. Я знаю, что обо мне говорят! И каким выгляжу в ваших глазах.
Молодой секретарь, неожиданно осмелев, все-таки произнес:
– Я еще не составил о вас твердого мнения, сэр. Нельзя узнать человека за две кратких беседы… – В горле заскрябало, и он кашлянул, прочищая его: – Но, если позволено будет сказать, я благодарен, что вы прислушались к моему мнению насчет не… девушек и уделили им толику времени. Вот, – он запустил руку в карман и извлек сложенную бумагу, – я кое-что написал для удобства.
– Что это? – удивился граф Дерби.
– Расписание, сэр. – Спенсер разгладил бумагу. – Расписание ваших свиданий с каждой из девушек.
– Расписание наших свиданий? – в голосе графа прорезался рык. К счастью, девушки, увлеченные разговором о лентах, этого не расслышали.
– Да, сэр. И первое уже завтрашним утром! Полагаю, с мисс Хортон, единственной, кто не сумела сегодня себя проявить. Так будет честно!
Спенсер говорил все быстрее, стараясь не глядеть графу в лицо и нервничая сильнее с каждой секундой. Вот сейчас его схватят за шкирку и вышвырнут с острова, словно зарвавшегося щенка. Даже холодком потянуло по позвонку… И сердце заухало оглушая.
Граф произнес:
– С утра я работаю в лаборатории, и не намерен это менять.
– Полчаса, сэр, всего-то весьма незначительных полчаса – и вы снова вернетесь к работе. К тому же, если позволите мне вам помочь, мы легко наверстаем упущенное.
Молодой человек ощутил, как граф глядит на него буквально в упор, прожигает глазами, рождая щекотку в груди. Он поправил очки, одернул сюртук, едва приметно сглотнул… Только бы пальцы не задрожали. Только бы выдержать…
– А ты хитер, – усмехнулся мужчина. – Из тебя вышел бы непревзойденный законник и крючкотвор!
– Почту за комплимент, сэр.
– Почитай, чем хочешь, – ответствовал граф, стремительно поднимаясь. Дружелюбия в нём как ни бывало, только привычные холодность и отстраненность. – Прошу простить меня, дамы, но я вынужден буду откланяться. День выдался долгим… Доброго сна! – И, раскланявшись, он вышел из комнаты.
Спенсер выдохнул, сбитый с толку сильнее обычного. Что ему сказать девушкам? Секретарь так и не понял, согласился граф на обещанные каждой свидания или же все-таки нет? Судя по виду и последующей реакции – не согласился. И как тогда быть?
А тут еще с высоко вскинутым подбородком к нему подплыла Эмма Джонстон и вкрадчиво осведомилась:
– О чем вы шушукались с графом между собой? Кажется, он находит ваше общество много приятнее нашего. И не знай я про женщину в доме… предположила бы кое-что предосудительное.
У Спенсера даже дыхание сбилось от подобных слов юной и, как ожидается, невинной девицы. Пришлось выкашлять застопоривший дыхание вязкий комок и только тогда просипеть:
– Мисс Джонстон, как вы могли такое подумать?! Мы с графом обсуждали дела. В частности, график его последующих свиданий с каждой из вас. Вот, – он взмахнул зажатой в пальцах бумагой, – у мисс Хортон завтра утреннее свидание с возможностью продемонстрировать графу свои умения в стрельбе из лука. И мне, чтобы вам было известно, пришлось приложить немало усилий, чтобы граф согласился на них!
Эмма Джонстон пристыженной не выглядела, еще и сунула нос в бумагу секретаря:
– Это именно то, о чем вы нам говорили, расписание наших встреч? – спросила она.
– Да, мисс Джонстон, именно так.
– И когда предстоит наше с графом свидание?
– Через два дня, мисс, – не без мстительного удовлетворения ответствовал секретарь.
– Почему я последняя из нас трех?!
– Потому что сегодня именно вы дольше всех услаждали слух графа игрой на фортепьяно.
– Он не казался особенно впечатленным…
– Граф сдержанный человек. Знаете, как говорят: «Если вас демонстративно не замечают, значит, вами всерьез интересуются».
Мисс Джонстон понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить услышанное, и осознание расплылось улыбкой по кукольному лицу.
– То есть я нравлюсь графу? – выдохнула она очень тихо, таясь от других.
– Вполне возможно, мисс. Но здесь главное не переусердствовать: граф не любит навязчивости.
– Боже мой!
Окрыленная обманом мистера Спенсера, она поспешила к остальным женщинам и, воркуя, влилась в их гомонящую стайку. Спенсер выдохнул… Он и не думал, говорить нечто подобное, но девчонка сама его вынудила неуместным предположением. Впрочем, это предупреждение для него: нужно быть осторожней и не касаться Эдварда Дерби и пальцем, пусть даже изрядно зудящим от такого желания. Молодой человек сжал кулаки, попрощался с юными леди и их компаньонкой и тоже вышел из комнаты. Постоял в коридоре, решая, как поступить: прямо сейчас наведаться к лаборатории графа, хоть глазком глянуть на дверь, раз уж его не допускают в святое святых, или все-таки обождать, пока в доме все лягут.
Шаркающие шаги Бартона перевесили в пользу второго, и мистер Спенсер направился к лестнице.
– Доброго сна, мистер Спенсер.
– Доброго сна, Бартон.
Еще больше часа просидел Даррен Спенсер у себя в комнате, прислушиваясь к звукам затихавшего дома. Вскоре после него разошлись по комнатам девушки, Бартон несколько раз прошелся по коридору, а потом, наконец-то, все стихло, и он решил, что пора. Снял туфли, оставшись в носках, и выскользнул в коридор…
13 глава
В целом бродить ночью по дому сейчас было некому: граф спал у себя, девушки тоже, а Бартона, если его и мучит бессонница, слышно всегда загодя, повар же и мальчишка-подручный на хозяйскую половину не ходят.
И все-таки страшно было до дрожи… От самих стен Линдфорд-холла исходила неосознанная угроза, от которой хотелось бежать, как можно дальше. Даррен списал подобное ощущение на чрезмерную мнительность и крадучись спустился на первый этаж, туда, где лестница в десять ступеней вела в специально устроенный полуподвальный этаж с лабораторией графа и несколькими дополнительными комнатами, упомянутыми мисс Хортон. Всегда запертыми…
Даррен подумал, что ему бы не помешала свеча, но он боялся так рисковать – вдруг кто заметит, как он бродит по дому. Наощупь он спустился по лестнице и, гадая, как же определит нужную дверь, вдруг замер, услышав тихие голоса:
– Помоги уже, глупый болван: достань вон ту склянку с порошком белого цвета. Да не там же, чуть выше… Ты стал совсем бесполезен.
– Мадам, если я так бесполезен, отпустите меня отдыхать. Я весь день на ногах – очень хочется спать!
– Не лги, Бартон, ты ворочаешься в постели три часа кряду и засыпаешь перед рассветом.
– Вам бы откуда знать это.
– Я знаю.
Говорившие замолчали, и Спенсер подкравшись к двери, из-за которой они доносились, приложился к ней ухом.
С кем это Бартон беседует в лаборатории графа?
Кто смеет так дерзко говорить с ним?
Значит, мисс Хортон не померещился разговор дворецкого с некой женщиной…
– Подай колбу с дикарбонатом калия, да побыстрей! – снова прозвучал женский голос.
– Попросите что-то полегче, мадам. Я в ваших штучках не разбираюсь!
С недовольным рычанием женщина пояснила:
– Колбу с порошком белого цвета, старик.
– Вы и до этого требовали того же: склянку с порошком белого цвета.
– А теперь колбу… Пора бы уяснить разницу!
– Да здесь больше половины всех порошков белые. Как их различить?
– По этикеткам, должно быть, – кинула женщина с раздражением.
– Эти мудреные этикетки я едва умею прочесть, так страшно нагромождены на них буквы. – И он начал читать по слогам: – Метилпропенилендигидроксициннаменил…
– Прекрати! – оборвала его собеседница. – Я уже поняла, что читаешь ты тоже ужасно. Колбу… с голубым порошком. У тебя за спиной!
И то ли Спенсер забылся, издав неосознанный шорох, то ли у женщины за стеной слух был, словно у кошки, и она различила биение его сердца, только она вдруг добавила:
– Кто-то подслушивает за дверью. Неужели одна из этих пронырливых маленьких ведьм? Ты уверен, что в доме все спят?
– Совершенно уверен, мадам. Вам снова мерещится! – И старик потащился к двери – Даррен услышал его шаркающие шаги.
На секунду его словно припечатало к полу, а после толкнуло вперед, и Спенсер на самых кончиках пальцев бросился по коридору. Мало соображая, что делает, он потянул ручку первой же двери. Та неожиданно поддалась, и он ввалился в темное помещение, как будто в одночасье ослепнув. Едва успел прикрыть дверь, как шаги Бартона раздались в коридоре…
– Нет грешникам покоя, – прошелестел тот с тяжким вздохом в тон своим же шагам. – Ох, годы мои тяжкие! – И вдруг замер, как показалось похолодевшему Спенсеру, за дверью комнаты, в которой он находился.
Только не это!
Ручка действительно провернулась, и в комнату сквозь приоткрытую дверь просочился луч света от свечи в руках старика. Он постоял секунду-другую, то ли вглядываясь вглубь комнаты, то ли прислушиваясь, а потом хлопнул дверью и завозился с ключами.
О нет, только не ключ! У вжавшегося в холодную стену Спенсера выступил пот на спине и потек тонкой струйкой между лопаток…
И пока сердце в нем громыхало о ребра, дворецкий дважды провернул в замке ключ. Спенсер попал в западню…
Глаза, постепенно привыкшие к темноте, вскоре начали различать очертания отдельных предметов: загроможденную неведомо чем столешницу большого стола, спинку кресла, кровать с балдахином, стенной шкаф и целую груду непонятных предметов, сложенных у стены. Спенсер, поначалу боявшийся пошевелиться, наконец отмер и сделал пару шагов, разминая занывшие от напряжения мышцы. И прислушался… Все казалось, что Бартон, нарочно подкарауливая за дверью, распахнет ее настежь и вцепится в него пальцами: «Вот ты и попался, дружок!» Но ничего такого не происходило, и Спенсер достаточно осмелел, чтобы ощупать ближайшие к нему вещи: похоже, что чемоданы. И, должно быть, одни из самых дешевых, так кожа на ощупь казалась грубой и местами потрескавшейся…
Окна в комнате, в отличие от других спален в доме, не были забраны ставнями – подойдя к ним, молодой человек различил, что они выходят на заднюю сторону сада, одичавшую и заброшенную. Ему показалось, он различил одну из овчарок, бегавшую в траве… Но он не стал задерживаться на ней, вместо этого откинул портьеру и, впустив в комнату больше света, опять ее осмотрел. Спальня была небольшой и заброшенной, словно старый чулан… Казалось, в нее снесли все, что могли. Птичью клетку, испорченные часы, портрет юной девушки в пышном платье, из тех, что вышли из моды лет двести назад, красную оттоманку с гнутыми ножками «а-ля рококо», жардиньерку с засохшим цветком, стопки пожелтевших газет, какие-то книги и, наконец, те самые чемоданы, которым, казалось, здесь было не место. Дешевые чемоданы в доме богатого лорда!
И вдруг… сердце мистера Спенсера похолодело. Он как-то враз догадался, кому именно могли принадлежать эти вещи: только пропавшим с острова людям. Больше некому! Он снова вернулся к стене и лихорадочно заработал руками, двигая чемоданы и считая, сколько их в комнате…
Вышло не меньше двадцати трех.
Двадцать три человека, пропавших на острове…
Что говорил ему граф? Якобы люди просто сбежали, кто прихватив пару подсвечников, кто еще по какой-то причине. Но сбежать, бросив свой чемодан… в это верилось мало. И граф тоже не мог верить в такое, тем более, если все эти вещи нарочно снесены сюда, в эту комнату, и вопияли о правде, словно волшебная дудка из сказки.
«У нашего принца ослиные уши!»
У нашего графа на острове происходит неладное…
Спенсер знал, что у графа есть тайна, и даже больше: он пришел ее разгадать, но внезапная эта находка все же шокировала его. Он как будто надеялся на что-то другое… Как будто возня с, так называемыми, невестами графа расхолаживала его, заставила забыть о первоочередном.
Святые небеса, куда деваются люди?
Что… граф делает с ними?
Спенсер зажал рот руками и сполз по стенке, словно сам не в себе. И сидел так довольно долгое время, пока окоченевшие руки и ноги не перестали ощущаться родными… Только тогда он поднялся, и, шатаясь как пьяный, дошел до двери и в тщетной надежде провернул ручку.
Все еще заперто.
Что же делать? Как быть? Он не может здесь оставаться.
– Возьми себя в руки, – отругал он себя. – Мы знали, что просто не будет. Что у графа есть тайна… Вот и разгадывай. Не смей раскисать!
Спенсер был не из тех, кого трудности загоняют в тупик, он привык и умел за себя постоять.
– Что ж, посмотрим, чем я могу открыть эту дверь, – сказал он, принимаясь шарить в первом из чемоданов.
В нем были женские вещи – панталоны, чулки и корсаж – но ничего похожего на отмычку. Как обычно, первый блин комом! Даррен перешел к следующему чемодану. Хоть где-то да отыщется шпилька… И отыскалась она на столе под целой грудой шляпных коробок. Увидела бы их Эмма Джонстон – завизжала б от радости!
Спенсер не мог позволить себе подобного проявления чувств, да и шляпки его особо не интересовали, а потому он вернулся к двери и завозился в замочной скважине шпилькой. Не сразу, но раздался щелчок, оглушительный, словно выстрел из револьвера, – Спенсер замер почти не дыша. Тихо. И он толкнул дверь…
Часы в доме, когда он крался через холл к лестнице, пробили три раза. Это сколько же он просидел запертым в комнате? Не хотелось и думать. Вряд ли час или два… Он потер озябшие плечи и поспешил дальше. Хотелось упасть на кровать, свернуться калачиком и проспать до вечера нового дня, но он не мог себе это позволить. Утром предстоит новая встреча с хозяином: нужно поймать его прежде, чем он запрется в лаборатории. Только бы удалось уговорить его на свидание с Эммой…
Несмотря на усталость, запершись у себя, Спенсер стянул рубашку и брюки, положил на столик очки и вынул изо рта странную штуку, крепившуюся к зубам. После пришло время тугого бинта, крепко-накрепко обвивавшего его грудь, как после ранения. Он распустил его, кинув поверх вороха снятой одежды и выдохнул от облегчения…
– Наконец-то дышу! – простенал, вдохнув полной грудью. – Какое счастье.
Обмывшись холодной водой из кувшина, он натянул ночную рубашку и повалился в кровать.
Это был лучший момент за весь бесконечно, мучительно долгий день.
– Я – Даррен Спенсер, ваш секретарь, – вслух произнес молодой человек, улыбнувшись своему голосу. Наконец-то знакомому… Фоновый изменитель, приобретенный в Лондоне у разорившегося ученого, действовал идеально: преобразовывал вибрацию высоких тонов в более низкие звуки. Причем высоту и тон можно было настроить самостоятельно… Крепился изменитель к зубам специальными скобами – и за день порядком надоедал, ощущаясь инородным предметом, который хотелось вытолкать языком. Но Даррен Спенсер… а вернее, Эмилия Хартли боялась расстаться с ним даже во сне: вдруг снова что-то разбудит их посреди ночи, а он… то есть она, забывшись, выскочит без фонографа. Впрочем, тогда выдала бы ее и фигура… Грудь, хоть и не выдающегося размера, проступала через сорочку.
Особенно в этот момент, когда, задумавшись, она снова припомнила голос графа: «Мистер Спенсер, раз уж мисс Холланд нечего о себе рассказать, мы бы с радостью послушали вас. Уверен, у молодого человека с вашими талантами, есть чем поделиться!» В тот момент граф был так близко, и голос его звучал так волнующе…
Она дернула головой, прогоняя назойливое воспоминание. И закрыла глаза…
Спать, ей нужно спать, а не думать о человеке, в чьем доме пропало столько людей.
Она вообще не за этим приехала… Не за тем, чтобы тембр его приятного голоса неотступно звучал в её голове.
Она позволила себе крепкое слово, одно из тех, что обычно не говорят леди, и как-то враз успокоилась. Так выражался отец – и в этот момент он как будто стал ближе. И прошептал:
«У тебя все получится, милая. У тебя всегда получается!» Под этот умиротворяющий шепот она и уснула.
