Текст книги "Александр III и его время"

Автор книги: Евгений Толмачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 66 страниц)

2. ОТНОШЕНИЕ К РЕЛИГИИ

Император Александр III был глубоко верующим человеком и старался для православной церкви сделать всё, что считал нужным и полезным. Главным идеологом проведения государственно-церковной политики, пользующейся полной поддержкой правителя России, был обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев, занимавший этот пост свыше 25 лет, с 24 апреля 1880 г. до 19 октября 1905 г. «К его имени, – писал публицист Б. Б. Глинский, – в течение с лишком четверти века приковывалось внимание современников, оно не сходило со столбцов нашей печати, одни его ненавидели и проклинали, другие славословили, перед ним преклонялись и его благословляли, одни видели в нём ангела – спасителя России, другие – её злого гения. Безразлично к нему никто не относился. Он был определённым историческим знаменем, которое рвали бури и непогоды, вокруг которого кипели страсти и борьба» (217, с. 6). Нам хорошо известны хрестоматийные строки Александра Блока:

В те годы дальние, глухие,

В сердцах царили сон и мгла,

Победоносцев над Россией

Простёр совиные крыла.

Однако более развёрнутую характеристику политического опекуна императора дал известный русский историк и общественный деятель А. А. Кизеветтер. «Победоносцев, – по его утверждению, – центральная фигура в правящих кругах эпохи контрреформ. Его личность властная, боевая, воинствующая представляла собой тот узел, в котором сходились все нити государственной политики в царствование Александра III. На посту обер-прокурора Синода он хотел и сумел стать фактически главою правительства, твёрдо и цепко сжимающим в своей руке руль государственного корабля» (214, с. 6).

Хотя роль Победоносцева здесь сильно преувеличена, надо признать, что русская православная церковь, была главным делом его жизни, его поприщем, на котором он достиг феноменальных результатов. Он способствовал расширению сети приходов Русской православной церкви, увеличению числа церковно-приходских школ. При нём духовенство стало получать государственное содержание. В 80-х гг. Победоносцев оказывал исключительное влияние на Александра III и проводившийся им правительственный курс. Этот «русский папа» был самым влиятельным и фанатичным инициатором реконструкции реформ предыдущего царствования.

Крупный сановник Е. М. Феоктистов подчёркивал, что Победоносцев «обладал умом недюжинным, живым и отзывчивым, всё его интересовало, ни к чему не относился он безучастно; образование его было многостороннее и основательное, не говоря уже об юридических и церковных вопросах, занимавших его издавна, и в литературе, и в науке, и даже в искусстве обнаруживал он солидные сведения. Он все мог понять и о многом судил верно» (327, с. 219).

Сила Победоносцева в том, что в каждом явлении и в любом проекте он, по словам Феоктистова, «тотчас подмечал слабые стороны», но бессилен был предложить какое-либо положительное решение. «К сожалению, – писал Феоктистов, – слабых своих сторон К. П. Победоносцев не замечал, напротив, имел о себе весьма высокое мнение» (там же, с. 211).

Важно подчеркнуть, что этот тайный властитель России не пользовался своим положением для личных целей. Был он ярым противником западно-европейской культуры и буржуазных форм общественной жизни.

Выступал против демократизма, реформизма, парламентаризма и всех «новоиспечённых теорий общественного развития», которые пытались представить последним словом науки. С. Ю. Витте, который был противником идей и дел Победоносцева, тем не менее писал, что это «был редкий государственный человек по своему уму, по своей культуре и по своей личной незаинтересованности в благах мира сего, которые приобрели такое преимущественное влияние на решение дел в последние годы… Несомненно, что он был самый образованный и культурный русский государственный деятель, с которым мне приходилось иметь дело» (84, т. 3, с. 420, 56—57).

В 1883 г. Победоносцев произведён в действительные тайные советники. В 1894 г. пожалован в статс-секретари к Его Императорскому Величеству. Он являлся членом многих особых комитетов и совещаний, в том числе для составления проекта нового положения об императорской фамилии (1886), для помощи нуждающимся в местностях, пострадавших от неурожая (1891-1893). Был действительным членом Общества истории и древностей российских при Императорском Московском университете (с 1875 г.), Юридического общества при Императорском Петербургском университете (с 1877 г.). Неоднократно избирался членом совета и вице-председателем Императорского Русского исторического общества. Почётный член Императорской академии наук (с 1880 г.), Императорского православного палестинского общества (с 1882 г.), Московского публичного и Румянцевского музеев (с 1901 г.) и многих других научных, общественных и религиозных организаций. Кавалер орденов Св. Александра Невского (1883 г., алмазные знаки к ордену – 1888 г.), Св. Владимира 1 степени.(1896), Св. Андрея Первозванного (1898 г., алмазные знаки к ордену – 1904 г.) и других.

Победоносцев был женат с 1866 г. на Екатерине Александровне Энгельгардт, дочери надворного советника А. А. Энгельгардта. Она была организатором (в конце 1880-х гг.) и в течение более чем 30 лет руководителем Свято-Владимирской женской церковно-учительской школы в С. – Петербурге. У них была приёмная дочь Марфа, подкинутая неизвестным лицом 9 июня 1897 г. к квартире Победоносцева в доме № 62 по Литейному проспекту. Умер Константин Петрович 10 марта 1907 г. в С. – Петербурге на 80-м году жизни и похоронен согласно его завещанию у восточной алтарной стены церкви во имя Введения в храм Пресвятой Богородицы, находившейся в Свято-Владимирской женской церковно-учительской школе (в настоящее время это одно из зданий, принадлежащих городской больнице № 21 им. И. Г. Коняшина).

Победоносцев оставил дневники, пропавшие согласно воспоминаниям жены в 1920-х гг.

Вскоре после вступления Александра III на престол Святейший синод издал 5 апреля 1881 г. своё пастырское послание, за которым последовал известный высочайший манифест 29 апреля. По настоянию Победоносцева церковные реформы, проведённые при Александре II, подверглись пересмотру. 9 января 1882 г. Александр III подписал «определение» о прекращении действия закона 16 апреля 1869 г. о сокращении численности приходских храмов и причтов. Последовательно восстанавливались прежние приходы и создавались новые. 16 февраля 1885 г. вышло повеление императора «О закрытии (Главного) Присутствия по делам православного духовенства и об изменении некоторых постановлений, касающихся устройства церковных приходов и состава причтов» (220, т. 5, № 2753), которое закрепило курс на расширение штата духовенства.

В результате в период царствования Александра III существенно увеличилось число епархий, монастырей и храмов. Были открыты новые епархии: Екатеринбургская, Владикавказская, Финляндская и Забайкальская. Увеличилось число викарных епископов с 28 до 37. К концу царствования в России было 64 епархии (248, с. 167), 3 митрополита, 17 архиепископов, 44 самостоятельных епископа и 37 викарных (164а, с. 67). Число священников и диаконов увеличилось на 20%, достигнув 56’900. Численность чёрного духовенства возросла на 64% – с 27’700 до 45’500. Ежегодно в среднем открывалось до 250 храмов и 10 монастырей (197, с. 8, 68—69). Многие монастыри были преобразованы в общежительные, возобновлялись древние исторические обители. К концу царствования Александра III насчитывалось 774 монастыря (число их увеличилось на 143, среди которых было 75 мужских и 68 женских).

Важными событиями в жизни православной церкви явились собрания епископов в Киеве в 1884 г., в Казани и Иркутске в 1885 г., проведённые по почину Победоносцева. Вместе с миссионерскими съездами в Москве в 1887 и 1891 гг. они представляли собой давно забытое, неслыханное несколько столетий, явление, напоминающее соборы допетровской Руси. Большое значение придавалось празднованию церковно-общественных юбилеев, которых в рассматриваемый период состоялось 17, в том числе 1000-летие кончины св. Мефодия (1885), 900-летие Крещения Руси (1888), 500-летие кончины Сергия Радонежского (1892), 300-летие присоединения Сибири (1882), 100-летие присоединения Крыма (1883). Собрания архипастырей и празднование юбилеев способствовали подъёму религиозно-нравственной жизни общества.

Александр Александрович во время своих многочисленных поездок до вступления на престол и после любил посещать святые обители, где осматривал исторические памятники, посещал ризницы и др. Нередко из собственных средств он отпускал на монастыри значительные суммы, жертвовал им драгоценные облачения и утварь. Правитель государства довольно тонко понимал своеобразную красоту старинной русской архитектуры и постоянно требовал на своё рассмотрение все проекты новых церковных сооружений. Многие из отечественных храмов обеих столиц и вне их видели императора в своих стенах. Обычно ему всегда сопутствовала супруга и дети.

Александр III присутствовал на освящении и закладке целого ряда известных храмов и положил первый камень в их основание. Так 20 июля 1881 г. молодой царь с супругой и великими князьями Алексеем и Георгием Александровичами участвовал в освящении ярмарочного храма в Нижнем Новгороде, сооружённого в память пребывания здесь Александра II в 1858 г. 26 мая 1883 г., в день коронования Александра III, торжественно освящён в Москве храм Христа Спасителя в память избавления России от наполеоновского нашествия (см. § 4 га. 9). 6 октября 1883 г. в С. – Петербурге на месте смертельного ранения своего отца император положил первый камень в основание при закладке храма во имя Светлого Христова Воскресения. Храм был завершён в 1907 г. (см. § 6 гл. 21).

Во время больших манёвров на Волыни в 1890 г. состоялась закладка собора в г. Ровно, причём первый камень в основание его положил Александр III, а второй – наследник цесаревич. Незадолго до смерти, 20 августа 1894 г., державный хозяин Беловежа, посетив строившийся там по его воле великолепный храм, осмотрел все работы и удостоил милостивого одобрения участников постройки.

При Александре III были произведены значительные реставрационные работы на древних храмах. В числе их Успенский собор во Владимире-на-Клязьме, построенный в 1158 г. великим князем Андреем Боголюбским, а также Богоявленский храм в г. Остроге (ныне в Ровенской области), возведённый в XV в. князем Василием Острожским. В Митаве (ныне г. Елгава в Латвии) заново перестроена Симеоно-Аннинская церковь на средства, лично дарованные Александром III в количестве 30 тыс. руб. с добавлением церковных сумм. Закончена постройка таких храмов, как Николаевский храм в Благовещенске (на Амуре), кафедральный собор в Риге, Владимирский храм в Херсонесе Таврическом (ныне в черте г. Севастополя, крест заново восстанавливающегося храма освящён 28 июля 2001 г.), кафедральный собор в Самаре, в основание которого были положены камни в 1871 г. Александром II и великими князьями Александром и Владимиром Александровичами. 30 августа 1894 г. торжественно совершена закладка нового кафедрального собора в Варшаве.

С учреждением Комитета Сибирской железной дороги, на создание вблизи её церквей и школ были отпущены особые суммы в распоряжение этого комитета. Одновременно при Канцелярии комитета был открыт приём добровольных пожертвований на образование капитала имени императора Александра III на дело постройки церквей и школ в пределах указанной дороги. Почин в этом святом деле положил протоиерей о. Иоанн Кронштадтский (в миру Сергиев Иоанн Ильич), пожертвовавший 22 апреля 1894 г. 200 руб. и затем неоднократно вносивший значительные суммы. Капитал этот к 1 января 1900 г. возрос до 1’200’000 руб. и дал возможность создать свыше 250 церквей и школ. Общее количество всех церквей Российской империи в период 1881-1894 гг. возросло на 5’000.

Если прикинуть это число к дням царствования Александра III, то придётся по одной церкви на каждый день (247, с. 219). Всего церквей насчитывалось около 46’000 (164а, с. 71).

Важные шаги были приняты по обеспечению всего духовенства жалованьем. В 1893 г. Александр III утвердил мнение Государственного совета о ежегодном выделении 250 тыс. руб. на эти цели. Значительно улучшилось положение духовенства военного ведомства. Открыты были 4 новых духовных семинарии: Оренбургская, Якутская, Красноярская и Кутаисская.

Продолжала развиваться сеть школ, находившихся в ведении Синода (см. § 3, гл. 9).

В царствование Александра III Русская православная церковь вела решительную и открытую борьбу с вредными влияниями иноверцев и инославцев. Благодаря различным мерам в последние годы его правления стало увеличиваться число обращённых инородцев из язычества в христианство. Успеху миссионерского дела в азиатских владениях России эффективно способствовало Всероссийское православное миссионерское общество, созданное в Москве в 1870 г. и состоящее под высочайшим покровительством императрицы Марии Фёдоровны. Оно ежегодно выделяло на это дело довольно крупные суммы.

Особенно значительное для западной окраины России и отрадное для русской церкви явление составляет обращение в православие чехов Волынской губернии, начавшееся в знаменательном для России 1888 г. В 1888 и 1889 гг. присоединилось к православию 6901 человек. Присоединение чехов продолжалось в 1890-1891 гг. и совпало с высочайшим посещением Волынской епархии в августе и сентябре 1890 г. Император прибыл сюда вместе с августейшей супругой, наследником цесаревичем, великой княжной Ксенией Александровной и великим князем Владимиром Александровичем. Города, села, станции железных дорог на пути следования августейших особ украшались, как только могли. Помещики и крестьяне приветствовали хлебом-солью державного хозяина Русской земли. В Луцком соборе царское семейство осматривало христианские древности: иконы, ризы, Евангелие, кресты, облачения, древние требники и другие предметы, собранные православным Свято-Владимирским братством. Вызвав у местного населения неподдельный интерес, высочайшее посещение Волыни вместе с тем имело благодетельные последствия для православия и русских людей в этом крае, бывшем некогда под чуждым и враждебным России владычеством. После высочайшего посещения многие из чехов, живших на Волыни, решили присоединиться к православию, которого держится русский царь, чтобы вместе с русским народом быть не только под одним скипетром державной власти, но и исповедывать одну с ним веру. В 1890-1891 гг. присоединилось всего чехов 2062 лица обоего пола.

Какого великого покровителя и заступника имели в лице Александра III присоединившиеся к православию в Прибалтийском и Привислинском краях, подтверждается следующим. В начале 80-х гг. среди эстов Прибалтийского края началось сильное движение населения в православие, напоминавшее подобное же движение латышей в конце 40-х гг. История показывает, что единственно благой воле императора Александра III русская церковь обязана тем, что на этот раз не удалось заглушить движения, как оно было заглушено в 40-х гг. Движение эстов в православие встретило как в местном дворянстве, так и в лютеранском духовенстве чрезвычайно враждебное противодействие. Не только начали запугивать народ наказанием в будущей жизни, но и притеснять материально. Пасторы произносили возбуждающие проповеди, поносили с кафедры православную церковь, говорили, что православных обложат непомерными податями и т. п. Дворянство действовало заодно с пасторами, притесняло арендаторов и батраков, сочувствовавших православию, лишая их всякого заработка. Но самым трудным для лиц, готовившихся к переходу в православие, был шестимесячный срок испытания, придуманный в 40-х гг. Лютеране, заявлявшие о желании присоединиться к православной церкви, могли только через полгода после заявления совершить это присоединение, и пасторы с замечательным искусством пользовались этой мерой. Они заявляли пастве, что для записавшихся в православие не будут совершать никаких треб, что в случае смерти не допустят погребения по христианскому обряду, а будут хоронить вместе с самоубийцами и т. п. Это не были пустые угрозы. Кончалось тем, что заявлявшие о присоединении к православию отрекались от своего намерения и давали пасторам обет никогда не покидать лютеранской церкви.

Вникнув в существо вопроса, Александр III оказал защиту движению эстов. Распоряжение о шестимесячном сроке испытания было отменено как несогласное с достоинством православной церкви, а духовному начальству было вменено в обязанность «самому иметь наблюдение за достаточным приготовлением лютеран, принимающих православную веру, в познании оной и в искреннем расположении к ней, с назначением потребного времени для такого приготовления по его усмотрению». Когда рижский преосвященный, будучи в С. – Петербурге, имел возможность принести императору благодарность за высочайшее соизволение эстам свободно принимать православную веру, государь спросил: «Вы разумеете шестимесячный срок испытания?» – и, получив утвердительный ответ, сказал: «И следовало их защитить».

Надо подчеркнуть, что Александр III был истинным утвердителем православной церкви на балтийской, столь враждебной православию окраине. Аналогичные заботы проявлял государь и в Привислинском крае. Принимаемые в Холмско-Варшавской епархии меры к упрочению православия среди воссоединённого населения постоянно привлекали его царственное внимание.

Одну из самых важных и наиболее трудных задач миссионерской деятельности составляло обращение на истинный путь заблудших чад православной церкви – раскольников и сектантов (пашковцев, толстовцев, штундистов, духоборов). Общие меры, используемые для этого, отличались просветительным характером, воздействием на заблуждающихся не путём внешнего давления, а путём убеждения.

Законом 3 мая 1883 г. раскольникам были дарованы некоторые права по совершению духовных треб. Правда, вначале это законоположение было неверно понято и возбудило некоторые недоразумения, но со временем они были устранены. Св. синодом было издано много сочинений противо раскольнического содержания и устроены аналогичные библиотеки. В сёлах с раскольническим населением открыты мужские и женские школы и пр. Но едва ли не самым действенным средством борьбы с расколом являлись публичные собеседования. Борьба с расколом в рассматриваемое нами царствование была не бесплодна. За 13 лет из раскола перешло в православие около 60 тыс. душ. Безусловно, в борьбе с иноверцами, расколом и сектантством допускались и серьёзные ошибки. Как писал в своих воспоминаниях князь С. М. Волконский, затрагивая вопросы совести: «Смешение принципов национального и религиозного достигло последних пределов уродства. Только православный считался истинно русским, и только русский мог быть истинно православным. Вероисповедной принадлежностью человека измерялась его политическая благонадёжность» (86, т. 2, с. 55). В 1894 г. штундистам были вовсе запрещены молитвенные собрания. В Западном крае и в Царстве Польском такие же меры применялись к униатам, формально обращённым в православие, но не желавшим этому подчиниться. Особенно громкую известность приобрела тяжба под названием «Мултанское дело», продолжавшаяся в течение 1892-1896 гг. Одиннадцать крестьян-удмуртов (вотяков) были обвинены в человеческом жертвоприношении языческим богам. Дело это всколыхнуло широкие круги общественности. Большую роль в оправдании удмуртов сыграли выступления в печати и на последнем разбирательстве защитника В. Г. Короленко, а также заключение, данное по жалобе защиты А. Ф. Кони (см. 161, т. 3, с. 474—486).

3. БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III

Болезнь и смерь составляют сердцевину нашей участи.

Габриэль Оноре Марсель

1894 г. стал роковым для Александра III. Никто не мог представить, что этот год будет последним для властелина России, человека, который своим внешним обликом напоминал былинного богатыря. Казалось, могучий глава государства был олицетворением цветущего здоровья. Однако жизнь не щадила его. В юности глубоко потрясла его безвременная кончина любимого старшего брата Николая.

В двадцатисемилетнем возрасте он перенёс тяжёлую форму тифа, в результате которого лишился половины своих густых волос. Серьёзным испытанием для него стали кровавые месяцы Русско-турецкой войны и террористическая вакханалия против отца в завершающий период его царствования. Высказывалось мнение, что Александр III особенно надорвал свой организм из-за чрезмерных усилий 17 октября 1888 г. во время крушения поезда в Борках, когда поддерживал своими руками крышу вагона, в котором находилась почти вся его семья. Говорили, что при падении дна вагона «государь получил ушиб в почки». Однако «по поводу этого предположения… профессор Захарьин высказался скептически, так как, по его будто бы мнению, последствия такого ушиба, если он был, проявлялись бы раньше, ибо катастрофа в Борках имела место пять лет до обнаружившейся болезни» (186, с. 662).

В первой половине января 1894 г. монарх простудился и почувствовал себя нездоровым. У него поднялась температура и усилился кашель. Лейб-хирург Г. И. Гирш установил, что это инфлюэнца (грипп), но возможно и начало воспаления лёгких.

Вызванный 15 января в Аничков дворец л. – хирург Н. А. Вельяминов, к которому царская чета питала особое доверие, совместно с Гиршем выслушал больного. Оба врача нашли при очень высокой температуре гриппозное воспалительное гнездо в лёгком, о чём было доложено императрице и министру двора Воронцову. Последний 15 января тайно вызвал из Москвы авторитетного терапевта Г. А. Захарьина, который, исследовав больного, подтвердил установленный диагноз, несколько преувеличил серьёзность положения и назначил лечение.

При активном контроле Захарьина и Вельяминова, лечение шло вполне нормально. Чтобы нейтрализовать распространившиеся по городу небылицы и сплетни о болезни государя, было решено по предложению Вельяминова выпускать бюллетени за подписью министра двора. Болезнь 49-летнего самодержца явилась неожиданностью для его ближайшего окружения и настоящим потрясением для царской семьи. «Как сообщают, – записал в своём дневнике 17 января В. Н. Ламздорф, – ввиду появления некоторых тревожных симптомов граф Воронцов-Дашков с согласия государыни телеграфно вызвал из Москвы профессора Захарьина. Состояние государя оказалось весьма серьёзным, и вчера вечером профессор составил бюллетень, опубликованный сегодня в печати. Вчера около часа дня великий князь Владимир, выйдя из комнаты государя, расплакался и ужасно напугал детей Его Величества, сказав, что всё кончено и остаётся только молиться о чуде» (274, с. 24).

По словам Вельяминова, со времени, как столица узнала о болезни Александра III, перед Аничковым дворцом собирались группы людей, желавших получить сведения о здоровье императора, а при появлении нового бюллетеня у ворот, напротив вырастала многолюдная толпа. Как правило, проходившие набожно снимали шапки и крестились, некоторые останавливались и, повернувшись лицом к дворцу, с обнажёнными головами истово молились за здравие популярного императора. К 25 января венценосец поправился, но ещё долго ощущал слабость и разбитость и стал работать в своём кабинете, несмотря на просьбы врачей дать себе отдых. Указывая на диван, на котором от одной ручки до другой лежали кипы папок с делами, он сказал Вельяминову: «Вот посмотрите, что здесь накопилось за несколько дней моей болезни; всё это ждёт моего рассмотрения и резолюций; если я запущу дела ещё несколько дней, то я не буду уже в состоянии справиться с текущей работой и нагнать пропущенное. Для меня отдыха быть не может» (390, 1994, в. 5, с. 284). 26 января царь уже не принимал врачей, Захарьин был награждён орденом Александра Невского и 15 тыс. руб., его ассистент доктор Беляев получил 1,5 тыс: руб., а несколько позже Вельяминов удостоился звания почётного лейб-хирурга.

Вельяминов отмечает, что Александр III, как и его братья Владимир и Алексей Александровичи, был типичным наследственным артритиком с резкой наклонностью к тучности. Царь вёл довольно умеренный образ жизни и, как отмечают многие из его окружения, вопреки воспоминаниям П. А. Черевина, спиртным не увлекался.

Здоровью монарха, конечно, не способствовал целый ряд дополнительных факторов, таких, как постоянный пряный поварской стол, излишнее поглощение жидкости в виде охлаждённой воды и кваса, многолетнее курение большого количества папирос и крепких гаванских сигар. Александр вынужден был с юных лет принимать участие в многочисленных праздничных столах с употреблением шампанского и других вин, тезоименитствах членов царской фамилии, приёмах, раутах и других подобных мероприятиях.

В последние годы, борясь с тучностью, он перегружал себя физическим трудом (пилил и рубил дрова). И пожалуй, главное, сказывалось психическое переутомление от постоянного скрытого волнения и непосильной работы, обычно до 2—3 часов ночи. «При всём этом, – говорит Вельяминов, – государь никогда не подвергался лечению водами и хотя бы временно – противоподагрическому режиму. Смертельная болезнь, поразившая его осенью того же года, не была бы неожиданностью, если бы врачи-терапевты не просмотрели бы у государя громадное увеличение сердца (гипертрофия), найденное при вскрытии. Этот промах, сделанный Захарьиным, а потом и Лейденом объясняется тем, что государь никогда не допускал тщательного исследования себя и раздражался, если оно затягивалось, поэтому профессора-терапевты всегда исследовали его очень поспешно» (там же). Естественно, если бы врачи знали об острой форме сердечной недостаточности у монарха, возможно они «при помощи соответствующего режима» смогли бы оттянуть печальный исход на несколько месяцев. Перенесённое недомогание резко изменило внешний облик царя. Описывая бал в Зимнем дворце 20 февраля, Ламздорф в своём дневнике замечает: «Как обычно, государь приближается к дипломатам, выстроившимся в порядке старшинства у входа в Малахитовый зал. Наш монарх выглядит похудевшим, главным образом лицом, его кожа стала дряблой, он сильно постарел» (174, с. 44).

Сам же Александр III мало заботился о своём здоровье и часто игнорировал предписания врачей. Однако, как отмечает Витте, «в течение времени от Пасхи до моего последнего всеподданнейшего доклада (который был, вероятно, так в конце июля или в начале августа) болезнь государя уже сделалась всем известной» (84, с. 436—437). В течение лета 1894 г. погода в Петербурге была всё время сырой и холодной, что ещё более усиливало болезнь государя. Александр III чувствовал себя слабым и быстро уставал. Вспоминая свой день свадьбы 25 июля в Петергофе с великой княжной Ксенией Александровной, Александр Михайлович позже писал: «Все мы видели, каким утомлённым выглядел государь, но даже он сам не мог прервать ранее положенного часа утомительный свадебный обед» (50, с. 110). Об этом же дне крупный чиновник Министерства императорского двора В. С. Кривенко вспоминает, что присутствовавшие на спектакле в летнем театре при появлении в ложе самодержца «были поражены его болезненным видом, желтизной лица, усталыми глазами. Заговорили о нефрите» (47, оп. 2, д. 672, л. 198). С. Д. Шереметев уточняет: «День свадьбы Ксении Александровны – тяжкий день для государя… Я стоял в ряду, когда всё было кончено и возвращались выходом во внутренние покои Большого Петергофского дворца. Государь шёл под руку с императрицей. Он был бледен, страшно бледен и словно переваливался, тяжко выступая. У него был вид полного изнеможения» (354, с. 599).

Однако властитель России крепился и 7 августа, когда болезнь его была в полном разгаре, объезжая войска в Красносельском лагере, сделал более 12 вёрст.

«7 августа около 5 часов дня, – пишет Н. А. Епанчин, – государь посетил наш полк в лагере при Красном Селе… О болезни государя было уже известно, но, когда он вошёл в собрание, нам сразу стало очевидно, что он чувствует себя весьма нехорошо. Он не без труда передвигал ноги, глаза были мутные, и веки припущены… Видно было, с каким усилием он говорил, стараясь быть любезным и ласковым… Когда государь уехал, мы с горечью и тревогой обменивались впечатлениями. На другой день во время беседы с цесаревичем на призовой стрельбе я спросил его, как здоровье государя, и сказал, что вчера все мы заметили болезненный вид Его Величества. На это цесаревич ответил, что государь уже давно чувствует себя нехорошо, но что врачи не находят ничего угрожающего, но они считают необходимым, чтобы государь уехал на юг и меньше занимался делами. У государя неудовлетворительно действуют почки, и врачи считают, что это в значительной степени зависит от сидячей жизни, которую в последнее время ведёт государь» (172, с. 163-164). Личный хирург царя Г. И. Гирш констатировал признаки хронического поражения почек, вследствие чего обычное пребывание царя в Красном Селе и манёвры были сокращены.

После того как Александр III занемог от резкой опоясывающей боли в пояснице, из Москвы в Петербург был вновь срочно вызван выдающийся клиницист-практик Г. А. Захарьин, который прибыл 9 августа в сопровождении терапевта профессора Н. Ф. Голубова. По признанию Захарьина, после проведённого исследования выяснилось «постоянное присутствие белка и цилиндров, то есть признаков нефрита, некоторое увеличение левого желудочка сердца при слабоватом и частом пульсе, то есть признаки последовательного поражения сердца и явления уремические (зависящие от недостаточного очищения почками крови), бессонница, постоянно дурной вкус, нередко тошнота». Врачи сообщили о диагнозе императрице и Александру III, не скрывая, что «подобный недуг иногда проходит, но в высшей степени редко» (167, с. 59). Как отмечает дочь Александра III великая княгиня Ольга Александровна, «ежегодную поездку в Данию отменили. Решили, что лесной воздух Беловежа, находящегося в Польше, где у императора был охотничий дворец, окажет благоприятное воздействие на здоровье государя…» (112а, с. 225).

Во второй половине августа двор переехал в Беловеж. Вначале император вместе со всеми «выезжал на охоту, но затем стал к ней безразличен. Потерял аппетит, перестал ходить в столовую, лишь изредка велел приносить еду к нему в кабинет». Слухи об опасной болезни монарха росли и давали повод для самых разнообразных и нелепых рассказов и небылиц. «Как рассказывают, – записал 4 сентября 1894 г. Ламздорф, – дворец в Беловежской Пуще, на строительство которого было затрачено 700’000 рублей, получился сырым» (174, с. 70). Подобные домыслы случаются, когда население остаётся без официальных сведений. 7 сентября вездесущая А. В. Богданович занесла в дневник: «В Беловеже, на охоте, он простудился. Началась сильная лихорадка. Ему предписали тёплую ванну в 28 градусов. Сидя в ней, он охладил её до 20 градусов, открыв кран с холодной водой. Пошла в ванне у него горлом кровь, сделался с ним там же обморок, лихорадка увеличилась. Царица дежурила до 3 часов ночи у его постели» (73, с. 180-181). Мария Фёдоровна вызвала из Москвы доктора Захарьина. «Знаменитый этот специалист, – вспоминала Ольга Александровна, – был маленьким толстеньким человечком, который всю ночь бродил по дому, жалуясь, что ему мешает спать тиканье башенных часов. Он умолял Папа приказать остановить их. Думаю, от его приезда не было никакого толка. Разумеется, отец был невысокого мнения о враче, который, по-видимому, был главным образом занят собственным здоровьем» (112а, с. 227).