Текст книги "Александр III и его время"

Автор книги: Евгений Толмачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 66 страниц)

4. ТАЙНЫЙ БРАК ЦАРЯ С ЕКАТЕРИНОЙ ДОЛГОРУКОЙ

В начале мая 1880 г. встал вопрос о переезде императрицы Марии Александровны в Царское Село, однако доктора наотрез воспротивились этому. Силы её стремительно таяли. Ей не давали покоя кашель и удушье.

Жизнь её тихо угасла после длительной болезни лёгких. Ранним утром 22 мая (3 июня) она скончалась в Зимнем дворце на 56-м году жизни. «Никто не был при ней в самый момент смерти», – отметил Д. А. Милютин, – неотлучная её камерфрау Макушина, войдя в спальню в девятом часу утра, нашла уже бездыханный труп. Можно полагать, что больная кончила жизнь спокойно, без агонии, как бы заснула». Узнав о кончине императрицы, Александр II экстренным поездом прибыл в Петербург из Царского Села. После её смерти, кроме завещания, как явствует фрейлина А. Толстая, по которому она передавала в наследство свою недвижимость, бриллианты и другие предметы, нашли лишь единственное письмо к Александру II, написанное когда-то давно. Императрица трогательно благодарила его за счастливо прожитую жизнь рядом с ним. Помимо этого, в её столе остались разрозненные листки с выражением последней воли: «1. Я желаю быть похоронена в простом белом платье, прошу не возлагать мне на голову царскую корону. Желаю также, если это возможно, не производить вскрытия. 2. Прошу моих милых детей поминать меня сорок дней после смерти и по возможности присутствовать на обедне, молиться за меня, особенно в момент освящения Святых Даров. Это самое большое моё желание» (314, с. 43). Четыре дня спустя останки усопшей были торжественно перенесены в Петропавловский собор в пасмурный день, при сильнейшей буре на Неве, а 28 мая совершено отпевание и погребение (78, с. 98—99).

Большинство из тех, кто видел царя в это время, были поражены его болезненным видом: он стал совершенно седым, на лице появилось выражение постоянной усталости, в глазах отражалась беспредельная грусть и безнадёжность. Астма его значительно усилилась и причиняла ему большие страдания. Единственным утешением ему были княгиня Екатерина Михайловна Долгорукая и трое их детей.

В день окончания Петровского поста, 6(18) июля в 3 часа дня в Большом Царскосельском дворце состоялась церемония венчания Александра II с княжной Долгорукой, с которой он был близок в течение 14 лет. Император в голубом гусарском мундире и княжна в скромном светлом выходном платье длинными коридорами прошли в маленькую залу с окнами на пустынный двор, где всё было приготовлено для ритуала бракосочетания. Кроме протоиерея Никольского, протодьякона и дьячка на обряде венчания присутствовали министр двора граф Адлерберг, генерал-адъютанты Баранов и Рылеев, а также доверенная княжны госпожа Шебеко. По окончании службы царь с молодой супругой и двумя старшими детьми – Георгием и Ольгой совершили прогулку в коляске по тенистой дороге, соединяющей Царскосельский парк с Павловском. В тот же вечер император подписал следующий указ:

«Указ Правительствующему сенату

Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом светлейшей. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии, мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно ст. 14 Основных законов империи и ст. 147 Учреждения императорской фамилии.

Александр

Царское Село, 6 июля 1880 года».

Данным указом Александр II признавал своё отцовство и создавал своим детям от Екатерины Михайловны законное положение. Возможно, как отмечает Вс. Николаев, более всего удручало императора отношение к Долгорукой его братьев и сыновей, а ещё более – их жён. Те были возмущены, что Александр Николаевич даже не счёл необходимым соблюсти год траура по своей первой жене, императрице Марии Александровне, о которой по всей России служили традиционные панихиды, об упокоении её души молилась вся православная Русь.

Довольно правдиво описывает отношения между императором, его тридцатичетырёхлетней морганатической женой и родственниками царя родной племянник самодержца, сын его брата великий князь Александр Михайлович, крёстный царя, которому тогда шёл пятнадцатый год. На первом ужине после заключения морганатического брака Александр II захотел представить супругу своей семье. «Когда государь, – вспоминает Александр Михайлович, – вошёл в столовую, где уже собралась вся семья, ведя под руку свою молодую супругу, все встали, а великие княжны присели в традиционном реверансе, но отведя глаза в сторону… Княгиня Юрьевская элегантно ответила реверансом и села на место императрицы Марии Александровны! По любопытству я внимательно наблюдал за ней и ни на минуту не отвёл глаз. Мне нравилось грустное выражение её прекрасного лица, и я любовался великолепным блеском её роскошных светло-золотистых волос. Она была явно очень взволнована. Часто она поворачивалась к императору и слегка пожимала его руку. Она, возможно, привлекла бы мужчин, если бы за ними пристально не наблюдали их жёны. Её усилия присоединиться к общему разговору встретили лишь вежливое молчание. Мне было жалко её, и я просто не мог понять, почему её подвергали остракизму за то, что любила она красивого, доброго и приветливого человека, который случайно был императором России…»

«К концу ужина, – продолжает Александр Михайлович, – трое его детей были приведены их гувернанткой в столовую. Старшему мальчику Георгию было восемь лет. Он вскарабкался на колени к императору и начал играть с его бакенбардами. «Скажи мне, Гого, как твои имя и фамилия?» – спросил Александр. «Я князь Георгий Александрович Юрьевский», – ответил мальчик. «Хорошо, мы все очень рады с вами познакомиться, князь Юрьевский. Скажите, князь, хотели ли бы вы стать великим князем?» – «Пожалуйста, Саша, не надо…» – нервно перебила княгиня…

Когда мы возвращались домой, – заканчивает Александр Михайлович свой рассказ, – моя мать сказала отцу: «Что бы ты ни говорил, я никогда не признаю эту авантюристку. Я её ненавижу! Она достойна презрения. Как смеет она в присутствии всей императорской семьи называть Сашей твоего брата» (50, с. 45).

Неприязнь членов династии Романовых к княгине Юрьевской подтверждается также письмом великой княгини Марии Павловны, жены младшего сына императора великого князя Владимира Александровича Гессенскому принцу Александру, брату покойной императрицы. «… Эта женщина, которая уже четырнадцать лет занимает столь завидное положение, – пишет Мария Павловна, – была представлена нам как член семьи с её тремя детьми, и это так грустно, что я просто не могу найти слова, чтобы выразить моё огорчение. Она является на все семейные ужины, официальные или частные, а также присутствует на церковных службах в придворной церкви со всем двором. Мы должны принимать её, а также делать ей визиты… И так как её влияние растёт с каждым днём, просто невозможно предсказать, куда это всё приведёт. И так как княгиня весьма невоспитанна и нет у неё ни такта, ни ума, вы можете легко себе представить, как всякое наше чувство, всякая священная для нас память просто топчется ногами, не щадится ничего» (196, с. 575).

Процитированные здесь свидетельства ближайших родственников императора не оставляют сомнений в драматизме личной жизни Александра II, вина которого была в том, что он любил женщину, всецело разделившую его судьбу, женился на ней церковным браком и узаконил своих детей от неё. Сам Александр считал «вступление в этот брак долгом совести и чести» (187, т. 3, с. 27).

Большинство великих князей также имели любовниц и вторые семьи, кроме официальных, но они лицемерно умалчивали об этих своих связях ради общественного мнения, боясь повредить своему престижу и положению. Александр же, узаконив свою любовь с княжной Долгорукой, нанёс весьма серьёзный удар по своей репутации в семейном кругу. Несомненно, он глубоко переживал всю эту конфликтную ситуацию.

Эти обстоятельства, не меньше чем внутриполитические неурядицы России, тяжко угнетали этого гуманного и честного человека. Несмотря на своё мужество и присущий ему фатализм, «всемогущий» император постоянно сознавал, что его жизнь подвергается ежедневной опасности. Под влиянием этих предчувствий он ещё в 1876 г. (8 сентября) в Ливадии составил подробное духовное завещание, в котором не забыл никого из своего многочисленного семейства и своих приближённых (23, оп. 1, ед. хр. 948, л. 2-14). В 1880 г. (11 сентября) снова в Ливадии он возвращается к завещанию, где определяет материальное обеспечение своей молодой супруги Е. М. Долгорукой и их детей в сумме более 3 млн рублей. К завещательному распоряжению он присоединил письмо на имя наследника, датированное 9 ноября 1880 г. (205, с. 82—83).

5. «КОНСТИТУЦИЯ» ЛОРИС-МЕЛИКОВА

Верховная распорядительная комиссия просуществовала всего шесть месяцев и была ликвидирована указом 6 августа 1880 г. (2 ПСЗ, т. LV № 61279).

Последовала некоторая реорганизация центральных государственных органов: упразднялось ненавистное III Отделение собственной Его Величества канцелярии с передачей его дел Министерству внутренних дел. Министром внутренних дел и шефом жандармов назначается граф М. Т. Лорис-Меликов, удостоенный получить 30 августа того же года всемилостивейший рескрипт и самый высокий знак отличия – орден Андрея Первозванного. Александр II писал графу: «Прискорбные события последних лет, выразившиеся целым рядом злодейских покушений, вынудили меня учредить под главным Вашим начальством верховную распорядительную комиссию и облечь Вас чрезвычайными полномочиями для борьбы с преступною пропагандою, пытавшеюся путём насилия поколебать спокойствие дорогого нам отечества…

Последствия вполне оправдали мои ожидания. Настойчиво и разумно следуя в течение шести месяцев указанным мною путём к умиротворению и спокойствию общества, взволнованного дерзостью злоумышленников, Вы достигли таких успешных результатов, что оказалось возможным, если не вовсе отменить, то значительно смягчить действие принятых временно чрезвычайных мер, и ныне Россия может спокойно вступить на путь мирного развития» (5, оп. 1, ед. хр. 113, л. 3 об.). К сожалению, дальнейший ход событий не оправдал этих надежд. Государственная работа на Руси – бремя крайне тяжёлое, потому что принимающий его несёт ответ не только за дело своих рук, но и за многих своих предшественников. Лорис-Меликов принял портфель министра внутренних дел именно при таких неблагоприятных условиях и в короткое время своего служения на этом посту не успел, конечно, изменить их существенно.

Хотя народовольцы время от времени напоминали о себе подпольными изданиями и, хотя Лорис-Меликов знал, что главные деятели этой организации, названные арестованным в 1879 г. Г. Д. Гольденбергом за убийство в Харькове князя Д. Н. Кропоткина, ещё на свободе, однако, обманутый временным прекращением террористических актов, он стал думать, что этот враг почти уничтожен или, по крайней мере, сильно ослаблен, не подозревая насколько глубоко эта организация пустила корни.

Успокаивая и смягчая нетерпение более горячих либералов в личных беседах и переговорах, широко им практиковавшихся, Лорис-Меликов предпринял в то же время сенаторские ревизии в разных губерниях Российской империи.

Сенаторские ревизии имели вообще хорошие последствия, но в целом они как административные ревизии были недостаточны тогда, когда радикально изменившийся социальный и экономический строй требовал полного переустройства форм местного быта.

При назначении Лорис-Меликова министром внутренних дел вся иностранная печать возликовала и предсказывала «новую», «счастливую» и «спокойную» эру всей России… безопасность… и очищение страны от «революционно-социалистической-анархической филоксеры!» (там же, л. 6 об.). Многие ожидали, что он займётся столь необходимым преобразованием губернской администрации, поможет вызвать к жизни земские элементы, свяжет в одно целое разрозненные земские силы и даст волости и уезду ту самостоятельную и разумную жизнь, которая послужила бы краеугольным камнем развития народного благосостояния и залогом будущей правильной связи народной массы с царём-самодержцем.

Печать после первого знакомства с графом Лорис-Меликовым ожидала для себя широкой будущности и значительной свободы. Литературные кружки всех оттенков чувствовали себя как бы поощрёнными. Образовался комитет для пересмотра Положения о печати (там же, л. 4). Но мало-помалу всё вернулось к прежнему неопределённому и туманному положению дел.

28 января 1881 г. Лорис-Меликов представил царю свою программу (3, 1918, кн. А-5, с. 162). В первой её части предлагались: расширение прав земств и печати, частичная децентрализация административного управления, определённые финансовые и экономические меры, в том числе завершение крестьянской реформы и понижение крестьянских платежей. Разработку этих мероприятий предполагалось осуществить во временных подготовительных комиссиях, учреждённых в Петербурге, с широким участием в них представителей от земств и городских дум.

Подготовленные материалы должны были поступить в Общую комиссию, а затем в Государственный совет, куда также включались выборные от губерний. Эта программа получила наименование «конституции Лорис-Меликова». Проект её обсуждался в Особом совещании и в основном был одобрен. 17 февраля 1881 г. Александр II утвердил журнал Особого совещания (там же, с. 172). В конце февраля на основе его был подготовлен проект правительственного сообщения о созыве представителей земств.

Утром 1 марта 1881 г. Александр II одобрил этот проект и передал его Валуеву. На 4 марта было назначено слушание этого вопроса в Совете министров (35, д. 21, л. 1). Однако смертельное ранение Александра II изменило ход дальнейших событий, прервало реформаторскую деятельность царя.

6. ЦАРЕУБИЙСТВО 1 МАРТА 1881 Г.

В воскресенье 1 марта 1881 г. по заведённой ещё со времён Павла I давней традиции император присутствовал на разводе караулов. В третьем часу дня Александр II выехал в карете в сопровождении обычного конвоя из Михайловского дворца по Инженерной улице. Выехав на набережную Екатерининского канала, карета повернула к Театральному мосту.

Примерно в 100 метрах от угла Инженерной улицы, в 14 часов 15 минут под каретой раздался страшный взрыв. Два казака и мальчуган, тащивший салазки, лежали на земле. Александр II, оставшийся целым и невредимым, подошёл к раненым, затем направился к задержанному преступнику Рысакову, назвавшемуся мещанином Глазовым. Один из офицеров в сбежавшейся толпе, не узнав сразу царя, спросил: «Что с государем?» На что тот, оглянувшись и не доходя шагов десяти до Рысакова, сказал: «Слава Богу, я уцелел, но вот…», указывая при этом на лежавшего около кареты раненого казака и кричавшего от боли раненого мальчика. Услышав слова царя, Рысаков, злорадно ухмыльнувшись, крикнул: «Ещё слава ли Богу?» Как только Александр II сделал несколько шагов в направлении к экипажу, Гриневицкий (как это стало известно позже) бросил бомбу к самым ногам монарха. Раздался второй оглушительный взрыв. Когда дым рассеялся, поражённым взорам присутствующих открылось ужасающее зрелище. В числе поверженных и раненных взрывом находился и государь. Прислонившись спиною к решётке канала, упёршись руками в панель, без шинели и без фуражки полусидел Александр II, окровавленный и тяжело дышавший. Ноги его были раздроблены, кровь ручьём струилась с них, мышцы висели кусками, лицо было окровавлено.

Истекающий кровью монарх был доставлен в Зимний дворец. Картина, которую представлял его кабинет, производила потрясающее впечатление. Окровавленный император лежал с раздробленными ногами на походной кровати в бессознательном состоянии, окружённый врачами и многочисленным августейшим семейством. Он едва дышал, лицо его вспрыскивали водой. Для поддержания дыхания государю вдували кислород. Пока хирурги бинтовали раздробленные члены, обезумевшая от горя княгиня Юрьевская и заливающийся слезами престолонаследник держали голову страдальца. Несмотря на все усилия лейб-медика С. П. Боткина продлить его жизнь, Александр II, не приходя в сознание, скончался в 3 часа 35 минут дня вследствие большой потери крови. Бажанов причастил умирающего и прочёл отходную. Все присутствующие стали на колени вокруг смертного одра и затем перенесли тело в другую комнату – в парадный кабинет.

Трагическая смерть Александра II произвела потрясающее впечатление на родственников и близких к императору людей.

Мария Фёдоровна, ставшая императрицей, 4 марта писала своей матери, датской королеве Луизе: «Какое горе и несчастье, что наш император ушёл от нас, да ещё при таких ужасных обстоятельствах. Нет, кто видел эту страшную картину, никогда не сможет забыть её! Я вижу перед собой это постоянно – день и ночь! Бедный безвинный император, видеть его в этом жутком состоянии было душераздирающе! Лицо, голова и верхняя часть тела были невредимы, но ноги абсолютно размозжены и вплоть до колен разорваны в клочья, так что я сначала не могла понять, что собственно я вижу окровавленную массу и половину сапога на правой ноге и половину ступни – на левой. Никогда в жизни я не видела ничего подобного. Нет, это было ужасно!» (168, с. 25). Последние минуты жизни своего деда зафиксировал и будущий царь Николай II: «Когда мы поднимались по лестнице, я видел, что у всех встречных были бледные лица. На коврах были большие пятна крови. Мой дед истекал кровью от страшных ран, полученных от взрыва, когда его несли по лестнице. В кабинете уже были мои родители. Около окна стояли мои дяди и тёти. Никто не говорил. Мой дед лежал на узкой походной постели, на которой он всегда спал. Он был покрыт военной шинелью, служившей ему халатом. Его лицо было смертельно бледным. Оно было покрыто маленькими ранками. Его глаза были закрыты. Мой отец подвёл меня к постели. «Папа, – сказал он, повышая голос, – Ваш «луч солнца» здесь». Я увидел дрожание ресниц, голубые глаза моего деда открылись, он старался улыбнуться. Он двинул пальцем, но он не мог поднять рук, ни сказать то, что он хотел, но он несомненно узнал меня…» (там же).

Высшая сановная элита по-разному отнеслась к смерти монарха. Военный министр Д. А. Милютин отзывался об Александре II как о замечательном государе, царе-освободителе, царствование которого было обильно благими делами (см. 187, с. 30). Министр двора А. В. Адлерберг считал, что «мученическая кончина государя, быть может, предотвратила новые безрассудные поступки и спасла блестящее царствование от бесславного и унизительного финала» (там же, с. 79).

Государственный секретарь Е. А. Перетц отметил, что «покойный государь был замечательно добросовестный работник. Все представлявшееся Его Величеству, – а представлялась ему масса дел, в числе которых бывали и сложные записки, – рассматривалось безотлагательно… Одним словом, каждому из нас можно было бы научиться у покойного государя чрезвычайной добросовестности в исполнении обязанностей» (208, с. 30).

Итак, закончилось царствование обновителя и устроителя Российской империи, названное «эпохой великих реформ».

Освобождение своего народа от крепостного гнёта стало величайшим гражданским подвигом Александра II, подготовило другие реформы и занимает самое видное место среди результатов его царствования. Вслед за падением крепостного права рухнула система грубых телесных наказаний, проведены земская, городская, судебная, университетская, военные, финансовые и другие реформы. Величие этих реформ во многом заключается в том, что в каждой из них без исключения реализована одна и та же мысль – привлечение общества на помощь правителю. В ходе грандиозных нововведений учитывались многие предложения и программы «либеральных демократов». Принципиальный характер всех преобразований по сути один и тот же: уничтожение сословных привилегий. Уже одного того факта, что Александр II даровал 23 миллионам своих подданных сознание их человеческого достоинства, хватило бы, чтобы поставить этого императора в число крупных реформаторов и наиболее выдающихся личностей нашей истории. Недаром современники назвали его царём-освободителем. А простой люд на свои средства воздвигнул ему десятки памятников.

В период царствования Александра II завершились Крымская и Кавказская войны, состоялась освободительная для балканских народов Русско-турецкая война 1877-1878 гг., произошло присоединение к России Амурского края, Южного Сахалина и большей части Средней Азии.

Активная внешнеполитическая деятельность петербургского правительства определялась принципом «национальных интересов» и была направлена на выход из дипломатической изоляции и поддержание постоянного европейского равновесия. Во время международных конфликтов (Датско-прусская, Австро-прусская, американская Гражданская и другие войны) Российская империя неизменно занимала позицию вооружённого нейтралитета. Лично Александр II оказал огромное влияние на ход европейской дипломатии и значительно поднял авторитет России, подорванный исходом Крымской схватки.

Кроме царя во время взрыва пострадало 20 человек, из которых 3 человека скончались, в том числе и Гриневицкий.