Текст книги "Александр III и его время"

Автор книги: Евгений Толмачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 66 страниц)

Обе стороны каждой галереи на уровне второго этажа связывают лёгкие бетонные мостики. Новые материалы – бетон и металлические конструкции позволили возвести строение, во много раз превосходящее своими размерами петербургский Пассаж. Но, чтобы не нарушать ансамбль древней площади, фасад Торговых рядов также выполнили в русском стиле, основанном на мотивах зданий XVI—XVII столетий. Декоративная отделка напоминала старинные постройки Ростова Великого. Над центральной частью размещены 2 башни, повторяющие завершение здания Исторического музея. И это решение также было оправдано близостью ансамбля Кремля. Строительство было завершено в 1893 г. После 1917 г. в рядах размещались различные учреждения. По окончании реставрации в 1953 г. в здании открылся Государственный универсальный магазин (ныне АО ГУМ). Средние торговые ряды были возведены в 1889-1893 гг. по проекту архитектора Р. И. Клейна на месте старых, созданных О. И. Бове в 1815 г. и в целом повторяют их план. Выстроенное в форме каре здание расположено по периметру целого квартала (Москворецкий пр., улицы Варварка и Ильинка, Хрустальный пр.). Внутри каре размещаются 4 отдельных небольших корпуса. Протяжённые ряды по главному фасаду состоят из 2 как бы самостоятельных разновысоких зданий, что подчёркивает характер рельефа, сильно падающего к Москве. Более высокий корпус повторяет композицию Верхних торговых рядов – его средняя и боковые части выделены высокими кровлями. Объём низкого корпуса нейтрален и служит как бы фоном для стоящего напротив собора Василия Блаженного. В Средних торговых рядах находилось крупнейшее в России оптовое торговое заведение, отличавшееся высокой технической оснащённостью. После 1917 г. в помещениях Средних торговых рядов размещались различные учреждения.

Рядом с Историческим музеем в 1890-1892 гг. для размещения городской думы было сооружено здание в русском стиле по проекту архитектора Д. Н. Чичагова (276, т. 6, с. 247). В убранстве фасадов здесь широко использованы декоративные детали московского зодчества XVII в. С 1930-х гг. в здании размещался Музей В. И. Ленина. В настоящее время оно передано Историческому музею.

При Александре III московское купечество на свои пожертвования выстроило целый ряд университетских клиник на Девичьем поле. Тогда же в Белокаменной возводится множество уникальных зданий на частные средства. П. М. Третьяков, В. А. Бахрушин, С. И. Мамонтов, С. Т. Морозов – крупные меценаты, которым многим обязана русская культура конца XIX – начала XX в. На средства братьев Бахрушиных в городе построены и оборудованы Бахрушинская больница (открыта в 1887 г.), Дом призрения для неизлечимых больных в 1892 г., Дом бесплатных квартир для нуждающихся вдов и учащихся девиц в 1898 г., ремесленное училище для мальчиков и школа рукоделия для девочек. На принадлежавшей Бахрушиным земле в Москве построен театр Корша. Всего в 1892-1912 гг. Бахрушины пожертвовали городу 4 млн руб. Одним из оригинальнейших московских особняков считается дом А. А. Морозова на Воздвиженке, построенный в 1894-1899 гг. архитектором В. А. Мазыриным. Путешествуя по Португалии заказчик А. А. Морозов был покорён средневековым замком в Синтре. По возвращении в Москву он построил дом в испано-мавританском стиле. Выходящая на улицу часть украшена двумя башенками с затейлевой каменной резьбой, а к стенам прилепились высеченные из камня раковины. Сейчас в этом здании расположен Дом дружбы с народами зарубежных стран.

* * *

Облик многих городов России в то время стремительно менялся. Доходные дома занимали центральные улицы, вытесняя особняки. Театры, музеи, банки, пассажи (универсальные магазины) и вокзалы соперничали по размерам и обилию украшений с храмами и дворцами. Среди значимых построек 80—90-х гг. являются здания вокзалов в ряде городов, Театр оперы и балета в Одессе (1884-1887 гг., архитекторы Ф. Фельнер и Г. Гельмер) и Оперный театр в Киеве (архитектор В. А. Шретер).

Со временем критики стали осуждать эклектизм за его чрезмерное потакание вкусам заказчиков. «Архитектура, копирующая со старых образцов, – писал русский архитектор В. П. Стасов, —… архитектура ловких людей, навострившихся в классах и… отпускающих товар на аршин и фунт… Угодно – вот вам пять аршин «греческого классицизма», а нет – вот три с четвертью итальянского «ренессанса»… а не то хороший ломтик романского, шесть золотников готики, а то вот целый пуд русского».

Дальнейшие этапы развития архитектуры в России будут связаны с постепенным отказом от образного строя эклектики; однако завоевания профессионализма этой эпохи сохранят свою ценность и значение в деятельности архитекторов следующих поколений.

Эклектизм с его свободой выбора разнообразных архитектурных и орнаментальных мотивов оказал значительное влияние на становление изысканного, рафинированного модерна – стиля целостного, но черпающего из самых разных источников.

Глава двадцать третья ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ АЛЕКСАНДРА III

1. КРУШЕНИЕ ЦАРСКОГО ПОЕЗДА

Короткий миг может поменять Местами верх и низ.

Сенека Младший

18 октября 1888 г. центральные газеты России сообщили о крушении царского поезда на пути из Севастополя в Москву. Как выяснилось, трагическое происшествие случилось 17 октября в 1 час 14 минут дня на 277-й версте Курско-Харьково-Азовской железной дороги между станциями Тарановка и Борки. Императорский поезд, следовавший со скоростью более 60 вёрст в час по насыпи, сошёл с рельсов.

Произошла тяжелейшая катастрофа: задние вагоны со страшной силой налетели на передние, ломая и разбивая всё вдребезги… От всего состава остались целыми и неповреждёнными оба паровоза да три задних вагона. Остальные вагоны были совершенно разбиты и искорёжены… Картина разрушения было ужасна.

Всё смешалось: тела убитых, изуродованные железные фермы, согнутые рельсы, обломки дерева, багаж, битая посуда, инструменты… Шёл дождь, грязь была непролазная. Из этой ужасной смеси выходили те, у кого хватало сил, некоторые стонали и метались, не в состоянии освободиться из под навалившихся на них обломков. Погибло 19 человек, ранено – 14. Царская семья, находившаяся в столовом вагоне, по счастливой случайности, оказалась спасённой.

Известно, что в августе-октябре того года Александр III с семьёй совершил поездку в Елисаветград, Спалу, Новороссийск, оттуда морем на пароходе «Кострома» прибыл в Батум, затем по железной дороге в Баку и обратно. Повсеместно были восторженные встречи и приёмы. Императрица, впервые побывавшая на Кавказе, была поражена величественной панорамой белоснежных горных вершин, шумными водопадами и быстрыми реками. Перед отъездом она радостно объявила супругу, что отныне «не желает больше ничего видеть». В октябре августейшая семья отправилась домой в северную столицу. До Севастополя добрались морем, а оттуда по железной дороге.

На станции Лозовой-Азовской, для ведения поездов двойною тягою, прицепили два локомотива – товарный и товарно-пассажирский. За ними следовало 13 вагонов: вагон электрического освещения, вагон-мастерская, вагон министра путей сообщения К. Н. Посьета, вагон II класса для прислуги, кухня, буфетная, столовая, вагон великих княжен литера «Д», литера «А» – вагон государя и царицы, литера «С» – цесаревича, дамский свитский – литера «О», конвойный № 40 и багажный – «Б». По словам Посьета, поезд шёл со скоростью 65 вёрст в час между станциями Тарановка и Борки. Опаздывали на 1/2 часа по расписанию и нагоняли, так как в Харькове предполагалась встреча.

Был полдень. Ранее обыкновенного сели завтракать, чтобы кончить его до Харькова, который уже отстоял только на 43 версты. Посьет, выходя из своего вагона, по пути в царскую столовую зашёл в купе к главному инспектору железных дорог барону К. Г. Шернвалю, с тем чтобы идти вместе, но тот отказался, сославшись на чертежи, которые ему необходимо рассмотреть. Посьет ушёл один.

В столовой собралась вся царская семья и свита, всего 23 человека. Маленькая великая княжна Ольга оставалась в своём вагоне с нянькой. Столовая была разделена на 3 части: посредине вагона – большой стол, с двух боков столовая была отгорожена: с одной стороны помещался обыкновенный стол для закуски, а за другой перегородкой, ближе к буфетной, стояли официанты. Посередине стола, с одной стороны разместился государь, имея по бокам двух дам, а с другой стороны – императрица, справа у неё сидел Посьет, а слева военный министр П. С. Ванновский. Там, где стояла закуска, сели царские дети: цесаревич, его братья, сестра и с ними гофмаршал В. С. Оболенский. В ту минуту, когда подавали уже последнее блюдо, гурьевскую кашу, и лакей поднёс государю сливки, началась страшная качка, затем сильный треск.

В считанные секунды царский вагон слетел с тележек, на которых держались колёса, всё в нём превратилось в хаос, все упали. Пол вагона, казалось, уцелел, стены же приплюснулись, крышу сорвало с одного бока вагона и покрыло ею бывших в нём. Императрица при падении захватила Посьета за бакенбарды.

Первый на ноги поднялся 68-летний Посьет. Увидя его стоящим, царь, под грудой обломков, не имея сил подняться, закричал ему: «Константин Николаевич, помогите мне выкарабкаться». Когда монарх поднялся и императрица увидела, что он невредим, она вскричала: «Et nos enfants?» («Что с детьми?»).

Ксения стояла на полотне дороги в одном платье под дождём; телеграфный чиновник накинул на неё своё пальто. «Она явилась мне как ангел, – вспоминала позже Мария Фёдоровна, – явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался мне голос сына моего Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно также как и его брат Михаил.

После них удалось, наконец, государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненых около нас. Во всём этом была основательно видна рука провидения, нас спасшего» (221, т. 1, с. 100). Маленькую же Ольгу сидевшая рядом нянька, увидев, что стенка вагона разбита, выбросила на насыпь и сама последовала за ней. Это было сделано кстати, поскольку их вагон в мгновение ока был переброшен через столовую и стал поперёк между буфетным вагоном и столовой. Возможно, он избавил от беды всех находящихся в столовой. Заведующий конторой детей Александра III В. В. Зиновьев рассказал Посьету, что он видел, как бревно врезывалось в столовую в двух вершках от его головы. Он перекрестился и ждал смерти, как вдруг оно остановилось. Человек, подававший сливки, был убит у ног императора, так же, как и собака, бывшая в вагоне, подарок Норденшильда. Четыре официанта, которые находились в столовой за перегородкой погибли.

При виде невредимо вышедшей из опасности всей семьи своей, царь перекрестился… Во время крушения поезда государь получил ушиб ноги, «его серебряный портсигар в боковом кармане был от удара сплюснут в лепёшку, следовательно, удар должен был получить и государь. Но о себе он не молвил ни слова ни тогда, ни после» (186, с. 617). Императрица повредила левую руку, кроме того она получила лёгкие поранения и царапины. Тем не менее она не вошла в вагон, а осталась на дожде без верхней одежды, в лёгкой обуви и вся отдалась заботам о раненых. Несмотря на боль в ноге, государь взял на себя общее распоряжение. Удивительное спокойствие и самообладание его ободряли окружающих. Императрица, после всего, что она пережила как мать и как супруга, не обращая внимания на ушиб руки, не отходила от раненых ни на шаг, переходя от одного к другому, ободряя и утешая их. Она обратилась в сестру милосердия: Сама рвала простыни для бинтов, разрывала обувь на тяжело раненых и т. п. Из свиты царя все более или менее получили ушибы, но все лёгкие. Посьету ушибло ногу, у Ванновского оказались три шишки на голове, Черевину придавило ухо. Больше всех пострадал начальник конвоя В. А. Шереметев. У него оторвало второй палец на правой руке и сильно придавило грудь. Вагоны лежали на обе стороны. Как было установлено, первым сошёл с рельс вагон Посьета и разлетелся в прах. Шернваль был выброшен на откос, где его нашли сидящим без фуражки. Когда его спросили, сильно ли он ранен, он ничего не отвечал, только махал руками. Он был нравственно потрясён, не зная, что произошло. Когда императрица и государь подошли к нему, она сняла с себя башлык и надела на Шернваля, чтобы ему было теплее. У него оказались переломаны три ребра и помяты щёки. В вагоне Посьета находились и другие. У инспектора дороги Н. А. Кронеберга (сына известного переводчика Шекспира), выброшенного на кучу щебня, было оцарапано всё лицо, а управляющего дорогой В. А. Кованько выбросило так удачно, что он не запачкал даже перчаток. В том же вагоне был убит кочегар. В первом электрическом вагоне людям, находящимся там, было жарко и они открыли дверь. Трое из них поэтому были спасены. Их выбросило на дорогу невредимыми, но другие были убиты. В мастерской, где находились колёса и разные принадлежности на случай поломки, всё было перебито. В вагоне II класса, где находилась прислуга, мало кто остался жив. Все получили сильные раны Большинство тех, кто не был убит на месте, было придавлено передними скамейками. В кухне повара были ранены. Инспектор императорских поездов барон А. Ф. Таубе находился в свитском поезде у Ширинкина. Когда он узнал о происшедшем, то бросился бежать в лес. Солдаты, охранявшие путь, чуть его не убили, думая, что это злоумышленник. Ширинкин послал конвойных догнать его и привести обратно (см. 74, с. 79). Люди в других вагонах отделались лёгким испугом. Только тогда, когда все раненые были перенесены в санитарный поезд, государь с августейшим семейством и свитою отбыл назад на станцию Лозовую. Здесь ожидали прибытия царя с семьёй два священника: С. Штепенко и Ф. Строцев. Император и императрица, приняв благословение у первого, облобызали руку простого сельского священника. После этого был отслужен благодарственный молебен и первая панихида по убитым. После богослужения к общей трапезе были приглашены все, не исключая прислуги, причём обоим священникам было дано место возле венценосной четы (см. 164а, с. 88). 23 октября государь прибыл в Петербург. В этот же день в церквах столицы читался высочайший манифест «О чудесном сохранении жизни Государю Императору, Государыне Императрице, Наследнику Цесаревичу и всем детям Их Императорских Величеств», составленный Победоносцевым. Весть о крушении императорского поезда и чудесном спасении царской семьи быстро разнеслась повсюду. Все сословия, общества и учреждения спешили наперебой друг перед другом принести государю императору выражения верноподданнических чувств. Священники С. Штепенко и Ф. Строцев, служившие молебен и панихиду в присутствии Их Величеств 17 октября на станции Лозовой, были всемилостивейше награждены золотыми наперсными крестами, украшенными драгоценными каменьями, а в те церкви, при которых они состоят, государь пожаловал по одному церковному священническому облачению малинового бархата, шитых золотом и серебром.

4 ноября 1888 г. адмирал К. Н. Посьет был уволен в отставку от должности министра путей сообщения. Знающие его люди говорили, что ему не везло. Как моряк, он командовал фрегатом «Александр Невский», потерпевшим крушение, как министр путей сообщения, он понёс нравственную ответственность за крушение царского поезда на станции Борки.

Расследование причин катастрофы велось специальной комиссией во главе с выдающимся прокурором А. Ф. Кони. Спустя месяц после начала следствия, министр юстиции Н. А. Манасеин телеграммой вызвал в Петербург Кони «для представления государю личных объяснений по делу». Вместе с Манасеиным 23 ноября Кони прибыл в Гатчинский дворец. Для нас интересны не только причины происшедшего крушения, но и облик Александра III, который довольно подробно обрисовал в своих воспоминаниях талантливый юрист. Во дворце в «комнате, – вспоминал Кони, – очень небольшой, квадратной и низкой, с двумя небольшими окнами, выходившими в парк, покрытый свежим снегом, с очень скудной мебелью и небольшим столом посредине, покрытым до полу синим сукном с находившимися на нём горящей толстой восковой свечкой, подносиком с гусиными перьями и карандашами, белой протечной бумагой и холстяной тряпочкой для вытирания перьев, я увидел властелина судеб России. На нём была серая тужурка, из-под которой выглядывала русская рубашка с мягким воротником и рукавами, вышитыми русским цветным узором. Его рост и могучее телосложение казались в этой низенькой комнате ещё больше, и тощая фигура Манасеина, находившегося тут же представляла резкий контраст. Государь подал мне руку, сказал, что желал от меня лично слышать о подробностях дела крушения, указал мне на очень неудобный пуф, стоявший против него через стол, и закурил толстую папиросу, которую сменял несколько раз в течение нашего почти часового разговора» (161, т. 1, с. 449—450). Кони очень достоверно и ясно передаёт своё впечатление от встречи с первым лицом империи. «Передо мною, в двух шагах, – рассказывает Анатолий Фёдорович, – находился человек, который являлся выразителем государственного сознания стомиллионного народа и носителем в своей единой воле его благоденствия и несчастий… Никогда во время самых интересных и трудных обвинительных речей, приковывавших к себе общее внимание, когда в зале суда «man horte wie de Wolken ziehen» («было слышно, как плывут облака» ( нем.)), я не встречал со стороны присяжных заседателей такого напряжённого внимания, такого стремления проникнуть, так сказать, в сердцевину каждого слова. Александр III, подпирая по временам голову рукою, не сводил с меня глаз, и взор его был совсем другим, чем холодный и недоброжелательный взгляд, виденный мною в 1885 году и потом неоднократно замеченный во время официальных приёмов и представлений. В этих глазах, глубоких и почти трогательных, светилась душа, испуганная в своём доверии к людям и беспомощная против лжи, к коей сама была неспособна. Они произвели на меня глубокое впечатление. Если Александр III так смотрел в лицо своим министрам при их докладах, то мне становится просто непонятным, как могли некоторые из них, нередко совершенно сознательно, вводить его в заблуждение и направлять его сильную волю на узкие и беспросветные пути. Или он так на них не смотрел, привыкнув к ним и замкнувшись в своём недоверии, или, в противном случае, он имел дело с людьми хотя и трусливыми, но глубоко нечестными. Вся его фигура, с немного наклонённою на бок головою, со лбом, покрытым глубокими морщинами – следом тяжёлых дум и горьких разочарований – вызывали в душе прежде всего чувство искренней жалости к человеку, поднявшему на плечи «бремена неудобоносимые». Кони прекрасно понимает мощь, величие и слабость венценосца: «От него – самодержца и повелителя всея Руси, могущего одним росчерком пера перевернуть весь наш гражданский и политический быт, одним мановением руки двинуть несметные полчища против действительных или предполагаемых врагов, – веяло такой беспомощностью по отношению к обману и лукавству окружающих, что солгать ему казалось мне равносильным нанесению удара дряхлому старику или малому, слабому ребёнку. Вся повадка государя давала чувствовать, что с ним не только должно, но и можно говорить смело и прямодушно… и я стал говорить со спокойствием и уверенностью, как говорил бы с обыкновенным и внимательным слушателем» (там же, с. 450—451). В самом начале своего доклада Кони подчеркнул, что в результате предварительного следствия установлено полное отсутствие следов какого-либо террористического акта. Затем он подробно обрисовал картину «преступной небрежности всех лиц», имевших отношение к катастрофе, что выразилось в неправильном составлении поезда, его тяжести, чрезмерном превышении скорости, некачественной постройке дороги, слабости полотна и «к опьянению усердия». Особое внимание он обратил на хищнические действия правления частной компании, безответственное растление служебного персонала, стремление любым путём к наживе, с одной стороны, и формальное, попустительское отношение Министерства путей сообщения, с другой. Как отмечает Кони, Александр III слушал его сначала молча, затем прерывал вопросами, без всяких «признаков нетерпения». «Вы, значит, – спросил государь, – отдадите под суд всех лиц, о которых говорите?» – «Я не имею на это права, – ответил Кони, – я могу только предложить судебному следователю привлечь в качестве обвиняемых членов правления, управляющего, инспектора Кронеберга, машинистов и инспектора высочайших поездов барона Таубе, но привлечение генерал-адъютантов Посьета и Черевина, а также барона Шернваля как действительного тайного советника зависит не от меня, а должно совершиться в особом порядке, с соизволения Вашего Величества и по постановлению Государственного совета» (там же, с. 456—457). Кони добавил к сказанному, что ответственность министров и высших должностных лиц вообще слабо определена законом и необходимо было бы дать этому вопросу «большую определённость». Александр III согласился с этим и тут же дал указание министру юстиции подготовить проект соответствующего закона. «Итак, – сказал государь Кони, – ваше мнение, что здесь была чрезвычайная небрежность?» – «Если характеризовать всё происшествие одним словом, независимо от его исторического и нравственного значения, – ответил Кони, – то можно сказать, что оно представляет сплошное неисполнение всеми своего долга. Из железнодорожных служащих, в сущности, исполнили свой долг только Витте и Васильев». Надо отметить, что железнодорожная катастрофа в Борках послужила стимулом для головокружительной карьеры будущего министра путей сообщения, финансов и председателя Совета министров Российской империи С. Ю. Витте. Незадолго до катастрофы он, будучи управляющим Юго-Западных железных дорог, подал рапорт министру путей сообщения, в котором предупреждал о возможных опасностях при движении тяжёлого императорского состава с повышенной скоростью по отечественным путям «со сравнительно лёгкими рельсами (у нас в то время рельсы были обыкновенно от 22 до 24 фунт в погонном футе, а за границей… от 28—30 и более фунт…), при наших деревянных шпалах (за границей – металлические шпалы), при нашем балласте (у нас балласт песочный, тогда как за границей почти везде балласт из щебёнки) – путь, естественно, является неустойчивым» (84, т. 1, с. 194). Александр III, прощаясь, поблагодарил Анатолия Фёдоровича за его работу и за интересный доклад и пожелал успеха в завершении трудного дела. При этом, признает Кони, «он, конечно, бессознательно пожал мне своей железной рукой руку так сильно, что, когда я вышел из кабинета, пальцы у меня были совсем белые» (161, т. 1, с. 458). По возвращению в Харьков, Кони с участием следователя Марки и прокурора Дублянского предъявил обвинение некоторым должностным лицам дороги, а затем в начале января 1889 г. убыл в Петербург. По желанию императора 6 и 13 февраля в Мариинском дворце состоялось особое совещание при Государственном совете, на котором был рассмотрен вопрос о возможности привлечения к ответственности Посьета, Шернваля и Черевина. На совещании присутствовали великие князья Михаил Николаевич и Владимир Александрович, председатели департаментов Государственного совета и министры внутренних дел, юстиции, императорского двора, морского ведомства, сменивший Посьета Г. Е. Паукер, Государственный секретарь А. А. Половцов. Суть дела докладывал А. Ф. Кони. За привлечение к ответственности Посьета и Шернваля (Черевин был реабилитирован) высказались оба великие князя, Манасеин, Воронцов-Дашков, Паукер, Половцов и Стояновский; против: Абаза, Николаи, Толстой и Чихачёв. В соответствии с новым, разработанным министром юстиции Манасеиным, рассмотрение вопроса продолжилось в департаменте гражданских и духовных дел Государственного совета. В результате Посьет и Шернваль отделались выговором, даже без занесения его в формуляр. Как признавался Кони, он был «возмущён до боли», а Манасеин «подавлен и сконфужен». Когда министр юстиции в Гатчине доложил царю о результатах обсуждения дел в департаменте Государственного совета, тот проговорил: «Как?.. Выговор и только? И это всё?! Удивляюсь!.. Но пусть будет так. Ну, а что же с остальными?» – «Они, – объяснил Манасеин, – будут преданы суду Харьковской палаты и в ней судиться». – «И будут осуждены?» – спросил государь. «Несомненно!» – «Как же это так? Одних судить, а другим мирволить? Это неудобно и несправедливо. Я этого не хочу! Уж если так, то надо прекратить всё дело; я их хочу помиловать, тем более, что в Харькове есть обвиняемые, которых искренно жаль» (161, т. 1, с. 485). Так закончилось дело о железнодорожной катастрофе.

* * *

В память чудесного события 17 октября, в течение 1888-1890 гг. было сооружено, пожертвовано и учреждено 126 храмов, 32 придела, 320 часовен, 17 колоколен, 116 иконостасов, 30 церковных оград, 2873 киота и 54 ризы на иконы, 152 запрестольных и выносных креста, 434 хоругви, 685 колоколов, 324 лампады и проч., учреждено 107 церковно-приходских школ, несколько богаделен и приютов как памятников благодарной народной молитвы за спасение государя и его семьи. Кроме того, во многих сёлах открыты общества трезвости и народные библиотеки, закрыты питейные заведения и т. п. В Петербурге на добровольные пожертвования изготовлена драгоценная плащаница, стоимостью в 12 тыс. руб., которая отправлена к святому Гробу Господню с тем, чтобы там ежегодно 17 октября совершалось молебствие о благоденствии царской семьи и русского государства.

Свято-Андреевским скитом, находящимся на Афонской горе, сооружён в Петербурге на Песках храм в память этого события. Невдалеке от места крушения Харьковским святогорским монастырём основана обитель Спасов скит, быстро разросшаяся и привлекающая множество богомольцев. На железнодорожном пути, в одной версте от места крушения, создана полустанция Спасовка.

Вслед за крушением императорского поезда возникла мысль – для увековечения памяти о неизречённой милости Божией освятить и само место крушения постройкой на нём храма. На том месте, где остановился вагон-столовая, устроена пещерная часовня с высокой каменной башней, возвышающейся над полотном дороги, а там, где в открытой степи в сильнейшую осеннюю непогоду царская семья милосердно помогала раненым и утешала умирающих, сооружён величественный храм во имя Христа Спасителя. Храм и часовня выстроены на частные пожертвования, которых собрано до 340’000 тыс. рублей. Почти две трети этой суммы составилось из мелких приношений, поступивших со всех концов России, так что этот храм с часовней есть действительно народный памятник, воздвигнутый на его средства. Новосозданный храм расположен приблизительно в 50 саженях от железнодорожной насыпи и в 65 от Спасова скита и производит сильное впечатление своей величественностью. Его золочёный купол, окружённый башнями, далеко виден со всей окрестности. Иконостас замечательной художественной работы; в нём 38 образов написаны известным художником В. Г. Маковским.

Освящение храма совершено 14 июня 1894 г. с чрезвычайной торжественностью в присутствии тех же самых высочайших особ, которые около 6-ти лет тому назад вышли невредимыми из-под груды обломков после крушения поезда.

В воспоминание о великой милости Божией, явленной земле Русской Св. синод установил совершать ежегодно 17 октября во всех православных храмах империи торжественное служение Божественной литургии и благодарственное молебствие с коленопреклонением по особому чину.