Текст книги "Александр III и его время"

Автор книги: Евгений Толмачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 66 страниц)

Часть II Властитель империи. Внутренняя политика России

Трагедия 1 марта 1881 г. на многие годы предопределила внутриполитическое развитие великой страны.

Глава седьмая ПЕРВЫЕ ШАГИ МОЛОДОГО ЦАРЯ

1. ВОЦАРЕНИЕ АЛЕКСАНДРА III

Со смертью царя-освободителя 1 марта 1881 г., власть по закону о престолонаследии сразу же перешла к его наследнику – цесаревичу Александру Александровичу. В первые же дни правления на нового императора обрушился огромный вал неотложных текущих дел. Ему пришлось пережить нелёгкий ритуал похорон отца, многосложную процедуру вступления на престол, стабилизировать деятельность государственного организма огромной Российской империи, локализовать террористическую вакханалию революционного экстремизма. Прежде всего Александр III, глубоко расстроенный смертью отца, отдал ряд приказаний собравшимся около него министрам.

Повсеместно были разосланы телеграммы о постигшем Россию несчастье. Председателю Комитета министров П. А. Валуеву было поручено написать манифест о восшествии на престол нового императора. Проект манифеста был подготовлен им при соучастии министра юстиции Д. Н. Набокова, председателя Департамента законов князя С. Н. Урусова, государственного контролёра Д. М. Сольского и подписан поздно ночью в Аничковом дворце.

2 марта в полдень состоялось чрезвычайное заседание Государственного совета, на котором государственный секретарь Е. А. Перетц зачитал этот манифест, явившийся первым документом вступившего на престол императора. Он извещал Россию о смерти царя-освободителя и о воцарении Александра III, который брал на себя обет посвятить всю свою жизнь «попечениям о благоденствии, могуществе и славе России». Одновременно с этим манифестом, одним из первых актов царской воли молодого государя стал обнародованный указ Сенату от 1 марта о приведении крестьян к присяге. Многие не без удивления узнали из этого указа, что русский крестьянин впервые призывался принести верноподданническую присягу своему царю. Первое царствование крестьянин встречал как гражданин земли Русской, а не бесправный раб, не крепостной или холоп, знающий только одну власть – своего барина, только ему обязанный верностью и повиновением.

Ровно в час дня в Зимнем дворце прошёл так называемый выход воцарения: государь и императрица вышли не только заплаканные, но, можно сказать распухшие от слёз. Александр III был в общегенеральском мундире, императрица Мария Фёдоровна в белом платье с бриллиантовой диадемой на голове. Наследник престола Николай Александрович в мундире Преображенского полка следовал непосредственно за августейшими родителями. Далее в шествии участвовали остальные члены царской семьи.

Несмотря на явное волнение, императорская чета весьма милостиво раскланивалась на обе стороны. Проходя мимо караулов, Александр III останавливался и приветствовал войска краткими речами.

В большой дворцовой церкви, куда проследовали кроме царской семьи члены Государственного совета, сенаторы, статс-секретари, высшие придворные и военные чины, министр юстиции прочитал манифест, после чего духовник императорской четы Бажанов во всеуслышание произнёс присягу на верность подданства, которая повторялась вполголоса всеми присутствующими. По возвращении из церкви во внутренние покои Александр III выходил к представлявшимся ему отдельно Государственному совету (в Малахитовом зале), Сенату (в Концертном зале) и свите. Каждый раз император обращался с краткой речью, в которой благодарил за верную службу покойному государю, выражал надежду, что заслужит такое же доверие и расположение, какими пользовался почивший родитель.

Вот как описывает Перетц приём Александром III членов Государственного совета: «Государь вышел в 2 часа. Прежде всего он подошёл к стоявшему во главе совета великому князю Константину Николаевичу и подал ему руку. Великий князь обнял государя, который в свою очередь обнял его. Затем Его Величество произнёс с некоторою расстановкою и чрезвычайно взволнованным голосом приблизительно следующее: «Господа! Душевно сожалею, что я лишён возможности передать вам по поручению самого покойного государя его благодарность. Смерть постигла его так внезапно, что он не мог ничего сообщить мне перед кончиной. Но, зная его чувства к вам, я смело могу взять на себя выражение вам от его имени благодарности за честную и усердную службу, которую вы в продолжение стольких лет оправдали доверие незабвенного императора. Я до сих пор не имел ещё возможности заслужить любовь и доверие ваши; но надеюсь, что вы перенесёте на меня те чувства, которые питали к моему родителю, что буду достоин их и, трудясь вместе с вами, принесу пользу России! Да поможет мне Бог! Ещё раз благодарю вас всех от имени моего батюшки».

По произнесении этих слов государь подошёл к великому князю Михаилу Николаевичу, горячо обнял его, пожал руку принцу Ольденбургскому и некоторым другим старейшим членам Государственного совета, поклонился всем и ушёл» (208, с. 25). Через два дня после покушения Воронцов-Дашков посылает взволнованное письмо Александру III, в котором умоляет его не рисковать и переехать в Зимний дворец, чтобы не подвергать себя опасности во время ежедневных передвижений из Аничкова дворца. «Преступники идут напролом, – уверяет он, – но именно эти последние судороги страшны» (22, оп. 1, д. 741, л. 96—96 об.). 6 марта Валуев отмечает в своём дневнике: «Третьего дня открыта под Садовой улицей мина, которая не только могла иметь то же смертельное действие, как и снаряды 1-го числа, но, вероятно, не оставила бы и останков покойного венценосца… Государь и императрица переехали на время в Зимний дворец» (78, с. 150).

Последний путь Александра II

7 марта в одиннадцать с половиной часов утра состоялось перенесение тела Александра II из Большого придворного собора Зимнего дворца в Петропавловский собор. Почти всё население Петербурга, множество народа из окрестностей, а также прибывшие с дальних концов России провожали гроб усопшего монарха. С рассветом началось оживлённое движение на улицах. Народ валил со всех сторон сплошными массами и занял громадное пространство на всём длинном семивёрстном пути печального шествия. Дома города облеклись в глубокий траур; особенно выделялось траурное убранство здания Думы, гостиного двора и помещений иностранных посольств, выкинувших траурные флаги. Ровно в половине десятого утра, тремя пушечными выстрелами с Петропавловской крепости дан был первый сигнал для лиц, участвующих в печальной церемонии. Войска гвардии и Петербургского военного округа расположились шпалерами от Зимнего дворца до Петропавловской крепости на пути всего следования печального кортежа, кроме тех частей войск, которые участвовали в процессии. Всеми войсками командовал генерал-адъютант А. Костанда. Войска были одеты в парадную форму, в мундиры, при караульной амуниции, в глубоком трауре. В начале одиннадцатого вдоль пути шествия между Зимним дворцом и Николаевским мостом началось интенсивное движение. Лица, участвующие в процессии, спешили занять свои места. Окна и балконы домов по пути были заняты множеством людей. Начавшееся суетливое движение было как бы предвестником скорого установления порядка всего церемониала. Действительно, когда в одиннадцать часов утра раздался второй сигнал, все были на своих местах.

В это время в Большом соборе Зимнего дворца вокруг гроба императора собралась вся царская семья. По отслужении краткой литии митрополитом Исидором, в сослужении митрополитов Московского Макария, Киевского Филофея и четырёх епископов сперва вынесены из церкви ордена и регалии, затем в предшествии певчих и духовенства гроб понесли члены царской семьи.

Изголовье гроба нёс Александр III. Гроб был вынесен на Иорданский подъезд и поставлен на траурную колесницу, запряжённую восемью лошадьми в траурных попонах с императорскими гербами. Колесница имела вид балдахина из золотой парчи. Вокруг карниза балдахина был ряд букетов из страусовых перьев, а на его вершине помещалась императорская корона.

Раздался третий сигнал: удар большого колокола в Исаакиевском соборе, затем во всех церквах погребальный перезвон. Это было в половине двенадцатого.

Чтобы судить о протяжении печального кортежа, достаточно сказать, что, когда траурная колесница двинулась от Иорданского подъезда дворца, голова процессии – собственный Его Величества конвой – находилась уже в первой линии Васильевского острова. В процессии приняли участие представители учреждений, созданных только что минувшим царствованием: представители городских общественных управлений, земских учреждений, судебных установлений и крестьянского самоуправления. Из иногородних прибывших выделялись представители Первопрестольной: московский губернский предводитель дворянства граф А. Бобринский и московский городской голова С. Третьяков. Тут были студенты Петербургского университета, Медико-хирургической академии, Института инженеров путей сообщения, гимназий, реальных училищ и других учебных заведений.

57 иностранных орденов и 15 русских знаков отличия и орденов несли особы первых трёх классов. Императорское знамя нёс генерал-адъютант Грейг, щит – генерал-адъютант князь Меншиков, императорский меч на трёх подушках – граф Шувалов (бывший посол) при двух ассистентах. Короны несли: грузинскую – генерал-адъютант Семека, таврическую – генерал-адъютант Бистром, сибирскую – генерал-адъютант Глинка-Маврин, польскую – генерал-адъютант Непокойчицкий, астраханскую – граф Валуев, казанскую – действительный тайный советник Титов; государственную державу – генерал-адъютант Новосильский; государственный скипетр – граф Гейден; корону императорскую – князь Суворов. За регалиями шествовало после певчих духовенство в траурных ризах. Во время шествия войска, стоявшие шпалерами, отдавали честь, музыка играла на молитву и «Коль славен». Непосредственно за гробом шёл Александр III без пальто, в одном мундире, в общей генеральской форме с Андреевской лентой через плечо. За государем следовали, также пешком и без шинелей, члены императорской семьи, несколько правее – министр двора и свита государя. Императрица с наследником цесаревичем следовали в траурной карете. В следующих каретах ехали герцогиня Эдинбургская и великие княгини.

В целом, как отмечали очевидцы, процессия перенесения останков императора. в крепость была проведена крайне небрежно. Согласованность и стройность шествия не выдерживались, Многие чиновники разговаривали и шли не попарно, как было предписано, а кучками и даже курили. Нёсшие ордена порой обращались с ними бесцеремонно, держа, например, подушку под мышкой. До прибытия процессии к Петропавловскому собору, в нём собрались чины дипломатического корпуса, придворные дамы, генералы, не участвовавшие в кортеже, высшие гражданские чины, дворянство и купечество.

Собор преобразился. Среди храма между четырьмя колоннами был сооружён балдахин и катафалк.

Только в 2 часа 20 минут дня гроб прибыл к собору, был внесён вовнутрь членами царской семьи и поставлен на катафалк. Александр III и вся царская фамилия стояли на возвышении подле гроба. Во время внесения гроба в храм все присутствовавшие преклонили колена. То же самое было повторено при совершении панихиды, когда пелось «Со святыми упокой» и «Вечная память». По окончании панихиды, новый император и августейшие родственники благоговейно преклонились пред гробом и затем покинули собор.

Могила Александра II, согласно его желанию, выраженному задолго до катастрофы, находится рядом с гробницей недавно почившей императрицы Марии Александровны и цесаревича Николая. О том, что останки Александра II внесены под сень Петропавловского собора, столица узнала в 2 часа 20 минут по раздававшимся с крепости пушечным выстрелам.

15 марта в Петропавловском соборе прошла последняя торжественная печальная церемония погребения тела почившего императора Александра II.

Отклики на смерть Александра II

Следует отметить, что гибель царя-освободителя мощным резонансом прокатилась по всей стране и нашла широкое отражение в отечественной прессе. И монархические и либеральные органы печати подробно комментировали происходящие события и не скупились на различные советы, рекомендации и пожелания.

Выразительница охранительных взглядов газета Каткова «Московские ведомости» настойчиво требовала усиления государственного начала: «По мере того как ослабляется действие законной власти, нарождаются дикие власти… вместо явного правительства появляются тайные». Ответственность за убийство императора 1 марта газета возложила не столько на «ничтожную кучку ошалелых мальчишек», сколько на общество в целом, которое, «Гоняясь за разными видами либерализма, не понимая сущности свободы, попало в… духовное рабство».

На события 1 марта повсеместно откликнулись земские и городские учреждения, многочисленные профессиональные объединения, высшие и средние учебные заведения.

Многие земства представили новому монарху верноподданнические адреса с изъявлением глубокого сочувствия и заявлением о полной поддержке царя и правительства и готовности «пойти на борьбу с крамолой». По данным историка Б. Б. Веселовского, с адресами к Александру III обратились 31 уездное и 7 губернских земств. В ряде этих адресов содержались призывы к непосредственному единению царя и народа, т. е. созыву «представителей земли» (Рязанское, Тверское и др.). Экстренное московское губернское земское собрание, состоявшееся 7 марта, обратилось к молодому императору с ходатайством о сооружении в Московском кремле на средства всей земли русской памятника Александру II за его достойные дела: освобождение миллионов крестьян, создание земского и городского самоуправления, введение правого и скорого суда.

На многих собраниях принимались решения о выделении средств на сооружение храма в Петербурге на месте смертельного ранения Александра II, а также об увековечении его памяти в пределах своего края. В Финляндии, например, во многих городах была открыта подписка на памятник почившему государю, который со временем был установлен в Гельсингфорсе (Хельсинки) и сохранился до наших дней. Во всех храмах Российской империи состоялись панихиды по усопшему царю-освободителю.

Тяжёлая, мученическая кончина монарха, царствование которого было так обильно благими делами, произвела, конечно, глубокое впечатление не только на русский народ, но и за границей. Кроме немногих радикальных органов революционных партий, вся зарубежная пресса выразила громкое негодование против фанатиков-террористов и скорбь о царственном мученике. До сих пор, при подобных случаях, только главы царствующих династий выражали свои чувства: это было их исключительное право.

Относительно же постигшего несчастья 1 марта к чувствам царствующих династий присоединились чувства и народных представителей для выражения соболезнования Александру III и народу России.

Сенат и парламент Франции чествовали в погибшем царе одного из величайших реформаторов XIX столетия, даровавшего свободу миллионам рабов, и видели в нём истинного благодетеля и друга Франции.

Аналогично с Францией прислал России германский народ свои соболезнования «о лучшем друге Германии». Такие же чувства выразили итальянский парламент, греческая, голландская, английская, американская палаты, из Испании и из далёкой Бразилии. Лишь в австрийском рейхстаге не признали уместным какое-либо заявление в связи с происшедшей трагедией.

2. ПРОЕКТЫ СПАСЕНИЯ РОССИИ

Гибель царя-освободителя и вступление на престол Александра III вызвали появление ряда записок – проектов «спасения России» и совершенствования государственного управления.

Обстоятельную и в то же время противоречивую по своему содержанию записку «Задачи нового царствования» в начале марта через Победоносцева передал Александру III видный общественный деятель Б. Н. Чичерин. «Теперь, – убеждает он, – всякое ограничение власти было бы гибелью» (215, т. 1, с. 113). В то же время он предлагает привлекать «здоровые элементы», до сотни выборных от дворянства и земств в высший законосовещательный орган – Государственный совет. Главным мотивом в записке Чичерина является призыв всеми средствами, без оглядки, решительно бороться с революционным движением.

«Задача верховной власти, – рассуждает Чичерин, – состоит в настоящее время в образовании однородного, вполне согласного между собою правительства… От министров следует потребовать общей программы действий и, следовательно, совокупного обсуждения важнейших вопросов и принятия совокупных мер (162а, с. 37).

6 марта к царю с докладной запиской обратился маркиз Велепольский. Стараясь воспользоваться обстоятельствами, он предлагал расширить местную автономию и обеспечить своим польским соотечественникам признание их национальных особенностей и полную веротерпимость. Для москалей же он требовал только одного – поражающих воображение репрессий (162а, с. 41—42).

В записке Лорис-Меликову изложил свои мысли один из основоположников российского либерализма, сотрудник газеты «Голос», профессор государственного права А. Д. Градовский. Не выдвигая в ней никакой конкретной программы, он доказывал необходимость создания какой-то следственной комиссии для изучения причин возникновения нигилистического движения (162а, с. 42).

Бывший петербургский губернский предводитель дворянства А. А. Бобринский в записке, датированной 10 марта, подчёркивал: «По нашему убеждению то время, когда Россия должна быть призвана к совету, настало. Исторический вопрос необходимости того или другого представительства страны созрел» (381, 1928, т. 6(31), с. 142).

Профессор политической экономии и статистики киевского университета Д. И. Пихно в письме от 18 марта писал: «Многие у нас, как и у вас, ищут спасения в конституции. Другие, в том числе и я, утверждают, что, не создавая никаких ограничений для власти, не связывая её, нужно прежде спросить страну, призвать её только для совета, а затем уже решать, что нужно делать» (162а, с. 47).

В записке, посланной в мае, граф П. П. Шувалов считал, что одних репрессивных мер для борьбы с нигилизмом недостаточно. Необходимо привлекать выборных от земства.

Поступали различные советы царю также и из-за рубежа. Прислал письмо император Вильгельм I, внучатый дядюшка Александра III. Не отрицая пользы созыва народных представителей, престарелый император предостерегал своего внука от «подводных камней, которых необходимо избегать при даровании конституции». Он рекомендовал не вводить всеобщего избирательного права и не допускать парламент к реальному управлению государством. Практиковать трёхгодичный бюджет. Разрешить равноправность вероисповеданий. «Не допускать неограниченной свободы преподавания и печати» (162а, с. 47—48).

Не имея никакого представления об условиях российской жизни, прислал свои рекомендации префект парижской полиции Андрие. Он предложил молодому царю издать манифест, в котором объявить, что он желает дать народу гарантии благосостояния и спокойствия не только строгим сохранением существующих законов, но также реформами и постепенно расширяемой свободой, подобно тому, как это делал его усопший родитель. Никакое правительство не должно уступать перед насилием нигилистов. Есть раны, которые требуют раскалённого железа, и нигилизм из числа таких ран. «Для страшных болезней нужны страшные лекарства… Террористов следует укротить, как укрощают диких зверей… Следует купить кого-либо из нигилистов: купленный продаст и сообщников» (162а, с. 49—51). Наиболее радикальные предложения исходили всё же от «излюбленного интимного советника», как его позже окрестили, К. П. Победоносцева. Своими письмами, записками и советами изо дня в день он побуждал Александра III к более решительной и жёсткой политике. Известно, что уже 1 марта он писал новому монарху: «Вам достаётся Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы её повели твёрдою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твёрдо, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никак». «Не упускайте случая заявлять свою решительную волю, прямо от Вас исходящую», – напоминает он вновь уже 3 марта.

6 марта Победоносцев обстоятельно рекомендует Александру III направить правительственную машину по более правому политическому курсу. «Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, – настаивает этот «русский папа», – надобно уступить так называемому общественному мнению, о, ради бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте. Это будет гибель, гибель России и Ваша: это ясно для меня, как день… Не оставляйте графа Лорис-Меликова, – вновь настаивает обер-прокурор Синода. – Я не верю ему. Он фокусник и может ещё играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведёт Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты и вёл игру внутренней интриги» (211, т. 1, с. 315—316).